- Я так люблю тебя. Я так скучаю по тебе.
Она раскинулась поперек постели, мягкая и розовенькая после душа, откинула со лба влажные волосы гибкой, светящейся в сумеречном свете рукой. Снова стала печатать сообщение в «аське»:
- Мне так жаль, что у нас с тобой есть только это: несколько дней встреч в год и много-много слов. И все.
- А чего бы ты еще хотела?
Она поколебалась. Опустила глаза, прижалась разрумянившейся от внезапного волнения щекой к собственному ароматному плечу. Дрожащими пальцами выбила:
- Ты сам знаешь – тебя. А эти тысячи километров…
- Не могут нам помешать.
Она чуть испуганно улыбнулась и замерла, чувствуя, что сейчас что-то случится. Случится у нее с ним – с ними, которые знали еще так мало о телах друг друга – но так много о душе.
- Что ты имеешь в виду?
- Я бы хотел сейчас целовать твою шею.
Она невольно дотронулась до точки своего пульса под ушком. Вздрогнула. Сердцебиение стало тяжелее и резче, окутало тяжелым багровым цветом.
- А потом спускался бы все ниже и ниже.
Пунктирной линией своих – его – прикосновений – к ложбинке ключиц, по мосточку сросшихся ребер, через пупочек – играть с золотистой, едва заметной тропинкой почти персикового пуха внизу живота.
- Прекрати, - «я не хочу, чтобы ты прекращал».
- А тебе разве этого не хочется?
Она секунду помедлила. Что важнее – кем-то выдуманная скромность или их общее желание?
- Я бы целовала твои руки. Прятала бы в них лицо. Я так люблю твои руки… Касалась бы губами самых кончиков пальцев.
- А я бы…
У нее защекотало внизу спины, там, где изящно-кошачий прогиб поясницы.
Он становился осязаем. Все ближе и ближе. И его колдовские слова, кружево слов, изящные, тонкие фразы – кружились, ткали его образ, его тепло близко, едва уловимо, как будто только что здесь было его тело – но, так и не коснувшись ее, ушло, ушло, оставив едва осязаемый след…
Его мечты становились все откровеннее, как в жизни – поползновения неопытного, но страстного любовника. Она, медленно собираясь с мыслями, робко отвечала ему.
Их диалог был – как бесконтактный танец, как связь двух магнитов через преграду, как изощренная, тонкая борьба. Взмах – взгляд – улыбка – защита – сильное пожатие руки…
Теперь он был настойчив. Писал почти без перерыва. Он словно торопился сказать ей все то, о чем бесконечно долго мечтал, о чем тосковал без нее невыносимо давно, на что с таким трудом решался – и вот, наконец...
Она расслабилась. Посмотрела на собственное прекрасно-бесстыже разметанное тело, на свои хрустальные кисти, изучающие его так вкрадчиво, так опытно под руководством другого человека – но и продолжением ее самой.
В ушах зазвенело, и ритм сердца подчинял всю ее себе, медленно, вязко перемещалось из груди – ниже, ниже, и пульс уже скоро разносился только оттуда – из оранжевого солнца самого сокровенного, самого томного, самого древне-архаичного, языческого, сакрального, потаенного, из чакры свадхистаны, из треугольника, через вершину которого – кто знает? – могла бы пройти Золотая нить, если бы касались его лишь те, кто во всех истинных смыслах является нашим продолжением…
Он окончательно осмелел – и она тоже. После душа пальцы замерзли из-за сцелованной холодным воздухом воды, и она вздрогнула от температурного контраста своего тела, но в то же время робко улыбнулась…
Солнце в внезапном захлебывающемся стоне заката брызнуло на все вокруг неистовым, призрачно-раскаленным светом, золотым, рубиновым, алым, залило и ее кровать.
Прикосновение тепла к ее бедрам…
Ты здесь, здесь, я люблю тебя, Боже, как я люблю тебя..!
Пурпурная волна с песчано-седыми жилками, дрожь, сдержанный стон, отчаянное объятье, обращенное к пустоте…
Пару минут они оба молчали. Потом она глубоко вдохнула, повела вокруг затуманившимся взглядом. На щеках рдел румянец, начинающий медленно облетать, как потрескавшаяся от холода краска. Действительно, холодало.
Широким жестом она завернулась в одеяло и напечатала влажными пальчиками, с глубокими разнеженными теплом морщинками на подушечках:
- Спасибо. Я люблю тебя.
- Я люблю тебя. Обожаю. Скоро…
- Да. Скоро мы будем вместе навсегда.