Кавказ подо мною...
Лето 1972г. Окончен седьмой класс. Скукотища! Ее скрашивает общение с подругами: Галей и Майкой. Ох, уж эта Майка! С ее появлением в моей жизни начался новый, «майский», период.
Девочка эта была … НЕОБЫКНОВЕННАЯ!
Во-первых, красавица. Правда-правда, самая настоящая красавица с отливающими золотом густыми волосами. Это о ком-то можно было сказать: рыжая, а Майка была ЗОЛОТИСТАЯ, сверкающая! Стройная, длинноногая, с изящной кистью, грациозная и легкая. А глаза, не поверите, но голубые! Белоснежные зубы. Чтобы совсем доконать: умница с феноменальной памятью, жаждой знаний, редким остроумием, красивым почерком и умением рисовать.
Мало того!!! Она умела увлечь за собой, не побоюсь такого слова, но… массы!
Помимо всего прочего она сражала меня оригинальностью суждений и каким-то взрослым подходом к решению самых простых вопросов. В ее карманах всегда были скомканные бумажки с обрывками фраз и обязательный карандаш. Эта тринадцатилетняя девочка носила бумагу, чтобы записывать свои мысли!!!, а карандаш, чтобы слова сохранились, если на них попадет вода!!!
Есть, есть на свете люди, при перечислении качеств которых невозможно употреблять запятые.
Только восклицательные знаки!
Именно такой была она, тогдашняя моя подруга Майка.
Мы много времени проводили вместе, ее мама работала врачом в районной больнице, т.е. совсем не жила дома, и мы могли заниматься чем угодно. Одним из любимых занятий было чтение. У Майки имелась великолепная библиотека, книги которой мне разрешалось брать домой, но, помимо этого, мы были завсегдатаями городских библиотек: детской и взрослой. И никто нас оттуда не гнал, ссылаясь на малый возраст!
Это Майка сунула мне в руки книгу с надписью РЭЙ БРЕДБЕРИ, сказала: «Почитай, это интересно», передо мною распахнул свои двери мир фантастики и... я растворилась в нем!
Я летала от планеты к планете, с замиранием сердца находила фрагменты былой осмысленной жизни на обломках Фаэтона, вздрагивала от шороха в недрах заброшенного космолета, задыхалась вместе с пассажирами "Селены", провалившейся в песчаный грунт, и горячо желала попасть в ту самую точку космоса, где, как утверждал Станислав Лем, вопреки всем мыслимым логическим законам, можно пообщаться с собой самим, молодым и не очень...
Так вот.
Лето лениво катило свои жаркие дни, похожие друг на друга, как оранжевые апельсины, мы торчали то в библиотеках, то на пляже, то в кино, где многократно посмотрели всех «Анжелик», «Мушкетеров» и прочие поучительные ленты как зарубежного, так и отечественного кинематографа, как ВДРУГ! сарафанное радио оповестило нас, что в школе набирают группу для похода через перевал на Кавказе с последующим отдыхом на море в районе Сочи.
ДИКАРЯМИ!
В ПАЛАТКАХ!
Стоило это все копейки, и было доступно даже для нашего чахлого семейного бюджета. Надо ли говорить, что в числе первых «записанных» была наша троица.
До похода оставалось время, и я начала основательно готовиться к путешествию в горы, т.к. кроме песни Высоцкого «Если друг оказался вдруг…» ничего о горах не знала Слова о том, что «умный в гору не пойдет», действовали на нас, как призыв опровергнуть кажущуюся нам смешной и убогой правду взрослых о бесконечных опасностях и неприятностях, подстерегающих нас всюду.
Просьбы типа «одевайся теплее-на улице холодно», «поешь нормально, в конце концов, а то от голода свалишься », «по вечерним улицам ходить опасно», «не читай лежа-испортишь зрение» вызывали резкий протест в нашей рвущейся на свободу неугомонной душе, и, посмеиваясь над взрослыми, мы иногда искренне жалели их, стесненных рамками условностей, зажатых бесконечными «надо» и «так должно быть». Мы твердо знали, что так, как они: скучно и однообразно, мы жить не будем. Мы будем далеко плавать и высоко летать, мы найдем сокровища и совершим открытия, мы многое победим, высадимся... где-нибудь и прочее, прочее, прочее…
Мы родились сверкать и парить, пройдет совсем немного времени, и на картах появятся мыс Доброй Галины, полуостров Огненной Майки, плато Ветреной Натки, и эти вновь открытые географические объекты по вполне понятным причинам совсем необязательно будут находиться на изученной вдоль и поперек планете Земля.
