Отчуждение как философская проблема

Проблема человека относится к числу вечных проблем философского познания и знания наряду с исследованиями общих законов развития природы, общества, мышления и в неразрывной связи с ними. Человек, писал К.Маркс, есть самоцель, душа и основной капитал коммунизма. Коммунизма как действительного гуманизма.

В этой связи проблема, составившая цель данной работы есть безусловно актуальной и требует глубокой и всесторонней разработки. Особенно важным представляется нам сохранение в чистоте марксистского понимания ее в деле идеологической борьбы с нашими противниками из лагеря капитала, из лагеря предыстории, пошедшими ныне в своей последний и решительный. О решительности ничего не скажу, но что в последний – это точно. Речь идет об отчуждении.

Хотя по этой проблеме написана и пишется многочисленная литература, это не значит, что она относится к числу тех проблем, которые «закрывают, чтобы открыть вновь». Нет, к сожалению, и оснований для вывода: количество обращений к ней перешло в качество адекватного ее постижения. Скорее даже наоборот: такой живой интерес к ней свидетельствуют о том, что не все еще ясно, не все моменты, нюансы ее трактуются и понимаются однозначно и научно-безупречно. Не говоря уж о том, что есть целые колонии «теоретиков», суть «философских» усилий коих: мародерство и фальсификация. В т.ч. и в проблематике, связанной с отчуждением.

На наш взгляд, заслуживает особого внимания в исследовании проблемы отчуждения целая группа вопросов. К ним, в частности, относятся: «отказался» ли К. Маркс в своих зрелых работах от проблемы «отчуждения»; о соотношении отчуждения и частной собственности; о соотношении отчуждения и опредмечивания – распредмечивания; отчуждение и овеществление; отчуждение и разделение труда; отчуждение и распределение труда; отчуждение и товарный фетишизм; надстроечные виды отчуждения (через призму вопроса о судьбах отчуждения при социализме) и другие моменты. Где, как нам представляется, или еще достаточно четко не расставлены акценты, или нет единства у марксистов – философов в истолковании того или иного момента.

Единственно приемлемой формой начала подобного исследования нам представляется историко-философская реконструкция того пути, который «проделала» данная проблематика в основных произведениях Маркса, где эти моменты находят свое наиболее полное выражение (к числу таких работ относятся «Докторская диссертация», «К критике гегелевской философии права», «К еврейскому вопросу», «Святое семейство», «Экономическо-философские рукописи 1844г.», «Немецкая идеология», «Экономические рукописи 57-59 гг.», «Капитал» и другие).

При этом мы старались связывать эти положения с вопросами современного коммунистического строительства в странах, пишущих первые страницы действительной истории, классовой борьбы в странах капитала, использовали достижения современной марксисткой науки в интересующих нас вопросах. Однако: просим читателя принять во внимание, что за последнее время в странах «бывшего» СССР, включая и Россию, и Украину не было издано, не было официально опубликовано … практически ни одной строчки произведений К. Маркса, Ф. Энгельса. Понятно: В.И. Ленина. И, фактически, ведется оголтелая «война на истребление». Война с наукой…

…Основному телу исследования предпослан небольшой историко-философский экскурс, где фрагментарно, эскизно дан очерк развития взглядов на эту проблему в учениях Ж-Ж. Руссо, Гегеля, Фейербаха. Нам представляется, что такой экскурс нужен для более органического подхода к проблеме от самых ее истоков. Ведь иногда ошибки мудрых гораздо ценнее истин глупцов… А, равно: лучше с умным потерять, чем с дураком найти…

Здесь же, на примере неофрейдизма, мы пытались показать, к чему сводятся попытки современных философов и социологов: гальванизировать проблему отчуждения, представить ее вечной, внеисторичной и универсальной, что, будучи освобожденным от флера наукообразности, означает лишь одно – безудержную апологию капитализма. Апологию предыстории.

В своей работе мы пытались (преследуя единственную цель – добиться системности рассмотрения) органически соединить логический и исторический аспекты проблемы. Разумеется мы не могли исчерпать и малой доли всех интересных моментов, связанных с проблемой отчуждения, с проблемами действительного гуманизма. Впрочем, мы и не ставили себе такой задачи. Ведь мир – субстанциален, а посему научное его постижение – беспредельно.

…Еще и сейчас нередко можно встретить ошибочное мнение, будто Маркс в полном виде и некритично заимствовал категорию «отчуждение» из философии Гегеля и что она является порождением исключительно идеалистической спекуляции (хотя, де, впоследствии и была в известной мере преобразована Марксом). Что же касается бесчисленных «марксологов», «советологов» и других «специалистов по Марксу» то для них это – сама собой разумеющаяся, азбучная истина. Ибо: «плохой Маркс продается хорошо, нормальный Маркс не продается совсем»…

В действительности же эта категория начала складываться первоначально не на идеалистически отвлеченной основе, но на базе общественно – политической проблематики государства и собственности в работах философов – материалистов XVII-XVIII вв. и теоретиков «общественного договора». «Ожесточенная классовая борьба в период английской буржуазной революции и кануна буржуазной революции XVIII века во Франции стояла у колыбели категории «отчуждение». [19.]

В смутной форме понятие «отчуждение» уже встречается как один из мотивов в «Левиафане» Т.Гоббса; государство, возникающее как результат общественного договора граждан, отчуждает права и волю этих граждан, превращая их в слепое орудие своей воли.

В творчестве Ж.Ж. Руссо проблема «отчуждения» занимает значительно большее место. В его философии истории и социологии «отчуждение» (alienation) употребляется в преимущественно юридическом смысле, значении (как лишение, конфискации, продажа имущества). Руссо (в «Общественном договоре», «Новой Элоизе» и др.) охарактеризовал современную ему социальную реальность как отчужденную, отчужденную прежде всего в том смысле, что «люди, создав собственность, сделали себя несчастными». Руссо жил и творил в переломный период и это сказывалось в его творчестве тем, что в последнем дано сложное переплетение антифеодальных, антиклерикальных и антикапиталистических настроений. Социальные институты как распадающегося феодального так и становящегося капиталистического, буржуазного общества изображаются Руссо в виде враждебной, противостоящей людям силы, которая «сталкивает их друг с другом, вызывает внутренний разлад в сердцах и обрекает на одиночество». [27.270.] Эта сила деформирует и разрушает естественные порывы людей, лишает их свободы.

Однако выход, который указывает Руссо – иллюзия. Он мечтает о возврате «золотого времени» (впрочем, никогда в реальности не имевшего места), о создании республики с уравнением ее будущих граждан в имуществах; альтернативой к существующему, по Руссо, является бегство от собственнических отношений и от «социального» вообще. Впрочем, мы не будем останавливаться на заблуждениях и ошибках Руссо, нас в данном случае интересует лишь то, что он одним из первых наполняет понятие «отчуждение» социально-политическим смыслом (правда, в очень значительной степени руссоистское «отчуждение» состоит из психологических и моральных моментов). Так, согласно Руссо, преодолеть нравственную порчу, вызванную самими же людьми, можно было, лишь руководствуясь его, Руссо социальными рецептами и предписаниями. А в чем они заключались, нам известно… Таким образом, понятие «отчуждение» не получило у Руссо сколько-нибудь отчетливую, определенную разработку, не было выделено в предмет самостоятельного научного исследования. Ситуация отчуждения, считает Руссо, возникает в процессе взаимодействия индивидуумов, из которых каждый руководствуется «любовью к самому себе», стремлением к осуществлению любой ценой ощущаемых потребностей. Социально-экономический, политический, моральный и психологический аспекты проблемы Руссо различал смутно, тем более не понимая действительной зависимости между ними. Налицо еще полная «погруженность в проблемную ситуацию» темы отчуждения, синкретичность ее.

Он прибегал в конечном счете к той же схеме, которая была разработана Гельвецием в его этике: отрицательные явления самых различных видов возникают, проистекают из раскола между подлинной пользой людей и неверно ориентированными их личными интересами, реализация которых приносит не ожидаемую пользу, но лишь вред.

«Таким образом, во французской социологической традиции конца ХVIII века начинает формироваться понимание отчуждения как своеобразной социальной ситуации (напоминающей арабскую легенду о джинне, выпущенном из бутылки или последствия от неправильно брошенного австралийского бумеранга): продукт человеческой деятельности становится господствующим над собственно человеческой силой. На почве учения об общественном договоре возникло представление об обратном воздействии социальных институтов, отношений и т.д., зависимых по своему генезису от людей, но впоследствии приобретающих не только относительную самостоятельность, но и способность влиять на людей губительным, разрушающим (деструктивным – Б.Н.) образом». [19.]

Здесь сделаны лишь первые робкие шаги к идее главенства экономического отчуждения перед таковым политическим, моральным, психологическим etc.

Особо следует выяснить «взаимоотношения» с данной категорией Гегеля. Дело в том, что в современной западной «философии» бытует и упорно отстаивается «верность» тезиса о том, что Маркс некритически заимствовал (!) категорию «отчуждение» у Гегеля, иными словами, что смысл, который вкладывали в эту категорию Маркс и Гегель – тождественный. Позже мы детально остановимся на выяснении сути дела Марксом, а пока вкратце – чем же было «отчуждение» для Гегеля?

Абсолютный дух, развиваясь, отчуждает от себя природу, человека, творит их, опредмечивает и, пройдя через всю историю, историю культуры, в итоге познает себя в гегелевской философии, то есть, распредмечивает.

Несколько подробней: исходным пунктом всего для Гегеля был «объективный дух», идея. Однако чистое бытие этого духа, идеи было пустым, было «ничто» (категория, ставшая впоследствии вместе с «бытием» началом гегелевской «Науки логики»).

Чтобы возвратиться «к себе», выражаясь языком Гегеля, из «в-себе» (an sich) сделаться «для – себя» (f;r sich), чтобы быть в состоянии самой стать предметом, идея нуждается в том, чтобы было нечто, противостоящее ей, которое было бы одновременно и она сама и нечто совершенно иное, чужое. Таким образом, идея в своей абсолютной истине решается из самое себя отпустить (антропоморфный способ выражения в данном случае надежно свидетельствует о происхождении этого представления из человеческой практики) непосредственную идею как свое отражение и произвести себя из себя в виде природы, так что природа оказывается «идеей в форме инобытия»... [7.1.344.]

Теперь идея, чтобы стать «бытием-для-себя» должна «вобрать в себя обратно» возникшую таким образом из нее природу или, иными словами, «погрузиться в нее». Благодаря этому, природа, в свою очередь, приходит в движение. Она не обладает своим «бытием-в-себе» и поэтому также вынуждена приобрести его путем акта самоотчуждения. Это происходит таким образом, что природа порождает человека. Но человек, по Гегелю, есть не что иное, как самосознание. Как таковой, он опять представляет собой нечто только «в-себе» и чтобы полностью «возвратиться-к-себе» нуждается в своей противоположности. Он отделяет, отчуждает от себя действительный мир в виде истории. И так продолжается дальше. «Мир этого духа распадается на два мира: первый есть мир действительности, или мир самого отчуждения духа, а второй мир есть мир, который дух, поднимаясь над первым, «сооружает» себе в эфире чистого сознания.

Этот второй мир, противоположный указанному отчуждению именно поэтому от него не свободен, а, скорее, есть лишь другая форма отчуждения, которое в том и состоит, что обладает сознанием в двоякого рода мирах и которое объемлет оба». [7.4.262.]

Однако субъектом этого довольно запутанного процесса всегда остается идея – «субстанция и всеобщая, себе самой равная постоянная сущность». Многократно отчужденный до состояния «нравственной действительности» дух выступает уже как «самость действительного сознания, которому он противостоит или, лучше сказать, которое противостоит себе как предметный действительный мир, но мир… потерявший для самости все значение, что-то иное». [7.4.233.]

И еще одно извлечение, в котором в какой-то степени содержится в резюмированном виде этот процесс. «История духа есть его деяние, ибо он есть лишь то, чт; он делает и его деяние заключается в том, что он делает себя – здесь это означает себя в качестве духа – предметом своего сознания, в том, что он постигает себя, истолковывая себя для себя самого. Это постижение есть его бытие и начало (Prinzip), и завершение его постижения есть вместе с тем его отчуждение и его переход. Выражаясь формально, нужно сказать, что дух, снова постигающий это постижение и, что одно и то же – возвращающийся к себе из отчуждения, есть дух высшей ступени в сравнении с собою, каким он был в первом постижении». [7.7.354.]

Будучи изложенной в таком виде, эта мысль должна была бы продолжаться в бесконечность или хотя бы открыть возможность дальнейшего движения в виде теории будущего развития человечества. Вместо этого Гегель сводит ее только к трем этапам: идея и природа, природа и субъективный дух (человек), человек и «просвещенное государство». В этом государстве, венец которого – философия, самоотчуждение внезапно прекращается, поскольку в философии Гегеля процесс отчуждения находит свое завершение и конец.

Для великого немецкого идеалиста, как мы уже говорили, сущностью человека является самосознание. Поэтому опредмечивание сущности, вынесение ее «во-вне», отчуждение ее в вещах и власть вещей над ней есть великое несчастье для сознания и рабство для человека. При этом, что характерно для Гегеля (запомним это, т.к. это один из существеннейших моментов отличия понимания отчуждения Гегелем и Марксом), он НЕ РАЗЛИЧАЕТ независимость от сознания и чуждость, враждебность ему. Поэтому чуждой самосознанию у него выступает и практически измененная человеком, очеловеченная природа и вся природа в целом.

Иными словами, в этом смысле для него нет разницы между «опредмеченным самосознанием» и «предметностью» как таковой, то есть между практикой и объективной реальностью и действительностью.

Гегель видит преодоление власти над человеком, снятие порабощения человека отчуждением в «снятии власти предметности над самосознанием». Пред лицом современных ему общественных противоречий Гегель был вынужден обратится к магии идеалистических умозрительных построений. Там, где терпит крушение «эмпирическая» свобода людей – утверждается свобода «истинная» – царство божие внутри нас. Эта свобода, по Гегелю, выступает в форме стоической философии, у скептиков, неоплатоников и, наконец, в христианстве. Такой порядок вещей намечен уже в книге завета гегелевской философии – в «Феноменологии духа», изображающей постепенное восторжествование мышления над чувственно – предметным миром.

В отличие от Гегеля, как мы увидим это ниже, Маркс рассматривает опредмечивание идеального, объективацию субъективного как воплощение в материальные процессы, предметы, вещи громадного богатства идей и творческих замыслов человека, как обращение их на службу обществу. Подобная реализация идеального в материальном через общественную практику, через труд для общества внутренне присуща человеческой деятельной сущности и получит самое широкое свое развитие при коммунизме. С той принципиальной оговоркой, что труд обретет качество творчества, которое и есть способом бытия действительного гуманизма. Дествительной истории. Маркс, обобщив достижения предшествующий прогрессивной мысли, в частности достижения английской буржуазной политической экономии, французского утопического социализма и немецкой классической философии сумел научно безупречно разрешить проблему отчуждения, показать, что отчуждением человеческой сущности является не сама по себе деятельность опредмечивания, не предметность как таковая, то есть независимый от человека реальный и действительный мир, а частная собственность на средства производства (т.е. исторически преходящая форма опредмечивания), которая ставит на место всего богатства сущностных, творческих по своему характеру сил человека одно чувство – чувство обладания, обращающая продукты деятельности человека, самое эту деятельность против него самого.

