Человек с планеты Нибиру

УДК 821.161.1-312.9
ББК 84(2Рос=Рус)6-44
ISBN 978-5-9902866-2-7

БЕСПЛАТНО СКАЧАТЬ ПОЛНЫЕ ЭЛЕКТРОННЫЕ ВЕРСИИ КНИГ ВЫ МОЖЕТЕ НА САЙТЕ www.Nibiru-2017.ru
А ТАК ЖЕ ВСТУПАЙТЕ В ГРУППУ "ВКОНТАКТЕ": vk.com/hronikinibiru

Хроники Нибиру: 2012

Что ждёт нас после смерти? А что – в ближайшем будущем? Какова история Земли и происхождение человека? Каждого из нас хоть раз в жизни интересовали эти и другие животрепещущие вопросы. и цель серии книг «Хроники Нибиру: 2012» - дать ответы на них и в корне изменить представление многих людей о событиях, связанных с концом света в 2012 году, вторжением существ с планеты Нибиру, переходом человечества в четвертое измерение, параллельными мирами и бессмертии души, как об апокалипсических. На первый взгляд, подобные вопросы принадлежат к разным областям познания, но на самом деле они находятся в тесном контакте между собой и даже неотделимы друг от друга.
 

Человек с планеты Нибиру

Жизнь человека, по мнению автора, — это мозаика судеб, вплетённая в Бесконечность. Главный герой проживает несколько жизней, меняя обличье, в разные времена, эпохи, на разных планетах, стремясь достичь совершенства. Автор, проводя героя через множество испытаний, проверяет, станет ли Любовь тем спасительным кругом, который удерживает на плаву жизненного круговорота, и сохранит ли человек свое «я», распахнув окно из душной комнаты земной жизни в безграничную Вечность Неба. Прошлое и будущее, жизнь и смерть — почти синонимы тайны, неуловимой и манящей. Пусть говорят, что эти тайны непостижимы: прочтите книгу и убедитесь в обратном!


Содержание:
Глава 1. В поисках ощущений.
Глава 2. На заре зарождения цивилизации.
Глава 3. Александр - безвольный правитель.
Глава 4. Раб собственных детей.
Глава 5. Шутка.
Глава 6. Святая ересь.
Глава 7. Страна контрастов и внутреннего роста.
Глава 8. Между строк.
Глава 9. Магистр оккультных наук.
Глава 10. Французская революция.
Глава 11. Между небом и землей.
Глава 12. Унуки и капажики.
Глава 13. Встреча в тамбуре-переходнике.


Глава 1
В поисках ощущений

Он сидел на камне у отвесной стены обрыва. С высоты птичьего полета перед взором открывались просторы родного леса. Черно-красноватые деревья стояли неподвижно, словно затаив дыхание и ожидая каких-то необратимых перемен. Будто было понимание, что некогда высоко духовная раса пришла в упадок и должно пройти еще много тысячелетий, прежде чем она обретет былое величие. Солнце уже заходило за горизонт, и редкие лучи, попадавшие на спутник, который сопровождал планету, делали поля, скалы и даже воздух золотистым.
Где-то там, внизу, остались те, кого он знал, любил. Энлиль закрыл глаза и погрузился в медитацию. Черная свободная хламида не сковывала движений. Чувства в области солнечного сплетения усиливались, и он уже видел огромный, светящийся, золотой шар в центре груди, каждой клеточкой тела ощущая исходящее из него тепло.
--- Пора. Все уже собрались, --- услышал он голос спускающегося с горы товарища.
--- Да. Иду. Дай мне еще минуту, --- ответил Энлиль, не открывая глаз.
--- Не задерживайся. Мы ждем тебя в древнем храме на скале, --- сказал приятель и поспешил удалиться.
К этому моменту уже все тело Энлиля прониклось теплом и глубокими чувствами. Поднявшись с камня, он напоследок бросил взгляд на стоящий в ожидании перемен лес и направился в сторону храма.
На самой вершине огромной крутой скалы находился храм. Возвышавшийся над лесами, он находился на самой вершине высокой скалы. Основание храма являлось вершиной скалы, а его верхушка была сложена из множества грубых прямоугольных несимметрично сложенных камней, покрытых наростами. А основанием служила вершина скалы.  Создавалось впечатление, что этот древний храм как бы вырастал из скалы и парил высоко над лесом. Здесь не было ни лестницы, ни какой-либо другой дороги. Но для Энлиля и других нефилимов, жителей этой планеты, это была не проблема. На руках их было по три пальца, каждый из которых был оснащен огромным круглым когтем, слегка загнутым внутрь. Эти огромные крепкие когти впивались в скальную породу и позволяли прочно крепиться своему хозяину.
Взобравшись на вершину, Энлиль вошел в храм. Единственное, на чем можно было остановить взгляд, была винтовая лестница.
«Видимо, мне сюда», --- подумал про себя Энлиль. Он прошел два полных оборота по лестнице, прежде чем оказаться в единственном имеющем какой-то смысл помещении. Войдя, он очутился на открытом полукруглом балконе. Прямо перед ним, метрах в двух, возвышался небольшой подиум, уходивший в звездное небо. Солнце уже зашло за горизонт, а вращающийся спутник давно уже летел по ту сторону планеты. В центре подиума находилось нечто, похожее на треногу с основанием пирамиды на вершине. На этом основании стоял огромный кристалл, светящийся изнутри синеватым пламенем.
Энлиль осмотрелся. Справа от него стояли все те, с кем он собрался совершить этот беспрецедентный для остальных жителей планеты Мардук поступок: учитель и еще два ученика. Старшего ученика звали Ишон. Он был на несколько тысяч лет старше Энлиля. А младший, Ануш, примерно, настолько же младше его. Учитель же был очень стар, даже для расы нефилимов. Собравшиеся были последними, кто уйдет с этой планеты. Остальные, оставшиеся в лесу, давно стали деградировать, и к этому моменту растеряли свои умения и знания. Они не верили никому и ни во что. Их сознание уже было не способно принимать новую информацию. Эти жители планеты Мардук решили остаться, так и не поверив тому, кого Ишон, Энлиль и Ануш называли учителем. Раса нефилимов достигла апогея в своем технократическом развитии, обрекая себя на самоуничтожение.
--- Пора, --- сказал учитель спокойным голосом. Он был уверен в правильности своих действий.
Товарищи подошли к огромному мерцающему синеватым пламенем кристаллу, и учитель по очереди посмотрел в глаза каждого из учеников. Он пытался уловить сомнения относительно правильности совершаемого ими поступка.
Энлиль это заметил.
--- Я доверяю тебе так же, как и своим собственным чувствам, --- сказал он, не отводя глаз от кристалла.
Учитель молча кивнул и положил нижние руки на кристалл. Его примеру последовал Энлиль, потом Ишон и Ануш. Едва последний коснулся кристалла, как вспышка ослепила нефилимов, и Энлиль почувствовал сильнейший толчок в грудь. Пролетев несколько метров, он ощутил себя парящим в воздухе. Вокруг него на бешеной скорости вращалась Мер-Ка-Ба, которую он активизировал в течение многих дней.
Не чувствуя боли, он осмотрел свою нынешнюю форму бытия. Энергетический двойник в точности повторял его физическое тело: все тот же рост, около четырех метров, стройная фигура, узкая талия, не очень широкие плечи, красивые ноги с огромными когтями. Изящные верхние руки имели три когтя. Они были предназначены для передачи информации, которую нельзя было передать вербально. Когти скрежетали друг об друга при разных наклонах, издавая таким образом звуки, похожие на стрекот.
Крепкие, накаченные нижние руки, оснащенные тремя пальцами с когтями, при помощи которых нефилимы лазили по скалам, деревьям, преодолевали разного рода препятствия: нижние --- для физической работы, верхние --- были немного короче нижних.
Удовлетворившись своей внешностью, Энлиль посмотрел в сторону храма, где еще пару мгновений назад он, два его товарища и учитель совершили вынужденное самоубийство. С ними все было в порядке. Удивительно, несмотря на столь мощный взрыв, этот древний храм остался без изменения.
Придя в себя и слегка привыкнув к новому способу существования, все трое летели в сторону Энлиля. Они также ничуть не изменились: вытянутая назад голова, говорившая о высоком уровне сознания, черные широко посаженные глаза, носовые, слуховые и  ротовая щели. Справа и слева от ротовой щели находились жевала. Благодаря жевалам нефилимы перетирали пищу, которая затем попадала в жевательный мешок, сохраняя таким образом вкусовые ощущения еще долгое время. Все было без изменений.
С этого момента все их общение происходило исключительно на телепатическом уровне.
--- Ну как? Все в порядке? --- спросил учитель у подопечных.
--- В полном! Только слегка непривычно чувствовать себя сгустком энергии, --- ответил Ануш, младший ученик, пытаясь освоить управление новым телом. Возможно, где-то в глубине души у него были сомнения относительно возможности существования вне физического тела, но сейчас от них не осталось и следа.
--- Ничего, привыкнешь. Ко всему привыкаешь, и к этому привыкнешь. Когда-то это должно было случиться, --- подбодрил его старший ученик, хранивший молчание до этого момента.
Ишон огляделся по сторонам. Сейчас они находились в своем родном четвертом измерении, но уже ином обертоне.
Учитель знал, что на каждой планете существует сто сорок четыре мира: двенадцать измерений или октав, по двенадцать параллельных миров или обертонов в каждом. Чем выше измерение и обертон, тем более высоко духовные сущности там обитают. Он всегда твердил, что все во Вселенной можно рассматривать двумя способами: во-первых, как предмет, состоящий из мельчайших частиц, таких, как атомы, во-вторых, как предмет, имеющий свою вибрацию или, другими словами, имеющий определенную длину волны. Этими словами учитель пытался привить ученикам не только неординарное мышление в восприятии мира, основанного на плотных физических составляющих, но и чувство движения энергии. Так и уровни измерений, о которых так часто говорил учитель, были ничем иным, как различной длины волнами. Чем больше расстояние между двумя волнами, тем выше уровень измерения. Все, что относится к одному измерению или обертону, например, третьему обертону третьего измерения, где обитают созданные нефилимами дети, имеет базовую длину волны, с расстоянием между двумя волнами равным 7, 23см. И соответственно вибрация находящихся в этом измерении предметов, в том числе и живых существ, колеблется в пределах этой базовой длины волны. Чем выше обертон, тем шире базовая длина волны.
Учитель повел учеников за собой, оставив тела лежать возле кристалла. На огромной скорости, создаваемой Мер-Ка-Ба, они вылетели из атмосферы планеты Мардук и оказались в Космосе. Благодаря Мер-Ка-Ба, нефилимы могли развивать скорость во много раз превышающую скорость света, не затрачивая собственную энергию.
Учитель держал курс прямо на созвездие «Пояс Ориона», но долетев до определенной точки, развернулся под углом более чем 45 градусов и полетел вправо по наклону вниз. Остальные следовали за ним. Долетев до еще одного ориентира, видимого только учителем, они совершили очередной поворот и полетели в направлении созвездия «Рыбья сеть». Проделав такой зигзаг, они сделали последний поворот и оказались у цели. Перед ними возвышались две циклопические колонны, и еще одна такая же колонна лежала сверху. Это было похоже на огромные врата, висевшие в открытом Космосе.
На обеих колоннах были выгравированы письмена в виде иероглифов. Энлиль подлетел ближе к одной из колонн и начал рассматривать ее. Остальные же остались любоваться этим построенным кем-то чудом со стороны. Язык, на котором были написаны письмена, был настолько древний, что даже нефилим не мог с точностью определить смысл написанного. Сумев прочитать лишь пару символов, он бросил это бесполезное занятие и, облетев вокруг колонн, увидел, что эти рисунки были по всей их площади.
--- Это и есть звездные врата? --- спросил Ануш своего учителя.
--- Что то вроде того, но не совсем. Это не врата между цивилизациями, а врата между измерениями. Наша Вселенная имеет структуру как у рыболовной сети: каждая Солнечная система соответствует одной ячейке, а ячейки в этой сети имеют определенные границы, между которыми можно проходить, если использовать так называемый «магический знак». В нем изображают двухмерный символ Мер-Ка-Ба, пишут определенные письмена и заключают в три круга. Таким образом, получается универсальный ключ, подходящий ко всем измерениям, --- пояснил учитель.
--- Значит, имея ключ, мы сможем пройти сквозь эти врата?
--- Даже если бы у нас был магический знак, мы бы не смогли войти в них. В них нет никакой преграды. Только пустота. Единственный способ войти в эти врата --- это активизировать чувства, над развитием которых вы работали в течение многих лет. Эти чувства --- ваш ключ в другое измерение. Это похоже на гамму вибраций, которая набирается как нотная палитра. Вызывая в себе все эти чувства, вы набираете как раз эту палитру. Все эти чувства в целом вводят вас в определенную вибрацию, приобретя которую, вы сможете пройти сквозь эти звездные врата, --- ответил учитель.
Приняв положение напротив звездных врат, Энлиль начал вызывать в своем сердце чувство Безусловной Любви. Он мысленно сконцентрировался в области груди и ощутил приятное тепло, расплывавшееся по всему телу. Каждая фибра души оказалась окутана этим божественным чувством. Он любил все вокруг: природу своей родной планеты, и самые далекие звезды со всеми их обитателями. Он любил их не за что-то конкретное, а просто за то, что они есть.
Следующим паттерном для входа в звездные врата было чувство Истины. Вызвав в себе это ощущение, он почувствовал, что источник находится уже не в груди, а поднялся немного выше и уже оттуда вещает этим разрозненным чувством. Добро и Зло чередовались в своей истинности, то одерживая победу, то падая в поражениях. Источник паттерна Красоты находился еще выше, но он не вызывал противоречивых чувств, пришедших из его прошлого. Во всем, встречаемом во Вселенной, он видел точные геометрические пропорции и идеально выдержанные формы. Зафиксировав и это ощущение, Энлиль стал вызывать Доверие. Этот паттерн пришел сразу, нашедший свое место в общей палитре. Паттерн Гармонии был важен, и его источник приятно отзывался в голове идиллией и чувством повсеместной сочетаемости. Какое-то время нефилим парил в воздухе напротив врат, закрепляя в себе этот паттерн, прежде чем перешел к следующему. Паттерн Мира был одним из последних, но от этого важность его возрастала. В этих дуальных мирах требовалось укротить Добро и Зло, примирив их в одном целом, и в этом-то и заключалась главное понимание многих реальностей, существующих в огромном космическом пространстве. Завершающим же было чувство Благоговения перед Богом. Вызвав и его, Энлиль объединил их в одну палитру. Активизировав, как ему показалось, все необходимые для прохода в другое измерение чувства, он совершил движение через врата. Но, пролетев сквозь них, увидел: ничего не изменилось. Он оставался в том же космическом пространстве пятого измерения.
--- В чем дело? Почему я не прошел? --- огорченный своей неудачей, спросил он учителя.
--- Скорее всего, тебя подвела слабая концентрация чувства «Благоговение перед Создателем». Вспомни многолетние тренировки. Ты так и не усвоил один из главнейших уроков. В Бога можно верить, можно не верить, но от этого он не перестанет Быть! Он создал тебя, меня и все остальное, что ты видишь и не видишь. И даже более. Он находится в тебе, во мне, в каждом дереве, кусте, в каждой планете. Он связывает абсолютно все в нашей Солнечной системе. Тебе следует выражать глубочайшее почтение перед Ним. Если бы не Он, ничего бы не было, --- ответил учитель. --- Попробуй еще раз. Только сейчас постарайся как можно ярче ощутить Благоговение перед Богом, поблагодари Создателя за все сделанное для нас. 
Повторно вызвав в себе все чувства, уделив особое внимание «Благоговению перед Создателем», Энлиль приблизился к пустоте, находящейся между колоннами. Он начал вытягивать вперед свою нижнюю правую руку и, к своей радости, заметил, что она исчезает. Палитра была полна. А в том месте, где она проникала в другое измерение, образовывалась рябь, расходившаяся по всей площади врат, как от брошенного в воду камня. Он продолжил движение и оказался в совсем другом мире, где его уже ждал Ишон, прошедший сюда ранее. В скором времени появились и Ануш с учителем.
--- Сейчас мы находимся в тамбуре-переходнике пятого измерения. Сюда попадают все те, кто смог пройти через звездные врата. Миновать этот тамбур невозможно. Попавшие сюда сущности проходят своеобразное обучение, и именно здесь они настраивают свои энергоцентры перед тем, как пойти дальше. Правильно настроив энергоцентры, они будут полноправными членами того общества, в которое попадут, --- пояснил учитель.
Путники осмотрелись. Они находились в круглом, слегка вытянутом пространстве. Слева находился выступ в более низшие измерения. По всему тамбуру было расставлено множество огромных кристаллов разного цвета и с разным количеством граней.
--- Вам следует поместить свое сознание в каждый из этих кристаллов по очереди и слиться с ним, а они настроят вашу энергетику и ваши энергоцентры на частоту того кристалла, с которым вы будете работать, --- сказал учитель.
Задача оказалась не из легких. С первого раза ни один из учеников-нефилимов не справился с ней. Несмотря на высокий уровень развития и огромный практический опыт в области медитаций, их сознание вырывало из кристаллов. Но после небольшой тренировки все четверо были готовы к завершению обучения.
--- А для чего предназначен этот? --- спросил Энлиль, указывая на стоящий в стороне от других коричневатый четырехгранный кристалл, находящийся на углу выступа, ведущего в низшие измерения, и никто из присутствующих не обращал внимания на него до этого момента.
--- А ты сконцентрируйся на нем, и сам все увидишь, --- ответил учитель.
Энлиль подлетел ближе и сконцентрировался на кристалле. Своим внутренним взором он увидел, что одна из цивилизаций, находившаяся в третьем измерении, достигнет уровня Перехода в следующее измерение и перейдет в него. Но по какой-то совсем непонятной причине в четвертое измерение перешли все сущности. Принцип «Много званных, но мало призванных» не сработал, и наряду с просветленными и высоко духовными существами, полными любви и гармонии, перешли и убогие сознанием, маниакальные сущности, внутри которых кипела агрессия и жажда насилия.
«Скорее всего всю эту цивилизацию что-то объединяет, раз этот сброд оказался здесь. Возможно, благодаря высокоразвитым душам в четвертое измерение были перетянуты и все эти деградирующие сущности», --- подумал про себя Энлиль.
Продолжив наблюдение, он увидел, что эта цивилизация удержится в четвертом измерении лишь на несколько месяцев, а затем будет сброшена обратно. Но и эти несколько месяцев были потрясающей возможностью провести время в четвертом измерении, наполненном формами мыслеобразов и потрясающей творческой самореализацией. 
--- Учитель, --- обратился Энлиль к наставнику, --- не будешь ли ты возражать, если я покину тебя на некоторое время и проведу его с той цивилизацией, которую я видел в кристалле?
--- Исключено! --- отрезал учитель. --- Мы должны стремиться вверх, а не опускаться до уровня четвертого измерения. Нам необходимо еще много работать, прежде чем мы обретем бессмертие.
--- А куда нам спешить? У нас в запасе минимум двести тысяч лет, --- вмешался в беседу Ануш.
--- У вас в запасе, --- поправил его учитель, понимая, что ему самому столько не прожить.
--- Мы будем находиться в четвертом измерении всего несколько месяцев. Это меньше мгновения для мироздания. А перед тем, как та цивилизация начнет падать обратно в третье измерение, мы уйдем оттуда и вернемся сюда, --- добавил Энлиль.
---  Не переживай, учитель. Ничего страшного не произойдет. Совсем скоро мы вернемся и продолжим наше обучение, --- подключился к разговору Ишон, также заинтересовавшийся возможностью посещения четвертого измерения.
Понимая, что эти несколько месяцев ничего не решат, учитель пошел ученикам навстречу.
--- Но если вы опоздаете и не успеете улететь с планеты до того, как вся остальная цивилизация будет сброшена вниз, вы окажетесь в заточении и будете вынуждены скитаться там до следующего Перехода. А это ни много ни мало --- шестнадцать тысяч лет. И где гарантия, что вы не растеряете все свои знания и навыки за это время?
При этой мысли учитель пожалел, что разрешил своим подопечным эту прогулку, но тут же успокоил себя мыслью о том, что немного отдыха им не повредит перед предстоящим путешествием.
Довольные исходом переговоров, нефилимы вылетели из звездных врат, используя те же паттерны, что и для входа, и активизировав свои Мер-Ка-Ба, двинулись в сторону планеты Земля.
Очень стремительно, словно прыжком, они переместились к земной атмосфере. Далеко под ними была Земля. Медленно, используя для передвижения собственную энергию, они приблизились к её поверхности и приземлились за высоким зданием. Теперь они были в четвертом измерении планеты Земля, где и хотели немного отдохнуть.
--- Надо бы сменить облик! --- предложил Ишон. --- Существа, живущие здесь, совсем не похожи на нас. Наш внешний облик может привлечь совсем не нужное внимание.
Сконцентрировавшись на сердечной чакре и шишковидной железе одновременно, Энлиль почувствовал, как с его телом начинает происходить метаморфоза. Оно стало принимать облик существа этой планеты: его рост уменьшался, а тело становилось все более и более плотным, руки срослись, вытянутая назад голова приняла чуть более округлую форму. При помощи своих мыслей Энлиль создал себе вьющиеся темные волосы, свисавшие до плеч, прямой острый нос, слегка заостренный подбородок и карие глаза. Примерно такой же образ создали себе и его товарищи.   
Оказавшись в человеческом теле, Энлиль тут же приступил к его освоению. Подпрыгнув вверх, он попытался сделать сальто назад, но тут же упал на спину. Острая боль, которую не испытывал с тех пор, как покинул тело нефилима, пронзила только что созданную оболочку. 
--- Что за неуклюжее тело?! Зачем им пять пальцев, когда вполне достаточно и трех? Зачем  эти пластины на пальцах, которые не нужны? --- возмутился Энлиль, встав на ноги и осмотрев руку.
Тут же он попытался вцепиться ногтями в находившееся рядом здание, как делал это на своей родной планете. И вновь неудача. Он сорвал ноготь на большом пальце правой руки. К счастью, для друзей метаморфоза произошла только с их телами, а не их внутренней сущностью. Благодаря знаниям, полученным на родной планете, Энлилю не составило труда за несколько минут нарастить потерянный при попытках освоить тело ноготь.
Поняв, как работает это несовершенное для нефилимов тело, только что прибывшие спутники отправились осваивать планету. Перед ними простиралась степь, на которой были видны результаты мыслеформ обитающей здесь цивилизации.
--- Нельзя наделять всех без разбора такой силой! --- вслух рассуждал Ануш. --- Каждый творит вокруг себя то, что представляет из себя их внутренняя сущность.
--- Это их проблемы! Я люблю людей, но я не обязан любить их продукты жизнедеятельности, --- холодно прокомментировал Ишон. --- У нас остается мало времени на освоение этого места. Давайте не будем терять его!
У нефилимов была пара месяцев на вполне заслуженный отдых, и они разошлись. Им предстояло встретиться вновь через несколько месяцев, чтобы покинуть планету, прежде чем ее жители будут сброшены назад, в третье измерение.
В назначенное время Ишон и Энлиль были на том же месте, куда приземлились несколькими месяцами ранее. Времени им как раз хватало на то, чтобы трансформироваться обратно в нефилимов и, сбросив физические тела, лететь на встречу с учителем, который, наверняка, их уже ждал. Время шло, а Ануша все не было.
--- Ну, где же он? --- с нетерпением твердил Ишон, нервно прохаживаясь вдоль высокого здания.
--- Не знаю. За все время нашего пребывания здесь он мне ни разу не встретился, --- ответил Энлиль более спокойным голосом.
--- Вон он! --- воскликнул Ишон. --- Ну, наконец-то! --- и он указал пальцем на двух людей, идущих в их сторону.
--- Здравствуйте, друзья. Как я рад вас видеть! --- сиял Ануш. Счастливая улыбка не сходила с его лица. Решив не дожидаться расспросов заждавшихся товарищей, он перешел сразу к главному. --- Я хочу, чтобы она пошла с нами! --- и указал на пришедшую с ним молодую девушку. --- Без нее я никуда не пойду!
Этими словами он застал остальных врасплох.
--- Что значит «с нами»? Что значит «не пойду»? --- с трудом выдавил из себя Ишон.
--- Мы не можем взять ее с собой. Даже если представить, что мы и возьмем ее, она не сможет пройти через звездные врата. Ее уровень сознания слишком низок, --- добавил Энлиль, прибывая в состоянии стопора.
--- Тогда я остаюсь с ней здесь, на Земле. Я помогу ей обрести знания и умения, а через шестнадцать тысяч лет, во время следующего Перехода, мы к вам присоединимся, --- голос Ануша звучал уверенно, и было понятно, что он уже все решил для себя.
--- Ты спятил? --- заорал старший товарищ, понимая, что именно ему придется объясняться с учителем. --- Магнитное поле Земли очень мощное. Оно будет удерживать твою память. Тебе бы самому не забыть, кто ты есть на самом деле!
Сейчас Ануш был уже не так счастлив, как при первой встрече с товарищами после короткого отдыха. Он совсем забыл, что его возлюбленная совсем не похожа на него самого. Но, любовь…
--- Я никуда без нее не пойду! Я люблю ее! --- еще раз повторил Ануш и обнял свою избранницу.
«Он все забыл. Он забыл, что может управлять своими чувствами. А может, не забыл? Просто не хочет? Решил пойти навстречу ощущениям, сказав себе, что не стоит их контролировать. Как же объяснить, что она ему не нужна?» --- размышлял Энлиль.
--- Брось ее! Полетели! Времени совсем мало! --- сказал Ишон и начал трансформацию своего облика.
--- Я все сказал! Или мы берем ее с собой, или я остаюсь здесь, --- настаивал на своем влюбленный нефилим.
--- Ну и оставайся! --- выругался Ишон и взглянул на виновницу сложившейся ситуации.
Девушка испуганно отвернулась и уткнулась лицом в плечо Ануша.
--- Давай догоняй меня. Не хватало еще из-за него здесь остаться! --- обратился Ишон к Энлилю и взмыл в небо.
--- Лети. Не отговаривай меня. Бесполезно. Я останусь с ней до следующего Перехода. Я решил. Я люблю ее! --- Младший ученик произнес это с такой уверенностью и настойчивостью, что Энлиль понял --- отговорить его не удастся.
--- Ну, как хочешь, а я полетел! --- махнул он рукой, отчаявшись вернуть товарища домой.
Совсем не оставалось времени, чтобы трансформировать человеческое тело в нефилимское. Энлиль решил лететь в теле человека и совершить трансформацию за пределами земной атмосферы. С огромной скоростью он устремился в небо. В ушах свистело, земные объекты становились все меньше и меньше, но… Но этого было недостаточно! Слишком слаба оказалась Мер-Ка-Ба людей, и слишком уж стремительно надвигался Переход, готовый сбросить инволюционную цивилизацию, а вместе с ней и «отдыхающих» в третье измерение. Изо всех сил старался он покинуть эту, обреченную на неизвестность, планету. Если он не успеет, она станет его домом на  следующие сотни, тысячи, а может, и миллионы лет.
Энлиль спешил, как мог. Оставалось чуть-чуть. Он почти вылетел за пределы атмосферы Земли, когда увидел огромный темно-синий поток, с грохотом надвигающийся на него. Через мгновение этот навес накрыл нефилима, и врезавшийся в него на огромной скорости Энлиль, начал падать вниз.
На большой скорости плотное тело Энлиля приближалось к поверхности планеты. Падая, он прокручивал в голове последние события жизни, пока мысли не вернули его к первому опыту в теле человека, когда он больно ударился при попытке сделать сальто. Воспоминания болевых ощущений отрезвило его разум, и автоматически он запрограммировал Мер-Ка-Ба смягчить удар, но было поздно.
Лежа на земле и корчась от боли, Энлиль увидел, как в воздухе стали появляться вертикально расположенные воронки прозрачного цвета. О том, что это воронки, можно было определить по движению воздуха, создававшего такой эффект. Эти воронки появлялись рядом с живыми существами и всасывали их в низшее измерение. Этой участи не избежал и лежащий на земле нефилим.
Всех, оказавшихся в третьем измерении, встречал Игрок --- Управляющая Структура Солнечной системы. Это именно Он пишет варианты судеб Земли и всех ее жителей. Именно Он решает, когда сущность должна прийти на землю, а когда покинуть ее. Определяет эпоху великих открытий и назначает время войн и время катастроф --- абсолютно все, находящееся в этой Солнечной системе, находится в Его власти.
Что-то невидимое колпаком накрыло Энлиля, и он ощутили себя запертым в замкнутом пространстве. Недалеко от него находился Ануш, отчаянно пытавшийся вырваться из подобной западни. Он был один, без своей возлюбленной, и тщетно наносил удары руками по невидимому препятствию. Непривыкший к такому обращению, Энлиль в ярости разорвал сковывающее его пространство и помог освободиться товарищу. Уже вместе они полетели навстречу Игроку. 
Несмотря на человеческий облик, Игрок узнал нефилимов по энергетической структуре. Он был явно удивлен появлению незваных гостей, да еще и столь высокого уровня.
--- Приветствую вас на Земле! --- на правах хозяина начал Игрок. Конечно, Он знал, что Энлиль недоволен сложившейся ситуацией. --- Ты знаешь правила этой Игры. И они для всех одинаковы, --- тут же продолжил Он.
--- Но в твоих силах сократить длительность Игры. Ты ведь можешь сделать так, чтобы мы поскорее закончили её? --- спросил Энлиль. Он знал, что правила для всех одинаковы, и Игрок не позволит пренебречь ими.
--- Обычно жители планеты в этом измерении рождаются вновь через пять земных лет после смерти физического тела, но здесь я готов сделать для вас исключение. Буду перебрасывать вас вперед лет на сто или сто пятьдесят после смерти. Так вы быстрее подойдете к черте, за которой будет четвертое измерение. Также я могу подыскать для вас наиболее короткие жизни. Ты будешь умирать на пике энергетики, которую сможете получить в том воплощении, и за счет этого будете подходить к финалу с высоким уровнем энергии. Устроит?
--- Вполне. Благодарю тебя, --- обрадовался Энлиль.
Между Игроком и нефилимами был заключен договор, по которому Игрок предоставлял жизни, и когда нефилимы набирали максимальные из возможных в этой жизни бонусы энергии Любви, он давал им быструю и легкую смерть.
Для Энлиля это была замечательная возможность провести еще время на Земле, а затем, совершив Переход, вернуться к Ишону и учителю, потеряв совсем немного времени.
--- Да, и еще, --- добавил Игрок, --- должен тебя предупредить: здесь на Земле ты можешь быть отличным воином, поэтом, жрецом, но ты никогда не будешь земледельцем. Ты с другой планеты, и твой союз с Землей изначально обречен на неудачу.
--- Это не проблема! --- заявил Энлиль. Он был уже в предвкушении физической жизни.
--- Ну что? Тогда входите в Игру! --- торжественно объявил Игрок.
Разве мог Энлиль предположить в тот момент, через какое несметное количество испытаний ему предстоит пройти, прежде чем он завершит эту Игру. И что, дойдя до конца, он будет иметь пренеприятную возможность еще раз вернуться на Землю, чтобы сдержать обещание.


Глава 2
На заре зарождения цивилизации

Величайшие потрясения переживал Египет незадолго до повествуемых событий. Взошедший в 1372 году до н.э. на престол Эхнатон, стал первым фараоном в истории этого великого государства. Устоявшиеся веками многобожие и оккультные верования были сломлены. На их место была поставлена вера в единого Бога. По всей стране прокатилась волна возмущения со стороны жрецов, которые теперь не занимали центральное место в системе религиозных верований, а соответственно потеряли власть над страной, и военных, которые вынуждены были сидеть дома без дела, дожидаясь нападений со стороны.
Заявление Эхнатона о том, что Бог один и находится внутри каждого, вызвало больше паники, чем понимания. Люди были привязаны к своим маленьким религиям, и им по душе было поклонение собственным божествам. А пантеон богов Египта был огромен. Большинство египтян полагали, что поклоняются разным богам, и лишь немногие из жрецов понимали, что это не соответствует реальности. Те немногие верили в Единого Бога, но в разные моменты времени они называли его по-разному. Когда говорили об искусстве, его называли Пта. Когда о божественном разуме --- Эмеф. Когда о добре, всем на ум приходил образ Осириса. Как бы не был велик пантеон богов Египта, все они были и остаются частью Одного, Единого Бога.
Пришедший к власти Эхнатон, создал школу мистерий «Закон Единого», или, как ее еще называли, «Египетская школа мистерий Эхнатона». Эта школа включала в себя три пути обучения: Левый Глаз Гора, Правый Глаз Гора и Средний Глаз Гора.
Школа Левого Глаза Гора считалась женской школой. Выбрав женский путь познания мира, ученики исследовали природу человеческих чувств и эмоций, сексуальную энергию, рождение и смерть, определенную психическую энергию и все, что не поддается логике, развивали в себе интуитивные чувства. Обучение в школе Левого Глаза Гора проходило в двенадцати главных храмах Египта, расположенных вдоль Нила. По одному году обучения в каждом. А завершалось в Великой Пирамиде.
Правый Глаз Гора считался мужской школой. Этот путь познания проходил через логическое понимание реальности. Обучение проводилось только один раз в устной форме, а единственный письменный источник информации был выгравирован в стене под Великой Пирамидой --- в проходе, ведущим в Зал Свидетельств.
Средний же Глаз Гора символизировал ребенка или просто жизнь. По мнению египтян, всё, что случается в этой жизни, является уроком, готовящим их для более высоких уровней существовании, которые в обычном мире называют смертью. Вся жизнь --- это обучение и узнавание --- имела для египтян глубокий тайный смысл.
В 1317 году до н.э., спустя 34 года после смерти Эхнатона, в городе Буси-риса, родился мальчик. Родители назвали его Шери. В возрасте трех лет он уже был приверженцем школы Среднего Глаза Гора. Эта школа включала в себя знания как мужского пути познания мира, так и женского. Прекрасно справившись с изучением мира при помощи логики, Шери пытался уравновесить свой внутренний мир эмоций и чувств. Несмотря на юный возраст, он хорошо понимал, что без Любви, сострадания и здорового эмоционального тела, духовное развитие будет стоять на месте. С самого раннего детства что то внутри подталкивало его к Свету, и следующим шагом на пути к нему, являлось обучение в храмах школы Левого Глаза Гора.
Построенные вдоль Нила храмы, символизировали двенадцатичакровую систему человека, где каждый храм отождествлялся с соответствующей ему чакрой. Все эти храмы являлись площадкой для тренировки по преодолению страха. Проходящих инициацию египтян помещали в обстановку ужаса, где обучающийся учился преодолевать свой страх. В каждом храме для инициируемого создавались искусственные экстремальные ситуации, проходя через которые, он накапливал опыт их преодоления и впоследствии легче справлялся с подобными проблемами в повседневной жизни.
Бывший правитель Египта Эхнатон очень хорошо осознавал важность искоренения страха из сердец людей. Ведь на протяжении тысячелетий именно страх тормозил движение человека на пути к Свету. Забегая вперед, следует заметить: несмотря на тот факт, что со временем жрецы вернули себе свои статус и положение, Эхнатон все же заложил зерно единобожия для его дальнейшего роста. 
Храм, находившийся в Кам Омбо, символизировал сексуальную чакру. Это была вторая из двенадцати ступеней обучения. Тринадцатой и завершающей ступенью была и остается Великая Пирамида.
Пройдя через множество медитаций, тренировок и испытаний в течение года, Шери был допущен к заключительному экзамену. Теперь только от него зависела его дальнейшая судьба. Либо он проходит это испытание и поднимается на следующую ступень обучения, проходившую в следующем храме, либо, провалив экзамен, остаётся еще на неопределенное время в Ком Омбо.
Проснувшись утром, Шери погрузился в медитацию, настраивая себя и свое тело на предстоящую работу. Ближе к вечеру к нему подошел верховный жрец и позвал за собой. Он провел неофита в самую священную часть храма, куда разрешался вход лишь немногим. За год пребывания в храме Шери впервые попал сюда. Одетый в белое  жрец провел его через стражу, и они оказались в небольшой комнате, пол и стены которой были выложены камнем. Подведя Шери к небольшому квадратному отверстию, наполненному водой, он удалился.
Оставшись в одиночестве, инициируемый еще раз взглянул на отверстие в полу, заполненное мутной водой.
В душу забрался страх. Страх перед неизвестностью. Он начал пожирать Шери изнутри, вызывая желание развернуться, уйти и жить жизнью обычного человека, не думая ни о ком, кроме себя. Но Шери решил остаться, понимая, что малейшая ошибка будет стоить ему жизни и здоровья.
У него был только один выход из этого испытания, находившийся неизвестно где, и один вдох. Опасные тренировки научили осторожности в незнакомых ситуациях. Аккуратно спустившись в воду, он набрал воздуха и нырнул в неизвестность. Мутная вода заставляла плыть на ощупь. Проплыв пару метров вниз, он наткнулся на каменный выступ, расположившийся прямо под входом в отверстие, в которое он нырнул. Шери несколько приободрился, понимая, что с первым невидимым испытанием он справился. Ведь если бы он прыгнул в воду, то обязательно ударился об этот выступ. Обогнув его, Шери продолжил движение, ощупывая руками скользкие холодные стены. На какое-то время он потерялся в пространстве и не знал, где низ, где верх. Чувство паники подкралось вновь, но тут ему на помощь пришли пробивавшиеся откуда-то лучики света. К тому моменту, как он доплыл до них, над ним было не меньше шести метров воды. Вода больно давила на уши и голову, но ни боль, ни глубина его сейчас не интересовали.
Казалось, он нашел выход. Шери нырнул в отсек, из которого пробивались лучи света, как вдруг.., от радостного настроения не осталось и следа. При виде плавающего над ним аллигатора сердце неофита заколотилось с бешеной силой, а выброшенная в кровь порция адреналина заставила забыть о воздухе, большая часть которого была уже израсходована. Увидев выход и расположившегося рядом с ним второго крокодила не меньших размеров, Шери решил еще поискать возможные выходы. Плывя по дну бассейна, он обратил внимание на дополнительный отсек. Зная, что чем страшнее испытание, тем приятней будет победа, Шери не задумываясь нырнул туда. Воздуха совсем не оставалось. Помня о выступе в самом начале испытания,  он ощупывал каменные стены, поднимаясь все выше и выше, пока не уперся в преграду.
«А вдруг это ложный выход?» --- подумал Шери.
Воздуха не оставалось, чтобы плыть обратно, и он судорожно стал ощупывать преграду над головой, пока не ощутил какую-то лазейку. Шери юркнул в нее и, пробравшись через узкий проем, увидел свет. Еще никогда в своей короткой жизни он не был так рад лучам солнца. Судорожно перебирая ногами, он вынырнул на поверхность и принялся жадно хватать воздух ртом. Едва отдышавшись, он заметил, что рядом с ним стоит верховный жрец.
--- Поздравляю, Шери! Ты с честью прошел испытание! Ты единственный, завершивший его с первого раза! --- сказал человек, приведший его к отверстию с мутной водой пару минут назад, казавшиеся для Шери вечностью.
Следующие десять лет Шери провел в оставшихся десяти храмах, приобретая новые способности.
Преодолев все возможные страхи, лишения, боль, он оказался здесь --- у подножия Великой Пирамиды. Несколько дней шел он в сопровождении жрецов через пустыню и жару, пока не вышел к реке. Влажный воздух был приятен, и в любой момент можно было подойти к холодной проточной воде, умыться или искупаться, погрузив себя в холодную субстанцию. Облака плыли над головой замысловатыми формами. Там, за рекой, была страна мертвых. Тонкие небожители проплывали над водой, пересекая реку, и уходили в страну, где нашли последнее пристанище тела власть имущих египтян. Полоса воды отделяла живых от мертвых. Путники подходили все ближе к пирамиде, возвышавшейся над территорией живых. Шери оставалось пройти последнее испытание, путь к которому сравним с длиной его жизни. Это был уже не пятнадцатилетний мальчик, боявшийся мутной воды и аллигаторов. У входа в пирамиду стоял бесстрашный двадцатисемилетний юноша. Правильно нанесенный макияж подчеркивал мужественные черты лица. В его взгляде чувствовалась колоссальная мощь внутренней энергии. Черные короткие волосы, тонкий нос, большие глаза. На стройное загорелое тело падали лучи солнца, обнажавшие шрамы, напоминавшие о неудачах. Но, несмотря на все трудности, он подошел к последней черте. Великая Пирамида была прямо перед ним: огромное, могущественное, величественное, рукотворное, часть которого была сделана миллионы лет назад предыдущими цивилизациями строение, возвышающее на многие десятки локтей; в небо. Совершенно гладкая, словно отполированная, поверхность пирамиды светилась под солнечными лучами и отражающиеся от неё лучи резали глаза.
Поднимаясь по высокой лестнице к входу в Пирамиду, Шери невольно съежился. Её размеры будоражили воображение. Смотря на неё снизу-вверх, приходило ясное понимание, что это не просто построенное из огромных камней сооружение, а нечто большее. Казалось, что Пирамида --- это живое существо со своей душей, характером и собственной судьбой.
Поднявшись, Шери оглянулся назад. Весь Египет был у него на ладони --- пустыня… Река… Деревья… Город… У самой реки гордо лежал сфинкс --- страж Пирамиды. Многие века он лежит готовый совершить прыжок и растерзать каждого, посягнувшего на своего хозяина. 
Оказавшись съеденным Пирамидой, неофит начал спуск вниз по длинной лестнице, а мощная энергия пульсировала вокруг него. Сопровождающие служители Пирамиды несли перед ним факелы, освещая лестницу, конца которой не было видно. Чем глубже он спускался в Пирамиду, тем ярче ощущал новые вибрации, идущие сквозь тело. Тело трясло, и на какой-то момент он даже потерял равновесие. Падая прямо на лестнице, он шаркнул спиной стену и удержался. Совершенно гладкая, отполированная, без единой шероховатости стена не оставила и царапины.
Шери провели в Камеру Фараона, в центре которой  стоял огромный саркофаг, сделанный из цельного камня. Инициируемый обратил внимание, что его размеры явно превышают размеры прохода. Именно здесь Шери придется совместить знания, полученные в школе Левого Глаза Гора, интуицию и школы Правого Глаза Гора логику. Он лег в саркофаг и почувствовал, как невидимый луч, диаметром около пяти сантиметров, входит в затылок, проходит через шишковидную железу и устремляется по спирали вверх. Сконцентрировавшись на этом луче, Шери ясно осознал, что мужская энергия белого света движется снизу-вверх по спирали и доходит до центра Галактики, а женская, темная, совершает движение по спирали сверху вниз и уходит в центр Земли. Таким образом, Шери лежал на пути, соединяющем центр Земли с центром нашей Галактики.
Крышку саркофага закрыли, и Шери очутился в кромешной темноте. Ему предстояло провести в нем следующие три дня. Закрыв глаза, он расслабился до такой степени, что перестал чувствовать свое тело и, сконцентрировав сознание на потоке белой энергии, проходившей через шишковидную железу, позволил духу выйти через десятую чакру. Выйдя из тела, Шери направился вверх, следуя мужской прямолинейной девяносто градусной энергии, идущей по Спирали Золотого сечения вверх. Вскоре он оказался в Космосе. С того места, где он очутился, пирамида имела значительно меньшую проекцию, чем казалась с земли. Вокруг него было нечто большее, чем чернота. Он находился внутри необъятного пространства с миллионами звезд! Это была Вселенная. Шери слился с ней. Теперь он и есть Вселенная! Это было великолепно! Сконцентрировавшись на окружающем его пространстве, он увидел, что не один здесь. Вокруг в радостном полете, кружили похожие на него или принявшие форму шара сущности. Они звали к себе.
--- Зачем тебе возвращаться на Землю? Останься здесь! Будь с нами! Ты ведь видишь, как здесь прекрасно! Ты ведь чувствуешь! --- уговаривали они.
Он действительно все чувствовал. Ощущения были бесподобны! Эти ощущения нельзя передать ни словом, ни письмом. Но у него на Земле был долг. И не только тот, к которому его готовили много лет путем тренировок.
Жрецы говорили всем собравшимся проходить инициацию: «Ваш долг нести просвещение людям. После этой инициации сознание ваше изменится, и вы внесете свой вклад в общее сознание планеты, изменяя его капля за каплей. Каждый из вас капля. Каждая капля изменяет океан энергии планеты. Вы нужны Земле для будущего. Для её сынов и дочерей». 
Но не каждый испытуемый возвращался назад, на Землю. Процент вернувшихся был очень мал: только трое из пяти. Тогда жрецы не говорили, почему так происходит, но теперь Шери все понял сам. Очень велик был соблазн.
Души, летавшие вокруг него, манили к себе:
-¬¬¬--¬¬¬ Посмотри, что будет с тобой, и ты все поймешь. Поймешь, что тебе лучше остаться здесь.
--- Как мне это сделать? --- спросил Шери, послав телепатический образ. 
--- Сконцентрируйся на вершине пирамиды, --- подсказывали они, --- войди в неё и вместе с ней обратным потоком пошли свое сознание вверх, к Хроникам, где записаны все события прошлого и будущего.
Шери так и поступил. Его сознание, находившееся в пространстве, как будто получило глаза, двигавшиеся независимо от него. Он увидел события, которые будут, и ту, ради которой, его интуиция заставляла вернуться назад.
Меньше всего хотелось спускаться на Землю. Достаточно было сказать себе «остаюсь здесь», и он остался бы в том состоянии сознания, а тело умерло бы в саркофаге. Но Шери понимал --- останься он здесь, все двадцать семь лет его жизни на Земле пройдут зря, и он так и не встретится с девушкой, которую безумно любит.
Собрав всю свою волю воедино, он двинулся вниз. Чтобы не заблудиться, Шери начал движение с направляющейся вниз по изогнутой спирали темной энергии, спирали Фибоначчи, проходившей на пути к центру Земли через его тело. Сейчас он понимал, что строители вкладывали свои силы в строительство Великой Пирамиды только для одного --- открыть человечеству врата к звездам, дав всем жаждущим возможность пройти инициацию.
Вернувшегося в тело Шери спустили в Камеру царицы, где жрецы стабилизировали память. Его миссия была выполнена. Своим возвращением, Шери внес вклад в развитие человеческого сознания.
Рамзес Второй одарил Шери богатствами и возвел в сословие жрецов. Так поступали со всеми, прошедшими столь важный для человечества путь. Теперь перед ним встал выбор: посвятить свою жизнь себе и жить в свое удовольствие или помочь другим неофитам на пути к Свету. И, конечно же, второй путь Шери счел более важным.
Внутренний голос подсказывал: надо идти служить в храм, посвященный Осирису, построенный в Та Уре. Строительство этого грандиозного по своим размерам и удивительного по красоте храма начал Сети Первый, а заканчивал уже его сын, фараон Рамзес Второй. И так как это был один из самых больших и красивейших храмов во всем Египте, Шери без раздумий направился туда.

