Юность моя прошла в небольшом курортном и портовом городе Туапсе. Родители отправили меня в техникум и были уверены, что их послушный мальчик будет прилежно получать образование.
Пятнадцатилетние пацаны, оторвавшись от надзора родителей, мы «зажигали» по полной. Денег, конечно, катастрофически не хватало. Мои «кореша», выросшие на черноморском курорте, вся жизнь которого была построена на обслуживании отдыхающих и обработке иностранных судов, были парнями разбитными. Они легко знакомились на улицах с девушками, и даже говорили, что у них что-то там получалось, они могли запросто попросить у иностранца закурить, они знали все порядки портового города, в общем, «были в теме». Они и предложили лёгкий выход из финансовой пропасти.
Мы стали заниматься фарцовкой. Дел-то всего: купить у иностранного моряка товар и продать отдыхающим втридорога. Конечно, «фарцовка» – это громко сказано. Мы выпрашивали у иностранцев жвачку, сигареты, цветные шариковые ручки (всё это было тогда страшным дефицитом) и затем предлагали курортникам.
Мне, приехавшему из кубанской станицы, где все заработки давались тяжёлым физическим трудом, и где бабушек, торговавших на базаре пучками укропа и семечками, называли позорным словом «спекулянтки», этот промысел давался трудно. Как, зная три слова по-английски, подойти к греческому или итальянскому моряку? А если удалось что-то купить, как предложить товар советскому человеку? А вдруг он поднимет скандал, или просто позовёт милицию? Не часто, но иногда у меня получалось. И тогда «навар» временно тушил мою совесть. Выручка за одну сделку могла достигать десяти рублей! А в те времена на рубль можно было купить бутылку вина или два дня полноценно питаться в студенческой столовой.
Наш «бизнес» неизбежно пересекался с местным криминалом. На набережной, недалеко от порта было кафе «Радуга», предназначенное специально для иностранцев. Там вечно «паслись» настоящие взрослые фарцовщики и валютные проститутки, называемые романтическим словом «путаны». Несмотря на явную конкуренцию, у них существовал свой кодекс чести, они выручали друг друга в трудных ситуациях, предупреждали о планируемых облавах «оперов». Мы не были для них серьёзными соперниками, наверно поэтому нас приняли в путано-фарцовочное сообщество.
Путаны были компанейскими девчонками. Правда, все они были старше нас, но с ними было легко. Мне особенно нравилась высокая, стройная, с рыжими волосами Галюха. У неё были лучистые зелёные глаза, и она зажигательно смеялась. Галюха всем нашим нравилась. Когда мы оказывались «на мели», а это случалось часто, мы тащились к «Радуге» и как бы невзначай встречали Галюху. Она мигом «раскалывала» нас.
– Что, мальчики, снова кризис?
Это капиталистическое слово увязывалось в нашем сознании с проблемами западных стран, но никак не подходило для обозначения нашего положения. Но мы с умным видом кивали и поддакивали. Галюха заливисто смеялась и вела нас к «своему» столику в кафе. Поила, кормила, и никогда не заикалась о наших долгах. Своя в доску была Галюха!
Со временем я то ли повзрослел, то ли поумнел, но нашел честную работу, хоть и трудную, и с «делами» завязал.
Прошло три года. Я уже работал в гидрографическом отряде Каспийской флотилии. Летом 1971 года наше судно зашло в портпункт Бекдаш на туркменском побережье Каспия. Не на каждой карте отыщешь этот посёлок на краю пустыни у самого залива Кара-Богаз-Гол. Чуть южнее находится, пожалуй, единственный в мире морской водопад. Вода в заливе так быстро испаряется, что его уровень постоянно ниже уровня моря, из которого морская вода стекает водопадом. Из-за испарения берега залива состоят целиком из морской соли.
Два десятка парней вырвались на берег в поисках приключений. Но – неудача! Старые бараки на голом песке, жара неимоверная, в магазине вино только одного сорта, туркменское, с осадком песка в бутылке на два пальца. Пришлось пить такое. К концу дня всё равно «захорошело».
Вечером, видимо в честь прихода судна, в посёлке устроили танцы. На асфальтированном пятаке диаметром десять метров топтались несколько школьниц, да в стороне стояли кучкой пожилые, как нам казалось, женщины. Скука! Мы сидели в сторонке, пили противное вино.
– Мальчики, сигареткой не угостите? – подошла какая-то из местных.
Кто-то протянул пачку, дал прикурить. Огонь зажженной спички осветил рыжие волосы, знакомый профиль.
– Галюха, ты, что ли?
– Витёк?
– Галюха! Вот это встреча! Ты что тут делаешь?
– А я здесь на местном курорте. Отдыхаю! – захохотала своим восхитительным смехом Галюха.
– Ну, ты нашла место, где отдыхать, – принял я за чистую монету её ответ.
– А здесь загар лучше пристаёт. И соли целебные, – снова отшутилась она.
Выпили. Пошли танцевать. При свете единственного фонаря я разглядывал Галюху. Нет, не любовался, любоваться было нечем. Почти дочерна загорелое лицо, частые морщинки, кожа грубая, с трещинками, волосы по-прежнему рыжие, но реже стали, кожу на голове видно. Только глаза такие же зелёные, как прежде. А руки! Какие ужасные, корявые у неё руки!
– Что, постарела? – как всегда «расколола» меня Галюха. – Тут не забалуешь…
– Так почему ты здесь? Что тебя занесло в эту дыру?
– Жизнь, Витёк, жизнь… Ошибка резидента! – опять захохотала она.
– Давай ещё выпьем?
– Нет, мне нельзя.
– Тогда пойдём ко мне на пароход.
– Извини, Витёк, не могу. Мне пора. Утром на работу.
– А что за работа?
– Честно? Мешки солью затариваем и на машины грузим. Да ничего, поживём ещё! – и снова заливистый смех.
Я проводил её по вязкому песку до барака. Отдал пачку сигарет – всё что было.
– Счастливо тебе, Витёк! Будешь в Туапсе, привет всем нашим передавай, кого увидишь…
Я пообещал, хотя возвращаться в Туапсе не собирался.
Какое-то смутно-тревожное впечатление оставила эта встреча. На первой же вахте я поделился со штурманом.
– А ты что, не знал? – искренне удивился он. – Здесь же всесоюзная ссылка б…дей! Правда, гениально придумано? Пять лет на этом «курорте», и потом за неё даже русский рубля не даст, не то, что иностранец.
Действительно, гениально. И правильно, и поделом им, путанам. Но Галюху мне почему-то было жалко…