Что же касается вопроса об отождествлении Гегелем отчуждения с предметностью как таковой, то Маркс показывает, что в известной степени тот был прав. Природа непознанная, неочеловеченная всегда в какой-то мере была чуждой человеку, пугающей его своим слепым могуществом. Но слепым оно оставалось лишь до поры – познанное и поставленное на службу человеку, оно лишь делало более могущественным самого человека… Но парадокс заключался в том, что чем больше человек имел, чем более грозные стихии он покорял и осваивал, тем более нищим он становился, тем бессильнее он был перед лицом тех общественных отношений, чувств, идей и институтов, которые складывались у человека по поводу производства им своей жизни. Вот как-раз ЭТО отчуждение и есть ТО понятие, та категория, которая должна быть предметом и объектом философской рефлексии В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, когда речь идет об отчуждении. И в этом четком определении предмета рассмотрения, его исторических «рамок» – величайшая заслуга Маркса. Как мы попытаемся доказать это ниже, общего у Маркса и Гегеля было лишь то, что и тот и другой использует одинаковый термин – О Т Ч У Ж Д Е Н И Е. На этом всякое сходство кончается.

Правда, здесь будет уместно сделать одно пояснение. Дело в том, что ТО, что переводится на русский язык как «отчуждение», в языке немецком – родном языке Гегеля, Фейербаха и Маркса имеет несколько аналогов, различающихся в нюансах, иногда очень существенных, чтобы от них просто отмахиваться, либо же не принимать в расчет.

Французское alienation (вспомним Руссо) имеет ярко выраженное значение – отчуждать, лишать, отнимать, делать враждебным, неприятным. Иначе обстоит дело в немецком языке. Здесь понятие «чужой» (fremd) хотя и имеет некоторый налет негативности, но в большинстве случаев не воспринимается как нечто отталкивающее и враждебное, угрожающее, пугающее. Несколько предваряя события (изложение) отметим, что К.Маркс уже в произведениях 50-60-х годов представил общую структуру отчуждения. Выражая в категориях «Ver;u;erung», «Ent;u;erung», «Entfremdung», «Fremdigkeit» различные стороны отчуждения, он проводит строгую субординацию между ними в соответствии с объективной зависимостью внутри реальных процессов, описываемых, – отражаемых, – категорией «отчуждение».

Категории «Ver;u;erung», «Ent;u;erung», «Entfremdung» выражают углубление процесса отчуждения по мере развития товарно–денежных отношений. «Ver;u;erung» характеризует акт передачи, отчуждения товара одним товаровладельцем другому, т.е. изображает отношение простого товарного обмена. И поскольку товарный обмен (как момент) существует и при развитом капиталистическом обществе, постольку «Ver;u;erung» описывает свойственные ему общественные отношения, но описывает с поверхностной, обменно–правовой стороны. В частности, теоретики общественного договора как-раз и фиксировали преимущественно это, – юридическое, – выражение экономических отношений капиталистического общества.

Категория «Ent;u;erung» характеризует уже более глубокое содержание в превращенных социальных отношениях. Она выражает овеществление социальных отношений в деньгах – вещном носителе абстрактного богатства, в капитале (как деньгах). Отчуждение во внешнем бытии его – вот тот аспект, который фиксирует это понятие.

Категория «Entfremdung» отражает наиболее глубинные процессы отчуждения, она связана с отчуждением всего социального мира, создаваемого человеком, от него самого. Мир духовной и материальной культуры становится здесь миром капитала и превращается в нечто чуждое и враждебное своему творцу – человеку. При этом и юридическое отчуждение, и отчуждение во внешнем бытии являются внешними формами процесса отчуждения.

Буржуазные идеологи ограничиваются описанием чуждости (Fremdigkeit) предметного мира, создаваемого человеком, лишь фиксируют отчужденное состояние, бытие в отчужденной форме. К.Маркс же, всесторонне исследуя процесс и результаты отчуждения, вскрывает за вещной оболочкой социальных отношений их исторический тип. В «Капитале» К.Маркс со всей отчетливостью (и мы пытаемся показать и доказать это) выявил специфику этих сторон отчуждения, что позволило ему органически связать теорию отчуждения с теорией фетишизма. Товарного и денежного. Овеществление общественных отношений и персонификация вещей есть одно из проявлений отчуждения. Обособление социальных сил человека, превращение их в самостоятельные вещные силы выражает одну из сторон процесса отчуждения. Выявив отчуждение в его различных формах, Маркс тем самым создал прочный теоретический фундамент развитого в «Капитале» учения о товарном фетишизме. Поэтому необходимо твердо запомнить, что понятие «отчуждение» в немецком языке полисемантично, многозначимо, отнюдь не всегда связано с чисто или по преимуществу отрицательным значением. Только в совершенно определенных условиях, в конкретном контексте оно становится действительно негативным, превращаясь как юридически, так и по существу в понятие лишения, отчуждения, грабежа.

И Гегель, и Маркс так или иначе в своих работах дифференцировали понятия «безразличного», позитивного и «враждебного», негативного отчуждения. Это или оговаривается в контексте, или же для выражения применяются различные термины (о чем шла речь выше). Перевод же их всех на русский язык одним словом – «о т ч у ж д е н и е» создает определенные трудности для исследования. А для наших идеологических противников и вовсе служит орудием бессовестных спекуляций (в худшем значении этого слова).

Несколько слов об отношении к проблеме отчуждения «великого безбожника» – Людвига Фейербаха. Л. Фейербах использует категорию отчуждения в критике религии и идеализма. Религиозное сознание – это отчужденное, разорванное сознание. Человек отчуждает свою реальную, предметно-чувственную сущность в трансцендентное, потустороннее. Отчуждая свою родовую сущность, человек наделяет ею Бога. «Теология раздваивает и отчуждает человека, чтобы эту отчужденную сущность опять – таки с ним отождествить». [36.1.117.] Собственные силы человека предстают как сверхъестественные, божественные силы. Они начинают господствовать над ними. Религиозное отчуждение разрушает общественную жизнь. «Чтобы обогатить бога, надо разорить человека; чтобы он был всем, человек должен сделаться ничем». [36.2.56] Причину отчуждения человека Л.Фейербах склонен видеть в психологических состояниях чувства зависимости, страха, экстаза и т.д. Известное выражение Л.Фейербаха, ставшее почти афоризмом, как нельзя более метко передает этот факт: «Если бы человек не умирал, если бы он жил вечно, если бы, таким образом, не было смерти, то не было бы и религии. Человек и смертный, бог и бессмертный – у древних одно и то же. Только могила человека … есть место рождения богов». [36.2.527] Идеалистическая философия, говорит Фейербах – также форма отчуждения человеческой сущности, рациональное выражение религии. «Абсолютный дух» Гегеля – это отчужденное мышление человека, представленное как божественная сущность. Как мы это показывали выше, Гегель превратил сущность конечного, субъективного духа в самостоятельную субстанцию, в божественную сущность. По Фейербаху же гегелевская идея о том, что реальность есть результат деятельности духа, есть лишь рациональное выражение религиозного мифа о творении природы. Заслуга Фейербаха состоит здесь в том, что он истолковывает идеализм как логически систематизированную религию, подвергает критике эти формы отчуждения человеческой сущности. У Фейербаха преодоление отчуждения совпадает с преодолением религии и идеализма. Лишь при радикальном отрицании последних возможно возрождение единства, целостности человеческой сущности, превращение человека в действительно родовое существо, в самоцель…

Сущность действительного человека, – а, равно, и людей, и человечества, – творчество. Отсюда: отчужденная от человека (людей, человечества) сущность в форме монотеистической, – в данном случае: христианство, – религии предстает как творение. Творчество сакрализуется. И единственным и безраздельным творцом, – что поделаешь: субстанция, – становится Вседержитель. ОН. Бог. Все многообразие социальных взаимодействий, – общественных отношений, – которое, по справедливому вполне утверждению К. Маркса «в своей действительности» и есть сущность человека заменяется … тоже связью (ничего другого, к слову, вокабула «религия» и не означает). Между Богом и … убогими. Ну, а все остальное хорошо известно…

А как по необходимости? В диалектической ритмике? Полагаю, – убежден, – следующим образом. Это уже – не Фейербах. Это – Б.В. Новиков.



1. Gemeinschaft (социал–органическая связь)

2. Ge;ellschaft (социал–механическая связь)

3. Garmonienschaft (социал–гармоническая связь)



1. Сущность становящегося человека как совокупность кровно–родственных связей

2. Сущность человека как совокупность всех общественных отношений

3. Сущность человека как ансамбль общественных отношений



1. Протоистория

2. Предыстория (реальная история)

3. Действительная история



1. Доклассовая общность

2. Классовое общество

3. Бесклассовое общество



1. Общинная собственность на орудия труда

2. Частная собственность на средствах производства

3. Обобществленная собственность на средства производства



1. Протогосударство (община)

2. Государство

3. Постгосударство (общественное самоуправление)



1. Рабы

2. Крепостные

3. Пролетарии



1. Пролетарии

2. Трудящиеся

3. Творящие(ся)



1. Деятельность несвободная

2. Деятельность отчужденная

3. Творчество (деятельность свободная)



1. Деятельность

2. Творческая деятельность

3. Творчество



1. Первоначальное распределение труда

2. Общественное разделение труда

3. Распределение самодеятельности (самодеятельное распределение)



Есть своя ритмика и в развитии феномена религии.

1. Протобог – божество

2. Проторелигия – религиозность

3. Протовера – верование



1. Бог

2. Религия

3. Вера



1. Творец

2. Творение

3. Тварное



1. Грехопадение

2. Искупление

3. Воздаяние



1. Провидение

2. Предопределение

3. Попущение



Можно продолжать эти «параллели и меридианы» и дальше, ограничусь простой формулой: Бог суть ОТЧУЖДЕННАЯ СУЩНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА…

Благодаря снятию религии и отчуждения общественные свойства возвращаются человеку, все доселе божественное предстает как человеческое. Применив категорию отчуждения к материалистическому анализу явлений общественной жизни, Л.Фейербах ограничивает отчуждение ТОЛЬКО религиозной сферой, теряя тот широкий исторически – общественный характер, который она уже имела даже у Гегеля, рассматривавшего в качестве отчуждения и социальные отношения, и государство, и формы общественного сознания, и социальные институты, и общественные практики. Кроме того, Л.Фейербах не прослеживает исторического генезиса отчужденного мира и возникновения объективных предпосылок снятия, преодоления, уничтожения, отчуждения самого отчуждения.

Он лишь противопоставляет друг другу два застывших, неизменных мира: отчужденный мир противопоставляется человеческому миру любви, оставляя без всякого изменения самое отчуждение. Поскольку Л.Фейербах, проповедуя мораль всеобщей любви и выстроенную на этой основе «философию туизма», противопоставляет «истинное» и «неистинное» состояние человека, постольку он способен лишь к моральному осуждению мира отчуждения. Практическое преодоление заменяется оценкой: Фейербах стремится к изменению сознания об отчужденной реальности и действительности, так как познание (оценка) факта отчуждения и есть для него … снятие, преодоление, отчуждение отчуждения. Изменение сознания человека преодолевает его эгоизм, возвращает человеку отчужденные способности и восстанавливает родовую жизнь. Такая созерцательная позиция в конце концов приводит Л.Фейербаха … к так искренне ненавистному ему идеализму. Указывая на этот порок в теории Л.Фейербаха, Энгельс писал в одном из писем Марксу: «Фейербах пришел от бога к «человеку» и потому его человек еще увенчан теоретическим нимбом абстракции. Настоящий же путь, ведущий к «человеку» – путь совершенно обратный. Мы должны исходить из «я», из эмпирического, телесного индивида, но не для того, чтобы застрять на этом, как Штирнер, а чтобы от него подняться к «человеку». «Человек» всегда остается призрачной фигурой, если его основой не является эмпирический человек. Одним словом, мы должны исходить из эмпиризма и материализма, если хотим, чтобы наши идеи, в особенности НАШ «человек» был чем-то реальным; мы должны всеобщее выводить из единичного, а не из самого себя или из ничего, как Гегель». [2.27.140.]

В современных спорах о гуманизме, когда речь заходит о свободе и возможностях гармоничного, всестороннего, – целостного, – развития личности, о ее достоинстве и других компонентах, из совокупности которых вырастает представление о человеке как высшей ценности, неизменно фигурирует понятие отчуждения. По тому, как разработана проблематика отчуждения и какое место отведено категории отчуждения в системе философских, социологических, экономических и других понятий, нередко можно весьма надежно судить об удельном весе и теоретическом статусе гуманизма.

Буржуазные «марксологи» намеренно превратили т.н. ранний марксизм в теорию отчуждения, ведут с этих позиций огонь по научной социальной философии и экономической теории Маркса с целью истолкования ВСЕЙ философии Маркса в духе антропоцентризма. Между тем, как это убедительно показано марксистами, как это пытаемся доказать мы, и главное – как об этом свидетельствует сам марксизм, круг вопросов, которыми занимался молодой Маркс, далеко не исчерпывался проблематикой отчуждения, а был гораздо шире и основательней. И к антропоцентризму он не редуцируется. Ежели без насилия и без умысла злого его рассматривать. Следует подчеркнуть, что современный интерес к проблеме отчуждения совсем не академический. Буржуазные философы и социологи занимаются ею, меньше всего преследуя цель обогащения, конкретизации, уточнения, – развития, – ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО смысла и содержания этой категории у Маркса. Они всего лишь пытаются СВОЕ понимание, СВОЮ интерпретацию отчуждения как извечной вражды между человеком и миром подкрепить ссылками на Маркса, выдать за марксистские. Очевидно, что подобный подход с самого начала обрекает на предвзятость, нечестность, научную недобросовестность. Впрочем, а в чем ином состоит и заключается суть буржуазного интеллектуального мифотворчества? Вернее: МИФОВЫТВОРЯТЕЛЬСТВА.

В свое время талантливый советский философ Павел Васильевич Копнин писал: «Почему категория отчуждения так привлекает буржуазных философов? Ответ прост: на неясности, неопределенности этого понятия кое-кто хочет нажить некоторый капитал в борьбе с марксизмом и коммунизмом. Дело заключается в том, что понятие отчуждения можно понимать очень широко, как всякое опредмечивание сознания, объективацию мысли, превращение идеального в объективную реальность. А с таким отчуждением мы будем иметь дело всегда, поскольку в процессе деятельности человека продукты его сознания приобретают объективное значение, независимое от воли и сознания субъекта». [10.80.]

И буржуазная философская мысль (а современная – в особенности) дает нам наглядные примеры того, как можно наукообразно окарикатурить любую проблему, если только зависишь целиком и полностью от денежного мешка содержащей тебя буржуазии… Многочисленными философскими школами и школками, течениями и доктринами проблема отчуждения трактуется с неклассовых, абстрактно-психологических и физиологических позиций: как глобальное антропологическое отчуждение, как состояние изначальной несовместимости человека с обществом (экзистенциализм), ущемление сексуальных и агрессивных комплексов человека (фрейдизм), ограничение врожденного идеала свободы (Фромм), игнорирование спонтанных биологических импульсов и эротической энергии (Маркузе) и т.д. И т.п. Без счету. Концептуальный плюрализм в действии. А у глупоты – ПРЕДЕЛОВ НЕТ.

Для более детального знакомства выберем одну из этих школ – неофрейдизм и на примере творчества одного и ее основателей – Э.Фромма вкратце покажем, как это делается.

«Отчуждение», по мнению Фромма, есть одна из главных характеристик современного капиталистического общества. Совершенно игнорируя общественную природу человека, исходя из него как из ставшей и неизменной данности, законченного в своем развитии, атомарного индивида, Фромм пытается при помощи категории отчуждения нарисовать его правдивый портрет. (Как видим уже исходная посылка, порочная в своей основе, обрекает на провал данное предприятие с точки зрения настоящей науки).

Отчуждение представляется автором как по преимуществу психологический феномен, как некая экзистенциальная характеристика мироощущения человека вообще, т.е. Фромм разделяет общее для буржуазных философов и социологов представление о НЕЗАВИСИМОСТИ отчуждения от социально–экономических условий человеческой деятельности. С психологической точки зрения под отчуждением он понимает такую форму ощущения, при которой личность сама ощущает себя чуждой. В этих условиях личность теряет контакт с самой собой, так же, как и с любой другой личностью.