***
Через неделю пути просторный обнесенный стеной город, с храмами, некрополями, рынками и дворцами, открыл свои врата для новоиспеченного жреца, принесшего с собой пласт знаний. Без всякого сомнения, Та Ур был мегаполисом того времени.
Войдя в огромные ворота, Шери двинулся по главной улице прямиком в храм. Узкие улочки отходили от неё во все стороны, как энергетические каналы отходят от меридианов. Продвигаясь все глубже в город, он миновал рынок, дворец и наконец, увидел храм, представший перед ним во всей своей красе.
Огромный храм с величественными в надписях колоннами встречал своего гостя. Пройдя по храмовому двору, Шери поднялся по лестнице, рассматривая яркие письмена, сияющие под лучами солнца. Тут его остановила стража. Протянув свиток, он продолжал изучать надписи на колоннах. Один из стражей внимательно прочел письмена и, поприветствовав нового жреца, провел в храм. 
Свежей прохладой встретил храм своего гостя. Навстречу Шери вышел человек в одеяниях жреца и, разведя руки в стороны, поздоровался.
--- Мы ждем тебя, постигший таинства мира и посвященный третьей степени.
Шери улыбнулся и в знак приветствия слегка кивнул головой.
Жрец поблагодарил стража и отпустил его.
--- Как чувствуешь себя после длительного странствия? --- поинтересовался жрец.
--- Очень хорошо, спасибо.
--- Сейчас я отведу тебя в твою комнату, и там ты можешь отдохнуть после дороги, --- он показал рукой, приглашая следовать за ним.
--- Меня зовут Аменемиби. Я один из жрецов в этом храме, --- представился он, уже направляясь к комнате Шери.
Огромные колонны, державшие свод храма, были так же, как и снаружи испещрены текстами, и Шери с огромным интересом изучал их.
--- После того как отдохнешь, я представлю тебя Бакенхонсу. Он покажет тебе храм и познакомит со всеми, --- сказал Аменемиби, заметив, с каким интересом рассматривал юный жрец свой новый дом.
--- Поскорее бы это случилось! --- обрадовался Шери, --- придется потратить не один день, чтобы рассмотреть его, а уж чтобы познать, не хватит и жизни!
--- Ну, у тебя их еще много впереди! --- засмеялся жрец. --- А вообще ты прав. Это действительно самый большой и красивейший храм в обоих Египтах, и на то, чтобы даже просто рассмотреть его, уйдет масса времени. А оно у тебя будет. Думаю, нескольких дней на освоение для начала будет достаточно. Бакенхонсу  все это время будет рядом… Ну, а вообще, можешь обращаться с вопросами ко всем, кого встретишь. Хотя на самом-то деле, это мы должны обращаться к тебе с вопросами. Ты постиг такие тайны, которые многим и во сне не являлись.
С присущей скромностью Шери что то невнятно ответил и смущенно отвел глаза, переведя взгляд на одну из колонн.
--- Вот мы и пришли, --- сказал Аменемиби, останавливаясь перед деревянной дверью.
--- Благодарю тебя за помощь и гостеприимство, --- сказал Шери и зашел в комнату.
--- Найди меня после того, как отдохнешь, --- напомнил Аменемиби и оставил Шери одного.
Небольшая, но очень уютная комната с бамбуковым настилом на полу, низеньким столиком для письма и низкой, сплетенной из тростника скамейкой, была теперь его личной комнатой. На столе лежали листы папируса и гусиное перо. Из окна пробивались лучи теплого солнца, и Шери весь в предвкушении предстоящей экскурсии лег на пол. Волнение и тяга к новому теребили его, и Шери уже почти поддался им, но в последний момент решил, что отдохнувшим он лучше усвоит материал, и снова лег на настил. Устроившись таким образом, чтобы нежные лучи ласкали его лицо, а тело оставалось в тени, Шери расслабился и вскоре уснул.
Когда он проснулся, лучи были по-прежнему ярки и день продолжался. Поднявшись, Шери вышел из комнаты и отправился на поиски Аменемиби.
Вновь яркие завораживающие картины притянули взор. Шери видел множество подобных писаний, и сам записывал увиденное в видениях неоднократно, но в этих было что-то магическое, заставляющее любоваться ими и притягивающее взгляд снова и снова. Возможно, этим магическим свойством была информация, спрятанная под яркими, но скупыми иероглифами.
Навстречу шел молодой человек, и Шери попросил его подсказать, где найти Аменемиби. Вместо ответа, юноша попросил Шери идти следом и привел в большой зал, где Аменемиби разговаривал с мужчиной примерно своего возраста. Незнакомец поглаживал заплетенную в косу бородку и первым увидел направлявшегося к ним Шери. Голова незнакомца была налысо брита, как и у Аменемиби.
Незнакомец выпрямился и поклонился, показывая свое уважение. Шери в свою очередь ответил тем же.
--- Как отдохнул? --- спросил обернувшийся Аменемиби.
--- Просто замечательно!
После сна Шери чувствовал себя полным сил и энергии. Он был готов к знакомству с храмом и с нетерпением ждал этого.
--- Мы все очень рады, что такой мастер, как ты, будет служить в этом храме рядом с нами. Мы все благодарны тебе за желание нести Свет людям.
--- Не благодарите меня за то, что является моим долгом! Я вас очень прошу! --- попросил Шери, обращаясь к Аменемиби.
--- Ты и впрямь светел, молодой человек. Все как я и предвидел. Ты достиг многого к своим не многим годам жизни в этой оболочке, и твоя скромность --- яркое тому подтверждение, --- и Аменемиби поклонился вновь.
--- Это Бакенхонсу, --- представил жрец незнакомца после недолгой паузы, --- я говорил тебе о нём.
Шери молча кивнул.
--- Он поможет тебе освоиться в твоем новом доме.
--- Спасибо, --- ответил Шери.
--- А сейчас не буду отвлекать вас. Вам многое нужно посмотреть, --- сказал Аменемиби и удалился.
Повисла секундная пауза. Бакенхонсу изучал нового знакомого спокойным взглядом, но Шери ощущал в нём глубокое уважение.
--- Как ты смотришь на то, чтобы начать осматривать храм с кухни? Заодно и проверишь, как вкусно у нас готовят, --- предложил новый знакомый, поняв, что пауза затянулась и ему на правах старожила нужно что-то сказать или сделать.
--- Звучит заманчиво. Я не возражаю что-нибудь съесть.
Шери не ел со вчерашнего вечера, а сейчас шла уже вторая половина дня. Желание узнать храм и волнение, заставляли голод молчать, однако теперь, после напоминаний о еде, молчавший желудок моментально заявил о себе и завел урчащую песню. Бакенхонсу повел его на кухню, ведя по храму, словно по лабиринту. Один зал сменялся другим, двери сменялись лестницами, и вскоре тонкое обоняние Шери уловило приятнейший запах свежеиспеченного хлеба. С каждым шагом запах усиливался, и Шери глубоко втягивал ноздрями воздух, а вместе с ним и запах еды.
В теплой кухне им подали еще горячий хлеб с хрустящей корочкой и темное пиво. Шери тут же отломил кусок хлеба и положил в рот. Сочный, пропитанный маслом, хлеб так и таял на языке. Прожевав его, Шери размешал соломинкой осадок в пиве и начал пить. Густое пиво тянулось, смягчая горло. Отпив треть кружки, Шери поставил его на стол и взглянул на собеседника.
--- У вас пекут на удивление вкусный хлеб и варят потрясающее пиво! --- воскликнул он.   
Бакенхонсу молча улыбнулся и продолжил наблюдать за тем, как молодой жрец уплетает еду.
Съев хлеб и выпив пиво, Шери хотел было попросить еще, но остановил себя. Он решил, что съев более, его потянет ко сну, и он не сможет должным образом узнать храм.
--- А теперь давай пройдем в прачечную. Для тебя уже готова одежда, --- сказал Бакенхонсу, увидев, что Шери закончил есть.
Они прошли в прачечную, где Шери получил новую пару тонких одеяний, и, занеся их в свою комнату, они направились осматривать храм. Бакенхонсу показывал зал за залом, пока Шери не обратил внимание на одного из служителя храма, который аккуратно отбивал от стен уже сделанные надписи.
--- Зачем они это делают? --- удивился Шери.
--- Эти надписи мы называем «Письменами времени». Изучая их, ты сможешь узнать многими забытое прошлое и далеко идущее будущее.
--- То есть?
--- Как ты видишь, надписи начинаются у самого пола и идут почти до потолка. Вернее сказать, они будут до потолка, когда туда перенесут новые познания. Внизу --- это относящееся к прошлому нашей планеты. То, что ты видишь прямо перед собой, --- и он указал рукой на надписи, которые сбивал египтянин, --- это настоящее. А все, что выше, --- это уже будущее. И чем дальше это будущее находится от нашего времени, тем оно выше.
Шери подошел к стене и провел рукой по глубоким выбитым в стене полосам.
--- Мы ведем исчисление событий путем сбивания уже пройденных. Таким образом, даже непосвященный может увидеть предстоящие события и подготовиться к ним, --- продолжал Бакенхонсу.
Шери посмотрел на уровень стены, который был ближе к полу. Рассматривая эти древние священные писания, сердце Шери застучало, и легкое головокружение застало врасплох. Слегка пошатнувшись, он оперся на стену.
--- Что с тобой? --- забеспокоился Бакенхонсу.
--- Ничего страшного, --- ответил Шери, и принялся дышать полным дыханием, стараясь привести себя в чувства.
Через несколько полных глубоких вдохов и выдохов головокружение отступило, и Шери был готов вновь слушать рассказы Бакенхонсу.
--- Мы не сбивали эту информацию, потому что она произошла до строительства храма, и мы оставляем её для следующих поколений. Она прольет свет на прошлое далеко в будущем, --- пояснил Бакенхонсу, увидев, что беспокоиться не о чем и молодой жрец уже хорошо себя чувствует.
--- Ты говоришь, что знаками будет украшена вся стена, когда туда нанесут новые познания. О каких познаниях ты говоришь?
--- О познаниях, которые хранит в себе Поле Времени.
--- Поле Времени? Никогда ничего подобного не слышал, --- удивился Шери.
--- Странно. Если уж ты прошел инициацию в Пирамиде, ты должен знать о них.
--- Может быть, и знаю, --- задумчиво проговорил Шери. --- Возможно, мы называем одно и то же явление разными словами?
--- Возможно. Такое часто случается, --- и Бакенхонсу потеребил бородку, словно в раздумьях, с чего бы начать описание Поля Времени.
--- Знаешь, --- начал он, закрыв глаза и что-то вспоминая, --- это похоже на картину невероятно огромных размеров, только на ней нет изображения царей или церемоний. Эта картина как будто живая. Она постоянно немного меняет свой вид, но смысл её неизменен. Если смотреть на неё издали, то ты видишь всю картину с событиями этой реальности, но стоит сконцентрироваться на каком-то фрагменте, как он увеличивается в размерах и показывает только тот момент времени, который ты хочешь увидеть, но более четко. Это изображение постоянно видоизменяется, однако у него есть свои границы во времени. Есть начало времен, и есть конец времен.
Шери  вспомнил, где он видел подобное. Там, когда кружил над пирамидой и спустился, чтобы посмотреть свое будущее. Души назвали это место «Хрониками, в которых хранится все, что было и что будет». Если вначале описания он еще и сомневался, что это именно то место, то после случайно брошенного от Бакенхонсу образа, сомнений не осталось.
--- Ты был там? --- спросил Шери.
--- Да. Я был там однажды.
--- А почему только однажды?
--- Не знаю. Сколько я не пытался туда еще раз попасть, никак не мог.
--- Как ты думаешь, что это за «Поле»?
--- Я долго размышлял над этим и пришел к выводу, что это показано время, как оно есть. И ты знаешь, оно неподвижно! Изменяются только события, идущие во времени или по времени, как тебе будет понятнее, но не время. Время стоит на одном месте, а наше сознание двигается в нем по течению. Причем двигается только вперед.
Для Шери такое предположение Бакенхонсу не было открытием. Он познал секреты времени уже давно, ещё будучи восемнадцатилетним юношей.
--- Думаю, тебе предстоит еще оставить здесь послания для человечества, --- сказал Бакенхонсу, указывая рукой на стену.
Шери молча кивнул, чувствуя, что так тому и быть, и они продолжили знакомство с храмом.
--- Бакенхонсу, а почему храм имеет такую необычную форму? Все храмы, которые я встречал прежде, прямоугольной формы, а этот храм не является таковым.
--- Это давняя история. Когда Сети Первый разрабатывал проект храма, он решил, что храм будет обычной прямоугольной формы, как и все храмы в Египте. Он просчитал все таким образом, что задняя часть храма выйдет прямо к первоначальному храму Осириса. Да, да. Есть еще один храм, и он очень древний. Когда начались уже земляные работы, выяснилось, что перед древним храмом, к которому должен был примкнуть этот, находится еще один храм. И он древнее первого. Таким образом, получалось, что наш храм должен был быть построен на этом древнейшем храме. И чтобы избежать разрушения древнего храма, Сети Первый изменил план постройки и сместил часть храма в сторону. В свое время этот первый храм считался самым сакральным местом во всем Египте. И как утверждают некоторые жрецы, именно в нем пережил воскресение Осирис и именно в нем приказал захоронить себя правитель Джосер.
--- А что ты знаешь о том храме, который раскопали в момент строительства этого храма? --- Шери хотел знать все.
--- Я даже не могу сказать, сколько ему лет, но он очень стар. Мне рассказывали, что когда вели земляные работы, этот храм выглядел как небольшой холмик, и только когда его решили выровнять, выяснилось, что это храм. Ты только представь, сколько прошло лет с момента его постройки, если уже к началу строительства нашего храма уровень земли дошел почти до самой крыши!
Экскурсия продолжалась до глубокой ночи. Бакенхонсу оказался на редкость интересным рассказчиком. Он настолько ярко, живо и во всех подробностях рассказывал о храме, что Шери получил огромное удовольствие и пользу от общения с ним.
Уже поздней ночью Шери вернулся в комнату. Спать ему не хотелось, а луна уже ярко светила за окном, и в объятьях прохладного воздуха он лег в постель. Натянув на себя тонкое одеяло, он начал медленно расслабляться. Повинуясь интуиции, он двигался словно по невидимой дороге, перескакивая из измерения в измерение, пока не оказался в незнакомом для себя месте. Огромная живая картина развернулась, словно из ничего, вернее сказать, Шери появился в этом месте «из ниоткуда». Это было похоже даже не на картину, а на огромное полотно с неровными краями. Шери находился на одном из двух островков, расположенных рядом с перетекающим пространством, а панорама развернулась чуть выше перед ним. Изогнутая в месте конца времени, простирающаяся к Шери, она была похожа на разложенный где-то в кювете живой ковер, разрисованный дальновидным художником. Если бы Шери смотрел на неё с более отдаленного расстояния, то увидел бы её как огромное трубообразное пространство грязно-голубого цвета. Внутри это пространство состояло из множества более мелких трубообразных пространств, переплетенных между собой, как мышечные волокна переплетаются в мышце, которые, в свою очередь, вмещали в себя еще трубообразные пространства, а те --- еще. Дороги текли слева направо, перетекали из одной в другую, видоизменяя последующие события.
Шери находился на островке, или на одном из двух наблюдательных пространств, этим сравнением тоже можно попытаться описать то, что словами описать невозможно, и одним только своим желанием мог приблизить интересующий временной отрезок. В этот момент его словно разделяло надвое. Одна часть оставалась в наблюдательном пространстве, а внимание переносилось в грязно-голубой временной поток. Оказавшись в интересующем времени, Шери мог не только смотреть на разворачивающиеся вокруг него события, но и двигаться сквозь время, заглядывая в последствия тех или иных действий, и даже вселяться в тела действующих персонажей, людей, и испытывать на себе их ощущения, мысли, разве что он не мог управлять их действиями. Было в этом месте что-то знакомое из собственных переживаний и описываемых кем-то событий.
Ну, конечно же, это то самое, что Бакенхонсу называл Полем Времени, и с чем столкнулся Шери во время инициации.
Перенеся свое внимание к последнему отрезку пространства, за которым оно поворачивало и уходило, начиная новый отсчет, Шери сосредоточился на нем, и «Поле» увеличило перед ним свои секреты.
Страшная, неведомая картина отрылась его взору. Бегущие страшные люди… Крик… Железные насекомые, похожие на стрекоз… Грохот… Огромные животные быстро ползают по земле… Огромные птицы летают над землей… Огромные жуки шипят и кидаются на себе подобных… Везде огонь… Боль… Страх… Смерть… В пространстве плотной стеной стоит ужас… Повсюду грохот… грохот… грохот…
Эти события никак не могут коснуться его, наблюдавшего за ними со стороны, однако противное чувство ужаса и неизбежности въелось в его сущность, несмотря на много лет подготовки.
Это был не страх. Нет, нет, Шери не испугался. Его с детства учили --- не бояться. Это была обида за собственную беспомощность, за то, что не мог он крикнуть, заговорить во все пространство, чтобы его услышали.
 --- Остановитесь! Это все иллюзия! Вы выше того, чтобы страдать!
Он не мог помочь этим беспомощным, загнавшим себя в угол людям.
Боль заставила его мгновенно вернуться в тело, не запомнив дорогу к Полю Времени.
Только сейчас, лежа на постели, он осознал свою беспомощность перед будущим. Резко вскочив на ноги, Шери почти бегом направился в комнату Аменемиби, обдумывая по дороге причину своего появления в столь необычном месте.
Скорее всего желание вновь оказаться там где он был во время парения в Космосе было столь велико, что он сам того не желая, подсознательно настроил себя на возвращение к тому месту. И вот какая-то непознанная путеводная ниточка притянула вновь к тому месту, дорога к которому была стерта из его памяти.
Дойдя до нужной двери, Шери несколько раз постучал в дверь и прошел внутрь.
Аменемиби спал.
--- Простите, что потревожил Вас, но у меня есть кое-что важное, --- сказал Шери, подойдя к постели.
Открыв глаза, Аменемиби сел на постель. Судя по его виду, можно было предположить, что и сам он где-то пребывал до этого момента.
--- Да, конечно, Шери. Я прекрасно понимаю, что ты бы не стал никого будить по пустякам. Что случилось? Я слушаю тебя, --- спросил он, слегка массируя грудь в области сердца.
--- Сегодня ночью я лег спать и оказался в том месте, которое Бакенхонсу называет Полем Времени. Я подошел к последней черте, за которой увидел следующую ступень.
Аменемиби поднялся с постели и подошел к столу. Он смотрел в окно и был готов слушать рассказ.
--- Продолжай, Шери. Что ты там увидел?
На время Шери задумался. А ведь он и вправду ничего не увидел за чертой! Там было что-то, но Шери даже не проявил к нему интереса. Все его внимание было сосредоточенно на последнем отрезке Настоящей ступени, и заглянуть на начальный отрезок Будущего он даже не подумал.
--- По правде говоря, ничего.
--- Как? --- удивился Аменемиби.
--- Я видел наше далекое будущее и, к моему стыду, не смог справиться с переполнившими меня чувствами. Я поддался эмоциям, и меня вернуло обратно в тело.
Аменемиби молча покивал головой.
--- Такое бывает! Не вини себя!
--- Я так и не понял, что там происходило, я только видел неизвестных мне существ и чувствовал атмосферу ужаса.
--- Наших познаний не хватает, чтобы объяснить многое из увиденного там! --- согласился Аменемиби.
--- Надо предупредить человечество об этом. Быть может, они смогут избежать этих ужасов, если прислушаются к нашей цивилизации и…
--- Наша цивилизация будет забыта! --- резко, но с грустью сказал Аменемиби и повернулся к Шери. --- Я лично видел это!
В его словах была абсолютная уверенность в своей правоте.
--- Как? Почему?
Глаза Шери больно резанули слезы, но усилием воли ему удалось сдержать их. Столько веков египетский народ нес Свет людям, жертвуя своим здоровьем, силою и наконец, жизнями, для того, чтобы быть забытыми?
--- Все движется по спирали, ты ведь знаешь. Всему когда-то приходит конец, --- Аменемиби надолго замолчал. --- Всё когда-то меркнет, для того чтобы затем, спустя сотни, тысячи и десятки тысяч лет, разгореться вновь с новой силой, --- он сел на стул и, набрав в себя воздух, продолжил. --- Больно признавать, что все это будет намеренно уничтожено временем и человеком. Все, во что мы вкладываем столько сил и знаний, будет уничтожено нам же подобными. Желание властвовать окажется сильнее здравого смысла, и все эти дворцы будут разграблены и сожжены. Именно поэтому храмы построены так основательно, чтобы вечно нести хотя бы напоминания о нашей цивилизации и наших знаниях. Наша цивилизация --- всего лишь переходный этап от одного к другому. У неё есть предшественники и есть последователи.
--- Все в нашей жизни является переходным этапом. Даже наша жизнь --- это переходный этап от одной жизни к другой, --- согласился Шери.
--- Верно.
--- Значит, наша задача во многом сводится к тому, чтобы сделать переходный этап менее болезненным для других?
--- Нет. Каждый сам должен делать выбор. Мы лишь можем показать будущим поколениям, что мы знаем, а уже им самим придется решать, кому и во что верить.
--- Я считаю своим долгом нести Свет и Знания людям, пусть даже наши потомки и оттолкнут их, но я буду спокоен, зная что сделал все от меня зависящее. Я хочу запечатлеть знания в Письменах времени.
--- Тебе никто не может запретить сделать это. Ты Знающий, и ни у кого не вызовет сомнений правдивость твоего путешествия к Полю Времени.
Шери стоял, прислонившись к холодной стене, и думал обо всем, неожиданно рухнувшем на него.
--- Знаешь, Шери, ты заставил меня вспомнить то, что я так долго и с огромным желанием хотел забыть. Эти знания о будущем я несу в себе и никому их не раскрываю, ибо знаю, что причинят они многим вред и страдания, --- и в глазах Аменемиби блеснула слеза.
--- Прости, Аменемиби, что потеребил еще не затянувшуюся рану.
--- Ничего. Правда, она так часто бывает не по душе.
Шери оставил Аменемиби одного и вернулся в свою комнату.
В окне луна грустно смотрела на него. На мгновение он остановился и посмотрел в окно.
--- Все меняется, а она остается! Этот страж Земли давно наблюдает за нами, и только она способна рассказать следующим поколениям о нас. Но она нема.., к сожалению, а может, и к счастью.
Когда первые лучи солнца облизали Шери, он проснулся и сразу же воссоздал картину прошедшей ночи. Потом умылся, позавтракал и, вооружившись колышком и молоточком, отправился в зал с Письменами времени.
Кроме массивных колонн, украшенных письменами и державших крышу храма, в зале никого не было. Подставив взятую по дороге высокую деревянную лестницу к одной из колонн, Шери аккуратно взобрался по ней под самый потолок. Именно там, где должны были находить последние этапы настоящего будущего, Шери как смог изобразил увиденное прошлой ночью.
Изредка проходившие через зал служители храма с интересом наблюдали за его действиями, но вопросы не слетали с их уст.
Несколько часов Шери терпеливо выбивал иероглифы на твердой поверхности камня. За это время колышек несколько раз падал вниз, но он спускался за ним, потом поднимался и вновь продолжал работу.   
Закончив выбивать послание потомкам, уставший, но удовлетворенный своим действием, он пообедал и вернулся в свою комнату.
Погружаясь в медитацию, он стал терять окружающий мир, уходя в приятную темноту. Звуки стихли, тело расслабилось, ход мыслей остановился. Пространство вокруг него вращалось с огромной скорость в противоположных направлениях, взаимодействуя с его духом и телом. Огромная Любовь ко всему живому, зародившаяся в груди, растекалась по нему и выходила за его пределы, наполняя окружающее пространство. Делая полные вдохи и выдохи, он чувствовал, как энергия приятно расплывается по телу.
Шери глубоко погрузился в Любовь, когда дверь в его комнату открылась, и мальчик лет семи зашел внутрь. Этот мальчик так же, как когда-то и сам Шери, проходил длинный путь познания. Увидев, что жрец занят, мальчик уже собрался уходить, но Шери, ощутив чистую детскую вибрацию, остановил его.
--- Проходи, дитя Света, --- сказал он, слегка приоткрыв глаза. --- Что ты хочешь услышать от меня?
--- Правду, --- уверенно произнес мальчик. --- Я хочу познать Законы Бездны и обрести неиссякаемый Свет в душе моей.
Шери вспомнил себя в его возрасте --- такой же жаждущий Знаний и снятий завес с тайн.
--- Знания --- это огромная сила, но в тоже время это ответственность и печаль. Знание идет рука об руку с силой и отбрасывает тень в виде печали. Знание без печали невозможно. Знай это! Но если ты стремишься к Свету, то Любовь должна быть началом и концом в твоем сердце на протяжении всего пути, пока не вернешься ты к своему источнику. Не возгордись в своей мудрости. Мудрость через переживания и волю приходит к тому, кто ищет. На своем жизненном пути ты встретишь немало глупцов, убеждающих себя в обратном. Они будут красиво и во всеуслышание заявлять о своих знаниях. Не слушай их. За их красивыми словами скрывается незнание и страх. Тот, кто знает, молчит, ибо в молчании заключается мудрость. Открой свои Знания только тем, кто в действительности хочет знать. А теперь ступай, продолжай занятия.
Мальчик поблагодарил жреца и вышел из комнаты.
--- Помни, дитя Света! Знание --- это печаль. Всегда как награду принимай страдания, ибо они и есть результат твоего поиска, --- сказал Шери на прощание.
Второй его день в храме прошел на удивление быстро и плодотворно. Вторую половину дня Бакенхонсу показывал Шери оставшуюся часть храма, радуя его новыми рассказами.
Вечером Шери лег спать, и образы поплыли перед его внутренним взором. Отогнав все мысли, Шери стал наблюдать за разворачивающимися событиями. Спокойствие и беззаботность вновь овладели его разумом.
Он открыл глаза и приподнялся. Образ начал ускользать из его памяти, словно его там никогда и не было. Испугавшись забыть его, Шери быстро соскочил с кровати и схватил папирус. Уже сидя за столом, он взял гусиное перо и поднес его к разложенному перед ним листу.
В попытках вновь соединиться с ускользающими образами, Шери закрыл глаза и расслабился, вспоминая ощущения, вызванные увиденным образом. Рука сама начала вырисовывать текст на папирусе, проецируя образы, плавающие перед внутренним взором. Некоторое время спустя Шери отложил перо и открыл глаза. Не всматриваясь в лист, он отошел от стола и прошелся по комнате. Попытки вспомнить то, что он увидел, не увенчались успехом. Черная завеса прикрыла его память, пряча некоторые из своих секретов. Ответ на этот секрет находился только на листе папируса, и Шери не сумел сразу справиться с волнением и заглянуть в него сразу после написания. Ведь если этот секрет хотели от него скрыть, значит, в нем было что-то, с чем его сознание еще не могло справиться, или же это было ему просто ни к чему.
Тот факт, что он мог увидеть информацию, с которой его сознание могло не справиться, будоражил его. Неужели есть что-то, что непостижимо для его расширенного сознания. Шери всегда хотел знать все, абсолютно все. Ему была интересна каждая мелочь, он хотел разобраться в каждом своем видении, в каждом проявлении Божественности.
--- Все имеет какой то смысл, --- говорил он себе, --- и мне нужно до него добраться и постичь.
Такие попытки запечатлеть увиденное случались крайне редко, тем-то и было вызвано такое волнение перед полученной информацией.
Поборов волнение, он подошел к столу и бросил взгляд на листок. Стихи, звучавшие в его голове, иероглифами проецировались на папирусе. Некоторые из них были немного смазаны, ведь писал он их закрытыми глазами, некоторые наскакивали на соседние, но смысл был понятен. Шери всмотрелся в них и начал читать. Уже, казалось, навеки ускользнувшие слова вновь вспыхнули в голове в виде стихов.

Что-то было прошлой ночью,
То ли сон, а то ли нет.
Пролетело над горою,
Принесло немало бед.
Ярким светом осветила.
Человечество сожгла.
Коих водою умыла,
Коих в небо подняла.
Бог --- Апофис возвратился,
Не был дома много лет.
Свет надежд не оправдался,
На людей обрушил гнев.

Шери прочел свои писания несколько раз, но так ничего и не понял. Это больше походило на посланный кем-то ребус. Немного разочаровавшись, он прочел написанное еще раз, а потом отложил папирус на край стола и вышел.

***
Через неделю Шери стоял в огромном храмовом зале, ожидая начало церемонии. Все уже давно собрались, и сейчас ждали верховную жрицу, с которой ему еще ни разу не удалось увидеться за время пребывания в храме.
Шери был расслаблен. Глаза закрыты. Вибрация тела достигла необходимой для этой церемонии частоты, а ум, лишённый земных мыслей, был ясен и чист. Словно подчиняясь какой-то заранее написанной программе, Шери открыл глаза, и что-то внутри грудной клетки пробудилось, посылая волны, волнения по телу во всех направлениях, словно камень, брошенный в спокойную воду пруда, посылает волны, будоража размеренную жизнь его обитателей. Онемевшее тело стало слегка потрясывать, а сердце колотилось с такой силой, что волны посылаемые им, отдавались в ушах ничего не понимающего Шери. Казалось, пройди ещё мгновение, и он потеряет сознание от мощи этих новых для него чувств. «Что же это такое?» --- судорожно вращалось в его голове. Уровень знаний был слишком высок, чтобы понять, что всему есть причины и абсолютно ничего просто так не происходит, а тем более, если это касается внутренних ощущений. Именно они всегда подсказывали и предупреждали Шери в переломные минуты его жизни.
Все наши спонтанные чувства --- это попытка нашего подсознания донести какую-то информацию до нас посредством нашего же собственного тела. И чем сильнее чувства, тем важнее информация, идущая из глубины нашей памяти, или подсознания.
Весь этот поток чувств, приведший в недоумение Шери, вызвала вошедшая в зал жрица. Это была Анхесенамон, верховная жрица храма. Не успел Шери привыкнуть к вызванным этой девушкой чувствам, как его сразила её внешность. Её волосы были совсем белые, а кожа настолько светла, что по цвету могла сравниться с ракушкой.
Жрица шла по залу в направлении предназначенного ей места, когда их взгляды встретились, и второй, более мощный поток воспоминаний, пробил преграду, называемую памятью, вливаясь в активную часть мозга Шери. Их взгляды пересеклись на несколько ударов сердца, но этого оказалось достаточно, чтобы вспомнить все, что связывало его с этой девушкой.
Блеснула вспышка воспоминаний, пространство вокруг Шери исказилось, и ощущение втягивания внутрь самого себя зародилось в нем. Ощутив себя парящим над землей в незнакомом месте, он не успел оглядеться, как его внимание привлек человек высокого роста. Он был значительно выше девушки, стоящей рядом. Но парящий над землей Шери, понимал, что этот человек не такой, как остальные люди. Его тело было физически более сильным и совершенным, не знающим болезней и старости. Это был он сам. Многолетние медитации расширили его сознание и, конечно, помогли вспомнить, кем он является в действительности, но то, что он сейчас наблюдал, никогда не было ему показано прежде. Мельком он вспомнил огромные сооружения, стоящие в степях на высоких сваях и названные Дворцами богов. В этих сооружения, спрятанных от людских глаз, в огромных саркофагах лежали тела нефилимов. Когда они прилетели на Землю во второй раз, люди уже забыли о своих создателях, и непривычный вид пугал их. Во избежание дальнейшей паники людям было поручено построить эти строения, где нефилимы оставались какое-то время после прилета и где они создали себе тела, похожие на людские, но более совершенные. Усовершенствование тела было достигнуто путем увеличения числа хромосом, добавлением в них частиц собственного тела. Дворцы состояли из множества комнат, с расположенными внутри алтарями, похожими на столы. Не находясь долгое время без физического тела, душа нефилимов в кратчайшие сроки перемещалась из привычного тела, лежащего на одном алтаре, в новое человеческое тело, на другом, и начинала перемещаться по планете в новом образе, но сохранив прежнюю память.
Шери находился рядом с собой в теле, когда-то созданном нефилимами, но переживаемые чувства каким-то странным образом передавались ему, парящему в воздухе. Рядом с высоким мужчиной стояла девушку. Она казалась маленькой, совсем миниатюрной, на его фоне. Вместе выглядели они вполне гармонично. Шери ощутил трепет, испытываемый душой нефилима в человеческом теле, перед этой девушке. Это существо безумно любило её и готово было пойти на все. Парящий над землей Шери пригляделся к незнакомке и, несмотря на внешнее отличие, узнал её на уровне внутренних чувств. Это была та же девушка, что только что вошла в зал.    
Увидев все это, чувство любви проснулось в Шери с новой силой, и даже магнитное поле, так хорошо справлявшееся со своей задачей до этого момента, было не в силах удержать такие воспоминания.
Память удерживается у людей во время каждого нового физического воплощения не только для того, чтобы Игра была интересней, но и для того, чтобы люди играли новую, отведенную им роль с чистого листа, не отталкиваясь и не держась за прошлые воплощения, прошлые обиды и прошлые чувства. Представьте, два человека, мужчина и женщина, которые были вместе не одну жизнь, всем сердцем любили друг друга, встречаются в новой жизни, и струнка симпатии начинает наигрывать приятную мелодию, пробуждая в них забытые чувства --- чем сильнее была любовь в прошлом, тем ярче будут ощущения в настоящем. Они каждый день проходят мимо друг друга. Внутри каждого из них играют ощущения, у кого-то волнение, у кого-то ноги подкашиваются, у каждого свои собственные ощущения, не похожие на ощущения другого, но люди, не обращая внимание на эти внутренние позывы, живут каждый своей новой жизнью, не вмешиваясь в судьбу когда-то в прошлом близкого человека. Но стоит только одному из них, например, мужчине, вспомнить хотя бы крупицу прошлых событий, как его чувства, которые он испытывал к девушке ранее, вспыхивают с новой силой, нанося отпечаток на его судьбу. Хорошо, когда только один помнит и страдает. А когда оба? Ведь не обязательно вспоминать кусок прошлой жизни, чтобы всплыли воспоминания чувств. Порой достаточно одному из них просто сказать другому «мы были раньше вместе», как в подсознании получившего эту старую новую информацию начинает что то шевелиться и выбираться на поверхность, пусть не визуальными образами, но чувствами. И совсем не важно, верит ли этот человек в перерождение, сглазы, магию или движение энергии. Закон для всех одинаков, верующих в него и неверующих.
Вспомнив все это, чувства вновь пробудились в Шери с такой же силой, как и много лет назад. Весь оставшийся день Шери провел словно под туманным колпаком --- абстракция, отчуждение, а ночь --- в бессонном, полусознательном состоянии. Лик этой необычной девушки стоял перед внутренним взором и не давал сосредоточиться ни на чем, кроме себя. Сердце колотилось в груди, а кровь пульсировала возле виска. Лежа в постели, он ворочался под тонкой простынею и смотрел то на луну за окном, то в потолок, пока не повернулся на другой бок. Уткнувшись в стену, он ощутил дикую тоску по Анхесенамон, но монотонность и однотипность голой стены посодействовали незаметно подкравшемуся сну, и глаза Шери стали слипаться, а глаза жрицы по-прежнему смотрели на него из воображаемого образа, пока сознание и вовсе не отключилось.
Сознание его включилось немного позже, чем когда природа включила солнце, которое успело залить светом всю комнату. Отследив причину тоскливых нот в груди, Шери мгновенно восстановил события вчерашнего дня, и решил, не теряя времени отправиться к жрице. Но сначала он умылся и завтракал --- хотел хорошо выглядеть при встрече с девушкой, в одночасье ставшей любимой.
Завтрака было достаточно, чтобы  придумать повод для встречи, и, словно на крыльях, Шери порхал из зала в зал, пока не оказался у Аменемиби. К своему удивлению, он не обнаружил его ни в комнате, ни позднее в других залах. Делать ничего не оставалось, как вернуться в комнату и остаться один на один с собственными мыслями.
--- Здравствуй, Шери, --- послышался знакомый голос из-за спины, когда Шери подошел к своей комнате. --- Мне необходимо поговорить с тобой.
Шери обернулся и увидел улыбающегося Аменемиби.
--- Да, конечно.
Они прошли в комнату к Шери и сели за стол.
Шери решил не рассказывать Аменемиби, что искал его, а послушать, что он скажет.
--- У меня многие расспрашивают о запечатленных тобой изображениях под потолком. У тебя по-прежнему нет никаких предположений на этот счет?
--- Совсем никаких. Я запечатлел именно то, что видел: птиц, стрекоз и шипящих жуков --- хотя они совсем не похожи на наших.
--- Да, уж, --- произнес Аменемиби, и неожиданно его взгляд лег на папирус с изображенными на нем письменами.
--- Что это? --- поинтересовался он.
--- Не знаю, --- ответил Шери. --- Недавно я лег спать, и неожиданно образы поплыли перед взором. Я занес их на листок, однако что они означают, я пока не могу ответить. Жаль, что бумага не может передавать звук, а только изображение. Увиденные события я переложил на стихи, но они так и остались только в моей памяти. Хочешь, расскажу?
И Шери почитал стих.
--- Очень интересно, --- задумчиво произнес Аменемиби, --- что бы это значило?
--- Мне интересно знать это не меньше, чем тебе, однако ответа на этот вопрос у меня еще нет. И я даже не знаю человека, который мне сможет в этом помочь. Разве что, --- и Шери затянул паузу.
Аменемиби с интересом смотрел на Шери.
--- О чем ты задумался?
--- Я думаю… Может Анхесенамон, жрица, которая присутствовала вчера на церемонии, может помочь мне в разгадке.
--- Анхесенамон? Она верховная жрица храма, как ты знаешь… Думаю, вам нужно встретиться.
Сердце Шери заколотилось вновь от того, что он стал на шаг ближе к встрече с любимой.
--- А как с ней можно встретиться?
--- Я скажу страже, чтобы они провели тебя к ней.
--- Спасибо, Аменемиби.
Они проговорили еще какое-то время, и потом Аменемиби удалился. А спустя еще некоторое время пришли стражи и попросили следовать за ними. Они повели Шери в ту часть храма, где Шери еще не был. По рассказам Бакенхонсу, где-то за пределами этого храма должно располагаться самое сакральное место во всем храме --- еще один храм. Бакенхонсу рассказывал, что этот огромный величественный храм был построен рядом с двумя другими храмами. У Шери еще не было возможности изучить их, но он надеялся, что в ближайшее время сможет сделать это.
Стражи не повели Шери в старый храм, как он предполагал, а свернули в ответвленную часть и, пройдя еще через несколько залов, остановились возле охраняемой двери. Сердце влюбленного жреца колотилось как никогда прежде, руки тряслись, ноги подкашивались, дыхание сбилось. Стражи распахнули дверь, и Шери сразу увидел объект своей любви. Она сидела к нему спиной в калазирисе;, надетом ниже груди и держащемся на одной широкой бретельке, а белые волосы аккуратно лежали на её плечах. Попадавшие из окна лучи солнца золотили их, притягивая взгляд.
Услышав звук открывающейся двери, жрица поднялась и повернулась. Выразительные глаза смотрели на Шери с неким удивлением и восторгом. Не в силах отвести взгляд дрожащий от волнения юноша своими глазами любовался лицом, преследовавшим его всю ночь.
--- Оставьте нас, --- сказала верховная жрица, и стражи послушно удалились.      
Двое смотрели друг на друга и не могли проронить и слова. Анхесенамон ощущала знакомую энергию, идущую от нового жреца, но её память была частично блокирована и ограничивалась знанием о том, что они уже были знакомы в прошлом, но при каких обстоятельствах произошло это знакомство, она не помнила.
Глаза в глаза… Шаг навстречу друг другу… Касание ладонями… И тишина… Тишина вокруг… По всей Вселенной тишина… Жизнь замерла… Притаилась… Наблюдает… Ждет… Ждет, что будет дальше… А дальше только глаза в глаза… Тяжелое дыхание… Бьющиеся в такт удары сердца… Непонятно, откуда нарастающее волнение… Закрывающиеся глаза Анхесенамон…
Прошли секунды, прежде чем Шери понял, что его любимая теряет сознание, и, подхватив её за тонкую талию, взял на руки. Волнение сменилось ответственностью, и ноги уверенно привели к бамбуковой скамье, на которую он и положил Анхесенамон, не справившуюся с накатившими вибрациями.
Магическая церемония помогла привести жрицу в чувства. Не поднимаясь со скамьи, она смотрела на стоявшего над ней жреца, и её уверенность в знакомстве с этим человеком все глубже пускала корни. Нашедшиеся спустя множество столетий души вновь слились в одну, став единым. Слова были лишними. Их чувства и взгляды не нуждались в них.
Через несколько минут торжественного любования Анхесенамон встала со скамьи и пошла в сторону двери. Шери последовал за ней. Оба смотрели друг на друга все это время, боясь отвести взгляд, словно полагая, что это все мираж и стоит только отвернуться, как он растворится. Влюбленные прошли мимо стражей и, миновав высокие храмовые залы, направились в сторону пирса. Шли они молча. Тенистая прохлада сменилась горячими лучами зенитного солнца, смягчавшихся лишь под легким дуновением ветерка и речной влаги, обволакивавшей тело.
Внутри все играло приятными чувствами любви, и мир вокруг был прекрасен и чист. Двое вышли из храма, едва соприкасаясь плечами, и от этих прикосновений сладкое ощущение в груди играло еще громче и чище. Энергетические поля сближались, сливаясь между собой, возрождая забытые чувства восторга и восхищения. Что-то приятно играло в крови, учащая удары сердца. Все вокруг улыбались, и всё вокруг улыбалось.
Молча они стояли и смотрели на приплывающие лодки и занятых разгрузкой людей, но мысли их были заняты только ближним.
Небо… На небе облака… Верхушка пальмы на фоне облачного неба… Крики птиц… Шум реки… Плечом к плечу с любимым человеком… Приятное подсасывание в груди…
Её тонкие пальчики коснулись кисти Шери, и в этот момент мир замер в душевном блаженстве. Стерлись временные грани. Слегка трясущейся рукой он ответил на её нежные прикосновения. И вот рука в руке, и мир, по-прежнему застывший вокруг: река остановила нескончаемый поток лодок, шумные торговцы и рыбаки замерли в горячих спорах, и даже солнце перестало испепелять влюбленных горячими лучами. Вот и вновь они вместе. 
Долго они стояли в размытых временных рамках. Окружающий мир потерял всякое значение и смысл. Прошло много времени, прежде чем грани реальности стали постепенно восстанавливаться: река начала медленно двигать лодки, рыбаки начали плавно шевелиться, и сквозь глухое пространство стали все отчетливее и отчетливее пробиваться их голоса. Громкий крик птиц, прямо над головами, заставил окончательно вернуться их в ставший родным мир.
Руки с неохотой расцепились, и очнувшаяся от произошедшего Анхесенамон направилась в храм, позвав за собой Шери. А дальше были залы… попадавшиеся навстречу люди… знакомая дорога к комнате Анхесенамон… стража у дверей… комната, наполненная металлом богов… и… первый поцелуй…
Очень быстро Шери и Анхесенамон привыкли друг к другу и провели весь оставшийся день на одном коротком дыхании, словно и не было этих столетий разлуки. Каждый из них почувствовал, что наконец-то обрел частичку себя.
Во избежание вопросов и подозрений влюбленные условились говорить другим, что изучают сакральные надписи в древнем храме и поэтому проводят много времени вместе. 
Любовь с головой окутала двух египтян. Шли недели, за ними месяцы. С момента встречи Анхесенамон жизнь Шери изменилась. Он больше не мог существовать без этой девушки. Жизнь становилась похожа на лишенный воды кустарник. Шери засыхал, когда её не было рядом. В такие дни он чувствовал себя пленником царства Осириса и Анубиса, танцующих вокруг него танец смерти.
Бывало время, когда влюбленные не виделись по несколько дней, и все это время они скучали друг по другу. Их общение длилось уже долгое время, и им хотелось чего-то большего, чем просто быть рядом. В тяжелые дни разлук желание физической близости магнитом притягивала две половинки одной любви.
Большинство религий полагает, что секс ведет к смерти, но только не древние египтяне. Они знали, что правильное управление сексуальной энергией благотворно сказывается на Мер-Ка-Ба и даже позволяет обрести бессмертие за счет невысвобожденной энергии. Большинство людей чувствуют, как во время оргазма энергия, образованная в сексуальной чакре, находящейся в области пупка, поднимается по позвоночному столбу, минуя все вышерасположенные чакры, и уходит из тела через чакру, расположенную над головой, безвозвратно. Это приводит к потере жизненно важной для человека энергии. Древние египтяне нашли выход из этой ситуации, и за счет управления энергией при помощи сознания они заставляли энергию циркулировать в теле, не давая ей покинуть его.
Будучи адептом, Шери изучал эту сексуальную технику в одном из храмов. Помогали в этом ему и другим неофитам наложницы, специально содержавшиеся в храме для таких целей.
Насколько длинна или коротка наша жизнь, мы испытываем на её протяжении массу ощущений, сопровождающих нас от рождения и до смерти. Испытываемые ощущения приедаются быстро, и наша натура просит от нас всегда чего-то нового, неиспробованного, подталкивая нас к краю пропасти или к вершинам духовных наслаждений. В желании испытать что-то новое люди придумывают и пробуют способы, кажущиеся многим невозможными и безумными.
Скользя в пространстве, Шери приближался к комнате Анхесенамон. Пока стражи смотрели сквозь него, он двигался к двери и, с легкостью пройдя препятствие, оказался внутри. Почти ничего не изменилось с того момента, как он был здесь в последний раз.
Анхесенамон мирно спала в своей кровати, а не путешествовала по Другим Мирам. Трепет волнами прокатывался по всей сущности Шери, продолжая свое движение в пространстве. Подойдя к постели, он раскрыл её тонкие тела и вытащил сущность из физического тела. Поднявшись, она обернулась, взглянув на лежащее тело, и, вновь повернувшись к Шери, протянула руки. Две сущности слились в единое целое. Никогда в физическом мире им не было так хорошо, как в Ближних Мирах. Секундные, почти мимолетные оргазмы не могли сравниться с этими долгими прекрасными, наполненными всей палитрой позитивных чувств переживаниями и осознанием себя единым. Это могло продолжаться сколько угодно. Не было никаких ограничений и запретов. Только здесь, накинув на себя плащи невидимости, они были незаметны даже для Аменемиби, часто путешествовавшего по Другим Мирам и наблюдавшего за ночной жизнью храма.
Вдоволь насладившись друг другом, Анхесенамон вернулась в тело, а Шери вылетел из комнаты мимо спящей стражи, поднялся над городом и, сделав несколько кругов, вернулся в тело.
В мучительные дни разлук, когда влюбленные не виделись и о физической близости не могло быть и речи, такие, скрытые от плотного мира, свидания были единственным спасением для скучающих душ. Однако как бы ни были прекрасны эти свидания, им хотелось чаще видеться физически. Однажды, не выдержав, Анхесенамон сама попросила Аменемиби пригласить Шери. Когда Аменемиби подошел к Шери и сказал, что его ожидает жрица, радости влюбленного египтянина не было придела. Он, как ребенок, радовался в душе и приложил всю волю, чтобы сохранить видимое безразличие.
Когда двое зашли в комнату, жрица стояла рядом со статуэткой, изображающей Ра, и делала вид, что что-то изучает. Анхесенамон была как всегда мила и очаровательна, будоражила сердце, затуманивала рассудок. По всей вероятности, Аменемиби поверил этой уловке, но только не Шери. Он чувствовал, как её внимание скользит по нему, несмотря на то, что она не оборачивалась и, возможно, еще даже не поняла, что они находятся в комнате. Шери чувствовал, как по его биополю проходит сканирование, словно невидимые щупальца, идущие от Акси, нежно касаются его. Аменемиби поклонился, отдав дань уважения верховной жрице. Анхесенамон думала, что находится одна, и, когда услышала голос, выпрямилась и обернулась.
--- Спасибо, --- поблагодарила она Аменемиби и попросила оставить их наедине.
Анхесенамон взяла со стола анх и сделала вид, что жрец приглашен для проведения церемонии, ну, или, по крайней мере, для мистической беседы. Жрец поклонился, и вышел. Едва дверь за ним закрылась, красивое лицо девушки расплылось в счастливой улыбке. Шери подошел вплотную и обнял возлюбленную за талию. В ответ тоненькие ручки обхватили его шею и со всей своей силой, насколько могли это сделать, прижали к себе. Юноша был готов замурлыкать от удовольствия. Он слегка отвел голову в сторону и посмотрел на лицо Анхесенамон. Глаза были закрыты, и счастливая улыбка сияла на нем. Мир потерял всякое значение. Влюбленные обнимались, прижимаясь друг к другу.
--- Как же я люблю тебя, мой дорогой! --- произнесла Акси, не открывая глаз.
--- Боюсь, что твоя любовь несравнима с моей! Ведь моя объемнее и многомернее, --- ответил Шери.
Раздался легкий очаровательный смех возлюбленной.
--- Как ты можешь говорить такое, даже не представляя, как сильно я тебя люблю? Давай сойдемся на том, что мы оба безгранично любим друг друга!
--- Как скажешь, родная, --- ответил Шери, и их губы сомкнулись в страстном поцелуе.
Нежный мягкий язычок скользил во рту Шери, соприкасаясь с его, вызывая волну расслабляющих ощущений. Шери таял как снег, под лучами горячего солнца, и пришлось приложить большие усилия, чтобы устоять на ногах.
--- Ну, казалось бы, всего один поцелуй, а как много силы забирает, --- сказал Шери.
--- Это все от того, что мы любим друг друга, --- произнесла она и играючи коснулась своим мягким язычком его губ.
Окна в комнату были зашторены, и никто не мог увидеть этой большой взаимной любви. Анхесенамон нехотя опустила руки, скользя по его шее, и отошла к позолоченной скамье, положив ладонь рядом, прося возлюбленного сесть подле. Шери подошел к ней и обнял за талию.
--- Почему все так глупо устроено? --- грустно сказала девушка, опустив края губ вниз, --- почему все люди как люди, любят друг друга, не боясь быть замеченными, гуляют, обнимаются у всех на виду, а мы так не можем? Ведь это неправильно.
--- Я знаю, любимая, но пока так, наверное, нужно.
--- Кому нужно? Кто знает, что мне нужно, а что нет? Знаю только, что мне нужна твоя любовь.
--- Я думаю, что в глубине души ты ведь тоже понимаешь, что все эти обычаи и нормы --- ерунда, но их нужно придерживаться.
--- Но я не хочу их придерживаться. Любовь --- это божественное чувство. Тогда почему мы должны им пренебрегать? Пусть эта не та любовь, которой мы учим, но это любовь, основанная на уважении, --- сказала Анхесенамон. --- Любимый, а, может, нам бросить все и уйти из храма? --- и она заглянули ему в глаза.
--- Мы не можем так поступить, Акси. Наша первостепенная задача заключается в служении людям. Сейчас я вижу, что надвигается время сумерек для нашей цивилизации. Людей, знающих Истину, мало. Неужели ты готова пожертвовать ради человечества этой земной любовью, которая по большому счету никчемна в размерах Вселенной?
Девушка промолчала. И действительно, надвигались темные времена, когда Истина будет забыта, а Правду назовут ложью.
--- Надо оставить после себя какие то Знания, --- продолжал Шери. --- Быть может, через много-много лет люди увидят это, и хоть для кого-то это станет толчком к развитию. Кому-то эти Знания окажутся жизненно необходимы. Пойми, мы должны жертвовать даже таким прекрасным чувством ради всеобщего блага человечества. Нам нужно положить нашу любовь на жертвенный алтарь. Порой я жалею, что взял эту тяжкую ношу, и мечтаю быть обычным человеком, пусть даже рабом. Раб и тот более свободен, чем я.
--- Зато, если бы ты был рабом, мы бы с тобой не познакомились.
--- Верно. Если бы не одно «но», --- задорно начал Шери, --- и ты тоже не была бы рабыней. Если бы я был рабом, ты рабыней, то все было бы прекрасно. Мы могли бы жить и радоваться.
Анхесенамон согласилась, и вместе они поддались приятным мечтаниям, совсем не рабской любви между рабами. Они говорили о чем-то, и девушка поигрывала золотым браслетом, идущим от запястья почти до самого локтя и очень изящно смотрящимся на её тонкой руке. Был этот жест произвольным или нет, но он натолкнул на мысль, что и вправду она готова была пожертвовать всем ради любви. Несмотря на это, Шери не осуждал её, но сам так поступить не мог, чувствуя на себе ответственность, давящую тяжелой ношей.
Слегка отодвинувшись, Шери лег на скамью и положил голову на колени любимой, обхватив руками тонкую талию. Он смотрел вверх и видел, как красивое лицо любовно склонилось над ним. Одна тоненькая ручка лежала у него на груди, а вторую Анхесенамон положила ему на голову.
--- Что-то нас на грустные нотки потянуло, --- произнес Шери и, улыбнувшись, попытался её слегка растормошить. --- Ну и ладно, все равно мы будем вместе столько, сколько нужно.
--- А я хочу быть вместе с тобой всегда.
--- Если нужно, чтобы мы всегда были с тобой вместе, мы будем, --- сказал Шери и поцеловал её в живот. --- Какая ты у меня хорошая, Акси! --- и он обнял её крепче, --- во всем мире нет девушки лучше!
Анхесенамон улыбнулась и почувствовала, как ощущения в груди расплылись и поплыли вниз живота. Её рука гладила его живот, спускаясь ниже. Чувствуя приятные ощущения, юноша закрыл глаза и губами показал, что хочет её поцеловать. Девушка ответила тем же и положила левую руку на щеку, поглаживая большим пальцем, как обычно это делал он, когда голова возлюбленной лежала или на груди, или на коленях, так же, как сейчас его лежит у неё. Ожерелье, сделанное из металла богов, поблескивая, висело на её груди.
Шери поднялся и зашел за спину возлюбленной. Руки легли на плечи и начали массировать жрице шею, переходя на плечи. Он касался белых волос, нежной шеи --- все это доставляло Анхесенамон непередаваемое удовольствие. Расстегнувшись, ожерелье соскользнуло с груди и упало на пол. Испытывая физическое удовольствие, девушка даже не заметила этого и, закрыв глаза, опустила голову вниз. Вздох выпорхнул из её груди, и руки Шери стали массировать нежнее, но чувственнее, словно доходя до какой-то конкретной фазы. Этот вздох был подобен сигналу, говорившему: все замечательно, мне хорошо. Руки пошли вдоль позвоночника вниз, перебирая пальцами каждый позвонок, и надавливая на расслабляющие точки, заставляя жрицу прогибаться и таять. Губы юноши целовали голову, и постепенно переходили на верхнюю часть уха. У жрицы создалось впечатление, что сейчас она взорвется от этих скопом навалившихся физических ощущений, распирающих грудь, и ладошки сжались в кулачки, вцепившись в платье. Запах тела Анхесенамон был божественен. Поиграв языком с верхней части уха, губы Шери скользнули вниз на шею и продолжили движение вниз, покрывая поцелуями нежную спину. Шери целовал её, спускаясь неравномерно и не в определенной последовательности, а вразнобой, заставляя Акси угадывать, в какое место ляжет следующий поцелуй. Стоя на коленях, он целовал её спину, а руки обхватили её талию, прижав к себе. Потом влюбленные поднялись вверх. В этот момент раздался еще один звук долгоиграющего блаженства, и девушка обхватила своими руками кисти возлюбленного, заключив свои груди в двойной обхват.
Шери вдыхал приятный, слегка сладковатый запах её тела. Не зная, как еще доставить возлюбленной удовольствие, он начал языком касаться нежной кожи, чередуя их с поцелуями. На своих руках он ощутил, как тело девушки обмякло и расслабилось до предела. Стараясь удержать её, он поднял и перенес девушку на кровать. Анхесенамон словно находилась в другой реальности, наполненной блаженством и радостью. Шери хотелось, чтобы нежные руки вновь заскользили по его телу, а нежный мягкий язычок коснулся его губ, но жрица была не в состоянии это сделать. Тело находилось в приятной истоме, и не было сил, чтобы собраться и пустить в ход свои орудия любви.
Анхесенамон приоткрыла глаза, и сквозь приоткрывающиеся губы Шери услышал важные для себя слова, шепчущие о её любви к нему. Таких слов было достаточно, чтобы позабыть о физическом влечении и, поцеловав её в губы, лечь рядом, обняв нежное тело, по-прежнему продолжая ощущать зуд внизу живота. Сексуальное возбуждение можно было подавить, но он осознанно этого не делал, стараясь абстрагироваться от физических потребностей в пользу душевных ощущений. Страсть, в его понимании, не была плоха сама по себе, а была неотъемлемой частью земной любви между двумя людьми, но и давать ей власть над собой он не собирался.
Он лежал рядом и понимал, что слишком долгое его пребывание в комнате жрицы может вызвать подозрение, чего нельзя было допустить. Поцеловав задремавшую возлюбленную, он вышел, надеясь на скорую встречу.
И правда, следующая встреча произошла уже на следующий день. Шери сидел в медитации, когда вновь вошел Аменемиби.
--- Здравствуй, Шери, --- сказал он, улыбаясь. --- Как твое настроение? Сегодня принесут тело знатного человека нашего города. Его родственники просили, чтобы именно ты и верховная жрица провели все процедуры перед погребением. Они наслышаны о тебе и считают, что только ты сможешь оказать должным образом последние почести усопшему.
--- Хорошо, я проведу церемонию, --- ответил Шери, не открывая глаз.
Аменемиби окинул взглядом комнату и вышел.
Разум был чист, и Шери не хотелось выходить из этого приятного состояния. Глаза закатились в блаженстве, тело совсем не ощущалось, и только воспоминание о том, что церемонию придется проводить вместе с любимой, вернуло его сознание в обыденное состояние. Он поднялся и пошел в зал для церемоний. Уже подходя к дверям, он ощутил знакомую вибрацию и понял, что Анхесенамон внутри. Когда дверь отворилась, обворожительная девушка предстала перед ним. Набедренная цепочка, надетая под прозрачным платьем и плиссированной накидкой, подчеркивала все изгибы изящной фигуры. Большие золотые серьги, браслеты на руках, ожерелье --- красавица была неотразима, а красота её была неповторима. 
Глаза влюбленных на мгновение встретились, и ток прошел через тела. Белокурая красавица стараясь не вызвать подозрение, отвернулась начав приготовления. Кроме них, в комнате были еще три жреца первой степени посвящения;, принимавшие участие в предпогребальном обряде. У стены стоял арсенал погребальной магии: амулеты, изображения частей тела, уменьшенные модели разных предметов, и иероглифы, обозначающие богов, человека, жизнь. Шери волнительно осмотрел стройную спину возлюбленной и, сохраняя в памяти милый сердцу образ, перевел взгляд на стол с лежащим на нем Сах;.
Это был мужчина около сорока лет. Он был наг, и по состоянию тела было видно, что при жизни он был человеком значимым и почитаемым, никогда не знал физической работы. Привыкшая к маслам кожа была гладкая и нежная, а ногти аккуратно подстрижены и обработаны. Исходя из благосостояния усопшего, родственники выбрали наиболее дорогостоящий способ бальзамирования, и жрецам предстояло приложить все усилия, чтобы те не остались разочарованными. Были еще два способа мумификации, и они были проще, а соответственно и дешевле.
Все было готово. Анхесенамон закончила приготовления и стояла рядом с Сах, выжидательно поглядывая на возлюбленного. Шери подошел к столу, и началась церемония мумификации. Сначала железным крючком через ноздри удалили большую часть мозга. Для удаления остальной Анхесенамон взяла чашу с растворяющим раствором и впрыснула его через нос внутрь. Раствор должен был растворить оставшиеся мягкие ткани в очень короткий промежуток времени. Все это время, один из жрецов придерживал голову умершего, чтобы она не запрокидывалась и опытным жрецам было удобнее выполнять работу. 
Анхесенамон стояла рядом и тяжело дышала, наблюдая за работой возлюбленного. Его вибрации волновали её и вызывали трепет.
Шери взял со стола острый эфиопский камень и сделал разрез в паху. Через это небольшое отверстие он принялся аккуратно извлекать кишечник все тем же железным крючком. Делать это было непросто, и человек, не знакомый с анатомией, не справился бы, но у Шери как у посвященного, знающего устройство человеческого тела, получилось. Рядом уже стоял жрец и держал в руках каноп с изображением Кебехсенуф. Именно в таком канопе необходимо было хранить кишечник. Для каждого органа был свой сосуд с изображенным на нем божеством. Все изображенные божества были «детьми Гора»: Имсет --- хранитель канопа с печенью, Хапи --- хранитель канопа с легкими, и Дуамутеф --- хранитель канопа с желудком. Потом Шери удалил желудок, потом печень, и в последнюю очередь легкие. Все это он складывал в канопы, которые жрецы составляли в ряд. Вычистив полость, оставив в ней только сердце, Шери отошел от стола и вымыл руки. Анхесенамон сменила его, взяв большой глиняный кувшин с пальмовым вином, и начала промывать полость.
Всю сложную работу по бальзамированию тела выполняли только жрецы третьей степени, имеющие знания, опыт и высокое духовное развитие.
Промыв полость, Анхесенамон вновь прочистила её растертыми благовониями и вместе с Шери наполнила тело чистой растительной миррой, кассией и прочими благовониями. Потом Сах зашили. Жрецы подняли со стола тело и положили в натровый щелок, где ему предстояло пролежать семьдесят дней.
Все от себя зависящее жрецы сделали. Теперь по истечении семидесяти дней тело должны были обмыть, высушить особым образом, обвязать пеленами из тонкого полотна виссона и скрепить повязки камедью вместо клея, предварительно положив меж погребальными пеленами амулет в виде Ока Уджат, а на сердце амулет в виде скарабея. После финальных процедур родственники забирали тело и помещали мумию в изготовленный деревянный саркофаг в виде человеческой фигуры. После этого саркофагу предстояло занять место в семейной усыпальнице, приставленной стоймя к стене.
Прежде чем научиться бальзамировать подобным образом, Шери долго изучал анатомию и начинал свое мастерство бальзамирования с самых простых способов, которыми бальзамировали бедняков. В брюшную полость таких людей заливали сок редьки и помещали тело в натровый щелок на семьдесят дней. После чего вынимали, высушивали и возвращали родным для погребения в обычной земляной могиле.
Анхесенамон подошла к умывальнику, когда ощутила на себе любящий взгляд Шери, изучающий её спину. Взгляд скользил со спины на бедра, и с бедер на затылочек. Как же ей захотелось броситься ему на шею и прижать крепко-крепко, но рядом находились другие жрецы, и поэтому приходилось сдерживать свои эмоции, от чего девушке захотелось плакать. Любовь должна быть сильнее всех мыслимых запретов, но жрица подавляла их в себе, вызывая мучительную боль. Подавляла не потому, что не любила юношу, а как раз наоборот, она любила его всем сердцем, и не хотела причинить вред, поскольку наказан был бы в первую очередь он, не смотря на свой уровень посвящения. Она обернулась, и Шери увидел в её глазах грусть от беспомощности и невозможности привознемогать разлуку, позволяющей радоваться лишь недолгим встречам, вместо того, чтобы не отходить от оплота своей любви ни на шаг в течение дней и ночей. Женские губы аккуратно прошептали: «Я тебя люблю», пока внимание жрецов было приковано к канопам, и Шери, поняв всё по их движению, улыбнулся.
--- А почему тело должно лежать в натровом щелоке в течение семидесяти дней? --- спросил Шери один из жрецов, помогавший проводить церемонию.
--- Дело в том, что Исида в течение семидесяти дней собирала фрагменты тела Осириса и мумифицировала его, --- наскоро ответил он и вновь устремил взгляд к прекрасной жрице, смотрящей на него грустными глазами.
Наступил поздний вечер. Разбросанные по небу звезды светились ярким светом на ночном безоблачном небе. Влюбленные ускользнули от любопытных глаз через древний храм и, миновав город, вышли за его пределы. Небольшой островок зелени в пустынном мире песков был одинок и стоял, наслаждаясь тишиной. Под высокими деревьями они взялись за руки и, обнявшись, долго стояли, смотря на реку. Они ничего не говорили, а только наслаждались друг другом. Шери развел на песке костер и вырыл рядом с ним яму. Еще находясь в храме, он смешал муку с водой, желая сделать Анхесенамон сюрприз, и слепил из неё лепешку. Сейчас он достал её и, положив в вырытую ямку, засыпал песком, присыпав сверху углями.
Влюбленные ожидающе сидели возле костра. Шери обнимал со спины любимую, целуя её плечи и затылок. Руки обхватили её тело, согревая своим теплом. Шелест деревьев и тихий шум бегущей реки искажали время, сокращая его. Откопав горячую лепешку, Шери скорее очистил её от песка и, разломив, протянул Анхесенамон. Теплый пар вырвался наружу. Подсушенная корочка скрывала горячую мякоть. Ночная прохлада быстро остужала мягкий хлеб, и скоро возлюбленные, не боясь обжечь руки, наслаждались её вкусом. Съев все до крошки, Анхесенамон обошла Шери и, обняв его за шею, села сзади.
Шери потеребил палкой поленья в костре и тысячи потревоженных искорок разлетелись в разные стороны. Какие-то из них быстро и ярко разгорались и также быстро потухали. Какие-то были полны решимости разгореться, но так и оставались в неизменном состоянии. А какие-то, и их было меньше всего, медленно набирали яркость, а набрав её, горели не сгорая. Ассоциации с искрами Тота возникли в сознании Шери.
А где же он сейчас, его старый и почти забытый друг Тот? Шери уже и не мог припомнить, сколько лет назад виделся с ним в последний раз. С той последней встречи остались слабые, едва уловимые воспоминания: плавные движения… заплетенная в косичку бородка… глаза, такие спокойные и глубокие… и безграничная Любовь ко всему сущему. Времена прошли, забрав с собой часть видимого аспекта бытия, однако информация, данная ему Тотом, навсегда осталась в его памяти и подсознании.
В их последнем разговоре Тот сказал, что уходит с Земли, но обещал вернуться, когда чужеземцы с другой планеты, называемые Серыми, вторгнуться на территорию Земли против воли её жителей. --- Шери отчетливо запомнил данное Тотом обещание.
Пламя костра по прежнему играло, а голова Анхесенамон лежала у него на плече.
--- О чем ты задумался? --- спросила она, продолжая смотреть на огонь.
--- О Тоте, --- ответил Шери.
--- Ты знаком с ним? --- удивилась Анхесенамон.
--- Да. Нам приходилось общаться.
--- Ничего себе! А давно?
--- Примерно лет пять назад. Тогда я проходил обучение в одном из храмов, и вот во время одного из путешествий по ближним мирам я и встретил его. Конечно, это встреча была неслучайной. Я даже более чем уверен, что Тот намеренно искал меня.
--- Для чего?
--- Думаю, это связано с моим далеким прошлым.
Акси легонько вздохнула и подняла глаза к звездам. Быстро, едва уловимо, звезда пролетела в темном небе и скрылась за горизонтом, но, едва дернув головкой, Анхесенамон успела загадать желание. Какое-то время они молча сидели, прислонившись друг к другу, и смотрели то на усыпанное звездами небо в надежде поймать взглядом еще одну павшую звезду, то на костер.
--- Тебе Тот рассказывал что-нибудь о себе?
Шери ждал этого вопроса. Он чувствовал, как Анхесенамон сдерживала в себе интерес, а по какой-то причине не спрашивала. 
--- Тот рассказывал мне о том, почему он выбрал именно Египет в качестве цивилизации, несущей Свет, и как он поднимал уровень сознания людей.
--- Как интересно! Расскажи мне об этом.
Шери представил картину, когда-то нарисованную на его ментальном экране Тотом, и коротко обрисовал её словами для Анхесенамон.
--- Несколько тысяч лет Тот жил в Атлантиде, пока не начались смещения полюсов и вода не накрыла собой остров за несколько часов. Будучи предупрежденным об этом заранее, Тот и его ученики улетели на воздушном корабле в место под названием Кхем. Там они посадили свой корабль на вершину Пирамиды. Кхем --- то самое место, которое ты знаешь сейчас как Египет, но тогда оно было заселено совершенно неразвитыми людьми.
--- А этими «неразвитыми людьми» были сущности, которых выбросило сюда Переходом, произошедшим одновременно со смещением полюсов? --- перебила его Анхесенамон, пытаясь прояснить для себя некоторые моменты.
--- Совершенно верно. И именно этих существ стал обучать Тот со своими учениками, которые эмиссарами разбрелись по всей суши.
--- А Пирамида?
--- Какая-то её часть была построена очень давно. Может быть, даже миллионы лет назад. Однажды Тот показал мне отрывок одной из моих прошлых жизней. Странно, но я не помнил её до того момента. В той жизни я вместе с другими людьми помогал ему строить Пирамиду. Хотя, возможно, --- после небольшой паузы добавил Шери, --- это было как раз после смещения полюсов.
--- Пожалуйста, расскажи мне, как вы её строили? Я прекрасно понимаю, что для её строительства применялись какие-то неизвестные нам методы, --- Анхесенамон «загорелась». Она села напротив Шери и с любовью и интересом приготовилась его слушать.
--- Да, строительство Пирамиды было не совсем обычным. Сейчас я не могу вспомнить все четко, но я очень хорошо помню одно, что при помощи сознания Тот менял атомную структуру камня, делая его легким. К примеру, если камень весил пять тонн, то Тот уменьшал его вес до двух кантар;. И только когда вся пирамида была завершена, Тот вернул прежнюю атомную структуру всей Пирамиде в целом. Тогда Тот был царем в месте, известном сейчас как Египет, и его часто можно было увидеть среди строителей Пирамиды. Он не был похож на царя, --- Шери прищурил глаза, пытаясь вспомнить те моменты как можно подробнее, --- наряду со всеми он прилагал усилия для строительства Пирамиды в центре непроходимых джунглей. К сожалению, я лишь фрагментами помню тот период моей жизни, и приходится составлять целую картину по крупицам воспоминаний. Сейчас в ней больше пустого места, чем заполненного.
--- В джунглях? --- удивленно переспросила Анхесенамон.
--- Ну, или как это называется? Вокруг был высокий непроходимый лес с огромными зелеными деревьями, летали птицы, в общем кипела жизнь в отличие от той пустыни, которая есть сейчас.
--- А почему сейчас здесь нет джунглей? Наверно, они исчезли после очередного смещения полюсов.
--- Скорее всего, так и есть.
--- А тебе приходилось бывать в залах Аменти? --- резко сменила тему Анхесенамон.
--- Мои чувства утверждают, что я был там, но память не открывает мне этого момента. Одно мне известно точно: залы Аменти находятся не в нашем измерении, и случайно наткнуться на них жителю Земли невозможно.
--- Когда я проходила инициацию в Пирамиде, у меня сложилось впечатление, что она была построена не только для того, чтобы пройти важнейший путь обретения нового сознания. Есть в ней что-то еще.
--- Даже сейчас, когда прошло не так много времени, люди уже не знают, для чего она была построена. А ведь среди этих незнающих людей есть даже жрецы, которые, казалось бы, должны нести Знания и Свет людям.    
--- Большинство жрецов знают множество тайн Вселенной, но они не разглашают их. Они рассказывают и учат людей самому простому, а до остального человек должен дорасти самостоятельно. 
--- Согласен. Но сейчас речь не об этом. Пирамида была построена на месте входа в залы Аменти. Она скрывает их от посторонних глаз. Я могу ошибаться, но, как мне кажется, существует только два входа с Земли в залы Аменти. Один --- под Пирамидой, а второй --- в затонувшей Атлантиде. Еще я могу предположить, что с Земли всегда открыт только один вход в Аменти. Это либо через Пирамиду, либо через Атлантиду, которая сейчас под водой. То есть сейчас туда попасть можно через Пирамиду, а после очередного смещения полюсов, когда вода скроет Пирамиду --- через Атлантиду. Так как вода с территории Атлантиды переместится в Египет, и Атлантида будет свободна от неё.
--- А может быть такое, что существуют еще места, из которых можно попасть в Аменти?
Шери задумался. Прислушавшись к интуиции, он понял, что поторопился с выводами.
--- Конечно, может. И эта вероятность очень высока. Даже скорее всего, так оно и есть. Ведь с Земли всегда должен быть вход в них. А если получиться, что после очередного смещения вода разольется по планете так, что затопит и Пирамиду, и Атлантиду? Тогда должны быть еще и другие точки доступа в залы, --- вслух высказал Шери свои размышления.
--- Эти залы Аменти очень важны для нас, но я не могу понять их первоначального значения, для чего они были созданы.
--- Изначально они были созданы для зарождения новых рас, --- уверенно произнес Шери.
Жрица кивнула ему в ответ. В её памяти всплывало множество пережитых моментов, о которых она еще не рассказывала Шери.
--- Однажды, путешествуя в ближайшем мире, мне приходилось бывать в огромном городе, находящемся под Пирамидой. Там сидели не похожие на нас существа и медитировали, --- вспомнила она. --- Их вид непривычен человеческому глазу.
--- Мне Тот рассказывал о том городе. Он говорил, что находится он в нашем измерении, но попасть туда непросто.
--- Вот-вот. Я ходила по нему словно призрак. Никто меня не замечал. Эти существа сидели, вернее, были посажены только тела, а душ не было, --- Анхесенамон задумалась, --- но они точно были живые! У тех существ, что похожи на нас, были длинные бороды, волосы и ногти. Даже не знаю, сколько десятилетий они сидят там в состоянии соматхи.
Шери пожал плечами. 
--- Мне ни разу не приходилось бывать в городе, но в состоянии соматхи можно находиться и миллионы лет. Я даже не удивлюсь, если там сидят существа предыдущих цивилизаций: атланты, например, или лемурийцы. Мне приходилось только слышать об этом городе, о котором ты говоришь, и о комнате, находящейся где-то под сфинксом. По словам Тота, в той комнате спрятаны артефакты прошлых цивилизаций, которые своим физическим аспектом доказывают существование человеческих цивилизаций в далеком прошлом. 
--- Хотела бы я побывать в той комнате, --- мечтательно произнесла жрица.
--- Это невозможно. Её суждено будет найти только через несколько тысяч лет, когда вера в бессмертие будет почти утеряна.
--- А если туда проникнуть через ближайший мир и через него хотя бы посмотреть на содержимое комнаты?
--- Лучше не рисковать. Со стороны другого мира её наверняка охраняют.
--- Кто?
--- Не знаю. Возможно, Гончие Барьера, --- Шери вспомнил те страшные моменты, когда ему приходилось встречать этих ужасных существ, и он ощутил, как по спине пробежал холод.
Анхесенамон взяла с земли немного хвороста и подбросила в огонь.
--- А где сейчас Тот? --- спросила она, --- Однажды в одном из ближних миров мне сказали, что он ушел с нашей планеты?
--- Это правда. Он написал много книг, в том числе и Изумрудные Скрижали, в которых сохранил Знания, и покинул планету до трудных времен. Но я не исключаю, что он может вернуться и до этого времени.
--- И когда наступят эти трудные времена, о которых он тебе говорил?
В памяти Шери воскресли события недавней ночи, когда он оказался рядом с Полями Времени. Кто знает, может, это и были те самые «трудные времена», в которые Тот обещал вернуться на Землю, чтобы помочь людям.
--- Я не знаю. Могу только догадываться.
Охваченные огнем поленья трещали, и искры поднимались от костра. Усыпанное звездами небо нависло над головой. И только едва уловимые силуэты деревьев виднелись поодаль.
Шери умолчал, что Тот много рассказывал ему о своем детстве и времени когда обучался в Храме Обитателя, и еще много о чем. Шери сделал это намеренно: каждому дано столько, сколько он сможет унести, а для Анхесенамон это было бы уже слишком.
--- Несмотря на то, что Эхнатон умер, для многих его религия осталась, --- продолжала Анхесенамон, переходя от одной темы к другой. --- Я почитаю Единого Бога, поскольку он есть Любовь, начало всего и источник понятий первейших созданий. Он первооснова, монада единства, Бог Богов, Отец бытия. И это не только моя вера, но и многих. Сейчас Единого Бога называют разными именами в разные моменты жизни. Когда мы говорим об искусстве, мы называем его Пта, когда о словесном истолковании --- Тот, когда о божественном разуме --- Эмеф.   
Шери молча слушал. Он был во многом согласен, но не во всем. Для Анхесенамон был один Бог, и называла она его по-разному. Это был Бог, вступающий в самые разнообразные отношения и почитаемый как собирательный и бесконечно разнообразный образ. И Тот, и Пта, и Осирис, и Амон --- все были только названием одного и того же. Но Шери знал, что Тот это не Бог, каким его представляет Анхесенамон, а только духовный учитель, когда-то бывший обычным атлантом, но за счет своего стремления с Знаниям и Свету ставшим тем, кто он есть. А значит Пта, Осирис, и остальные --- тоже реальные люди, когда-то жившие на планете, и трудящиеся на её благо и по сей день, а не плод фантазий. Но Шери не стал ничего говорить Анхесенамон, ведь она была права в главном --- Бог один, и Он Един.
До восхода солнца еще было достаточно времени. Луна и не собиралась отдавать главную роль в небесном театре солнцу и по-хозяйски играла в нем своё действие.
Стараясь оставаться незамеченными, двое вернулись в храм, осторожно дошли до комнаты Анхесенамон и на цыпочках проскользнули через задремавших стражей.
Шери затворил за собой дверь и сразу же оказался в объятиях Анхесенамон. Губы встретились. После непродолжительных объятий влюбленные скинули с себя нехитрую одежду и расположились на кровати. Горячие руки скользили по гладкой коже, а заключавшая их в свои объятия любовь, стерла границы времени и реальности. Долго они придавались этому прекрасному действию, совершенно забыв о табу, запрещающему близость двух служителей храма. 
Когда Шери почувствовал приближение оргазма, он наполнил  свои легкие воздухом почти до отказа, а затем, задержав дыхание, позволил сексуальной энергии оргазма подняться до сердечной чакры. Мир стал исчезать. Реальность начала уходить. Он силой воли развернул поток поднимающейся энергии на девяносто градусов и вытолкнул его из спины. Энергия проследовала по каналу анха и вышла на уровне сердечной чакры из спины, сделала полукруг вверх, дойдя до верхней чакры и минуя ее, сделала полукруг вниз, дойдя до сердечной чакры уже спереди. Шери увидел, как подходящая спереди энергия замедляет ход и сужается до точки. Когда подходящая спереди энергия вошла в чакру и воссоединилась со своим источником, Шери заполнил воздухом оставшееся пространство в легких и начал выдыхать очень медленно. Полностью выдохнув воздух, он начал привычное для себя полное дыхание, чувствуя, как энергия движется по энергетическому столбу, находящемуся вдоль позвоночника, и сверху и снизу одновременно соединяясь в сердечной чакре. Шери ярко чувствовал, как во время оргазма каждая клеточка его тела преобразовывается и наполняется жизненной силой. Ощутив расслабление, Шери замедлил дыхание и спустя какое-то время лег рядом с Анхесенамон. Он вновь был в привычном мире.
Анхесенамон положила голову ему на грудь и уснула. Она пошла на большой риск ради Шери и их любви, нарушив обет безбрачия. Но любовь без секса не может длиться долго. Ведь любовь подобна костру, хворост не бросишь, прогорит.
Уставший и счастливый Шери смотрел в потолок, обняв любимую. Глубокое ровное дыхание двух тел убаюкивало, и глаза его стали слипаться, предательски погружая в полудрему.
Неприятное чувство и посторонний звук потревожил его. Еще прежде чем открыть глаза, он почувствовал напряжение и неизбежность. Дверь открылась, и в комнату вошел Аменемиби. Стражи обступали смотрителя храма со всех сторон. Совершенно спокойным взглядом смотрел он на влюбленных. Только стражи на мгновение пришли в замешательство. Время вновь сбилось с прежнего ритма.
Отпираться было ни к чему. Шери, чувствуя переломный этап своей жизни, приподнялся на кровати и хотел было уже встать, но налетевшие стражи сбили его с ног, повалив на пол. Больно ударился он о каменный пол, и, уже лежа на холодном полу, придавленный сверху стражем, он наблюдал за тем, как его любимая Анхесенамон, прикрываясь покрывалом, прятала лицо, пытаясь скрыться от всего это стыда и кошмара. 

