Ив Пэнгийи. Последняя вечеринка Маргодиг

Александр Андреев
[ перевод с французского из сборника "Сказки и легенды Бретани" ]

© Yves Pinguilly, 2010
© Joelle Jolivet, иллюстрация
© Александр Андреев, 2011, перевод



Сказка как сказка –
Начинается с первого слова,
А заканчивается прощанием.

*

Правду говорят: девушки нескромные да с большими запросами, падкие на побрякушки да на золотишко, подвергают душу свою вечной опасности; а особенно те, что гнушаются связать свою жизнь с человеком простым, работящим да богобоязненным. Маргодиг была как раз из таких.

Каждый день эта красотка крестилась, омыв пальцы в фонтане близ Сент-Эфлама в Плестэне, но всё тщетно. Она оставалась нескромной и кокетливой, с большими аппетитами и вольными манерами. Иногда она прогуливалась по Гревской отмели, и её забрызганное солёными волнами платье то и дело прилипало к попе, что не мешало ей креститься, проходя перед возвышавшимся над морем и словно присматривавшим за ним крестом.

Вернувшись домой, эта дивная девушка тут же принималась за любимое занятие – расчёсывала свои длинные рыжие волосы. Жила она со своим отцом Фанхом, старым рыбаком, который больше не рыбачил, да и за всю свою жизнь так и не получил за свою рыбу ничего, кроме нищеты.



Как-то вечером в конце лета ветер нагнал ночную тьму. Старый Фанх только что съел немного каши и покормил свою жену Мари-Иов, которая от болезни уже не вставала с постели. Маргодиг было ровно столько же дела до страданий матери, сколько до жалоб и стонов, приносимых ветром. Непочтительное поведение давно разрушило в ней естественную любовь ребёнка к отцу и матери.

Её интересовали только собственные наряды. Сейчас она затягивала премиленький корсаж с глубоким вырезом, узкой талией и широкими велюровыми рукавами. Летящая юбка из чёрного шёлка тоже была отделана велюром. На красивое бельё она тратила весь заработок швеи, не оставляя родителям даже пары монеток. Глядя на дочь, Фанх еле сдерживал слёзы. И в конце концов, не в силах больше молчать, бросил ей со всей сохранившейся в стариковских жилах силой:

- Нет, Маргодиг, сегодня ты не пойдёшь на вечеринку.

- И почему же? Почему бы мне не пойти – нынче к Кергену придёт менестрель, мы все будем плясать.

- Нет, ты не пойдёшь: я тебя не отпускаю, к тому же твоя мать больна.

- Больна? Но ты же здесь... и даже если ты уснёшь, она прекрасно может сама позаботиться о себе и прочитать свои молитвы.

- Нет, ты не пойдёшь.

Маргодиг, уже собравшаяся, накинула на плечи шаль и как ни в чём ни бывало вышла, хлопнув дверью.

- У нашей дочки сухарь вместо сердца, – вздохнула Мари-Иов.

- Точно, – подтвердил отец со слезами на глазах, а потом крикнул в сторону закрытой двери: – И пусть святой Михаил и святой Эфлам забудут тебя защитить! – С этими словами он накрепко запер дверь.

Маргодиг, не задумываясь, отправилась самой людной дорогой, низко опустив голову перед крестом у Семи Дорог*. Кергену была её двоюродной сестрой. Чтобы добраться до неё, нужно было пройти по трём ложбинкам, а затем забраться выше и пересечь по краю пустошь, где природа уже забыла о море. Тем вечером ветер дул так сильно, что заставлял выплясывать на земле только что упавшие жёлуди и каштаны. Маргодиг было страшновато, когда кривые ветки цеплялись за неё, словно повинуясь приказу отца ветров. Её самоуверенность как ветром сдуло, она даже начала подозревать, что часть грибов у дороги превратилась в коррандонов** с их козлиными ножками в железных башмачках! Коррандоны словно приглашали её свернуть с дорожки, чтобы поплясать с ними на отмели Плестэна. На миг луна обогнала облака и осветила стоявший в нескольких шагах дуб, чей ствол густо зарос омелой. Под ветками её поджидал приятный молодой человек, хорошо одетый и, как ей показалось, с весьма светскими манерами.