Всеобщее отчуждение, пронизывающее внутреннюю жизнь современного капиталистического общества, с этой точки зрения, свидетельствует о его антигуманистической сущности, социально-культурной патогенности подобных условий человеческого существования. Это общество «нуждается в людях, которые считают себя свободными и независимыми и в то же время охотно готовы подчиняться, делать то, что от них ждут, быть хорошо притертыми деталями социальной машины; в людях, которыми можно руководить без принуждения, вести без лидеров, подталкивать на действия без всякой цели, кроме одной: действовать, функционировать, идти вперед». [42.]

Критический подход Фромма к анализу современного буржуазного общества позволил ему показать безраздельное господство в нем «алогизма» (оборотнической логики), при котором всеобщность самообмана носит видимость всеобщей правды, ненормальность кажется нормой, болезнь – здоровьем. Фромм далек от того, чтобы вскрыть, – не будем гадать: не может, или не желает; скорее всего – и то, и другое, – действительные социальные причины возникновения, господства и постоянный репродукции ложного, превращенного сознания в буржуазном обществе.

Абсолютный антропоцентризм в подходе к проблеме личности приводит его к тому, что он не видит отличия в психологии и поведении представителей различных, – противоположных, – классов капиталистического общества. Капиталисты и рабочие, по мнению Фромма, в равной степени является больными и «нуждаются в лечении». Фромм не хочет видеть разницы, а тем более – противоположности в социальном статусе этих классов, в их сознании. Это второй коренной порок концепции Фромма (уже начала работать «ложь принципа» его взглядов). За общей картиной разрушения, деструкции личности при капитализме, он не хочет видеть четко выраженной борьбы пролетариата и его союзников против существующего порядка вещей.

Глубочайшая ошибка Фромма, далее, стоит в том, что всеобщность отчуждения при капитализме он рассматривает в качестве основания для трактовки его как какого-то надысторического, универсального и неизбывного феномена человеческого существования. Фромм сводит причины отчуждения к антропологическому противоречию человека с природой, а формы его проявления связывает исключительно с социальным травмированием человеческой природы.

Отчуждение выступает здесь как некая «естественная», имманентная характеристика бытия человека. По мнению Фромма, именно в тот момент, когда человек разрывает свои естественные связи с природой, он и природа становятся врагами, а сущность человека – отчужденной. Иными словами, отчуждение совпадает с историей, т.е. вечно (насколько вечно земное человечество). Т.е. – НЕИСТОРИЧНО.

Это, по существу, интерпретированная на особый манер старая библейская история «первородного греха», который люди обречены искупать вечно…

Неофрейдистская социальная критика капиталистического общества с позиций абстрактного натуралистического гуманизма относится к той разновидности буржуазной критики, которая по словам Маркса, «умеет осуждать и осуждает современность, но не умеет понять ее». [2.23.514.]

Внешне сохраняя антикапиталистическую направленность, такая социальная критика лишена революционно – критического пафоса, духа и потенциала, а поэтому легко принимается … самим буржуазным обществом. Буржуазия хорошо понимает, что такого рода критика не представляет для нее опасности, поэтому она не только не пресекает ее, но, напротив, всячески поощряет и культивирует подобное романтическое бунтарство определенной части интеллектуалов, предпочитая его любым организованным революционным действиям пролетарских масс.

На примере Фромма (отчуждение здесь – лишь повод) наглядно просматриваются иллюзии и заблуждения мелкого буржуа, торгаша и лавочника, опереточного предпринимателя, либерально мыслящего интеллектуала относительно источников, питающих социальное зло, имя которому – капитал.

Идея отчуждения наличествует уже в докторской диссертации К.Маркса «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура» (1839-41 гг.) Правда, здесь она выступает еще «в маске» терминов «непосредственное отрицание», «абстрагирование». Эпикурово отклонение атомов интерпретируется Марксом как выражение их свободного самоотчуждения, и здесь чувствуется еще очень явственно один из гегелевских мотивов в понимании отчуждения как духа строптивости и интеллектуального бунта. Однако для Маркса атом уже в очень значительной степени – аллегория. Живой, конкретный человек, личность просматривается за единичностью, воплощенной в форме атома. А, поскольку восстание личности против устаревшего порядка вещей, – против существующего общественного порядка, – находит со стороны молодого Маркса полное оправдание и сочувствие, то он рассматривает здесь отчуждение как вполне положительное явление. Таким образом отчуждение (отклонение) атома от отвесной линии падения выступает как образ, как образ победы атеизма над религиозным традиционализмом. Но, как и Эпикур, Маркс анализирует «…троякое движение атомов в пустоте. Одно из них есть движение падения по прямой линии; другое происходит вследствие того, что атом отклоняется от прямой линии; третье же возникает благодаря отталкиванию многочисленных атомов друг от друга». [1.39.]

Можно видеть, что за различными формами отношений между атомами, Маркс нащупывает еще только едва-едва уловимые (сказывается как сложность и неизведанность темы, так и несовершенство, а иногда и совершенная непригодность теоретического инструментария, познавательных средств) отношения между людьми в обществе. И отчуждение, выступающее здесь как один из моментов этих отношений, еще слишком неопределенно, синкретично и, естественно, еще очень далеко от той своей формы, в которой оно действительно «работает» в марксизме.

Конкретный человек с его интересами, чаяниями и надеждами находится в центре внимания философии марксизма, есть ее исходный момент и момент конечный.

Марксизм выступил на историческую арену как протест против тотального отчуждения человека в обществе, где господствует частная собственность на средства производства, против превращения человека в предмет купли – продажи, в вещь среди вещей, в товар среди товаров, в пролетария, против социального и духовного порабощения личности, против дегуманизации общества. Он стал философской, глубоко научной теорией и методологией революционного преобразования капиталистического общества, теорией сознания коммунизма и жизни в коммунизме. Коммунизма как действительного гуманизма, сущего в форме практической всеобщности.

Гуманистические идеи нашли свое место уже в самом начале литературно – политической деятельности Маркса и Энгельса. Интересы «простого» трудящегося человека, политически и социально обездоленного, – практически полностью расчеловеченного, – в капиталистическом обществе – это темы самых первых их работ – статей, опубликованных в «Рейнской газете», в «Немецко–французском ежегоднике». И во всех работах Маркса этого периода отчетливо выделяется попытка выразить посредством категории «отчуждение» явления, имманентные ей по своей сути. Можно сказать, что отчуждение находится в «родовых муках своего теоретического бытия», под безжалостным судом Марксова разума из шелухи мистификаций, идеализма и метафизики как Афродита из пены, как Галатея из камня постепенно возникает истина. Особенно показательна в этом смысле работа «К критике гегелевской философии права» (1843).

Маркс принимает гегелевский тезис о наличии определенного единства между государством и системой частных интересов, но понимает это единство совершенно иначе, чем Гегель. «У Гегеля это вполне благопристойное, респектабельное, гармоничное единство, или тождество. У Маркса, напротив, это лишь долженствующее быть, раздвоенное тождество, в котором отчуждение составляет существенную сторону, это, следовательно, направленное единство тетивы и лука». [14.156.] Маркс пишет: «Гегель нисколько не устранил отчужденности указанных двух сфер тем, что объявил это явление странным». [2.1.310.]

В результате буржуазных революций установился общественный строй, насквозь пронизанный противоречием между ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТЬЮ КАК ПРИНЦИПОМ РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ и всеобщей сущностью человека, существующий лишь в заоблачных высотах его политической жизни. Вследствие такого раздвоения общества реальный человек оказывается вынужденным быть раздвоенным, – разорванными, – и в своей сущности (как человек).

«Как действительный гражданин он находит себя в двойной организации: в бюрократической, – она представляет собой внешнее, формальное определение потустороннего государства, правительственной власти, не затрагивающей гражданина и его самостоятельной действительности, – и в социальной, в организации гражданского общества… Первая организация есть государственная организация, материю которой всегда составляет гражданин. Вторая организация есть гражданская организация, для которой государство не является материей». [2.1.307.] Здесь, таким образом, Маркс свой взгляд на современное общество как на общество, основывающееся на отчужденности, развил до вывода о раздвоенности, или как он скажет впоследствии, «разорванности» человека этого общества.

Опровергая утверждение Гегеля о том, что в конституционной монархии государственный интерес совпадает с интересами народа, Маркс показывает, что всеобщее дело государства может и должно осуществляться самим народом.

Анализ различных исторических форм права приводит Маркса к выводу, что все они прямо или косвенно имели своей основой частную собственность. Римское частное право есть право частной собственности. Феодальное право также покоится на ней. Ничего не изменяет и установление конституционного строя, поскольку буржуазное государство остается «государственным строем частной собственности». ;2.1.346.; Следовательно, конституция государства – конституция частной собственности.

Мы не случайно на некоторое время вроде бы как «забыли» основной предмет разговора – проблему отчуждения. Дело в том, что уже в «Критике», так или иначе возвращаясь к различным аспектам проблемы частной собственности, Маркс тем самым (имплицитно) проделывает работу по разрешению интересующей нас проблемы. Отчуждение как «способ бытия частной собственности в мире», как тень последней все время в поле зрения Маркса. Но все внимание направлено здесь, разумеется, на основательную рефлексию того, что «отбрасывает эту тень».

И хотя критика Маркса в данной работе носит еще по преимуществу негативный характер, есть не созидающая, но разрушающая (критика идеализма Гегеля во взглядах на общество), но уже можно видеть и явственные ростки критики конструктивной, позитивной, «созидающей».

Так, один из главных выводов Маркса уже в этой ранней работе является следующим: уничтожение государства частной собственности есть вместе с тем и уничтожение той отчужденной от государства сферы общества, которую Гегель называл гражданским обществом. А вместе с гражданским (буржуазным) обществом, принципом которого есть «война всех против всех», рушится и основанное на нем противостоящее народу государство.

Нельзя не видеть, что в 1841-44 гг. Маркс находится еще под значительным влиянием абстрактного гуманизма Фейербаха, основанного на анализе отчуждения, а также гегелевской теории отчуждения, но ни на один миг он не принимал без существенных оговорок ни той, ни другой концепции и уж тем более никогда не довольствовался осуществлением простого синтеза их обоих. Мы видели это на примере «К критике гегелевской философии права», мы можем увидеть то же самое на примере любой другой работы этого периода.

В статье «К еврейскому вопросу» (осень 1849 г.), Маркс показывает, как буржуазное общество, основу которого составляет частная собственность на средства производства, превращает людей в разобщенных, отчужденных, «атомарных» индивидов, противопоставленных друг другу в силу действия законов конкуренции, безудержного стремления к прибыли. Коллективная, общественная жизнь, соответствующая истинной сущности людей как представителей рода, как родовых существ не может быть осуществлена в буржуазном обществе; люди вынуждены отчуждать свою сущность, свое коллективное существование как рода в иллюзорной и мистифицированной форме – в концепции буржуазного политического государства. Поэтому Маркс нещадно критикует младогегельянцев, которые сводили отчуждение исключительно к религии, к феодальному порабощению личности и тем самым разделяли иллюзии буржуазного просвещения. Вскрывая корни отчуждения экономического, Маркс развенчивает эти иллюзии, обосновывает необходимость человеческой эмансипации. Он пишет: «Всякая эмансипация состоит в том, что она возвращает человеческой мир, человеческие отношения к самому человеку… Лишь тогда, когда действительный индивидуальный человек воспримет в себя абстрактного гражданина государства и, в качестве индивидуального человека, в своей эмпирической жизни, в своем индивидуальном труде, в своих индивидуальных отношениях станет родовым существом; лишь тогда, когда человек познает и организует свои «собственные силы» как общественные силы и потому не станет больше отделять от себя общественную силу в виде политической силы – лишь тогда свершится человеческая эмансипация». ;2.1.406.;

Это положение, сформулированное в статье «К еврейскому вопросу», несвободно еще, как мы уже говорили выше, от элементов фейербаховского антропологизма. Преодоление отчуждения здесь еще предельно абстрактно, теоретически убого: оно осознается всего лишь как устранение конфликта между индивидуально – чувственным бытием человека и его родовым бытием. Да и само выражение «человеческая эмансипация» еще свидетельствует о явственном влиянии фейербаховского антропологизма. Однако главное, что отличает Маркса от Фейербаха уже в это время, уже здесь, состоит в том, что он противопоставляет человеческую эмансипацию таковой политической. Это же – решающее обстоятельство в формировании и определении классово – политической и теоретической позиции Маркса.

И в этом плане переломной является его небольшая работа (1843-44 гг.) – «К критике гегелевской философии права. Введение». Здесь впервые на место разоблачения и критики негативной по преимуществу, ставится позитивная задача: исходя из действительных предпосылок, добиться действительного освобождения человека отчужденного.

Еще раньше Маркс указывает на то обстоятельство, что для упразднения ИДЕИ религии достаточно ИДЕИ коммунизма. Фейербах, по сути, дойдя до этого момента, решил, что дело сделано. И это определяет и констатирует его гуманизм как гуманизм абстрактный.

Маркс же понимал, что констатировать это – лишь половина дела (см. его критику Фейербаха). Главное же заключается в том, чтобы найти действительную материальную силу, которая бы, будучи оплодотворенной истинной, научно безупречной теорией и методологией, могла на деле осуществить это освобождение.

И он находит ее.

«Задача истории, следовательно, – с тех пор как исчезла правда потустороннего мира, – утверждать правду посюстороннего мира. Ближайшая задача философии, находящейся на службе истории состоит, – после того, как разоблачен священный образ человеческого самоотчуждения – в том, чтобы разоблачать самоотчуждение в его несвященных образах. Критика неба превращается, таким образом, в критику земли, критика религии – в критику права, критика теологии – в критику политики». ;2.1.415.;

Еще будет прослежен от истоков генезис феномена отчуждения, еще будет проделана колоссальная работа по «наполнению» его имманентным содержанием, но уже указан путь, уже «вычислен» научно – безупречно тот вектор, на котором отчуждение может быть ДЕЙСТВИТЕЛЬНО уничтожено – путь революционной борьбы пролетариата. «Подобно тому, как философия находит в пролетариате свое материальное оружие, так и пролетариат находит в философии свое духовное оружие, и как только молния мысли основательно ударит в эту нетронутую народную почву, свершится эмансипация немца в человека». ;2.1.428;

И тут же: «Единственно практически возможное освобождение Германии есть освобождение с позиции той теории, которая объявляет высшей сущностью человека самого человека». Человек есть цель. Это – альфа и омега марксизма. Все в нем пронизано требованием практического воплощения этого положения. И это всегда необходимо иметь в виду как в деле созидания коммунистического общества, так и на фронтах идейных битв с нашими противниками.

В этой связи, нам кажется, уместным будет сделать два замечания.

Первое. Необходимо исходить из того, что вопреки претензиям заново «открыть» проблему человека в марксизме, эта проблема изначально и имманентно присуща марксистскому мировоззрению, входит в его философскую квинтэссенцию и не может быть из него изъята иначе, как путем его, – марксизма, – чудовищного извращения и фальсификации. Заслуга марксизма с момента его возникновения заключалась и заключается поныне в коренном изменении и наполнении общественно – историческим смыслом, насыщении человеческим, и не просто человеческим, но ГУМАНИСТИЧЕСКИМ измерением категорий, которые выступали (а для не понявших ничего в марксизме и до сих пор все еще выступают) как гуманистически нейтральные, безотносительные к проблеме человека.

Второе. Разумеется, выступая против отрицания личности, марксизм в то же время не может не противостоять и тому лжегуманизму, горизонт которого ограничен исключительно переживаниями «атомизированного» индивидуалиста, впавшего в отчаяние и готового на анархический бунт против всякой логики, против всякого разума, всякой солидарности, без которой невозможна реальная и уж тем более: действительная борьба против сил угнетения, отчуждения и обесчеловечивания; сил, защищающих классово – антагонистическое общество. Гуманизм конкретный, способный на такую борьбу и действительно участвующий в ней, имеет своей предпосылкой ориентацию на последовательно объективное и исполненное высочайшей ответственности понимание действительности, на позитивную диалектику культурно – исторического процесса, на раскрытие «правды посюстороннего мира» (см. выше). Именно таков марксистский, – действительный, – гуманизм: ему чужд негативный, нигилистический критицизм, отрекающийся от объективного видения логики проблем и замыкающийся внутри своего отчужденного и солидаристского сознания, подготавливающего почву для практик активизма.