***
В наказание за любовь Шери арестовали и отправили в лагерь строителей пирамид для возведения очередного строения, но влюбленный юноша не мог перенести разлуку с любимой. Сердце его разрывалось. Ему хотелось выть, кричать. Некогда очень внимательный к божественным проявлениям юноша, не обращал внимания ни на что вокруг. Все его мысли и внутренний взор были направлены к любимой Анхесенамон, которую он никогда больше не увидит. Оказавшись единожды среди строителей пирамид, ему будет запрещено и близко приближаться к верховной жрице.
Строители пирамид принадлежали к одним из низших слоев общества, после общения с которыми представителям более высоких сословий предстояло не только физическое очищение тела, но и духовное посредством десятидневного поста. Сгущающиеся мысли о том, что ему не суждено больше увидеть Анхесенамон, заставили задуматься о побеге. Но как? Куда? Хорошо обученная стража сразу догонит его.
Шум воды заставил отвлечься от размышлений. На пути конвоя разлёгся длинный мост, соединяющий два высоких берега Нила. Взойдя на него, Шери увидел стремительный поток воды, шумевший в шестидесяти локтях под ним. Даже если стража не успеет убить его, то вода… Вода сразу доделает за них эту работу. Но судьба предлагает ему шанс. Пусть один из тысячи. Шери не мог не воспользоваться им. Он не чувствовал страха перед прыжком, его не волновала возможность мучительной смерти, он думал только о том, что если он выживет, ему, возможно, представится шанс увидеть свою возлюбленную.
Приближаясь к мосту, он попросил Мер-Ка-Ба помочь ему в побеге и выжить после прыжка в воду. Представляя, как он растолкает растерявшихся стражей, и прыгнет в реку не повредившись, он послал этот образ Мер-Ка-Ба, программируя её на эти события. 
Оказавшись на середине моста, Шери растолкал не готовую к такому повороту событий стражу и, посильнее оттолкнувшись, прыгнул в бурлящую реку. Вода подхватила его и стремительно понесла по течению. Лучники стреляли в него стрелами, но он был уже далеко от них.
Захлебываясь водой, Шери греб в сторону берега, противясь многотонному потоку, сносившему его все дальше вниз по течению. Измученный, из последних сил он пытался догрести до берега. Игра с силами природы оказалась непосильна, и когда до цели оставалась пара десятков локтей, египтянин почувствовал сильный удар в бедро, потом еще удар и еще…
Очнулся он в глиняной хижине. Все тело ломило от боли, а снаружи доносился шум реки.
Как он здесь оказался? Память слабо пробивалась сквозь тяжелую головную боль, вспоминая берег, до которого оставалось совсем чуть-чуть, и множество камней, на которые беспощадная вода бросала его изнеможенное тело.
«Должно быть, я потерял сознание при ударе об камни, --- предположил Шери --- но сколько времени я провел в воде после удара? Кто вытащил меня из воды и принес сюда?» --- И самым главным вопросом, мучившим его, был: «Где он?» Меньше всего ему хотелось быть схваченным и лежать сейчас в камере.
Он сделал попытку приподняться, но острая боль по всему телу заставила отказаться от этой идеи, и он рухнул на жесткую кровать. Сплетенные между собой бамбуковые тростинки, накрытые старой тряпкой, врезались в спину. Шери был очень слаб. Физические и психические возможности иссякли. Он закрыл глаза и заснул.
Проснулся он от прикосновения мокрой тряпки к губам. Открыв глаза, он увидел молодую склонившуюся над ним девушку, обтирающую пот с его лица. Прядь волос приклеилась к её влажному лбу, а глаза смотрели на него почти в упор.
--- Отдыхай. Тебе нужен покой и сон, --- сказала она тихим голосом и улыбнулась. --- Все будет хорошо.
Шери хотел о многом спросить ее, но…
--- Спасибо! --- это было все, на что хватило у него сил.
Проснувшись утром следующего дня, Шери лежал на постели в ожидании спасшей его незнакомки. Он лежал на полу все той же утлой глиняной хижины. Отсутствие каких-либо вещей вокруг наводило на мысль о нищенском положении хозяйки этого жилища. Он чувствовал себя немного лучше по сравнению со вчерашним днем и надеялся, что сегодня уже сможет получить ответы на волнующие его вопросы. Звук босых ног на улице заставил отвлечься от своих мыслей. Тряпка, выполняющая роль двери, откинулась, и в хижину вошла девушка. Та самая девушка, которая вчера вытирала ему лицо. Днем ранее в связи с усталостью Шери не мог разглядеть ее, но сейчас… Приятные черты лица делали её очень привлекательной. Русые прямые волосы опускались до плеч. Серые глаза испепеляли его. Она была одета в короткую юбку с разрезом, а грудь была обнажена.
Заметив, с каким интересом за ней наблюдает юноша, девушка улыбнулась и на цыпочках, словно боясь спугнуть гостя, подошла к его постели.
--- Почему ты так на меня смотришь? --- спросила она, смущаясь.
Но Шери ничего не мог ей ответить. Её внешность притягивала к себе взгляд и заставляла неметь.
--- Как я попал сюда? --- выдавил он из себя.
--- Рано утром, несколько дней назад, я собирала хворост для костра и увидела тебя, лежащим на берегу. Должно быть, ты ударился головой и потерял сознание, а ночью вода выбросила тебя на берег, где я и нашла тебя.
Сколько времени безжалостная вода несла по течению полумертвое тело, Шери не знал. 
--- А как я оказался здесь, в хижине? Кто принес меня сюда? --- спросил Шери, опасаясь, что стражи будут искать его, а кто-нибудь из принесших бессознательное тело выдаст спасенного.
Он уже был готов к худшему, когда прозвучавший из её уст ответ сразил его.
--- Я сама принесла тебя сюда, --- как ни в чем небывало сказала девушка.
--- Как? --- удивился Шери.
Он не мог поверить, что эта хрупкая стройная молодая девушка вытащила его из воды и в одиночку принесла в хижину.
Видя замешательство юноши, девушка решила сама продолжить разговор.
--- Что с тобой произошло? Как ты оказался в воде?
Шери не знал, говорить ей правду или нет, но девушка внушала ему доверие, и он решил не врать ей.
--- Стражи вели меня  в лагерь к строителям пирамид, а я сбежал от них и оказался в воде. Пытаясь переплыть на другой берег реки, я ударился о камни и потерял сознание, а очнулся уже в твоей хижине. Только, пожалуйста, не говори никому, что я здесь. Вдруг меня ищут, а я совсем ни в чем не виновен.
--- Не переживай! --- улыбнувшись, произнесла его спасительница. --- Никто, кроме меня, не знает, что ты здесь. Когда я несла тебя сюда, было раннее утро, и нас никто не видел.
Шери вздохнул с облегчением. Ему не надо было никуда бежать, чтобы его не схватили. Он мог оставаться у этой незнакомки столько времени, сколько необходимо для выздоровления.
--- Как зовут тебя? --- спросил он её.
--- Сусанна, --- ответила она.
--- А я Шери.
--- За что тебя отправили к строителям пирамид? --- робко спросила Сусанна, поглядывая на его изящные плечи, не видавшие никогда больших физических нагрузок. --- Ты не похож на раба.
Будучи по-прежнему слабым, у Шери не было сил да и особого желания рассказывать эту историю.
--- Я обязательно расскажу тебе об этом, но чуть позже.
--- Хорошо, --- согласилась девушка, --- я принесла тебе воды.
 И она протянула глиняную чашу.
Шери пришлось приложить усилия, чтобы приподняться на локти. Мышцы на животе болели, руки подкашивались, шею ломило, и держать голову на весу долгое время было невозможно. Видя, как тяжело даются движения, Сусанна придвинулась к Шери и нежно придержала его голову правой рукой, а левой поднесла чашу ко рту. Сухие губы сомкнулись на кромке глиняной чаши, и прохладная вода смочила их. Шери приоткрыл рот и позволил этой божественной субстанции, едва не убившей его несколько дней назад, попасть внутрь, в горло. Выпив все содержимое чаши, он рухнул на бамбуковую постель. 
--- Спасибо, --- произнес он, пытаясь отдышаться.
Ничего не ответив, девушка улыбнулась и грациозно упорхнула на улицу. Лежащий на полу Шери только и успел обратить внимание на ее стройные ноги.
«А она очень не дурна собой», --- подумал Шери, но тут же отогнал от себя эти мысли, ведь его ждала любимая Акси.
Тело болело настолько, что он не мог пошевелиться, а голова раскалывалась, легкие болели, кости и суставы ломило, тело было покрыто ссадинами. Он лежал на кровати, стараясь не шевелиться, поскольку каждое движение причиняло нестерпимую боль. Голова как будто опухла изнутри, в висках ощущалась пульсация, и это было намного страшнее, чем вся остальная боль. Размышления причиняли боль, и мысли были не в радость. Убрав мысли, Шери дышал полным дыханием, предварительно запрограммировав свою Мер-Ка-Ба на ликвидацию головной боли. Вызвать в себе чувство Божественной Любви для лучшей работы Мер-Ка-Ба было крайне сложно от недомогания и усталости, поэтому он дышал, как мог, понимая, что делать это придется долго. Он лежал и дышал так до тех пор, пока не вернулась его спасительница.
--- Как ты себя чувствуешь? --- спросила она.
В приятном голосе Шери слышал настоящую обеспокоенность. Из её уст прозвучал не пустой вопрос, который задают при встрече каждому знакомому человеку, наподобие «как дела?», желая показаться воспитанным, а это был искренний лишенный фальши вопрос интересующегося человека.
--- Хорошо, --- ответил он, выдавив из себя улыбку. Он ощущал переживания Сусанны и искренне хотел лишить её этих волнений. --- А ты как?
--- И я хорошо, --- ответила девушка, улыбнувшись.
Держа в руках до краев наполненную водой чашу, она осторожно, стараясь не делать резких движений, подходила к Шери. Аккуратно переступая, она внимательно смотрела в чашу, боясь разлить её содержимое, и водила сжатыми губами из стороны в сторону. Выражением лица она была похожа на ребенка, тщательно выполнявшего какое-то важное задание, на котором было сосредоточено все его внимание. Шери лежал, и глазами, полными безграничной благодарности, внимательно наблюдал за ней с пола. Подойдя к постели, она серьезно глянула на него и, поджав под себя ноги, села рядом. В короткое мгновение серьезный взгляд неожиданно сменился нежностью. Сусанна поднесла чашу с водой к его губам, и Шери отпил из неё. Сейчас вода была ему жизненно необходима. Поставив чашу рядом с головой раненого, мягкая рука нежно легла ему на лоб. Излишний жар не наблюдался, и брови девушки удивленно и одновременно с этим довольно приподнялись вверх. Она сжала губы, растянув их в милой улыбке, и посмотрела прямо в глаза Шери.
--- Скоро ты поправишься. Все будет хорошо! --- тихонько произнесла она.
--- Спасибо, Сусанна. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен! --- Шери с благодарностью смотрел в эти добрые глаза, собравшие в себе всю гамму теплых человеческих чувств.
--- Не благодари, --- ответила она.
--- Ты делаешь то, что могла бы и не делать, и за это я благодарен. Прими хотя бы мою благодарность.
В ответ на это Сусанна лишь вздернула брови вверх и пожала плечами. Шери чувствовал, как в их коротком диалоге намечается длинная пауза, поскольку Сусанна вела себя скованно, а сам он не знал, о чем спросить или что рассказать, но заканчивать разговор ему не хотелось. 
--- Ты живешь одна? --- спросил он.
--- Моя мама живет в другой части селения, --- ответила Сусанна.
--- А отец?
--- Я не знаю его и никогда не видела, --- голос её был ровный.
--- Не расстраивайся. У каждого свой жизненный путь, --- Шери не хотел её успокаивать, видя, что время уже залечило эту рану.
--- Да я не расстраиваюсь. Я и не знаю, что значит жить с отцом, --- добавила она.
На улице послышались чьи-то громкие голоса прямо возле хижины. Лицо Сусанны приняло испуганный вид, и она, резко вскочив на ноги, выбежала. Судорожные мысли в голове сбежавшего жреца наперебой придумывали разные предлоги появления здесь. Среди разговаривавших Шери слышал голос своей спасительницы. Она быстро и громко что-то говорила. В этом смешении женских голосов Шери не мог отчетливо понять, о чем спор. Лишь обрывочные фразы долетали до него, но их было так мало, что общий смысл разговора был неясен. Когда голоса стихли, на лице Сусанны, вошедшей в комнату, была улыбка.
--- Не волнуйся, --- сказала она, --- это мои подруги приходили.
Шери вздохнул с облегчением. Несмотря на усталость, он испытал радость, и ему еще больше захотелось разговаривать с девушкой, принесшей столь радужную весть.
--- А где твои родители? --- спросила Сусанна.
--- Они живут в Буси-риса, но я не видел их очень давно. В последний раз это было около трех лет назад.
--- Ты, наверное, скучаешь по ним?
--- Я часто их вспоминаю, но я знаю, что с ними все хорошо, и поэтому не переживаю, --- сказал он. Он не стал говорить, что часто навещает их через Ближние Миры, --- я живу вдалеке от родителей с ранних лет.
Сусанна удивленно посмотрела на него.
--- Почему так произошло? --- поинтересовалась она.
--- Меня отправили в школу мистерии «Закон Единого», и уже там я жил вместе с другими учениками, --- ответил Шери.
--- А когда закончилось обучение, почему не вернулся к родителям?
--- Когда оно закончилось, я пошел служить в храм.
Сусанна не знала, что включало в себя обучение и служение в храме, но весомая роль жрецов не прошла не замеченной и мимо их селения.
--- Так значит ты занимался магией? --- спросила она с неким кокетством. --- Научи и меня чему-нибудь.
--- Целительство, магия и мистицизм --- это побочные явления того, что называется совершенствованием, --- ответил он.
Выражение лица Сусанны переменилось, и уже серьезным тоном она спросила: «Ты сбежал из храма?»
--- Нет. Я тебе расскажу обо всем, но не сейчас.
Резкие перепады настроения были свойственны этой милой девушке. Она могла весело о чем-то рассказывать, активно жестикулируя при этом, а потом, вспомнив что-то неприятное, резко замолкала, и улыбка на её лице сменялась серьезностью или грустью.
Сейчас она серьезно, как будто с укором, смотрела Шери прямо в глаза, пытаясь понять, не обманывает ли он её, а потом вновь улыбка осветила её красивое лицо, так же неожиданно, как и исчезла с него некоторое время назад.
--- Ну наверняка ты знаешь какие-нибудь тайны, скрытые от простых людей, --- вновь её голос был весел и кокетлив.
--- Конечно, знаю, --- в той же манере ответил Шери. --- Например, я знаю, что у нас в жизни ни одна встреча не случайна, как, например, наш с тобой разговор сейчас. И у каждого из нас есть выбор. Твой выбор --- продолжать этот разговор или уйти. А мой --- рассказывать тебе об этом или нет. И этот выбор у нас никогда не заберут.
--- А еще у тебя есть выбор --- оставаться здесь или встать и уйти, --- добавила Сусанна, и они оба рассмеялись от абсурдности этого выбора.
Боль в теле подавляла смех Шери, а Сусанна еще сильнее заражала его своим. Заметив мучения юноши, она прикрыла рот ладошкой и попыталась прекратить смеяться, отчего Шери становилось только хуже.
--- Шери, а ты был в долине царей? --- спросила она, просмеявшись.
--- Примерно на седьмой год моего обучения я вместе с другими обучаемыми под руководством опытных жрецов ходил в долину царей для проведения церемонии запечатывания гробницы. Насколько я сейчас помню, шли мы очень долго, проходя мимо древних гробниц известных людей. А когда оказались на месте, увидели, что процедура захоронения уже прошла, и нам только оставалось магически запечатать последнее пристанище известного человека.
--- А как вы её запечатывали?
Шери заглянул ей в глаза и увидел там простое любопытство. Понимающий силу магических церемоний, он по привычке настороженно относился ко всем просьбам раскрыть сакральные тайны. Магия, используемая в целях любопытства, приводит к разрушительным последствиям. Он посмотрел в глаза новой знакомой и понял, что она не из тех людей, которым нужны эти знания.
--- Все гробницы защищены заклинаниями, и рассказывать об этом подробнее не имеет смысла. Расскажу тебе лучше о том, что кладут в камеру вместе с усопшим, --- перевел он разговор на более, как ему показалось, интересную тему для девушки и простую в понимании. --- Внутри погребальной камеры находится множество амулетов и фигурок бога Шу;. Возле каждой из стен стоят канопы с внутренними органами: Имсета с печенью --- у южной, Дуамутефа с желудком --- у восточной, Кебехсенуфа с кишечником --- у западной и Хапи с легкими --- у северной. Множество вещей, которыми пользовался человек при жизни, хоронят вместе с ним. И еще нужно обязательно положить в камеру Саху;, --- Шери не стал рассказывать больше, понимая, что Сусанна не поймет ничего из сказанного.
Удовлетворившись ответом, Сусанна поправила рукой свои русые волосы и добрыми глазами посмотрела на него, слегка улыбаясь. Нежная улыбка доставляла Шери массу приятных ощущений. Он кивнул и закрыл глаза. Он хотел полежать так совсем немного, ощущая на себе приятный взгляд, но сон подкрался незаметно.
Открыв глаза, он увидел, что свет уже не пробивается через дверную тряпку. Была ночь или поздний вечер. На улице было тихо, только река шумела снаружи. Сусанна тихонько спала у противоположной стены, повернувшись к ней лицом. Свеча освещала её смуглую спину. Тонкая талия, плечи, были божественны. С упоением Шери смотрел на них, не желая отводить взгляд. Он мог любоваться её телом вечно, но на заботу принято отвечать заботой, и Шери решил затушить свечу, дабы она не мешала Сусанне, однако боль в теле оказалась сильнее его попыток. Опечаленный своей немощностью, долго он лежал, то глядя в потолок, то посматривая на Сусанну.
Сейчас больному только и оставалось, что размышлять о своей жизни в целом и дне прожитом. Сердце тронула эта девичья забота. И пусть даже не только о нем, а обо всех людях. Ведь если бы на месте жреца оказался другой человек, эта девушка, жизнь которой и без того полная собственных проблем, выхаживала его, полностью отдаваясь его восстановлению. Сусанна была добра, и помогала, зная, что не будет вознаграждена материально. Она дела это просто из сострадания и заботы. Конечно, Шери было неудобно лежать без дела, а еще более неудобно понимать, что отблагодарить её нечем, и от этого еще скорее хотелось поправиться, но ему было приятно видеть заботу этого милейшего создания.
Размышления уже не причиняли головную боль, и Шери лежал, полностью погрузившись в них. Ему было о чем думать. Что за странная штука эта жизнь? Как быстро в ней меняются события. Еще четыре дня назад он был счастлив и не знал бед, любил прекрасную девушку и был любим ею. Три дня назад, проведя романтический вечер, он был схвачен стражей и разлучен с возлюбленной. Его вели в лагерь строителей пирамид, где предстояло пугающее наказание. Два дня назад он сбежал, прыгнув в реку. А сегодня он в безопасности лежит в хижине и заботливая молодая девушка ухаживает за ним. Множество чувств сменились в нем за эти четыре дня: любовь к Анхесенамон, шок, когда его нашли в постели возлюбленной, приятные воспоминания о Тоте, подавленность и чувство безграничной тоски, отчаяния, когда ему пришлось расстаться с возлюбленной, несколько оттенков страха: страх перед неизвестностью, страх перед наказанием, страх от разлуки, страх перед прыжком. Да, странна наша жизнь. Годами можно плыть по ней спокойно и размеренно, а потом в один из дней она поднимает такой шторм, что прятаться от него бесполезно, и волны больно бьют тебя до изнеможения, проверяя на прочность. Скоро организм решил еще понабраться сил, и Шери заснул опять. 
Утро разбудило его лучами солнца. В хижине было душно, и Шери очень хотелось выйти на улицу, но не мог этого сделать физически и боялся быть кем-нибудь замеченным. Как и днём ранее, он лежал не в силах пошевелиться от боли. Сегодня было значительно легче --- помогло вчерашнее дыхание. Ему только и оставалось, что дышать Мер-Ка-Ба и ждать, когда спадет боль в теле. Память произвольно прокручивала события минувшего дня, возвращая к приятным минутам, проведенным в обществе Сусанны и её заботах. Шери закрыл глаза и, положив руки на грудь, начал читать гимн Ра;. Читал он полушепотом, чтобы никто не услышал:

Слава тебе, пришедшему в этот мир!
Хапра --- Возникший, мудрый творец богов,
Ты, на престол воссев, озаряешь свод
Темного неба и богоматерь Нут,
Что простирает руки, верша обряд,
Почести воздавая царю богов.
Город Панополь славу тебе поет.
Соединив две равные доли дня,
Нежит тебя в объятьях богиня Маат,
Что воплощает Истины ровный свет.
Ра, ниспошли же доблесть, премудрость, власть,
Душу живую в плоть облеки, чтобы я
Гора узрел на розовых небесах!

Едва он закончил, снаружи послышалось шлепанье босых ног, приближающихся к нему. Занавеска откинулась, и хижину наполнил яркий свет и свежий речной воздух. Солнечный свет проникал в хижину через дверной проем, проходя через стоящего в нем человека. Лучи били по глазам, и Шери видел только силуэт. По фигуре было понятно, что это девушка. Это было потрясающе. Девушка как будто светилась, источая свет в пространство вокруг себя. Войдя в хижину, незнакомка опустила занавеску, и в естественном свете, к которому привыкли глаза, Шери разглядел Сусанну. Он не удивился ей. Еще по тихому шлепанью ног он узнал спасительницу.
Сусанна подошла и так же, как и прошедшим днем, потрогала лоб Шери своей нежной рукой. Тонкие руки протянули чашу с водой и, когда он попил, очень бережно погладили по голове, словно боясь причинить боль. Всем своим видом девушка показывала, что это не было флиртом, а только лишь забота. Но и Шери было непросто провести. Он чувствовал, что нравится девушке, а не знал, почему. Ничего особенного он не сделал: не уделял ей знаков внимания, не ухаживал за ней, --- скорее наоборот, был жертвой, и сам требовал заботы, что было ему неприятно. Много времени он провел в размышлениях и догадках, выдвигая гипотезы и строя предположения. Сусанна смотрела ему в глаза, и вновь её ладошка легла ему на голову. Скользнув, она опустилась на щеку и застыла, нежно водя по ней большим пальцем. Тонкие пальчики дрожали от волнения, и в выражении её лица Шери отчетливо увидел детский испуг и взволнованность, словно для неё это было впервые. Красивый взгляд Сусанны скользил по лицу, останавливаясь на плечах и  влажных губах. Она осознанно старалась не встречаться со взглядом Шери, боясь быть осужденной или неправильно понятой.
Сердце приятно стучало от этого прикосновения, и в груди стало тепло и приятно. Что-то странное творилось с ним. Эта девушка казалась ему еще более притягательной, чем когда он её увидел впервые. Отчего так происходило, он не знал. Пытаясь строить предположения, он лишь в очередной раз убедился в странностях этой земной жизни. Еще вчера все его мысли и сердце были заняты Анхесенамон, а к Сусанне он относился только как к спасительнице, а сегодня совершенно неожиданно чувство влюбленности появилось к Сусанне, и в до этого занятом сердце нашлось место для этой милой девушки. Возможно, Шери жалел её, а возможно, эти чувства были знаком благодарности --- он не знал. За приятными редкими разговорами и взглядами он уже реже вспоминал о Анхесенамон, хотя по прежнему любил её и хотел увидеть как можно скорее. Это было главной причиной, заставляющей его заниматься самоисцелением и не ждать, пока организм восстановится без помощи сознания и вмешательства иных сил.
Сусанна подошла к Шери и села перед ним на колени. Склонившись над ним, она обтерла мокрой тряпкой пот с его лица, а потом положила её ему на лоб. Сусанна молча сидела на коленях и смотрела на лежавшего без сил юношу, улавливающего на себе заинтересованный взгляд её серых глаз, что доставляло ему удовольствие. Было в этом взгляде что-то грустное и тоскливое, что коробило душу, а в то же время и жалостливое, да такое жалостливое, что Шери тут же захотелось обнять спасительницу и сделать для неё все, что она захочет. В раздумьях девушка вытянула губки и поводила ими из стороны в сторону, приведя сердце юноши в восторг. Одно это движение было способно привести в чувство и лишить сознания любого, увидевшего случайный жест. Это движение губ вызвало у Шери милую улыбку и вмиг согрело сердце. Жест был ненавязчив, но врезался в память приятными воспоминаниями. Предвкушения новых отношений дразнили душу.
Прошло уже два дня с тех пор, как он прыгнул с моста, миновав, таким образом, лагерь строителей пирамид. Он мучился в догадках: что же сказали стражи по возвращению в храм? Что он сбежал? Погиб? Или во избежание наказания они соврали, сказав, что доставили заключенного в лагерь?
 Каждый из возможных вариантов не устраивал Шери. В случае побега жрецы ожидают его возвращения в храм и наверняка уже усилили охрану. При попытке пробраться внутрь он тут же будет схвачен и убит. Если стража сказала, что благополучно доставила его в лагерь, то он сразу оказывается в низшем сословии и теперь близко не сможет подойти к Анхесенамон, даже если ему удастся вернуться в город. Единственный более и менее подходящий вариант --- это история о его смерти. Наверняка об этом сразу скажут Анхесенамон, а она не из тех, кто слушает слова других людей. Больше доверяя собственному сердцу, она почувствует, что возлюбленный жив и пытается вернуться к ней. А самое главное это то, что, кроме нее, об этом никто не будет знать, и у Шери остаются хоть небольшой, но шанс вновь увидеть любимую.
Ради скорейшей встречи с Акси Шери не собирался просто лежать и ждать, пока его тело полностью восстановится от травмы. Он готов был приложить все знания и усилия ради скорейшего выздоровления, несмотря на то, что каждое движение давалось с трудом и причиняло боль.
В мире не существует уз сильнее любовных. Чем сильнее влюбленные любят, тем сильнее они чувствуют друг друга. Невидимая нить, натянутая между сердечными чакрами Шери и Анхесенамон, причиняла боль от расставания и тянула возлюбленных друг к другу.
Оставшись в одиночестве, Шери попытался расслабиться. Вытянувшись на постели, он положил руки вдоль туловища таким образом, чтоб они  не соприкасались друг с другом, и слегка развел ноги во избежание их скрещивания. При таком положении находящиеся в конечностях энергетические каналы не пересекаются между собой и не замыкают свободное движение энергии, позволяя достичь максимального расслабления. Ведь именно максимальное расслабление и яркая концентрация являются залогом успеха при занятиях магией. Приняв такое положение, Шери приступил к расслаблению. У него не было достаточно сил, чтобы сконцентрироваться на всем теле одновременно, и Шери решил делать все постепенно, шаг за шагом. Сначала он сосредоточил свое внимание на голове. Расслабляясь, кожа на его лице начала медленно растягиваться, а рот слегка приоткрылся. Чувствуя небольшую напряженность в области глаз, Шери расслабил глазные мышцы. Плавное медленное дыхание нижней частью живота позволяло достигать более глубокого расслабления всего тела. С каждым выдохом все его тело становилось мягче и мягче. Теперь он перевел внимание на грудь и руки. Они были расслаблены до предела. Четырехглавая мышца бедра обмякла и висела на бедренной кости.  Шери почувствовал, как его вдавливает в пол вес собственных мышц, но эти ощущения длились недолго. Уже со следующим выдохом он вообще перестал чувствовать свое тело, а вместе с ним и боль.
Дело оставалось за малым. Он убрал все мысли из головы и ощутил, как головная боль, мучавшая его все эти дни, отступила. Шери лежал на полу абсолютно расслабленным. Он просто “был”. Слушая свое тело, египтянин ярко представил, как из макушки головы выходит энергия яркого белого цвета, образовывая вертикально стоящий лист относительно его лежащего тела. Энергия, поступающая из макушки, делала лист все более и более плотным. Силой мысли Шери заставил лист двигаться горизонтально сквозь свое тело, выдавливая всю темную энергию через кончики пальцев на руках и ступни ног. Первая попытка не принесла ожидаемого результата. Внутренним взором Шери видел, как негативная темная энергия собралась сгустками в местах полученных травм и не поддавалась ликвидации. Энергетический лист проходил сквозь тело, не справляясь с их силой. Вернув энергетический лист, вышедший из ног, обратно к голове, Шери представил, как лист трансформируется в жесткую сеть все того же ярко-белого цвета, состоящую из множества ячеек, и вновь пустил сквозь свое тело от головы к ногам, размельчая все эти крупные энергетические сгустки. Вышедший из пальцев ног лист Шери вернул к голове и вновь превратил в плотный лист ярко-белого цвета. В этот раз Шери не только увидел, но и почувствовал, как энергия коснулась макушки головы, пошла дальше, собирая на своем пути всю размельченную в пыль темную энергию, расположившуюся во всем теле. Грязную энергию, образовавшуюся в руках, Шери вытолкнул через кончики пальцев и повел лист, перед которым скопилось множество темной энергии, дальше к ступням ног. Грязи было так много, что, дойдя до колен, лист, толкающий грязную энергию перед собой, сбавил скорость и с силой стал проталкивать ее через ступни.
Всю высвобожденную негативную энергию Шери отправил в центр земли, где находится зал Аменти, для дальнейшей её переработки в чистую энергию. Проделав такую энергетическую чистку несколько раз, Шери увидел, как лист стал проходить через тело свободно, не встречая никаких препятствий.
Открыв глаза, он поднял обе руки вверх. Ощущение легкости наполняло тело, несмотря на продолжающуюся небольшую боль в мышцах. Он приподнялся. Голова уже не болела.
Еще несколько раз в течение дня Шери делал такую энергетическую чистку и к концу дня уже мог самостоятельно вставать с постели и передвигаться по хижине. Увидевшая это Сусанна была поражена скоростью, с которой шел на поправку её новый знакомый.
--- Если человек может думать, значит, он может все, даже если тело его не движется, --- ответил Шери Сусанне на вопрос о своем скором выздоровлении.
Когда солнце зашло за горизонт, а трудившиеся весь день жители Египта отошли ко сну, Шери вышел из хижины. Воздух приятно щекотал кожу ночной прохладой. Чистый, с запахом воды, он нежил обоняние и приятно дурманил голову. В небе смиренно светили звезды, подмигивая легким свечением. Египет спал.
Позади догорали вечерние костры, оставляя после себя раскаленные докрасна угольки. Ровное журчание реки нарушалось лишь редкими всплесками. 
Сусанна вышла из хижины и нежно взяла его за руку.
--- Пойдем спать, --- сказала она и прикоснулась губами к его загорелому плечу.
Не говоря ни слова, со сладкими чувствами в груди Шери вернулся в хижину и лег на бамбуковую постель. Каково же было его удивление, когда эта молодая девушка легла рядом и, обняв левой рукой за талию, положила голову ему на грудь. Сердце его застучало. Шери было приятно находиться рядом с ней. Несмотря на Анхесенамон, девушка привлекала его. Он закрыл глаза и заснул с приятным чувством в груди.
Из спокон веков существует множество сходств между мужчиной и женщиной, ведь в каждом мужчине есть женское начало, а в каждом женском --- мужское, но еще больше отличий. Мужчина может любить одну женщину, но при этом ему могут нравиться и другие, а если женщина любит одного, то все её мысли и чувства заняты только им, не оставляя места для других мужчин.
Проснулся Шери утром, однако Сусанны уже не было в хижине. Он потянулся и с трудом встал с постели. Ноги не хотели слушаться и подкашивались. Слегка отодвинув занавеску, заменяющую дверь, Шери выглянул на улицу, и тут же лучи света ослепили его. Больше трех дней он не встречался с ними. Зажмурившись, он стал привыкать к свету, постепенно открывая глаза шире и шире, радуясь очередному Божественному проявлению.
Когда глаза привыкли к яркому свету, Шери сделал осторожный шаг навстречу природе.
В нескольких шагах от хижины протекала река. Высоко в небе парили птицы. Шери огляделся. Хижина, в которой он жил все это время, находилась на самой окраине селения. Каждый из жителей занимался своим делом, не обращая внимания на уставшего от боли египтянина. Внимательно Шери всматривался в лица людей, но Сусанны среди них не было.
Стараясь не привлекать постороннего внимания, он побрел к реке. Каждый шаг давался с большим трудом и болью. Несмотря на то, что его раны практически зажили, за то время, которое он провел, почти не вставая с постели, мышцы расслабились до такой степени, что едва могли удерживать тело в вертикальном положении.
Медленно, шаг за шагом, он подходил к реке, пробираясь через горячий песок и камни, а, оказавшись у самой воды, вошел в неё по щиколотку. Прохладная вода остудила ступни. Посмотрев еще раз в сторону селения в надежде увидеть Сусанну, он зашел глубже и, набрав в ладони воду, умылся.
Холодная вода освежила и придала немного сил для возвращения в хижину. Еще вчера она хотела убить его, а сегодня всячески помогала вернуться к полноценной жизни.
Эта недолгая прогулка далась Шери нелегко. С трудом он миновал занавеску и лег на бамбуковую постель. Он уже привык к ней, и она не доставляла неудобств. Вытянувшись, Шери стал потихоньку расслабляться в тенистой прохладе глиняной хижины. Там, снаружи, на улице, стояла невыносимая жара, а здесь, внутри, было прохладно и уютно. Ничто, как эта прохлада и вода, не способствовало скорому выздоровлению организма.
Шери лежал, молча смотря в потолок. Для путешествия по Ближним мирам у него не было сил. Все вновь полученные силы он использовал исключительно для восстановления --- расслабленное тело значительно быстрее наполняется энергией.
Мышцы на вытянутых вдоль тела руках обмякли… Ноги расслабились, и мышцы бедер висели на костях… Грудная мышца расплылась по ребрам грудной клетки…
Шери закрыл глаза и расслабил мышцы на лице.., затем мышцы глаз.., растворил все внутреннее напряжение… и, наконец, отключил мысли.
Нарастающий гул в ушах резко сменился на абсолютную тишину, и Шери увидел любимую Анхесенамон. Она стояла к нему спиной. Изящная и желанная. Мокрое белое платьице едва прикрывало бедра и облегало изящный изгиб спины. Влажные светлые волосы, завиваясь, ложились на плечи. Скрестив ноги и придерживаясь тонкой рукой за стену возле дверного проема, она смотрела на улицу. Занавески, которая всегда висела в дверном проеме, не было.
Шери не видел, что происходило на улице, но видел её --- свою любимую. Она была такая, какой Шери всегда хотел её видеть, но чего не позволяла ей должность. Не один раз Шери хотел любоваться своей возлюбленной в чем-либо более открытом и подходящем к погодным условиям, нежели в длинном платье для обрядов. Однако прежде желание так и оставалось желанием.
Девушка в дверном проеме слегка сменила позу, поправив свободной рукой волосы.
--- Иди ко мне, Шери. Эта река так и манит нас в свои объятия, --- сказала она.
Шери дернуло в сторону девушки, но в пространстве вокруг него что-то словно ударило камнем по металлической плите, посылая звук по всей его сущности. Звуковые волны, смешавшиеся с вибрацией, прошли сквозь его тело не оставляя болевых ощущений после себя. Стоявшая в дверном проеме фигура исказилась и ускользнула.
Шери открыл глаза и, осмыслив произошедшие события, оторопел. Резко поднявшись, он сел на кровать и с ужасом уставился на висевшую вместо двери занавеску, на месте которой еще мгновение назад была девушка. Каких неприятностей он только что избежал, благодаря своевременному сигналу астрального колокола!
Шери в мыслях восстановил события только что произошедшие. Да, все сходится!
Еще с детства он знал, что застрявшие в Ближних мирах сущности, могут принимать любой вид, считывая информацию из подсознания человека. Они очень часто так поступают, чтобы испугать неподготовленного путешественника, считав образы, которых больше всего боится жертва, или заманить его в ловушку, приняв наиболее приятный вид.
Сейчас все сошлось. Сущность предстала в том образе, который Шери всегда мечтал увидеть. Её фигура, одежда, все.., кроме лица. По какой-то причине сущности редко сменяют свое лицо на лицо приятного для жертвы человека.
Все эти ухищрения делаются для того, что присвоить себе как можно больше энергии неопытного путешественника. Но сейчас был другой случай. Подобравшаяся к Шери сущность, пыталась не забрать себе часть энергии, а выманить его из тела, чтобы занять его самой. Они часто пытаются так делать. Много раз Шери слышал истории учителей о том, как сущности Ближнего мира заселяются в тела людей и живут в них вместо хозяев, пользуясь всеми удовольствиями земной жизни. Шери всегда жалел сущностей, идущих на такой нечестный шаг, понимая, что в Том мире нет никаких физических удовольствий. Уставшие быть заточенными в ловушке времени и пространства, эти сущности используют каждую возможность для возвращения в физический мир.
Когда-то давно он даже слышал историю о том, как на одного из строителей пирамид упал камень и жрецам потребовалось приложить много сил, чтобы вернуть больного к жизни. Но когда они всё же это сделали и рабочий пошел на поправку, он стал очень странным. Его характер и привычки изменились, да так, что никто не мог узнать его. Призвали жреца провести церемонию и узнать причину столь странного поведения. После проведения определенного ритуала жрец рассказал, что тот, кто жил в этом теле до несчастного случая, уже давно ушел в дальнейшее путешествие, а его освободившееся тело заняла посторонняя сущность, которая находилась в тот момент рядом, и не могла не воспользоваться ситуацией.
Но Шери задавался вопросом: почему прежде сущности не атаковали его в тот момент, когда он только собирался отправиться в путешествие по Ближним мирам?
Ответ сам пришел к нему в виде блеклого образа перед его глазами. Каждый раз, когда Шери собирался в путешествие, он ставил вокруг себя энергетическую защиту. Он ложился и расслаблялся, затем мысленно рисовал вокруг себя круг цвета серебряного пламени таким образом, что оказывался заключенным внутри этого круга. Потом силой мысли сводил круг вверх, превращая его в половину шара. Затем проделывал такое же действие, но уже сведя круг вниз. Таким образом, он оказывался заключенным в сфере серебряного пламени, и никто, кроме него, не мог там находиться. Вот  ответ на поставленный им вопрос --- сейчас он этого не сделал.
Поставив, насколько позволяли силы, защиту, Шери повернулся на бок и вскоре заснул.
Проснулся он ближе к обеду. О произошедших событиях напоминал только неприятный осадок в груди, и, стараясь забыть о случившемся, но вынеся из него урок, Шери встал с постели, подошел к занавеске и выглянул на улицу.
Сусанна стояла к нему спиной по колено в воде, пытаясь что-то из нее вытащить. Ее юбка доходила только до верхней части бедер, и Шери мог любоваться ее стройными ножками. Он чувствовал, как его физически тянуло к этой девушке, но держал себя в руках. Выйдя из хижины, не опасаясь быть замеченным, юноша направился к реке. Стояла жара. Солнце палило. Стараясь не шлепать ногами по воде, он незаметно подкрался к Сусанне сзади и набрав в руки воды, бросил ее на голую спину девушки. Девушка резко выпрямилась и обернулась, но, увидев Шери, приняла его ухаживание и ответила легким толчком в грудь, когда тот подошел ближе. Через мгновение они словно дети брызгались водой и, взявшись за руки, упали в воду. Вода приняла Шери в свои прохладные объятия. Вынырнув, он начал разговор.
--- Может, тебе помочь? Что ты здесь копаешься? --- улыбаясь, спросил Шери, заглядывая в глаза Сусанне.
--- Помоги, ; игриво ответила она. --- Помоги мне найти речной лук, а я пока схожу и принесу тебе мыло, чтобы ты помылся.
И она весело засеменила ногами в сторону хижины. Шери смотрел ей вслед, обращая особое внимание на мокрую юбку, облегавшую бедра. После того, как девушка вошла в хижину, Шери побрел вдоль берега, нащупывая ногами илистое дно в поисках речного лука --- об этом растении он знал только то, что им травили крыс в Та Уре. Но все его старания были безрезультатны. Потеряв всякую надежду на успех, он почувствовал что-то кругло и скользкое под правой ногой. Наклонившись, он разгреб ил руками и, взяв это что-то, вытащил на поверхность. Резкий тошнотворный запах ударил в нос, и от неожиданности Шери бросил лук обратно в воду. Впервые ему пришлось столкнуться с этим растением, и он не ожидал, что первое знакомство произведет такое неприятное впечатление. Выловив его еще раз, Шери понес лук к берегу на вытянутых руках, стараясь держать как можно дальше от себя. Ему с трудом удавалось сдерживать накатывающий позыв рвоты, поскольку от луковицы шел слегка сладковатый запах гниения, что-то среднее между запахом разлагающегося трупа животного и человека. Почувствовав этот запах лишь однажды, его нельзя было забыть никогда. От этой вони он едва не терял сознание.
Увидев Шери, несущего лук таким образом, Сусанна рассмеялась и, показывая пальчиком на хижину, попросила положить его рядом с жилищем.
--- Выкопай еще парочку, а то очень много крыс развелось, --- сказала девушка. --- Если ты, конечно, не хочешь, чтобы они тебя съели, --- добавила она, улыбнувшись.
Ощущение зарождающихся теплых отношений были давно забыты Шери, и от этого новые становились только приятнее. Ведь с Анхесенамон все было иначе. Сусанна стояла возле хижины и нежно смотрела на Шери. Её голову обвивал гибкий стебель лотоса, и его единственный цветок раскрывался звездой надо лбом. 
С хорошим настроением Шери вернулся в реку. Стоящее в зените солнце пекло спину. Из зеркальной поверхности воды на него смотрел юноша. Внешне он выглядел вполне здоровым, если не считать нескольких ссадин на лице и синяков на теле. Набрав в легкие воздуха, он с головой погрузился в воду, и прохлада обволокла его. Уйдя в другую реальность, ему не хотелось выныривать на поверхность. Здесь было темно, тихо и прохладно --- всё то, чего не было на поверхности. Постепенно воздух в легких стал заканчиваться, но уходить не хотелось. Лишь болезненно подкравшееся удушье заставило вынырнуть на поверхность. Темнота сменилась яркостью, и свет больно ударил по глазам. Постепенно привыкнув к свету, он побрел в сторону противоположного берега, нащупывая ногами илистое дно. Мелкие рыбки с любопытством тыкались в ноги. Шаг за шагом отходил он все дальше от хижины с красивой девушкой, ждущей его возвращения. Вода была по грудь, когда нога нащупала скользкий предмет. Разгребя ногой ил, Шери набрал в легкие воздуха и нырнул под воду. Запустив руки в ил, он пытался вытащить предмет, но руки соскальзывали. С трудом он вырывал лук из крепких объятий ила, радуясь, что здесь не нужно дышать, и рвотный запах не бьет в нос. Высунув голову на поверхность, он не торопился вытаскивать лук и, держа его под водой, побрел к берегу. Вода доходила до пояса, когда еще один скользкий предмет оказался под ногой. Шери отложил найденный лук в сторону, запомнив место, и вновь запустил руки в ил. Это оказалась огромная лукавица, от которой даже через воду веяло гнилью. Задержав дыхание, Шери прижал обе луковицы к себе и побежал к хижине, делая на ходу короткие вдохи ртом. С трудом сдерживая позывы рвоты, Шери выполнил просьбу Сусанны и, вернувшись к хижине, положил их подальше от входа.
Сусанна с интересом смотрела на юношу, столь брезгливо относящемуся к её обычному занятию. Всё это казалось ей странным, как и сам Шери, весь такой изнеженный и не похожий на неё. Казалось, что он из другого мира, совсем не похожего на тот, в котором живет она. Но, несмотря на эту изнеженность, она видела в нем внутренне уверенного и сильного мужчину. Его красивая и ровная речь, манеры покорили её сердце.
--- Вот мыло, --- сказала Сусанна, играя, кинув кусок извести, пропитанного каким-то маслом. --- Я буду ждать тебя внутри, --- и обворожительная улыбка засеяла на её лице.
Вновь Шери вернулся в реку. Стараясь не думать о луке, он зашел в неё по плечи и ощутил себя в объятиях прохладной воды. Непонятные чувства начали греться в нем еще в тот момент, когда он увидел стройные ножки спасительницы, грациозно шедшие к нему, а сейчас чувства бурлили в нем, удивляя его самого. Он был не рад этим чувствам к Сусанне, с каждым часом влюбляясь в неё все больше и больше, и боль становилась нестерпимо болезненна. Тщательно вымывшись, он поспешил в хижину к Сусанне.
Не сразу узнал он место, в котором провел последние дни. Тряпка, на которой он лежал, была убрана, а на бамбуковом настиле лежала чистая красивая ткань. Пол хижины был тщательно вычищен, и посередине стояло блюдо с фруктами и свежей лепёшкой. Веяло прохладой. Сусанна с почищенным апельсином расположилась на бамбуковом настиле, покрытом тканью. Улыбаясь, девушка распустила волосы и поманила Шери указательным пальцем. Ее обнаженная грудь так и манила юношу к себе. Шери машинально подошел к ней, а взгляд скользил по её лицу и груди.
Маленькая ручка взяла его за предплечье и потянула вниз. Он вновь поддался. Оказавшись рядом, Сусанна поднесла апельсин к его губам. Зубы нежно впились в него, и капли сока потекли по его подбородку. Язычок Сусанны слизнул их. Шери не хотел больше ждать. Он никогда не был сторонником измен, но в глубине души чувствовал, что эта девушка достойна лучшего. Ради неё он готов был пойти против собственной совести. Взяв девушку за талию, он придвинул ее к себе, и их губы слились в страстном поцелуе. Набедренная повязка была больше не нужна Шери, и юбка его спасительницы была отброшена в сторону за ненадобностью. Одним движение он повалил Сусанну на постель и заглянул ей в глаза. Его губы приникли к ее груди, заставив спину изогнуться от удовольствия. Его язык играл то с одним соском, то переключался на другой. Девушка опрокинула его на спину и, оказавшись сверху, начала целовать его лицо, шею, грудь, живот. Дойдя губами до живота, она остановилась на секунду и тут же опустилась ниже. Шери закрыл глаза от удовольствия и запустил левую руку в ее волосы. Оттягивая приближающийся оргазм, Шери в очередной раз придвинул ее к себе и, уложив на спину, поцеловал в губы. Их языки сплелись.
Несколько раз подряд они наслаждались друг другом. И во время каждого оргазма поднимающаяся по позвоночному столбу энергия, дойдя до сердечной чакры, делала поворот на девяносто градусов и выходила через спину. Нарисовав круг, она возвращалась в эту же чакру, но уже спереди, проходя через самую верхнюю чакру, находящуюся над головой. Необходимая для исцеления энергия не уходила в пространство, а циркулировала в тонких телах. 
Много позже, измученные страстными половыми актами, оба рухнули на постель. Сусанна положила левую руку на грудь Шери и, закрыв глаза, пыталась отдышаться. Уставший Шери лежал на спине, закрыв глаза. Несколько минут они были не в силах произнести и пары слов. Многовековой сюжет повторился, и на смену солнечному дню пришла усыпанная звездами ночь.
Сусанна оперлась на правую руку, заглядывая в глаза Шери, а левая по-прежнему продолжала лежать на его груди.
--- Шери, --- спросила девушка осторожно, --- а кто такая Акси?
 Сказать, что Шери растерялся, значит не сказать ничего. Сердце волнительно застучало, и вязкий ком подкатил к горлу. Он никогда не называл вслух этого имени.
--- В те первые дни, когда ты был без сознания, ты постоянно повторял это имя, --- пояснила Сусанна.
Шери чувствовал себя негодяем, обманувшим наивного ребенка. Выходит, что он врал ей все это время. Вот чем отблагодарил он свою спасительницу.
В голове вихрями крутились варианты ответа, но он не хотел лгать Сусанне.
--- Это девушка, которую я люблю. Её имя Анхесенамон, --- слова дались ему очень не просто. --- Именно из-за нее я оказался в воде. Я никогда тебя не обманывал и все что я рассказывал тебе о моем служении в храме, это правда. Но я не говорил тебе о девушке, которую там встретил.
Сусанна отвернулась от него, и слеза скатилась по ее щеке. Несмотря на обиду, она понимала --- Шери не виноват, что встретил Анхесенамон раньше. Но до этого момента девушка думала, что ей одной принадлежит сердце спасенного юноши, а сейчас она поняла, как сильно ошибалась. Слишком сильно она привязалась к этому симпатичному юноше за несколько дней. При  мысли об этом слезы потоками хлынули по ее щекам. Она вскочила с постели, второпях одела повязку и выбежала из хижины.
Шери хотел догнать её, но не стал этого делать. С болью в груди он отвернулся к стене и попытался заснуть, но этот короткий диалог с Сусанной постоянно прокручивался в его голове.
На красивой ткани виднелись капельки крови. Ужасное чувство, называемое совестью, заставило сжать зубы, обхватить руками голову и упереться лбом в стену.
Выбежав из хижины, Сусанна на мгновение остановилась, будто в раздумье, но тут же ноги все решили за неё и понесли к реке. С каждым шагом обида усиливалась. Босиком по камням она бежала к той части реки, где человек, разбивший ее сердце, не сможет отыскать ее. Только на берегу она вытерла заплаканные глаза своими маленькими ладошками. Приблизившись к реке, девушка, не останавливаясь, забежала по грудь в воду и принялась смывать слезы с лица. Холодная проточная вода смывала с нее обиду и разочарование. Около пятнадцати минут она стояла без движения, пытаясь найти свое отражение в черной воде. Обида уходила вместе с водой, и мысли становились ясней.
Она вышла из воды и села на камень. Луна и множество звезд нашли пристанище в ночной воде. Вся река была усеяна этими сверкающими точками.
Светлость мыслей давала возможность для размышления. Конечно, Шери не виноват, что встретил Анхесенамон раньше. Ей было не под силу заставить Шери разлюбить свою возлюбленную, и единственное, что она может сейчас делать, это довольствоваться тем, что имеет, а это не так мало. Еще пройдет какое-то время, прежде чем Шери полностью поправится, и все это время она будет рядом, ухаживая за ним. Но после он наверняка отправится в город в надежде отыскать Анхесенамон. Она вздрогнула от этой мысли. «Кто знает, может, пройдет время, и Шери забудет эту девушку, не пойдет искать ее в город, а останется с ней», --- потешила себя слабой надеждой Сусанна.
Так или иначе, именно она, Сусанна, рядом с Шери в данный момент, и это надо ценить. Надо думать не о том, что было вчера или минуту назад, что произойдет завтра или час спустя, надо быть «здесь и сейчас», надо радоваться каждому мгновению жизни, каждому её дыханию. Ведь не зря то, что было, называют «прошлым», то, что будет --- «будущим», а то, что есть --- «настоящим», где смысловой корень «стоящее». Останется с ней человек, которого она успела полюбить, или нет, уже не важно. Произойдет то, что должно произойти. У каждого свой жизненный путь.
Поняв это, девушка вернулась в хижину, где ждал виновник ее слез и переживаний. Увидев Сусанну, Шери начал просить прощение, говорить, что не имел никакого права так вести себя с ней.
--- Все хорошо, --- оборвала она его. --- Это ты прости меня за мою гордыню и несдержанность. У тебя свой путь, а у меня свой. Просто в какой-то момент жизни наши дороги пересеклись. Каждый из нас подарил другому прекрасное время, наполненное незабываемыми чувствами, но пройдет еще какое-то время, и они разойдутся, возможно, навсегда.
Шери знал: девушка абсолютно права. И сейчас, видя, что больше не причиняет ей боли, он перестал винить себя и успокоился. 
--- Где ты была? --- спросил Шери, глядя на ее мокрые волосы.
--- Купалась, --- коротко ответила она и, собрав волосы в хвостик, выжала их, а потом вновь распустила.
Глядя на загорелое тело египтянина, ей стало интересно, кто эта Акси, наверняка когда-то целовавшая его нежные губы, обнимавшая его плечи, разделявшая с ним одну постель. Немного смущаясь, она все же набралась смелости и, набрав в легкие воздуха, задала свой вопрос, прозвучавший как два разных.
--- Кто она? Что у вас с ней произошло, раз тебя арестовали?
--- Анхесенамон… --- начал он, но тут же задумался. Одно только ее имя заставляло забыть обо всем, --- она верховная жрица храма в Та Уре, где я служил, --- продолжил он после небольшой паузы. --- Мы очень любили и продолжаем любить друг друга. Но понимаешь, Сусанна, все верховные жрецы дают обет безбрачия, прежде чем вступить в эту должность, и она не была исключением. Мы были счастливы какое-то время, пока нас не увидели вместе, --- Шери решил говорить все, как есть, не боясь причинить боль Сусанне. Теперь он относился к ней как к хорошей знакомой. --- Я сразу сказал, что это моя вина, и, как любого, нарушившего закон, меня наказали, отправив к строителям пирамид. Разлука с любимой Анхесенамон была невыносима, и я решился на побег. А дальше ты все и сама знаешь.
--- А что Анхесенамон? Разве она не могла ничего сделать? Ведь она верховная жрица храма! --- возмутилась Сусанна.
--- Я просил ее, чтобы она не пыталась ничего делать, а иначе пострадать могли мы оба, --- Шери всмотрелся в лицо девушки. В нем читалось удивление и осуждение. Он не хотел ничего доказывать, делая больно еще раз Сусанне, и лишь сказал: «Уже поздно. Давай спать».
--- Давай, --- согласилась Сусанна и, уже накинув на себя покрывало, спросила. --- Ты можешь ответить мне честно на один вопрос?
--- Конечно, --- сказал Шери, слыша по голосу, насколько тяжело дается он ей.
--- Я тебе совсем не нравлюсь? --- вопрос был неожиданным и ввел юношу в некое волнение. Конечно, девушка нравилась ему, но ответь он утвердительно, это бы причинило Сусанне больше страдания, поскольку дало надежду на возможное продолжение отношений.
--- Ты замечательная девушка, и, поверь, я бы влюбился в тебя без памяти, если бы не Анхесенамон. Но я хочу, чтобы ты знала, что за эти несколько дней ты стала очень близким для меня человеком и бесценным другом, --- ответил он как можно безразличнее, стараясь скрыть свои истинные чувства, и тут же силой воли приглушил в себе все ощущения страданий, идущие от девушки, стараясь не поддаться слабине и не забрать сказанные слова обратно.
--- Получается, что я не привлекаю тебя как девушка? --- спросила Сусанна ничего незначащим голосом.
--- Да, --- выдавил из себя Шери, --- я уже сказал, что ты хороший человек и я люблю тебя как человека, друга, но не более, --- юноша понимал, что лучше, если она будет считать, что не привлекает его как девушка, не станет строить грез, которые потом разобьются, причинив нестерпимую боль разочарования.
Солнце давно спряталось за горизонт, и свет оставался гореть только в их хижине. Затушив огонек, они легли спать. Сусанна не легла рядом с ним, хотя Шери очень этого хотел, а вместо этого она оттащила свою постель к противоположной стене хижины и отвернулась. Ночью Шери проснулся единожды и услышал тихие всхлипы. Должно быть, ночная тоска заставила усомниться в доводах, обнажив болезненную рану в сердце.
На следующее утро Шери вновь проснулся ближе к обеду и провел весь оставшийся день, помогая Сусанне. Как помешанный, он постоянно думал о Сусанне. Он помогал ей, но даже не понимал, что делает, поскольку тело и ум не были взаимосвязаны. Каждое действие сопровождалось раздирающей сердце болью, и чем больше он смотрел на спасительницу, тем больше она притягивала его. Каждую секунду прошедшего накануне вечера он восстановил в мельчайших подробностях, со всеми чувствами и эмоциями.
Вечером они вернулись в хижину, и во время ужина Шери положил руку на бедро Сусанне. Девушка неуверенным движением убрала её и тихо сказала: «Шери, ты должен идти к Анхесенамон. Она ждет тебя. Неправильно, что ты здесь. Ты должен быть с ней». И она опустила глаза в пол, разглаживая помятую юбку.
Шери понимал головой, что любит Анхесенамон, но и Сусанна вызывала в нем нежные чувства, очень похожие на те, что он испытывал к Акси, с той лишь разницей, что они были словно обновлены.
Выйдя на улицу, Шери взглянул вверх, в небо. Через миллион дырочек в растянутом над головой темном навесе пробивался свет. Прямо над его головой величественно возвышалась огромная звезда Сириус в сопровождении своей свиты: трех стражей из пояса Ориона. Глядя на этого царя, охраняемого тремя великими воинами, чувство единения охватило Шери. Он вдруг ярко осознал себя звездами на небе, всем безграничным Космосом, шумевшей рекой, деревьями на берегу, воздухом. Он осознал, что он есть это «Всё». Он, Анхесенамон, Сусанна --- одно целое, как и все остальные люди. Он понял, что все это, в том числе и они --- части одного большого организма, именуемого Природой. Чувство Божественной Любви растеклось по телу, обволакивая каждую клеточку и фибру души.
Ощущение всего мира заключенного в себе, и себя заключенного в весь мир, дало глубочайшее понимание: раз он, и Анхесенамон, и Сусанна --- части одного, то как же он может потерять Сусанну, последовав зову своего сердца, пойдя к Анхесенамон. Сусанна --- часть его самого, и она всегда будет внутри него, куда бы он ни пошел, и с кем бы он ни был. Она будет в нем, несмотря ни на что. Он понимал, что Сусанна была абсолютно права, говоря, что он должен идти. Он должен быть с той, которую любит, а не с той, с которой проще.
На улице было тихо, и хотелось побродить одному вдоль реки, почувствовать всю необъятность Природы. Когда Шери вернулся к хижине, Сусанны не было на улице. «Наверно, ушла спать» --- решил он и расстроился, что им не придется пообщаться и что все сложилось так глупо. Костер горел, отбрасывая небольшой свет на хижину и лежащие вокруг него камни.
Потрескивая и покачивая пламенем, он приковывал внимание и гипнотизировал, погружая в себя. Юноша с неприятным осадком в груди сел у костра, и уже собрался лечь спать около него, когда почувствовал позади чье-то присутствие. Внезапные ощущения заставили обернуться. У стены хижины виднелся силуэт сидящего человека, и Шери осторожно подошел к нему ближе. Как же он был приятно удивлен, найдя там Сусанну, это наипрелестнейшее создание, сидящей на большом камне.
--- Я думал, ты уже ушла спать, --- сказал он ей, вставая на подставку для стирки белья, стоявшую напротив Сусанны.
--- Нет, --- произнесла она, и Шери понял, что девушка погружена в свои мысли и воспоминания, --- так рано светает, и звезд почти уже не видно, --- добавила она, продолжая смотреть вверх.
Шери посмотрел на небо и не мог с ней не согласиться. Несмотря на столь ранний час, уже начинало светать, и один край неба был слегка светлее остального. Шери подошел ближе и сел напротив. Какое-то время они смотрели друг на друга, а затем она улыбнулась, словно припомнив забавный случай из детства.
--- Когда мы были маленькие, мы иногда не ложились спать до самого утра. Было так хорошо --- ночь, а еще так светло, --- и она приподняла бровки вверх, поиграла плечами, и одновременно с этим вытянула губки, и поводила ими из стороны в сторону.
Сердце вновь приятно заныло, как и каждый раз, когда он видел эти движения, однако он ничего не ответил ей, а только улыбнулся в ответ.
Они о чем-то разговаривали, но Шери даже не мог уловить сути диалога. Ему было очень хорошо в тот момент, и хотелось проявить к ней внимание, и хотя он прекрасно понимал, что она не ответит на заигрывания и после его обмана это неуместно, он намеренно, едва не опрокинул ее назад.
--- Ах так? --- сказала она, и, как только Шери вернул её в нормальное положение, схватилась за подставку для стирки, стоявшую под ним, и подтянула к себе. Робость и неуверенность чувствовались в её взгляде и движениях.
--- Нам завтра рано вставать. Иди спать, --- сказала она и поднялась с камня, не обратив ни малейшего внимания на протянутую руку.
--- Да не надо мне спать, --- соврал Шери, --- я уже все равно не смогу заснуть.
Ему было жаль и секунды попусту потраченного времени. Он чувствовал, что скоро ему придется уйти и увидятся они не скоро, а может, и вообще никогда. Шери стало плохо от этой мысли, и он сразу выбросил её из головы, радуясь тому, что сейчас Сусанна рядом.
Сусанна решила пойти спать, и египтянин предложил проводить её. Девушка не отказалась. Войдя в хижину, Шери  поправил покрывало, и когда Сусанна пошла умываться, он попросил разрешения еще немного посидеть с ней, прежде чем она уснет. В ответ на это она предложила расстелить свою постель рядом, чтобы Шери мог спокойно лечь на пол и разговаривать с ней вместо того, чтобы лечь спать на улице, рядом с огнем. Шери не стал сопротивляться, понимая, что впереди их ждала удивительная ночь за разговором, и, умывшись, вернулся в хижину. Сусанна сидела в юбке на кровати, и свет, пробивающийся через щель между стеной и занавеской, падал на ее красивое личико и изящные плечи. «Садись», --- сказала она, похлопав рукой по кровати. Поправив занавеску, закрыв попадающий в хижину свет, он залез с ногами на постель и навалился спиной на стену. Сусанна попросила разрешения положить голову на плечо, и Шери разрешил. Несколько раз она перекладывалась, пока не устроилась головой на его ноге, и их глаза оказались в интимной близости друг от друга. Они разговаривали о чем-то, и он не смог удержаться, чтобы не провести тыльной стороной ладони по её красивому гладкому личику. Даже не встретив никакого сопротивления, он убрал свою руку от её лица и взял Сусанну за руку. Пролежав так с какое-то время, Сусанна слегка приподнялась, сменила позу, и как только глаза сблизились на мгновение, Шери утонул в её страстном поцелуе. Это было неожиданно, но прекрасное чувство поцелуя с девушкой, которой он очень дорожил, сделали свое дело. Он чувствовал её слегка шероховатый язычок, игравший с ним, и голову начало кружить от удовольствия. Они целовались несколько минут, а может, и больше --- в тот момент время изменило свой привычный ритм. Затем они оказались стоящими на коленях друг напротив друга, и Шери крепко обнял её. Он уже и не мечтал об этом, но Сусанна обняла его за плечи и уткнулась в шею. Послышались всхлипы.
--- Ты смеешься? --- спросил  он, даже боясь предположить что-то другое, но, чувствуя, что это именно то, чего он боится.
В ответ она помотала головой. Шери попытался оторвать ее от себя, заглянуть в глаза, но она крепко держалась за плечи и шею. Её всхлипы разрывали сердце. Он знал, что это его вина. Не надо было вообще подходить к ней, а тем более оставаться в одной хижине. Шери пытался успокоить её, целуя в шею и по возможности в щеки, но сделал этим только хуже, и они вновь слились в поцелуе. Спустя время она нехотя оторвала свои губы и сказала шепотом: «Мы ведь себя обманываем, а не только Анхесенамон. Я ведь чувствую, что тебя тоже тянет ко мне!» Она вытерла ладошками слезы.
--- Сильно тянет, --- сказал он, и они продолжили поцелуй. Стройное тело сводило с ума и без того больную от чувств голову.
--- Как мы завтра в глаза друг другу смотреть будем? --- спросила она.
--- А вот так и будем, --- и Шери приподнял голову и заглянул в её заплаканные глаза.
Она схватила покрывало и закрыла им лицо, но он убрал его и вновь поцеловал в губы.
--- Помнишь, ты сказал, что я не привлекаю тебя как девушка и ты относишься ко мне как к другу? --- спросила Сусанна.
--- Я соврал. Я тебя очень… ценю, --- едва не оговорился он, --- но как девушка ты мне тоже безумно нравишься и привлекаешь.
Он и сейчас соврал ей, ведь Шери был уверен, что влюблен в неё.
Он гладил её обнаженное тело и одновременно не мог простить себе этого поступка.
--- Прости! --- в очередной раз сказала она.
--- Это ты меня прости!
--- Зачем я вообще тебя встретила?
--- А ты? Зачеты ты вытащила меня из реки? Проплыл бы себе преспокойно и не трясся бы при каждой мимолетной встрече с тобой.
Она засмеялась, и руки сомкнулись на его шее еще крепче. Но этот веселый смех очень скоро сменился серьезностью.
--- Кем ты теперь меня считаешь? Очередной наложницей, с которой ты проводишь время в своих храмах, или продажной девушкой?
--- Сусанна, хорошая моя, мое отношение к тебе ничуть не изменилось. Я по-прежнему ценю тебя и очень боюсь потерять.
Шери говорил правду. Его передернуло при мысли, что может больше не увидеть её, и еще крепче обнял стройное тело.
--- Знаешь, чего я больше всего боюсь? --- спросил Шери.
--- Чего?
--- Потерять тебя и не общаться с тобой! Пообещай, что все останется как прежде. Что позволишь мне приходить к тебе в селение и общаться с тобой после того, как я вернусь в храм.
Для Шери было страшнее любых испытаний остаться без Сусанны, и даже мысль об этом вызывала тоскливую панику в душе.
--- Конечно, останется! --- и она поцеловала его в щеку. --- Как-то раз, мама сказала мне, что самое главное ценить и любить саму себя. И я хорошо отношусь к себе, чтобы быть любовницей.
Шери оставил это не то предложение, не то жалобу без внимания.
--- Прости меня за слабину и, пожалуйста, пообещай, что это был последний раз, --- произнесла девушка, пытаясь заглянуть в глаза.
Шери молчал. Она повторила еще раз, но Шери снова молчал. Ему не хотелось давать обещания, которые он не хотел выполнять.
--- Тогда я сама пообещаю, что больше этого не повторится.
Около часу они лежали и разговаривали, обнимались, целовались. Солнце уже начало вставать, когда Сусанна отвернулась к стене, прижавшись к Шери спиной, и предложила спать. Шери понимал, что, возможно, всего второй и последний раз гладит это шелковое тело, прижимается к ней да и просто лежит рядом. От этого становилось больно. Он закрыл глаза и уснул, крепко обняв Сусанну за талию. Происходящее было дико для него. У него была удивительная Анхесенамон, которую он любил, но стену готов был царапать от тоски по другой.
Сон был короткий, всего около часу. Когда Шери проснулся, солнце поднялось на горизонте. Сусанна по-прежнему лежала перед ним, и слегка мокрая челка волос свисала на лоб, а курносенький носик посапывал. Полежав еще несколько минут, любуясь этим спящим ангелом, юноша аккуратно поднялся и, стараясь не разбудить её, вышел из комнаты. Если бы он задержался там еще хоть на минуту, то обязательно бы разревелся.
Жизнь --- это игра, в которой все кажется простым, и мы входим в неё с мыслями, что нам все по плечу, но, оказавшись внутри игры, чувства, переживания, желание выделиться и все остальное, затягивают нас, и мы забываем, что это всего на всего игра.
Любовь делает из человека раба. Но не та любовь, которой любят дети этот мир, едва родившись, и как взрослые должны научиться любить все вокруг, просто так, за то, что оно есть, и назвать это чувство можно Вселенской, Безусловной Любовью, а та, которую один человек испытывает к другому за красоту, или сексуальную привлекательность, или за что-то еще. Разница между двумя омонимами «любовь» и «Любовь» огромна --- одна превращает в эгоистов и рабов, порабощая нас, другая освобождает. Нет чувств страшнее любви. Даже смерть не страшна в момент, когда любовь разрывает твое сердце пополам. Не страшно умереть, страшно жить в подобных страданиях. Нет ничего страшнее, чем находиться рядом с человеком и осознавать, что вместе вам не суждено быть. Эти страдания копятся в тебе целыми днями, а ночами, когда остаешься один, слезами обида вырывается из глаз и груди, освобождая тебя лишь на время от своего присутствия, но с наступлением утра вновь начинают копиться в груди, начиная новый круг.
--- Спасибо тебе за все, --- поблагодарил Шери, когда Сусанна проснулась и вышла из хижины, и в ответ на её удивленный взгляд, добавил, --- я ухожу в город.
Её серые глаза с грустью смотрели на него, и казалось, Сусанна не верит в происходящее. Прядь русых волос аккуратно лежала на лбу, и прямые волосы рассыпались по плечам. Легонько шмыгнув носиком, она вновь задумчиво поводила губками и опустила глаза. Этот взгляд не был похож на божественный или ангельский, сходный с взглядом Анхесенамон, но был душераздирающе мил и вызывал в сердце нервозный трепет. Самостоятельность, гордость и независимость были видны в нем, но почему же при всей её силе и гордости она пошла против себя, своей чести, еще раз сблизившись с Шери, зная что у него есть другая? Шери не мог понять причины, побудившие её поступить так, и на ум приходили только два варианта: или она решила использовать последний шанс, пытаясь удержать юношу от возвращения к сопернице при помощи секса, но в последний момент не решилась, или она так сильно его полюбила. 
Взяв кусок лепешки, оставленный Сусанной, он отправился в путь, следуя тонкой энергии, соединяющей его сердце с сердцем возлюбленной. По подсчетам, если он поторопится, то примерно через пару дней будет уже у входа в город.
В общей сложности Шери провел в хижине около пяти дней. За это время его наверняка перестали искать даже те, кто не верил в его смерть после прыжка в реку. Но он знал, что есть один человек, который ждет и верит в его возвращение.
Целый день он шел дорогой, которой вели его стражи. Давно миновав мост, спасший его от лагеря строителей пирамид, он шел, оставляя за спиной кустарники, песок, людей. Изредка на его пути встречались змеи, гекконы, агамы, а однажды с песчаного холма он увидел огромного варана. Иногда над его головой пролетал сарыч, не давая Шери чувствовать себя одиноким. Все его мысли были связаны только с Анхесенамон и Сусанной.
Небо над головой было чистейшим. Ни одного даже малейшего намека на облачко --- от горизонта до горизонта. Палящее солнце делало возвращение особенно мучительным, но любовь способна преодолеть любые препятствия. Нет испытаний, способных сломить чистую истинную бескорыстную любовь.
Среди волнообразных форм пустыни, растянувшихся вокруг на множество недель пеших прогулок, возник долгожданный оазис. Высокие пальмы отбрасывали прохладную тень на зеленую траву. Среди множества высоких зеленых кустов нашли себе дом тысячи насекомых и мелких животных. Этот островок жизни смотрелся неестественно красочно посреди безжизненной пустыни. Чем меньше оставалось до оазиса, тем сильнее ощущалась его прохлада и свежесть.
Измученный жарой Шери добрался до живительного оазиса, и, попав под тенистую прохладу, закрыл глаза, и упал на траву. Вытянув ослабшие ноги, ему казалось, что они выли от этого длительного перехода. Думать ни о чем не хотелось, а хотелось только лежать и спать под живительными деревьями, но любовь подгоняла вперед. Набравшись сил, он продолжил путь.
Шери ломал себе голову: за что судьба уготовила такое испытание? Душу, сердце разрывало надвое. Одна часть была с Акси, другая --- с Сусанной. Наверху послышался чей-то крик, он поднял голову и увидел летящих по небу птиц. Терпеть душевную боль было невмоготу. Он упал на колени и взмолился, прося птиц забрать одну любовь с собой. Казалась бы, любовь должна окрылять, но она доставляла только боль и страдания. Птицы летели в сторону деревни, из которой он недавно ушел. Птиц было много, и если бы каждая взяла, хотя бы по грамму его любви в эмоциональном эквиваленте, ему стало значительно легче. За что? «За какое наказание дано такое», --- думал он. Любовь и мечты сходны между собой, но в данном случае мечты Шери были невыполнимы. Третий не мог присутствовать в любовной паре.
У них было небо одно на троих, земля одна на троих, родной Египет, способный вместить эту странную любовь, но вот только традиции, устоявшиеся нормы, не могли вместить троичную любовь. Они дышали одним воздухом, ступали по песку, но в то же время все трое были разные. Шери понял, что симпатизирует Сусанне, еще живя рядом с ней, однако только сейчас он осознал, что любит её и насколько тяжело находиться вдалеке от этой любви.
Ночлег хотелось отложить как можно дальше, чтобы проснуться поближе к Анхесенамон. Чувства его скакали между двух девушек и не могли разобрать, какая же из них милее сердцу. Порой Шери ловил себя на мысли, что возвращается к Анхесенамон, словно следуя какому-то долгу и порядочности, а вовсе не оттого, что любит.
Вечером солнце село за горизонт и идти стало значительно легче. Ветер обдувал тело, придавая силы, и голову уже не пекло. Пройдя еще какое-то время под черным небом и под пристальным наблюдением Сириуса с его стражами, Шери сел на песок и, достав лепешку, устремил взгляд в звездное небо. Он вспомнил взгляд, брошенный на него Сусанной в последний момент их встречи. Как же много в нем было тоски по пролетевшим дням и сожаления по времени, которому никогда не бывать.
С удовольствием съев засохшую на палящем солнце лепешку, он лег на песок и закрыл глаза…
…Поднявшись, Шери огляделся. Все было без изменений. То же звездное небо. Тот же берег Нила. Та же река.
Он посмотрел в направлении хижины Сусанны, находившейся далеко позади. Желание увидеть спасительницу приподняло его над землей и понесло прямиком к ней. Шери на огромной скорости летел над деревьями и спящими хижинами, дикими животными и стремящейся к морю бегущей рекой. Воздух свистел в ушах. Очень скоро он увидел знакомое селение, и ощущение притяжения само поднесло его к нужной хижине.
Шери остановился возле тлеющих головешек в нерешимости зайти внутрь. Лишь мгновение спустя он сделал шаг вперед и оказался внутри.
Сусанна сидела на полу, прислонившись к стене, и всхлипывала, закрыв глаза ладошками. Вокруг неё плавали красновато-коричневые пятна тоски и отчаяния. Подойдя к ней, он сел напротив. Тонкие пальчики, руки, плечи, волосы, привлекали его. Девушка осторожно убрала ладони от лица и заплаканными глазами посмотрела сквозь него. Её мысли находили отражение в сознании Шери. Не словами, а образами и чувствами Шери ощущал её мысли.
Острое чувство тревоги резко выдернуло Шери из хижины и на бешеной скорости потянуло обратно. Натянутая нить жизни сокращала расстояние, и уже через несколько мгновений Шери увидел свое тело. Он влетел в него левым боком, и сердце стало медленно и с большим усилием сокращаться, с каждым ударом наращивая скорость, входя в обычный ритм. Резко вскочив на ноги, он огляделся. Вокруг все было спокойно. Энергичные махи руками согрели немного остывшее тело. Что же заставило его вернуться? Не заметив ничего подозрительного, он лег обратно.
Проведя несколько дней в медитациях, способных пополнить силы, он, наконец, набрал достаточно энергии для осознанного выхода из тела, но отправился не к любимой Анхесенамон, а к милой сердцу Сусанне, хотя какая из них была любима больше, он уже не понимал. Шери вообще перестал понимать свои чувства, и все больше сходился на том, что любит их обеих. И, хотя всегда ясная голова соглашалась с ночными мыслями о всеобщем единстве, что он, Сусанна и Анхесенамон --- части одного, чувства упрямо шли с ней вразрез.
Проснувшись рано утром от прикосновения лучей солнца, он встал и продолжил путь. Тело уже не болело, и раны не напоминали о себе. Эмоциональный резервуар в его груди был переполнен двойственными, несовместимыми чувствами --- приятное трепещущее ощущение встречи с Анхесенамон, и тоской по оставшейся позади Сусанне. Видимое однообразие местности, по которой он шёл, вполне компенсировалось глубокими внутренними переживаниями. Чем ближе он приближался к городу, тем чаще и громче становились удары его беспокойного сердца, и тем отчетливее он ощущал невидимую нить любви.
Запинаясь о камни, он целеустремленно двигался вперед. Неожиданно налетавший ветерок трепал его волосы, песок ел глаза. Впереди показался островок из пальм. Стадо антилоп пришло к реке попить воды. Непуганые, они не обращали на человека ни малейшего внимания. Под голубым небом плыли белые пушистые облака. Река по-прежнему шумела слева.
Островок леса уже совсем рядом. Манит своей тенистой прохладой.  Ступив в него, Шери закрыл глаза и на мгновение остановился. Прохладный ветерок обдувал его уставшее тело и предлагал остаться передохнуть. Ему нельзя останавливаться.
Собрав волю, Шери с усилием сделал шаг. Тело хочет отдыха, но он противится. Трава и кустарники, растущие рядом с пальмами, выше человеческого роста. Шери приходится пробираться сквозь них. Эти огромные растения царапают кожу, но им не под силу удержать идущего к своей цели жреца.
Шери пробирался сквозь высокую траву и совсем не смотрел под ноги. Громкий писк, и что-то мягкое и пушистое вынырнуло из-под его ноги. Сквозь густую растительность Шери успевает заметить ихневмона. Уснувший на пути жреца еще один мангуст побежал в сторону реки. Небольшой подъем, и заросли становятся более редкими. Крутой спуск, и Шери уже спокойно проходит сквозь них.
Нечеловеческий смех раздается над головой. Два павиана смеются над уставшим Шери и, перебираясь по веткам, бегут параллельно с ним. Пытаются передразнивать его. Кидаются листьями. Жуют бананы.
Шери поймал себя на мысли, что не ел со вчерашнего вечера. С того самого момента, как перед сном съел лепешку, заботливо оставленную Сусанной.
Впереди виден изгиб реки. Скоро закончится тенистая прохлада и вновь начнется изматывающая жара. Шери пытается надышаться прохладным воздухом. Последние шаги… и опять горячие лучи солнца попадают на кожу. Сначала согревают, а потом и обжигают.
Шери вышел из оазиса и оказался возле реки. Едва не попал в зубы огромному крокодилу, выползшему из воды погреться на солнце. Ничто не дрогнуло внутри. Чуть замедлив шаг, Шери обошел его сзади. 
Ни на минуту не останавливаясь, он шел и шел. Усталость в ногах сменилась неуправляемостью. Ноги двигались сами по себе. 
Он уже почти не размышлял, а только чувствовал какую-то внутреннюю разорванность и ловил себя на мысли, что, может, она не такая уж и чистая, эта любовь к Анхесенамон, раз он так много думает о Сусанне.
Уже стемнело. Абидос он увидел издалека. Чувство голода и усталость отступили, и Шери зашагал быстрее. Будучи одним из самых больших городов Египта, в Та Ур со стороны реки направлялись лодки, груженные товаром: зерном, золотом, рабами, --- а со стороны суши --- повозки.
Соблюдая осторожность, Шери проник в город, миновав стражу, и поспешил к храму. Стараясь не попадать на глаза людям, он пробирался по темным, освещенным лишь звездами и луной улицам. Обойдя стороной рынок с толпой народу, несмотря на вечернее время, он приблизился к храму.
Огромные колонны, возвышавшиеся перед входом в храм, встречали его в этот раз не так приветливо, как это было в день его первого появления в Та Уре. Перед колоннами горели костры, освещая стражей и площадь перед храмом. Идти через главный вход было безумием, и Шери решил обойти храм и попытаться найти другой вход. Тот вход через древний храм был и остаётся единственным спасением от чужих глаз. Именно он провожал и встречал Шери и Анхесенамон в их последний вечер, когда они, сбежав из храма, наслаждались горячей лепешкой и общением. Сейчас этот потайной вход был для Шери единственным спасением.
Осторожно обогнув храм, Шери шел вдоль стены, заглядывая в окна, надеясь увидеть Анхесенамон.
--- Вор! Вор! --- услышал он женский голос. --- Держи его!
Шери обернулся. В темноте он увидел, как из-за угла соседнего дома выбежал мужчина, пряча что-то под рубашку, и устремился прямо на него, но, увидев молодого человека, растерялся и свернул в соседнюю улицу. В этот самый момент, откуда выбежал человек, появилась женщина и высокий мужчина с копьем в руке. Шери не мог разглядеть их, но он сразу догадался, что перед ним был стражник.
--- Вон он! Держи его! --- закричала женщина и указала пальцем на ничего не понимающего Шери.
Ему было не до объяснений. Если его схватят, то обязательно убьют. Выход был один --- бежать.
Мышцы напряглись, и Шери сделал несколько шагов, как вдруг почувствовал резкий колющий удар в живот, отбросивший его назад. Он упал. Судорожно трясущие руки обхватили рукоять брошенного копья. В глазах темнело, и сияющие на черном небе звезды стали меркнуть. Боль потихоньку отступала, и Шери почувствовал необычайную легкость, как тогда в Пирамиде. Он увидел как к нему, лежащему на земле, подбежал страж и женщина.
--- Это не он, --- сказала женщина, вглядываясь в мертвое лицо. --- Тот был в рубашке.