Ведь Великий и Загадочный Космос бесконечеееееннннн!!!!....
Мое сердце, всецело принадлежащее морю, вмещало в себя множество «любовей», и я практически одновременно хотела быть геологом, археологом, вулканологом, биологом, юристом, океанологом, криминалистом и … много еще кем.
На этот раз я попыталась найти в библиотеке книгу о путешествии в горах, и мне дали сочинение чешского автора о его «горном» опыте.
Книга была в потрепанной обложке из лохматой дешевой бумаги, иллюстрации напоминали неловкие шаржи, название затерто напрочь, листы рассыпались...
Сейчас я бы назвала эту книгу «Горное пособие для чайников». С долей юмора чех рассказывал о своем не очень удачном восхождении на небольшую вершину, которое вместо предполагаемого похода-развлечения превратилось в жесткую схватку с природой, сопровождавшуюся болью, отчаянием, порывами веревок, сходом лавины и падением в пропасть. Оптимизма сия повесть у меня не вызвала, но в душе, помимо ИНТЕРЕСА, проснулось более опасное чувство: УВЕРЕННОСТЬ.
Уж я-то буду очень осторожной, я теперь многое знаю о горах, я подготовлена!
Выехали мы из родного города рано утром в кузове грузовичка. Романтика началась сразу. Мальчишки пели под гитару, было весело, спустя часок все начали засыпать. Лечь было некуда, дощатый пол кузова-плохая кровать, потом стало нещадно палить солнце, потом захотелось пить, потом – есть, а потом, если честно, я захотела к маме.
Ехали мы долго, надо было засветло добраться до Теберды, да и ныть покорителю вершин было не к лицу. Ландшафт менялся, но мы, разморенные жарким июльским солнцем, слабо реагировали на открывающиеся красоты: все время хотелось пить.
Наконец руководитель нашей экспедиции крикнул: «Подъезжаем!», и мы зашевелились. Нас выгрузили у турбазы, физруки ушли к администратору, и через некоторое время нам выделили местечко под горой за территорией базы, т.к. мы были ДИКАРЯМИ. Достаточно быстро палатки поставили, кто-то что-то сварил в ведре, мы мигом слопали все, что было предложено, и буквально упали на свои одеяла в палатках.
Проспав пару часов, восстановив силы, мы вылезли из палатки. Вид вокруг был великолепен: высокие горы, поросшие густым лесом, окружали поляну, на которой расположился «дикарский» лагерь. Справа и слева курились костры, на веревочках висели разноцветные предметы туалета, покрытые мхом громадные камни образовывали причудливые фигуры… Было здорово! Стоящее неподалеку одинокое дерево уже было оккупировано нашими мальчишками, так что мы залезли на забор и задумались…
Наблюдательная Майка указала на гору, и мы увидели, что она прямо на глазах, начиная с вершины, накрывается облаком.
Гора медленно исчезала у нас на глазах!
Зрелище было невероятным, и тут я вспомнила эпизод из прочитанной книги о том, как автор описывал «игру» с облаком его друзей в горах: человек делал пару шагов и скрывался в облаке, потом появлялся совершенно неожиданно из белой пелены в другом месте! Я поделилась этим с подругами, и мы уставились друг на друга: быть РЯДОМ с облаком и не попробовать все это сделать самим, а потом рассказывать небрежно об этом одноклассникам, ну что может быть лучше! Приключение в первый же день! Не сговариваясь, мы надели кеды и пошли к горе.
Гора казалась невысокой, находилась в двух шагах, облако спустилось достаточно низко и по нашим меркам на все про все у нас не могло уйти много времени.
Однако, на деле все оказалось не так просто, как ожидалось. Гора как будто отдалялась от нас, мы шли достаточно долго, а она невозмутимо маячила вдали. Наконец начался подъем. Вблизи он оказался гораздо круче. Подлесок и бурелом не давали возможности двигаться быстро, и мы, изрядно исцарапанные, совсем выдохлись. Понимание того, что расстояния до облака нам быстро не преодолеть, пришло вовремя: начинало темнеть. Я вспомнила, что в горах темнеет стремительно, и мы решили вернуться.
Спуск-это не подъем, дело простое, наивно думали мы. Первые пять минут. А потом, скользя по ковру из иголок, как по льду, раздирая руки о стволы деревьев, мы поняли, что это подъем гораздо проще, нежели спуск. Энтузиазма поубавилось, мы стали спускаться «лесенкой», ставя ступни поперек склона, держась за руки. Гора перешла в долину, мы вздохнули, посмотрели вниз и ахнули! Сумерки уже сменялись темнотой, и вся долина горела и переливалась огнями костров. Какая красота!