Он отвесил Маргодиг низкий поклон и спросил:

- Уж не на вечеринку ли Вы направляетесь, на ферму Кергену?

- Я б туда уже дошла, кабы ветер не мешал!

- Позвольте же Вас проводить, меня там ждут.

Маргодиг, исключительно довольная компанией столь любезного молодого человека, совсем забыла о скромности. Опёршись на его руку, она позволила себя вести, рисуя в своём воображении самые приятные картины... Дойдя до пустоши, они уже тесно прижимались друг к другу, и приятный молодой человек нежно держал её за мизинчик, точь-в-точь как делают влюблённые. Они добрались до фермы даже слишком быстро, на вкус Маргодиг, которая теперь, когда ветер почти стих, с удовольствием провела бы побольше времени под луной. Войдя, они стали искать себе место, и гости вокруг на все лады твердили: "Как прекрасна эта пара!" – "Их лица можно рисовать на кемперском фаянсе!"... Кто-то – возможно, хозяйка – добавил: "Не иначе как сеньор приехал из самой Ирландии жениться на нашей девушке; ух, и везёт же этой Маргодиг!"

Они уселись на скамейке рядышком. И можно было подумать, что все сальные свечи и сполохи огня очагов освещают их одних, ибо все взоры в огромной зале были прикованы именно к ним.

Подкрепившись блинами да сидром, они дали себя околдовать гобою менестреля, чтобы похлопать в ладоши, потопать каблучками да попеть. Маргодиг плясала со своим любезным кавалером, и их пара не переставала кружиться. Как вдруг в самой середине танца случилась удивительная вещь: все сальные свечи разом погасли, и зала оказалась освещена лишь пламенем очагов. Все тут же замерли... все, кроме Маргодиг и её кавалера. Хозяйка внимательно оглядела наводнённый танцующими утоптанный земляной пол – и от увиденного у неё похолодело в груди. Свет от языков пламени падал на совершенно неестественные следы. Странно повёрнутые отпечатки. Один миг – и сомнений не осталось. Эти следы, эти отпечатки оставлены раздвоенными копытами дьявола!

Она тут же обняла кузину за плечи и прошептала:

- Останься ночевать, пойдём, оставим всех, поспишь в моей постели.

Маргодиг расхохоталась.

- Нет, сестричка моя, нет. Я уж лучше прогуляюсь под луной с прекрасным незнакомцем, с которым пришла: ты же видишь, он в меня влюблён.

Сказано – сделано.

Возвращение оказалось совсем другим. Едва они остались одни в ночи, любезный кавалер отпустил руку Маргодиг и замолчал. А чуть позже начал на каждом шагу издавать странные звуки – то резкие, то глухие, абсолютно чуждые людскому уху.

Маргодиг дрожала от страха. К счастью, она так прибавила шаг, что вскоре увидела вдали отцовский дом.

Дойдя до двери и собираясь постучать, она обернулась попрощаться со странным кавалером. Но... рыдания сдавили ей горло. Приятный молодой человек уже не был приятным: перед ней стояло огромное лохматое чудовище с мерзким изменяющимся лицом... и по шерсти его, и по ногам она узнала его. Дьявол! Дьявол собственной персоной!

- Иди... Маргодиг, не бойся. Ты так хорошо плясала, что можешь идти. Входи.

Маргодиг стучала, дёргала ручку, но дверь была крепко заперта. Бог со святыми оставались внутри, рядом с больной Мари-Иов и ухаживавшим за ней Фанхом. А снаружи не было никого, кто мог бы ей помочь.

- Что ж, Маргодиг, раз ты не можешь войти, мне придётся тебя забрать.

Она кричала. Она вырывалась. Чепец упал с её головы. Дьявол схватил её и уволок.



Последним, что она услышала в ночи, были слова отца:

- Прощай, моя дочь, прощай навсегда.



* Семь дорог символизируют семь главных святых Бретани. Рассказывают, что, высадившись все вместе недалеко от Сент-Эфлама, на Плестэн-ле-Грев, они разошлись во все стороны с перекрёстка семи дорог, чтобы снова встретиться уже в раю.

** Коррандоны: члены большой семьи духов и карликов Бретани, живущие по берегам Ла-Манша.

*