Исключительно велико в этом плане значение «Экономическо-философских рукописей 1844 года». Это одно из самых важных звеньев в цепи становления взглядов Маркса на отчуждение в период активного формирования исходных принципов теории научного коммунизма.

Замечу и подчеркну особо. В первую очередь для тех, кто, – во времена прежние, а нынче особенно, – исполнен искреннего и чистого желания и решимости в режиме самообразования приобщиться к той бесценной сокровищнице духа, которую принято называть «марксизм». Обычно эти люди уже при первом шаге совершают одну непростительную методическую ошибку, которая чревата фатальными последствиями. Приступая к освоению, – изучению, постижению, образованию себя, – марксистским духовным наследием В РЕЖИМЕ САМООБРАЗОВАНИЯ, мотивируются вроде бы понятным (с точки зрения здравого смысла) мотивом и императивом: «ну, я человек занятый, написали Маркс с Энгельсом эвона сколько; что у них там главное? «Капитал»? Вот, с него и начну…».

Все. Гаплык. С чего «начинают», тем же и заканчивают. Ясно, что даже не «Капиталом». А, – и то в лучшем случае, – первой главой первого тома этого, действительно важнейшего труда К. Маркса и Ф. Энгельса.

А дальше – устойчивый иммунитет, острая аллергия на «марксизм». На всю оставшуюся жизнь…

Что сказать? Ну, Вы же не приступаете к изучению математики … с «бинома Ньютона»?!! А с: «две птички плюс две птички равно четыре птички». И так – целую четверть. И только в 5-м классе: a + b = c … Ну, а там и до бинома в свое время очередь дойдет. И дальше. И все будет путем. И путево будет.

…Образование себя марксизмом, – добротное, несуетное, неспешное, – в любом случае СЛЕДУЕТ НАЧИНАТЬ с работы К. Маркса «Экономическо-философские рукописи 1844 года». Аминь.

…Маркс пишет, что эксплуатация труда раба и крепостного, а в особенности капиталистическая эксплуатация труда пролетария способствует деструкции, разрушению всего человеческого в нем. Поскольку теория различия между социально-экономическими формациями у Маркса в этот период еще окончательно не сложилась, он рассматривает в «Рукописях» процесс отчуждения труда пролетариата как постепенную кульминацию отчуждения труда «трудящегося человека вообще», а качественная грань между отчуждением в капиталистической и докапиталистических формациях им пока лишь контурно намечена. Однако было бы вовсе неверным полагать, что когда эта грань была затем всесторонне обрисована и выписана в «Капитале» (через выявление различий между товарно-капиталистическим и простым товарным хозяйством), то проблема устранения отчуждения пролетариев заслонила от Маркса проблему освобождения от отчуждения всего трудящегося человечества.

Наоборот, «человеческая эмансипация» остается проблемой первостепенной значимости, неразрывная связь которой с пролетарской эмансипацией получила в дальнейшем свое теоретическое воплощение в марксовом учении о союзниках пролетариата в революции и о созидательных, гуманистических функциях его диктатуры, а затем – диктатуры трудящихся.

В письмах Маркса к Руге на страницах «Немецко-французского ежегодника» отчетливо видно, что Маркс положительно оценил критическую трактовку Гегелем «отчужденного животного царства» монархического деспотизма и торгашеского эгоизма. Известна и высокая оценка, которую дали Маркс и Энгельс истолкованию Фейербахом религии и гегелевского идеализма как отчуждения сущности земного человека. Но уже в «Рукописях» понятие «отчуждение» существенно отлично и от гегелевского самоотчуждения духа, и от фейербаховского отчуждения «человека вообще». Понятие «отчуждение труда» приобрело в «Рукописях» одновременно и философский характер (что означает признание факта отчуждения труда во всех классово – антагонистических формациях) и характер сугубо политико-экономический (что означает постановку Марксом задачи исследовать конкретный механизм возникновения и действия отчуждения труда при капитализме).

Сущность отчуждения Маркс усматривает в отчуждении труда, которое влечет за собой и собственно экономические и более широкие последствия. В «Рукописях» Маркс выявляет четыре взаимосвязанные стороны (следствия) отчуждения труда: а) самоотчуждение пролетария в смысле потери им права распоряжаться собственной деятельностью, отчего она становится для него чуждой, внешней и ненавистной; б) отчуждение продуктов труда от производителей их; в) самоотчуждение рабочего от «человеческой родовой сущности», то есть соответствующих человеку и достойных его условий жизни как форм удовлетворения его потребностей; г) взаимоотчуждение, разъединение людей друг от друга, атомизация их, утрата ими своей социальной содержательности, состояние опустошенности.

Кстати, этот последний, четвертый момент, вырванный из контекста и абсолютизированный, когда забывают его настоящие истоки и взаимосвязи, приобретает карикатурную форму на отчуждение как социальный феномен. А именно таковым он выступает в бесчисленных концепциях современной буржуазной «философии», претендующих на статус «гуманистических» (в персонализме, неотомизме, экзистенциализме всех цветов и оттенков, неофрейдизме, тейярдизме и пр.). Но об этом позже…

Маркс отвергает гегелевскую интерпретацию процессов товарного обращения как «частной формы отчуждения духа в материю». Развивая свою критику гегелевского идеализма он резко выступает против свойственного Гегелю отождествления отчуждения с опредмечиванием человеческой деятельности. У Гегеля «сознание, трактуемое только как сознание, усматривает предосудительную для себя помеху не в отчужденной предметности, а в предметности как таковой». ;1.634.; В результате преодоление отчуждения сводится для Гегеля к его постижению в сознании, что в действительности равносильно примирению с ним как с данным, вечным, незыблемым. Маркс пишет: «…таким образом, теперь уже не может быть и речи о том, что Гегель просто приспосабливался к религии, к государству и т.д., так как эта ложь есть ложь его принципа». ;1.634;

Отчуждение как отчуждение труда есть в своей основе материальный процесс и для его устранения нужны материальные же действия пролетариев («оружие критики должна заметить критика оружием», «материальную силу можно опрокинуть только материальной же») стремящихся не в сознании лишь, но в практической реальности освободится от отчуждения. (От отчуждения. Но мы видим что за этим понятием стоит и его конкретизация: от частной собственности, от эксплуатации и др.). Категория «отчуждение» под научным скальпелем Маркса обретает богатство своих логических определений, которые, в свою очередь, «отпочковываясь», обретают свой собственный статус и занимают свое место во все более четко вырисовывающейся системе марксизма.

В то же время Маркс уже в «Рукописях» считает, что опредмечивание отнюдь не сводится к отчуждению. Сейчас мы несколько подробней остановимся на проблеме соотношения опредмечивания – распредмечивания и отчуждения, а также попробуем выяснить роль (уже встречающихся в «Рукописях») категорий «разделение» и «распределение» труда, так как без такого анализа категория «отчуждение» вряд ли «засветится изнутри» и нам останется лишь голословно заверять, а не убеждать…

Однако, прежде чем говорить об опредмечивании – распредмечивании в деформированной, – отчужденной, – форме осуществляющемся в условиях последней фазы реальной истории (предыстории) – в условиях капитализма, уточним самое содержание категориального блока «предметная деятельность».

И сделаем мы это словами одного из самых выдающихся советских мыслителей, высочайшей культуры философа и жесткой судьбы человека – Генриха Степановича Батищева (1932-1990).

Слова эти, мысли эти содержатся в главном труде его жизни – работе «Введение в диалектику творчества», которая, – хотя и была депонирована в ИНИОН СССР еще при жизни автора, однако полноценно, - хотя и мизерным тиражом, - была издана лишь в 1997 году. Итак.

 «Предметная деятельность. Это общепризнанно первейшая категория культуро-исторической диалектики К. Маркса. С нее и начнем. Если взять предметную деятельность в аспекте того, чт; она продуцирует, или с точки зрения всего того, чт; она реально созидает – как в объектах, так и в самом субъекте, т. е. с точки зрения всей совокупности отделимых от нее результатов вещей и неотделимых от нее последствий, – то она выступает как производство. Далее, если взять эту же категорию как отличаемую от ее же собственных, порождаемых ею условно–идеальных выражений – «отзвуков и отблесков», – то она определится как действительная, реальная, материальная практика. Если же взять предметную деятельность с точки зрения тех трудностей, которые питают ее объективным содержанием и в качестве процесса решения которых она протекает, – с точки зрения проблем-противоречий, – то она предстанет нам как труд в самом широком значении (т.е. труд, не сопряженный с овещнением и не облаченный в те овещненные, превратные формы, в которых и с точки зрения которых объективные трудности выступают как нечто негативное и враждебное, как то, против чего приходится направлять объектно-вещную активность и вести противоборство). Наконец, восходя к наиболее глубокому смысловому элементу предметной деятельности – к тому, что она есть процесс, в котором субъект, изменяя и преобразуя объективные обстоятельства, посредством всего этого совершает также и самоизменение, – мы получаем определение предметной деятельности как самодеятельности, как работы, устремленной к бесконечному становлению и к «вырабатыванию внутреннего человека».

Было бы серьезным заблуждением видеть в указанных субкатегориальных элементах предметной деятельности, да и в самой этой категории в целом нечто, предназначенное иметь одну только внутреннюю применимость – к бытию специфически человеческому, взятому отдельно и безотносительно к бытию внечеловеческому, космическому. Ведь такое заблуждение возможно не иначе, как при забвении самого главного, изначального и первоисточного в деятельности – ее предметного характера, или предметности. Именно последняя на самом деле питает собою и наполняет, всегда пронизывает и животворит все названные элементы, всю деятельность вообще. Не пристало нам здесь следовать тем, кто, хотя и говорит, повторяя авторитетный оборот речи: «предметная, предметная», но подразумевает при этом под предметом нечто вроде сырья, предоставленного ради израсходования, нечто заведомо низшее, сравнительно с человеком, некое, хотя и объективное, а поэтому неподатливое для произвола и требующее все же считаться с его законами, но не имеющее в себе никакой самостоятельной ценности, аксиологически пустое бытие. Это была бы редукция бытия предметного к объектно-вещному, совершенно ложная редукция. На деле же объективное бытие предметно в гораздо более богатом смысле – в том, что оно есть непрестанно встречаемое, т.е. вступающее все новым и новым своим содержанием в нескончаемый процесс встречи между человеком и миром, между человечеством и всей остальной неисчерпаемой Вселенной, между субъектом и беспредельной объективной диалектикой. Жизнь в деятельности и есть не что иное, как жизнь в бесконечно длящемся состоянии встречи со всем тем, что пред нами «мечено» и что может быть нами распредмечено, т. е. стать предметностью для нас явной, раскрытой реально-практически… Значит то, что для нас действительное бытие предметно, подразумевает, вообще говоря, т.е. вне специальных частных случаев, паритетность и взаимность между встречающимися сторонами, а не одностороннее хищное распорядительство, не господство одной из них – субъекта–человека – над другою, над миром. Высота действительного совершенства человека измерима именно богатством его предметных отношений, их сложностью и многомерностью.

Деятельность предметна вовсе не в том смысле, что она всегда имеет перед собою только одни лишенные объективных ценностных качеств и измерения «сырьеподобные» объекты-вещи (объектно-вещное бытие), но в том, что она постоянно встречает впереди себя (а также и в своих собственных виртуальных слоях) бытие аксиологически значимое и достойное универсальной взаимности с ним. Если же тем не менее происходит, причем не только в чьей-то случайной иллюзии, редукция и подмена всего объективного бытия, которое может и должно быть предметным для деятельности, бытием только объектно–вещным, то и сама деятельность подменяется тем самым объектно–вещной активностью…». [43.66-67.]

Опредмечивание представляет собой экстериоризацию, предметное воплощение человеческих сущностных сил (знаний, навычек, опыта и др.), превращение природы (ее объектов) в человеческую природу (очеловеченную) и культурный мир, поэтому осуществленное деятельное отношение человека к объективному миру есть самоутверждение человека. Разумеется, не абстрактного, а всегда действующего общественным образом, общественного человека.

Отчуждение представляет собой объективирование человека и его сил в противостоящих ему формах самостоятельных объектов, чуждых и враждебных ему. Объективирование это принимает деформированный и отчужденный характер в объектах социальной организации и учреждениях, возникших на основе общественного разделения труда, частной собственности и обмена продуктов труда. Следовательно, отчуждение обусловлено не отношением человека к объекту реальности и действительности, а прежде всего взаимоотношениями людей. Заслугой Маркса в «Рукописях» как раз и является то, что он за взаимодействием между людьми и вещами увидел ОТНОШЕНИЕ МЕЖДУ ЛЮДЬМИ И ЛЮДЬМИ.

«Чуждым существом, которому принадлежит труд и продукт труда, существом, на службе которого оказывается труд и для наслаждения которого создается продукт труда, таким существом может быть лишь сам человек.

Если продукт труда не принадлежит рабочему, если он противостоит ему как чуждая сила, то это возможно лишь в результате того, что продукт принадлежит ДРУГОМУ ЧЕЛОВЕКУ, не рабочему. Если деятельность рабочего для него самого является мукой, то кому-то другому она должна доставлять наслаждение и жизнерадостность. Не боги и не природа, а только сам человек может быть этой чуждой силой, властвующей над человеком». ;1.568.;

Таким образом, оно (отчуждение) представляет собой лишь одну из исторически преходящих форм опредмечивания. Было бы неверным, на наш взгляд, утверждение, что отчуждение является случайным явлением, некой исторической аномалией, которой могло бы и не быть, своего рода проклятьем рода человеческого.

Отчуждение возникло исторически (и в установлении факта его историчности – величайшая заслуга Маркса). Сам Маркс неоднократно указывал на двойственную роль рабства, капитализма, эксплуатации вообще, которые играли и определенную положительную роль в историческом развитии общества. А мыслить последние без отчуждения не приходится, следовательно, и само отчуждение было вызвано к жизни исторической необходимостью, и, подчиняясь неумолимому ходу последней, будет сдано в музей человеческой реальной истории, предыстории.

И еще один экскурс.

Необходимо строго различать между двумя научными категориями (категориальными блоками) диалектического материализма: «распределением труда» и «разделением труда». Первая категория, характеризующая то или иное распределение людей в производстве, свойственна всякой общественно–трудовой деятельности. Тем более, когда распределение обретает свой имманентно-философский смысл и содержание: как ВЫХОД ЗА ПРЕДЕЛ, как перманентное трансцендирование, как трансгрессия. Об этом – подробно и всесторонне: в другой нашей книге. (См.: Новіков Б.В. Творчість як спосіб здійснення гуманізму. – К., 2005, 332 с.).

Вторая – разделение труда – лишь одна из исторически преходящих форм его распределения, модус его, характеризующаяся сначала стихийным, а затем классово фиксированным в антагонистических обществах закреплением людей за строго определенными видами деятельности. (Эти две категории, которые К. Маркс строго различал, нередко смешивают, вследствие чего иные авторы приходят к выводу о вечности разделения труда, имея в виду его распределение).