"Среди этих огоньков есть и наш костер",- подумали мы, и пошли искать родную палатку. Палатки стояли группами, у каждого костра был свой аромат и своя песня. Как завороженные, останавливались мы у костров по очереди, и везде нам были рады, нас угощали, приглашали «к шалашу», и мы радостно соглашались и поесть и, естественно, попеть!
Что за инструмент гитара! Он так чарующе звучит в концертном зале, а уж на природе равного этому инструменту нет! Какие виртуозы сидели у костров, какие голоса пели никогда не слышанные нами походные песни:
"Не ищите нас на полонине,
На маршрутах не ищите нас!
Мы идем по тем меридианам,
Где еще Макар телят не пас!"
И мы подхватывали:
"В Кавказе брошены судьбой суровою,
Мы вдалеке от бани и пивной,
Давно не бритые, совсем не мытые,
Сидим в палатке рваной и сырой…"
Откуда только ни приехали люди в эти края: из Красноярска, Омска, Иркутска… Мы шли не от палатки к палатке, а от города к городу…
Вдруг какое-то волнение пробежало по лагерю, люди сбивались в группы, что-то выслушивали и ныряли в палатки, подходили к кострам. Из палаток они выходили с включенными фонариками, а от костров – с зажженными факелами. Вся долина осветилась множеством огней. Мы с Майкой переглянулись: как, наверное, все это зрелищно смотрится с горы! Эх, рановато мы оттуда слезли…
Наверное, в лагере намечался какой-то праздник, подумали мы, и попросили у красивого взрослого парня в шортах и рубашке с узлом на животе дать нам факела тоже. Он посоветовал нам остаться в лагере, так как прозвучала тревога: из лагеря пропали туристы.
Мы едва не подпрыгнули: в первый вечер мы будем участвовать в поиске пропавших туристов, да в школе все иззавидуются, а, может, этих людей найдем именно МЫ?
Схватив по факелу, мы смешались с толпой и пошли в сторону горы. Но сил хватило лишь на пару десятков метров, мы устали и решили, что неплохо было бы все же вернуться в свою палатку и слегка передохнуть. Факелы мы отдали идущим рядом людям и поплелись восвояси. Только теперь мы ощутили настоящую усталость. Свою палатку в опустевшем лагере мы нашли достаточно быстро, подошли к костру, попили чаю и, окинув величественную картину: звездное небо вверху и колышущуюся полоску огней у подножия горы, совершенно счастливые провалились в сон.
Я проснулась оттого, что меня тянули за ноги. Открыв глаза, я их сразу же закрыла: прямо мне в лицо светило несколько фонариков, да и вообще вокруг было слишком светло для ночи. И тихо. Потом раздался гвалт голосов. Я обнаружила себя и подружек вне палатки, на траве в окружении множества людей.
«Нашлись, девочки нашлись! -кричали отовсюду.-Отбой!»
Сонные и обалдевшие, мы ничего не понимали. Люди расходились, факела и фонарики стали гаснуть, но нам было совсем не по себе от горящих ярче факелов глаз участников нашей группы. И явно не радость от обретения неизвестных нам потерявшихся бестолковых девочек плескалась в этих глазах. В середину образовавшегося вокруг нас пространства вошел руководитель группы, учитель физкультуры, и дал команду расходиться. После этого поднялся шум, из которого мы с ужасом поняли, что потерялись именно МЫ, что несколько часов весь лагерь обшаривал окрестности в поисках НАС, и только случайное проникновение дежурного в нашу палатку помогло обнаружить нас и свернуть поиски.
Последовали предложения жестокой кары, но приговор вынес руководитель: завтра после линейки нас отправят первым попутным транспортом домой.
«Ну что, погуляли?», -ехидно спрашивали нас наши исцарапанные коллеги.
Путешествие закончилось позором. Несколько минут назад в лагере спали только мы, а все остальные искали нас, теперь же уснул весь лагерь, а мы лежали, прижавшись друг к другу, с вытаращенными глазами. Было стыдно. А уж от мысли о завтрашнем «разборе полетов» и вовсе кровь стыла в жилах. Так опростоволоситься! И кому!