***
Судьба есть судьба, но мы, люди, даже понимая это, очень часто хотим насильственно притянуть её к себе, забывая, что свою судьбу мы когда-то выбрали сами, и сейчас её уже не изменить. 
Шери выполнил свою земную миссию еще в Великой Пирамиде. Больше на Земле в этом теле он был не нужен. Находясь «между небом и землей», Шери вспомнил, кто он есть в действительности. Он вспомнил момент, как пройдя инициацию в Пирамиде, внутренний голос подсказал ему идти служить в храм, находившейся в Та Уре. Конечно, эта часть его сознания знала, что там произойдет, и намеренно вывела на финальную прямую его недолгой жизни в роли египтянина Шери, чтобы он поскорее закончил один из первых актов этой Игры и, сменив роль, начал следующий.



Глава 3
Александр --- безвольный правитель

Прекрасные полуобнаженные девушки и юноши парили в незнакомом танце, при каждом удобном случае бросая робкие взгляды в его сторону. Двигаясь одновременно в такт музыки и внутренних порывов, они кружили босиком на белом мраморном полу огромного дворцового зала, усыпанному цветами и диковинными травами. Гибкие тела танцующих изгибались в ритме танца, соприкасаясь между собой, они выдавали удивительные па. Грация и изящество переполняли эфебов, приковывая к себе зачарованные взгляды прибывших издалека гостей. Певцы исполняли дифирамбы, в честь победителя и его войска, а винные реки текли по столам, доверху наполняя кубки пирующих. Слуги ходили вокруг стола, поднося все новые, до сей поры невиданные яства и при каждом удобном случае наполняя кубки гостей вкуснейшим вином из царского погреба.
Птолемей схватил проходившую рядом служанку и посадил рядом, несмотря на робкие попытки вырваться из крепких объятий. Его руки с силой удерживали её, совершая непристойные действия. Грубость и хамство товарищей выглядело вульгарно на фоне царившей вокруг красоты, грации и изящества.
Золотой кубок, наполненный вкуснейшим вином, стоял у него перед глазами. Взяв его в руку, он поднес кубок к губам и сделал добротный глоток, продолжая наблюдать за театральными действиями, устроенными в его честь.
Непослушной рукой он попытался поставить золотой кубок, украшенный драгоценными камнями, на стол, но обмякшая рука плетью повисла вдоль туловища, так и не донеся кубок с остатками красного вина. Звонкий звук упавшего на каменный пол кубка пробил слуховую пелену и тут же смолк в тошнотворном головокружении. Холодный пот засочился из ослабшего тела, и яркое убранство зала стало тускнеть. Засуетившиеся в комнате люди стали расплываться, пока  едва пробивающийся сквозь мутную пелену свет не сменился тьмой.
Сквозь тьму он видел, что не может скрыть от него ни время, ни память, ни враги…
Еще совсем ребенком он учился драться со своими товарищами под руководством лучших учителей-воинов. Они обучали его жить и выживать. Физическая боль была его постоянной спутницей, не оставлявшей надолго в одиночестве. Страстная потребность в физических упражнениях не уступала место лени и безделью --- казалось, все его детство расписано по минутам. Он всегда хотел быть лучшим во всем, и это заставляло двигаться только вперед, не останавливаясь и не оглядываясь назад. Иногда, сбавив темп в самосовершенствовании, он, словно боясь чего-то не успеть, набирал еще большую скорость и занимался более усердно, чем прежде.
--- Делай то, что приказываешь своим людям, и тогда они пойдут за тобой! Великим нельзя родиться, великим нужно стать! --- твердили его учителя.
Слова наставников сменились выложенной мозаикой карты мира, который они знали, с отделенными друг от друга странами. Тогда он не мог представить, как персы могли завоевать большую часть всех земель на этой карте, оставив его родной Греции лишь маленький клочок суши. Именно тогда и зародилась мысль о покорении непокоренного --- отправиться на восток, славившийся своей жестокостью и пожиравший всех идущих на него, и доказать варварам, что только Греция достойна править миром.
В тот безоблачный день солнце уже стояло в зените, когда Александр бежал в кожаных сандалиях на рынок, где его отец Филипп отбирал лучших лошадей в царскую конюшню. После того, как уроки владения мечом и беседы с почитаемыми и горячо любимыми учителями были позади, ничего не мешало Александру лицезреть этих больших сильных животных.  Их красота и грация всегда вызывали в десятилетнем Александре необычайное чувство восторга.
Мягкая сочная зеленая трава приятно пружинила под ногами мальчика, придавая силы и без того мощным ногам. Русые вьющиеся волосы развивались под дуновением встречного ветра. Легко взбежав на высокий холм, он увидел огибавшую его дорогу, по которой гнали лошадей, и рыночную площадь. Можно было бы побежать и по дороге, но по прямой, через горку, было в разы короче. Не останавливаясь, он бежал по холму прямиком к рынку, представляя, как обгоняет скачущих справа по дороге коней. Мчась вперед, он перепрыгивал через попадавшиеся валуны и оббегал пасущихся овец. Его родная Пелла осталась позади. Уже спускаясь с холма, он увидел угрюмое лицо отца, царственно восседавшего на троне у самого загона. По выражению лица было сразу ясно, что он недоволен скакунами, которых предлагали ему торговцы, --- губы его были сжаты, лицо напряжено, а кисти рук сжаты в кулаки. Одного его взгляда в сторону торговцев было достаточно, чтобы понять, что пришло время показывать следующего скакуна.
Вокруг вольера собралось много людей, пришедших сюда посмотреть на лучших во всей Греции коней, которых пришли показать царю Филиппу. Просочившись сквозь толпу, царевич встал к самому заграждению. Отсюда он хорошо видел и своего отца с близкими друзьями, и мать, сидевшую неподалеку, и весь вольер с окружавшими его зрителями.
С противоположной стороны торговцы начищали до блеска лошадей, чтобы те предстали во всей красе. Кони терлись друг об друга боками, ржали и мотали красивыми гривами.
Закончив последние приготовления, человек в грязно сером хитоне взял под уздцы крупного черного ахалтекинского жеребца и вывел в центр вольера. Конь брыкался и вырывался из сильных рук своего хозяина, противясь ему. Софолк, один из охранников царя, зашел в вольер, но Филипп жестом остановил и, повернувшись к своему близкому другу, сказал:
--- Попробуй ты, Клит. У этого скакуна скверный нрав, а ты потрясающий наездник, и если уж ты не оседлаешь его, то никому это будет не по силам.
Клит поднялся со своего места и, отстегнув меч, медленной уверенной походкой подошел к вольеру. Перепрыгнув через ограждение, он под одобряющие крики толпы направился к жеребцу. Уверенность ощущалась в каждом его шаге.
Александр знал, что Клит --- лучший из всех воинов Греции. Он правая рука царя и преданный друг. Через множество сражений прошли Филипп и Клит, выручая друг друга и приходя на помощь в самых опасных ситуациях.
Солнце зашло за одиноко блуждающее облачко, и строптивый жеребец несколько успокоился. Сильными ногами ступал Клит по стоптанной траве, подходя к спокойно стоящему животному. Чем ближе подходил Клит, тем больше ощущалось волнение этого огромного животного: конь отходил назад и мотал головой, недовольно фыркая. Подойдя вплотную, Клит протянул руку, и торговец передал ему поводья. Именно в этот момент, на беду Клита, солнце вышло из-за облака, и жеребец встал на дыбы, потянув за собой и воина. Все тело Клита напряглось. Схватив поводья двумя руками, он потянул их к земле, встав на одно колено. Всем телом пытался он придавить поводья, заставив жеребца вернуться на землю, но животное сопротивлялось еще сильнее, снова и снова вставая на дыбы и не давая возможности взобраться на себя.
Гордость, честь, любовь к свободе ощутил Александр в этом несгибаемом животном. Ему захотелось подружиться с ним.
Долго продолжалось противостояние свободолюбия и порабощения. Раз за разом пытался Клит оседлать скакуна, раз за разом животное выходило победителем из противостояния.
--- Это животное не поддается тренировке. Не трать на него время и силы, Клит, --- раздался голос царя Филиппа.
--- Впервые вижу столь строптивое животное, --- отшутился Клит и в очередной раз попытался запрыгнуть на жеребца.
Конь взбрыкнул и не успевший закрепиться наездник упал на землю, едва не оказавшись под копытами. Среагировав и увернувшись, Клит поднялся и демонстративно, повернувшись спиной к животному, уже не столь уверенной походкой, как прежде, направился к выходу из вольера. Александр не видел лица, так как друг отца был к нему спиной, но он хорошо знал Клита и предполагал, что Клит очень расстроился из-за этого досадного поражения, и даже возможно бранит животное, но всем своим видом он показывает свою невозмутимость, а, возможно, даже улыбается.
Любого другого человека толпа бы освистала, но не Клита, прославленного воина и защитника Греции. То, что он не справился с животным, еще не делает из столь авторитетного человека, неоднократно проявившего себя в бою, плохого воина. Каждый имеет право на маленькие промахи, тем более когда эти промахи не играют никакой роли.
Клит перемахнул через барьер и вернулся на свое прежнее место, неохотно помахав аплодирующей ему толпе. Ему было неловко за проигранное противостояние.
Для Александра Клит был не только кумиром, которому Александр хотел подражать, но и человеком, которого Александр хотел превзойти. Ему хотелось, чтобы отец гордился им, в той же мере, в какой гордился Клитом, всегда ставя в пример всем воинам, несмотря на тот факт, что царь не любил когда кто-нибудь в чем-то превосходил его. Видимо, дружба была для царя превыше собственной гордыни.
Когда внимание Александра вернулось обратно в вольер, он увидели скачущее животное и его хозяина, пытавшегося поймать за уздцы своенравного скакуна. Оно скакало, показывая всем свою самостоятельность и гордость.
Чувствуя острую необходимость в каких-то действиях, Александр нагнулся, пролез под ограждением, нижняя балка которого располагалась на уровне груди, и медленно начал приближаться к необузданному животному, державшемуся от него на большом расстоянии. Чем ближе он подходил, тем ярче животное показывало свою независимость --- брыкалось и вставало на дыбы, не давая возможности приблизиться. В голову Александра стали закрадываться мысли: «А вдруг конь затопчет меня или лягнет?» Мозг рисовал картины мучительной смерти. Александр остановился. В нерешительности стоял он перед молчавшей толпой людей. Забравшийся в сердце страх смерти остановил его порыв. Животное в это время продолжало скакать вокруг мальчика в вольном танце. С опасением он бросил взгляд в сторону своих родителей. Отец сидел, наклонившись вперед, внимательно наблюдая за происходящим. Его друзья, позабыв о разговорах, сосредоточились на разворачивающемся действии. Мать встала места и, правой рукой прикрыв рот, а левой придерживая правую руку, стояла не шелохнувшись. В глазах каждого из родителей читались разные эмоции: отец словно говорил: «Наконец мой сын стал мужчиной, способным самостоятельно принимать решения». А мать говорила: «Если уж ты принял это решение, будь осторожен и не сомневайся в своих поступках».
«Никогда не сомневайся!» --- вспыхнули в голове слова, сказанные когда-то давно матерью. Выпрямив спину, он вновь начал приближаться к животному медленно, но с полной уверенностью в себе. Медленно переступая шаг за шагом, стараясь не вспугнуть, он подходил к коню на близкое расстояние. Оказавшись рядом, Александр погладил красивую морду животного и медленно повернув его к солнцу, начал говорить что-то --- что именно, он не мог вспомнить. Что бы то ни было, животное послушалось его и подпустило еще ближе.
Александр гладил уже спокойно стоявшего коня и разговаривал с ним. Животное чувствовало уверенность и дружелюбие мальчика. Александр не хотел покорять его, он хотел подружиться с ним. И конь ответил согласием на это предложение, позволив запрыгнуть на себя.
Александр продолжал гладить его до тех пор, пока не ощутил, что чувствует животное. Спустя минуту они оба ощущали друг друга, словно знакомы много лет.
Собравшийся народ хлопал своему будущему царю. Александр был горд, что доказал всем и в особенности своему отцу, что тоже что-то может, несмотря на юный возраст. Эта была первая яркая победа, с которой он приобрел и преданного друга --- Буцефала. Царевич доказал, что нет ничего невозможного и все ему по силам. Слова «Никогда не сомневайся!» стали навсегда сопутствующим девизом.
Время бежало быстро в каждодневных занятиях и тренировках, оставляя лишь крупицу времени для праздных развлечений. Однако тяга к знаниям была превыше пустого времяпрепровождения, и это время Александр любил проводить со своим учителем Аристотелем за непринужденной беседой. Будучи великолепным рассказчиком, Аристотель умел заинтересовать своего ученика, а Александр в свою очередь слушал Аристотеля с таким живым интересом, с каким могут слушать только дети: не дыша, боясь пропустить и слово из сказанного, и подобно губке впитывая все услышанное.
Несколькими месяцами ранее Аристотель получил приглашение от царя Филиппа стать придворным учителем для юного царевича. Прибыв ко двору, он увидел талантливейшего тринадцатилетнего юношу с голубыми глазами, наполненными небесной ясностью и магнетизмом. Желание жить и узнавать проявлялось в их небесной синеве.
--- Глаза --- зеркало души человека, --- сказал Аристотель при первой встречи с Филиппом. --- Мальчика ждет большое будущее, если он правильно распорядится своими силами. Это можно с уверенностью говорить уже сейчас, --- повторил он через несколько дней после знакомства Филиппу, что вызвало в суровом правителе гордость и заставило улыбнуться.
--- Для этого я и попросил именно тебя стать его учителем, --- ответил Филипп.
Время для более близкого знакомства между Аристотелем и его учеником пришло очень скоро. Спустя несколько дней после прибытия во дворец к Аристотелю прибежала царица. Она была очень взволнованна. Голос её дрожал, и не могла она внятно сказать, что все-таки произошло. Оторвавшись от книг, Аристотель жестом попросил, чтобы она указала на причину своих волнений. Почти бегом Олимпиада бежала по коридорам дворца в сторону комнаты Александра. Видя переживания женщины, Аристотель сам взволновался не на шутку. Возле дверей в комнату мальчика уже суетились слуги, но увидев Олимпиаду, они отбежали в сторону, боясь оказаться в немилости.
Вбежав внутрь, Аристотель застал неприятную картину. Много повидал он на своем жизненном пути, однако столь жалостливой ситуации он не видел. Озорство и тяга к жизни покинули мальчика. Бледный и неподвижный лежал он на большой кровати в окружении растерявшейся прислуги, не знавшей, что им делать и как помочь ребенку. Только глазами Александр бегал по комнате, следя за происходящим. Они уже не были полны того магнетизма, который был в них еще несколько дней назад, и лишь боль и усталость читались в них сейчас. Все силы бросил организм на восстановление. Страшный недуг мучил мальчика, истязая нападками его самого и мать, всем сердцем переживающую за свое чадо. С болью смотрел Аристотель на Олимпиаду. Она не знала, что ей предпринять и как помочь своему ребенку. Руки и голос этой сильной женщины дрожали, ведь слабые места есть у всех, а у каждой любящей матери уязвимое место --- это её ребенок. Каждую царапину, полученную ребенком, мать принимает ближе, чем свою.
Постояв немного рядом с кроватью Александра, Аристотель попросил всех удалиться, и, оставшись наедине с больным мальчиком, сел на краешек кровати, и еще раз взглянул в его глаза. Все та же усталость и боль отражались в них.
--- Разреши мне рассказать тебе одну историю, произошедшую давным-давно, когда не было еще ни тебя, ни твоих родителей, когда люди только появились и стали жить на земле, --- начал свой рассказ Аристотель.
Александр молча моргнул глазами, показывая что готов слушать. Каждое движение причиняло ему боль.
--- В то время ступили боги на землю по поручению Зевса. Была на земле у них важная миссия --- собирать золото. Долго трудились они, орудуя киркой и другими инструментами, пока не надоело им все это. Взбунтовались они, и решил Зевс --- верховный бог --- создать им помощников. Подумал --- и создал человека. Создал человека для примитивной тяжелой физической работы и оставил других богов приглядывать за своими созданиями. Время шло, люди работали, и золота в недрах земли становилось все меньше --- выкопали все. Пришло время покинуть насиженное место, и встал вопрос о том, что делать с детьми своими --- человеками. Долго боги думали. Хотели даже убить, но потом решили оставить здесь. А как же можно детей без присмотра оставлять? Кто-то же должен их уму разуму учить? Ведь развитие у них тогда было такое, как у новорожденного теленка. А развиваться им надо было обязательно! Зачем тогда надо было их вообще оставлять в живых? Стали жребий тянуть: кто из богов станет нянькой. Никто не хотел оставаться на чужой земле. Все хотели домой. Жребий пал на бога по имени Недуг. Делать нечего --- все были в равной ситуации --- пришлось ему оставаться. А чтобы проще было за детьми присматривать, создал он много маленьких существ, и назвал их разными именами, и наделил их разными характерами. Но было и одно общее у них имя --- болячка. Приказал он, так как был их создателем, вселяться в каждого человека, мысли, чувства, желания и эмоции которого будут низки, отвратительны и жестоки, и мучить его до тех пор, пока не поймет человек причину появления болячек и не начнет исправляться. Мысли, чувства, эмоции и желания --- четыре главных фактора, создающих благоприятную среду для развития болезни в каждом человеке. Болячки свое дело усвоили быстро, и в каждого, нарушившего негласный закон, они вселялись и начинали накапливать яд. Чем больше злобы кипело в человеке, тем больше силы они обретали. Похоть, жадность, эгоизм, скупость, тщеславие --- все это делало и делает человека уязвимым для болячек. И уж поверь мне, мой юный друг, никто не спрячется от их внимания. В каждом находят они местечко для приюта. И маленькая болячка, называемая, например, насморк, перерастет в серьезное заболевание, так как со временем она будет развиваться, накапливать яд, и этого яда хватит на большую болезнь. Но есть вещи, которых боятся не только болячки, но даже сам бог Недуг, --- это радость, веселое настроение, Любовь. И не радость или веселое настроение от чужого горя, а радость от того, когда хорошо другим. Каждая положительная эмоция исцеляет тело и душу человека. Болячки это знают и провоцируют на вспыльчивость, нервозность. Еще одним и последним способом избавления от болезни является осознание греховности, и покаяние может избавить человека от Недуга. Если бы ты знал, как быстро распространяется болезнь в твоем теле, когда ты переполнен ненавистью, завистью и злобой. От подобных эмоций болезнь получает живительную силу. Болячка поселяется в тех, кто подкармливает её.
--- Но ведь хорошие люди тоже болеют, --- с трудом выдавил из себя Александр.
Аристотель погладил одеяло, под которым лежал ослабленный царевич, и легким кивком показал, что услышал его.
--- Совершенно верное замечание. Хорошие люди тоже болеют. Ты прав. На то тоже есть причина. Часто хорошие люди помогают тем, кому не нужно помогать. Помогают, как правило, в каких-нибудь проблемах, совершенно не понимая, что человек, которому они помогают, самостоятельно должен решить поставленные перед ним задачи. Эти болячки поселяются в добром человеке с чувством уважения к нему, но от этого не перестают быть противными болячками. И в нем они проделывают все то же самое, что и в других людях. Также они поселяются в хороших людях, которые жалеют других и часто общаются с теми, чьи головы полны плохими помыслами или эмоциями. Болячки поселяются к ним и как бы показывают своим появлением, что не стоит общаться с этим человеком --- ведь хорошие люди могут перенять от него и плохие черты характера и эмоции. Все что тебе нужно, это подумать, переосмыслить свои поступки. Болезнь для этого и дается, чтобы человек полежал, подумал над своим образом жизни. Когда человек болеет, ему не надо никуда торопиться, он лежит на одном месте, и у него предостаточно времени для работы над собой.
--- А ты болеешь? --- спросил Александр.
--- И я болею. Все мы люди, а человеческая натура устроена по двойственному принципу, и каждому от рождения даются не только положительные черты характера, мысли и эмоции, но и отрицательные, с которыми нужно бороться. Так что болеют все без исключения, но многие не понимают причину своих недугов. Я понимаю, и это мое преимущество перед другими. Я искренне пытаюсь научиться жить только Любовью, не давая места грязным мыслям, злым чувствам, портящим мое настроение эмоциям и эгоистичным желаниям, но жизнь есть жизнь, и с этим ничего не поделаешь. Таковы её условия. И если ты думаешь, что если бы это понимали и другие, они бы что-то сделали, переосмыслили, то ты ошибаешься. Конечно, кто то бы и сделал, но далеко не все. Ведь намного проще жаловаться на болезнь и прогибаться под её натиском, чем пытаться бороться с собственными недостатками. Тем более что многие упорно стараются не замечать их, а когда им на них указывают, они противятся и отрицают факты.
Дверь в комнату Александра скрипнула, и в ней показалась Олимпиада. Она подошла к постели сына и погладила его по голове. Аристотель поднялся, показывая Александру, что дал достаточно информации для осмысления, и направился к выходу. Женщина с волнением бросила на него вопрошающий взгляд.
--- Я не смею говорить тебе, что делать, но сейчас Александру лучше побыть одному, --- ответил Аристотель на её немой вопрос.
Олимпиада взглянула на сына, и Александр кивнул ей в знак того, что хочет побыть один.
--- С ним все будет хорошо? --- спросила она у Аристотеля.
--- Даже не беспокойся! Он сильный юноша. Очень скоро он пойдет на поправку.
После этих слов Олимпиада немного успокоилась и скрылась за дверью.
--- И напоследок, мне хотелось бы еще раз напомнить тебе, что болезнь дается Богом! Это верный признак того, что пора подумать над своей жизнью и совершить, возможно, переоценку ценностей, --- сказал Аристотель, стоя уже в дверях комнаты.
Без сомнения, Аристотель любил маленького Александра, как и Клит. Оба они были педагогами для Александра. Клит был его учителем в боевом искусстве, всему остальному его обучал Аристотель. Но ни один, ни другой публично не выделяли наследника престола из остального числа учеников, если в этом не было его заслуг, заставляя тем самым своими поступками доказывать, что он лучший, а не быть бездарным царским отпрыском, готовящимся получить Грецию в наследство.
Очень скоро поправился Александр от неожиданно поразившей его болезни --- столь же быстро, как и заболел, но рассказ Аристотеля надолго сохранился в его памяти.
Дни, недели, месяцы табуном диких коней безвозвратно пролетали в веселых занятиях военным делом и усердных уроках арифметики, грамматики, физики, философии, которые Аристотель умел сделать красочными и занимательными, пока в один из прекрасных дней сердце Александра не встрепенулось в новых ощущениях при виде черноволосой девочки, чей отец был садовником при царском дворе, а мать работала на кухне и пекла вкуснейший хлеб с изюмом, за которым Александр прибегал после обеда, и, набрав столько, сколько помещалось в руках, шел в город, и угощал знакомых сверстников. Никогда прежде не приходилось видеть ему такой красоты. Темно-карими глазами взглянула на него девочка при первой встречи и, тронув сердце, смущенно отвернулись. Пробежавший румянец украсил и без того милое загоревшее личико с вздернутым носиком. Это была взаимная любовь с первого взгляда. До этого момента ничего сильнее юный Александр еще не испытывал, даже когда подружился с Буцефалом, что уж говорить о таких вещах, как вино, и прочие мелочи физической жизни.
Остаток дня их первой встречи Александр провел в затуманенном сознании, забыв обо всем, интересовавшем его до этого. Видение окружающего мира расплылось. Яркой картиной стоял только образ черноволосой девочки, никуда не отпускавший его внимание. Александр был не в силах сосредоточиться на занятиях, внимание было направленно не на тренировки, а голова думала о том, как ему познакомиться с очаровавшей и пленившей сердце девочкой, за что услышал несколько упреков от Клита.
Единственный, кто разгадал секрет этой рассеянности, был Аристотель. К этому моменту он был знаком с Александром около полугода и успел сдружиться с ним, и понять его внутреннюю природу.
На следующий день Александр с колотящимся сердцем искал девочку, безрезультатно потратил на это полдня и лишь только ближе к вечеру увидел её, выходящей с матерью из дворца, но не решился подойти. Стараясь быть незамеченным, он шел за деревьями немного в стороне, наблюдая за ней и её поведением. Она гуляла по парку со своей мамой и не замечала его. Мама с дочерью шли по садовой алее, по правую и левую сторону от которой были посажены высокие кедры. Шли они медленно, непринужденно о чем-то беседуя, изредка посмеиваясь. Александр не слышал, о чем они говорили, но видел их хорошее настроение, а самое главное, видел ту, которая заставляла его сердце биться сильнее, чем обычно. Тепло растекалось в груди при одном только виде длинных черных волос, падавших на плечи, и худеньких девичьих рук, сцепивших пальчики в замок за спиной.
Уже вечерело, дневная жара спала, оставив после себя теплый вечер. С моря веяло прохладой. Девочка и её мама присели на стоявшую под большим кедром скамейку, продолжая о чем-то разговаривать. Девочка улыбалась, сводя Александра своей улыбкой с ума, и кивала.
Сменив место расположения, Александр спрятался среди густых кустов, за которыми его было не видно, и, раздвинув ветви, продолжал наблюдать. Кусты находились на противоположной стороне, у самой аллеи. Через них Александр видел все, что делала девочка.   
--- Пригласи её на прогулку, --- услышал он и вздрогнул от неожиданности.
Резко обернувшись, он увидел Аристотеля, стоявшего неподалеку и срывавшего с дерева яблоко. Эта фраза была сказана как бы вскользь, словно наставник проходил мимо и совершенно случайно заметил Александра. Аристотель всегда мог подсказать, как поступить даже в самой неразрешимой ситуации, за что Александр его очень ценил. Учитель всегда был открыт для общения с царевичем, и никогда не приходилось видеть его зазнайства. Будучи одинаково обходительным со всеми, Аристотель прекрасно находил общий язык как с царем и виднейшими учеными, так и со слугами и маленькими детьми. На подсознательном уровне Александр рано усвоил этот урок равенства в обхождении с людьми, и использовал его всю жизнь, за что и был любим своими воинами и жителями своей страны.
--- Ты напугал меня! --- вполголоса прошептал Александр.
--- Не думал, что это будет так легко сделать, --- усмехнулся Аристотель.
Понимая, что его поймали с поличным, Александр решил пойти в наступление.
--- Что ты тут делаешь? --- спросил он.
--- Да так… прогуливаюсь. В этой части сада растут вкусные яблоки, --- сказал он в оправдание. --- Хочешь попробовать?
И он протянул сорванное яблоко.
Со стороны эта ситуация выглядела детской, смешной и совершенно нелепой, особенно для взрослого Аристотеля, что он прекрасно понимал.
--- Ага, яблоки! --- с доброй усмешкой подразнил Александр.
--- Не стыдись своих чувств, --- Аристотель решил не играть спектакль, а сразу начать взрослый разговор двух мужчин. --- Мужчины и женщины созданы для того, чтобы быть единым. Они созданы, чтобы дополнять друг друга. Твои чувства совершенно естественны. Все проходят через это, и ты не исключение.
; Но я никогда ничего подобного не испытывал. При виде её моё сердце начинает биться сильнее, чем обычно. Как будто что-то взволнованно трепещется в моей груди, --- пытался он передать плоскими негибкими словами непередаваемое.
--- Ты еще молод, и существует множество ощущений, которые тебе только предстоит испытать.
Аристотель взял его за плечо, и они вышли на тропинку. Александр косился в сторону скамейки, строя предположения: «Не догадается ли девочка, что он делал за этими кустами?»
Женщина кивнула, увидев их, а девочка от неожиданности открыла рот, но тут же одернула себя и села прямо, выпрямив спину.
Как она была хороша в этот момент! Её внешняя красота в сочетании с изящными манерами пленили Александра еще сильнее.
--- Что мне делать? --- прошептал Александр не то себе, не то задавая вопрос Аристотелю, теребя руками нижний хитон.
В этот момент мама с девочкой встали с лавочки и пошли во дворец, проходя мимо беседующих. Чем ближе подходила эта красивая девочка, тем сильнее волнение захлестывало Александра. Совершенно непроизвольно он начал еще сильнее теребить хитон влажными от волнения ладонями, пытаясь восстановить темп своего сбившегося дыхания. 
Улыбаясь, Аристотель пожелал спокойной ночи женщине и, слегка поклонившись ей, перевел взгляд на девочку: «И Вам спокойной ночи».
Девочка широко открыла большие красивые глаза и смущенно прижалась к маме. Обняв её, женщина так же, с улыбкой, пожелала спокойной ночи Аристотелю и Александру и пошла дальше. Не отводя взгляда, Александр смотрел вслед уходящей девочке.
Маленькая красавица уходила все дальше и дальше, а влюбленный мальчик все смотрел и смотрел ей вслед в надежде, что она обернется и взглянет на него --- для него это было важно, ведь одним этим поступком она бы подтвердила или опровергла свой интерес к нему. 
Тем временем девочка подходила уже к самому изгибу тропинки, за которым деревья должны были скрыть её, и тут она неожиданно обернулась и бросила в сторону Александра как бы случайный взгляд. Этого мимолетного взгляда Александру хватило, чтобы набраться уверенности, и дар речи постепенно стал возвращаться к нему.
--- Как ты думаешь, я нравлюсь ей? --- выдавил Александр.
--- Без сомнений! --- уверил Аристотель.
Александр расправил плечи и выпрямил спину.
В тот вечер они еще немного поговорили с Аристотелем, и, отправившись спать, Александр твердо решил, что завтра познакомится с этой девочкой, чего бы ему это не стоило. Беседа с учителем придала уверенности в себе.
Утренние лучи солнца коснулись сонного лица Александра. Потянувшись, он продрал глаза и взглянул в окно.
--- Прекрасная погода, --- сказал он про себя и, сбросив одеяло, поднялся на ноги.
Утренняя свежесть наполняла комнату. Не успев сделать и шагу, он вспомнил о своем вчерашнем решении. Сейчас, утром, оно казалось ему очень неудачным. Он почувствовал себя неловко и как-то застеснялся вчерашних мыслей.
Умывшись и позавтракав, он пошел в школу. Все мальчики, обучавшиеся вместе с ним, были уже на месте --- и Гефестион, и Филота и другие. Александр занял свое место в общем круге и в разговорах с друзьями ждал Аристотеля. Никто из них даже не догадывался о новых чувствах Александра. Возможно, для остальных мальчиков чувство любви было незнакомо. Но и Александр не хотел никому говорить о них, разве что Гефестиону, своему самому близкому другу. После занятия Аристотель подмигнул своему ученику, мол «все у тебя получится».
 И вновь слова матери «Никогда не сомневайся!» пришли в голову и заставили поверить в себя.
На ходу придуманная отговорка оказалась удачной, и друзья ушли в город одни. Оставшись в одиночестве, Александр с дрожью в руках и стуком сердца отправился искать черноволосую девочку. Шел он медленно, но, как всегда и бывает в подобных ситуациях, когда оттягиваешь какой-то момент, он приходит настолько скоро, что застает врасплох. Вот так же было и с Александром.
Едва он свернул в сад, как увидел объект своих грез в нескольких шагах от себя. Одна, совершенно одна, она сидела на скамье, спрятавшись под тенью кедра от жарких лучей солнца. Александр остановился от неожиданности. Девочка подняла свои большие глаза, взглянув на него, но тут же опустила их вниз. Она немного смутилась, но не захотела, чтобы Александр заметил. Румянец, заигравший на её щечках, выдал бы её, если бы Александр не был так растерян. Пытаясь казаться невозмутимой и более взрослой, девочка сделала серьезное выражение лица и вновь подняла глаза на стоявшего напротив юношу. В тишине повисшей паузы, которую и нельзя назвать паузой в диалоге или паузой в каком-то действии, а просто паузой, оба они чувствовали, как бьются сердца и как пауза становится все нестерпимее.
--- Меня зовут Александр, --- представился он.
--- А меня… --- начала девочка.
--- Тебя зовут Доротея. Я знаю, --- перебил Александр.
--- Откуда? --- в голосе девочки ярко слышалось чрезвычайное удивление, и даже смущенность улетучилась в этот момент.
--- Я слышал, как твоя мама окликнула тебя вчера.
Девочка вздернула бровями и положила ладони к себе на колени. Вновь повисла пауза. Вчера вечером Александр придумал, под каким предлогом он подойдет к девочке, что спросит, что расскажет, а сегодня утром повторял это несколько раз, но неожиданная встреча свела всю подготовку на нет, и все, что он готовил, пришло в негодность. Приходилось на ходу придумывать вопросы.   
--- Почему ты одна? --- сказал он первое, что пришло в голову.
--- Мама занята на кухне, а отец подстригает деревья в дальней части сада, --- ответила девочка и кивнула головой в сторону. --- А у тебя занятия уже закончились?
--- Да.
--- А почему ты здесь, а не ушел с друзьями туда, куда вы обычно уходите после занятий с Аристотелем?
Александр вспомнил нелепую ситуацию, когда Аристотель подловил его наблюдающим за Доротейей, и ему показалось, что девочка догадывается, что неслучайно Александр оказался один недалеко от того места, где она сидела с мамой.
--- Отец просил зайти к нему после занятий, --- соврал он, не желая назвать истинную причину.
Александр подошел ближе к Доротее и сел на лавочку рядом с ней. Оказавшись рядом, он почувствовал, как сердцебиение участилось и затруднилось дыхание --- подкрадывалась очередная неловкая пауза. Судорожно Александр перебирал в голове подходящие вопросы, но все, что приходили на ум, казались глупыми и неподходящими к ситуации. 
--- Тебе нравятся уроки с Аристотелем? --- спросила Доротея и, сама того не подозревая, спасла ситуацию, от приближения которой у Александра уже капельки пота проступили на лбу.
--- Очень. Аристотель знает много интересного и поучительного. Сегодня он рассказывал нам о том, как давным-давно люди строили храмы и жили в них, проводили важные церемонии, об образе жизни монахов, об их служении богам и человечеству, и о многом другом. Представляешь, очень давно люди строили храмы близко друг к другу, на таком расстоянии, чтобы странствующие монахи успевали в течение дня перейти из одного храма в другой и не ночевали под открытым небом. А еще это было сделано для того, чтобы невидимая связь между храмами была сильнее. Не знаю, что Аристотель имел ввиду, говоря об этом, но он попросил сейчас это просто запомнить, а придет время, и он пояснит, что имел ввиду. Я думаю, это имело какой-то сакральное значение, о котором нам еще рано знать! --- и Александр увидел, как Доротея смотрит на него почти в упор, не отводя взгляд, внимательно, даже с жадностью, слушает каждое слово, --- ты с таким интересом слушаешь, когда я рассказываю историю. Тебе нравиться узнавать что-то новое?
--- Да. Я бы с удовольствием училась с вами, но мне нельзя.
Александр вспомнил, что Доротея не из знатного рода, а её родители только прислуга при дворе. Что-то щелкнуло внутри Александра и привело к ощущению неловкости от своего знатного происхождение. Впервые с ним случилось нечто подобное.
--- Это не справедливо, --- решил Александр и сказал об этом девочке. --- Если человек хочет что-то знать, он должен иметь возможность получить эти знания.
Доротея удивленно взглянула на него.
--- Ты очень великодушен, Александр. Ты не такой, как остальные твои друзья.
--- У меня хорошие друзья.
--- Я не говорю, что они плохие, просто они отличаются от тебя. Например, мало кто из них общается с ребятами из незнатных родов, а если и общаются, то ведут себя высокомерно. А ты не такой. Ты думаешь о других людях и относишься к ним как к равным.
--- Не знаю. Я не веду себя с ними как-то намеренно хорошо. Я считаю, что если мне люди ничего плохого не сделали, тогда почему я должен делать им плохо. И вообще они же не виноваты, что родились не в знатной семье. Верно?
--- Верно.
--- И незнатность происхождения не делает из них плохих людей.
--- Это тоже верно, --- и Доротея одобрительно кивнула головкой.
--- Послушай, Доротея, а давай я буду каждый день рассказывать тебе то, о чем накануне нам говорил Аристотель.
Это была замечательная мысль, поскольку для её реализации Александру предоставлялась возможность каждый день встречаться с Доротеей.
--- Это было бы замечательно. Может, даже и не каждый день, а хотя бы через день. Разве ты сможешь тратить на меня свое время?
--- Мне это несложно. Как раз, рассказывая тебе, я буду сам закреплять услышанное.
--- Ну, тогда я не против! --- улыбнулась девочка.
Её сказочная улыбка в очередной раз пленила юное сознание мальчика, и приятное чувство взаимной симпатии растеклось у него в груди. Невольно он и сам улыбнулся. Это была не улыбка, которой он улыбался при встрече с Аристотелем или Клитом. Не улыбка, с которой он встречал мать и отца. Не улыбка, с которой он одерживал победы в игровых сражениях. А улыбка, которой улыбается человек в сладостные минуты трепетных ощущений, направленных к еще не знакомому человеку, но уже как будто близкому и родному. Вся неловкость и неуверенность улетучились, и на их место пришло понимание того, чего каждый из них по-своему хотел и боялся подумать иначе, а именно, чувство большой взаимной любви. Спустя много лет и Доротея, и Александр могли бы сказать, что это была всего лишь симпатия, но к моменту их встречи, ни один из них не испытывал больших чувств и сравнить им было не с чем. Поэтому, для них и было то настоящей большой любовью.   
--- Пойдем, погуляем по саду? --- предложил Александр.
--- Пойдем, --- согласилась Доротея все с той же обворожительной улыбкой.
Долго они гуляли по дворцовому саду, проходя многократно по одним и тем же тропинкам. Темы разговора плавно чередовались, оставляя после себя массу ярких впечатлений. Казалось, даже погода радовалась вместе с ними: солнце светило им с чистейшего синего неба, деревья тихо стояли вдоль тропинок, не шелестя листьями, а птицы пели под негромкий разговор гулявших. Практически никого они не встретили во время своей первой прогулки --- только отца Доротеи, удивленно проводившего их взглядом, нескольких охранников, настолько занятых своей работой, что даже не обративших на влюбленных никакого внимания, и, конечно же, Аристотеля, никогда не оставлявшего своего ученика без внимания. Когда Аристотель понял, что беспокоиться не о чем, он подмигнул обоим и поспешил удалиться.
Солнце совершило привычный маршрут по небосводу и уже коснулось небосклона, когда возлюбленные подошли к дворцу.
--- Как же быстро пролетело время, --- с досадой проговорила Доротея. --- Жаль, что ты не можешь властвовать над ним!
Александр держал её руку, не желая отпускать, и смотрел в большие глаза. От сегодняшнего дня он ждал много меньше, чем получил. С благодарностью за проведенное время он со страхом коснулся губами руки возлюбленной, чем вызвал её сильное смущение, и напомнил о скорой встрече, когда он расскажет ей о своем уроке с Аристотелем.   
--- Буду ждать, --- ответила Доротея.
Не чувствуя под ногами земли, Александр помчался к Аристотелю, рассказал о прошедшем дне и затем, воодушевленный еще и встречей с учителем, пошел спать. До полуночи прокрутился он в постели, размышляя о дне пройденном и мечтая о дне завтрашнем, пока наконец не уснул.
Почти каждый день влюбленные проводили вместе много времени. Сразу после занятий Александр оставлял друзей и бежал к возлюбленной Доротее. Он был безумно рад, пересказывая своего учителя. Сбивчивые поначалу рассказы, с каждым днем становились все более уверенными и убедительными. С чувством собственного проживания каждого из своих рассказов Александр пересказывал Аристотеля, учась наделять каждое свое слово какой-то невидимой силой. Эта невидимая сила в дальнейшем помогала в дальних походах и перед кровавыми сражениями, когда было необходимо настроить, поддержать, а где-то и повышенным тоном убедить воинов. Прекрасный от своей новизны момент ухаживания был запоминающимся для обоих. Несколько месяцев они встречались, гуляли, обменивались подарками. В это время Александр почти перестал общаться со своими друзьями, проводя все время с возлюбленной. Общение с товарищами ограничивалось временем учебы. Однако это не вызывало ревности с их стороны, скорее наоборот, при возможности они по-дружески подшучивали над Александром, называя их обрученными. Это были именно товарищеские шутки, а не злые насмешки, вызванные ревностью и завистью. В юношеском возрасте мужская дружба, избавленная от желания овладеть принадлежащим другу, была сильнее, чем во взрослом, когда соблазн от поставленного на кон будет значительно выше и искушение сильнее.
Больше Александр не прибегал на кухню за хлебом с изюмом, вместо этого Доротея сама приносила его почти ежедневно, и они, устроившись в тени кого-нибудь дерева, совместно поедали его за разговорами о далеких странах, исторических сражениях, придаваясь фантазиям и мечтам.
Когда они были вместе: гуляли под солнцем или под дожем, сидели у костра или под звездами, купались в прохладной воде или осматривали лабиринты дворца, --- они были счастливы. Мир переставал существовать на это время, а в открывшемся новом мире не было места ни для кого, кроме них.
Александр и Доротея любили друг друга, как это могут делать дети. Не испытывая прежде таких чувств, им обоим казалось, что любовь будет длиться вечно и даже после их смерти, спустя много лет прожитых вместе, они будут продолжать любить. Каждый из живущих помнит свою первую любовь и первые романтические отношения. Только со временем эти чувства сменяются новыми, зачастую более сильными, однако частые удары сердца при виде любимого человека, перехваченное дыхание, слабость в ногах запомнятся каждому, поскольку это происходит впервые в жизни человека. Александр любил девочку, это была его первая любовь, и она была первой, на кого указал ему Гимерот --- бог плотской любви и любовного наслаждения.
В тот же день, когда Александр познал вкус близости с Доротеей, он пришел к своему учителю и поведал о случившемся. Ему были в новинку ощущения, испытанные во время близости, он не понимал, что делать ему теперь, но, несмотря на это, он не хотел услышать совета от учителя, не хотел узнать его мнение, он просто хотел поделиться с ним пережитым. Сейчас Александр сам ощущал, как его внутренний мир изменился, добавилось в него новое, приятное ощущение, испытать которое хотелось вновь. Внутренне он повзрослел и стал более зрелым, чем его сверстники, и ощущение детской беспечности осталось позади.
--- Поздравляю, Александр. Теперь ты настоящий мужчина! --- сказал Аристотель, выслушав рассказ.
--- Не считаешь ли ты, что я поступил плохо?
--- Женщины созданы для любви. Нет ничего плохого в твоем увлечении. Ты ведь любишь её?
--- Да.
--- Люби, пока позволяет время и возраст.
--- А потом? --- удивился Александр. --- Разве взрослые не любят?
--- Если говорить о природе самих чувств, то любовь и привязанность делают из мужчины осла. Он становится привязан к женщине, и каждое расставание дается с большими внутренними переживаниями. Что касается секса, то это удовольствие забирает у человека массу сил --- я думаю, ты это уже заметил --- и в бою от такого воина не будет толку. Когда-то тебе может представиться шанс стать правителем мира, и неужели ты пожертвуешь этим ради минутной физической радости? Более того, тебе предстоит много странствовать по свету, и оставшийся дома любимый человек будет всегда отвлекать твои мысли от предстоящих сражений. Лучшее для царя --- к моменту похода уже не любить свою жену, сделав её всего лишь матерью своего сына-наследника.   
Аристотель старался с детства дать знания о суровости этого мира, воспитывая из Александра не только умного человека, но и непобедимого завоевателя. Аристотель считал, что человек сам сможет отказаться от того или иного искушения в жизни, только прежде испив его сполна.
--- Александр, получай удовольствие от каждого момента жизни. Каждый момент неповторим. Сейчас ты начал новый этап жизни, и мне надо кое-что рассказать тебе. Не возражаешь, если мы немного пройдемся?
И они пошли подальше от посторонних ушей, в дальнюю часть дворцового парка, где и расположились среди высоких кедров
--- Несмотря на то, что мужчина и женщина похожи между собой, они полны противоположностей. Думаю, ты уже замечал это. Несмотря на множество физических и психологических отличительных аспектов, есть еще кое-что.
Аристотель задумался и потом продолжил.
--- Мужчинам свойственны непостоянность, активность и скорость, в то время как женщины более медлительны, спокойны, они женственны, и, в конечном итоге, они сильнее мужчин, как ни парадоксально. Можно сравнить мужчину с огнем, а женщину с водой. Вода с легкостью потушит огонь, как бы ярок он не был. В нашем мире у всего есть своя пара: огонь и вода, земля и небо, солнце и луна, мужчина и женщина. Одно не может существовать без другого.
Александр смотрел в сторону находившегося неподалеку леса, внимательно слушая своего учителя. Аристотель ненадолго замолчал, словно почувствовав, что его мысли несколько меняют направление.
--- В общем Александр, тебе надо кое-что запомнить, чтобы испытывать настоящее удовольствие от занятий любовью, ведь без секса нет полноценной жизни. Ты уже взрослый, и я могу разговаривать с тобой на такие темы. Но помни, я говорю о чистых чувствах, а не о животных инстинктах, --- уточнил Аристотель. --- Мужчина очень легко возбуждается, но и очень быстро удовлетворяется, женщина же, наоборот ; её сложно возбудить, но еще сложнее насытить. Научись контролировать себя и в первую очередь доставь удовольствие женщине.
Аристотель поведал Александру несколько способов контроля, а в конце заключил:
«Тебе следует понимать, что всему есть свои пределы. Не расточай свое семя беззаботно --- это может привести к апатии, полному безразличию и усталости».
Долго они разговаривали на будоражащие воображение темы, пока полумесяц не оказался высоко над их головами. Беседа была для юноши познавательной и произвела приятное впечатление.
Общение с Доротеей продолжалось еще какое-то время, но скоро частые дворцовые пиры стали доставлять Александру больше веселья. Где, как не здесь, он мог видеть вместе своих родных как по крови, так и по интересам. Во время одного из таких пиров он отошел в парк от всего этого веселья, поднял лицо к небу и увидел гроздьями разбросанные звезды. От такой красоты у него перехватило дыхание. Как заколдованный стоял он не шелохнувшись и смотрел в небо. Неожиданно, что-то тяжелое ударило его по голове и упало почти у самых ног. В свете луны он увидел шарообразный предмет, похожий на яблоко. Он поднял его и увидел, что это на самом деле яблоко. Повернувшись на смех, он заметил Гефестиона и Гарпала, стоявших неподалеку и державшихся за животы от смеха. Он побежал за ними, метясь на ходу в них.
Убегавшись и вдоволь насмеявшись, Александр с трудом возвращался в свою комнату. Тяжелые ноги еле поднимались, голова гудела, а глаза слипались, словно в веки залили свинец. Открыв дверь в комнату, он подошел к кровати и, не раздевшись, а только сняв сандалии, улегся на неё. Приятное расслабление пошло по телу, и очень быстро стал он проваливаться в глубокий сон. Лишь слуховая завеса окутала голову, словно внутри головы чей-то голос, совсем не похожий на его собственный, а мужской, взрослый, громко и четко произнес: «Объедини мир». Не испугавшись, а несколько удивившись, Александр открыл глаза и, оторвав голову от подушки, оглядел комнату. Висевшая за окном луна освещала её, но комната была пуста: даже легкий ветерок не гулял по ней. Посчитав, что все произошедшее ему привиделось, Александр лег на мягкую подушку и начал засыпать, как вновь, тот же мужской голос, но уже с более настойчивой интонацией произнес: «Объедини мир!» Усталость юноши была столь высока, что он даже не стал повторно отрывать голову от подушки и, только с трудом натянув на себя одеяло, поддался сонному соблазну, и уснул глубоким сладким сном.
Проснулся он лишь утром следующего дня. Все, кроме прислуги, во дворце еще спали после ночных гуляний. По пути в столовую он вспомнил мужской голос, говоривший с ним ночью. Вчера, наверное, в связи с усталостью этот незнакомый голос не произвел на юношу должного эффекта, но сейчас, вспомнив произошедшее, Александр почувствовал, как что то включилось в его голове, словно механизм, выбросив всё лишнее и ненужное, что было до этого в его жизни. Этот механизм стал неумолимо толкать его вперед и заставлял действовать.
Именно в то утро Александр осознал свою цель. Она ярким пятном уверенности стояла у него в груди. «Покорение мира» --- четкое ощущение именно этой цели встало перед ним и стало преследовать всю жизнь. Как только осознание своего предназначения проникло в сущность Александра, голос перестал говорить о его цели и надолго замолчал.
Время летело с огромной скоростью. Александр взрослел, менялся его характер и интересы. Беззаботная жизнь стала наполняться трудностями и душевными страданиями. Все больше он ощущал себя никому ненужным в родной стране. Причина была одна --- его эпирская мать, которую Александр очень любил. Из-за неё он вступил в конфликт с влиятельной придворной кликой. В этот конфликт еще добавилась гордость Александра. Гордое, порой даже дерзкое поведение и нежелание сходиться даже с самыми знатными приближенными отца, настраивало многих против него. Чуждаясь их, царевич собрал вокруг себя лишь самых близких друзей. В это товарищество молодых людей входили: Гефестион из македонской знати, Птолемей --- представитель эордейской знати, и Гарпал, происходивший из элимиотской княжеской семьи, которая долгое время не зависела от Македонии, а теперь питала неприязнь к Филиппу. Неарх, Лаомедон и Эригий были не македонцами, а греками и происходили из недавно возникшей служилой знати. В близких друзьях Александра не было никого из рода Пармениона и Антипатра, что не радовало царя, видевшего вражду между сыном, наследником престола, и самыми близкими соратниками, с которыми он вел свою политику. Александр прошел не через одно сражение и, показал себе прекрасным воином и полководцем перед жителями своей страны и, конечно же, своим отцом, уверовавшего в гениальность сына, однако, несмотря на это, искры в их отношениях разгорались все чаще.
Желание овладеть троном пропитало Александра, превратившись в непреодолимую жажду. Александр днем и ночью мечтал покорить мир и назначить себя единственным царем. Ничто не могло сбить его с этого пути --- даже женитьба отца на племяннице Аттала, человека из знатной македонской семьи. Александр знал, что если у новой жены его отца родится сын, то именно он станет законным наследником трона, и предательство со стороны Филиппа очень беспокоило Александра. Собственная гордость шла вразрез с любовью к отцу.
В день свадьбы, на торжествах в честь Диониса, Александр не находил себе места. Он не пил, не ел, проводя все время со своими друзьями: Гефестием и Птолемеем --- и наблюдая со стороны, как Филипп, Аттал и их люди придавались плотским утехам.
Около трех сот человек вели себя развратно по отношению к находящимся там женщинам. Вся эта огромная масса, собравшаяся во дворе, разделилась на две группы македонцев. Словно почувствовав себя хозяевами в чужом доме, приглашенные Аттала хватали женщин и молодых парней и силой принуждали их к физической близости. Они бросали остатки еды на пол и плевали прямо во дворце, где Александр, будучи еще маленьким мальчиком, бегал босиком.    
Глазами Александр искал ненавистного Аттала в массе грязных, облитых вином и рвотой македонских хламид. Перепрыгивая от кадра к кадру, он нашел захмелевшего Аттала с кубком вина и соседствующими рядом с ним женщинами. Грудь одной из них была оголена, а вызывающее поведение второй вызывало отвращение Александра и его друзей. Аттал что-то говорил женщинам, но голос его глушил смех и захмелевшие выкрики, пил вино, успевая ухватить проходящих мимо певцов и музыкантов.
Александр отвел глаза от ненавистного Аттала и увидел Клита. Уже изрядно захмелевший, но по-прежнему в чистом одеянии, он подошел к Александру и крепко обнял его своими сильными руками.
--- Я знаю, о чем ты думаешь, Александр, --- начал он, --- но это всего-навсего политика!
Александр молчал в ответ. Обняв Клита, он несколько раз похлопал его по спине.
--- Сегодня гуляем, Александр! --- сказал Клит и обвел рукой  собравшихся людей.
--- Даже свиньи не ведут себя так! --- брезгливо ответил Александр, наблюдая за гостями. Его голос дрогнул от обиды.
--- Прости их, Александр, они наши гости, --- произнес Клит.
Александр отпил вина из своего кубка и устремил взгляд на отца, с трудом поднимавшегося по лестнице.
Возвышающийся над всеми Филипп поднял кубок вверх, и все замолчали. В этой тишине слова царя Македонии звучали как-то по-особенному громко и ярко выражено.
--- Я поднимаю этот тост за мою жену и мою новую семью! Я прошу богов, даровать мне, македонскому царю, законных наследников, --- заявил Филипп и внимательно осмотрел всех присутствующих. Его хмельной взгляд остановился на сыне.
До этого момента Александр молча сносил все обиды отца, но после этих слов таившаяся от многих обида выплеснулась. Выставляя напоказ пренебрежение к словам отца и не желание быть одной семьей с Атталом, Александр демонстративно выплеснул содержимое кубка и, бросив его в недруга, пошел из зала под звук собственных шагов, отчетливо слышных в ожидающей тишине.
--- Как ты смеешь так себя вести? --- раздался пьяный возглас царя. --- Он мой родственник! Немедленно извинись перед ним!
--- Он мне никто! Он не был бы достоин моих извинений, даже если бы я был виноват перед ним! --- крикнул в ответ Александр через весь зал.
--- Как ты смеешь ослушаться меня? --- вскипел Филипп и, обнажив меч, неуверенной походкой направился к Александру. Сделав несколько шагов, македонский царь споткнулся и оказался лежащим на грязном полу.
--- И с этим человеком вы собираетесь идти походом на Азию? --- обратился Александр к собравшимся гостям. Голос его был тверд и решителен с легкими нотками жалости: несмотря на конфликт, он по-прежнему любил своего отца за то, что тот сделал для него в прошлом, хотя и считал его поступок предательством. --- Ты жалок, отец, --- произнес он, обращаясь к лежащему на полу отцу, и удалился.
Обида и желание отомстить всем, кто насмехался над ним сегодня, было велико. Еще во время пиршества, на котором его обязали присутствовать, ему казалось, что большинство людей избегают его и смеются за спиной.
После свадьбы отца Александр отправился в Иллирию и какое то время провел там, пока Филипп не попросил его вернуться обратно. Тут-то и произошел момент, оставивший право трона за Александром. Меч придворного офицера из гвардии гипаспистов молнией пронзил царя Филиппа, навсегда разрубив гордиев узел между отцом и сыном. Вчера оппозиционный царевич стал законным царем Македонии.
Два года он готовился к походу в Азию, который так и не реализовал его отец. И когда армия была готова, он двинулся в путь. Время, проведенное с Аристотелем, Леонидом, Лисимахом и другими учителями, заложили в Александре огромный пласт навыков и знаний, которые теперь, после убийства отца, ему приходилось применять на практике.
В двадцать один год Александр вторгся в Азию и, покоряя один город за другим, завладел всей её западной частью. До сей поры непокоренная Азия пала к ногам непобедимого завоевателя.
Много месяцев прошло с момента ухода из дома. Часто по ночам в своих мыслях возвращался он в дом своего беззаботного детства. Дом, где его согревали любовь отца и матери, где все были его друзьями и где он не задумывался о том, кто его друг, а кто враг, ибо тогда все искренне любили его --- до престолонаследия было еще далеко. И осознанно избегал он мыслей о том доме, из которого уходил. Даже не уходил, правильно бы было сказать, а бежал. Бежал либо от чего-то, либо к чему-то. Возможно, Александр сам не знал, что движет им в покорении мира. Или это потос, заставляющий соперничать с отцом Филиппом и легендарным героем Дионисием, или стремление познать весь окружающий мир, не ограничиваясь одной только страной, или постоянно напряженные конфликтные ситуации, или еще что то, что он пока не мог постичь. Но с полной уверенностью можно сказать, что причина была не только в том мужском голосе из юношеского времени. Был еще и необъяснимый внутренний позыв.
Конфликты с отцом до его смерти, скрытая зависть окружающих и, нескрываемая вражда с Аттилом, темными пятнами легли в душе Александра. Сильный по природе своей, но в то же время очень мягкий и ранимый, много ночей провел он в раздумьях о прожитых периодах своей жизни, надеясь, что впереди его ждет славное будущее. Без горя нет удач --- он знал это наверняка.
Ведя свое многотысячное войско через пустыни, реки, горы, много рассуждал он в беседах с близкими друзьями и самим собой об истинном предназначении цивилизации и человечества в целом. Преследуемый потерями множества своих товарищей, он начал задумываться о скоротечности жизни и внезапной смерти. Душа его разрывалась в муках и страданиях за всех погибших в боях товарищах и врагах.
Уже несколько дней армия Александра преодолевала горные хребты. Однажды вечером после долгого пути Александр оставил уставшее войско разбивать лагерь на ночлег, а сам отправился на гору осмотреть окрестности. Буцефал неторопливо поднял хозяина на вершину и остановился. Вокруг друзей простиралась природа со своим девственным лесом. Буцефал мотнул головой и фыркнул. Александр тоже уловил запах костра, шедшего не со стороны лагеря.
Тоненькая струйка дыма брала начало из глубины леса и поднималась вверх. С вершины горы было хорошо видно место, откуда поднимался дым. Александр похлопал друга по шее, и Буцефал стал неспешно пробираться вниз сквозь деревья. Высокая трава доходила до колен сидевшему верхом на коне всаднику. Возможно, здесь ни разу не ступала нога человека с тех пор, как боги создали землю. Птицы пели вечернюю песню над головами, а любопытные белки перепрыгивали с ветки на ветку, с интересом наблюдая за невиданными созданиями. Сплетённые между ветвями паутины создавали тонкие препятствия, но Александр собирал их все на вытянутую перед собой руку с мечом. Этим же мечом он рубил ветви деревьев, мешавшие продвижению.
Треск сухих палок заставил Александра резко обернуться, и удары сердца ускорились от увиденного. Позади него смирно стоял лось --- величественное животное, большое, сильное, гордое. Натянув поводья, Александр остановил Буцефала, слез и медленно, стараясь не шуметь, попытался подойти чуть ближе к лесному царю. Лось мотнул головой, сбив рогами кору с дерева, и немного отошел назад, сломав копытом несколько сухих веток. Боясь вспугнуть животное, Александр остановился и, не делая резких движений, облокотился на дерево. Темно-карие глаза умного животного смотрели прямо на него. Придерживаясь безопасного расстояния, непуганый лось наблюдал за представителем другого мира с большим интересом. Между представителями двух царств --- животного и человеческого --- было не больше пяти шагов, но и этого казалось много. Александру вдруг захотелось подойти вплотную к нему и, обхватив его могучую шею, прижать к себе, жадно втянув ноздрями естественный запах дикого животного. Ощутить, как, гладя лося руками, его ладони касаются бархатной шкуры, под которой скрываются каменные мышцы. Всю внутреннюю сущность Александра будоражило первобытное волнение. Несколько минут непрерывного контакта «глаза в глаза», и молодой царь начал чувствовать животное: его непокорность, свободолюбие. Ассоциации с его собственным миром стали приходить в голову. Множество мыслей одновременно вспыхивали в голове и тут же находили ответ или гасли в пустоте непонимания. Александр неожиданно осознал, да, именно осознал, поскольку раньше он это только понимал, но яркое осознание пришло только сейчас, что может мечом заставить людей подчиниться, но ни одного сильного духом человека он не заставит встать на свою сторону и принять его видение мира и мнение. Пока люди будут считать его покорителем, завоевателем, да как иначе, только не освободителем, он никогда не сможет объединить мир. Ибо в каждой стране, которую он поработил сегодня, найдутся сильные духом люди, которые завтра поднимут восстание и свергнут установленный им, Александром, порядок. В образе этого вольного животного он видел все страны и народы, которые уже покорил, и встреча с которыми еще впереди. Непонимание, ненависть, упреки --- вот что ждало его впереди. Тем временем лось медленно развернулся и так же тихо ушел, как и появился за спиной Александра.
Придя в себя после пережитого, Александр запрыгнул на Буцефала, и они продолжили путь к источнику дымовой струйки. Внутри Александра по-прежнему царило возбуждение. Встреча с диким животным пролетела молниеносно. Точное время Александр не знал, поскольку время исказило свои временные рамки. Однако с момента ухода из лагеря, когда он отправился на гору осмотреться, и до сего момента, прошло достаточно много времени, и солнце успело сменить свое положение на небе, существенно приблизившись к небосводу. Все время, пока продолжался контакт Александра с представителем царства животных, Буцефал спокойно стоял, словно знал заранее о предстоящей встрече, и ждал, когда же она закончится.
Запах костра стал более уловим, и Буцефал вывел Александра к небольшой хижине затерянной среди непроходимого леса. В небольшом, но очень приятном снаружи домике горел свет. Буцефал подошел к деревянному строению и остановился. Дверь со скрипом отворилась, из неё вышел худой невысокий старик с седой бородой, доходившей до груди. 
--- Прости, если потревожил тебя! --- приветствовал Александр. --- Не думал, что в такой глуши кто-то живет. Отсюда несколько дней ходьбы до ближайшего селения.
Но в ответ старик лишь жестом указал гостю пройти в дом. Отпустив Буцефала, Александр принял приглашение и переступил порог. Ветхая, но уютная хижина была в два этажа. На второй этаж вела лестница с черными крепкими ступенями. Черный цвет ступеням придавала въевшаяся пыль. Стены жилища уже потемнели от старости, но от этого внутренняя атмосфера не казалась мрачной, наоборот, Александр чувствовал спокойствие от всей внешней суеты и доброту, находясь внутри хижины. Оглядевшись, он прошел в комнату, в которой увидел стол, минуя комнату с закрытой дверью. Недалеко от стола стояла печь, от которой еще веяло теплом, стулья, и кое-какая утварь. По всей вероятности, на втором этаже была кровать и, возможно, какая-то мастерская.
Пока Александр рассматривал дом старика, тот молча поставил на массивный дубовый стол тарелку с едой и сел на стул напротив гостя. Александр видел много людей в своей жизни, но с такими глубокими всепонимающими глазами он еще не встречал. Казалось, что они знают все. Старик, словно книгу, читал Александра, видел всю его внутреннюю сущность, все его страдания, переживания и радости. Взяв с тарелки хлеб, Александр откусил от него кусочек и с удовольствием принялся жевать. Долгая дорога пробудила аппетит. Пока Александр жевал хлеб с кашей, запивая водой, старик смотрел на него не проронив ни слова.   
--- Я … --- начал было Александр, полагая, что старик нем, но старик жестом остановил его и произнес:

Я вижу, кто ты, Александр.
И где твой дом, потерянный в веках.
Что будешь прыгать по Земле ты старой,
Пока не вырвешься из клетки золотой.

Сказать, что Александр растерялся, значит не сказать ничего. Сказанные слова ушли куда-то далеко в подсознание, произведя там неизгладимое впечатление, но сам он не понял их значение. Тем временем старик продолжил после короткой паузы --- не то дав время путнику прийти в себя, не то пытаясь поймать то ощущение, когда из его сердца продолжат вылетать стихи:

Ты вечный путник, заблудившийся в мирах,
Мирах своей души и лабиринтах судеб.
Никто не знает, зачем пожаловал ты к нам.
Быть может, предупредить о том, что завтра с нами будет?

Старик говорил стихам так непринужденно, что можно было принять это за его обыденную разговорную речь, казалось, он даже думает подобным образом. 
Язык же Александра был скован, а ум не так изящен, чтобы ответить старику в том же духе. Вместо ответа Александр поднялся, не доев предложенного ужина, и начал задумавшись прохаживаться по комнате, осмысливая происходящее. Старик продолжал спокойно сидеть за столом и наблюдать за гостем чистыми невинными глазами.
Безгранично глубокими глазами, полными Любви и сострадания, старец смотрел на путника, раскрывая его сущность и вытаскивая наружу все самые потаенные страхи.
«Молчание --- золото», --- подумал про себя Александр. --- «Как много этот человек, должно быть, знает, но его знание скрыты за завесой тишины. Почему он скрывает знания от людей? Зачем, вообще, нужны эти знания, если не можешь их никому поведать?» Легкая улыбка появилась на губах старика:

Не думаешь ли ты, что Знание есть благо,
Когда живешь среди напыщенных глупцов?
Вокруг гуляет ложь и самохвальство,
Уж лучше быть овцой среди волков.
Наш мир наполнен людом нетерпимым,
Зачем им знать, где темень, а что свет?
В том мире, где под маской смерти
Скрывается до боли яркий свет.

После услышанных слов, Александр невольно съежился. Впервые в своей жизни он --- великий и непобедимый Александр, правитель полмира --- чувствовал себя обнаженным перед другим человеком. Через его кожу проступил холодный пот, и руки невольно сцепились на груди. Внутреннее напряжение возросло так, что некоторую неприязнь ощутил он к старику, но, взглянув на него еще раз и увидев его доброе лицо, вся неприязнь улетучилась, и на душе резко стало теплее. Он понял, что старик не причинит ему вреда, --- вся его натура направлена на Любовь и созидание. Неловкость исчезла, сменившись восторженным интересом, и, придвинув стул поближе к старику, Александр сел напротив. Старик был счастлив как ребенок, которого с вниманием и интересом слушают взрослые. Аркадская идиллия ощущалась в этом деревянном доме. В этот момент правителю полмира не хотелось ничего: ни власти, ни женщин, ни пиров. Он только сидел напротив седого старца, ставшего ему родным за это время, и улавливал его доброту, тепло, мудрость, заключавшуюся в молчании. В это время он хотел и был готов получить какие-то глубинные знания об устройстве мира и механизмах управления жизнью --- те же, что давал ему Аристотель, и о которых он уже частично позабыл, погрязнув в мире войн и пиров.
--- Почему ты один в такой дали? --- поинтересовался Александр.
Взгляд старика остался прежним, ни одна мышца не шелохнулась на его лице, ничто не указало на его беспокойство, разве что губы слегка дрогнули, а, может, это только показалось Александру, но скоро сказал:

Каждый час идет война
Внутри с самим собой.
И нет ни отдыха, ни сна,
Одни лишь крики «В бой!»

Смерть близких, болезнь, накопившаяся усталость, бегство --- все что угодно может быть причиной ухода старика от людей. Александру не хотелось искать и выпытывать эту причину. Ему было все равно. Одно он знал точно --- это необычный старик, и его поведение, взгляд, неопределенный возраст все это только подтверждали.
--- Я не совсем понимаю твои мысли, точнее твои ответы, прости, --- признался Александр, хотя потом понял, что мог и не делать этого. Старик наверняка это понимал, --- но мне сейчас стало легче на душе, словно ты берешь эту боль себе, и мне хочется говорить и говорить с тобой. Надеюсь, ты не возражаешь.
Старец по-доброму смотрел на него, и в этом взгляде заключался ответ.
--- Есть множество вопросов, терзающих мою душу. Их очень много. Даже если я сейчас начну их перечислять, не хватит и года! Я вижу, ты знаешь больше остальных людей, и я спрашиваю тебя, не ожидая, что ты ответишь мне, однако очень на это рассчитывая. Возможно, твой ответ снимет тяжелый груз с моей души. Пусть не весь. Весь груз не снимет никто, а хотя бы его часть. Ответь мне, что ждет людей через много лет? Будут ли люди земли счастливы?
Старик задумчиво закрыл глаза и долго молчал. Когда он открыл их, Александр своим всеподмечающим глазом  уловил в них долю грусти и сожаления. А старик тем временем, отвечал:

Человечество себя исчерпает,
Мы испьем нашу чашу до дна.
Все забыли, что будет с нами завтра,
Но опыт прошлого останется навсегда.

Сказанные слова опустошили Александра. Внутри все опустилось, и слюна комом встала в горле. Пусть он не понял вторую часть из сказанного, но первая часть неприятно шокировала его.
--- Это произойдет сразу после моего правления? --- спросил он, больно сглотнув слюну.
Старик помотал головой, и Александру стало легче. По крайней мере есть вероятность, что несколько столетий после его правления будут счастливыми для людей. А что будет потом… Это будет очень не скоро.
Несмотря на храбрость в боях и жизни, Александр побоялся задать вопрос о следующих годах после своего правления. Он боялся услышать страшный ответ, который повлияет на его стремительный рывок на пути к объединению мира.
Интуитивно Александр чувствовал мудрость этого старца. Причина, побудившая его покинуть людей, была ясна. Но как много вопросов было у Александра, касающихся его самого! Не понимая, а лишь догадываясь, великий царь задавал старцу вопросы, надеясь услышать достоверный ответ, и попытаться понять хоть крупицу из услышанного. Выпрямившись на стуле, Александр посмотрел в окно. Лес накрыла пелена поздних сумерков, и только горящие свечи, расставленные по комнате, ярко освещали её. Через освещенное окно он видел спокойно стоящего Буцефала, на спине которого сидели непуганые птички. Черные деревья раскинули над ним свои щупальца, оберегая верного скакуна.
--- Я всегда думаю, правильной ли дорогой я иду. Путь мой к победе лежит через горе и страдание других людей. Людей, похожих на меня. Ради меня и из-за меня гибнут они на полях сражений. С каждым моим погибшим воином скорбь моя растет. Я умираю вместе с ним и рождаюсь заново. Ни что не по силам побороть эту скорбь --- ни вино, ни женщины, ни власть.
Старик молча смотрел на страдания Александра и после недолгого размышления сказал:

Добро и Зло --- одно и то же,
С какой ты стороны не посмотри.
Ведь зло бывает добрым,
Ну, а добро бывает злым.

Александр сел за стол и в задумчивости закрыл лицо руками. Длительные переходы, сражения, усталость давали свои плоды, часто причинявшие Александру жуткие головные боли.
--- Я устал убивать людей ради собственного господства над миром, --- говорил он старику, не убрав ладони от лица. --- Я делаю то, что ждут от меня другие, а не то, чего хочу сам. Раньше я хотел подчинить себе весь мир и посвятил своих друзей в эту идею. И вот сейчас, видя, насколько страшна цена этой победы, я уже не хочу её, но мое желание командует моими друзьями, толкая меня вперед, на причинение новых страданий.
В памяти Александра воскресло одно из сражений. В тот день он убил совсем еще юного воина --- мальчика лет четырнадцати. Александр навсегда запомнил его глаза после того, как меч пронзил тело. В угасающих глазах юноши была очень хорошо различима уходящая жажда к жизни. Смерть пришла неожиданно, когда её меньше всего ожидали. Она была совсем не нужна ему. Впереди у мальчика была целая жизнь, наполненная счастьем и мучением, любовью и изменами, дружбой и предательством, если бы не Александр. Безграничная скорбь больно кольнула его сердце, едва не обронив горестную слезу. Уловив переживания гостя, старик немного помолчал, а потом сказал:

Ты берешь меч не своею рукой,
Ты хотел бы уйти, но не можешь.
Ты игрушка в руках, как и всякий другой,
Но без выбора жить ты будешь.