На ранних ступенях существования человека (общества) люди присваивали преимущественно готовые продукты природы, а продукты, созданные человеком, служили вспомогательными средствами для такого присвоения. Простейшие орудия труда давали возможность всем взрослым членам общины пользоваться ими, любой вид трудовой деятельности был доступен каждому. Разделение труда на этом этапе практически отсутствовало (кроме естественного полового и возрастного). Существовали и орудия индивидуального пользования, но они исключали возможность обособления людей от общины, возможность частного труда и частного присвоения, т.к. слабость каждого индивида в борьбе с природой должна была восполняться коллективным трудом людей, их коллективным существованием. Тем более не могла выделиться часть людей, не занимавшихся никаким трудом, так как прибавочный продукт отсутствовал. Труд, который всегда является общественным по своей сущности, в первобытной общине носил непосредственно-общинный характер, выступал как социально – нерасчлененное единое целое. Каждый индивид был носителем всей совокупности нарождающихся общественных связей и любая функция, которую он выполнял, была непосредственно-общинной функцией. Это, в свою очередь, обусловило и характер распределения как средств производства, так и средств потребления: основой возникающего социума была коллективная, общинная собственность. То, что производилось в непосредственно – общинной форме, так же сообща и потреблялось.

Производственный процесс, хотя и очень примитивный, находился под контролем самих производителей, которые господствовали над ним. Распределение труда между членами общины производилось на разумной основе, исходя из понятных всем потребностей общины и способностей ее членов. Это было сообщество примитивного равенства. Точнее сказать: еще не сообщество, но цементируемая кровно – родственными связями первобытная общность. Здесь еще нет и следов того грозного Молоха, который впоследствии будет скрываться под маской отчуждения…

Усложнение орудий труда и появление все новых и новых видов деятельности постепенно привели к тому, что пользоваться всеми орудиями, равно как и заниматься всеми видами деятельности, один человек был не в состоянии. Возникла потребность в разделении труда, с необходимостью влекущая за собой их обособление друг от друга.

Теперь им выгоднее (говоря популярно) стало трудиться обособленно, т.к. усовершенствование орудий труда подняло его производительность, избавило от необходимости постоянной совместной деятельности, которая ранее восполняла, компенсировала индивидуальную беспомощность человека перед лицом «враждебной» ему природы.

Появление прибавочного продукта создало возможность выделения из общества части людей, занимающихся исключительным видом деятельности. Такое разделение (а его наиболее концентрированной формой было отделение труда физического от такового умственного) совпадает с возникновением частной собственности и, естественно, с отчуждением как способом ее бытия в мире. Избыточный продукт вызывает к жизни феномен ОБМЕНА – величайший и важнейший цивилизаторообразующий фактор. Начинает формироваться общественность. Начинается трансформация варварства в цивилизацию. Начинается трансформация общности в общество. Начинается становление персонифицированной общественности – личности. Возникает государство. И очень много чего еще изменяется и возникает.

В близко (хронологически) примыкающей к «Рукописям» работе «Конспект книги Дж.Милля «Основы политической экономии» Маркс так характеризует это зарождение отчуждения: «Отчужденной частной собственностью вещь становится лишь тогда, когда она перестает быть моей частной собственностью, то есть тогда, когда она вступает в такое же отношение к какому-нибудь другому человеку вне меня, в каком она находилась ко мне самому, другими словами, - когда она становится частной собственностью какого-нибудь другого человека. Если исключить случаи насилия – как прихожу я к тому, что вынужден отчуждать другому человеку мою частную собственность? В силу нужды, в силу потребности. Другой человек тоже есть частный собственник, но собственник некоторой другой вещи, в которой я нуждаюсь и без которой я не могу или не хочу обходиться представляется мне предметом потребности, необходимым для совершенствования моего бытия и для осуществления моей сущности». [2.42.25.]

Разделение труда имеет исключительное, более того – определяющее значение в историческом развитии. Маркс и Энгельс в разделении труда нашли, – справедливо вполне усматривали, – «одну из главных сил предшествующей истории». [2.3.46.] Без глубокого уяснения сущности разделения труда и его влияния на общественное развитие нельзя понять ни закономерностей возникновения и развития классового общества, ни путей преобразования его в бесклассовое коммунистическое общество. В общество действительного гуманизма. Сущего в форме практической всеобщности. Позже (мы об этом будем говорить в свое время) Маркс и Энгельс подробно исследовали все эти отношения, связи и переходы – диалектику этого процесса (в «Святом семействе», «Немецкой идеологии», «Анти-Дюринге», «Капитале» и др.). Пока же приведем лишь отдельные их высказывания с целью иллюстрации рассматриваемого вопроса.

Маркс и Энгельс писали: «…разделение труда и частная собственность, это – тождественные выражения: в одном случае говорится по отношению к деятельности то же самое, что в другом – по отношению к продукту деятельности». [2.3.31.] Из этого и из десятков других высказываний основоположников марксизма следует, что они выводили формы собственности и их развития из форм распределения труда, связанного непосредственно с изменениями орудий труда и средств производства. Частная же собственность выводилась ими из специфической формы этого распределения труда, именно из его стихийного и в последствии социально, правом, идеологий, государством etc. закрепленного разделения между индивидами.

В пояснение этой мысли можно сослаться на В.И.Ленина: «Пока, например, все члены первобытной индийской общины вырабатывали сообща все необходимые для них продукты – невозможна была и частная собственность. Когда же в общину проникло разделение труда и члены ее стали каждый в одиночку заниматься производством одного какого-нибудь продукта и продавать его на рынке, тогда выражением этой материальной обособленности товаропроизводителей явился институт частной собственности». [3.1.152.] Иногда, смешивая распределение людей в производстве, т.е. распределение труда между индивидами и разделение труда, делают выводы, что разделение труда будет существовать вечно, ссылаясь при этом на известное положение Маркса, который писал: «Очевидно само собой, что эта необходимость распределения общественного труда в определенных пропорциях никоим образом не может быть уничтожена определенной формой общественного производства – измениться может лишь форма ее проявления». [2.32.460-461.] То есть Маркс подчеркивает, что именно распределение труда между индивидами – это вечная категория. (Может, причиной подобных взглядов явилось то, что в прежних русских изданиях писем К. Маркса слово «распределение» (die Verteilung) ошибочно переводилось как «разделение» (die Тeilung) что, естественно, может ввести исследователя и просто читателя в заблуждение).

Что же касается собственно разделения труда, то Маркс и Энгельс не уставали повторять, что оно должно быть неизбежно и необходимо устранено. «Превращение личных сил (отношений) благодаря разделению труда в силы вещественные не может быть уничтожено тем, что индивиды выкинут из головы общее представление о них, а только тем, что они снова подчинят себе эти вещественные силы и уничтожат разделение (читай – отчуждение – Б.Н.) труда». [2.3.75.]

Если разделение труда вызвало к жизни частное присвоение продуктов его, то происходящее затем усиление степени обобществления труда вызывает необходимость обобществления его результатов, в первую очередь средств производства. (Социализм как-раз и есть начало практического воплощения этого требования).

Вместе с разделением труда (теперь, когда мы выяснили содержание этого термина, мы будем вкладывать в него лишь имманентное ему содержание) как-раз и начинается отчуждение от людей их человеческой сущности, т.к. ограничение индивидов строго определенными видами деятельности означает, что все другие виды деятельности, в которых воплощается эта человеческая деятельность, становятся недоступными человеку. Иными словами, люди уже не могут присваивать себе свою всестороннюю сущность (т.е. человеческую деятельность) всесторонним образом.

Отчуждение труда, вызванное его стихийным разделением имеет место даже при условии, что продукт труда используется самим его производителем (мелкий собственник), т.е. люди уже не вольны выбирать для себя род деятельности.

«Разделение труда делает возможным, более того, действительным что духовная и материальная деятельность, наслаждение и труд, производство и потребление выпадают на долю различных индивидов». [2.3.303.]

Разделение труда, таким образом, раздробило не только общину, но и каждого человека в отдельности. Способный и стремящийся творить универсально, «в соответствии с мерой каждого вида», человек обрекается на одностороннюю деятельность. Люди теперь проделывают лишь такие частные операции, смысл которых им зачастую недоступен и непонятен, как бы «вынесен за скобки».

И еще один нюанс. Нельзя смешивать разделение труда со специализацией. Категорически. Последняя означает концентрацию деятельности на определенном предмете и поэтому также вечна. (В этом плане наполняется грандиозным смыслом известное выражение Маркса о том, что «свободное время при коммунизме является истинным мерилом богатства человека»). При капитализме же это время во–первых не свободное, а нерабочее, когда пролетарий лишь физически воспроизводит свою жизнь, являющуюся лишь средством к жизни, а, во–вторых, само общество не ставит своей целью человека как цель а, наоборот, делает все, чтобы он и не подозревал об этом…

Резюмируя наш разговор о разделении труда, приведем слова немецкого философа – марксиста А. Куреллы: «Во всех трудах Маркса и еще более в его произведениях позднего периода, в «Капитале» и «Теориях прибавочной стоимости», под разделением труда, если только нет специальных оговорок и не рассматриваются ранние формы разделения труда, всегда подразумевается та поздняя форма ОБЩЕСТВЕННОГО разделения, которая, базируясь на всех ранних формах разделения труда и сопровождаемая «разделением труда в мастерской», т.е. в фабричном цехе, осуществляется как расторжение двух форм труда, живого и мертвого. Огромная научная заслуга Маркса заключается в том, что он установил, что «капитал» (готовый рабочий материал, машинные средства труда и их денежная форма в виде аккумулированных средств производства, производственных запасов, кредитов и т.д.) является формой труда и что в противоположности этой части труда (собственности капиталиста) другой его части, рабочей силе, производительности труда, живому труду (собственности наемного рабочего) и заключено то противоречие, которое постоянно порождает отчуждение труда или как раз и является этим отчуждением!». [13.191-192.]

«Открытие Марксом в «Рукописях 1844г.» категории «отчужденный труд» явилось тем ключом, с помощью которого ему удалось вскрыть сущность коренных интересов пролетариата. Перед Марксом в свете понятия «отчужденный труд» в совершенно ином виде предстала такая важная проблема, как противоположность между трудом и капиталом: стало ясно, что это не просто противоположность двух внешних друг другу явлений, а противоречие отчужденного труда с самим собой; стало ясно также и то, что буржуазная экономия потому и впадает в антиномии, что она сформировала законы не истинно человеческого, а отчужденного труда. Яснее стали и пути практического решения этой проблемы». [14.287.]

Теперь Маркс уже четко указывает на существо ошибок «реформаторов по мелочам», которые хотят либо повысить заработную плану и этим улучшить положение класса, либо, – подобно Прудону, – усматривают цель социальной революции в уравнении заработной платы…

«Насильственное повышение заработной платы … было бы, … не более чем лучшей оплатой раба и не завоевало бы ни рабочему, ни труду их человеческого назначения и достоинства.

Даже равенство заработной платы, требуемое Прудоном, имело бы лишь тот результат, что оно превратило бы отношение нынешнего рабочего к его труду в отношение всех людей к труду. В этом случае общество мыслится как абстрактный капиталист». [1.570.] Иными словами, корень всех ошибок «реформаторов по мелочам» кроется в непонимании того, что заработная плата, как и частная собственность, – следствие отчужденного труда.

Совокупная отчужденная сила, созданная разделенной деятельностью людей, принимает форму стоимости, прибавочной стоимости, наконец капитала, который полностью устанавливает свое господство над всеми сферами общественной и личной жизни людей. Капитал становится субъектом, люди же – объектом его власти. Роли смещаются. «Не устанавливая научным образом особенности существующего «социального фона», но будучи в то же время реалистом, Достоевский чрезвычайно выразительно дал картину того, как человек «поглощается и уничтожается общим впечатлением от того гигантского механизма, которой он не в состоянии постичь своим разумом». Т.е. речь идет о том «социальном фоне», где человеку неподвластны его собственные социальные связи. Это мир, где господствует «оборотническая логика», где историю делают «первые люди», а пользуются ее плодами и находятся у власти «вторые люди». [34.57.] При разделенном труде человеческая деятельность, создающая чуждый индивидам и господствующий над ними мир богатств, отношений, институтов становится отчужденной деятельностью.

Известно, что всякий трудовой акт предполагает создание идеального образа в мозгу человека и его последующее материальное воплощение; целеполагание и реальное, – практическое, – преобразование природного вещества. Однако при разделении труда эти имманентные человеческой деятельности моменты разрываются, и, как говорилось уже выше, противопоставляются. Он уже принадлежит не одному человеку, а разным индивидам, социальным группам, классам. Такие отношения имеют тенденцию отнимать у индивидов все их личностные свойства: люди выступают как представители классов: раб или рабовладелец, феодал или крепостной, капиталист или пролетарий. Это уже не конкретные люди с их реальными способностями, но «абстрактные индивиды», наделенные исключительными признаками, допускаемыми разделением труда. Пролетариат в капиталистическом обществе выступает как персонифицированная рабочая сила, а капиталист – как персонифицированный капитал. Оба же они – лишь пассивные носители социальной функции.

В рабовладельческом обществе труд раба отчуждался в наиболее грубой и явной форме вместе с самим рабом. В феодальном обществе это происходило путем приковывания крестьянина к сельскохозяйственному труду, а также путем различных форм оброка. И в том, и в другом случае имеет место личная зависимость.

Рабочий же, – пролетарий, – прикреплен к капиталисту наиболее изощренной, иезуитски подлой формой – экономической зависимостью. Он свободен как личность! Это факт. И с этим фактом, – вернее, с этой юридической декларацией, – как… с писаной торбой носится буржуазная пропаганда. Но когда вникнуть в суть этой «свободы», то становится ясным как день, что это – свобода умереть от голода. А перед этим – расчеловечиться.

При капитализме труд приобретает ярко выраженную двойственную форму: конкретного, живого труда, производящего потребительную стоимость и труда абстрактного, мертвого, накопленного, создающего стоимость.

Для капиталиста (как и для рабочего) решающей является вторая форма, т.к. для капиталиста она создает стоимость, а для рабочего – влияет, по крайней мере внешне, на величину его заработка. И если рабочему предоставляется возможность выбора работы, то он всегда выбирает ее не в зависимости от ее качественной особенности, но исключительно в зависимости от более высокого или более низкого заработка. (В то же время в Советском Союзе, как свидетельствуют данные конкретных социсследований того времени, этот мотив являлся далеко не первостепенным…).

То, что делало человека самим собой, отличало от животных – его осознанная трудовая деятельность (конструировавшая его как человека) превращается для рабочего в средство заработка, а сама жизнь – в средство к жизни.

Отчуждение труда не означает, что человек перестает трудиться. Оно означает, что труд лишается таких важных его свойств, как осмысленность, универсальность, творческий характер. Эти черты труда остаются присущими лишь объединенному (абстрактному) труду. Эксплуатация, таким образом, отчуждает от рабочего, убивает в нем главную сущностную потребность – потребность в творческой деятельности. В перспективе – в творчестве.

Поскольку человек, редуцированный к одной (или нескольким) функциям пригоден лишь к его, – человека, – утилитарно-инструментальному использованию, потреблению - постольку он есть голое средство, товар среди товаров всех прочих. Он абсолютно избавлен от такой «обузы», от такого субстанциального измерения как СВОБОДА. Ибо быть свободным – значит ВЫБИРАТЬ. А если ты еще и не родился, а УЖЕ ВЫБРАН; условиями жизни, социальным статусом, институтами, идеологией etc. – твоим уделом НИКОГДА не станет и не будет: стать полноценным субъектом полноценной культуры, стать и быть носителем субъектности, способом бытия коей есть самодеятельность; быть полноценной личностью, «… вбирающей в себя и излучающей из себя все природные силы». [2.42.162.]

Замена опредмечивания человека его овеществлением, превращение продуктов труда в вещи в корне меняет характер взаимодействия человека с предметным миром и с людьми.