Мы, такие умные, читающие взрослые книги, ставящие в тупик своими вопросами учителей.. Мы, недальновидные, провинциальные простушки, по глупости и недисциплинированности которых несколько часов взрослые люди носились по горе…
Неужели и то, и другое-это МЫ?
Мы не упрекали друг друга, мы молча переживали свалившийся на наши головы позор. Так, тихонько всхлипывая и пряча слезы, мы уснули.
Сон был недолгим. На заре мы проснулись от шума и криков, выскочили из палатки и едва не были раздавлены проносящимся мимо физруком. Наши ребята хаотично бегали вокруг палаток, а у кострища сидел маленький Петька, подвывал и истекал слезами. Спустя немного времени к нему подбежали два санитара, посадили его на носилки и унесли в сторону турбазы. С ними умчались оба наши физрука, погрозив нам напоследок кулаком, и наша экспедиция осиротела.
Оказалось, что коротышка Петька вызвался развести костер, пошел за хворостом, но в округе не было ни былинки: все уже выбрали до нас многочисленные наши предшественники. Надо было идти в гору, но тут востроглазый юноша узрел несколько сухих сучьев на том самом одиноком дереве и решил их добыть незамысловатым способом. Он залез на дерево и стал прыгать на одном из этих сучьев. Ничего не получалось, сук пружинил под ногами легкого, как воробей, Петьки и сдаваться не собирался. Тогда на подмогу Петьке пришли верные друзья, которые прыгали вместе с ним по команде одновременно. Сук не выдержал массированной атаки и обломился. Поверженный, он первым упал на землю, затем на него спланировал хилый Петька, а уж потом все остальные.
Было очень весело ровно до того времени, пока из-под кучи малы не раздался душераздирающий крик Петьки. В результате действия законов физики Петька был изрядно помят крепкими ребячьими телами и сломал руку.
Разбудили физруков, те вызвали «Скорую помощь», Петьку утащили в больницу, и мы перестали интересовать тех, кто вчера очень хотел нашей крови и унижений. Как потом выяснилось, на длинном сучке прыгали почти все мальчики и даже две девочки, т.е. практически все, кроме нас. Дело принимало иной оборот.
Благородно заблудиться в лесу или тупо скакать на сучке, рискуя сломать шею, это ведь две БОЛЬШИЕ разницы, не так ли?
На языке вертелся вопрос: «Ну, как попрыгали?» , но врожденное чувство самосохранения не дало выплеснуться сарказму: прыгунов было больше, перевес грубой силы был на их стороне, и мы ограничились глубокомысленным : «Даааа…»
Через некоторое время Петька с загипсованной рукой и перевязанной по всем правилам военного времени головой (врачам не жалко: царапину на лбу смазали йодом и перевязали бинтом) в сопровождении физруков, слегка прихрамывая и изредка постанывая, появился у палаток.
Стратегически он все сделал правильно: он не просил о пощаде, помятый, но несдавшийся, маленький, пострадавший за коллектив (не для себя же он костер-то разжечь пытался!), Петька мужественно смотрел вдаль и ни у кого не повернулся язык в чем-то его укорить. Отправлять его ОДНОГО домой было несправедливо, а невиновными были только сами руководители экспедиции, получалось, что они и должны были в гордом одиночестве покорять намеченные вершины.
Хотя, как посмотреть!
Если в коллективе нет дисциплины, то виноват начальник.
Следовательно, мы должны были в ПОЛНОМ составе вернуться домой!
Все это выглядело настолько логично, что при общем согласии было решено всем все простить, но с условием, чтобы подобное не повторялось.
Все друг другу немедленно в этом поклялись, и лагерь зажил повседневной жизнью: многострадальный костер зажгли, вздыхающий Петька возлежал на самом лучшем месте, а мы даже не поворачивали головы в сторону горы во избежание искушения.
Приближался второй этап путешествия: дорога к Северному приюту…
Северный приют…
Помню лишь долину у подножия гор, на которой там и сям были разбросаны палатки. И путешествие к горной речушке, из которой следовало набрать воды для приготовления пищи. Пошли мы, конечно, втроем, и, желая искупить свою вину, решили водички набрать почище. А вода тем чище, известное дело, чем дальше от берега. Речушка была неширокая, вода едва покрывала каменистое дно, и мы решили по камушкам дойти до ее середины и там зачерпнуть живительной влаги. Настораживал только рев, исходящий от такого, казалось, небольшого количества протекающей жидкости. Ручей просто какой-то в сравнении с нашей Кубанью! А туда же: клокочет, вода как крутой кипяток-кипит и пенится. Детально разработав план, мы уже взялись за руки, чтобы шагнуть на присмотренные камушки, как вдруг мимо нас в воде с молниеносной скоростью пронеслось нечто. Этим нечто оказался мужской кирзовый сапог, исчезнувший с глаз за доли секунд. Входить в бешено несущийся поток расхотелось, и мы, держа друг друга , зачерпнули воды у самого обрывистого берега.