Отшельник сочувственно посмотрел в глаза победоносному царю, и легкая дрожь пробежала по коже Александра.
Дверь без стука распахнулась, и в комнату быстрым шагом и с оголенным мечом влетел Клит и еще несколько воинов. Странно, но Александр не слышал никаких движений на улице, должно быть, когда Клит увидел издали дом, он осторожно подкрался к нему и, увидев через окно Александра, тут же ворвался внутрь.
--- Александр! --- произнес он с ноткой облегчения. --- С тобой все в порядке?
В этот момент он грозно взглянул в сторону человека, у которого Александр провел столько времени, но, увидев старика, понял, что опасаться нечего, и грозность его взгляда сменилась радостью.
--- Все хорошо, Клит, --- ответил Александр.
--- Мы тебя уже обыскались. Ты ушел из лагеря еще до заката солнца, а сейчас уже поздно. Гефестион поскакал осматривать леса южнее лагеря, а Филота с людьми пошел на восток.
--- Оставьте его! --- приказал Александрам воинам, направившим меч на старика, --- Клит, я уже не ребенок! --- усмехнулся он, вновь переведя взгляд на Клита. --- Тем более что времени прошло немного.
--- Это верно, --- согласился Клит и оглядел жилище. --- Ты еще останешься, Александр, или пойдешь с нами?
Старик, внимательно наблюдающий за Александром, молча кивнул головой, соглашаясь с тем, что ему пора ехать.
--- Я с вами, --- и после некоторой паузы добавил. --- Подождите меня снаружи, я сейчас буду.
Когда Клит с воинами вышел, Александр подошел к человеку, сумевшему заглянуть в его душу и разобраться в её хитросплетениях, и посмотрел в его чистые глаза. Вне всякого сомнения, это был единственный раз, когда Александр видел этого человека. Больше им никогда не суждено было встретиться. Судьба подарила им лишь одну встречу. Конечно, начинавшему путаться в своих мыслях, желаниях и не знавшему как поступить в тех или иных ситуациях --- не то, как хочет он, не то, как ждут от него другие, --- Александру этого было мало, но он понимал, что каждому своя дорога, и смирился с происходящим. Потом он крепко обнял старика, поблагодарил и вышел.
После встречи со старцем какая-то ясность появилась в голове Александра. Пусть совсем не надолго, пусть он не понимал, отчего она, но в душе что-то встало на свое место, и уже от этого было легче. Старик временно исцелил его душу.
Александр вскочил на Буцефала, и вместе с друзьями поскакал в лагерь. Когда добрались до места, Александр собрал кое-что из продовольствия, и приказал одному из воинов, который был с Клитом, когда они нашли его, отвести это старику.
Встреча со старцем еще долго не выходила из головы Александра. Он засыпал, размышляя над сказанным. Едва проснувшись, вспоминал об их разговоре. Много раз он делал тщетные попытки понять значение услышанного, но ничего вразумительного не приходило на ум.
Тем временем непобедимое войско уже подошло к самому Египту, покорив всё на своем пути. Только здесь, погруженный в мир загадочного Нила, он стал постепенно забывать о той встрече.
Египет удивлял, поражал, зачаровывал сознание македонских воинов своей красотой, величием, уникальностью храмов, дворцов и, конечно же, пирамид. Долго шло войско через леса и горы, терпя неудобства и лишения походной жизни. Много изматывающих дней провели воины в переходах через раскаленную пустыню, прежде чем оказались в Египте, и от этого только слаще показался им прием в шикарном, украшенном золотом дворце.
Несколько замечательных недель провел Александр в египетском дворце окруженный вниманием и заботой. Здесь он познакомился с Мерит --- смотрительницей дворца. Обходительнейшая Мерит не давала скучать правителю Азии, постоянно развлекая его танцовщицами и музыкантами, ораторами и поэтами. Проявляя большой интерес к культуре Египта, Александр удостоился уважения со стороны как смотрительницы дворца, так и её подчиненных. Целыми днями мог проводить он в библиотеке, изучая иероглифы на папирусах. Уходя с головой в их изучение, он отдыхал от физически нагрузок, связанных с длительным переходом.
Однажды ночью он проснулся от того, что кто-то теребил его за плечо. Открыв глаза, он увидел Мерит, стоявшую перед ним в темной одежде. Она приложила палец к губам и шепотом попросила не шуметь. Александр с недоумением поднялся, одел данную ему одежду и, стараясь не издавать лишнего шума, вышел из комнаты, следуя за ней. Ни одного стражника не встретили они на своем пути. Видимо, было уже настолько поздно, что даже его друзья македонцы отошли ко сну. Идя по дворцу, они свернули в потайную дверь и оказались в длинном коридоре. Мерит взяла приготовленный на стене факел и осветила коридор. Висевшая повсюду паутина бросала тень на стены, отчего казалось, что её ещё больше.
--- Куда мы идем? --- с опасением спросил Александр. Не понаслышке знал он о скверных нравах восточных народов.
--- Ни о чем не беспокойся! Тебе нужно там быть, --- произнесла Мерит, и в её голосе послышались нотки волнения.
Когда Мерит и Александр вышли из потайного коридора, Александр понял, что находятся они за пределами дворца. Искусно замаскированная дверь с наружной стороны стены была совершенно незаметна. Хорошие специалисты трудились над строительством дворца в свое время. Александр накинул по просьбе Мерит на голову платок, чтобы оставаться незамеченным, они сели в приготовленную колесницу, и связка из двух лошадей тронулась. Выехав за пределы города, Александр прислушался к своей интуиции. Никакого волнения оно не выдавало. Они были одни, и беспокоиться было не о чем.
Мерит прекрасно управляла колесницей, и Александр мог со спокойной душей любоваться яркими звездами, усыпавшими ночное небо. Ночь казалась довольно холодной даже для привыкшего ко всему Александра, однако Мерит совсем не подавала виду что ей холодно. Это была настоящая восточная женщина, гордая и не желающая ни в чем признавать свою слабость. Вдалеке заблестели маленькие огоньки, и Мерит направила колесницу прямиком на них. От такой ночной прохлады звезды казались особо яркими и завораживающими, особенно созвездие Ориона казалось более таинственным, чем прежде. За всю поездку спутники не произнесли ни слова. Александр чувствовал напряженность Мерит и решил не начинать первым разговор, посчитав, что уж если это сюрприз, то не стоит его узнавать раньше срока.
Тем временем, колесница подъехала к огонькам, оказавшиеся двумя зажженными факелами. Лишь в их свете ошеломленный Александр увидел величественно возвышающуюся пирамиду. Колени стало потрясывать от такого зрелища. Пирамида была столь высока и велика, что факелы освещали лишь её малую часть, а остальная часть слабым силуэтом виднелась на фоне ночного неба.
В темноте пирамиды показались две фигуры невысокого роста, и тут же попали в свет факелов. Это были два египтянина в белых одеждах. Их головы были гладко выбриты, а глаза аккуратно накрашены. Александр никогда не понимал причины этих действий, они казались ему слишком женственными и ненужными, но он также понимал, что это неотъемлемая часть культуры Нила, и никогда не относился к этому с презрением, лишь с легким непониманием.   
--- Это стражники пирамиды, --- пояснила Мерит. --- Их предки охраняли её секреты много веков, а сейчас это делают они. Тебе не нужно опасаться их.
Александр кивнул им, не проронив ни слова, и они ответили тем же, слегка улыбнувшись. Взяв Александра за руку, Мерит пошла следом за жрецами по высоким ступеням вверх, к входу. Рука её дрожала от волнения, то крепко сжимая ладонь, то резко расслабляя её. Совершенно непонятное волнение охватило и самого Александра. С каждым шагом оно поглощало все больше и больше. Поднявшись, Александр увидел в свете факелов вход в эту величественную пирамиду. Сразу за входом длинный узкий коридор спускался вниз. По его стенам висели зажженные факелы. Жрецы посмотрели на Мерит и Александра, молча спрашивая, готовы ли они идти дальше. Один из жрецов пошел первым вниз по коридору, а второй замыкал цепочку. Коридор был узок, и шли они друг за другом.
Всё то время, пока Александр шел по лабиринтам пирамиды, первоначальное волнение пропало так же внезапно, как и появилось. Только легкое головокружение и легкость в своих движениях чувствовал он. Но стоило оказаться в камере, как волнение с новой силой пробило его вновь. Вибрации волнами накатывались на ничего не понимающего Александра, тряся его и передергивая.
--- Это камера Фараона, --- сказала Мерит.
В камере уже все было готово к какой то церемонии. Лежал египетский крест, называемый анхом, как узнал Александр из папирусов, и еще приспособления, которые он видел в письменах, но не помнил их названия и значения, стоял саркофаг. Камера была ярко освещена двумя факелами, в свете которых были отчетливо видны рисунки на её стенах, и звезды на потолке. Молчащие всю дорогу жрецы отошли в дальний угол камеры и ожидающе смотрели на Мерит. Несмотря на то, что происходящее казалось Александру странным и не находило место в его привычном миропонимании, ощущение пребывания здесь раньше преследовало с того момента, как он оказался внутри пирамиды. Сейчас, войдя в эту камеру, к этим ощущениям прибавились еще состояние легкого опьянения и беспричинной паники, с которой Александр даже не пытался бороться, а только лишь воспринимал как неизбежное. 
Мерит встала напротив царя и, с трудом сдерживая волнение, начала свою речь.
--- Александр, эта чудесная ночь навсегда изменит твою жизнь, придав ей новую призму, сквозь которую ты будешь наблюдать за этим прекрасным миром. Ты божественен! И ты должен всегда помнить это, идя по миру со своей сакральной миссией, --- голос её дрожал. --- Сейчас ты должен пройти инициацию, время для которой уже пришло.
--- Нет, Мерит! --- категорическим отказом ответил Александр.
Он не стал объяснять причину, но для него она была предельно ясна. Еще от своего учителя Аристотеля он знал, что при помощи ритуалов можно воздействовать на поведение человека, и где как не в Египте с его многовековой историей магии знать, как это лучше сделать. Он боялся быть порабощенным и впасть в зависимость от желания египетской подданной, готовой пойти на все ради сохранения целостности своей страны.
Ощущение легкого опьянения накатилось с новой силой, и паника едва не вырвалась из груди.
--- Нет! Нет! --- вскричал он сквозь бьющую по телу вибрацию.
Сознание помутилось и отошло на второй план, пропустив вперед нечто, не зависящее от его желания. Невидимая программа поведения взяла его в свою власть, повелевая через него и действуя как посчитает необходимым.
--- Я согласен, --- обреченно сказал Александр, повинуясь заложенной до рождения программе.
Мерит кивнула и обратилась к жрецам на их родном языке. Стражи пирамиды подошли к инициируемому и, взяв под руки, подвели к центру камеры. Александр в полуобморочном состоянии едва стоял на ногах в ожидании дальнейших событий.
Пока жрецы держали его под руки, Мерит взяла анх и встала напротив. Она что-то говорила, но Александр не мог разобрать её слов сквозь окутывающий вакуум. Поднеся  анх ко лбу и держа его на расстоянии ладони, она продолжала шевелить губами, смотря инициируемому прямо в глаза. Закончив говорить, она коснулась анхом лба Александра…
…Яркая вспышка взорвалась, и чувство небывалой прежде легкости мощным взрывом растеклось по всей его сущности и сознанию…
…Шарообразный предмет, приближающийся к нему в черном бескрайнем пространстве. --- Это была Земля с повернутой к нему Гондваной, он знал это точно. Сквозь толстое стекло иллюминатора видел он, как покрывающая всю её поверхность вода оставляла немного места для одиноко блуждающего материка…
…Жаркий спор с себе подобными существами о необходимости оставить в неприкосновенности созданных рабов, после того как их задача выполнена…
…Черно-красные деревья грустно стоят у подножья скалистых гор… заходящее солнце бросает лучи на планету-спутник, делая воздух золотистым… и болезненное чувство сожаления о неизбежности финала деградирующей расы, обреченной почти на полное исчезновение…
…Страшное зрелище стремительно надвигающегося темно-синего потока, грохочущего и отделяющего его от привычной жизни… падение… прозрачные вертикальные воронки, повсюду появляющиеся в пространстве и беспощадно поглощающие в себя всех живых существ…
…Огромная пирамида… саркофаг… блаженное единение с Вселенной в усеянном миллионами звезд Космосе…
Очнулся Александр лежащим на каменном полу. Рядом с ним стояли Мерит и жрецы, проводившие инициацию. Как не пытался Александр, ни одна крупица воспоминая произошедшего с ним в это время не отразилась в его памяти. Ощущение было превосходным, от предшествующего недомогания не осталось и следа, словно он выполнил свой долг, и совесть его очистилась. 
--- Поздравляю, --- произнесла Мерит, --- ты закончил то, что когда-то начал!
После увиденного божественное происхождение гордостью воссияло в нем. Назначив себя фараоном, сыном Амона и возведя в пантеон богов, он требовал воздать себе почести, которых удостаивались лишь боги. Резко встрепенувшаяся в нем гордыня удивила в первую очередь близких друзей, которых теперь царь держал на расстоянии и требовал от них почестей и уважения, которых чуждался прежде. Много конфликтов разжигало его высокомерие, пока он, наконец, не переосмыслил свое положение и не вернулся к прежнему образу жизни и поведения, однако след божественной природы и принадлежности к созданию людей остался, проявляясь во вспыльчивости и критике.
Причина его появления в волшебной стране Нила была решена, и в скором времени войско македонцев продолжило свой долгий и опасный поход в покорении мира. Проходя через Месопотамию, македонскую армию встретила поджидающая армия Дария.
Разбив лагерь близ Гавгамел, уставшие от утомительного пути воины отдыхали, а Александр со своим ближайшим окружением --- Парменионом и его сыном Филотом, Антигоном, Пердиккой, Леонидом, Неархом, Палисперхоном, Клитом, Птолемеем и Гефестионом --- укрылись в палатке обсудить план предстоящей битвы.
Одержав множество славных побед, Александр со своим войском вышел к казавшейся для многих кульминационной битве против персидского царя Дария, захватившего половину мира, известного Александру.
Огромная и многонациональная наемная армия Дария внушала ужас. В том числе и македонской армии. Сто восемьдесят тысяч хорошо обученных наемников, вооруженных невиданным оружием, встала на пути сорокатысячного войска до сей поры непобедимых македонян. Ни Дарий, ни Александр не знали горечи поражений.   
Беседа затянулась до самого вечера. Опечаленный непониманием своих решений Александр покинул палатку. Проблема поколений дала знать о себе. Парменион и Антигон, два взрослых и опытнейших воина, не поддерживали его точку зрения. Александр чувствовал и понимал, что армия персов --- это группа наемников, сражающихся за золото, а не за свободу и не за собственную честь. Смерть Дария приведет их в замешательство. Поняв, что Дария нет и платить им не будут, они разбегутся сами. Парменион, Антигон и некоторые другие, не поддерживающие Александра, настаивали на перегруппировке и пополнении армии, чтобы уже потом, когда численность армии будет увеличена, одолеть персидское войско. Александру было непонятно, почему эти взрослые люди не понимают таких элементарных вещей: зачем идти напролом, если можно обезглавить армию и наблюдать со стороны за её бегством.
Погруженный в собственные мысли, он не заметил, как дошел до края лагеря, глядя на слабо выраженный горизонт. Облака закрывали большую часть звезд, а без пяти дневная луна затаилась высоко в небе, освещая большой кусок неба вокруг себя. 
 --- Вот ты где, Александр! --- сказал подошедший сзади Гефестион.
Александр обернулся. Юношеское лицо его друга было украшено шрамами, полученными в сражениях. Он помнил, как Гефестион получил каждый из них. Помнил свои переживания в тот момент. Завернувшись в шкуру, Гефестион смотрел на него глазами, полными грусти и понимания. Александр не понимал, как такой искусный юноша мог быть безжалостным воином на поле боя. Его доброта и человечность едва уживались с жестокостью в бою.
--- Они стары, Александр. Прости им их непонимание! --- сказал Гефестион.
--- Зачем проливать кровь невинных людей, пытающихся заработать деньги на нужды своих семей, если можно посредствам меньших жизней убить их хозяина и дать им возможность спастись бегством? --- взмолился Александр.
--- Ты добр и великодушен! Но не требуй и от других того же! Ими движет любовь к богатству и славе. У тебя все это уже есть, и ты ищешь другие ценности в жизни.
--- Только ты понимаешь меня, мой друг Гефестион! Раньше я хотел стать царем всего мира, но сейчас, видя цену моих желаний, я не хочу больше этого. Я хочу видеть одно огромное государство, неважно, как оно будет называться, или Греция, или Македония, или еще как то, главное, чтобы оно было едино. Не будет в нем войн и насилия. Править в нем будет мир и гармония. Доброта и справедливость будут в сердцах людей, уставших жить в страхе. Я не хочу видеть смерть моих воинов так же, как и смерть персов. Чем они хуже нас? Они такие же люди, как ты и я, Гефестион! --- и он потряс друга за плечи.
-- Боги благосклонны к тебе, Александр. Они позволили тебе прийти сюда и помогут пройти дальше, --- сказал Гефестион, когда они шли по лагерю.
Воины занимались своими делами: некоторые, особенно мечтательные, уже придавались мечтам о богатствах Вавилона, но основная часть армии грелась вином, завернувшись в пледы возле костров. Увидев своего царя, они вставали, выражая почтение и уважение.
--- Мы с тобой, Александр! Приведи нас к победе! --- говорили они.
--- Сражайтесь завтра так, чтобы отцы ваши гордились вами, и тогда мы одолеем Дария, --- ответил Александр, похлопав одного из них по плечу.
--- Мы сделаем все, наш царь, --- сказал Никанор.
Никанор сидел у огня, завернувшись в плед. В последнем бою он проявил смекалку и небывалое мужество. Когда его меч был выбит, он голыми руками стал уничтожать врага, вырывая им горло и выцарапывая глаза.
--- Вам нужно хорошо отдохнуть, прежде чем наступит битва. Вы должны быть полны сил. Доброй вам всем ночи, свободные жители Македонии! --- попрощался Александр и отправился медленным шагом в свою палатку, в сопровождении Гефестиона.
--- Доброй ночи, Александр! --- попрощались воины. --- Завтра нас ждет славное сражение!
Александр еще раз кивнул головой и пошел дальше. Гефестион следовал рядом.
--- Они любят тебя!
--- Надолго ли эта любовь, мой друг? --- вздохнул Александр.
Следующий день предстоял быть жарким от кипящей крови и сверкающих на солнце клинков. Когда друзья оказались рядом с палаткой, Александр обнял Гефестиона и попрощался. Зашел в свою палатку, медленно сел на землю. Слезы покатились по его щекам. Он закрыл лицо ладонями и просидел в таком положении, пока не уснул. 
Проснувшись рано утром от сильного волнения, Александр вышел на улицу. Алый рассвет вставал над полем предстоящего сражения. Немного постояв на утреннем воздухе, он вернулся в палатку и достал маленький ларец с восковыми фигурками, изображавшими его врагов. Когда-то давно этот ларец передал ему Аристотель. Он сам сделал его и научил Александра пользоваться им. Будучи уверенным в собственных силах, Александр крайне редко прибегал к силам, идущим извне, однако сегодня он достал ларец и, вытащив фигурку Дария, преподнес её к губам. Нашептывая заклинание, он в мыслях представлял образ Дария, как Дарий со своей армией гибнет под натиском его храброго войска, и заключал эти образы в фосфорную фигурку. Ощутив, что фигурка заполнена образами смерти и поражения, а в душе Александра на месте перенесенных образов появилась временная пустота, он, желая закрепить, положил фигурку Дария на землю и пронзил её мечом, представляя, что на месте восковой фигурки находится настоящий Дарий. Из своего прошедшего опыта он помнил, что приемы черной магии всегда срабатывают при правильном их выполнении, и сейчас он очень на неё рассчитывал.
Размявшись перед предстоящей битвой и вскочив на Буцефала, Александр поскакал вдоль солдат, выкрикивая подбадривающие слова. И вновь что-то жалостливое больно кольнуло в груди. Боясь показать слабину, он набрал полные легкие воздуха и резко выдохнул. Стало немного легче, но надолго ли? Подъехавшему Леониду, Александр с болью отдал приказ построить войско, а сам направил коня к армии Дария. Многотысячное войско виднелось издали. Остановив Буцефала, он внимательно всмотрелся вдаль. Среди множества собиравшихся в бой людей были те, чьи жизни ему придется сегодня забрать. И, кто знает, возможно, из этой огромной массы чужеземных воинов найдется тот единственный, кому по силам сразить до сей поры непобедимого царя.
Вернувшись к войску, Александр произнес последнее перед боем напутствие и повел свою армию на Дария. Две армии двигались навстречу друг другу, готовые умереть за свои идеи и чужое богатство. Сердца стучали под железными доспехами. Кто-то уже знал, что это их последнее сражение. «Они или мы!?» --- взывающим кличем Леонид воодушевлял воинов.
Руки Александра уверенно держали поводья Буцефала, однако внутри по-прежнему царило отчаяние, готовое отразиться на лице. Приблизившись к надвигающейся армии, Александр опустил забрало и… Отчаяние сменилось яростью, чувством непобедимости и переполняющей жаждой крови. Он гнал Буцефала на врага, отдавая команды воинам.
Ворвавшись в самую гущу сражения, Александр щедро раздавал удары мечом, рубя персидских наемников. Кровь брызгала во все стороны. Меч Александра пробивал насквозь доспехи противника. Силу руке прибавлял Буцефал, скакавший навстречу судьбе. Александр увернулся от летевшего навстречу копья и, сходу ударив по руке одного из сотен тысяч персов, поскакал дальше. Кровь багровыми каплями брызнула в лицо и на доспехи, а враг остался где-то за спиной умирать от потери крови, если смерть не пришла к нему раньше от руки македонца. Крики, боль, стоны, окружили Александра со всех сторон. Они надвигались на него и прерывались, затмеваясь другими. Подняв голову? он увидел страшную картину: огромная армия персов неслась прямо на его небольшой отряд. Македонская армия выглядела каплей в море по сравнению с противником.
--- Вперед, за Македонию! --- закричал Александр, придавая храбрости и сил своим воинам.
Этот клич должен был воодушевить воинов на героизм и заставить вспомнить о женах и детях, оставшихся на родине.
Жажда разрушения вырывалась из его нутра, карающим мечом обрушиваясь на головы врагов. Эмоции, переполнявшие животную сущность, диким воплем вырывались из горла. Рука без устали махала мечом, рубя руки и головы, пронзая тела чужеземцев.  Кровь, пыль, грязь --- все смешалось в одно. Огонь внутри Александра не знал пощады ни перед кем. Ярость вызвала на помощь невидимую силу, отводившую в сторону удары дарийских наемников. Ярость призвала неведомую физическую силу: необыкновенным по силе ударом разрубил он грудную клетку врага сверху вниз, перерубив ребра и органы.
Казалось, огонь вырывался из под копыт разбушевавшегося Буцефала, когда он летел на врагов, топча их под собой. Играя со смертью, они оба, и Александр и Буцефал, словно насмехались над богами, показывая свою непобедимость, наводя ужас и панику на врагов. Последние взгляды тускнеющих глаз собирал великий воин в свою душевную коллекцию, которую он жаждал пополнять снова и снова новыми экспонатами. Прилив сильного возбуждения каждый раз топил в себе подступающую усталость.
Только движение помогало бесстрашному правителю жить в этом другом мире, мире боя, совершенно непохожем на его внутренний. Только вперед без оглядки назад двигался он, ведя за собой свое немногочисленное отважное войско, оставляя после себя безжизненную территорию. Жестокая рука сеяла мучительную смерть, отправляя десятки душ на небеса в объятия Аиду и Танатосу.
Его лица никто не видел, он не любил, не ненавидел, всего лишь гениально и неподдельно исполняя свою роль подобно талантливейшему актеру. Неведома пощада и страх в его глазах, спрятанных за забралом. Пролитая кровь врагов покрывала доспехи. Испачканный кровью Буцефал чувствовал ярость своего хозяина и, перенимая её, мчался вперед, сбивая и калеча врагов.
Попав в кольцо окружения, свирепый Буцефал яростно брыкался, лягнув нескольких стоящих позади воинов. Александр с трудом удерживался на нем, когда тот крутился на месте, калеча врагов. Сильное возбуждение волнами накатывало на них.      
Александр ощущал себя центром мира, вращавшегося вокруг него в диком танце «жизни и смерти». Померкшее сознание исказилось до нечеловеческого состояния. В океане глаз отражалась безысходность и чувство неминуемой гибели. Размахивая мечом, Александр продолжал искать в толпе Дария --- человека, посмевшего назвать себя царем мира.
Все они --- македонцы и персы --- кровью и мечом писали историю мира.
В этот день Зевс и Ника были на стороне Александра. Терпя многочисленные потери, Александр все же обратил Дария в бегство и после непродолжительного преследования вернулся туда, где совсем недавно шла жестокая битва.
Ушедшее на время боя во мрак сознание стало возвращаться. Спрыгнув с коня, он напрягал память изо всех сил, но не мог вспомнить целостной картины произошедшего на поле брани. Лишь отрывочные фрагменты сохранились в его памяти. Александр оглядел поле сражения, и холодный ток прошел через уставшее тело. На поле места не было, где бы не было крови. Боль звериным криком вырвалась из груди и перешла в горестный плач. Жалость и страх больнее тысячи острых стрел пронзили его. Как белое изваяние стоял он на коленях среди изуродованных трупов, и слезы катились по щекам. Десятки тысяч изувеченных тел лежало на песке, пропитанном кровью. Македонцы и персы оказались лежащими рядом. Только смерть смогла уровнять их. Оставшиеся в живых македонские воины, измученные усталостью и полученными в бою ранами, искали оставшихся в живых товарищей.
Убитый горем Александр с трудом поднялся с колен и с душевной болью побрел к навесу с ранеными, переступая через изуродованные трупы. Болезненное ощущение выражалось на его бледном лице. Скорбь опечалила его взгляд.
Переступая через тела, он услышал тихий голос, молящий о помощи. На песке, прямо у его ног, среди изувеченных тел, лежал истекающий кровью воин Дария. Он был смертельно ранен, но еще жив. Александр сбросил мешавший шлем и, взяв на руки персидского воина, понес под навес.
--- Помогите ему! --- скомандовал Александр, положив перса на песок. --- Несите сюда всех раненых воинов, как македонцев, так и персов. Всем им оказывайте должный уход.
--- Это люди Дария, мой царь! --- с трудом произнес молодой воин после неловкого молчания. Он лежал на песке, его рука была окровавлена в результате битвы с персами, и ему, разумеется, было неприятно помогать им после того, что с ним сделали.
Александр обернулся в его сторону.
--- Ты правильно сказал, Адриан! Это люди! Чем же этот перс хуже наших воинов? Он тоже человек, как ты, я и все сражавшиеся сегодня! Он отважно сражался!  Помоги ему! --- Адриан с трудом поднялся и стал помогать персу. --- В груди нужно иметь сердце, мягкое, нежное, чувствительное, а не камень! --- переполненный болью Александр изливал свои чувства, обращаясь уже ко всем воинам.
 --- Неважно, кто вы, воины или ремесленники, слуги или цари, каждый из вас влияет на судьбы других в той или иной мере. Только люди с добрым сердцем и чистой душой оставят след. Это будет не след в истории, это будет след намного важнее и значимее --- след в душе человека!
Все воины стояли и внимательно слушали своего полководца. Александр видел в глазах многих из них понимание. Своей короткой речью ему удалось достучаться до сердец, и это, пожалуй, была более важная победа, чем та, которая была добыта ценой многих тысяч жизней.
Александр окинул взглядом всех находившихся под навесом. Боязнь не увидеть живыми своих друзей заперлась в душе, как и после каждого сражения. Но все обошлось. Гефестион стоял под другим концом навеса. На его руке был виден глубокий порез, но судя по его виду, чувствовал он себя хорошо. Встретившись глазами, губы Гефестиона едва заметно растянулись в улыбке. Александр кивнул ему в ответ. Клит помогал кому-то из раненых. Филот, Неарх, Леонид и Пталимей носили раненых с поля боя наравне с остальными воинами. Все те, с кем Александр планировал этот бой, --- выжили.
--- Я вижу твою боль, Александр. Она безжалостно терзает тебя, --- сказал подошедший Гефестион, --- ты слишком близко к сердцу принимаешь естественный ход истории и события.
--- Убийца не достоин другого! --- с болью ответил Александр.
Не теряя времени, Александр направился на поле боя искать раненых. Он понимал, что ему сейчас надо быть чем-то занятым, чтобы слезы не хлынули из глаз. Каждый из воинов был занят свои делом. Кто-то носил раненых под навес, кто-то снимал доспехи, чтобы промыть раны, кто-то занимался лечением. В гуще воинов со всех сторон доносились стоны. Предсмертные муки добивали смертельно раненых.
Облокотившись на подпорку, придерживающую навес, Вукол лежал на коленях своего брата Аксентия. Его грудь была пробита, и из раны сочилась кровь. Аксений прижимал голову младшего брата к себе и со слезами на глазах молил Зевса даровать ему жизнь. Александр подошел к ним и взял Вукола за руку. Агонический припадок тряс его смертельно раненое тело. Вукол смотрел на брата, вскинувшего голову к небесам. Из последних сил эти глаза пытались зацепиться за уходящие секунды жизни. Аксений опустил голову и взглянул на умирающего брата. Взгляды их встретились. Попытавшись что-то прошептать, Вукол резко оборвал себя на полуслове и взгляд его зеленых глаз остекленел. Смерть забрала его жизнь через красивые зеленые глаза. Крепко обхватив тело брата, Аксений плакал и молил простить за то, что не уберег его. Наверняка, уходя в поход, он дал матери слово оберегать младшего брата и заботиться о нём, но желанию матери увидеть своего младшего сына не суждено было сбыться. Чувство виновности в смерти Вукола ощутил Александр.
Александр поднялся. Таких, как Вукол и Аксений, было множество. Семьями уходили на войну. В сражениях братья теряли друг друга, сыновья теряли своих отцов, а отцы безвременно ушедших сыновей. Нет и не было на свете ничего страшнее, чем ситуации, когда родители хоронят своих детей.
--- Сегодня вы сражались как верные дети Македонии! Как отважные львы, защищающие своих львят от хищников! Об этом сражении будут писать легенды, и вы будете их героями! Сегодня на всем белом свете не было людей храбрее и лучше вас! После сегодняшней победы никто из вас не канет в Лету! --- Александр надеялся, что эти слова будут хоть небольшим утешением. --- Герой должен жертвовать всем, даже собственной жизнью, ради блага общества. И после сегодняшнего боя вы все вознеслись в ранг героев, делом доказав, что достойны этого! --- заключил он.
Сейчас, когда Азия пала к его ногам, она была ему не нужна. Он не чувствовал гордости за себя, понимая, что победил не он, а всё войско. Он был горд только одним --- его армия была мала по сравнению с войском Дария, но, несмотря на численность, она обратила Дария в бегство своим упорством и волей.
Несколько дней остатки армии оставались еще недалеко от поля сражения. Немного залечив раны и соорудив носилки для тех, кто не мог самостоятельно передвигаться, оставшиеся воины собрались в свой новый город, оставив тела убитых на съедения воронам и шакалам.
--- Великая персидская империя, о которой мы слышали с самого детства, разрушена. Мы стали на шаг ближе к объединению мира! И теперь можем идти смотреть наш новый дом. Дом, о котором так много сказано, но никто из нас его не видел до этого момента. Великий город Вавилон ждет вас, смелые воины Македонии! --- объявил Александр, стоя перед своим войском.
Легендарный город предстал перед победителями во всей красе. Александр вошел в главные ворота города впереди колонны. Чуть позади него шел Гефестион, а за ним все остальное войско. Армию Александра встречали как освободителей. Самого же Александра закидывали цветами и пели песни в его честь. На какое-то время он даже забыл о душевных мучениях и был счастлив. Он видел радость освобожденных людей и их слезы счастья. Улыбки на лицах детей согревали сердце. Такие минуты были редки, но только в них он оправдывался перед самим собой за свою жестокость. «Предназначение воинов сражаться и умирать за благополучие других», --- успокаивал он себя. Но проходило некоторое время, и вновь уныние овладевало им --- слишком высока была цена счастья других людей.
Город показывал себя во всех красках перед новыми хозяевами. Никогда прежде армия македонцев не видела такой красоты.
--- За этот город стоило биться! --- крикнул идущий позади Клит.
Александр повернулся, и Клит увидел улыбку на его лице. Улыбку, которую он не видел уже несколько месяцев.
--- Вот мы и дома, мой храбрый Клит! --- сказал Александр.
Ему было все равно, какой город станет столицей нового единого государства. Главное, чтобы он справлялся с поставленной задачей. Но для многих воинов это было неприемлемо. Они по-прежнему ощущали себя жителями Греции, и видели свой дом только там, у горы Олимп. Для них признание Вавилона новым домом было равно измене.
Высокий каменный дворец со свисающими по фасадам яркими растениями пленил глаза и души воинов-победителей. Красные, желтые цветы и зеленые растения словно паутиной опутывали это чудо архитектурного творения. Мраморные лестницы, ведущие во дворец, под яркими лучами солнца отражались золотистым светом. Сад, полный диковинных растений и цветов, расположился у стен дворца, создавая образ легендарного города богов. Внутри весь дворец был выложен мелкой мозаикой: от самого пола до высокого потолка были запечатлены сцены жизни вавилонского царя и других героев.
Александр зашел в огромную комнату, которая, по всей видимости, была спальней Дария, человека, провозгласившего себя Царем Стран. Следом за ним вошел Клит и закрыл за собой дверь.
--- Александр, ты привел нас к победе, и я благодарен тебе за это. Но что ты имел в виду, называя Вавилоном своим домом?
--- Теперь Вавилон наш новый дом. Моя цель --- создание одного большого государства, в котором я буду правителем, а ты, Пердикка, Леонид, Неарх, Полиперхон и другие будут моими главными помощниками. И именно Вавилону суждено сталь главным городом этого государства.
--- Это немыслимо! --- возмутился Клит. --- И как ты собираешься покорить другие земли, когда наша армия ослаблена?
 --- Я позову за собой наших бывших врагов! Я сделаю из них союзников, --- Александр говорил уверенно и спокойно.
Клит усмехнулся.
--- И как же ты это сделаешь?
Александр пристально посмотрел на него. Клит смотрел в ответ, не моргая. 
--- Я покажу им, что они равные нам. Наши воины будут иметь право брать в жены женщин из завоеванных стран.
--- Ты хочешь приравнять нас к покоренным народам? --- вскричал Клит. --- Зачем же мы сражались?!
--- Затем, чтобы жить в мире! --- закричал Александр в ответ.
--- Я вижу мир только во главе с Грецией.
Сейчас Александр понимал, что под его словами «объединение мира» многие понимали «господство над миром».
--- Не про тот мир ты мне сейчас говоришь, Клит! Я вижу мир в идиллии и понимании. Я не могу больше смотреть на то, как мы, люди, убиваем друг друга! Ты, Клит, не устал еще нести смерть своим мечом? Скольких детей ты оставил без отцов? Скольких жен ты сделал вдовами? Сколько прекрасных рук, способных строить города и рисовать картины, ты убил?
--- Это война, Александр!
--- Я не хочу больше войны! Когда я создам одно государство, в нем все будут равны друг перед другом. Наши воины будут брать в жены женщин из других стран и заводить семьи. Потом у них будут появляться дети, которые будут на половину македонцами. Так мы объединим множество стран в одну. Разве люди одного государства пойдут войной друг на друга?
--- Мы силой покорили страны, оставшиеся позади…
--- Нет, Клит, ты ошибаешься! --- перебил Александр. --- Мы их не покорили, мы их освободили, сделав своими союзниками, а не рабами.
--- Ты спятил, Александр! Мы силой можем заставить все эти страны, в том числе и Персию, слушаться нас! Нам стоит только вернуться домой и собрать новое войско.
--- Теперь здесь наш дом! --- голос Александра повысился. --- Силой ты, может быть, и сможешь заставить их подчиниться тебе, но ты никогда не заставишь их полюбить себя! Сила, использованная не во имя любви, разрушает! 
--- Ты и  вправду спятил! Давай заберем все, что найдем здесь, и вернемся в Грецию победителями. А Вавилон разрушим.
Брови Александра немного приподнялись.
--- Иди сюда, Клит! --- сказал Александр и направился на балкон.
--- Смотри! Разве можно разрушить этот чудесный город? --- и Александр указал на стоящий город, --- разве твоя рука поднимется на такое?
Клит смотрел вниз. Прямо под ним расположился круглый бассейн с позолоченными бортами, в котором плавали золотые рыбки. Прекрасные белые скамьи стояли под ровно подстриженными деревьями. Храмы Мардука, Гулы и Нинурты были богато украшены драгоценными камнями. Музей и библиотека городского дворца Новохудоносора хранили множество тайн, сокрытых от чужеземных народов. Акрополь. Весь город, простиравшийся далеко во всех направлениях, представлял собой единую картину богатства и самодостаточности. Дворец, в котором вырос Александр, даже в отдаленных чертах не был похож на это чудо. 
--- Возможно, ты прав. Его не стоит разрушать. Его строили великие умы, и даже мы не вправе отправлять его в историю. Но мы не должны позволять этим варварам считать себя равными нам.
--- Прости, Клит, но мне искренне жаль, что ты этого не понимаешь! Разве эти чужеземцы, построившие такой прекрасный город, намного хуже нас, только и умеющих что убивать и разрушать?
Александр вернулся обратно в комнату и сел на кровать. На душе было немного легче, чем когда он пришел во дворец. По крайней мере, теперь Клит знает истинные причины многих его поступков.
--- Ты не сын своего отца, --- сказал Клит, зайдя в комнату.
Он шел прямо к двери, даже не взглянув на Александра.
--- Филипп никогда бы не поступал так глупо! --- кинул он напоследок.
--- Отец не сумел дойти до Вавилона! --- крикнул вдогонку Александр.
Разговор с Клитом оставил неприятный осадок в груди молодого царя.
Вечером этого же дня Александр и близкие ему люди собрались в огромном зале, где в честь победителей был дан пир. На множестве пиров приходилось бывать Александру и его людям, но такого изыска им не приходилось видеть никогда прежде. Огромные наполненные вином кувшины постоянно заполняли кубки. Неведомая дичь, нееденные прежде животные, экзотические фрукты лежали на длинных столах вавилонского дворца. Лучшие кулинары вложили свои силы в приготовление этих продуктов в знак покорности перед македонским войском.
Александр разговаривал с Антигоном, повернувшись в пол-оборота к двери, когда обслуживающие столы слуги преклонили головы. Недослушав Антигона, он обернулся. В его направлении робко шла невысокая девушка в торжественном одеянии и в сопровождении не менее десятка слуг.
Александр поднялся с кресла и пошел навстречу.
--- Александр, это старшая дочь бывшего царя Азии Дария, --- сказал один из сопровождавших её людей, низко склонив голову. --- Она хочет говорить с тобой.
--- Я не вправе запрещать ей это сделать, --- ответил Александр.
--- Благодарю тебя, Александр. Я хочу попросить тебя сохранить жизнь моей матери и моим сестрам, --- сказала старшая дочь Дария, робко посматривая в глаза человеку, изгнавшего её отца из Вавилона.
«Своей победой я сделал счастливым множество людей в Вавилоне, но лишил эту девушку, её сестер и мать, отца и мужа», --- размышлял Александр.
Каким-то внутренним чувством, он ощущал исходящую от девушки обиду, страх, неприязнь, отвращение, смешанные между собой в одном горестном чувстве. И это чувство было направленно в его адрес, в адрес Александра. Для него это не было удивительным. Ведь он лишил эту девушку, а вместе с ней и её родных того, к чему она так привыкла: положения, уважения, богатства и, конечно же, самого дорогого --- отца и мужа.
--- Теперь вы все часть моей семьи: ты, твоя мать и твои сестры. Никто не причинит вам вреда. У вас будет все, что вы захотите, я обещаю тебе, --- ответил Александр. --- К вам будут относиться как к семье царя.
Опущенная в покорности голова девушки поднялась, и Александр увидел удивленные глаза. Боязнь неправильного понимания его слов, удивление, ожидание подвоха читалось в них. А между тем неприятный шёпот прошел между сидевшими за столом людьми Александра.
Неуверенно поклонившись, девушка уже направилась к выходу, дабы не мешать полководцам, как Александр взял её за руку и предложил остаться.
--- Благодарю тебя, Александр, но меня ждут мать и сёстры, --- боязливо ответила она.
--- Тогда разреши хотя бы проводить тебя, --- предложил Александр и, видя её кивок головой, направился в сторону больших красивых дверей, украшенных барельефным изображением её отца.
--- Я хочу, чтобы ты знала: в моем лице ты обрела друга и союзника, а не врага, --- сказал Александр напоследок.
Вернувшись за стол, Александру не давала покоя холодная атмосфера, царившая за столом. Его отважные воины исподлобья поглядывали на него, будто осуждая его поступок. Назвав семью Дария частью своей семьи, Александр наглядно показал, что он сделал страну союзником, а не захватил её. С одной стороны, он приблизился к завоёванным народам, а с другой --- отошел от своего. Приобретая уважение своих новых союзников, он начал терять одобрение своих полководцев. Все больше македонцев считали поступки царя необдуманными и неверными.
Допив вино, Александр поднялся и отправился в свою новую спальню, бывшую некогда спальней Дария.
Стараясь сбежать от переживаний, он, как и часто бывало прежде, погрузился в изучение книг, карт и документов, которые нашел в библиотеке и которые по его просьбе принесли в спальню. Чем больше он изучал документы и карты, тем больше убеждался в высоком культурном развитии этих чужеземцев, прежде принимаемых за слаборазвитых дикарей. 
После победы над Дарием многие персидские сатрапы стали переходить на службу к Александру. Называя его царем Азии, они оказывали все подобающие почести.
Немного времени провело войско македонцев в Вавилоне и Сузах. Много неприсоединившихся городов было на территории Персидской державы, ожидавших приход Александра, да и сам Дарий, законный царь Персии, был еще жив. В его присутствии, Александр был солнцем, светившимся за спиной законного царя. Пока Дарий был жив, Александру приходилось быть всего лишь узурпатором.
Собрав войско, Александр двинулся к Персеполю, центру исконно персидской земли. Минуя горные переходы, огромное войско, пополненное бывшими сторонниками Дария, вышло к городу, основанного Дарием I.
Первая попытка захватить город не увенчалась успехом, но Александр не остановился. Обойдя с частью своего войска отряды сатрапа Персии Ариобарзана, Александру все же удалось заставить город пасть к его ногам.
Желание узаконить себя на троне Азии гнало Александра дальше, за Дарием, но войско устало от постоянных скитаний, и после долгого обсуждения со своими военачальниками, Александр решил остаться в городе на четыре месяца, дав воинам время на отдых и обустройство личной жизни.
Пробыв в Персеполе до конца весны, Александр собрал войско и вновь двинулся за Дарием.
Миновав Мидии и Парфии, Александру пришло известие, что царь Дарий предан и убит собственными военачальниками.
После смерти Дария одно солнце засветило над Малой Азией, и имя ему было Александр.
Однако не все местные правители в восточных сатрапиях распавшейся Персидской империи поспешили присягнуть на верность Александру. Мечтая объединить всю Азию, как Малую, так и Среднюю, Александр отправился в очередную военную кампанию.
Дойдя до Согдиана, Александр нанес поражение скифам и основал город  Александрию Эсхата. Пройдя немного дальше, в Бактрию, на древних развалинах он основал еще одну Александрию.
Узаконенное положение Александра на царском троне немного успокоило его, и, оставшись в Бактрии, Александр решил наглядно, своим примером, уравнять победителей с побежденными и соединить их в единую монархию.
--- Александр, я знаю, что внутри ты по-прежнему открыт для всех нас, но своим внешним видом ты показываешь неуважение к нашей культуре! Посмотри на себя! Ты ведешь себя хуже, чем сибарит! Ты обзавелся гаремом, в котором мешаешь женщин всех земель с нашими женщинами, ты днем и ночью носишь на себе все эти помпезные восточные одежды, совершенно забыв о хитонах, словно они недостойны твоего положения, ну, а все эти персидские придворные церемонии. Это же смешно! Ты позоришь всех нас! --- сказал Клит.
--- Лично меня радует пока одно, что ты не требуешь от греков их соблюдения, --- добавил Парменион.
--- Да, да, Александр, вспомни, как было прежде. Вспомни дружеские отношения между царем и подданными. А сейчас ни один воин не подойдет к тебе, ибо это невозможно. Ты всегда окружен этими придворными льстецами и занят общением с ними. Ты тратишь массу времени на бесполезные церемонии, в которых нет никакого толку. Неужели самолюбие сыграло с тобой эту шутку? --- сказал Полиперхон.
--- Дело не в самолюбии, Полиперхон. Пойми, мы покорили себе эти народы с их многовековыми традициями и устоями. Но мы не вправе ломать все то, что создавалось веками. Этот мир намного древнее нашего. Этими церемониями, одеждами, я отдаю знак уважения этим землям. Показывая, что они такие же, как мы, --- ответил Александр.
--- Как мы? --- вскричал Клит. --- Да мы покорили их! Как мы может быть такими же, как они! Не позорь нас, Александр, повторяю тебе!
Александр резко поднялся со своего трона и принялся метать громы и молнии. Он понимал, что вторгается не в свои земли. Земли с традициями и устоями, отличавшихся от его собственных. На себе испытав тяжесть создания всего великого, ему было больно разрушать эти вековые устои. Он не хотел ничего менять силой в покорившейся ему стране. Его главным желанием было освобождение мира от персов, и на этом он собирался построить любовь к себе и уважение.
--- Ты сам себя позоришь, Клит! В тебе нет ни капли сострадания и сочувствия. Народы знают, что мы сильнее, так давай не будем унижать их еще и своим поведением! Я хочу сохранить их традиции и устои в том виде, который мы увидели. Это мы дикари, а не персы, если наша цель разрушать все, построенное до нас! Я и так слишком часто иду на поводу ваших желаний, вспомни дворец персидских царей в Парсеполе!
--- Александр, --- начал Парменион, --- я очень уважаю тебя за твои заслуги. Ты привел нас в такие земли, о которых Филипп только мечтал, но зачем мы строим города другим народам? Я не понимаю этого!
--- Парменион, мы строим города не для других народов, мы строим города для себя, --- не успокаивался он. --- Теперь это наша земля, и мы строим здесь свои города. Города, в которых будут жить наши люди.
--- Наш дом --- Греция. Здесь далекая провинция, и какое нам дело до тех, кто здесь живет? --- продолжал Парменион. Его прежде не очень миролюбивый тон сменился гневным криком.
--- Если мы покорили этот народ, мы должны развивать его. Мы за них в ответе. Теперь мы здесь правители и благосостояние этих земель зависит только от нас.
--- Я не согласен с тобой! Наш дом --- Греция. Там наши семьи, мы должны быть там, вместо того, что бы скитаться по земле. Сколько мы уже не были дома?
--- Около семи лет, --- ответил Антигон, молча подпиравший стену до этого.
--- Семь лет, Александр! Семь долгих лет! Возможно, тебя и не тянет туда, но подумай о нас. У большинства из нас там дети. Когда мы уезжали, они были совсем маленькими, а какие они сейчас? Они выросли без своих отцов, --- сказал Парменион.
--- Парменион, а сколько твоих детей бегает по всей Азии? Каждый из нас наплодил достаточно незаконных детей! Завтра я прилюдно объявлю, что все дети, появившиеся в походе должны получить греческое образование за наш счет.
Возмущению военачальников не было предела. В очередной раз обида кольнула в груди Александра. Его желание помочь жителям завоеванных земель шло вразрез с устоявшимися в Греции традициями и мнением близких ему людей.
--- Хорошо, Парменион, ты можешь вернуться в Вавилон и поддержать там порядок, пока мы не завоюем оставшиеся земли, --- ответил Александр.
Парменион молча отошел и сел. В зале, где еще пару минут назад кипели споры, воцарилось напряженное молчание. Парменион сидел напротив Александра, опустив голову, Клит крепко сжал кулаки и оперся ими на стол, Антигон по-прежнему подпирал стенку обхватив себя руками, Полиперхон, скрестив руки, на груди сидел на краю стола, Гефестион молча стоял немного в стороне, и голове его не было покоя от терзавших её мыслей.
--- Александр, не думаешь ли ты, что твоя женитьба на иноземке выставит нас не в лучшем свете? --- спросил Гефестион, прервав затянувшуюся паузу.
--- Женитьба на иноземке вызовет расположение к нам со стороны этих народов. Гефестион, вспомни, чему нас учили в детстве. Вспомни слова учителей: «Делай то, что приказываешь своим людям».
Мысли Александра вернули его на 15 лет назад, когда он вместе с Гефестионом, Филотой, Птолемеем и другими друзьями играл в свое удовольствие, совершенно не задумываясь о завтрашнем дне. Они строили свои собственные государства и придумывали в них свои законы. Создавали своим воображением врагов и сокрушали их. С тех пор прошло достаточно времени, но каждый из них по-прежнему остался где-то глубоко в душе ребенком, по-прежнему играя роль своего персонажа. Только вот эта игра, уже не приносила Александру удовольствия, скорее наоборот, только мучения и страдания. Сейчас от его решений зависели судьбы многих людей, а не персонажей его игры воображения. --- Своей женитьбой на Роксане я на собственном примере покажу равенство азиатских народов перед нами, греками и македонцами. После моей свадьбы воины последуют моему примеру. Они поймут, что в женитьбе на иноземках нет ничего зазорного.
--- Ты никогда не дождешься этого от меня! Даже если это будет твоим приказом! --- зло ответил Клит и вышел.
Его примеру последовали Парменион, Антигон и Полиперхон. Все они чувствовали себя оплеванными и униженными от того, что их, победителей, ставят в один ряд с побежденными. Только Гефестион остался с другом в эту трудную минуту.
--- Александр, в выборе между друзьями и подданными, ты выбрал людей, которых совсем не знаешь! Эти люди не проверены ни боем, ни временем.
--- Гефестион! О каком выборе ты говоришь! Я не могу выбирать, у меня нет этого выбора. Как же ты до сих пор этого не увидел! Я игрушка в руках богов! --- Александр изливал душу. Все, что годами копилось в ней и чего он не мог никому доверить, бурлящим потоком вырывалось наружу. Все его мучительные страдания и самые страшные предположения горячей лавой выплескивались из кратера потревоженного вулкана. --- Величие идет рука об руку с крахом! Моя власть есть одиночество! События всегда складываются так, что я не могу поступить как-то иначе, несмотря на все мои прихоти. Каждое мое важное решение подобно сражению, когда мои трезвые мысли накрывает мрак и на их место приходят чуждые для меня решения, а моей рукой управляет жестокое существо!
«Но без выбора жить ты будешь!» --- ярким солнцем в темную ночь вспомнились слова седого старца. Мудрейшие слова старика еще раз пронзили его нутро. Александр закрыл глаза ладонями и заплакал. Осознание яркой вспышкой ослепило его. В одно мгновение он понял все.
Гефестион подошел и обнял друга, прижав его голову к своей груди. Он понял то, что не хотели понять другие. 
Гордиев узел затягивался в отношениях между старыми друзьями все сильнее. Казалось, даже Ариаднина нить была не в состоянии найти выход из жарких конфликтов. Александр понимал, что его товарищи хотят именно господствовать над миром, разграбив побежденные страны, и оставить вместо них голые степи.
Когда ушел и Гефестион, Александр остался в одиночестве. Александр очень любил одиночество, возможно, потому, что пребывал в нем крайне редко. Было уже темно, и вечернее одиночество было тем, о чем он мечтал с тех самых пор, как прибыл в Бактрию. Сегодняшний разговор с товарищами подарил ему не только это ночное одиночество, но и почву для размышлений. Ничего из услышанного от своих военачальников не было для него ново, он знал, что многие из его людей не поддерживают его точку зрения, особенно взрослое поколение, однако легче не становилось.
«В этом-то и заключается беда всех правителей, --- размышлял Александр. --- Идти совсем не по тому пути, которым хотелось бы, а наоборот, идти вразрез своим желаниям, обрекая себя на душевные муки».
Александр бы отдал все, лишь бы родиться в бедной семье и не знать горечи господства и ответственности. Он готов был терпеть голод и нищету, только бы не чувствовать себя загнанным в угол зверем, у которого есть только один выход, и этот выход не тот, который его бы устроил. Как бы он не боролся, он осознавал себя пешкой в руках своих же военачальников, и чем яростнее он пытался вырваться из этих цепных оков, тем сильнее они сдавливали его. Проклиная день, когда родился на свет, Александр встал, потушил свечи и придвинул стул поближе к окну. Налив себе кубок вина, он сел на стул и вернулся к своим мыслям. Он мог бы назвать свои мысли путанными, но это было не так. Прекрасно осознавая сложившую вокруг него атмосферу, ему оставалось только сожалеть о своей участи. Душевные баталии между «хочу» и «надо» не оставляли времени даже для Любви. Если раньше ему было интересно все, начиная от восхода солнца и пробуждения природы до общения с людьми, и он пытался понять причины, подвигавшие людей на совершение того или иного поступка, то сейчас его это ничего не интересовало. Александр очень устал от всего, однако признаться в этом он мог лишь в минуты откровений, находивших на него значительно реже моментов одиночества. Даже Гефестион, его друг и человек, которому Александр доверял все без малейшего исключения, не был с ним рядом в этот момент.
За окном тоскливо светила луна: Александру даже показалось, что он ощущает её сочувствие. Небосклон упирался в острые вершины практически лысых гор. Однотипность и монотонность пейзажа удручали.
Спустя несколько дней после напряженного разговора с товарищами Александр проснулся с непривычными для себя чувствами. Его окружили слуги, помогли принять ванну и принесли новую нарядную одежду. Стоя напротив слуг, он надел на себя бордовый халат, покрытый тонкими золотыми чешуйками, и золотую корону.
Выйдя из дворца, он увидел свою будущую жену, ожидавшую его для начала церемонии. Александр мельком осмотрел присутствующих здесь людей. Разбившись на два лагеря, македонцы и жители Бактрии, ждали его одного. Сразу бросилось в глаза, что жители Бактрии были счастливы, в то время как воины Македонии, собравшись в кучу, что-то обсуждали. Отдельной компанией стояли Парменион, Палиперхон, Клит, Антигон и другие. Но Гефестиана с ними не было. 
Отдав дань традициям, Александр поднял кубок и выпил за свою, уже законную, жену. Только сейчас он увидел одиноко стоявшего Гефестиана. Задумчивый вид, отрешенный взгляд --- все это выдавало его разочарование. После того разговора, прояснившего для обоих многое, они ни разу не разговаривали друг с другом, что бывало крайнее редко. Обычно они проводили вместе много времени, ища выход из проблемных ситуаций, обсуждая предстоящие события и просто, радуясь дуг за друга. Только Гефестиону Александр мог доверить свои самые потаенные секреты и поделиться опасениями. Не было больше на земле человека, которому бы Александр так доверял. Было очень мало людей, во всем поддерживавших Александра, но Гефестион был одним из тех немногих, может, двух, а может, и трех человек. Он поддерживал Александра в его стремлении продолжать покорение земель дальше, он понимал причину иноземных церемоний и принимал их как неотъемлемую часть чужой культуры.
Несколько дней продолжались гуляния в честь свадьбы Александра и Роксаны. Вино текло рекой, но даже эта хмельная вода не могла размыть натянутость в отношениях между Александром и его близкими. И, конечно же, таким моментом не могли не воспользоваться недруги царя.
Однажды, гуляя по своему дворцу, Александр зашел в спальню и попросил вина у одного из слуг. День начался не лучшим для него образом, и только вино могло поднять испорченное настроение. Получив кубок из рук юноши, он уже хотел отпить из него, но невидимая сила заставила его отказаться. Отставив кубок на край стола, Александр устроился поудобней, достал чистый папирус и начал рисовать дворец. Александр всегда возил с собой листы папируса, прихваченного с собой из Египта. Дворцы, скульптуры, мосты --- все это зарисовывал Александр на листах, и в дальнейшем архитекторы воплощали в жизнь его мечты. Юноша, принесший вино, стоял рядом с Александром в ожидании чего-то.
--- Я принес тебе вина, Александр, --- повторил он.
--- Я вижу, спасибо, --- ответил Александр, продолжая делать наброски.
Юноша не ушел, а остался в комнате, постоянно крутясь поблизости, и то и дело поглядывая на Александра.
Александр весь погрузился в свое воображение, что не обращал ни малейшего внимания на юного слугу, однако его мозг вспышкой притянул момент, когда юноша подал бокал, --- что-то странное отразилось в глазах мальчика в тот момент. Александр оторвался от рисования и пристально взглянул на юношу. Тот быстро спрятал глаза и поспешил удалиться.
--- Адриан, подойди, пожалуйста, --- попросил Александр.
--- Да, Александр, --- ответил юноша и подошел.
 Александр откинулся на спинку стула.
--- Мне кажется, что вино не совсем свежо. Как ты считаешь?
--- Я не знаю, Александр. Сейчас пойду и принесу тебе другое, --- голос слуги дрогнул.
Морозец пробежал по сердцу царя. Он не понимал, как это объяснить: показалось ли ему, или юноша ведет себя так неспроста.
--- Постой. Я могу ошибаться. Попробуй ты для начала, --- голос Александра звучал требовательно, и юноша не смел ослушаться.
Дрожащими руками он поднес кубок ко рту и закрыл глаза. Его губы тряслись. Взгляд Александра был прикован к юноше и не отрывался от него ни на мгновенье. Держа кубок у рта, юноша вдруг заплакал и, уронив кубок, упал на колени.
--- Прости меня, Александр! --- навзрыд просил юноша.   
Гнев и жалость смешались в Александре. Он было бросился на мальчика, но, только оттолкнув его, остановился и сел на край кровати закрыв лицо руками. Сквозь мысли отчаяния пробивался рев юноши. Александр обхватил голову руками изо всех сил и рухнул лицом на кровать.
--- За что же вы все меня так ненавидите? --- в отчаянии бормотал он.
Предательство сильно опечалило его. Оно забирало много сил, поглощая Александра и не давая возможности отвлечься ни на что другое. Чувствуя резкое недомогание, Александр потерял сознание и очнулся только оттого, что кто-то громко кричал его имя и тряс за плечи. Первым, кого увидел Александр, когда открыл глаза, был Гефестион. Потом он заметил и других товарищей и слуг. Все они склонились над ним с взволнованными лицами.
--- Адриан хотел отравить меня! --- прошептал Александр, глядя на Гефестиона.
--- Его уже схватили, и он во всем признался, --- ответил Неарх, заглядывая в глаза друга, отражавшие печаль и усталость.
Александр с трудом поднялся и вместе с товарищами пошел к Клиту, который допрашивал юношу.
Они вышли из дворца и зашли в одну из палаток. Клит беспощадно избивал мальчика.
--- Подожди, Клит, --- сказал Александр, пошатываясь от волнения. --- Кто надоумил тебя, Адриан? --- спросил он у слуги, тяжело дыша. --- А ведь я считал тебя другом! Я делился с тобой всеми своими мечтами! За что?
Клит не дал возможности произнести юноше и слова.
--- Он сказал, что это была его идея и… --- Клит бросил взгляд на окружающих и, взяв Александра под руку, отвел в угол палатки. --- Александр, он назвал имя еще одного человека, который знал об этом заговоре, --- продолжил Клит.
Он говорил шепотом, но сквозь этот шепот слышались печаль и разочарование.
Александр пристально смотрел на него.
--- Ну, так кто же это? --- нетерпеливо спросил Александр.
--- Адриан указал на Филота.
Руки Александра опустились, и боль разочарования опустошило все его нутро.
--- Филота? --- Александр не мог поверить, что друг детства мог предать его.
--- Да, Филота. Адриан говорит, что Филота знал о заговоре, но, как я понимаю, не предпринял ничего, чтобы предотвратить его.
Александр перевел взгляд на своего слугу. Тот лежал на земле, а заплаканное лицо и рваная одежда были перепачканы кровью.
--- Найти его? --- поинтересовался Клит.
Александр только кивнул в ответ.
--- Срочно найти Филота! --- приказал Клит воинам.
Филота привели очень скоро, однако прежде привели второго слугу Александра. Он так же, как и Адриан, подозревался в заговоре. Их слова в отношении Филота совпали, и уже ни у кого не возникало сомнений о его осведомленности о готовящемся убийстве.
Филота схватили и доставили в палатку к Александру без объяснений.
--- Что случилось, Александр? --- спросил удивленный Филота.
Боль пронзала сердце Александра при виде дорогого друга. Он был готов простить ему все, но только не измену. Ведь измена и предательство --- одного поля ягоды, которые нельзя простить за умерщвляющий яд, скрывающийся под красивой и сладкой оболочкой.
--- Что случилось с тобой, мой Филота? Что я сделал тебе такого, за что ты предал меня?
--- Ты что, Александр, говоришь? Я не предавал тебя!
--- Они сказали, --- Александр указал пальцем на двух избитых юношей, сидевших на полу, --- что ты знал о заговоре.
Увидев слуг, лицо Филоты передернуло.
--- Это всего лишь дети, что они могут сделать? ; начал оправдываться Филота.
--- То, что они могут, они уже сделали! --- вмешался Клит.
--- Я думал, это всего-навсего необдуманные слова двух хвастливых детей, не понимающих смысл своего разговора. Зачем я буду говорить тебе эти глупости? Ведь ты бы пытал их, а затем убил! А они еще совсем юны!
--- Эти дети подсыпали мне в вино яд. Так что тебе лучше признаться во всем, Филота, --- с болью сказал Александр.
--- Мне не в чем признаваться! Я ни в чем не виновен.
Пытка продолжалась несколько часов, однако Филота так и не признал своей вины, но это было и не нужно. Товарищи Александра единогласно выступили за его убийство. Филота был казнен на глазах войска, а вместе с ним были казнены юные слуги. Филота с доблестью встретил смерть, заявив напоследок, что невиновен, приведя Александра в еще большее уныние.
Несколько дней после казни Филоты Александр не выходил из дворца, закрывшись в спальне. Он пытался придумать оправдание самому себе за убийство друга. Многократно пожалев о своем поступке, он понимал, что принял единственное правильное, как ему казалось на тот момент, решение. Вновь Александр встал на скользкую дорогу выбора между своим желанием и долгом. Ведь оставь он Филота в живых, подобная ситуация могла повториться.
Александр очень тяжело пережил произошедшие события, виня себя во всем происходящем. Прошло много времени, прежде чем он вновь смог трезво мыслить, но это событие наложило отпечаток в его сердце на всю оставшуюся жизнь.
Жизнь каждого из нас раскрашена в черно-белую полоску. За удачами следуют неудачи и наоборот. Но жизнь Александра можно рассматривать как сплошную белую полосу, наполненную победами и славой на военном фронте. И ценой за эту сплошную белую полосу в боях была черная полоса несчастий в личной жизни.
После казни Филота в жизни Александра произошло еще одно трагическое событие, также оставившее след на его израненном сердце.
В тот поздний вечер вино текло как из рога козы Амалфеи. Друзья полностью отдались во власть напитков, дурманивших ум; и песни, высмеивавшие македонских полководцев, недавно потерпевших поражение в боях с местными племенами, кружили в воздухе. Окруженный свитой прислуги и телохранителей Александр заводил все новые песни. Их с одобрением подхватывали, и через мгновение все пирующие заливались веселым смехом. Персы подтравливали своего захмелевшего покорителя к исполнению новых и более «болезненных» для своего войска произведений, вбивая клин и в без того тяжелые отношения между Александром и его ближним окружением. Александр вливал в себя вино кубками в попытке притупить свои душевные страдания, не замечая пристального взгляда. Лишь один человек из всей этой толпы смотрел на пьяного царя, болезненно реагируя на каждый его поступок. Это был Клит. Для него это были выпады в адрес храбрых воинов, сражавшихся во имя царя, который сейчас смешивал их с грязью.
--- Прекрати! --- вскричал Клит, и его слова утонули в пьяном смехе сотни людей. --- Прекрати! --- крикнул он вновь и, резко поднявшись с места, с силой толкнул знатного перса, попавшегося ему навстречу.
--- Да как ты смеешь смеяться над теми, кто погиб ради твоей гордыни, да еще и в присутствии этих ничтожных персов?
Песни стихли, и собравшиеся вдоволь посмеяться персы испуганно вжали головы, зная горячий нрав этого полководца. Своим захмелевшим сознанием Александр пытался оценить происходящее. То, что Клит не шутил, он понимал --- слишком натянутыми были их отношения в последнее время. Вызывающий тон Клита задел уязвимую гордость Александра, почувствовавшего себя оскорбленным перед глазами новых друзей. Чувство нестерпимой обиды взыграло в нем, и, подчиняясь спонтанной реакции, он схватил со стола яблоко и изо всех сил швырнул им в обидчика. Гордый, как и все знатные македонцы, Клит с яростью бросился на Александра. Лишь вмешавшиеся Птолемей и Пердикка предотвратили яростный рукопашный поединок, встав между ними.
--- Ты достиг того, что сейчас имеешь, лишь кровью македонцев! --- кричал Клит, когда попытка прорваться к Александру оказалась неудачной.
--- Как ты смеешь так себя вести? --- оборонялся Александр, вскочив с трона и стараясь вырваться из сильных рук Птолемея и Лисимаха.
Сейчас, даже находясь в ярости и хмельном состоянии, Александр понимал, что Клит прав, и он действительно перегнул палку, однако его гордость и боязнь потерять расположение персов, которое было весьма скользким, не позволяли оставить все как есть.
--- Ты ведь был всегда рядом, когда мы сражались. Ты видел, что я не прятался за спины моих воинов, разделяя с ними все тяготы и страдания! --- кричал Александр.
--- Это было так давно, что я этого почти не помню. Сейчас ты другой. Ты хочешь слышать лишь похвалу и видеть людей, пресмыкающихся перед твоими персидскими одеяниями! Но ты забыл, что мы, жители Македонии, привыкли к свободе и не умеем льстить и лицемерить! В следующий раз хорошо подумай, кого приглашать за свой стол для пирушки!
Александр метал громы и молнии, а Клит в этот момент посыпал его гордыню и самолюбие аттической солью. Желая погасить внезапно вспыхнувший конфликт, друзья заставили Клита покинуть зал, но не успели пирующие выпить, как Клит вернулся вновь.
--- Ты человек, в одиночку забирающий славу побед своих воинов себе! --- во всеуслышание заявил Клит, стоя в дверях. --- Ты не настоящий царь. Ты никогда не будешь таким, как твой отец! Ты слаб и ничтожен! Боги смеются над тобой, царь персидских дикарей!
Молниеносно, совершенно неожиданно для самого себя, Александр выхватил копьё у одного из своих телохранителей и что было сил кинул его в своего старого друга. Повисла гробовая тишина. Македонцы и греки, опешившие от увиденного, не могли поверить своим глазам. В тишине огромного зала все хорошо услышали последние слова умирающего Клита, всю жизнь посвятившего храброму сражению за своего царя. Эхо несколько раз повторило: «Вот ты и показал себя, Александр!»
Лишь утром Александр окончательно и ясно осознал произошедшее накануне. Обезумев от горя, он закрылся в комнате и никого не пускал. Он отказывался принимать пищу, и лишь воспоминания о друге кружились у него в голове. Память возвращала его то в дни беззаботного детства, когда Клит нянчился с ним, то в дни беспощадных сражений, где Клит прорубая дорогу мечом и не замечая собственных ранений, спешил на помощь.
…Это была кровавая битва при Ганике, на заре победоносного вторжения в Азию. Персидские воины старались пробиться к царю, выделявшемуся среди остальных воинов прекрасными доспехами и великолепными белыми перьями, украшавших шлем. Двум персидским военачальникам --- Спитридату и Ресаку --- удалось это сделать, и они бесстрашно бросились на Александра. Царь увернулся от первого удара Спитридата, и ударил Ресака копьем, которое переломилось, не причинив персу вреда. Выхватив меч, Александр снова бросился на Ресака. В этот момент Спитридат развернул коня и, подкравшись со спины, ударил отвлекшегося Александра мечом по шлему. В то мгновение боги были на стороне Александра, направив меч по поверхности вскользь, позволив срубить лишь султан из перьев. Хитрый перс взмахнул мечом вновь, надеясь нанести роковой удар, но в этот миг Клит, пробежав через поле сражения, налетел на врага, пронзив копьем. В это самое время и Ресак рухнул на поле, пронзённый мечом царя…
И подобных ситуаций было много. Клит всегда приходил на помощь, когда дамоклов меч поднимался над головой Александра.
Если бы не Клит, солнце Александра закатилось бы, не успев взойти. Сколько хорошего сделал для него этот человек, друг отца, заменивший его после внезапной кончины. И какой монетой Александр отблагодарил его. Царь проклинал Диониса, споившего его своим вином и сыгравшего столь злую шутку, в очередной раз втолкнув в колею своей жестокой судьбы.
Лишь спустя несколько дней, проведенных в горестном одиночестве, проклиная себя и моля друга о прощении, он вышел из своей комнаты, похудевший и ослабленный. На мгновение Александр понял, что родные греки и македонцы важнее персов, ведь именно им он боялся смотреть в глаза, опасаясь увидеть в них презрение.
Прошло несколько лет. Время слегка залечило старые душевные раны, нанеся новые. Отдохнувшие воины все чаще возвращались в своих мечтах в родную Грецию, и все чаще Александр слышал вопрос: «Когда мы вернёмся домой?»
Не в силах больше удерживать в себе накопленное, Александр позвал к себе Гефестиона, чтобы излить ему свои чувства.
--- Знаешь, Гефестий, возможно, я и хочу вернуться в Грецию, возможно, я не хочу видеть Роксану своей женой, но я должен это делать. Я должен поступать именно так, потому что я в ответе за освобожденные земли. Я должен идти дальше, в непокоренные страны!
--- Почему? Не делай этого, если не хочешь.
--- Я не знаю. Я просто чувствую, что должен это делать, и это чувство очень упрямо давит на меня. Это мой долг, моя обязанность, возложенная на меня неизвестно кем.
Александр осторожно подошел к кровати и сел на неё. Гефестион обнял друга, но так и не нашел, что ему ответить, кроме: «Что бы ты не решил, Александр, я буду с тобой до конца».
--- Спасибо, Гефестион. Я хочу, чтобы ты тоже знал, мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты рядом. Ты стал для меня единственным человеком, которому я доверяю, и я отправлюсь за тобой в любую сторону света и тьмы, пусть это будет даже мой последний путь. Меня это не пугает.
Несмотря на все свои страхи и опасения, Александр собрал войско и двинулся дальше. День за днем армия Александра отдалялась от Бактрии и приближалась к непокоренным землям.
Время быстрой колесницей неслось вперед. На смену падшим воинам приходили новые. С оставшимися в живых друзьями, Александр стал проводить больше времени, словно боясь потерять их. Он наслаждался каждым днем, проведенным с ними, как последним. Тем временем войско победоносным шествием прибыло в Экбатаны. Очередные пиры и игры занимали большую часть времени. Пиры, развлечения длились без остановок, и Александр уже проводил не так много времени за книгами. Он сильно изменился.
Наутро, после очередного пиршества, Александр зашел к своему другу. Тот лежал на кровати, и по его лбу катились горячие капли пота --- жар продирал его изнутри. Вызвав врачевателей, Александр не отходил от больного все время, пока Гефестиону было плохо, моля богов о его здоровье. Но Гефестион был сильным человеком, и поборол свой недуг, быстро пойдя на поправку. Александр был так счастлив что на радостях оставил Гефестиона одного, а сам поспешил на проходившие в Экбатанах игры, чтобы во всеуслышание заявить о выздоровлении друга.
Александр дождался окончания одного из турниров, и уже собирался выйти с речью, когда к нему подбежал слуга и сообщил, что состояние Гефестиона резко ухудшилось. Александр бросился на помощь другу, но не успел. Когда он вбежал в комнату, распугав всех слуг, он увидел только бездыханное тело. Гефестион, которого он совсем недавно оставил одного, ошибочно полагая, что все обошлось, лежал мертвым на кровати.
Еще никогда и никто так не переживал потерю друга, как Александр. Никогда брат так горестно не оплакивала своего брата, а жена мужа. Горе его перешло все человеческие границы. Обезумев, он закрылся в комнате с распростертым на кровати мертвым телом и не выходил из неё три дня, лежа рядом с ним, забыв о сне и еде. Душа его рвалась подальше от этого мира вслед за безвременно ушедшим другом.
--- Зачем боги забрали тебя так скоро, Гефестион? --- стонал Александр, стоя на коленях перед кроватью, обхватив руками остывшее тело. --- Даже Зевс не знает, как мне сейчас тяжело. Я запутался еще сильнее, и никому, кроме тебя, я не могу довериться! У меня было много друзей, но никто из них не понимал меня, как ты. Никто из них не умел любить и ценить меня за мой внутренний мир.
Горе царя не знало границ. Александр постоянно разговаривал с мертвым телом, бормоча что-то невнятное. Когда через несколько дней тело начало разлагаться и дверь взломали, чтобы вынести его, все посчитали, что Александр лишился рассудка. У него было бледное мраморное лицо, отросшая борода, воспаленные от слез глаза, разорванная одежда. Птолемей, Кассандр и Пердикка подошли к телу и стали стягивать его с кровати, как в этот момент из горла сидевшего на полу Александра вырвался звериный вопль, испугавший всех. Вопль его был ужасен.
В день прощания собственноручно вел Александр под уздцы лошадей, везших останки Гефестиона. Игры были отменены. Музыка надолго стихла в городе. В храмах погасли огни. Зубцы стен были снесены. А Главк --- врач, лечивший Гефестиона, --- был казнен. Посмертно Александр одарил друга всеми божественными почестями и возвел в ранг божественных героев, поставив в один ряд с Ахиллесом и Гераклом.
Через несколько дней дошла весть и о смерти Кратера, сидевшего на роковом пиру рядом с Гефестионом и пившего вино с ним из одной чаши.
Смерть Гефестиона стала послей каплей походного горя уставшего от жизни Александра. Он отдал приказ вернуться домой, в Вавилон. Вместе с Гефестионом умер и прежний мир Александра, а также мечта, манившая к себе на протяжении всей жизнь. Теперь он ярко чувствовал приближающийся конец. Один лишь вопрос мучил его: «Кто же окажется тем человеком, который поставит точку в его великом существовании?»
Несколько месяцев тяжелого пути --- и уставшее войско прибыло в Вавилон. Вечный город, как и в первый раз, встретил Александра со всеми почестями, присущими царю. Вновь войско победным шагом прошло через центральные ворота. Но войско было совсем другим. Многие из проходивших здесь несколько лет назад остались на полях сражений кормить лис и шакалов. Во время первого вхождения в город, армия Александра состояла исключительно из македонцев и греков, сейчас же это была смешанная, разношерстная армия, в которой персы сражались бок о бок с греками. Александр был тоже не тем сияющим юношей, окруженным своими преданными друзьями и соратниками. За короткий и в то же время показавшийся вечностью период между двумя приходами в Вавилон, Александр потерял Филоту, Пармениона, Клита, Гефестиона, Пердикку и еще много тысяч своих славных воинов, скорбь от потери которых накопилась в его душе, каждое мгновение желая вырваться душераздирающим криком. Мрачный, разукрашенный блеклыми неестественными красками, Вавилон стоял перед Александром в своем холодном величии. На серых лицах стоящих вдоль улиц людей Александр видел натянутые улыбки. Он сражался и освобождал земли, думая, что освобождает народы из-под гнета варваров, а на самом деле он и есть жестокий захватчик. За притворными улыбками покоренных народов кипели ненависть и жажда мести.
Город городов, заждавшийся своего царя, праздно встретил Александра.   
Прекрасные полуобнаженные девушки и юноши парили в незнакомом танце, при каждом удобном случае бросая робкие взгляды в его сторону. Двигаясь одновременно в такт музыки и внутренних порывов, они кружили босиком на белом мраморном полу огромного дворцового зала, усыпанного цветами и диковинными травами. Гибкие тела танцующих извивались в ритме танца. Соприкасаясь между собой, они выдавали удивительные па. Грация и изящество переполняли эфебов, приковывая к себе зачарованные взгляды прибывших издалека гостей. Певцы исполняли дифирамбы, восхваляющие победителя и его войско, а винные реки текли по столам, доверху наполняя кубки пирующих. Слуги ходили вокруг стола, поднося все новые, до сей поры невиданные яства, и при каждом удобном случае наполняя кубки гостей вкуснейшим вином из царского погреба.
Птолемей схватил проходившую мимо служанку и посадил рядом, несмотря на её робкие попытки вырваться из крепких объятий. Его руки с силой удерживали её, совершая непристойные действия. Грубость и хамство товарищей выглядело вульгарно на фоне царившей вокруг красоты.
Золотой кубок, наполненный вкуснейшим вином, стоял перед ним. Взяв его в руку, он поднес кубок к губам и сделал добротный глоток, продолжая наблюдать за театральными действиями, устроенными в его честь.
Непослушной рукой он попытался поставить золотой кубок, украшенный драгоценными камнями, на стол, но обмякшая рука плетью повисла вдоль туловища, так и не донеся кубок с остатками красного вина. Звонкий звук упавшего на каменный пол кубка пробил слуховую пелену и тутже смолк в тошнотворном головокружении. Холодный пот засочился из ослабшего тела, и яркое убранство зала резко потускнело. Засуетившиеся в комнате люди стали расплываться, пока  едва пробивавшийся сквозь мутную пелену свет не сменился тьмой…
Александр открыл глаза. Он лежал на кровати в спальне, некогда бывшей покоями Дария. Ахура-Мазда --- зороастриский символ --- висел над его головой, как напоминание о прежнем хозяине. Символ со злой иронией, смеясь над обессиленным царем, заявлял о своем главном учении: «Свободный выбор человека в мировой борьбе Добра и Зла играет определяющую роль».
Вокруг его кровати стояли друзья. Александр всматривался в их лица, пытаясь узнать изменника и ответить на свой же вопрос: «Кто тот человек, который поставит точку в его великом служении? Кто же их тех, кого он так любил и уважал, отравил его?»
Лицо Кассандра было полно скорби. Птолемей сидел на краю кровати, и слезы текли по его щекам. Роксана держала его руку, и губы тряслись на опечаленном лице. Остальные стояли несколько дальше, но Александр слышал их всхлипы и обращенные к Зевсу мольбы. Несмотря на сложившееся в последние годы непонимание, они по-прежнему любили его. Он чувствовал это.   
Александр еще раз пробежал взглядом по лицам друзей. Помимо скорби, еще один вопрос был запечатлен на них. Все они стояли в ожидании имени наследника. Кому же из своих приближенных Александр доверит управление своей огромной империей? Но Александру было важно знать другое: «Кто его предал?» Он уже не слышал голосов. В его голове звучали только собственные мысли. Они судорожно перебирали возможных виновников его смерти, анализируя и выдвигая версии.
Вдруг яркая вспышка в голове расставила все на свои места. И тут же догадка осенила Александра. Ему все стало ясно и понятно --- даже слишком просто все оказалось. Разве мог он представить, что этот человек предаст его? Александр мог предположить кого угодно, но только не…
Неожиданная легкость вмешалась в размышления лежащего на смертном одре царя. Глаза его закатились. Он ощутил, как невидимая сила тянет вверх. Внизу он увидел своих верных друзей, склонившихся над телом, на которых падали его беспочвенные и обидные подозрения. Но среди этих людей был и тот единственный, кому Александр очень доверял на протяжении своего жизненного пути. Александр взглянул в его лицо и убедился в своей правоте. Руки предателя тянулись к его телу, но даже искусно надетая маска скорби не могла скрыть холод и ликование глаз.

***
Свобода выбора, присущая многим, чужда каждому вершителю судеб. Предначертанный ход истории отвергает всякое волеизъявление, заставляя желания идти вразрез с совершаемыми деяниями, причиняя этим сильнейшую душевную боль.
Мало кто знает, насколько тяжело быть правителем. Ведь от каждого правителя зависит судьба всего мира так же, как и от каждого из нас зависит существование окружающих нас людей и всего мира в целом. Каждая наша мысль и поступок найдут свое отражение, которое приведет нас к соответствующему результату. Все мы --- незаменимые винтики одного огромного хорошо отлаженного механизма.
Энлиль завершил важную роль в Игре под названием Жизнь, узнав, что слава не бывает без страданий.