Распредмечивание, использование предметов, этого воплощения человеческих достижений, означает освоение человеком всех тех способностей, всего того производственного, культурного опыта, которые были вложены в этот предмет их создателями. Присвоение же вещей как носителей общественных отношений, обращение их в частную собственность не включает в себя никакого содержательно-деятельностного взаимодействия индивида с этими вещами, их распредмечивания, освоения воплощенных в них человеческих сущностных сил, способностей. Оно ограничивается формальным актом присвоения и отношением обладания. Поэтому, если распредмечивание обогащает человека, то акт присвоения вещей в частную собственность ни в коей мере не означает этого. Собственник может присваивать колоссальные богатства и ничего не знать о действительных свойствах предметов, составляющих это богатство, оставаться нищим духом, душой и телом. Поэтому следует строго различать между человеком «богатым» и человеком «имущим». Между быть и иметь. Ибо между ними – сущностная пропасть.

Разграничение Марксом понятий опредмечивания и овеществления и, соответственно, разграничение понятий абстрактного и конкретного труда составляет его выдающееся открытие. Оно, наряду с другими, развенчивает тезис буржуазных идеологов о «вечности» отчуждения.

Жажда присвоения богатства становится всепоглощающей страстью. Чувство обладания становится на место всех других чувств и страстей человека. В «Рукописях» есть немало чудесных мест, с высокой убедительностью иллюстрирующих эти положения Маркса.

Там, где в угоду все снедающему чувству обладания подчинены все остальные чувства и устремления, там человек перестает быть. Исторические задачи социального творчества буржуазии как класса исчерпаны. Круг деятельности буржуазного индивида как бы расчленен на заранее предопределенные сегменты. Он живет в сфере, которую экзистенциализм называет «Маn» – сфера, которая не позволяет индивиду быть субъектом социального движения, превращая его, как мы уже говорили, в объект манипулирования чуждых ему и враждебных сил. Буржуа перестает быть личностью. Сфера бизнеса «стирает», нивелирует его личностное своеобразие. Историческая бесперспективность и обреченность класса исключают возможность любого созидания. Правящая элита делает ставку на «сильную личность» фашистского типа, способную найти выход из кризисных ситуаций, подавить выступление угнетенных. Непременными свойствами такого рода лидера, заранее предопределенными его классом, являются сочетание воли и беспринципности, энергии и авторитаризма; ремесло циничной демагогии для общения с массами.

Впрочем, кроме этих атрибутов изворотливый и чующий свой конец класс использует громадный арсенал изощренных средств, отдавая дань времени. Если сейчас буржуазия мирится с существованием враждебных ей сил (как-то коммунисты), то лишь потому, что ВЫНУЖДЕНА мириться с ними. Она не останавливается перед самобичеванием, желчным самообличением, обволакивая все это в высокопарные рассуждения о демократии, если только чувствует, что это может укрепить ее позиции. Чудовище в обличии капитализма уже не может просто сожрать своего противника в лице борющегося народа, оно хочет задушить его в своих объятьях. Может быть именно поэтому борющийся класс угнетенных (а вся предыдущая история есть не что иное, как именно такая история, история борьбы классов), никогда не стремится лишь «поменяться» местами с классом имущих, угнетателей. Для пролетариата как раз в наибольшей степени характерен энергичный поиск того пути, на котором человек действительно вызывает к жизни и осваивает все богатство своих определений. И он находит его в марксизме.

Развитие универсальной системы общественного труда есть, бесспорно, заслуга капитализма. Но, с другой стороны, в буржуазном обществе, в силу его природы, эта система создает абстрактную противоположность между рабочим временем и трудом с одной стороны и свободой человека – с другой. Обязанность трудиться висит над человеком в этом обществе библейским проклятием, и, насколько принудителен труд, настолько же идеальной кажется праздность. «Труд есть для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим его сущности в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развертывает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свой дух…

Отчужденность труда ясно сказывается в том, что как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут, как от чумы». [1. 563.]

Поэтому оборотной стороной казенной и либеральной морали трудолюбия становится презренная лень, пустое проведение, – в последний путь, – времени, психология тунеядца. Нужен лишь предлог, чтобы эти низкие черты, импульсы и побуждения, мотивы и устремления нашли выход. И не удивительно, – и это с предельной ясностью отметил Маркс, – что пока человек трудится не на себя, пока совпадение его личного интереса с общественным осуществляется только на дальнем горизонте, противоречиво и трансцендентно, настоящая жизнь человека начинается лишь по ту сторону рабочего времени. А состоит она, эта «настоящая» человеческая жизнь для нашего рабочего из тех немногих естественных отправлений, которые дозволены ему, и которые уже не являются обязательно человеческими… Раньше мы только из книг и фильмов узнавали об этой и такой жизни, а нынче, в условиях последнего наката предыстории, сугубо эмпирически, каждодневно, практически и предметно – по самые уши погружены в нее. Хватаем ртом воздух, дико вращаем очами, думаем: пригрезилось, дурной сон… Оглядитесь нынче кругом. Посмотрите на предлагаемые ценности, услуги, идеалы, мечты. А они: назначаются, втюхиваются, навязываются… Однако же – рассвет грядет. Впрочем, это не отменяет того обстоятельства что именно перед рассветом – самая темная часть ночи…

Поэтому К. Маркс везде и неотступно в «Рукописях 1844 года» связывает дело преодоления, уничтожения отчуждения с коммунистической революцией, с делом построения нового общества, ликвидирующего частную собственность: «… положительное упразднение частной собственности, как присвоение человеческой жизни, есть положительное упразднение всякого отчуждения, т.е. возвращение человека к своему человеческому, т.е. общественному бытию». ;1.589.; В этом новом, действительно справедливом, коммунистическом обществе человек становится высшей ценностью, высшим «капиталом» общества, самоцелью общественного производства, а все материальные ценности, все вещное богатство становится лишь условием, базисом для осуществления этой цели.

Коммунизм есть «подлинное разрешение противоречий между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешения спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между индивидом и родом … Коммунизм … означает становление практического гуманизма». ;1.588, 637.;

И в этом смысле «Экономическо-философские рукописи 1844 года» – эпохальный труд, как в принципе, в «свернутом виде», «в бутоне» содержащий в себе, еще в неразвитых, иногда несовершенных формах, выражениях, весь последующий генезис марксизма.

Теория отчуждения как теория отчужденного труда, в общих чертах разработанная в «Рукописях» (а подробно и всесторонне – в «Капитале», «Экономических рукописях 1857-59гг.» и других работах Маркса), в работах, непосредственно примыкающих (хронологически) к «Рукописям 1844 года» детализуется, прослеживаются конкретные моменты воздействия отчуждения на различные сферы общественной жизни. Говоря строгим языком науки, продолжается обогащение ее, конкретизация путем обретения все новых и новых логических определений. В «Святом семействе» (1845 г.) Маркс смело прибегает к помощи этой категории, заставляет «сверкать» ее все новыми и новыми гранями.

Мы остановимся на одном интересном моменте (другие из них так или иначе уже привлекали внимание советских и зарубежных философов – марксистов; да и размеры данной работы могут перерасти ее оптимальные «рамки», если попытаться предпринять скрупулезный анализ категории «отчуждение» во всех работах Маркса. Поэтому мы концентрируем свое внимание лишь на тех моментах, которые еще не нашли своего детального освещения в марксистской литературе по этому вопросу).

Суть дела вот в чем: еще в «Рукописях» у Маркса мы встречали положение о том, что отчуждение одинаково беспощадно и к имущим, угнетателям и к угнетенным. На первый взгляд, парадоксальное положение. Но лишь на первый взгляд. В «Святом семействе» Маркс и Энгельс пишут: «Имущий класс и класс пролетариата представляет одно и то же человеческое самоотчуждение». ;2.2.39.;

В обществе, где все продается и покупается, мерою вещей, в том числе и человека становится единственно количество денег. Истина, красота, добро, ум, достоинство, честь; все, с чем так или иначе связывается понятие «человеческое» – все превращается в свою противоположность посредством денег. Для капиталиста важны не сами по себе производимые вещи, но лишь то, какую прибавочную стоимость извлекает он из их производства. Он не нуждается в том, чтобы знать и понимать, «что» производится и «как» производится, - эти вопросы он поручает специалистам, которым он платит. «Презрение к теории, искусству, истории, – писал Маркс, – презрение к человеку как самоцели, это является действительной, сознательной точкой зрения денежного человека, его добродетелью». ;2.1.411.; Мы уже отмечали выше, что исторические задачи социального творчества буржуазией как классом исчерпаны. И показывали, что это означает.

Теперь остановимся несколько подробней на другом моменте. Может создаться иллюзия, что индивидуальность буржуа проявляется «дома», в потреблении. Здесь к его услугам тысячерукий податель благ – современное капиталистическое производство. Оно услужливо готово возместить «богатому» индивиду отсутствие его личностных достоинств и человеческих качеств. Значительность личности отождествляется в этом мире с богатством и определяемым этим богатством социальным положением.

Можно с уверенностью сказать (и это неоднократно подчеркивал Маркс), что сущностью человека при капитализме становятся деньги. Маркс с поражающей логической и художественной убедительностью рисует эту картину:

«… то, что я есть и что я в состоянии сделать, определяется отнюдь не моей индивидуальностью. Я уродлив, но я могу купить себе красивую женщину. Значит, я не уродлив, ибо действие уродства, его отпугивающая сила сводится на нет деньгами. Пусть я по своей индивидуальности – хромой, но деньги добывают мне 24 ноги; значит я не хромой. Я плохой, нечестный, бессовестный, скудоумный человек, но деньги в почете, а, значит, в почете и их владелец… И разве я, который с помощью денег способен получить все, чего жаждет человеческое сердце, разве я не обладаю всеми человеческими достоинствами?». ;2.23.618.;

«Все доступно для денег, все обменивается как товар, все одинаково интересно, а именно поэтому и неинтересно. Меняются автомобили, предприятия, сказочные виллы, полотна Кандинского, наложницы». ;13.174-175.; При этом рождается алчность, бесчеловечность о которой Маркс и Энгельс говорили: «Этим (т.е. общественной противоположностью буржуазии и пролетариата. – Б.Н.) объясняется, с одной стороны, ненормальный, «нечеловечный» способ удовлетворения угнетенным классом своих потребностей, а с другой – узость рамок, внутри которых происходило развитие … всего господствующего класса; эта ограниченность развития состоит, таким образом, не только в том, что один класс отстраняется от развития, но и в умственной ограниченности того класса, который производит это отстранение; «нечеловеческое» становится уделом также и господствующего класса». ;2.3.433.;

Характеризуя духовное обнищание господствующего класса, Энгельс писал: «Больших невежд, чем наши современные буржуа, никогда не бывало». ;2.18.216.; Власть денег породила такие отвратительные социальные явления как мещанство, филистерский, обесчеловеченный мир «навыворот», где исковерканы все, веками выработанные, представления о смысле жизни и человеке, перетасованы и подменены все природные и человеческие качества и где господствуют извращенные чувства, привычки, нормы. «Цивилизация, свобода и богатство при капитализме, – писал Ленин, – вызывают мысль об обожравшемся богаче, который гниет заживо и не дает жить тому, что молодо». ;3.24.17.;

Характеризуя бесчеловечность таких отношений, называя жизнь праздно наслаждающихся богачей существованием, где «наслаждающийся … ведет себя как лишь преходящий, с жира бесящийся индивид и рассматривает чужой рабский труд … а потому самого человека – следовательно и себя самого – как приносимое в жертву, ничтожное существо (причем презрение к людям выражается отчасти в виде надменного расточения того, что могло бы сохранить сотню человеческих жизней, а отчасти в виде подлой иллюзии, будто его необузданная расточительность и безудержное непроизводительное потребление обусловливает труд, а тем самим существование другого» ;1.608.;

«Это атмосфера «сладкой жизни», за кулисами которой царит беспросветная нужда. Это мир «никчемных существ», в котором все ценности обесцениваются, интерес к ним теряется; мир, в котором опустошаются и человеческие души, в котором вырастает страх, возникающий среди ночи или при свете дня, – страх перед жизнью. Не случайно скука (Кьеркегор) и страх (Хайдеггер) стали такими модными словами в лексиконе соответствующей философии». ;13.175-176.; Но значение вклада, внесенного Марксом и Энгельсом в понимание сущности отчуждения, сделанное ими в «Святом семействе», заключалось в том, что они подвергли сокрушительной критике ложную трактовку отчуждения, из которой следовало, что от него в ОДИНАКОВОЙ степени страдает и пролетарий и буржуа (ряженая в современные «одежды», эта идея и сейчас является основной у буржуазных идеологов) откуда следует, что они «союзники перед лицом одной беды», то есть намеренно и сознательно размывалась, нивелировалась та пропасть, которая в действительности лежит между имущим и угнетенным, буржуа и пролетарием, делалась попытка вырвать из рук трудящихся их основное оружие – классовую солидарность и классовую борьбу. Подменить солидарность – солидаризмом, социальную активность - буржуазным активизмом, осознанную классовую борьбу – бунтом…

И потому Маркс и Энгельс в «Святом семействе» категорически заявляют: «Имущий класс и класс пролетариата представляют одно и то же самоотчуждение. Но первый класс чувствует себя в этом самоотчуждении удовлетворенным и утвержденным, воспринимает отчуждение как свидетельство своего собственного могущества и обладает в нем видимостью человеческого существования. Второй же класс чувствует себя в этом отчуждении уничтоженным, видит в нем свое бессилие и действительность нечеловеческого существования». ;2.2.39.; Это уже призыв. И призыв не праздный, а основанный на диалектическом постижении сути дела. Примерно в период написания Марксом и Энгельсом «Немецкой идеологии» (1845-46 гг.) устанавливается окончательная, установившаяся формулировка понятия отчуждения. В «Немецкой идеологии» и в следующих за нею (хронологически) работах, включая и «Капитал» отчуждение рассматривается Марксом как процесс, касающийся в первую очередь промышленного пролетариата, процесс, субъектом которого является капитал или его персонифицированное воплощение – капиталист.

Слово «отчуждение» употребляется транзитивно, в смысле римского имущественного права (все возвращается на «круги своя»! см. выше): капитал отбирает, отнимает у рабочего продукт его труда, самое его рабочую силу. Поступая во владение капиталиста, прошлый застывший труд (опредмеченная в средствах производства предшествующая деятельность целых поколений носителей живого труда, рабочих) приобретает господствующее положение над живым трудом, то есть над отдельным конкретным рабочим. Последний же ничего не может отдать, кроме своей силы, продажа которой как товара позволяет ему физически существовать. Господство капиталиста над рабочим, всякого эксплуататора над эксплуатируемым (подлинная сущность отчуждения), есть лишь господство ставших самостоятельными условий труда, первоначально созданных … рабочими. Отсюда происходит видимость (которую так самоотверженно тщатся выдать за сущность современные «теоретики» отчуждения) господства вещей над человеком, продукта над его производителем. Вещественное богатство, произведенное рабочими, посредством отчуждения (Ent;u;erung) в производстве их способности к труду, противостоит рабочему как собственность владельцев товаров. Но эта видимость отражает лишь абстрактную сторону явления. Конкретно же оно выглядит иначе. Не «вещи» и не «определенные вещи» или «машины» господствуют над производителями, а произведенное, следовательно, действительное богатство в виде средств существования и средств производства (как продуктов труда) противостоит персонифицированно, как личность потенциальному богатству; способность к труду, заключенная в рабочем, в человеке, как чужое по отношению к чужим лицам. И эта чуждость существует не только в представлении, но и в реальности. Общественное содержание и богатство труда рабочего выступают по отношению к нему не только как чужие, независимые, но и как враждебные, антагонистические, будучи опредмеченными и персонифицированными в частном собственнике.

Исходя из «человека», Маркс, в отличие от его предшественников и современников понимает истинное его назначение – человек есть цель. Но одного лишь признания на уровне долженствования этого было недостаточно и сколько же «человеколюбов» так и застряли на абстрактности этого положения… Маркс же вскрыл ключом материалистического понимания истории (который, кстати, сам и выковал) общественную, то есть действительную природу действительного человека.