Вода была ледяная! Да, не поздоровилось бы нам, если бы мы оказались в этой клокочущей пучине!
Потрясенные своим благоразумием, мы вернулись в лагерь, и, никому ничего не рассказав, выполнили указание физрука, а именно: поели и легли спать.
Ранним утром мы «вышли на маршрут». Подъем был затяжным. Восторги типа: «Ах, какой цветочек» или «Этот камень напоминает медведя» быстро угасли. Перед глазами плыли круги, хотелось остановиться и передохнуть, но мы шли вместе с основной группой, и перспектива отстать и остаться в горах одним наших руководителей не прельщала. Основная группа передвигалась легко и быстро, взрослые люди были грамотно экипированы, они подшучивали друг над другом и даже ухитрялись фотографироваться на фоне открывающихся красот.
Ах, какие на них были ботинки: с высокой шнуровкой, на толстой шипастой подошве!
Мы же были обуты в кеды, ноги скользили, пальцы были сбиты о выступающие камни на первой сотне метров, рюкзаки, набитые всякой всячиной, оттягивали плечи, да еще мы по очереди несли рюкзак пострадавшего Петьки и «общественный» груз: ведро с топором. Смех и слова восхищения старших попутчиков не находили поддержки в наших измученных телах. Вдобавок ко всему мы узнали, что должны были идти через Марухский перевал, но там сошла лавина, которой накрыло группу студентов из Сибири, и теперь мы идем через Клухорский первал, что в горах нельзя кричать, а то сойдет лавина, нельзя трогать нависающие снежные козырьки, а то сойдет лавина, и вообще нужно вести себя тихо, как мышь, чтобы, ясно дело, не сошла лавина! «Что за удовольствие от такого путешествия,-думала я,- идти почти на цыпочках, таща на спине тяжеленный рюкзак, сбивая в кровь ступни, рискуя быть накрытым той самой пресловутой лавиной?!» Я вопрошала, а ответа не было. Природа надменно безмолвствовала…
Наконец, дорога обрела некие горизонтальные черты. Оказалось, что мы ступаем по тем самым местам, где в военные годы шли страшные сражения наших войск с фашистами. Как были проложены эти серпантины в те тяжелые времена, ценой каких физических усилий – остается загадкой, но дорога выглядела сносно, и передвигаться по ней было совсем нетрудно. Некоторое время. Потом начались «языки»-следы схода снежных лавин. Они перегораживали дорогу, уходя одним своим краем в небесные выси, а другим-в темную мрачную бесконечность. Напоминали они нам огромные крутые горки, скатиться с которых пожелал бы разве что самоубийца. В этих крутых ледяных склонах были выбиты мелкие лунки, в которые помещалась меньшая часть стопы. Вот так, от лунки к лунке, рискуя улететь в пропасть, мы перебирались на ровную часть дороги.
Из многократно упомянутой книги я знала, что в горах люди ходят «в связке», т.е. прикрепленные к одной веревке, и в случае падения одного другие вытаскивают его с помощью этой самой веревки. Мало того, у нас должен быть шерп, человек, сопровождающий путешественников в горах. Это обычно крепкие волевые молчаливые люди с орлиным взором , небритые, в вязаных маленьких шапочках. Именно так описывал своего шерпа чешский автор.
Шерпы чувствуют горы, знают язык птиц, по звуку ветра и шороху снега они предсказывают бури, одной спичкой зажигают костер и с помощью перочинного ножа прямо в палатке делают хирургические операции. Последнее, конечно, не вызвало оптимизма. Людей с вышеоговоренными признаками не наблюдалось, а через ледяные языки нас переводили молодые парни, одетые в обычные брюки и туфли. Из разговоров я с разочарованием поняла, что это и есть шерпы местного разлива-жители окружных аулов, которые сопровождали нас на маршруте за бесплатный проезд до Сухуми в арендованной нами машине.
Шерпов не было, веревкой нас не связали, ноги болели, рюкзак давил на плечи… Путешествие переставало быть томным. Уже не смотрелось ни вверх, ни по сторонам, великолепные виды не вдохновляли. Наступила апатия. Грело одно. Там, на горных вершинах, должен расти самый прекрасный на свете цветок со звучным названием «эдельвейс».