Глава 4
 Раб собственных детей

Поток холодной воды хлынул ему в лицо.
--- Вставай, раб! --- услышал он чей-то грубый голос. --- Пора приниматься за работу!
В это самое мгновение мощные руки с силой подхватили его и потащили в неизвестном направлении. Он едва успевал перебирать ногами, поспевая за несущими. Тщетные попытки открыть глаза позволили лишь сделать кратковременные кадры места, где он оказался: решетчатая дверь, изуродованное шрамом лицо, множество тел сброшенных в одну кучу. Со всех сторон на него давили крики, вопли, рев животных, лязганье железных оков, звонкие удары, звериный смех.
«Это ад!» --- думал он, кожей ощущая царящую атмосферу страха, безвыходности. Даже воздух был каким-то спертым и неестественно сладким.
Сильный толчок в спину свалил с ног и без того измученного вчерашним избиением парня.
--- Ждать! --- кто-то выругался, и шаги двух пар ног стали удаляться.
Огромных  трудов стоило ему перевернуться на спину и, ощупывая под собой землю, он попятился назад. Каменная стена, оказавшаяся на его пути, заставила выкинуть из головы всякие мысли о попытки к бегству. Отталкиваясь ногами от земли, ему удалось опереться на этого служителя ада. Голой спиной ощутил он холодную с выпуклыми острыми краями наружу каменную стену. Справа слышались глухие звуки ударов, сопровождаемые грубой бранью и руганью нескольких человек, и чьи-то еле слышные вздохи.
Справляясь с сильной физической болью, он поднес правую  руку к лицу и двумя пальцами приоткрыл один глаз. Это и впрямь ад! Ад, нашедший пристанище на земле среди людей. В нескольких метрах, прямо перед ним, в луже собственной крови лежал совсем еще молодой парень. Резаные раны покрывали худое тело, а из груди торчала рукоять короткого клинка. Он был мертв. Пальцы рук обхватывали веревку, затянутую на шее, оставившую глубокий порез. Глаза были широко раскрыты и смотрели в небо. Из бедра правой ноги торчала сломанная кость. «Кто же способен сотворить такое?» --- крутилось в голове.
Глухие звуки ударов, доносившихся справа, не умолкали. Боясь увидеть подобную картину, вжавшийся в стену парень медленно повернул голову. Пять или шесть человек, одетых в военную форму, били ногами кого-то, лежащего на земле, лишь изредка вставляя удары руками по голове. Человек, лежавший на земле, уже давно перестал сопротивляться. Он смиренно лежал, принимая удары как наказание, спосланное ему свыше, за какие-то грехи. Палящее солнце делало избиение особенно мучительным для избиваемого.
--- Хватит с него, --- сказал воин, останавливая вошедших в азарт товарищей, --- хватит, я сказал! --- повторил он, перейдя на крик.
Было видно, что именно он главный из присутствующих.
Воины остановились и, тяжело дыша, отошли от лежавшего в крови человека. Он был так сильно изуродован, что нельзя было даже определить, во что он одет, не говоря уже о его возрасте. Но он был еще жив. Его глаза то открывались, то закрывались, совершенно не выражая никаких эмоций.
--- Поднять его! --- захрипел главный, выхватывая меч из-за пояса.
Двое солдат рангом ниже подняли человека с земли и, держа его под руки, повернули к старшему.
--- Что он на меня уставился? Отвернуть его от меня, --- со злой насмешкой приказал главный.
Воины повиновались и повернули изуродованное тело лицом к ошеломленному от ужаса парню. Ноги человека были перебиты, а из груди торчала часть ребра. Он поднял глаза и посмотрел на опершегося на стену парня. Сколько сочувствия было в этих глазах!
--- Держать его ровно, --- заорал главный, облизывая губы.
Человека приподняли чуть выше, а он отвел глаза от парня и закрыл их.
Правая рука главного замахнулась, уводя меч за левое плечо.
--- Сдохни, собака! --- прорычал он с дьявольским блеском в глазах, и меч ударил наотмашь по шее беспомощного человека.
Голова отлетела в сторону и покатилась. Парня всего передернуло изнутри. Он бы закричал, да не мог. Испытанный шок, не давал произнести и звука. Это и вправду ад! Не что иное, как ад!!!
Два воина бросили обезглавленное тело на землю и направились вслед за главным.
--- Пора бы уже и поесть, --- сказал здоровенный воин, выдергивая на ходу клинок из груди лежавшего в крови молодого парня с затянутой веревкой на шее, убитого им несколькими минутами ранее.
--- Тебе бы жрать только! --- засмеялся главный. --- Лучше скажи, чтобы убрали этих отсюда, --- и он показал большим пальцем через плечо на только что убитых людей.
Один из воинов заметил прижавшегося к стене новичка и с самодовольной улыбкой вплотную подошел к нему.
--- Вздумаешь ослушаться, окажешься на их месте, --- сказал воин и больно ткнул мечом прямо в оголенную рану. Рука, державшая глаз открытым, от боли прижалась к телу. Сидя с закрытыми глазами, он слышал, как шаги скрылись в соседнем помещении и тот здоровый воин приказал кому-то прибраться.
Собравшись с силами, он вновь поднял правую руку к лицу и приоткрыл глаз.
Двое жилистых парней вбежали в комнату и, схватив за ноги тело молодого парня, утащили. Потом вернулись за вторым, как ни в чем не бывало взяли под руки обезглавленное тело и, подобрав лежавшую на дороге голову, унесли вслед за первым. Тела этих жилистых парней были покрыты шрамами. А рельефная мускулатура, в которой можно было разглядеть связки мышечных волокон, делали из них адских животных, с которых живьем сняли кожу.
Взгляд человека за мгновение до смерти стоял перед глазами прижавшегося к стене новичка, не понимавшего, куда он попал. Осознавая никчемность и дешевизну человеческой жизни, он закрыл глаза.
«Если он еще жив, значит он кому-то и для чего-то нужен здесь», --- думал он.
--- Этот? --- прервал его размышления грубый голос, раздавшийся над его головой.
--- Этот. Этот, --- ответили из другой комнаты. --- Он там один.
--- Встань! --- скомандовал первый и, схватив за локоть настрадавшегося парня, отшвырнул его от стены.
Он оказался лежащим на земле в луже крови, где еще недавно убили молодого парня. Хорошая порция выброшенного в кровь адреналина помогла подняться на ноги, несмотря на усталость и болевшее тело, и открыть глаза. Перед ним стоял взрослый мужчина в форме. Меч был вложен в ножны и висел на поясе. На сердце стало чуть-чуть полегче, ведь если бы его хотели убить здесь и сейчас, то меч был бы оголен.
--- Покажи, что можешь! --- и кинул деревянный меч к ногам.
С огромным трудом молодой парень поднял его. Вес меча казался огромным. Видя надвигающегося на себя воина, он поднял меч для удара, но противник одним движением подкатился под него и сразил на землю подножкой.
Теперь сил совсем не осталось.
--- Ничего не можешь! --- ответил воин на свой же собственный вопрос. --- Отнести его в камеру!
Его подняли и куда-то понесли. Ноги волочились по полу. Изредка приоткрывая глаза, насколько это было возможно, он видел железные двери, изуродованные тела, изредка скрипели засовы. Его втащили по лестнице на второй этаж и, затащив в сырую комнату, бросили на каменный пол.
Теперь его, наверно, оставят в покое хоть на какое-то время. Он лежал на полу, а боль все громче и громче напоминала о себе. Но были вещи и пострашнее ее. Это были смутные воспоминания. Молодой человек не мог точно вспомнить, что с ним произошло. Сильный удар по голове привел к потере большой части памяти. Как он не пытался, ничего не получалось. Единственным кратковременным воспоминанием был момент, когда он очнулся и увидел, как его везли под покровом ночи в клетке вместе с другими пленниками. Сколько времени он провел в бессознательном состоянии, он не знал. Ему с трудом удалось приподнять голову и рассмотреть место, по которому его везли. Никогда прежде он не был здесь. И справа и слева от него возвышались черные скалы, хищно поблескивавшие в лунном свечении. Порой они сближались, и казалось, что они хотят раздавить его своими каменными телами. Он набрал полные легкие воздуха и, не ощутив свежести леса, а только холод ночного воздуха, понял, что находится очень далеко от родных мест. Страх неизвестности пронзал душу, и холодная ночь лежала на коже мурашками. Но даже она была не в силах привести в чувство после сильнейшего удара по голове. Парень был слаб. Он старался изо всех сил остаться в сознании, но все было тщетно. Потеряв сознание, он пришел в себя только уже здесь, в этом жутком месте.   
Его сознание вернулось в лежащее на холодном полу тело. «Зачем мне все это? Лучше не сопротивляться. Очень скоро они меня убьют, и все это закончится», --- подумал он и тут же отогнал от себя эти мысли. Что-то внутри говорило, что отказ от борьбы за жизнь приравнивается к самоубийству и его вернут к самому рождению, чтобы еще раз провести этим путем. Еще раз таких испытаний он не вынесет.
«Сколько же людей крутятся в таком круге? Рождаются, живут, страдают и умирают, отказавшись от борьбы, а потом опять рождаются, вновь живут страданиями и снова умирают, а потом еще, и еще, и еще… Это может продолжаться сколько угодно. А эти люди все страдают и страдают от рождения к рождению, даже не зная, что топчутся на месте, и их страданиям не будет конца. Нет. Я пойду до конца! Не дай бог пройти через это еще раз!» --- размышлял он.
--- Живой? --- услышал он незнакомый голос.
Около часу пролежал он на полу, думая, что находится один в этой комнате.
Попытка приподняться и что-то сказать была тщетна.
--- Ладно, вижу что живой, --- сказал незнакомец. --- Добро пожаловать в школу гладиаторов.
--- Они убили их! --- застонал вновь прибывший. Перед его глазами по-прежнему стояла та жесточайшая картина: молодой парень с веревкой на шее и отсеченная голова второго человека. --- За что?! --- слеза бы покатилась по его щеке, но сил не было: усталость притупила все чувства.
Сейчас он стал отходить от шока и уже слегка пришедший в сознание начал смотреть на произошедшие события, но от этого ему становилось только хуже.
--- Они не объясняют, --- сказал все тот же взрослый мужской голос.
Это было на заре долгоживущей эпохи гладиаторских игр, когда к жизни гладиаторов не относились как к дорогому товару. Конечно, это было уже не то время, когда гладиаторы были всего лишь дешевыми рабами, которых были сотни тысяч, и всем было наплевать: или эти рабы погибнут на арене, или на строительстве, или на каком-нибудь еще добывающем производстве, --- и жизнь их почти ничего не стоила. Но все-таки это было и не то время, когда гладиаторы выступали на огромных каменных аренах, хотя все к этому уже подходило. Хорошие гладиаторы были дорогим товаром, на котором зарабатывали большие деньги. Но прежде чем стать дорогостоящим гладиатором, приходилось побыть дешевым товаром, и только в том случае, если ты добивался успехов и мог показать на арене настоящее представление, а не только убить противника, ты мог на что-то рассчитывать. Но таких были единицы.
Видя, как мучается от увиденного лежащий на полу парень, голос резко сказал: «Не жалей никого! Жалость делает тебя слабым. Жалея других, ты показываешь, что они слабы и немощны. Ты недооцениваешь их».
Резкий звук удара железа о решетку двери заставил голос замолчать.
«Неужели за мной?» --- парень вздрогнул.
--- Имя? --- грубо спросил кто-то.
--- Август, --- как можно громче произнес парень, думая что его могут не услышать.
--- Откуда?
--- Племя тенктеров с севера Галии.
--- Род занятий?
--- Охотник, --- это было первое, что пришло ему в голову.
Повисла секундная пауза, и лежавший на полу Август услышал, как тот же грубый голос звучал уже где-то дальше.
«Ушел!» --- с облегчением вздохнул он.
--- А я Мартын, --- прозвучал голос, который разговаривал с ним о жалости, но сейчас в нем слышались нотки сочувствия.
Могучие руки подняли Августа и посадили на деревянную лавочку. Медленно открыв заплывшие от синяков глаза, он, наконец, увидел хозяина разговаривавшего с ним голоса. Перед ним на такой же лавочке сидел высокий крупный мужчина лет тридцати с короткими светлыми волосами и широко посаженными глазами голубого цвета. Его крепкие руки, изувеченные шрамами, говорили о прошедших сражениях, из которых он вышел победителем.
Август осмотрелся. Справа от него была железная дверь, походившая на те, которые он уже видел мельком. Снаружи виднелся большой двор с доносившимися оттуда криками. Комната была всего около восьми шагов в длину и четырех в ширину, по обеим сторонам которой цепями крепились две деревянные кровати. Несмотря на сияющее солнце, здесь было пасмурно и мрачно.
--- Осваивайся. Теперь это твоя комната, --- сказал Мартын, глядя прямо в глаза Августу.
--- А ты?
--- А меня… --- и он отогнал воздух тыльной стороной кисти.
Август мог только догадываться, что означал этот жест.
Чей-то бесцветный смех, переходивший в кашель, вновь прервал их разговор. В проходившем мимо дверной решетки воине, Август узнал одного из тех сеятелей произвола. Это был человек, отрубивший голову бедолаге. Его лицо было увенчано шрамом. Воин остановился. Его взгляд был прикован к Мартыну, но это был уже не тот дикий бесстрашный взгляд, который видел Август, сидя на земле, опершись на каменную стену. Сейчас во взгляде этого человека читались уважение и страх. Он испытывал трепет перед Мартыном. Но за что?
Мартын повернул голову и посмотрел в глаза надзирателю. Его пронзительный взгляд заставил воина отвернуться и уйти. Это была хоть и небольшая, но весьма убедительная победа. 
--- Почему ты здесь? --- спросил Август, понимая, что сидевший перед ним человек, совсем не рядовой посетитель этого места.
--- Я больше не могу сеять смерть, --- с грустью произнес он. --- Еще совсем недавно я был, пожалуй, одним из лучших гладиаторов в Риме. А теперь я устал. Устал не от боязни умереть. Устал не от боязни быть покалеченным. Нет. Нет. Я устал делать боль другим. Я устал приносить в жертву других людей на радость публике, --- и Мартын закрыл лицо руками.
--- Но у тебя не было другого выбора, --- с сочувствием произнес Август.
Страдания этого человека заставили Августа забыть о собственных ранах. Его физическая боль была несравнимо мала с душевной болью Мартына. Все, что делал этот человек, приносило только скорбь и несчастье близким убитого им гладиатора. Сколько раз в своей жизни, уходя со стадиона победителем, ему приходилось видеть заплаканные лица жен, матерей и детей гладиаторов, оставшихся лежать на арене после его удара. Он убивал не для выживания. Он убивал на потеху орущей толпы, пришедшей на стадион в жажде крови и насилия.
--- Выбор есть всегда! Только тогда, я не осознавал этого, --- ответил Мартын трясущимся голосом.
«Неужели он плачет?» --- думал Август.
--- Не смотри, что я плачу. Слезы --- это не признак слабости. Просто я понимаю, что никому в этой жизни я не принес счастья. И от этого очень больно внутри, --- словно читая его мысли, ответил Мартын. --- Запомни, Август, физическая боль не страшна. Душевная --- куда опаснее и больнее.
Топот нескольких пар ног раздался на лестнице. Он все усиливался. Август интуитивно чувствовал, это идут к ним.
--- Встать, Мартын, --- скомандовал властный голос.
Август повернул голову на звук и увидел стоявшего за решеткой воина в окружении вооруженных людей. Это был прокуратор школы. Он был одет в белую хламиду, выглядевшую очень богато и даже как-то контрастно на фоне царящего здесь ужаса и грязи. Среди его окружения был и тот, который, проходя мимо камеры некоторое время назад, столкнулся взглядом с Мартыном. Теперь в его взгляде читалась уверенность и самодовольство. Держась чуть в стороне, он постоянно поглядывал на прокуратора. Третий из этой свиты отцепил привязанный к поясу ключ, повернув его несколько раз в замке, лязгнул засовом и открыл дверь.
--- Выходи.
Не говоря ни слова, Мартын встал в полный рост, едва не задев головой потолок, и вышел из комнаты, бросив Августу прощальный взгляд.
Едва процессия отошла от дверей, Август поднялся с кровати и подошел к двери, наблюдая за своим новым товарищем.
Его вели вниз по лестнице на арену. В каждом шаге Мартына чувствовалась гигантская физическая сила и невидимая внутренняя мощь, готовая выплеснуться в любой момент. Мартын шел в сопровождении нескольких охранников абсолютно спокойно. Ни одно его движение не выдавало страха или беспокойства, и лицо не выражало никаких эмоций.
В авангарде процессии, придерживая меч левой рукой, вышагивал прокуратор, а позади и чуть левее шел воин, лишивший сегодня жизни как минимум одного безоружного человека.
Август наблюдал через дверную решетку, как вся эта процессия двигалась к центру импровизированной арены, построенной внутри школы гладиаторов. На арене уже были выстроены четыре шеренги из учеников этой школы.
Процессия остановилась метрах в пяти от учеников гладиаторов. Несмотря на направленные на него копья, Мартын твердо стоял на ногах, заложив руки за спину. Его лицо по-прежнему не передавало никаких эмоций, но вот глаза… Он словно говорил ими, обращаясь к стоявшим напротив ученикам школы: «Одумайтесь!»
Взгляды будущих гладиаторов были прикованы к нему. В глазах людей, от постоянных изматывающих занятий, читалось восхищение и уважение. Мартын был для них не просто примером для подражания. Это был их идеал. То, к чему каждый из них стремился, а стремились они к одному --- к свободе. Еще даже не став по настоящему гладиаторами, они уже стремились к свободе. Каждый из стоявших в шеренгах был уверен, что вот сейчас, вышедшего из множества боев победителем, Мартына наградят деревянным мечом, символом долгожданной свободы. Внутри они радовались за него. Каждый представлял себя на его месте, как он сам получает свободу, стоя перед всей школой гладиаторов, и прокуратор объявляет его свободным.
Прокуратор, не проронив ни слова, молча оглядел гладиаторов и, вынув меч, поднял его над собой. Все внимание переключилось на него, и никто не заметил подкравшегося к Мартыну сзади человека со шрамом. Никто, кроме Мартына. Только он почувствовал спиной приближавшуюся опасность и на секунду закрыл глаза. Он не испытывал иллюзий по поводу освобождения. Он был готов принять смерть. Он ждал ее. Для него смерть была освобождением. Освобождением от воспоминаний. Меч резким движением вошел в спину Мартына. Мартын выгнулся вперед, но остался стоять на ногах. Из его сквозной раны сочилась кровь. Не показывая боль, Мартын по прежнему держал руки за спиной. Он приложил всю свою волю, лишь бы они не видели его страданий. Словно шакал, почуявший слабость жертвы, нанесший удар, хищной походкой обошел Мартына, держась на расстоянии, и, оказавшись напротив, колющим ударом меча, пронзил грудь. С большим трудом, но и сейчас Мартын устоял на ногах, с презрением глядя в его глаза. Растерявшись, наносивший удары посмотрел на прокуратора. Тот тоже стоял в непонимании. Уже первый удар, должен был убить любого, а второй и тем более, но Мартын был по прежнему на ногах. Резким прыжком, вернувшись за спину жертвы, шакал резанул по задней части бедра. Напряженные мышцы лопнули и, потерявший равновесие Мартын, упал на колени, и, постояв на них какое то время, замертво рухнул на песок.
--- Так будет с каждым, восставшим против Рима, --- объявил прокуратор, обращаясь к ученикам, и, широко шагая, направился к выходу с арены.
Только сейчас, Август увидел, что, кроме самой процессии и ровных шеренг гладиаторов, на арене было множество людей, наблюдавших за убийством Мартына. Все, кому школа давала работу и хлеб, пришли сюда.
Когда-то ровные шеренги учеников-гладиаторов уже не были таковыми. Поняв, что произошло, кто то обхватил голову руками, кто-то упал на колени, а кто-то остался стоять на месте, выронив из рук оружие. Они ждали освобождения этого бесстрашного воина, а вместо этого увидели его смерть. Хоть и достойную, но смерть. Люди потеряли своего кумира и пример для подражания, а вместе с ним и веру, хоть в маленькую, но справедливость.
«Конечно это показательное наказание!» --- сказал про себя Август. И вот только сейчас он однозначно понял значение того движения кистью, показанное Мартыном во время разговора. Мартын знал, что скоро его убьют.
Август лег на деревянную скамейку. В его голове звучал голос прокуратора: «Так будет с каждым, восставшим против Рима!»
 «Наверное, устав приносить страдание людям, Мартын бросил оружие и отказался биться с каким-то из гладиаторов», --- думал Август лежа на скамейке. Его мысли то уходили в полузабытое туманное вчерашнее прошлое, когда он был со своей семьей, то возвращались в настоящее. Он и сам не заметил, как заснул.
Проснулся он от звука ключей, открывавших дверь его камеры, и тут же ощутил утреннюю прохладу.
--- Выходи, --- скомандовал воин, открывавший вчера дверь Мартыну перед его убийством.
Август вышел из камеры и тут же подошедший еще один воин приказал следовать за ним. Вчера он не видел его.
«Сколько же их здесь?» --- думал Август.
Следом за воином, он спустился по лестнице, по которой вели Мартына, и оказался на песке. От вчерашней потери не осталось ничего, кроме мыслей и боли в сердце. Кровь Мартына, брызгавшая из ран и лившаяся на арену, была еще вчера смешана с остальной массой песка. Прокуратор и его воины сделали все возможное, чтобы о великом гладиаторе забыли как можно скорее, и лишь причина его смерти пугающей неизбежностью осталась в головах учеников.
Воин подвел Августа к деревянному столбу, врытому в землю.
 --- Смотри и запоминай, что я тебе показываю! --- сказал он.
Он взял стоявший у стены деревянный меч и начал наносить удары по столбу. Меч трещал в его руке.
 --- Смотри внимательно! На песке любая ошибка будет стоить тебе жизни, --- повторил воин и показал тот же самый удар, что показывал до этого, но уже медленно. --- А теперь пробуй ты, --- и он протянул деревянный меч Августу.
Взяв его в руку, Август ощутил вес, показавшийся ему огромным. Хотя в руке солдата он был легок, подобно пушинке.
--- Бей! --- сказал воин.
И Август неумело ударил по столбу. Меч выскользнул из руки и упал на песок.
--- Еще раз. Держи его крепко!
Август поднял меч и вновь ударил по столбу, предварительно крепко обхватив пальцами рукоять деревянного меча. Резкая вибрация прошла от кисти через всю руку и растаяла где-то в груди.
--- Запомни… Как тебя зовут?
--- Август.
--- А я Валерий. Я буду учить тебя, --- коротко сказал он. --- Запомни, Август, ты должен рубить соперника сверху вниз. Сначала справа, как бы отрубая кусок, потом слева. Всегда бей под углом сверху вниз, в таком случае меч сам будет делать за тебя работу --- это во-первых. А во-вторых, ты должен бить не рукой, а телом. Рука с мечом --- только то, что касается противника. И еще, твердо стой на ногах и не теряй равновесие.
Август молча слушал, стараясь уловить каждое слово, чтобы в дальнейшем можно было повторить как следует. Он прекрасно понимал, что для выживания на арене ему нужно приложить все силы для отработки навыков, и Валерий был не такой воин, как остальные. Человечность и дружелюбие ощущались в тоне его голоса.
Валерий вынул свой железный меч из-за пояса и, подпрыгнув к столбу, рубанул сверху вниз. Меч с легкостью вошел в дерево, издавав характерный звук.
--- Пробуй, --- сказал Валерий, вытаскивая свой меч из столба, --- а я скоро вернусь и проверю.
Он уже сделал несколько шагов, но вернулся и внимательно посмотрел на Августа: «И вообще я хочу, чтобы ты кое-что запомнил. Только сила может принести тебе свободу, и ничто другое. Поэтому, если хочешь получить её, приложи усердие».
Август сразу приступил к занятию. Он бил, бил, бил и снова бил. Чем больше он наносил ударов, тем меньше болело его тело после позавчерашних побоев. Когда руки устали, он опустил деревянный меч и поднял глаза вверх. Палило солнце, пот струился по его телу, и кровяные мозоли болели на ладонях.
--- Не стой, раб! --- услышал он знакомый голос.
Август обернулся. Это был человек, убивший Мартына.
Август поднял меч и продолжил. Когда его мышцы устали, и он с трудом стоял на ногах, он вдруг почувствовал, как его тело само начинает беречь силу за счет экономии в каких-то движениях. Август понял, что имел в виду Валерий, когда говорил бить телом. Его ноги делали толчок вперед, затем тело продолжало это движение, а руки с мечом уже заканчивали его на деревянном столбе. Одно его движение вытекало из другого.
«Ну, конечно! --- осенило его. --- Чем меньше законченных движений я делаю, тем больше сил я экономлю».
С этого момента в каждый удар Август вкладывал все тело. Он чувствовал, что все делает правильно, и ему это даже начало нравиться. Но жара, стертые в кровь ладони, желание пить, глушили это приятное чувство, возвращая в школу гладиаторов с её мрачной атмосферой и жестокостью.
--- Очень хорошо, --- сказал подошедший Валерий, --- можешь отдохнуть.
Август опустил деревянный меч и, с трудом передвигая ногами, пошел следом за Валерием. Войдя под навес, Август ощутил приятную прохладу, пробежавшую по коже, и после предложения сесть приземлился возле холодной стены. Валерий куда-то ушел, но тут же вернулся, держа в руке кувшин.
--- Пей, --- сказал он, протягивая глиняный кувшин.
Для Августа это было спасением. Он неуверенно взял кувшин, ожидая подвоха, но как только кувшин оказался в его руках, впился в него губами и жадно принялся поглощать воду. Закончив, Август отдышался, протянул кувшин обратно Валерию и, с глубоким чувством благодарности посмотрев в его глаза, кивнул головой.
Этот Валерий был не такой, как все те, которых уже повидал здесь Август. Что-то было в нем человеческое.
--- Я знаю. Тяжело, --- начал разговор Валерий, отнеся кувшин. --- Я сам через это прошел. Но запомни, чем тяжелее здесь, в школе, тем больше у тебя шансов выжить на арене.
--- Ты? Прошел? --- спросил Август с недопониманием.
--- Конечно! Многие из здешних учителей сами в прошлом были гладиаторами. В том числе и я. Я победил в четырнадцати боях, и мне даровали свободу, --- и он замолчал, вспоминая тот счастливый миг.
--- И что? Почему ты не ушел? --- прервал молчание Август.
--- Куда, ; спросил Валерий, --- куда мне идти? У меня никого нет, --- и он потупил глаза в пол.
--- Извини. Я не хотел, --- с болью в груди произнес Август, понимая что своим вопросом заставил Валерия вспомнить трагические для того события.
--- Ничего, Август. Ты не специально.
Повисла пауза. Валерий сидел на песке рядом с Августом и держался обеими  руками за рукоять своего меча, воткнутого в песок. Сейчас Август мог рассмотреть его более внимательно. Это был мужчина невысокого роста с широкими кистями рук, полностью скрывавшими под своими размерами рукоять меча. Длинные курчавые волосы каштанового цвета развивались от легкого дуновения ветерка. Его когда то прямой острый нос был сломан и слегка смещен вправо. Сжатые челюсти выдавали скулы, и шрам, пересекавший левую часть лица ото лба до шеи, придавал ему мужественность. На внутренней стороне правого предплечья было небольшое родимое пятно в форме креста. Это форма показалась Августу очень необычной.
--- Ты знал Мартына? --- неожиданно для самого себя спросил Август.
Валерий оторвал взгляд от меча и посмотрел на арену. Туда, где днем ранее был убит Мартын.
--- Это был лучший гладиатор из всех, которых знал Рим.
--- Тогда почему его убили у всех на глазах? --- недоумевал Август.
--- Мартын отказался сражаться во время выступления, и за это его убили. Они знали что он лучший, и собрали всех, чтобы видели: никто не смеет идти против сложившихся порядков, --- и он опять опустил голову вниз. А еще говорят, что какие то люди поставили на его победу много денег, а он не оправдал их ожиданий, --- добавил он чуть погодя.
Смех разразился на другой стороне тренировочной арены, и Валерий обратил туда свои взор.
Август увидел, как его руки сомкнулись вокруг рукояти меча, глаза сверкнули, ноздри разулись, а зубы сжались. Ненавистный взгляд был направлен в сторону раздававшегося смеха.
--- Тварь! --- с ненавистью вырвалось из уст Валерия. --- Ненавижу! --- и он всадил меч еще глубже в песок.
Август посмотрел на источник этой ненависти. На песке лежал человек, а вокруг него топтались несколько надсмотрщиков, среди которых был и тот, который убил Мартына. Август понял, в адрес кого была направлена агрессия. Теперь между ним и Валерием нашлось еще что-то общее.
--- Оберегайся того человека в красной накидке, --- предупредил Валерий. --- Это Корнелий, цепной пес прокуратора и  главный среди надсмотрщиков и охранников. Он полное ничтожество, унижающий тех, кто не может ему ответить.
Август ощущал, что Валерий сочувствует ему.
--- Ладно. Отдохнул. Пойдем тренироваться, --- и он встал, вытащил меч из песка и вложил в ножны. Август с трудом поднялся, взял деревянный меч стертыми руками и пошел за Валерием.
--- У тебя есть талант. Ты очень быстро понял, как надо бить, хотя тебя ни кто не учил. Ты посылаешь импульс от ног в меч, вкладывая в удар вес всего тела, --- рассуждал он. --- Это правильно. Но одной техникой не обойтись. Тебе надо работать над силой, ловкостью и выносливостью. Беги вокруг арены тридцать кругов, стараясь дышать низом живота, --- сказал он, обводя пальцем арену. --- Когда закончишь, иди в столовую. Тебя там накормят.
И он, забрав деревянный меч, ушел.
Последние круги дались особенно тяжело. В глазах Августа все плыло. Все внутренние органы болели, а ноги забились и подкашивались. Добегая последний круг, он увидел, как тренировавшиеся на арене ученики одновременно все бросили и куда-то направились. Предположив, что пришло время обеда, Август с осторожностью последовал за ними.
Вот прошла первая половина его первого дня в школе для будущих смертников, выставляющих свои жизни на потеху неугомонного люда, управляемого «хлебом и зрелищами».
Еще на улице он почувствовал вкусный запах еды, игравший с его носом и дразнивший желудок. Следуя за остальными, он зашел в большую комнату на первом этаже, где столы и скамейки стояли в несколько рядов, и длинная очередь человек из ста, а может, и больше, тянулась с тарелками к месту, где повар разливал по тарелкам какую-то жидкость. Выжидая своей очереди, он внимательно всматривался в чан, из которого черпал повар, пытаясь понять, чем его будут кормить, и в то же время внимательно смотрел по сторонам, ожидая подвоха от кого-нибудь из надсмотрщиков. Чем ближе подходил он к своей очереди, тем больше убеждался, что сегодня всех кормят пустой похлебкой с редко попадавшимися кусочками картошки и мяса, но и это казалось императорской трапезой для такого мрачного места. Стараясь не пролить, он донес тарелку до свободного места и, сев за стол, с удовольствием выпил эту приятно пахнущую жидкость, которая показалась очень вкусной не евшему два дня Августу, хотя и не принесла ощутимой пользы.   
--- Пойдем, если ты закончил, --- сказал подошедший Валерий.
Они вышли на арену, и Валерий протянул деревянную палку.
--- Сейчас будешь учиться передвигаться. Движение --- залог победы. Будешь правильно двигаться, победишь, --- сказал Валерий и достал еще одну деревянную палку для себя.
Палка просвистел перед лицом Августа. Он зажмурился и интуитивно отошел назад.
--- Не закрывай глаза, --- в спешке проговорил Валерий, продолжая наносить удары. --- Закрыл глаза --- получил удар. Получил удар --- умер.
И он занес палку для удара, но Август успел отреагировать и парировал удар. Тут же серия ударов сразила его на песок.
--- Встань и продолжай. Сейчас ты должен избегать ударов, а не блокировать их, --- сердито сказал Валерий.
Не успел Август встать, как палка прошла над головой. Затем еще, и Август отпрыгнул влево. Затем еще, и Август сделал шаг назад. Затем еще, и Август прыжком оказался за спиной Валерия.
--- Тебя ждет блестящее будущее, если будешь упорно заниматься. И, возможно, свобода, --- довольно проговорил Валерий, оборачиваясь к Августу. --- Я приятно удивлен твоими способностями. Ты уверен, что никогда прежде не занимался ничем подобным?
--- Я не помню, --- пожал плечами Август.
Он не помнил почти ничего из своей прошлой жизни, которая казалась чужой, словно и не было её никогда, а родился он уже взрослым. Умом он понимал, что жизнь его разделена на «до школы гладиаторов», и на «с момента попадания в школу».
Еще никогда в своей жизни Валерию не приходилось встречать столь талантливого ученика.
--- Открою тебе один секрет, --- начал Валерий. --- Ты должен научиться контролировать каждое свое движение. С овладением движений собственного тела и осознания их, твои умственно координационные способности позволят тебе развить мозг, способность к мышлению. Твоя реакция усилится, а мозг начнет принимать решения значительно быстрее. Ты должен научиться полностью владеть ситуацией боя, превращая любое действие противника в свое оружие. Это будет твоим преимуществом перед другими.
Как губка, Август впитывал все сказанное Валерием и сразу проверял это на деле. 
--- Знаешь, почему Мартын всегда побеждал? --- спросил Валерий. --- Он не давал противнику выполнить ни одного удара. Он бил первым и поражал врага. Его бои длились не больше минуты. За это время он успевал загнать противника в угол и убить.
До самого вечера они продолжали тренировку, прервавшись на ужин  и еще пару раз, чтобы передохнуть. Вернувшись в комнату, Август упал на скамейку. «Я выстою, --- твердил он себе, --- я смогу. Пусть все сдадутся, но я смогу, останусь, выживу».
 Сил не было совсем.

***
Между собой ученики школы общались очень мало. Руководство делало все, чтобы помешать их общению во избежание бунтов и сговоров. Оно понимало, что пока каждый из этих рабов сам по себе, с ним можно справиться. Отдельной группой держались только рабочие школы: повара, охранники, учителя.
Август шел вперед семимильными шагами. Видя, с какой скоростью ученик схватывает полученную информацию, и его способность к ведению боя, Валерий решил вырастить из него гладиатора --- секутора.
Следующие несколько месяцев тренировок проходили в том же бешеном ритме. Изо дня в день он тренировался с утяжеленным железным мечом. После него деревянный меч казался перышком. Разнообразные тренировки заставляли его отвлечься от всего и направить внимание на выживание. Видя результат, Август и Валерий не могли не радоваться. Они быстро нашли общий язык и хорошо ладили, но Валерий публично не выделял его из общей массы других учеников. За это время Август пережил несколько побоев за отказ выполнять команды надсмотрщиков, на него травили диких зверей, секли, прижигали каленым железом, но все это делало его только сильнее. Он уже привык к полученным синякам и шрамам на своем теле и не удивлялся им. Почти каждый день его и других учеников школы били палками и плетьми, заставляя тела привыкать к боли. Тяжелые изнуряющие физические нагрузки забирали много сил, для восстановления которых, он подсознательно делал дыхательное упражнение. Всегда и везде он дышал определенным способом, благодаря которому он чувствовал, как некая субстанция растекается по его телу, давая нескончаемый источник сил. Время шло, и Август превращался в настоящего воина. На него обратил внимание прокуратор и при каждом удобном случае спрашивал у Валерия, когда же Август будет готов к бою. Разумеется, он хотел поскорее продать его и получить хорошие деньги. Валерий был уверен в своем ученике, но не хотел рисковать его жизнью и поэтому всегда предлагал прокуратору еще немного подождать, чтобы затем получить за него хорошую прибыль.
Одним ранним утром охранник приказал Августу следовать за ним. В сопровождении конвоя они покинули территорию школы и прошли в близлежащее деревянное строение. Августа проводили в подвал и оставили среди других, подобных ему, гладиаторов. Он сидел в узкой длинной комнате, пропитанной затхлым запахом пота. Вдоль стен стояли деревянные скамейки с сидевшими на них гладиаторами. Должно быть, очередная тренировка, подумал Август и начал с интересом разглядывать находившихся с ним людей. Здесь было много белокожих бойцов, но еще больше темнокожих. Они были огромны. Казалось, что своими рука, они могут с легкостью разорвать цепи, в которые были закованы их руки.
Август смотрел прямо перед собой, когда почувствовал, как чей-то взгляд сверлит его в затылок. Привыкший в школе к подобным провокациям со стороны как надсмотрщиков, так и некоторых учеников, Август проигнорировал направленное на него внимание, и спустя время этот кто-то переключил свое внимание на другую жертву своей агрессии.
--- Август, на арену! --- раздался голос.
Услышав свое имя, Август поднялся, а подбежавший к нему воин в шлеме и красной накидке приказал следовать за ним. Его отвели в оружейную, где оружейник выдал ему необходимое снаряжение: гладкий шлем с забралом, поножу, которую Август как и положено, одел на правую ногу, большой прямоугольный щит и короткий меч. Секутор Август был готов к тренировке.
Открылись ворота, ведшие на арену, и крик толпы оглушил его. Август шел в центр желтого круга, осматривая сотни людей, стоявших на деревянных трибунах вокруг него. Это была настоящая арена для битв гладиаторов. Деревянная. Скрипучая. Все входы и выходы с арены были наглухо закрыты. Он стоял в одиночестве в центре круглой арены, но ему самому было совсем не одиноко. В этот момент он осознал, что это не просто тренировка. Это его первый бой! А возможно, последний. Подняв голову к небесам, он увидел сидевших на самом верху арены воронов, слетевшихся на трапезу. Крик толпы, жаждавшей зрелищ, становился нестерпим. Ему вдруг стало противно быть актером, развлекающим эту кучу убогих людишек. Он уже хотел бросить на песок свои доспехи и уйти от туда, не задумываясь, что с ним сделают вследствие этого поступка, как вдруг крик и без того громко гудевшей толпы усилился. На другом конце арены по направлению к Августу быстрым шагом приближался ретиарий. В левой его руке был трезубец и наручная лата с твердым наплечником, защищавшая его руку, а в правой руке он сжимал сеть. С каждым шагом он все набирал скорость и летел на растерявшегося Августа. Гул толпы отвлекал Августа и мешал собраться. Ретиарий подбежал и размахнулся трезубцем для удара. Шум стих мгновенно. Каждой клеточкой своего тела Август ощутил пространство вокруг себя, и руки парировали тяжелый удар трезубца. Начался бой.
Не было больше страха в сердце Августа. Только чувства обострились. Рука его стала тверда. Удары точны. Отбив первый удар, Август сразу попытался зайти за спину противнику, но тот, разворачиваясь к нему лицом, махнул сетью, заставив секутора отказаться от этого маневра. Они стояли друг напротив друга. Ретиарий пристально смотрел в глаза Августу, пытаясь поймать его взгляд. Его же глаза были направлены в область груди противника, а взгляд был рассеян. Таким образом Август контролировал не только каждое движение противника, но одновременно с этим видел все происходящее перед ним за счет расширения периферийного поля зрения. Он видел, как боец, находившийся напротив него, переставляет ноги, пытаясь зайти к нему за спину, и одновременно с этим людей, стоявших по обеим сторонам трибун и махавших руками. Он был полон решимости и гнева. Меч в его руках жаждал крови. Ему было наплевать на рост, вес, оружие противника. Выбор был небольшой: убить или быть убитым. Другого не дано. Ретиарий набросил сеть на Августа, но та соскользнула с его гладкого шлема упав на песок. Яростно Август стал наступать на своего противника, словно это был его кровный враг. Он не бил мечом, только размахивал перед противником, пытаясь заставить врага оступиться. Реатиария, не ожидавшего такой напористости, охватила паника и, отмахиваясь трезубцем, он попятился назад, изредка пытаясь атаковать. Но все было тщетно. Все атаки были с легкостью отбиты Августом. Выбрав момент между шагами, когда ретиарий, пятясь назад, нащупывал под собой песок, Август сделал выпад вперед. Меч, как в масло, вошел в живот противника, пробив его насквозь. Ретиарий выпустил трезубец из рук и упал. Один удар --- одна смерть. Август уже собрался опустить меч, как ощутил вторжение в круг своего пространства, и его руки сами нанесли колющий удар назад. Меч встретил мягкое препятствие и, не на секунду не останавливаясь, продолжил движение дальше. Август обернулся и увидел державшегося за живот еще одного гладиатора, подосланного к нему на потеху зрителям. Кровь текла по его животу, стекая на песок. Крича от ярости, Август резанул мечом по его шее, и кровь брызнула на песок, оставляя следы на руках и лице начинающего гладиатора. Три удара --- две смерти. Август окинул взглядом арену. Больше никого не было. Только два его противника лежали на песке. Чувства, знакомые Августу с рождения, вернулись к нему. Он вновь услышал рев трибун, оглушивший его, почувствовал небольшую физическую усталость, не подававшую никаких признаков во время схватки, и перестал ощущать окружающее его пространство.
Подошедшие воины, прикрывавшие себя щитами и державшие наготове оружие, провели победителя к выходу с арены. «Неужели я убил их!?» --- думал Август. Но мысли об этом продлились недолго. Его ввели в страшную комнату. На песке лежало около двух десятков изувеченных тел. Через свежие порезы на животах убитых были видны органы, а у некоторых из них были обрублены руки. Два человека с трудом успевали снимать с них снаряжение и относить, по всей видимости, в оружейную для следующего использования. А еще двое складывали тела на тележки и увозили. Гладиаторские игры были поставлены на поток. Этот комбайн смерти за один только день перемалывал десятки, а может, сотни человеческих жизней.
Такие моменты заставляют человека задуматься о будущем, о том, что ждет его там, за гранью жизни. Но тот, кто постоянно сталкивается с подобным, привыкает и относится к этому как к неизбежному. 
Завершившийся поединок закончился за явным преимуществом Августа. Еще никому и никогда не удавалось одержать столь молниеносную победу в первом же бою. Его техника изящна, его скорость молниеносна, его тактика нестандартна. И такой боец не мог ни обратить на себя внимание как зрителей, так и богачей, скупавших гладиаторов для дальнейших выступлений. Августа и еще нескольких гладиаторов, проходивших вместе с ним обучение в школе, купил богатый человек из города Фиден, расположенного к северо-востоку от Рима.
Рабов посадили в повозку с накинутой сверху клеткой, и кони тронулись с места. С сожалением смотрел Август на остававшуюся позади школу с её ареной, знакомыми. Больше всего сожалел он о расставании со своим другом и учителем Валерием, ставшим ему самым близким человеком. Жаль, а ведь он даже не успел с ним проститься и поблагодарить за полученные навыки. Неровная извилистая дорога все дальше отвозила вчерашнего ученика-гладиатора от жестоких ученических будней и еще более раннего туманного прошлого к пугающей неизвестности.
Август сидел в повозке, обхватив руками колени и прислонившись спиной к решетке. Голова его была занята мыслями о Валерии, будущем и прошлом, происходившем с ним до школы гладиаторов, о котором он так ничего и не вспомнил.
Высокие деревья с густыми кронами стояли по обе стороны дороги. Животные выбегали из своего дома, с интересом наблюдая за людьми, и тут же скрывались в глубине леса. Поднявшись на гору, Август увидел настоящую жизнь, свободную и красивую. С вершины горы наблюдал он за простиравшимся от горизонта и до горизонта зеленым покрывалом леса. Его тянуло туда, в его объятия, но клеточные прутья позволяли только мечтать об этом.
От палящего солнца тянуло в сон.
Шум стал пробиваться через сонное сознание гладиатора. Открыв глаза, он увидел Фиден во всем его великолепии. Для просидевшего несколько месяцев за забором школы человека и не помнившего ничего другого, кроме неё, это было удивительное зрелище. Дома, рынки, площади, свободные люди. Запах свободы витал в воздухе.
Ринат и Овидий --- гладиаторы из той же школы что и Август, которых также выкупил богатый человек из Фиден, уже стояли на ногах, вцепившись в решетку. Люди смотрели на них с большим интересом, понимая, что совсем скоро эти рабы будут увеселять их.
Телега остановилась возле богатого дома, и хозяин вышел из неё, а их, рабов, повезли дальше, в мрачное место, издали напоминавшее школу, где они проходили обучение прежде. Также там была площадка для тренировки, столовая, жилые комнаты. Августа вместе с Ринатом и Овидием провели в комнату, где теперь им вместе предстояло жить. Комната оказалась площадью около одного арура; и около двадцати коек стояли в ней. Условия были намного лучше, чем в предыдущей школе.
В комнате никого не было. Овидий сел на кровать и испуганными глазами смотрел то на Рината, то на Августа. Это был не очень высокого роста, но плотный парень, лет двадцати. Он, как и Ринат, был силен, хотя храбрости ему не хватало в отличии от отважного Рината. Овидий сидел на кровати, сцепив пальцы рук в замок, и осматривал комнату.
--- Хорошо бы сейчас отдохнуть с дороги, --- сказал Ринат, оглядев свой новый дом.
--- Не думаю, что нас отправят на бой сегодня же, --- испуганно и не к месту ответил Овидий.
--- Сегодня-то точно не отправят, а вот дня через два могут, --- добавил Август. --- Не для того платил деньги этот человек, чтобы мы тут отдыхали.
Шумные голоса донеслись с улицы, и в комнату вошли люди. Их было около пятнадцати, и все они были смуглые, рослые, крупные, в поношенной одежде. Были среди них и четверо темнокожих рабов, тренированных, с хорошо выраженной мускулатурой.
--- Эй ты, --- обратился человек с несколькими шрамами на плече и широким носом, --- ты сидишь на моей кровати.
Овидий резко поднялся и отошел в сторону. Августу было странно видеть такого сильного человека, как Овидий, на арене, и в то же время столь трусливого в жизни. Видимо, Ринату тоже, поскольку он посмотрел на товарища осуждающе.
--- Извини, мы не знали, --- ответил Ринат за приятеля, стараясь сгладить ситуацию.
--- А ты не вмешивайся. Не с тобой разговариваю, --- тон человека с широким носом был грубым, и было видно, что он пытался навязать новичкам свои законы. Он резво подошел к Овидию, оттолкнув Рината, и ударил его по лицу. Овидий упал на пол, но не от силы удара, а от неожиданности. Тут же весь его страх улетучился, и Август узнал в нем прежнего Овидия. Вскочив на ноги, он хотел было ринуться на обидчика, но тот уже без сознания лежал на полу, сваленный сильнейшим ударом в челюсть, посланным Ринатом. В конфликт вмешались еще несколько человек, и началась потасовка. Август, Ринат и Овидий щедро раздавали удары своим обидчиком, пока остальные пытались их остановить. Противники оказались достойными, и новичкам тоже досталось по несколько болезненных ударов. Наконец потасовку удалось разнять.
--- Что же вы делаете? --- с досадой прокричал темнокожий парень. --- Мы все здесь в одинаковом положении, а вы ведете себя непонятно как. Может, хватит ссор и драк? Каждому представиться возможность показать себя на арене, так поберегите силы, чтобы тот бой не стал для вас последним.
Обе стороны успокоились, согласившись с услышанным. Ринат сплюнул на пол кровью, освободившись от сдерживающих его рук и подойдя к лежащему без сознания человеку, похлопал его по щекам. Тот очнулся и ничего не понимающим взглядом посмотрел в глаза незнакомцу. Похоже, он не мог ясно вспомнить произошедшего с ним, а момент удара он даже не увидел.
--- Успокоился? --- спросил Ринат.
Посчитав себя оскорбленным, человек с широким носом вскочил на ноги и ринулся на Рината, но агрессия была погашена его друзьями, сдержавшими его.
--- Хватит! --- крикнул бородатый мужчина.
Порыв нападавшего стих, и он погладил рукой болевшую челюсть.
--- Я Донат, --- представился бородач. --- Вы новенькие?
Август кивнул головой в знак согласия.
--- Значит, будем жить вместе. Вон те три места свободны, --- и он указал на дальние кровати, --- можете занимать их.
Август поблагодарил, товарищи представились и пошли к своим кроватям, чтобы немного отдохнуть после дороги.
Спали они совсем немного. Август проснулся от того, что чья-то рука теребила его за плечо.
--- Вставайте, пора на обед, --- сказал темнокожий парень.
Невыспавшиеся товарищи поднялись с кровати и пошли следом за ним. Они вышли из комнаты, прошли мимо еще таких же комнат с кроватями, по двору с тренировочными аренами и зашли в строение, из которого доносились шумные звуки: бряцанье посуды, голоса людей. Огромная столовая, отдаленно напоминавшая столовую в школе гладиаторов, была перед ними. За длинным столом сидели около ста пятидесяти человек. Темнокожий парень, приведший их, показал, где нужно взять миски, и все вместе уже с глубокими мисками они подошли к раздаче. По огромной порции сытной теплой каши положили каждому. В предыдущей школе их редко кормили овсяной кашей, а здесь, судя по всему, хозяин берег своих рабов и заботился об их физической форме. Быстро съев свою порцию, Август осмотрел обедающих.
--- Можешь пойти попросить добавки на раздаче. Тебе выдадут, --- сказал темнокожий парень.
Август с опаской покосился на него и отнесся к этому предложению скептически, но чувство голода было сильней, и он, поборов опасения, пошел к раздаче с надеждой и пустой миской. К приятному удивлению, ему положили еще одну полноценную порцию, и он довольным вернулся за стол. Ринат и Овидий как раз доели свою первую порцию и, увидев, что их не обманули, пошли за второй. Впервые Август так плотно поел. Ему не хотелось ничего. Для полного счастья сейчас было достаточно только выспаться. Товарищи с полными животами вышли из-за стола и вернулись в свою комнату. Обеденное солнце жарко палило на улице, а внутри помещения стояла прохлада, располагавшая к отдыху.
Одновременно с ними в комнату вошел высокий человек в белой тунике.
--- Я --- Юлиан, старший смотритель этой школы, --- сухо сказал он. --- Сейчас можете выспаться, а с завтрашнего дня приступим к тренировкам. Наберитесь сил, --- и он вышел.
Жизнь показалась им добрым мифом. Они упали на свои кровати и заснули крепким сном --- как никогда за последние месяцы.
Ближе к вечеру Август проснулся, вместе со всеми сходил на ужин и, вернувшись, опять лег спать.
Сквозь пелену дремоты пробивался звон колокола. Часто ударяя языком по куполу, он звучал все настойчивее, и ясность его была четче с каждой парой ударов. В какое-то мгновение Август понял, что звон этот наяву, а не во сне, и его тело без каких-либо команд вскочило на ноги. Остатки сна как рукой сняло. По комнате уже бегали некоторые из гладиаторов, некоторые только вылезали из-под одеял с сонными лицами, и тут же выходили на улицу. Август быстро растолкал Овидия и Рината и выбежал на улицу следом за остальными. Легкость ощущалась во всем теле. Отдых пошел на пользу, восстановив организм и придав Августу много сил. Счастливый и полный сил, он встал в шеренгу вместе с остальными. Тут же подбежали Ринат и Овидий с испуганными лицами, ожидающими наказание за опоздание.
Когда все гладиаторы собрались, смотритель, разговаривавший вчера с новичками, перестал бить в колокол и, дав всем задание на предстоящий день, приказал новичкам остаться.
Август, Ринат и Овидий подошли к нему. Он, как и вчера, был в чистой белой тунике, и меч висел у него на поясе. Не спросив имен, Юлиан дал им деревянные мечи и приказал сражаться между собой.
Юлиан оказался не многословен. Все его реплики были лаконичны и скупы. Говорил он только по делу, остальное время молча наблюдал, размышляя о чем-то своем. Несмотря на грубость, Август проникся к нему симпатией во многом оттого, что и сам был точно таким же суровым и не разговорчивым человеком.
Каждый сражался сам за себя против двух противников. Август, наученный побеждать несколькими ударами, с легкостью уложил на песок своих товарищей. Он старался сосредоточиться на себе, искусственно вызывая ощущения, схожие с теми, которые испытывал на арене в момент боя. Ощущение движения в желеобразном пространстве накатывало на него, но на этом все и заканчивалось. Не было той невероятной скорости и контроля пространства и, к огромному счастью для Августа, не было агрессии, сопутствовавшей неутолимой жажде разрушения.
--- Неплохо, неплохо, --- проговорил Юлиан. --- Ты, --- он указал на Августа, --- иди сюда, а вы в паре продолжайте.
Ринат и Овидий остались сражаться между собой, громко стуча деревянными мечами, парируя удары.
--- Неплохо, --- повторил смотритель, когда Август подошел, --- но нужно лучше. Собери себя в кулак. Чувствуй все мышцы своего тела одновременно. У тебя это получится только после того, как ты выкинешь все посторонние мысли из головы.
Память колыхнулась серым маревом, и из глубины сознания всплыло, что где-то он слышал что-то похожее. Медленно всплыли образы густого дремучего леса, непроходимые чащобы, тайные тропы, по которым он шел. Ведомый старцем, он проник в тайное место в непроходимой чаще, далеко от родного селения. Много лет под руководством крепких мужей и мудрых старцев он изучал тайные знания своего народа. Его учили быть духовным лидером и воином. Он должен был вести за собой своих соплеменников не только на поле брани, но и быть мудрым в решении светских и духовных проблем. Жрецы учили единению с природой: деревьями, камнями, водой. Учили слушать себя, открывать свое сознание дыханию божественного леса и его духам, разговаривать с ними, получая ответы на вопросы, и приносить жертвы древним богам. Лучшие воины из посвященных в тайные знания учили использовать и применять умение духов и силы природы в бою, очищая сознание от эмоций и черпать энергию из источника божественной силы, частью которой был и человек. Не чувствовать ни страха, ни сомнений, ощущать лишь восторг упоения боем или вести магические обряды при служении богам, ибо все едино во всем. Всё это вспыхнуло в новой, всеобъемлющей картине и погасло, уступив место дикой головной боли. Сказывался сильный удар по голове, когда он спал, после длительного безсонного перехода из тайной обители в деревню, и приветственной части хмельного медового на травах напитка, который ему поднесли радостные соплеменники. На следующий день должен был быть праздник посвящения и выбора достойного из сыновей вождя, если они пройдут тяжелейшие испытания, к которым их готовили в разных укромных уголках леса отдельно друг от друга, чтобы на испытании не было сомнений и колебаний. Все воины были в лесу, когда римский отряд охотников за рабами напал на их деревню ночью. Вскочивший с ложа, он получил удар по голове сзади, но успел вогнать короткое копье в горло одного из воинов. Потом его, лежавшего без сознания, долго били. Почему он остался жив, он так и не понял…
Короткое движение уловил Август боковым зрением, и болезненный удар пришелся ему прямо в печень.
--- Ты что, вздумал думать о чем-то постороннем, когда я с тобой разговариваю? --- прорычал Юлиан.
Август слишком глубоко погрузился в воспоминания, что даже не слышал, как смотритель разговаривал с ним. Взгляд его был отвлечен, и стеклянные глаза смотрели в сторону от собеседника. Злоба выплеснулась из Юлиана, заметив, что раб стоит в посторонних размышления, не обращая внимания на беседующего с ним единоправного смотрителя.
Злость, гордыня, черствость, надежность и справедливость --- все эти качества смешивались в суровом человеке, сделав из него авторитетного правителя территории. 
Боль в печени тут же вернула Августа обратно в реальность. Юлиан злобно смотрел на него сверкающим взглядом --- задета была его гордость.
--- Проход через «коридор»!  Сейчас же! --- прокричал он и зазвонил в колокол, оповещая об общем сборе.
Почти сто пятьдесят человек построились в шеренги.
--- Построить «коридор»! --- скомандовал он.
Все сто пятьдесят человек, разделившись поровну, выстроились в две шеренги, повернувшись друг к другу лицами. Ринат и Овидий встали среди них.
--- В первый же день ты удостоился самого страшного наказания этого места. Твоя задача --- всего лишь пройти через этот «коридор», --- усмехнулся он.
--- Это будет надолго запоминающаяся прогулка, полная сюрпризов и приятных неожиданностей, --- добавил стоявший рядом охранник.
К тому моменту, как все собрались по звону колокола, Август уже поднялся с песка и строил догадки относительно «коридора». Что бы то ни было, оно его не пугало, ведь он вспомнил фрагмент своего прошлого, приятно гревшего душу и добавлявшего смысл в дальнейшее существование.
Сейчас ему предстояло пройти через этот импровизированный коридор, ощутив на себе множество сильнейших ударов, идущих от тренированных бойцов. Отдохнувший и слегка залечивший свои раны, он был готов к этому наказанию, ведь наградой для него будет сладостное прокручивание в памяти вспомнившихся событий.
Никаких правил и пояснений к прохождению «коридора» сказано не было, и Август, разбежавшись, заскочил в «живой коридор», минуя сразу несколько бойцов, попытавшихся его ударить. Не ввязываясь в бесполезные потасовки, он бежал сквозь него, блокируя летящие в голову удары, и, прикрывая лишь жизненно важные  части тела, он пропускал все остальные.
Сильный толчок в правый бок сменил его курс, и он полетел на высокого парня из его комнаты. Максимально расслабив тело и позволив ему лететь всей массой на противника, он по инерции добавил хлесткое движение головой, попав тому в лицо, выбив половину зубов. Не ожидавший такого поворота событий, противник не успел среагировать и вылетел из «коридора», а Август, не сбавляя скорости, инерционно направил себя обратно в коридор и продолжил бег, блокируя удары.
Несмотря на попытки отбить удары, некоторые из них все же достигали своей цели, попадая в голову, шею, спину. Особенно болезненными были удары в шею. Слегка опустив голову, прикрывая подбородком горло, он держал ладони на уровне лица, разведя локти немного в стороны, --- так было проще сдерживать удары. Сейчас он уже не отбивал летящие на него удары, понимая, что, отбивая одни, он пропускает другие, а держал руки жестко на одном уровне, втянув голову в плечи и отталкиваясь мощными ногами, сбивал всех, вставших на его пути к волновавшим воспоминаниям о полузабытом прошлом. Оставалось совсем немного, и Август, сжав зубы от пронзительной боли, стремился скорее выйти из «коридора». Скорость была уже не та, что в начале. Ринат и Овидий стояли в самом конце «коридора», и до них оставалось несколько шагов. Прочувствовав еще несколько сильных ударов в затылок и шею, Август пробежал мимо товарищей, ощутив лишь легкие толчки. Они могли бы и пропустить его, не тронув, но в этом случае сами бы подверглись наказанию за неподчинение приказу.
Август с трудом стоял на ногах, пытаясь отдышаться. Тело болело, особенно шея. Поняв, что это самое уязвимое место в бегущем, многие целились именно туда, особенно усердствовал мужчина с широким носом, который вчера получил от Рината в челюсть. Видимо, обиду на новичков не хотела отпускать его задетая гордость.
--- Хитер! --- сказал Юлиан, с самого начала смекнув, как поступит наказанный. --- Но в следующий раз побежишь несколько «коридоров» подряд. Там уж сколько не бегай, а по голове получишь хорошо, --- усмехнулся он и, приказав всем продолжить тренировку, дал Августу, Овидию, и Ринату новое задание и ушел.
До самого обеда они тренировались под палящим солнцем. Время от времени Юлиан подходил к ним, смотрел, исправлял, видя ошибки, все остальное время проходило под пристальными взглядами охранников, ходивших по арене между тренировавшимися гладиаторами, палкой подгоняя вздумавших работать не в полную силу.
На этот раз, придя в столовую, Август съел одну порцию овсяной каши. Жара и изнурительная нагрузка не позволили побаловать себя, как днем ранее.
По распорядку, сразу после обеда, было свободное время. Каждый был предоставлен самому себе до тех пор, пока колокол не оповестит о продолжении тренировок. Кто-то спал в это время, кто-то играл в кости, кто-то просто общался с такими же рабами.
Пообедав, Август пошел в комнату, осматривая по дороге школу и заглядывая во все открытые двери. В комнате по обыкновению было прохладно, и Август лег на свою кровать, желая отлежаться, и хоть немного восстановить силы, и подлечить болевшую шею.
--- Ну как ты? Не сильно досталось? --- спросил вернувшийся из столовой Овидий.
--- Нормально, --- ответил Август и попытался заснуть.
Болевшее тело расслаблялось, и боль уходила на второй план. Приятная дремота надвигалась, окутывая и опутывая своей сладкой паутинкой.
…Огромный сфинкс нес его на своей крылатой спине над вершинами деревьев. Крепко держась за косматую гриву Август чувствовал дыхание Ауры;, дувший ему в лицо и приятно игравшей с шевелюрой. Ровный полет сфинкса, сопровождаемый редкими взмахами длинных кожистых крыльев, не мешал беспечному любованию густым лесом, до верхушек которого при желании можно было дотянуться босой ногой. Птицы парили рядом, садясь на протянутые ладони, а встречавшиеся на полях животные приветливо задирали головы. Единение со всеми животными и природой ощущал он, сидя на спине крылатого животного. Долго летел он, наслаждаясь гармонией. Раскинув руки в стороны навстречу воздушному дыханию, он блаженно закрыл глаза, прислушиваясь к лесной тишине сквозь тихий полетный свист. Воздух проходил сквозь его чистое тело унося с собой всё земное, оставляя лишь природу и блаженство.
Порывы ветра стали резко усиливаться. Открыв глаза, он увидел черную тучу, надвигавшуюся на него и брызгавшую первыми каплями холодного дождя. Птицы скрылись в кронах деревьев, а животные попрятались по своим норам. Крепко вцепился он руками в густую гриву и, обхватив ногами мускулистое тело под собой, удерживался под набиравшим силу порывом ветра. Капли дождя чаще и сильнее, словно тысячи иголок, больно впивались в голое тело. Гнущийся под натиском ветра лес резко сменился пропастью, на дне которой бурлило море. Промокший сфинкс снизился, и Август разглядел морских чудовищ на поверхности воды. Море кишело ими! Большие белые глаза хищно смотрели на него, а их щупальца тянулись вверх. Они открывали рты, обнажая острые зубы. Под порывами ветра сфинкса бросало из стороны в сторону. Август начал соскальзывать с мокрого животного. Стараясь удержаться, он тщетно хватался руками за скользкую гриву. Очередной порыв ветра, и крылатое животное сбросило своего наездника. С ужасом Август смотрел на морских чудовищ, пока его тело плавно соскальзывало вниз. Соскользнув, он издал крик, съеденный шумом ветра и дождя. Падая спиной навстречу чудовищам, он видел, как его сфинкс, махнув пару раз крыльями, поднялся вверх, и уже его силуэт, видневшийся на фоне неба, повернул в сторону берега. Холодные мокрые щупальца коснулись его спины. Вздрогнув, он открыл глаза и увидел комнату. Холодный пот проступил на лбу. Слава Юпитеру! Это был всего лишь сон!