Маркс (а, равно, и Энгельс, разумеется) был не только гениальным стратегом но и гениальным тактиком, «технологом». Вскрыв природу отчуждения, он не останавливается на этом, показывает его вполне «земное» происхождение и лицо, вырабатывает пути и способы его уничтожения. Ярко изображая отрицательные последствия отчуждения, он в то же время постоянно подчеркивает, что человечество должно пройти через эту фазу. Извращение отношений человека и вещей, приводящее к господству последних над человеком, в историческом аспекте является необходимым промежуточным этапом в процессе создания богатства как такового, стремительного развития производительных сил общественного труда за счет большинства человечества. Но в то же время было необходимо освободиться от глубоко укоренившегося представления, будто общественные производительные силы труда являются вещным свойством капитала и что, следовательно, преимущественное применение машин, достижений науки и техники может проявляться будто бы лишь в их отчужденной форме, в частности, - как свойства и способности, присущие капиталу и капиталистам.

Еще в «Немецкой идеологии» (как, впрочем, и в некоторых предшествующих работах) Маркс уже намечает контуры и пути к теории стоимости, открытию прибавочной стоимости, показывает сущность капиталистической эксплуатации, дает понятию классов экономическое, социальное, политическое и историческое содержание, с материалистических позиций открывает в феномене отчуждения основное противоречие капиталистического способа экономической жизни общества – противоречие между общественным характером производства и частной формой присвоения.

В последующих работах Марксом будут подробно, научно безупречно проанализированы последствия этого постоянно и расширенно воспроизводящегося противоречия. Он завершает этот анализ созданием учения о НЕИЗБЕЖНОСТИ революционного свержения капитализма и диктатуре пролетариата. Так из абстрактной, пугающей своей неизвестностью и слепым могуществом категории «отчуждение» (не из нее одной, разумеется) вырастает то, что мы сейчас называем марксизмом.

Но вернемся и мы к конкретному анализу генезиса категории «отчуждение» – в «Немецкой идеологии». Вернее сказать, нам придется выявлять «следы» этой категории, которая под научным скальпелем Маркса и Энгельса «распадается» на «составные» части. «Немецкая идеология» (особенно первая ее глава «Фейербах») носит характер «позитивной критики» по преимуществу. Что это означает? Если прежде (в «К критике гегелевской философии права», в статье «К еврейскому вопросу», «Святом семействе» и других работах) была выполнена «разрушающая» часть работы, то здесь уже налицо критика созидающая. Иными словами, на место обличения мерзостей буржуазного общества, как общества, где безраздельно господствует отчуждение во всех своих видах и «ипостасях», в систематической форме намечаются действительные пути действительного освобождения человека. И создание условий для его превращения в действительного человека. Само слово, термин «отчуждение» встречается здесь сравнительно редко. Но мы видим, что и за выработкой материалистического взгляда на историю, за открытием основного противоречия буржуазного (и всех предшествовавших ему) классовых обществ, за снятием «священных покровов» с государства, права; за лозунгом «коммунистическая революция», за вскрытием на материалистической основе такой таинственной доселе сущности человека, наконец: за ярким, хотя и фрагментарным наброском основных черт будущего коммунистического общества – за всем этим скрывается титаническая работа Маркса по сведению отчуждения к его земной основе и поиск в этой самой основе путей и способов его уничтожения. Путем отчуждения отчуждения. Поэтому нам придется привыкнуть к тому, что речь об отчуждении как таковом идет все чаще и чаще иносказательно. Оно (понятие) содержатся лишь имплицитно, снято в развиваемом богатстве своих логических определений. В том и заключается основная заслуга Маркса, что он не остановился на КОНСТАТАЦИИ такой запутанной и туманной категории, а заставил ее «ожить», а туман, – растаять под лучами исторического материализма. Научной социальной философии.

«Все исторические коллизии, согласно нашему пониманию, коренятся в противоречии между производительными силами и формой общения (производственными отношениями – Б.Н.)». ;2.2.74.;

Чем больше капиталистические отношения вследствие своей внутренней противоречивости превращаются в тормоз развития производительных сил, тем нестерпимее жизнь в таком обществе для пролетариата. Маркс и Энгельс пишут:

«Развитие крупной промышленности породило массу производительных сил, для которых частная собственность стала такими же оковами, какими цеховой строй стал для мануфактуры, а мелкое деревенское производство – для развивающегося ремесла. При господстве частной собственности эти производительные силы получают лишь одностороннее развитие, становясь для большинства разрушительными силами, а множество … производительных сил и вовсе не может найти себе применения при частной собственности». ;2.3.60-61.; Не детализация ли это с холодной научной достоверностью, расчетливостью того отчуждения, о котором еще в «Рукописях 1844 г.» говорилось быть может с более пылким обличительным пафосом, но все же еще несколько абстрактно, общо?..

У Гегеля (в «Работах разных лет») есть небольшой этюд «Кто мыслит абстрактно?». Помните: посторонний человек в преступнике, которого ведут на казнь, видит ТОЛЬКО преступника, т.е. знает лишь ОДНО его определение. Женщина может видеть в нем кроме того еще и красивого мужчину. Это уже больше, но еще не густо… Знакомые, родственники, знавшие его раньше, знают что он и добрый, и ласковый, и честный и пр. И – самое главное, – он и не преступник вовсе! Сейчас произойдет непоправимое… Так, вот, наиболее абстрактно т.е. приблизительно, общо мыслит наш «посторонний»… Нечто похожее мы имеем и в случае с отчуждением. На первый взгляд, оно емко, многопланово, универсально. Но, оказывается, нужен был такой человек, как Маркс, чтобы оно «очнулось» из своей абстрактности, наполнилось конкретным содержанием, ожило. (Ожило, чтобы быть уничтоженным, разумеется, но это уже другой вопрос). Впрочем, эта притча применительна к любой другой проблеме, но думается, не помешает и в данном случае. А «Немецкая идеология» как раз очень показательна в этом смысле, т.е. в деле конкретизации явлений, скрывающихся под сенью отчуждения.

…Попытка буржуазии как консервативной, «положительной» стороны противоречия сохранить существующее положение, то есть свое господство, с помощью экономических, идеологических, политических средств, наталкивается на все возрастающее сопротивление пролетариата и его союзников. Оно крепнет, совершенствуются формы и методы их борьбы, а необходимым завершением ее есть уничтожение капиталистической системы коммунистической революцией.

«… Революция необходима не только потому, что никаким иным способом невозможно свергнуть господствующий класс, но и потому, что совершающий ее класс только в революции может сбросить с себя всю старую мерзость и стать способным создать новую основу общества…». ;2.3.70.;

В «Немецкой идеологии» есть много чудесных мест, где классики марксизма рисуют образ будущего общества, показывает истинные цели и устремления коммунистов (в отличие от тех, которые им вменяли и продолжают неистово вменять их многочисленные противники).

«… Коммунизм есть в высшей степени практическое движение, преследующее практические цели с помощью практических средств». ;2.3.203.; А этой «практической целью» в марксизме всегда выступал человек, полностью очищенный от скверны отчуждения… Человек как цель: целостный человек. Человек – творец. Действительный человек.

«… Коммунисты стремятся всего только к такой организации производства и общения, которая сделала бы для них возможным НОРМАЛЬНОЕ, то есть ограниченное лишь самими потребностями, удовлетворение всех потребностей». ;2.3.246.; На место одного, вызванного отчуждением чувства, чувства обладания – становится все богатство чувств человека (потребность творить по законам красоты, потребность в общении, потребность в труде, в социальной активности и прочее, и прочее), создаются практические предпосылки для развития его сущностных сил, для осуществления его как человека целостного. Коммунизм как строй упраздняет как экономическую основу существования отчуждения, разделение труда (или, что то же самое – частную собственность) так и все его последствия во всех сферах жизни общества. Одной из важнейших заслуг Маркса и Энгельса в «Немецкой идеологии» было то, что они указали практический путь обретения человеком своей целостности как человека полностью обобществленного, коллективного, указали выход из обусловленного отчуждением состояния разорванности, разобщенности, атомарности людей в буржуазном обществе. Коммунизм же, кроме прочего, и есть обретение этой социальности, общественности, истинной коллективности. Маркс и Энгельс так пишут об этом: «Превращение личных сил (отношений), благодаря разделению труда в силы вещественные (отчужденные. – Б.Н.), не может быть уничтожено тем, что индивиды выкинут из головы общее представление о нем, а только тем, что они снова подчинят себе эти вещественные силы и уничтожат разделение труда. Это не может быть осуществлено без коллективности. Только в коллективе индивид получает средства, дающие ему возможность всестороннего развития своих задатков, и, следовательно, ТОЛЬКО в коллективе возможна личная свобода…

В существовавших до сих пор суррогатах коллективности (в государстве и т.д.) – личная свобода существовала только для индивидов, развивавшихся в рамках господствующего класса… в условиях (же. – Б.Н.) ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ (коммунизм. – Б.Н.) коллективности индивиды приобретают свободу лишь в своей ассоциации и посредством ее». ;2.3.75.;

Предельно лаконично свое собственное отношение к проблеме «отчуждения» высказал Маркс, критикуя Маркса Штирнера (К.Шмидта): «… вместо задачи – изобразить действительных индивидов в их ДЕЙСТВИТЕЛЬНОМ (!!!– Б.Н.) отчуждении и в эмпирических условиях этого отчуждения, - мы имеем здесь дело все с тем же приемом: вместо развития ВСЕХ ЧИСТО ЭМПИРИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ представляется пустая фраза об отчуждении». ;2.3.271.; Хочу думать и надеяться, что человеку, читающему эти строки ведомо: действительность в научной философии суть СОВПАДЕНИЕ сущности и существования.

В «Манифесте Коммунистической партии» (1848 год) еще более резко, а именно как «философская чепуха», охарактеризовано пустословие на тему отчуждения у «истинных социалистов». Маркс и Энгельс призывают не к тому, чтобы вместо изучения отчуждения человека от человека заняться изучением эксплуатации человека человеком, а к тому, чтобы глубоко и всесторонне исследовать комплекс проблем, связанных с отчуждением труда, эксплуатацией и всех производных видов отчуждения.

Материальные и духовные последствия отчуждения труда захватывают и пронизывают, с точки зрения Маркса, всю структуру буржуазного общества, так что исследование их требует тщательного исследования самой этой структуры. Маркс и Энгельс, таким образом, призывают не к отказу от философского обоснования учения об отчуждении, а к отказу от философского обоснования этого учения средствами спекулятивной философии. И такой историко-материалистический и экономический анализ отчуждения был осуществлен – в марксизме.

Таким образом, на примере «Немецкой идеологии» мы увидели, что, хотя понятие «отчуждение» употребляется весьма редко, но, по сути дела, содержание высказываемых здесь мыслей имеет очень много общего с тем, что раньше определялось как отчуждение…

Послушаем, что говорит по этому поводу известный исследователь данной проблемы (автор работы: «Миф о двух Марксах», «Гуманизм действительный и мнимый» и др.) В.В. Кешелава:

«Поясняя эту свою сдержанность, Маркс и Энгельс писали, что отчуждение является рефлективным определением и из-за своей чрезмерной расплывчатости легко может быть рассматриваемо то как противоположность, то как различие, то как не – тождество и т.д. Таким образом, любые действительные отношения могут быть объявлены отчуждением, так как в основе формулы отчуждения лежит положение: Я не есть не-Я. Под не-Я нетрудно подставить и философские (бытие-в-себе, инобытие и др.) и конкретные социальные (народ, государство, общество и т.п.) понятия. Вот отчего отчуждение становится добычей мистификаторов теоретических наперсточников, которые вместо изображения индивидов в их эмпирических условиях подставляют «пустую мысль об отчуждении, о Чуждом, о Святом». ;2.3.271.; Будучи вульгаризованным вариантом спекулятивного метода, такой прием не мог, разумеется, встретить у Маркса и Энгельса сочувствия.

Впрочем, суть дела не в том, конечно, что младогегельянцами де была «запятнана репутация» категории отчуждения. Марксом и Энгельсом руководило прежде всего желание найти ответ на «проклятые вопросы» современного им общества. И, чтобы «изобразить индивидов в их действительном отчуждении», т.е. охарактеризовать положение рабочего класса в буржуазном обществе и дать ответ на вопрос о путях преодоления эксплуатации и социального угнетения, абстрактной философской фразы об отчуждении было явно недостаточно. В ходе анализа и осмысления «эмпирических условий» существования индивидов, отчуждение приняло вид социальной силы, стихийно складывающейся благодаря разделению труда и жестко закрепленной системой частной собственности, которая выступает как некая чуждая, вне индивидов стоящая власть, как консолидирование их собственного продукта в какую-то вещественную силу, господствующую над ними, вышедшую из-под их контроля.

В зрелых работах Маркса и Энгельса категория отчуждения теряет свою прежнюю универсальность и всеобъемлющее значение. Ей пришлось несколько «потесниться», дав место разветвленной системе философских и экономических категорий, которые «перекрывают» все, что в неуточненном и недифференцированном виде содержалось или, вернее, подразумевается первоначально под отчуждением». ;40.179-180.; Все вышесказанное особенно характерно по отношению к «Капиталу» Маркса, по отношению к судьбе отчуждения в этом главном теоретическом труде марксизма.

Сам Маркс так резюмировал цель этой работы: «Необходимо ТОЧНО развить понятие капитала, т.к. оно является ОСНОВНЫМ понятием современной политической экономии, подобно тому, так сам капитал, – абстрактным отображением которого служит его понятие, – является ОСНОВОЙ буржуазного общества. Из четкого понимания основной предпосылки капиталистического отношения должны выявится ВСЕ противоречия буржуазного производства так же, как и та граница, достигая которую это отношение ГОНИТ БУРЖУАЗНОЕ ПРОИЗВОДСТВО ЗА СВОИ СОБСТВЕННЫЕ ПРЕДЕЛЫ». ;2.46. ч. I. 288.;

В «Капитале» термин «отчуждение» используется Марксом неоднократно, однако это уже не то всеобъемлюще – абстрактное отчуждение, с которым мы встречались у истоков марксизма.

…Уже в «Рукописях 1844 г.» и в «Немецкой идеологии» у Маркса наметились две формы отчужденного труда: изначальная, которая создает частную собственность и вторичная – являющаяся как – бы стороной функционирующей частной собственности, ее порождением и при капитализме вновь и вновь воспроизводящаяся в возрастающих масштабах. В «Капитале» же упор, акцент сосредотачивается по преимуществу на анализе форм становления и развития этого вторичного, КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО отчуждения.

Прежде всего капиталистическое отчуждение труда предполагает ПОЛНУЮ экспроприацию собственности у трудящихся, превращение их в пролетариев. И это не просто формально фиксируемый факт, но общественно – исторический процесс первоначального капиталистического накопления. Но тут возникает законный вопрос: будет ли правильно рассматривать экспроприацию как акт (или начальное звено) в механизме этого вторичного отчуждения? Ведь известно, что первоначальное капиталистическое накопление происходило во многом насильственными методами, между тем для отчуждения характерно, как мы уже показывали выше, не внешнее насилие, но внутреннее, (экономически) обусловленное и даже как бы «добровольно» происходящее отрешение субъектов от того, что им ранее принадлежало и входило в состав их прежнего бытия.

Но в данном случае не ст;ит идти по пути разграничения между экономикой и насилием: ведь насильственные меры проистекают из наличия экономических конфликтов, а не наоборот. Конфликты и разрушения в человеческом бытии, характеризующие его с момента возникновения частной собственности еще больше заостряются и обнажаются при капитализме.

«Относительная величина промышленной резервной армии возрастает вместе с возрастанием сил богатства. Но чем больше эта резервная армия по сравнению с активной рабочей армией, тем обширнее постоянное перенаселение, нищета которого прямо пропорциональна мукам труда активной рабочей армии, наконец, чем больше нищенские слои рабочего класса и промышленная резервная армия, тем больше официальный пауперизм. Это – абсолютный, всеобщий закон капиталистического накопления». ;2.23.659.; Капиталистическая эксплуатация теснейшим образом связана с отчуждением труда, есть одно из его существенных определений. Все четыре тома «Капитала» проникнуты пафосом разоблачения сущности отчуждения при капитализме; открытия конкретных путей и способов его уничтожения.