Эдельвейс… Само название будто пришло из сказок братьев Гримм и звучало как легкое дыхание ветра. Вот я ступаю на широкое плато, и у моих ног бесконечным морем, едва колышась, переливаются всеми цветами радуги эдельвейсы. Я ощущаю их великолепный запах, который окутывает меня, как прозрачное невесомое покрывало…
На черно-белом рисунке в книге эдельвейс выглядел невзрачно, но в моем представлении он должен, просто обязан был быть неким гибридом тюльпана с нарциссом! Этакий горный аленький цветочек. Интересно, как далеко это заветное плато моей мечты? А если этих цветков там много, то можно ли будет хотя бы несколько растений взять с собой, посадить у дома и любоваться ими, этими гордыми детьми гор, привыкшими пить только чистейшую талую воду вечных ледников…
Идущие впереди стали ахать и шуметь, движение замедлилось, и мы понуро ждали новых неприятных команд. Кто-то крикнул: «Привал!», и мы мгновенно выполнили команду, а именно: привалились кто к чему мог. Первые минуты прошли без движения, потом мы ожили и стали искать места для отдыха получше: за камнями, укрывающими нас от ветра. Взрослые куда-то убежали, а мы , слыша их восторженные восклицания, не могли сдвинуться с места. Наконец, передохнув, мы пошли на голоса. Оказалось, что внизу, прямо у наших ног, в котловине в форме идеального эллипса сияло голубое озеро. Картина была фантастически красивой и невероятной: мы стояли на снегу, наши лица грело ослепительное солнце, но снег при этом не таял, а внизу, окруженное снегом, как драгоценной переливающейся оправой, невозмутимо позволяло любоваться собой чудо природы-горное озеро, аквамариновый глаз, взирающий на аквамариновое же небо. Сказка длилась недолго, прозвучала команда «Подъем», и мы опять «на маршруте». Мы шли вдоль каменной стены, где-то внизу колыхались верхушки елей и сосен, пролетали птицы и подозрительно оценивающе смотрели на нас сверху. И вот пронесся радостный клич: «Спускаемся!»
«Неужели это произошло, и мы наконец вырвемся из горного кошмара,»- думала я. В глазах появился смысл, и все невольно ускорили шаги. «Горы, конечно, дело хорошее, но в небольших, а для меня-так в гомеопатических дозах,»- размышляла я. Было грустно от мысли, что и эдельвейсов я не увижу. Ну где же и в чем поэзия всех этих горных походов, о которых сложено так много песен? Мы шли замыкающими в длинной человеческой цепочке, и в какой-то из моментов я поняла, таща ненавистное ведро с топором, что могу очень быстро из хвоста группы переместиться в ее голову. Люди шли по непонятной мне траектории, проложенной кем-то явно не дружившим с геометрией и здравым смыслом. Усталое тело дало команду временно незадействованному мозгу: «Думай давай!». Мозг всполошился: «Самое короткое расстояние между двумя точками-прямая, объемлющая всегда больше объемлемой…». Эти и другие очевидные законы убедили меня сделать шаг к сокращению расстояния, и я решительно отправилась исправлять ошибку взрослых, а именно: когда в очередной раз наша группа «изогнулась» без видимых причин, я пошла НАПРЯМУЮ, по нетронутому мягкому и пружинящему снегу равнины. Я экономила силы и сокращала расстояние. Я была молодец, недаром и по геометрии у меня была твердая пятерка. Группа сосредоточенно двигалась по маршруту, я же прокладывала свой путь к славе, как вдруг услышала крики. Они явно были адресованы мне. Люди в голове и хвосте группы кричали одно и то же: «Давай сюда, быстрее!» и призывно махали руками. Я стояла, как вкопанная, не в состоянии понять, зачем мне бежать назад, ладно-вперед, да и потом-к чему такая паника?. Сообразив, что просто так кричать взрослые не будут, я со всей возможной скоростью продолжила перемещение в голову колонны. Ноги вязли в снегу, рюкзак тянул к земле, а ненавистное ведро с погрюкивающим топором удлиняло мои руки с каждым шагом. Вся колонна, остановившись, ждала меня, это, конечно, удивляло, но силы на разгадывание ребусов не было. Еще несколько шагов, и меня буквально за шиворот вытягивают на тропу. Вокруг обеспокоенные лица. «Ну что опять не так, »- с досадой думаю я, а рядом стоящий дяденька поворачивает меня лицом к тропе в снегу, проложенной мной. Цепочка следов на глазах становится все темнее, а затем по этой границе, как отрезанная ножом, снежная поляна ухает вниз! Оказалось, что я прошла по снежному козырьку, нависшему над водопадом, держащемся на честном слове и только мой малый вес и божья рука не дали мне в тот миг последовать за рухнувшей снежной массой. Подбежал бледный физрук, говорил он, в основном, междометиями, и по всему было видно его желание наконец исправить только что допущенную ошибку природы и покарать меня собственноручно. Дальше дело пошло быстрее, рюкзак и ведро у меня отобрали, оставили в голове колонны и время от времени похлопывали по плечу: «Ничего, девочка, бывает!»
В Южный приют мы пришли к вечеру, расстелили прямо на полу предоставленного нам коттеджа свои одеяла и уснули еще до того момента, когда наши тела приняли горизонтальное положение. Конечно, небольшая беседа со мной руководством была проведена, и я в глубине души была согласна отправиться домой, что было на данном этапе путешествия неисполнимой мечтой, моей и физрука. Конечно, я поняла, что допустила нарушение всяких правил, главное из которых в горах «Делай, как я», неисполнение которого неотвратимо карается увечьем или смертью. Горы не любят шутить и ошибок не прощают.
Среди ночи меня растолкала соседка, сонная, я, ничего не понимая, уставилась на нее, а она сжимала мою руку все сильнее. Окончательно проснувшись, я оторопела. И было от чего. В кромешной темноте сверкали и переливались разноцветные огоньки. Они то приближались, то удалялись. Было полное ощущение пребывания в звездном пространстве. «Что это?»-хором спросили мы друг у друга и замерли. От нашего риторического вопроса проснулся многострадальный физрук и привычно спросил: «Опять ты, Малиновская?»
Отрицать не было смысла, это была я и опять.
«Что это?»-вновь дружно спросили мы и получили переходящий в храп ответ: «Светлячкииии…»
Я вспомнила рассказ мамы о ее пребывании в Апшеронске, местности, густонаселенной этими насекомыми, которых она ночью сажала на страницу книги и от их света можно было видеть буквы, решила рассказать эту поучительную историю взволнованной соседке, но получила хлопок по спине и мгновенно уснула на полуслове.
Наутро нас погрузили в грузовичок, и разбитной джигит лихо стартанул в сторону Сухуми. Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, думали мы, намереваясь петь и веселиться всю дорогу. Но после нескольких минут езды по серпантину многие засомневались в правоте этой пословицы. Мы неслись под гору, и, круто поворачивая, касались бортом машины каменной стены. С другой стороны борта была пропасть, бездонная и зловещая. Петь и веселиться расхотелось. Нас уже не нужно было уговаривать крепко держаться, оторвать от борта наши руки можно было только приложив серьезные усилия.
И вот – Сухуми.
Турбаза «Синоп».
Раскаленное песчаное футбольное поле, выделенное нам под палатки. Мы переодеваемся и идем к морю. Мне ли, одесской душе, не любить эти волны! День был ветреным, людей на пляже не было, но нам все это казалось раем: не надо никуда идти, ничего нести, а можно просто лежать, слушая шелест волн…
Первый день был посвящен отдыху, а на второй была запланирована прогулка по городу. Самостоятельная!
О Сухуми я знала только то, что там варят кофе в песке и есть рынок. В такой последовательности мы и решили провести наше путешествие: сначала попьем кофе, а потом поедем на рынок!
Сборы осложнились тем, что вследствие многократных копаний в рюкзаке у моего платьица отвалились и потерялись пуговки в жизненно необходимых местах, а Майку мама снабдила атласным платьем с белоснежным жабо, чтобы девочка выглядела прилично в незнакомом обществе.
Ну как можно надеть платье без пуговиц, и как можно в июльскую жару напялить вечерний праздничный наряд?! Ситуация выглядела безвыходной в прямом смысле этого слова: нам не в чем было выйти в город! Извечная проблема всех женщин всех времен…
Спасла нас Галя. Ее мама предусмотрительно положила в рюкзак три новеньких халатика, различавшихся только цветом. Итак, три девочки в одинаковых халатиках вышли из ворот турбазы. Нас предупредили о двух вещах: в Сухуми не дают сдачи и воруют девочек. В наших кармашках было полно мелочи, и мы держались вместе. Так, плечом к плечу, мы и подошли к мороженщику. Нам дали и мороженное, и сдачу. Мир вокруг становился добрее. Кофе мы пили в нескольких кофейнях, их было великое множество на нашем пути, и нас часто угощали бесплатно. Когда кофе стал булькать в наших животах, мы перешли ко второй части путешествия: посещению рынка. Там мы увидели и перепробовали множество невиданных даже нами, южанками, фруктов. Торговали, в основном, мужчины, седовласые, с белоснежными пышными усами , смуглолицые, они напоминали мне моего дедушку. Каждый норовил сунуть нам пакетик с фруктами или сладостями, нас просто угощали, не беря денег.