Нельзя согласиться со встречающимся положением, суть которого в том, что в «Капитале» Маркс отказался от категории «отчуждение». Идеи отчуждения труда, высказанные им, в частности, в «Рукописях 1844 г.», не только и не «просто заменяются политэкономическими» категориями, но наоборот, самой категории «отчуждение» здесь дается глубочайшее экономическое обоснование, давшее, в свою очередь, Марксу возможность развить и углубить ее как учение о гуманистическом содержании теории пролетарской революции и коммунизма. Коммунизма как ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО ГУМАНИЗМА, сущего в форме практической всеобщности. Перейдя к детальному синтезу механизма эксплуатации и классовой борьбы, Маркс, разумеется, уже не мог ограничиться категорией «отчуждение», ибо от описания фактов следовало перейти к более полному и всестороннему их анализу, к изучению их причин и следствий, а в терминах одного только отчуждения осуществить это было невозможно. Однако Маркс не мог и обойтись без этой категории, так как исключение ее не только бы не привело к более точному анализу причин и последствий отчуждения, но и сделало бы самое этот анализ невозможным…

В «Капитале» мы не найдем ни одной категории, которая полностью «заменила» бы собой категорию отчуждения; но в то же время мы встретим в этом труде целую систему экономических и социально-политических понятий и категорий, в различных аспектах, связях и опосредованиях сомкнутых в данной (отчуждение) категории. Таковы: «отделение абстрактного труда от конкретного», «отрицательные последствия разделения труда», «экспроприация производителей», «эксплуатация», «возникновение и углубление классового антагонизма» и многие другие.

В то же время в живой, иногда даже популярной форме, иллюстрируются положения, высказанные прежде Марксом в краткой, категоричной форме. Приведем два примера подобного рода. Так, еще в «Рукописях 1844 г.» Маркс заявляет, что отчуждение хотя и «расцветает» полностью при капитализме, однако вовсе не является изобретением последнего.

В «Капитале» он так говорит об этом: «Капитал не изобрел прибавочного труда. Всюду, где часть общества обладает монополией на средства производства, работник, свободный или несвободный, должен присоединить к рабочему времени, необходимому для содержания его самого, излишнее рабочее время, чтобы произвести жизненные средства для собственника средств производства, будет ли этим собственником афинский аристократ, этрусский теократ, римский гражданин, норманнский барон, американский рабовладелец, валашский боярин, современный лендлорд или капиталист». ;2.23.246-247.; Это замечание очень, – принципиально, – важно для определения исторических «рамок» отчуждения, его «родословной», его «генеалогии», т.к. иллюстрирует тот, имеющий характер закона, вывод марксизма, что отчуждение – явление сугубо историческое, возникающее с возникновением частной собственности и преходящее с уничтожением последней.

(Кстати, по поводу отношения между частной собственностью и отчуждением. В специальной литературе можно встретить попытки «исследовать» вопрос, что чему предшествует: частная собственность отчуждению или наоборот? Нам кажется, что авторы, так или иначе однозначно отвечающие на этот вопрос (разумеется, ссылаясь на отдельные высказывания Маркса), ЗАБЛУЖДАЮТСЯ. И корень этого заблуждения – в метафизическом (в худшем значении этого слова), подходе к делу. На самом деле здесь диалектическое взаимодействие. Диалектическое! ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ! Впрочем специально доказывать это уже не входит в план нашей работы. Вернее, так: вся наша работа, кроме всего прочего, должна была доказать и это. А если не доказала, значит, не удалась…

И еще одно место из «Капитала», уже к иллюстрации несостоятельности тезиса буржуазных философов (в частности М.Хайдеггера, Э.Фромма) о том, что машины сами «повинны» в существовании отчуждения (а отсюда – далеко идущие выводы, и главный из них: о вечности отчуждения…). Вот что говорит Маркс:

«Не подлежит никакому сомнению, что машины сами по себе не ответственны за то, что они «освобождают» рабочего от жизненных средств…

Противоречий и антагонизмов, которые неотделимы от КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО применения машин, не существует, потому что они происходят не от самих машин, а от их КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО применения! А так как машина сама по себе сокращает рабочее время, между тем как ее капиталистическое применение удлиняет рабочий день; так как сама по себе она облегчает труд, капиталистическое же ее применение повышает его интенсивность; так как сама по себе она знаменует победу человека над силами природы, капиталистическое же ее применение порабощает человека силами природы; так как сама по себе она увеличивает богатство производителя, капиталистическое же ее применение превращает его в паупера, то буржуазный экономист (сегодня эту апологию осуществляет всякий, находящийся на содержании у денежного мешка идеолог. – Б.Н.)… избавляет себя от всякого дальнейшего ломания головы и, кроме того, приписывает своему противнику (марксизму. – Б.Н.) такую глупость, будто он борется не против КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО применения машины, а против самой машины». [2.23.451-452.]

Следует остановиться также на совокупности тех явлений отчуждения, которые охарактеризованы Марксом как «отражение экономического базиса в иллюзорной идеологической форме». Там, где Руссо видел лишь психологические феномены, Маркс вскрывает их объективные корни. Эти виды отчуждения вырастают из собственно экономического отчуждения и на протяжении всего своего творчества Маркс держал их в поле своего зрения.

В «Капитале» надстроечные виды отчуждения «анатомируются» и исследуются с большой глубиной и тщательностью. Говоря о надстроечных видах капиталистического отчуждения (иначе называемых превращенными формами сознания) мы имеем в виду совокупность тех аспектов и последствий отчужденного труда, которые выходят за пределы чисто экономических явлений, как-то: прибавочная стоимость и прибавочный труд, эксплуатация, частная собственность, заработная плата, цена, безработица и многие, многие другие.

Капитализм знает лишь одно средство «устранения» своих противоречий – это их безудержное воспроизводство в расширенных масштабах. И капитал лихорадочно ищет «отдушины», которые бы облегчили ему «дыхание». Такими формами надстроечного отчуждения являются БУРЖУАЗНОЕ право, БУРЖУАЗНАЯ философия, БУРЖУАЗНАЯ мораль, БУРЖУАЗНАЯ политика, религия и др.

В «Капитале» Маркс дает блестящий образец научно – безупречного доказательства зависимости общественного сознания от общественного бытия, разоблачает скотскую, звериную мораль капитализма, буржуазное право, которое превратило «свободу» в свободу эксплуатировать, в свободу рабочего от действительной свободы, «равенство» – в принцип эквивалентности товарного обмена, а «собственность» возвело в высший закон заботы каждого только о себе самом.

При товарном фетишизме порождение человеческих рук и мозга «представляются самостоятельными существами, одаренными собственной жизнью, стоящими в определенных отношениях с людьми и друг с другом». [2.23.82.]

Человек труда в буржуазном обществе полностью находится во власти системы дезориентирующих его иллюзий, созданных его же собственной деятельностью: ему кажется, что цены и стоимости присущи вещам «самим по себе», что средства обращения (деньги) порожденной ими же самими силой приводят в обращение товары, что не деньги производны от стоимости товаров, а наоборот и т.д.

Фетишистскую мистификацию претерпевает и сам капитал, в особенности денежный капитал, приносящий проценты. Маркс неоднократно указывает на прямую связь товарного фетишизма и буржуазной экономической науки, много сделавшей для того, чтобы придать фетишам наукообразную форму. Одной из форм идеалистического отчуждения всегда (а при капитализме особенно) выступает религия. Протестантизм с его большей в сравнении с католицизмом степенью абстрактности Маркс считает «наиболее эквивалентным религиозным образом товарного фетишизма, наиболее подходящими для капитализма». [2.23.89-90.]

«Фетишистские формы отчуждения имеют место в психологии труда, в сфере быта, в семье, в политике и государственной жизни. Всюду Маркс обнаруживает новые «идолы» Бэкона – отчужденные образы буржуазного сознания, превратившиеся в зловещую опредмеченную силу. Моральное и культурное оскудение, превращение брака в денежную сделку, индивидуализм, дополняемый своей противоположностью – стихией обывательских стадных чувств – все это было замечено и вскрыто Марксом в его различных трудах». [20.] И в особенности – в «Капитале».

Но и Маркс, и Энгельс были революционерами, поэтому они были далеки от того, чтобы считать «идолы» отчуждения внеисторичными, неистребимыми, вечными. Уже в условиях капитализма пролетариат начинает освобождаться от них по мере роста своего классового сознания. В ходе классовой борьбы и овладения научной революционной теорией он все более преодолевает иллюзии отчуждения. Но основательное (и окончательное) освобождение от отчуждения начинается тогда, когда пролетариат в тесном единстве с своими союзниками поднимается на решительную политическую борьбу, конечной целью которой является ниспровержение не только иллюзий отчуждения, но (и это основное) – питающего их базиса со свойственным, имманентным ему экономическим отчуждением труда.

Питательную почву отчуждения всякого вида уничтожает социалистическая революция. Созидание социализма и переход от социализма к коммунизму – это путь, на котором окончательно гибнут остатки и рецидивы отчуждения. В этой связи вкратце остановимся на вопросе, имеющем важное значение в современной идеологической борьбе: о проявлениях отчуждения при социализме, так как этот тезис поднят в настоящее время на щит идеологами антикоммунизма, а именно тезис: «в условиях социализма отчуждение господствует» (?!). Разумеется, есть социализм действительный (по науке), есть реальный (как получится), и есть исключительно декларируемый и прокламируемый. И все же. Никакого особого, нового экономического отчуждения, разумеется, не может возникнуть в условиях строя, ликвидировавшего частную собственность, эксплуатацию и пр.; ведь при социализме прибавочный продукт (расходуемый в интересах общества в целом), денежное обращение (являющееся рычагом укрепления социалистических отношений) и заработная плата по труду (далеко не исчерпывающая собой всего того, что труженик получает от социалистического общества) – все эти экономические категории отнюдь не «повторяют» соответствующих явлений, выраженных категориями капиталистического общества и отнюдь не ведут к отчуждению и классовой борьбе. Они не порождают нового отчуждения труда и не воспроизводят, в частности, капиталистического отчуждения. Что же касается духовных видов буржуазного отчуждения (пережитков) будь то в форме религии или же в форме стяжательских настроений, искаженного морального сознания и т.д., то они, разумеется, не исчезают автоматически, не «отменяются» сразу же после победы социализма. Их преодоление – долгий, но необратимый процесс. «Мы знаем, – писал Владимир Ильич Ленин, – что коренная социальная причина эксцессов, состоящих в нарушении правил общежития, есть эксплуатация масс, нужда и нищета их. С устранением этой главной причины эксцессы неизбежно начнут «отмирать». Мы не знаем, как быстро и в какой постепенности, но мы знаем, что они будут отмирать» [3.33.91.]

И отмирают. И отомрут! В тех странах, в той части мира, где начался и осуществляется переход от предыстории к действительной истории. В перспективе, – неизбежно, - в масштабах ВСЕЙ земной цивилизации.

…Современная буржуазная мысль в истолковании проблемы отчуждения видит исключительно поверхностные формы превращенных социальных связей. Постигая отчужденность социального мира, буржуазное сознание не замечает (не хочет, не может и никогда не будет замечать) ПОДЛИННЫХ причин отчуждения, его сущности. Ибо отчуждение – и есть сущность буржуазности. Оно захвачено этим миром видимости, полностью живет, по словам К. Маркса, в этом завороженном, искаженном и поставленном на голову мире, описывает феномен отчуждения с позиций самого же … отчуждения. Буржуазные идеологи чувствуют себя как дома или в отчужденных образованиях, скрывающих в своих застывших вещных формах социальные отношения, или в разорванном, расщепленном сознании, эмигрировавшем от реальных социальных проблем в интимный мир своих переживаний.

Единственным способом позитивной критики этих взглядов может быть лишь постоянное обращение к неиссякаемой сокровищнице революционной мысли – марксизму.


УКАЗАТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРЫ:

1.Маркс К. и Энгельс Ф. «Из ранних произведений» М., 1956.
2. Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинение ТТ.1-49.
3. Ленин В.И. Полное собрание сочинений ТТ. 1-55.
4. Агости Э. «Возрожденный Тантал» М., 1969.
5. Бычко И. «Познание и свобода» М., 1969.
6. Великовский С. «Грани «несчастного сознания» М., 1973.
7. Гегель. Сочинение ТТ. 1-14. М.-Л., 1929-1959.
8. Гильман М. «Некоторые философские вопросы марксовой теории товарного фетишизма» в ж-ле «Филос. науки» №4. 1967 г.
9. Давыдов Ю. «Труд и свобода» М., 1962.
10. Копнин П. «Гносеологические и логические основы науки» М., 1974.
11. Каган М. «Человеческая деятельность» М., 1974.
12. Корнфорт М. «Открытая философия и открытое общество» М., 1972.
13. Курелла А. «Свое и чужое» М., 1970.
14. Лапин Н. «Молодой Маркс» М., 1968.
15. Лапин Н. «Борьба вокруг идейного наследия молодого Маркса» М., 1963.
16. Лифшиц М. «Карл Маркс, искусство и общественный идеал» М., 1972.
17. Мегрелидзе К. «Основные проблемы социологии мышления» Тб., 1973.
18. Морозов С. «Оригинальный труд по проблеме отчуждения». В ж-ле «Филос. науки» №3, 1967 г.
19. Нарский И. «Историко-философский анализ проблемы отчуждения» в ж-ле «Филос. науки» №4, 1963 г.
20. Нарский И. «Категория отчуждения в «Капитале» Маркса» в сб. «Капитал» Маркса. Философия и современность» М., 1968.
21. Нарский И. «Проблема отчуждения в экзистенциализме и религия» в ж-ле «Филос. науки» №1, 1966 г.
22. Оненко М. «Некоторые факты из истории «философской» подготовки чехословацкой контрреволюции 1968 года» в ж-ле «Филос. науки» №3, 1972 г.
23. Пожитков Л. «У истоков революционного переворота в философии» М., 1960.
24. Петросян М. «Гуманизм» М., 1964.
25. Погосян В. «Проблема отчуждения в «Феноменологии духа» Гегеля» Ереван., 1973.
26. Поспелов Б. «Экзистенциализм и проблема отчуждения в современной буржуазной философии Японии» в ж-ле «Филос. науки» №2, 1967 г.
27. Руссо Ж.-Ж. «Трактаты» М., 1969.
28. Сахарова Т. «От философии существования к структурализму» М., 1974.
29. Ситников Э. «Проблема «отчуждения» в буржуазной философии и фальсификаторы марксизма» М., 1962.
30. Смольянинов И. «Проблема человека в марксистско-ленинской философии и эстетике» Л., 1974.
31. Сохань Л. «Духовный прогресс личности и коммунизм» К., 1966.
32. Сэв Л. «Современная французская философия» М., 1968.
33. Сэв Л. «Марксизм и теория личности» М., 1972.
34. Табачковський В. «Криза буржуазного раціоналізму та проблема людської особистості» К., 1974.
35. Тейяр де Шарден «Феномен человека» М., 1965.
36. Фейербах Л. «Избранные философские произведения» ТТ. 1-2. М., 1955.
37. Хайзе В. «В плену иллюзий» М., 1968.
38. Ярошевский Т. «Личность и общество» М., 1973.
39. Кешелава В.В. «Миф о двух Марксах» М., 1968.
40. Кешелава В.В. «Гуманизм действительный и мнимый» М., 1973.
41. Э.Фромм «Человек одинок», в ж-ле «Иностранная литература» №1, 1966 г.
42. Э.Фромм «Наш образ жизни делает нас несчастными», «Литературная газета» 24.10.1964 г.
43. Батищев Г.С. «Ведение в диалектическою логику». С. – Петербург, 1997.