С рынка мы уходили, пропахшие иноземными ароматами, с хорошим настроением и уверенностью, что все люди-братья.
К турбазе мы приехали одними из первых, полежали в жаркой палатке и решили прогуляться по территории «Синопа». Мы подошли к карте турбазы и среди названий корпусов обнаружили иностранный корпус. Вот это везение! Три года мы изучали языки: я-немецкий, а Галя и Майка-английский. Моя учительница немецкого всегда сокрушалась, что нет возможности погрузиться в язык в естественных условиях, а тут такая возможность поговорить с носителями языка! С блеском в глазах мы рванули к иностранному корпусу. Здания были похожи, как братья, мы слегка запутались и, увидев одиноко стоящего в стороне дяденьку, обратились к нему.
Дяденька проявил участие, переходящее в интерес: «Корпус вот этот, а зачем он вам?» Мы доходчиво объяснили, что хотим пообщаться с иностранными друзьями, расспросить их о жизни, пригласить к себе в школу.
Дяденька переменился в лице: «Значит, пообщаться? Спросить? Как живут, что кушают, сколько зарабатывают?» Что-то в его тоне нам не понравилось, мы попытались отойти от этого становившегося неприятным субъекта, но он схватил Майку за руку и сказал: «А вот мы сейчас и узнаем, кто вас этому научил-иностранцев подстерегать, вы, может, за границу уехать хотите, вам, может, советские законы не нравятся? А ну-ка назовите свои имена! Вы из какой школы, из какого города?»
Дело принимало неожиданный оборот, это было пострашнее «воспитательных» бесед физрука… Майка вырвала руку, и мы бросились врассыпную. Долго мы петляли, заметая следы, встретились у палатки, нырнули в нее и просидели в невыносимой жаре до самых потемок.
За ужином дежурный доложил, что к нему подходили дяденька и тетенька, разыскивающие трех девочек в халатиках, разговаривающих на иностранных языках, после чего группа выразительно уставилась на нас. Ни один мускул не дрогнул на наших лицах, Штирлиц бы гордился нами. Физрук устало покосился в нашу сторону и дал команду строиться. Через час мы должны были покинуть гостеприимный Сухуми и отбыть в Сочи. Первыми на плацу с собранными вещами были мы. Нам не терпелось убраться с территории турбазы, дабы не столкнуться со злобным дядькой-противником объединения пролетариев всех стран. Без проблем мы добрались до вокзала, где водились самые вкусные на земле хачапури. На электричке доехали до Сочи, а потом расположились на берегу моря между станциями Лоо и Лесная.
Дальнейший отдых был однообразен и пресен: мы загорали, плавали до изнеможения, бродили по пляжу. Возвращались в родной город мы в поезде, мест не хватало, мы ухитрялись помещаться на полках по двое, и это нисколько не смущало нас, закаленных переходом через горный перевал. Нам уже было с чем сравнивать.
Ночью началась сильная гроза, ветви молний рассекали небо, отражаясь в волнах, и казалось, что они сверкают не только сверху вниз, но и снизу вверх. В купе было жарко, я вышла в коридор, прижалась лбом к стеклу и, глядя на бушующую за окном поезда стихию, вдруг с грустью поняла, что детство закончилось.
Вот так, резко, как гитарная струна, лопнула нить, связывающая меня с беззаботной порой, когда можно было быть маленькой, совершать ошибки и возлагать ответственность за них на взрослых, мол, не научили, не уберегли, не предостерегли, не показали, как надо.
Поезд мчался, окно заливало дождем, а мне было до слез грустно от невосполнимой потери, и я пожалела, что пошла в этот поход, показавший мне не книжную, а настоящую жизнь, в которой нельзя переписать неудавшийся абзац или перевернуть страницу назад.
Там, на Клухорском перевале, среди снегов, горных вершин, ветра и камней, и бегает мое детство, аукая таким же маленьким заблудившимся путешественникам.