***
Побои были обязательной составляющей тренировок: тела гладиаторов готовили к боли. Это была почти такая же школа, как и прежняя. С такими же изнуряющими занятиями, только кормили здесь очень хорошо и давали время для отдыха. Хозяин заботился о физическом состоянии своих рабов, приносивших хорошие деньги. 
Не успел Август прибыть в Фиден, как его новый хозяин Кир, находившийся все еще под впечатлением от увиденных боев, решил устроить для жителей этого города праздник с выступлением новых гладиаторов. И, конечно же, самое дорогое приобретение --- Август, --- был в центре внимания. Вместе с новым гладиатором в город привезли и рассказ о его убедительной победе, быстро нашедшего место среди главнейших новостей города. Плакаты на улицах пестрели заголовками: «Величайший из великих». Люди кричали: «Да здравствует великий Август!». Блистательная победа в первом поединке сделала из Августа настоящего гладиатора-звезду! К нему было приковано внимание толпы.
И вот день настал. Город жаждал зрелищ с участием гладиаторов. Кровь, стекавшая с арены, приводила зрителей в восторг, а сердечность гладиаторов, миловавших своих противников, --- в ярость и негодование. Нет места милосердию на арене. Нет места слабости. Лишь сильные, стойкие и решительные могут назвать себя гладиаторами и рассчитывать на любовь толпы. Вот уже несколько часов проходили игры, уносившие жизни людей. Надзиратели уводили целые группы гладиаторов, из которых впоследствии возвращались немногие. Августу дали снаряжение и подвели к огромной двери, за которой находилась арена. Сердце его колотилось, дыхание свело, тело, онемев, стояло на ватных ногах. Он слышал, как оратор называл его имя и трибуны взорвались восторженным ревом. Собрав волю воедино, Август расслабился и словно собака, отряхивающаяся от грязи, стряхнул с себя всю скованность и неуверенность. В этот момент огромные деревянные ворота арены открылись, и лучи яркого солнца ударили по глазам. Прищурившись, он двинулся к центру вопившей со всех сторон арены. Глаза быстро привыкли к яркому свету, и он разглядел большое деревянное сооружение. Эта арена, как и предыдущая, была круглой формы с высокими бортами, за которыми орала обезумевшая от крови толпа. Она выкрикивала его имя в ожидании многообещающего зрелища. Август был готов к бою, но ощущения, взорвавшиеся в нем в первом и пока последнем поединке, не просыпались. Август стоял в центре желтой песочной арены в ожидании своего противника, когда ворота открылись и на сцену вышли еще шесть участников этого представления. Они держались одной группой, заставляя Августа предполагать, что эти ребята будут сражаться за него или против. Но не успел он даже закончить эту несложную мыслительную операцию, как рев в его ушах стих, а руки сами вытащили меч из-за пояса. Двигавшиеся люди, не доходя до него десяти метров, разделились и, обходя с двух сторон, окружили его.
Здесь стояли разные гладиаторы: два самнита в открытых шлемах с нащечниками, султанах с яркими перьями, в бронзовых нагрудных латах, панцирных перчатках, которыми самниты держали мечи, поножах и большими овальными щитами.
Два фракийца, наряды для представления которых были несколько скромнее, чем у самнитов, в шлемах, поножах, с небольшими круглыми щитами и короткими кривыми мечами; один ретиарий, такой же, как и в первом поединке, только ростом немного выше и плотнее в телосложении, в наручной лате, с сетью и трезубцем; и один димахер в короткой мягкой тунике, руки и ноги его были перебинтованы, а вооружен он был двумя кинжалами. Август стоял лицом к самнитам, но, рассеяв взгляд, увидел еще одного фракийца и ретиария. Стоявших позади гладиаторов димахера и еще одного фракийца, он ощутил спиной. Ощущения были настолько остры, что он чувствовал малейшее их движение. Пространство вокруг Августа и внутри боевого круга было полностью под единоличным контролем. Ни кто не мог свободно в нем передвигаться. Август стоял в ожидании, когда самый самонадеянный из противников начнет атаковать. Его ноги были расставлены, а правая нога была выставлена немого вперед, что позволяло ему устойчиво стоять на песке. Ноги были немного согнуты в коленях, готовые в любой момент помочь своему хозяину. Рука, сжимавшая меч, была расслаблена. Все его тело расслаблено. Мыслей не было. Страх ушел, как и в прошлом поединке, уступив место уверенности и хладнокровию. Круг из гладиаторов стал сжиматься, и Август одним молниеносным прыжком переместился к одному из самнитов. Ступней он нащупал колено противника и, продавив его массой собственного тела, заставил самнита опуститься на одно колено, а сам, уйдя ему за спину, вырвался из круга. Дело оставалось за малым, и Август вонзил меч в спину стоявшего на коленях противника. Ретиарий, оказавшийся по левую руку, двинулся на Августа, но Август в два прыжка оказался перед ним и нехитрым выпадом пробил его тело. Подоспевший второй самнит вскрикнул от болевого шока и  упал на песок. Август выбил ему коленную чашечку коротким, хлестким, едва заметным движением ногой. Сейчас этот лежавший на песке гладиатор не представлял для него опасности, и Август переключил внимание на трех оставшихся противников. Они были уже близко. Обостренные чувства Августа приняли новое для него ощущение. В носу и голове одновременно появились незнакомое чувство. Интуитивно он понял, что означало это ощущение.
Август взглянул в глаза нападавших и убедился в своих предположениях. В них был страх. Подобно зверю Август почувствовал страх своих врагов, что разозлило его еще больше. Размашистым, но очень резким ударом он рубанул по шее первого фракийца, и кровь брызнула Августу на лицо. Не возвращая меч в исходное положение, Август отбил летевший с правой стороны удар второго фракийца и щитом на левой руке нанес сокрушительный удар в висок. Вокруг Августа крутился юркий диамах с двумя короткими кинжалами. Самнит Август не стал медлить ни минуты и, как только диамах сократил дистанцию, пнул ногой песок, который попал диамаху в глаза и заставил его на мгновение зажмуриться. В эту секунду, Август нанес удар ногой в живот, сбив его с ног, но диамах не собирался дарить свою смерть зрителям и, поджав к груди ноги, стал ждать атаку. Август с неестественной силой бросил в него свой тяжелый щит, угодивший тому в голову, и тут же, бросившись к нему, вонзил меч в живот противника, отвлекшемуся на щит. Оставался один недруг --- едва стоявший на одной ноге самнит. В мгновение ока Август очутился за его спиной и сбил его с ног, поставив на колени спиной к себе. Волны ярости накатывались одна за одной, и Август, схватив самнита за голову, провернул ее одновременно в трех плоскостях. Раздался хруст, и обмякшее тело гладиатора упало. Тут же Август увидел бежавших по арене других гладиаторов. Чувство предстоявшего продолжения битвы не покидало его. И вот противники оказались рядом с ним. Они нападали по двое и по трое, но Августу было все равно. Он бил, бил, бил и снова бил, щедро раздавая удары противникам. Ударами меча он перерубал конечности, ударами ног выводил противников из равновесия, ударами свободной руки отправлял в нокаут. Все его тело работало как единый часовой механизм. Это была боевая машина. Универсальная машина для убийства. Времени для него не существовало. Он атаковал, не обращая внимания на размеры противников и оружие, используя только меч. Находясь в состоянии боевого транса, Август не испытывал ни боли, ни усталости, только ярость заполняла всю его сущность. Но он сражался против опытных гладиаторов, и не все его атаки проходили, иногда и защищаться приходилось. Удар самнита в шикарном шлеме пришелся в плечо Августу. Кровь брызнула на песок, но Август едва заметил это прикосновение вражеского меча. В состоянии боевого транса его раны заживали почти мгновенно. Где-то в глубине души Август знал, что такое состояние очень опасно и, возможно, кинжал кого-то из гладиаторов уже торчит в его спине, и поэтому он бился с еще большей яростью в попытке унести с собой как можно больше противников. Но в этот раз все обошлось. Он выдернул меч из груди ретиария, последнего из оставшихся в живых на арене гладиаторов. Чувство опасности отступило. Мысли стали возвращаться. Август не знал, сколько гладиаторов он убил в этом бою. Да он их и не считал. Сейчас он боялся даже думать об этом. Он наносил один за другим смертельные удары, даже не задумываясь. Это была потрясающая машина для убийства. Только по завершению боя, уже направляясь к выходу, он обернулся, окинул взглядом арену и увидел множество лежавших на песке трупов. Было удивительно, но всегда оравшие трибуны молчали. Они замолчали еще в самом начале битвы, когда Август с легкостью убил нескольких гладиаторов. Это было похоже не на поединок, а на забой скота.
Сидевший на трибуне Кир был доволен. Счастливая улыбка сияла на его лице, а ладони уже зудели в предвкушении больших прибылей. Lucri bonus est odor ex re qualibet;. По совету Юлиана он решил сразу создать своему рабу образ непобедимого и беспощадного воина, выставив против него сразу нескольких противников, что было не принято, и подослал еще несколько подраненных и неопытных гладиаторов, лишив этим себя затрат на их содержание.
Август вернулся под трибуны, где какое-то время назад ждал начало боя. Он ощущал на себе взгляды других гладиаторов, наблюдавших за боем через маленькие окошечки, выходившие на арену. В чьих-то взглядах он чувствовал страх, в чьих то уважение, но никто из них не хотел бы встретиться с ним на арене в качестве противника.
Вернувшегося в школу победителя встретили как героя. Каждый хотел познакомиться с ним. Не успел он поесть, как зазвонил колокол, все выстроились в шеренги как обычно, и Юлиан подозвал Августа к себе. Августу сразу вспомнился Мартын. Пусть Август не был так велик, как его погибший знакомый, и он не отказывался от поединка, но зато он своими глазами видел картину подобную той, которую видел Мартын в последние мгновения своей жизни: много гладиаторов с уважением смотревших на него, предчувствуя изменения к лучшему в его непростой судьбе. Каждый хотел оказаться на его месте.
--- Сегодня этот человек сражался по-мужски, пусть этот бой будет для вас всех примером. Ваш хозяин решил, что Август достоин быть его личным телохранителем, наряду с лучшими воинами республики, --- объявил Юлиан, и стоявшие на песке гладиаторы восторженно зашумели.
Августа встретил начальник личных телохранителей хозяина, Антоний. Еще живя в школе гладиаторов, находившейся в Фидэн, он слышал о жестоком нраве этого человека, крайне зверски обращавшегося со своими подчиненными за малейший их проступок. Внешне Антоний совсем не был похож на тирана. Он был невысокого роста, среднего, даже скорее худощавого телосложения, с вьющимися короткими темно-русыми волосами, орлиным носом и маленькими бегающими глазками, за всеми наблюдающими и все подмечающими.
--- Ты поедешь со мной, --- сказал он и, развернувшись, быстро зашагал в сторону ворот, ведущих из школы.
Август  поспешил за ним, и они вышли за пределы школы. У самого входа стояли два скакуна. Антоний запрыгнул на серого и выжидающе посмотрел на Августа, стоявшего в нерешительности. За свою новую жизнь он ни разу не был верхом на лошади. Возможно, раньше он и умел ездить на этих животных, но сейчас он этого не умел, и это было самое пугающее. Август повторил то же, что до этого сделал Антоний, и, к собственному удивлению, это получилось у него легко и непринужденно, словно это было не ново. Несмотря на потерю памяти, мышечная память осталась, как и всегда бывает в подобных ситуациях. Именно мышечная память --- это та единственная нить, связывающая две жизни даже после полнейшей амнезии.
--- Теперь ты будешь одним из личных телохранителей твоего хозяина. Он сам захотел, чтобы это был именно ты, так что делай все возможное и невозможное, но оправдай возложенное на тебя доверие, --- сказал Антоний с апломбом, когда они уже спокойно ехали на лошадях по улицам Фиден.
Август кивнул головой.
--- Твоей главной и единственной задачей будет обеспечение безопасности хозяина. Твоя жизнь ничтожна по сравнению с его, так что прими за честь отдать свою жизнь за хозяина. 
Стены двухэтажных каменных домов выстраивали улицы и вели в центр города. Фиден занимался своим делом: весь город шумел в делах и заботах. Впервые Август видел его не через решетку клетки. Шум, теснота, скученность, как и в любом другом городе Рима, рождали в жителях Фиден ощущение единства, стадности. Некоторые останавливались и, задрав головы, с интересом смотрели на ехавшего на коне Августа, не понимавшего причину этих взглядов, пока один из прохожих не воскликнул: «Смотрите, это ведь Август --- непобедимый гладиатор!» И все люди, оказавшиеся в этот момент рядом, восторженно приветствовали его.
Затоптанное в грязи школ, самолюбие Августа воспрянуло от нахлынувшей популярности. Он выпрямил спину и старался держаться ровнее, но не успели они доехать до дома хозяина, как самолюбивый настрой сменился каждодневной суровостью и черствостью. Эти люди любили его умение красиво убивать других людей, и Августу стало за это стыдно.
Всю недолгую дорогу Антоний рассказывал Августу, что будет входить в его обязанности, его расписание и как он должен разговаривать со своим хозяином. Так, за разговорами, они и подъехали к большому дому, который Август уже видел в день прибытия, когда возле него высадили хозяина, а их повезли дальше, в школу.
--- Пойдем, --- сказал Анатолий, --- я выдам тебе новую одежду, в которой ты будешь ходить, когда примкнешь к остальным телохранителям.
Они сошли с лошадей и, обойдя дом, зашли в прачечную, где у него забрали старые лохмотья и взамен их выдали чистую тунику белого цвета, пояс к ней и короткий меч. Облачив Августа в эту красивую одежду, Антоний повел его в дом.
Это был шикарный дом с множеством комнат, ванной, большой столовой и слугами, находившимися почти в каждой комнате. Дом был дорого украшен как внутри, так и снаружи. Красивая мебель, кухонная утварь, вазы, статуи и много других вещей, показывавших статус их владельца, и совершенно бесполезных в быту. Множество слуг попадалось им навстречу. Дом был полон народу, и в нем царило веселье. Из большой комнаты вышел хозяин и человек в тунике с алыми клавусами.
--- Вот они, сенатор, --- и хозяин гордо указал на подходивших Анатолия и Августа. --- Это тот самый гладиатор, о котором я только что рассказывал. Теперь он будет в моей личной охране, --- и они оба засмеялись.
--- Теперь тебе не о чем беспокоиться, Кир. Твой раб всегда закроет тебя от кинжалов врагов, --- ответил сенатор.
Они еще какое-то время постояли, изучая Августа, и затем ушли. А Анатолий повел его дальше знакомиться с охраной Кира.
В большом зале, уставленном роскошными вещами, за овальным столом сидели восемь мужчин в таких же туниках, как у Августа. Мужчины встали, увидев Анатолия и поприветствовав его, перевели взгляд на Августа. По их взгляду было понятно, что они знают, кто стоит перед ними. Август кивнул головой в знак приветствия и после того, как Анатолий указал ему на пустой стул, стоявший за столом, сел.
--- Думаю, вам не надо представлять его, --- обратился он к телохранителям.
--- Не надо, --- сурово ответил один из них.
--- Вот и отлично. С этого момента вы все работаете вместе в одной связке, --- сказал Анатолий. --- Вы будете вместе жить, есть, тренироваться, вместе будете сопровождать хозяина в его командировках и приемах, --- пояснил он Августу. --- Всем ясно?
Все закивали.
--- Пойдем, я покажу комнату, где ты будешь жить вместе с остальными, --- сказал он, вставая из-за стола.   
Август поднялся и уже готов был пойти следом за своим начальником, как в комнату вошла молодая девушка. На вид ей было лет шестнадцать, волосы были заплетены в тугие косы, карие глаза, прямой нос и тонкие губы. Золотая гривна со сфинксами украшала тонкую шею.
--- Здравствуй, Диренея, --- широкой улыбкой поприветствовал её Анатолий. Прежде серьезное лицо просветлело, и улыбка появилась на нем.
--- Здравствуйте, Анатолий, --- ответила она строго, но с ноткой кокетства, как и подобает девушке, воспитанной в богатой семье, где отец души не чает в своей единственной дочери, --- а Вы уже уходите?
--- Я пойду покажу рабу твоего отца его комнату, и вернусь, --- ответил он.
--- Это он? --- спросила она, указывая своим пальчиком на Августа.
--- Да.
Лицо её слегка переменилось, на прежде улыбчивом лице появилась серьезность, перешедшая в смущенную улыбку. И эта улыбка делала её наивно прекрасной. 
--- Первый раз слышу, чтобы отец взял в свою личную охрану раба.
--- Он гладиатор, --- пояснил Анатолий.
--- Гладиатор? --- протянула она. --- Уж не тот ли это гладиатор, которого отец где-то купил, а теперь называет лучшим бойцом, которого ему приходилось встречать в своей жизни? Как же его звали? --- задумалась она. --- Кажется, Августин или Август. Да, по-моему, отец называл его Августом, --- и она, не отрывая глаз, смотрела на Августа.
Август боковым взглядом обратил внимание на реакцию Анатолия и слегка кивнул головой. Должно быть, Анатолия задели пересказанные слова Кира о лучшем воине --- лицо его выражало недовольство.
--- Август… --- начала о чем-то спрашивать девушка, но Анатолий прервал её.
--- Диренея, вам еще представится момент пообщаться, а сейчас нам надо идти, извини, --- ревность слышалась в его голосе и была видна в его реакции.
Он грубо взял Августа под руку и вывел из зала.
--- Это дочь твоего хозяина. Вздумаешь пялиться на неё или чего еще, тебе этого ни кто из нас не простит, --- оговорился Анатолий, но, сделав вид, что этого не было, добавил: Кир тут же казнит тебя, если приблизишься к его дочери.
Быстрым шагом шли они в комнату охраны, расположенную в самом конце коридора, где напротив друг друга находились две двери. Одна совсем новая, из темного сорта дерева, от неё еще даже пахло лесом. Запах этот был приятен и вызывал смутные ассоциации в голове Августа. От этой двери веяло чем-то родным, но в то же время далеким.
Эта новая дверь была дверью в комнату Кира, а комната охраны находилась за старой, слегка пошарпаной дверью напротив. То, что она стара, ему стало ясно по отсутствию свежести, которую сменил запах въевшейся пыли.
Анатолий открыл дверь, вошел и показал Августу на его кровать. Для десятерых телохранителей, комната была огромна. Она была во много раз больше комнаты в первой школе гладиаторов и немного меньше комнаты, где Август провел последнее время, живя вместе с полусотней гладиаторов. А здесь жили всего десять человек.
Окна комнаты были завешаны тяжелыми шторами, слабо пропускавшими свет, и в этой приглушенной обстановке Август видел какую-то таинственность.
Показав комнату, Антоний проводил его на кухню, где Августу предстояло есть. Мужчины, которых Август видел ранее, уже сидели за столом и ели предложенный обед.
--- Такие моменты бывают редко, чтобы хозяин находился без охраны, но политика есть политика. Сейчас ты ешь и сразу вместе с остальными приступишь к работе, а хозяин как раз к этому времени закончит диалог, --- сказал Антоний.
Кормили здесь еще лучше, чем даже в школе. На столе, кроме тарелок с салатом и мясом, стояло несколько ваз с фруктами и два глиняных кувшина с вином. Такой вкусной пищи Август еще не ел прежде.
Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Время обеда тоже подошло к окончанию, и охранники поднялись из за стола. Громко отрыгнув, один из них рассмешил всех остальных, и под собственный хохот все, выстроившись в две колонны по пять человек, под руководством Антония направились к хозяину. Кир сидел со своей семьей в большой столовой и с удовольствием ел жареного поросенка.
На столе стояли такие же продукты, какие прежде стояли на столе телохранителей, за исключением поросенка. Сенатора с ним не было, зато сидела Диренея. Её глаза то и дело останавливались на широких плечах нового охранника, то скользили вверх, всматриваясь в его серьезное лицо. Август смотрел прямо перед собой, но ничего не могло остаться незамеченным от его периферического зрения, как и ровно стоявший Антоний, чей взгляд маленьких орлиных глаз прыгал от Диренеи к Августу и обратно, источая ревность. Если и был на земле человек, ненавидевший Августа, то это был именно Антоний.
Хозяин ужинал неторопливо, словно смакуя каждый кусочек положенной в рот пищи, время от времени с любовью поглядывая на свою немолодую жену. В этом взгляде читались любовь и нежность, что было странно для человека большого достатка, живущего в браке как минимум шестнадцать лет. Зачастую время притупляет чувства, постепенно сводя их к привычке, но это было не про Кира и его жену. Время не в силах было сгладить их взаимную любовь. Пожалуй, это был один из редчайших случаев в римской республике, когда человек шел по пути своих чувств, а не на поводу норм и статуса богатого человека, обязывавшего иметь молодую любовницу.
После обеда хозяин пошел в Сенат, и Август вместе с другими телохранителями последовал за ним. Охранники шли со всех сторон, держа своего хозяина в кольце и не подпуская никого. Проходя по улицам Фиден, горожане кланялись, издали видя его, выражая свое почтение. Кир учтиво кивал им в ответ. Многие из проходивших мимо замедляли шаг и с интересом смотрели на Августа. Они узнавали его, и это было видно в глазах, полных восхищения. Кир тоже видел эти взгляды, и это льстило его самолюбию.
Для Августа, шедшего слева от своего хозяина, Кир был очень интересным человеком с точки зрения сочетаемости трудно сочетаемого. Любящий муж и отец, ценитель искусства --- с одной стороны, кровожадный любитель гладиаторских боев и делец, мерящий человеческие жизни деньгами --- с другой.
Дорога в Сенат проходила через рынок. Анатолий подтолкнул Августа, давая понять, что нужно идти перед хозяином подобно щиту, расчищая дорогу. Народ сам расходился в стороны, как только к ним приближался Август. Молва о том, что один из охранников Кира и есть тот непобедимый гладиатор Август, дошла до рынка быстрее, чем сам Кир. Толпа расходилась прямо перед ними в почтительных поклонах и опасениях за собственную жизнь. Разве могли они знать, что в этом беспощадном на арене гладиаторе скрыто справедливое сердце, не желавшее причинять никому вреда. Хозяин беспрепятственно шел по рынку, довольно наблюдая за своим дорогостоящим приобретением. Он ни чуть не жалел о потраченных деньгах, понимая, что окупятся они с лихвой.   
Увидев издали высокое здание, Август предположил, что это и есть Сенат, куда они направляются, и был прав. Поднявшись по длинной мраморной лестнице, они оказались внутри. В жизни Августа, которую он помнил, все события происходили по нарастающей. Он начинал жить в маленькой комнатушке в несколько двойных шагов, потом была большая комната на пятьдесят человек и сейчас большая комната на десятерых. В первой школе его кормили пустой похлебкой, в Фиден давали кашу, да еще и с добавкой, а сегодня он ел салат, мясо, фрукты и пил вино. Так и здесь. Первое роскошное здание, которое он увидел, был дом его хозяина, Августу казалось, ну, куда еще лучше, но сейчас он понял, что нет предела совершенству и всегда есть к чему стремиться и на что равняться.
Высоченные потолки в вестибюле, стены с барельефными изображениями от пола до самого потолка, куполообразная крыша, балконы по всему периметру на втором и третьем этажах здания. Август и понятия не имел, что такие здания возможно возвести. Он шел рядом с хозяином, совсем не замечая взглядов в свою сторону и льстивых слов, высказываемых Киру, касавшихся приобретения хорошего товара, все его внимание было приковано к этому красивому сооружению. Кир поднялся по лестнице на третий этаж и вышел на балкон по-прежнему в сопровождении телохранителей, там его встретил все тот же сенатор, которого Август видел в доме Кира. Пока они разговаривали, Август смотрел за пределы балкона. Он ощущал себя птицей, парившей над крышами домов и с высоты свободы наблюдавшей за суетливой жизнью тонущего в грязи города. С этой высоты был виден весь город, выходивший на эту сторону Сената. Вдалеке линией крыш плотно стоявших домов, виднелись пределы города. Дом хозяина был хорошо виден под высокой покатой крышей, рынок, по которому Август сегодня уже ходил, деревянная арена для гладиаторских боев… Крылья птицы оказались подрезаны, и разбившиеся о песок мечты вернули Августа к реалиям его рабской жизни.
Жаль, но разговор продлился недолго, и, бросив последний взгляд на стоявший внизу город, стараясь задержать картинку в своей памяти, Август спустился вниз, и вместе с хозяином пошел домой, проходя по улицам, снова и снова замечая на себе заинтересованные взгляды зевак. Только сверлящий затылок взгляд Антония, чувствовал он на себе каждое мгновение.
Вернувшегося домой Кира встретила жена    
--- Август, --- обратился хозяин ближе к вечеру, --- твоя победа в последнем сражении сделала тебя популярным. Как насчет небольшого развлечения?
Август удивился.
--- Не смотри так сурово. Я предлагаю тебе женщину. Красивую… Не старую… Мужчина без женщины не воин. Скажу тебе откровенно, есть женщины, жаждущие провести с тобой ночь, и я не смею им отказать. Так что вне зависимости от твоего желания ты будешь их.
--- Любые капризы за их деньги! --- усмехнулся Анатолий.
--- Да, --- согласился Кир, --- но, должен заметить, их немало, и среди них есть девушки о-очень приятной наружности. Тебе понравятся.
Август кивнул головой: выбора у него не было.
--- Хорошо. Тогда, Анатолий, --- обратился он к старшему охраннику, --- проследи, чтобы его помыли и привели в божеский вид. Чтобы даже Венера возжелала его.
--- Не беспокойтесь, хозяин. Все будет сделано.
Августа отвели в ванную, где он облился водой, и долго стоял, наслаждаясь запахом растертого по телу мыла. Августа удивляло, как кусок мыла может передавать всю гамму фруктовых запахов. Чувство обновления было присуще его легкому телу. Волосы на голове и борода были мягкими и приятными на ощупь. Молоденькая служанка принесла только что постиранную тунику и, взглянув на его достоинства, кокетливо улыбнувшись, скрылась за дверью.   
Одевшись, Август вернулся в комнату, где его ждал Анатолий, и они поехали в школу. Бордель находился именно там. Многие женщины, уставшие от монотонной жизни и отсутствия к ним интереса со стороны мужей, находили утешение в сильных руках популярных гладиаторов. Сбегая от вечно занятых мужей, они приходили именно сюда, в школу, придаваться любовным утехам и воплощать в жизнь свои сексуальные фантазии и причуды. Женщины высшего круга были здесь частыми гостьями. Чем известнее был боец, тем дороже он стоил, но, помимо денег, женщины приносили и подарки своим любовникам: хлеб, фрукты, вино.
Немного не доехав до школы, Анатолий повернул своего коня и поехал в объезд. Впервые Август увидел еще одно одноэтажное здание, стоявшее на территории школы и находившееся с торца основного корпуса. Августа встретили и проводили в одну из комнат. Долго он ждал, успел даже вздремнуть, пока не услышал шаги за дверью. Он прислушался. По коридору шла женщина. Её шажки звучали осторожно и мягко. Сердце не знавшего поражений гладиатора застучало. Что значит быть с женщиной, он не знал, вернее не помнил, и от этого волнение только усиливалось, притупляя приятный зуд внизу живота.
Дверь открылась, и в свете горящей свечи в комнату вошла женщина. Она была некрасива и не молода. Её когда-то темные волосы были уже слегка поседевшие, и полноту не скрывал дорогой наряд. Не зная, как себя вести в подобной ситуации, Август по-прежнему сидел на кровати и молча смотрел на женщину, которая уже наполнила кубки принесенным вином и протянула один из них своему любовнику. Он взял кубок и залпом выпил, в ответ на что женщина рассмеялась, но тут же, сменив тон на серьезный, сообщила, что времени у неё очень мало и она хотела бы поскорее перейти к делу. Август снял свою нехитрую одежду и помог женщине. Она обняла его за широкие плечи, коснувшись немолодой обвисшей грудью его живота и поцеловала в губы. Звериный инстинкт вырвался наружу, и, спустя мгновение, она уже стонала под мускулистым телом, двигаясь навстречу глубоким проникновениям. Ногти её впились в спину любовника, расцарапав до крови, а голова запрокинулась назад от удовольствия. Она увеличивала темп, заставляя Августа двигаться глубже и быстрее, подводя её к оргазму. Не в силах больше себя сдерживать, Август обильно излил себя в её лоно. Приятное чувство наполнило на несколько мгновений его тело, и он увидел, как будто звезды драгоценными камнями рассыпались перед его взором. Громкое, тяжелое, прерывистое дыхание вырывалось из её горла, моментами переходя в крик, и напряженное тело забилось в конвульсиях. Август продолжал двигать тазом, пока тело женщины не обмякло и обессиленное не расплылось по кровать. Они лежали рядом, и оба глубоко дышали не в силах пошевелиться.
--- Мне пора, --- с трудом сказала она, --- но я еще приду. Мне понравилось с тобой, --- и она, одевшись, вышла, оставив Августу вино и фрукты.
Отдышавшись, Август налил себе в кубок вино и выпил, заев виноградом. Проснувшийся голод заставил съесть все фрукты, принесенные этой женщиной, даже имени которой он не знал.
Вернувшись в дом к хозяину за полночь, Август сразу прошел в свою комнату и лег спать. Глаза так и слипались после насыщенного трудового дня.
Проснулся он ранним утром до восхода солнца, когда все еще спали. Он осматривал комнату снизу вверх, пока не понял, что лежит на полу и далеко от своей кровати. Тело странным образом болело, и запах гнили витал в воздухе. Август принюхался, но неприятный запах так же неожиданно исчез, как и появился. С трудом поднявшись, перебарывая боль и слабость, он дошел до кровати и лег на неё, обнаружив на своем привыкшем к побоям теле, синяки на груди и следы от удушья на шее. Женщина, с которой провел он вечер, была не причем, он знал это точно.
Оставшийся сон был коротким и неспокойным. Кошмарные существа врывались в его болезненное сознание, пугая и причиняя болезненные ощущения телу. Очаги боли возникали не на физическом теле, а на расстоянии одного фута от него и тут же ощущались на коже и во внутренних органах. Его то пробивал озноб, заставляя кутаться в одеяло, то резко бросало в жар. Август лежал в полубредовом состоянии, прося богов поскорее даровать рассвет.
В этот раз боги оказались милосердны. Первые лучи восходящего солнца проникли в комнату через окно, едва он погрузился в беспамятство. Вернувшись в мир, он чувствовал облегчение, хотя тело болело, и сильное недомогание ощущалось в каждом движении. Все случившееся с ним казалось страшным сном, но вот следы этого сна были вполне реальны и болезненны.
--- Темпераментная женщина попалась? --- спросил один из телохранителей, едва встав с кровати, показывая на следы от удушья. Все рассмеялись. Даже те, кто еще лежал, укутавшись в одеяло, и, уткнувшись в подушку, сонно захихикали
Август уже успел с ними познакомиться, и люди оказались неплохими. Каждый из них проходил через этот бордель, и поэтому в риторическом вопросе было больше сочувствия, нежели усмешки.
Вставать Август не хотел, но, боясь наказания, он встал, умылся и вместе со всеми пошел на утреннюю зарядку. Упражнения были несложными и не требовали больших физических усилий, но и это было выполнить крайне тяжело. От слабости ноги подкашивало, и необъяснимое чувство страха терзало душу. Он боялся многого, но больше всего выхода на арену.
С терзавшим его чувством страха пришел он на завтрак. Поев и выпив большую кружку коровьего молока, он почувствовал прилив сил. Начинался новый день, уносивший в прошлое ночные кошмары, даруя силу и мужество. К обеду, когда Август вернулся с хозяином домой, ночные переживания казались сном и слабость исчезла, не оставив ничего. Только следы на шее напоминали о вечном противостоянии нашего мира --- борьбе Света и Тьмы, в котором Свет всегда побеждает в конечном итоге, даже, если по ходу сражения Тьме удается временно владеть преимуществом.
Стол уже был накрыт. Жена и дочь встречали Кира у самого порога. Равнодушно поздоровавшись с Антонием, Диренея проницательно взглянула на Августа. Полные нежности девичьи глаза хотели внимания со стороны охранника. Август видел это, но делал вид, что не замечает, отчего ухаживания со стороны юной особы становились более явными и заметными для окружающих: то она как бы случайно касалась его рукой, то начинала разговаривать, то улыбаться и даже, подойдя сзади, коснулась своей грудью его спины, положив руку на его бедро.
Антоний видел знаки внимания, но сделать ничего не мог. Он только копил злобу. Но Август не боялся его. Да, страх быть наказанным и отправленным обратно в школу с её изнурительными занятиями и однообразным питанием был велик, ведь он уже познал лучшую жизнь, но больше всего ему не нравилась складывавшаяся ситуация. Он не хотел вставать третьим в отношения между двумя людьми и оказаться посередине двух огней, тем более что Диренея ему совсем не нравилась.
Отобедав, Кир отправился вздремнуть и позвал с собой жену. Вместе они скрылись за дверями, а два охранника остались снаружи.
Воспоминания прошлой ночи всплыли в памяти Августа. Еще одной подобной ночи он не вынесет. Опасаясь повторения пережитого, он подошел к Антонию, и спросил разрешение немного поспать. Антоний позволил, предупредив, что взамен ему придется дежурить ночью у двери хозяина.
Вернувшись в комнату, он осторожно лег в постель, но пока все было спокойно. Попытки расслабиться увенчались успехом, и тревожная дремота перешла в крепкий сон. Ничего не беспокоило его.

***
Близилась ночь. Август совершил омовение, и в сопровождении Антония приехал в бордель. Сегодня его ждали две женщины, требовавшие внимания. Все было, как и прошлую ночь: вино, фрукты, в качестве короткой прелюдии, и взрослая женщина совсем не в его вкусе на десерт. Август лежал на ней сверху и быстро двигал тазом, стараясь поскорее доставить ей удовольствие. Её руки обхватили его шею и со страстью потянули к себе для поцелуя. Соприкоснувшись губами, Август почувствовал, как вязкая слюна взрослой женщины попала ему в рот, а сам он языком касается её сгнивших зубов. Ему стало не по себе, и тошнота подкатила к самому горлу. Резко выпрямившись, он повернул её спиной к себе и продолжил. Свечи горели, освещая рыхлое тело партнерши, и от этого становилось только хуже. Закрыв глаза, он старался представить какой-нибудь жестокий поединок, чтобы отвлечь свое внимание, но её стоны возвращали его из страшного мира фантазий в еще более извращенную реальность. Наконец, она, уставшая, развалилась на кровати и принялась морщинистой рукой гладить Августа по колену, нахваливая его и рассказывая, как ей было хорошо. 
Августу было противно находиться рядом с этой женщиной, а сейчас, удовлетворенному, ему хотелось провалиться в пропасть или забыться. Её голос, освещенное свечой тело, волосы --- все раздражало его.
На прощание её сухие губы коснулись его груди и пообещали навестить вновь в ближайшее время. Её социальное положение, муж, дети не интересовали любовника --- гладиатора, он лишь с отвращением выполнил свою работу и пытался забыться.
Дверь открылась, и на пороге оказался один из охранников школы. В руках он держал кружку.
--- Выпей это. К тебе скоро придут.
Проклиная все на свете, он с досадой хлопнул ладонью по кровати.
--- Что это? --- устало спросил он.
--- Снадобье. Афродизиак, --- ответил он.
Август удивленно посмотрел на него.
--- Оно разбудит твою сексуальную страсть. За тебя платят большие деньги --- тебе надо быть на высоте, --- спокойно сказал он.   
Опустошив кружку, Август швырнул ею в охранника, где то в подсознании надеясь на наказание и этим самым на избавление от обязанностей сексуального раба. Но только бесцветный смех прозвучал в ответ. Отвернувшись, он хотел было вздремнуть, как, вспомнив о ночных реалистичных кошмарах, сел на кровать и обхватил колени руками. Что творилось в его голове, трудно даже представить!
Следующая женщина на вид была значительно моложе предыдущей: волнистые темные волосы, большие глаза, полная фигура. Её руки украшали золотые браслеты с фигурками тритонов. Она села рядом с ним на кровать и какое-то время смотрела на него, изучая тело, лицо. В её  взгляде читалась не только звериное желание, но и нечто большее. Проведя рукой по волосам, она поцеловала его в щеку. Вскоре между ними завязался диалог. Август внимательно слушал её, задавая много вопросов, пытаясь отдалить самый неприятный момент встречи, ради которого она и пришла сюда. Из разговора он узнал о непростой судьбе этой девушки, и во многом он понял причины, тянувшие женщин к этому жестокому гладиатору.
Луция была женой сенатора. Муж её был старше почти в два раза. Он женился на ней из-за знатного положения её семьи и сейчас пользовался им в полной мере, забыв даже о человеке, благодаря которому обрел власть и деньги. Впервые девушка увидела Августа случайно во время одного из боев и решила во что бы то ни стало познакомиться с ним.
В словах Луции Август слышал об обратной стороне жизни высшего общества, совсем не похожую на ту красивую сказку, которую он видел прежде. За всем великолепием домов скрывались люди, похожие на него, но с дарованной богами свободой. Свободой передвижения, но не свободой в действии, которая была у Августа. Он мог отказаться ублажать женщину, но тогда его ждало суровое наказание. Движение по пути наименьшего сопротивления было столь же болезненно, как и отказ от него.
Жизнь сурова. Под красивой оберткой скрывались гниль и грязь цивилизованного общества, полного дисгармонии и социального расслоения. Особенно болезненно это для тех, кто по своему социальному уровню должен иметь все, но в реалии ничем не владели. В Римской республике, это были женщины. Взаимоотношения Кира и его жены были редким исключением из устоявшихся правил. Большинство девочек из знатных семей служили трамплином на пути к финансовой состоятельности своих будущих мужей, а в дальнейшем интерьером, лишенного внимания и заботы. В этом то и заключалась чудовищная реальность цивилизации с её всепоглощающим влиянием материальных ценностей.
Августу было жаль сидевшую напротив девушку. Её согласия на брак никто не спрашивал, и она осознавала, что ей предстоит. В Августе она видела не встречавшийся прежде идеал мужчины, и разочаровать её ему было совестно.
Его путь наименьшего сопротивления был проложен через постель, и Август решил, несмотря на собственное нежелание, доставить этой несчастной девушке максимум удовольствия, скрасив её черно белую жизнь, наполненную одиночеством и нереализацией.
Она сидела на кровати, подогнув под себя ногу, и теребила платье. Рука Августа мягко легла сверху на её руку, и сблизившиеся губы соприкоснулись. После недолгого поцелуя спали на пол хитон, платье, браслеты. Чрезмерно округлые формы казались Августу немного лучше рыхлости и дряблости её предшественниц, но возбуждения он не испытал бы, если бы не снадобье. В нужный момент оно не подвело. С чувством долга он дважды доставил ей удовольствие.
Как и после первой женщины Август сидел на кровати, ощущая себя несчастным. Все в его жизни было наполнено грязью и извращенностью. Даже его внутренняя составляющая казалась испачканной и оплеванной.
Когда Луция ушла, ему захотелось заплакать от обиды, излить себя, пусть это было не совсем по-геройски, но этого никто не видел, кроме вечно молчавших стен. Подкатившаяся к горлу обида уже готова была выплеснуться, но вместо неё вырвалось лишь сдержанное хмыканье: слезы упрямо не хотели катиться из глаз, и лишь обида разрывала грудь. 
Женщины высшего круга с огромным удовольствием приходили к нему на свидание. Август был кумиром для них --- носитель силы, отваги, доблести --- всего того, чего так не доставало этим несчастным женщинам в их повседневной жизни. Это и было одним из секретов его популярности, за которую он расплачивался своей честью.
Так продолжалось несколько длинных месяцев. И все та же безжалостность на арене во время поединков, и душевные страдания все остальное время. Популярность играла злую шутку: чем красочнее были его победы на арене, тем больше женщин стремилось овладеть его телом. Августу приходилось ублажать по несколько женщин подряд, принося своему хозяину большие деньги. И среди них не было ни одной, которая была ему симпатична. Срывая одежду, он ублажал их, понимая, чем быстрее он начнет, тем быстрее закончатся для него эти мучения, и он ляжет спать. Казалось, уже все женщины большого города Фиден прошли через его объятия, но они все шли и шли нескончаемым потоком. Сил совсем не оставалось.
Август получал полноценный паек, и Кир не жалел еды для своего лучшего воина. Казалось бы, в физическом аспекте его жизни все шло неплохо, не считая того, что Август по-прежнему был рабом и выполнял ненавистную ему работу: убивать, ублажать и публично льстить Киру. Целыми днями он сопровождал своего господина во всех встречах, публично восхищаясь им и раболепствуя по приказу Антония. Несколько раз был публично избит, и в ответ только терпел унижения подобно псу, ждущему милости от своего хозяина. Терпя унижения, он не смел даже и думать, о каком бы то ни было возмездии. Он был силен, популярен, но он был только рабом на цепи своего господина. Август был всего лишь вещью, и любая заслуга или достижение были не его собственными, а достоянием Кира.
Через множество боев прошел непобедимый гладиатор, сея смерть и развлекая публику.
Наступил очередной день гладиаторских боев. Впервые Август присутствовал на них не как участник, а как зритель. Глазами публики он с неприязнью наблюдал за началом сражений, ощущая некую нервозность. Его хозяин сидел в ложе для почетных гостей, мелкими глотками попивая красное вино. Ваза, полная фруктов, стояла перед Киром. Он протягивал руку, отрывал ягоду винограда и медленно клал её в рот, запивая вином --- ему это доставляло огромное удовольствие. С нескрываемым детским интересом ждал он развлекательного зрелища. Август стоял у него за спиной и оглядывал трибуны. Они ликовали. Ни разу им не приходилось бывать по ту сторону арены, в её мрачных коридорах, пропитанных запахом смерти и атмосферой звериного ужаса. Если бы хоть раз кто-то из них побывал на месте гладиатора, он бы на себе ощутил обратную сторону этого веселящего спектакля, навсегда бы сменил свое отношение к этой смертельной игре, приносившей кому-то смех, а кому-то большое горе. Август вспомнил свой первый бой, вернее, первого человека, которого он убил, свои чувства, испытанные перед боем. Сейчас внизу, под трибунами, и рядом с ними творилось подобное. Каждого готовившегося к поединку гладиатора съедал едкий страх, отравлявший душу, мандраж граничил с истерикой. У всех, без исключения, блуждала в голове мысль о скорой кончине. Сладковато-приторный тошнотворный запах витал в воздухе. Август вспоминал себя, думая о тех, кому придется сегодня сражаться, и ему было противно смотреть на этот собравшийся на трибунах сброд, этих жалких людишек, гревших собственную душу чужим страхом и смертью. Они вызывали отвращение.
Panem et circenses!;
Будь они прокляты! Его бы воля, он согнал их всех на арену и поставил на место гладиаторов, заставив всем сердцем ощутить страх безысходности под неистовый вой трибун, жаждавших их смерти, и потом заглянул бы в их перепуганные глаза --- ни один из побывавших на арене больше не пришел на это кровопролитное зрелище.
Церемония начала игр закончилась, и началось то, ради чего все сюда пришли, --- бои. Хозяин облокотился на стол, стараясь быть хоть чуточку ближе, и с интересом наблюдал за загнанными людьми, бившимися за свою жизнь. Он кричал, требовал большей жестокости от своих рабов. Ему хотелось больше крови, и от этого только ближе придвигался он к ограждениям, отделявшим его от арены, стремясь быть еще ближе к резаным ранам и истекающим кровью телам. Он хотел видеть каждый достигший цели удар как можно ближе и во всех подробностях, не упустив из своего внимания ни одну каплю крови, брызгавшей из открытой раны.   
Новая жизнь Августа не знала сочувствия и сострадания, но какие-то арфовые струнки внутри больно звучали, глядя на все это. Он не помнил, чтобы его кто то жалел, но слезы готовы были покатиться из глаз, жалея других. Он на себе ощущал переживания гладиаторов, и закусив нижнюю губу стоял, крепко сжимая рукоять меча.
Машина смерти набирала ход. Люди десятками гибли в мясорубке, перемалывавшей людей разных судеб в однородный фарш, --- каждый из них был уникален, пока реализовывал себя в мире через свое тело, которое после смерти становилось только телом, и неважно, кем человек был в жизни, рабом или правителем.
--- Сейчас будет самое интересное, --- азартно сказал хозяин своей жене, потерев руки, и, оторвав несколько виноградин, положил их себе в рот.
Август устремил взгляд на арену. Под вой толпы на арену вышли Ринат и Овидий. Сердце Августа ёкнуло. Он не видел своих товарищей с тех самых пор, как стал служить у Кира. Ринат и Овидий встали спина к спине, прикрывая друг друга и ожидая появления противников.
--- На кого ставите, мой господин? --- спросил Антоний.
--- Я ставлю на человеческую низость и предательство, --- ответил хозяин.
--- Не понял, --- удивился Антоний.
--- Это оба моих бойца, --- пояснил Кир. --- Они два друга, и вот мне интересно, насколько крепка их дружба? Пусть каждый из них ответит для себя на вопрос: «Что ценнее, собственная жизнь или дружба?»
--- А если они откажутся сражаться?
--- Обоим будет дарована свобода, --- гордо ответил Кир, показывая перед женой свою человечность и справедливость.
--- Вы так добры мой господин, --- учтиво заметил Антоний.
--- Не так уж я и добр. Ради этой свободы каждому придется сразиться с самим собой, что намного сложнее, чем убивать стоящего напротив противника. Поединок храбрости против трусости, желание отдать свою жизнь за друга, придется разыграть каждому из них внутри себя. А я сделал все, чтобы это было как можно реалистичней.
--- Как же? --- с нетерпение спросил Анатолий. Ему самому стало интересно это сражение.
--- Я создам атмосферу безвыходности, из которой можно будет выйти победителем, только убив противника.
Задумка была очень жестока! Август не знал, что же надоумило хозяина на такой шаг, но шаг этот был спланирован и низок.
--- Не ждите врагов, --- громко произнес оратор, обращаясь к стоявшим на арене товарищам. --- Все уже собрались! Убейте друг друга и насладитесь сладким чувством победы или примите собачью смерть от лучников и умрите смертью, не подобающей воину.
Ринат и Овидий переглянулись. Что творилось в этот момент в их головах, знали только они. После недолго раздумья Ринат швырнул щит в сторону и бросил меч под ноги, всем видом показывая, что драться он не будет. Трибуны засвистели.
--- Я не буду драться против друга. Дайте мне любого другого противника, и я сражусь с ним, но не видать вам предательства! --- прокричал Ринат в сторону ложи, где стоял Август.
Трибуны засвистели еще громче, проглотив его слова.
Последовав примеру товарища, Овидий бросил на песок меч, прокричав что-то. Слова эти не долетели до Августа.
Оратор с легким недоумением посмотрел на Кира, ожидая дальнейших указаний, и Кир многозначительно кивнул ему в ответ.
--- Тогда смерть вас обоих примет в свои крепкие объятия. Лучники, --- обратился он к страже, --- эти рабы не хотят веселить нас своими играми!
Натянув тетивы на своих луках, лучники пустили стрелы. Быстрее ветра пролетели они со свистом и воткнулись в песок у самых ног. Лицо Овидия исказилось, и нервозность появилась на нем. Ринат стоял на месте, опустив руки, всматриваясь в глаза своего хозяина. Он переживал. Тряслись его руки, но ни один мускул на лице не дрогнул.
--- Выбор у вас невелик, --- продолжал оратор. --- Тот, кто убьет противника, останется жить и наслаждаться этим чудесным воздухом, --- и он ноздрями втянул воздух, показывая, как он важен для людей. --- А если вы откажетесь от боя и разочаруете всех нас, будете убиты оба.
Август стоял за спиной хозяина и мысленно просил товарищей продолжать настаивать на своем. Он знал, что это не всерьез, но они не знали. Вся наша жизнь устроена подобным образом: мы находимся внутри Игры и воспринимаем её соответственно, совершенно забыв её суть, мы играем вслепую по установленным правилам, как Ринат и Овидий, а Август в этот момент находился вне этой Игры в качестве зрителя, имея полную информацию о происходившем.      
Овидий стоял чуть позади Рината, и взгляд его сверкнул, увидев незащищенную спину товарища. Павор; овладел его разумом. Медленно, подобно хищному зверю, движущемуся вокруг подраненной добычи, он сделал несколько шагов в сторону лежавшего на песке меча. Свист трибун сменился одобряющим криком, и Ринат, словно почувствовав что-то, обернулся. Овидий поднял меч и, будучи левшой, перекинул в левую руку. Безумным взглядом смотрел он на Рината, казалось, рассудок его помутился. На лице Рината появилось удивление. Он не понимал, что происходит. В его глазах читалось: «Что ты делаешь? Я не хочу драться с тобой!» И, видимо, почувствовав слабину и замешательство, Овидий атаковал. Увернувшись под крики толпы, Ринат что-то наскоро говорил товарищу, но Август этого не слышал, только видел шевелящиеся губы. Еще от одного удара Ринат увернулся, но третий удар угодил в ногу, сильно поранив её. Хромающий Ринат и обезумевший от трусости Овидий кругами ходили на одном месте. Безоружный гладиатор всматривался в глаза вчерашнему товарищу, но тот отводил свои.
После первой же атаки Ринат понял, что Овидий собрался биться, но до самого ранения отказывался в это верить, полагая, что Овидий хочет создать видимость сражения.
Поймав момент, когда Ринат сделал шаг и оперся на раненую ногу, Овидий атаковал вновь. Он хотел, чтобы этот бой поскорее кончился, и ударил друга в живот. Меч достиг своей цели, опустив схватившегося за живот Рината на колени. Глазами, полными боли, смотрел Ринат на человека, бывшего ему другом, а по крепко сжатому мечу стекала кровь на песок. Стыдливо взглянув в глаза другу, Овидий зашел за спину Рината. Толпа просила смерти, указывая большим пальцем на горло.      
--- Убей, или будь убитым! Третьего не дано, --- напомнил оратор.
Сжав зубы и закрыв обезумевшие глаза, Овидий схватил правой рукой Рината за волосы и, отведя голову назад, пронзил его тело. Меч прошел через шею, пробил горло и бронхи и угадил в самое сердце, поставив точку в судьбе человека.
--- Вот и вся дружба! --- грустно заметил Кир и положил свою руку поверх ладони жены.
Возможно, хотя Август не знал достоверно, поскольку хозяин сидел к нему спиной, и он не видел его лица, предательство тронуло Кира, никогда прежде не относившегося сочувственно к проблемам своих рабов, но в голосе его и впрямь слышалась грусть. Но разве не цинично было устраивать такой поединок, создавая рабам иллюзорные правила? Возможно, и цинично, но Игра есть игра, и работает она только тогда, когда её правила соблюдаются.
Август не выделял эту пару из общего числа, многие из его товарищей полегли на потеху публике. Ему было жалко всех погибших на арене, но подлость Овидия оставила противный осадок. Подлость была обычным делом для арены, все люди подобно животным хотели выжить любой ценой, не брезгуя атаками в спину, но убить друга, тем более который в знак отказа от боя бросил меч, было слишком даже для круга смерти. Однако Август не смел осуждать его. Он  знал, что не поступил бы подобным образом, однако не у всех был подобный характер. Добрая половина гладиаторов, оказавшихся на месте Овидия, поступила бы точно так же.
Не сказать, что Ринат был Августу другом, но он поймал себя на мысли, думая, что лучше было бы, если на месте Рината оказался Овидий, человек не столь мужественный и зачастую специально взывавший к жалости.
--- Убить его за предательство? --- тихо спросил Антоний, склоняясь к самому уху Кира, чтобы жена не услышала.
--- Не стоит. Жить с этим намного сложнее, чем умереть.

***
За окном была ночь, и в этой тишине шаги раба-любовника, возвращавшегося из борделя, были хорошо слышны. Зайдя в дом и налив себе вина, Август зашел в кухню и, удобно устроившись за столом, погрузился в раздумья. Приятная дремота накатила на него и, разогнав мысли, полностью взяла в свои объятия. Голова опустилась на руки, покоившиеся на столе, и в расслабленном теле ощутилось легкое приятное прикосновение Венеры. Нежные руки ласкали мускулистую спину и шею, мягко водя и массируя. Её влажные губы коснулись плеча, потом шеи --- никогда Августу не было так хорошо --- длинные пальчики залезли под волосы и массировали голову. Закатив глаза, он сидел, положив голову на руки. Богиня не забыла его. Расслабленные её руки слегка напряглись и застыли подобно статуи, а влажные губы перестали скользить по его шее. Сквозь дремоту он просил продолжать, но Венера не продолжала. Наоборот, она резко убрала руки со спины, давая понять, что все это ему причудилось. С неохотой Август поднял голову и увидел в дверях Антония. Глаза его сверкали молниями ярости. Он хотел броситься на Августа, но не решался, а только, сжав кулаки, глубоко дышал, источая ненависть. Растерянно Август обернулся назад, чувствуя там чье-то присутствие, и захотел, чтобы не было этого чудесного сна с Венерой. Позади него стояла Диренея.
--- Зачем ты это делала? --- растерянно спросил Август.
--- Мне так захотелось, --- ответила она.
Август не знал, что ей возразить. Волна отвращения накатилась на него, и он вышел из кухни, столкнувшись в дверном проеме с Антонием. За короткое мгновение, он увидел в его глазах всю ненависть, которую мог копить в себе человек, и направлена она была на него. Антоний ненавидел Августа за Диренею, девушку, которую он любил давно, готовую отдаться удачливому гладиатору, за то, что Кир считал Августа более выдающимся бойцом, чем он сам, и еще за много поступков, которыми Август поставил под сомнение его авторитет, сам того не желая.
--- Ты мне нравишься, --- крикнула она скрывшемуся за дверями Августу.
Этой ночью Август быстро провалился в сон, и снилась ему нелюбимая Диренея.
Прошла неделя, и утром Антоний как никогда рано разбудил Августа.
--- Просыпайся. Скоро выезжаем, --- сухо сказал он.
Встав, Август вспомнил о приготовлениях, длившихся уже несколько дней, и сообразил, что они и скорый отъезд взаимосвязаны. Все вещи Августа были на нем, он позавтракал, помог загрузить вещи в повозки и уже собирался запрыгнуть в телегу к другим охранникам, как Антоний приказал ехать в одной повозке с хозяином. Удивлению Августа не было предела, но он залез в покрытую белой тканью повозку и сел напротив Кира. Хозяин смотрел на улицу, нервозно контролируя последние загрузки. И вот вся эта процессия из двух десятков телег и не менее полусотни охранников, ехавших верхом на лошадях и шедших рядом, тронулась. Кир сцепил руки и, поднеся их ко рту, помолился Гению;.   
--- Нам предстоит отправиться в далекий город, где тебе придется сразиться с известнейшим гладиатором тех земель. Ты готов к бою? --- спросил Кир.
--- Да, --- ответил Август.
--- Это отнюдь не рядовой боец, подобный тем, что ты рубишь по несколько человек за один бой. Это очень жестокий противник. Говорят, он жить не может без крови, каждый день даже на тренировках кого-нибудь избивает до потери сознания.
Августу стало не по себе, представив эту картину, но он не подал виду.
--- Я готов, --- спокойно повторил он.
--- Это хорошо. Я не хочу лишиться своего лучшего воина, --- и Кир пальцем протер губы.
Конечно, Киру уместно было бы добавить, что в случае поражения Августа он потеряет большую сумму денег, поставленную на него, но он это упустил. Они молча ехали еще какое-то время, Кир посматривал на своего раба, словно желая начать разговор, но в последний момент передумывал, а Август смотрел на улицу, пытаясь угадать причину столь внимательного отношения к нему.
Была осень, и листья на деревьях сменили цвет, сменив и все краски природы, сделав лес красочнее и волшебнее. Должно быть, Пик; радовался таким ярким переменам, случавшимся лишь раз в год. Наверняка ему, вечному хранителю леса, как и многим людям, надоела эта однообразная жизнь, и любым переменам радовался он, уподобившись ребенку. Вертумн; сделал все, чтобы порадовать друга.
--- Ладно, --- сказал Кир, --- иди к Антонию.
Спрыгнув на ходу, Август занял свое место в другой повозке. Лес ярким ковром распростерся далеко-далеко, оставив немного места тонкой извивавшейся дороге. Три дня и две ночи пути прошли без происшествий, и у Августа было полно времени отоспаться и отдохнуть. Много миллиарий; остались позади к тому моменту, когда утром третьего дня на горизонте показался город, и уже к обеду колонна въехала в его ворота. Какого было удивление Августа, когда он увидел знакомую местность и строения. Это был тот самый город, в котором находилась школа и где Август начал свою гладиаторскую жизнь. Много эмоций и воспоминаний нахлынуло на него. Он вспомнил Валерия, человека близкого для него и многому научившего. Как бы он хотел его сейчас увидеть и поблагодарить за полученные знания. Мартына, воина ставшего для него примером. Карнелия, трусливого, подлого надсмотрщика, убивавшего невинных лишь для поддержания своего мнимого авторитета.
Толпа народа с ликованием встретила подъезжавшую к арене процессию. Август уезжал отсюда в клетке, будучи безвестным рядовым бойцом, а возвращался известнейшим гладиатором в одной повозке со своим хозяином, что показывало его особенную привилегированность. Как только повозка остановилась рядом с входом в школу, сердце Августа волнительно застучало. Он вышел из повозки и, обернувшись на окрик, увидел Валерия. Их радости не было предела, и они, крепко обнявшись, еще какое-то время стояли так, не веря своему счастью. Оба очень соскучились друг по другу. Август поблагодарил учителя за подаренные знания.
На авансцену этого торжественного момента вышел прокуратор все в такой же белой хламиде, как и прежде, и, тепло поздоровавшись с Киром, громко объявил: «В преддверии легендарного поединка, сегодня состоится пир. Приглашены все, во главе с Бахусом!»
Публично выставляя свою доброту, Кир позволил Августу провести время с другом, разумеется, под бдительным присмотром Антония и погулять по территории школы. Время до праздничного застолья еще оставалось, давно навидевшиеся друзья прошлись по школе, вспомнив страшные времена, и остановились на тренировочной арене. Сегодня здесь было тихо. В преддверии игр все тренировки были отменены, и ученики-гладиаторы предвкушали пьяный ужин, полный разврата и похоти. Сев на песок, как и в первый день знакомства, они смотрели на арену и вспоминали общих знакомых. Август рассказал о Ринате и Овидии: о путешествии в Фиден, об их отношениях и о бое. С горечью вспомнили они Мартына, а потом долго смотрели в ту часть тренировочной арены, где он был убит. Каждый вновь в памяти прокрутил то трагическое событие, каким его увидел, вновь разбередив в себе душевную рану. Солнце постепенно заходило, и знак о начале вакханалии; был подан.
Над входом в зал, где накрытые столы ломились от еды и вина, на алом куске ткани была выведена надпись: «Edite, bibite, post mortem nulla voluptas!; »
Прокуратор встал из-за своего места и, подняв наполненный вином кубок,  сказал тост: «Завтра кто-то из вас отправится к Плутону, а за кого-то порадуется Виктория. Но, как бы не сложилась судьба, порадуйте народ захватывающими поединками. Пусть Павор и Паллор, вечные спутники Марса, покинут вас, и только Марс Градивус на своем коне ведет вас в бой!»
Раздались крики, стук кубков и кружек, и началось грандиозное пиршество.
Август вместе с Валерием сидел недалеко от Кира. Накануне ответственного поединка Августу позволили расслабиться и провести время с товарищами. Проголодавшиеся друзья с аппетитом поедали мясо, фрукты и пили вино, которое было не такое вкусное, как в Фидене.
Пировавшие ходили от стола к столу, пробуя различные блюда и общаясь между собой. Каждый из них стремился посильнее напиться и съесть как можно больше еды. Никто из них не знал, что их ждет завтра, и проживали этот день как последний. Только Август не хотел напиваться. Завтра предстоял жизненно важный поединок, и подойти к нему он хотел выспавшимся и с ясной головой.
Много гладиаторов ходило по просторному залу школы между столами. Август пытался угадать из них того непобедимого воина, против которого придется сражаться. Он даже выходил на улицу, ища претендентов, подходивших по описанию на того человека. Таких было только двое. Один был уже пьян, а второй сидел рядом с богато одетым человеком, которого Август видел впервые. Август пытался расспросить о нем у захмелевшего Валерия, но, как оказалось, тот не видел прославленного воина. Из опасения, что его противник окажется в лучшей форме, Август решил совсем отказаться от вина и, посидев еще немного, отправиться спать.
Застолье продолжалось уже долго, и луна взошла высоко, когда прокуратор поднялся из-за стола и пьяным голосом объявил: «А сейчас появятся женщины! Предайтесь похоти, утолите свои фантазии, больше вам не выпадет подобный шанс!» --- и в зале появились женщины. Все внимание пьяных гладиаторов переключилось на них. Хватая их, они публично придавались любовным утехам. Августу стало не по себе. После ночей, проведенных в борделе, секс приелся до отвращения. Поняв, что пришло время уходить, он поднялся и, стараясь быть незамеченным, покинул пировавших.
Медленно шел он по коридору, лестнице, возвращаясь в памяти к тому, с чего все началось. Все тот же каменный пол, стены, маленькие комнатушки с двумя койками, окна. У одного из открытых окон Август и остановился. Слишком ярко горели в нем костры города на фоне звездного неба.
По улицам бродили запоздалые горожане. Кто-то подвыпивший, кто-то изрядно пьяный. Патрулирующие город воины были благосклонны к таким людям: должно быть получили приказ от «высокого» человека не трогать людей в связи с предстоящим праздником. Большинство жителей были пролетарии --- народ --- именно в угоду им и создавались праздники, подобные предстоящему. «Зрелищ и хлеба» --- все, что необходимо людям для жизни, а правителю для власти. Каждый получает желаемое: народ --- хлеб, вино и развлечение, правитель --- голоса преимущественного большинства жителей республики.
Над полупьяным городом висела огромная полная ярко-красная луна. Багровый румянец лег на лицо старой женщины, смотревшей на империю много десятков лет. Расположившись почти над самым горизонтом, она хищно скалила зубы. Маленькие искорки вспыхнули в памяти Августа. Он вспомнил себя еще совсем маленьким мальчиком. Как вместе со своими друзьями-сверстниками сидел в лесу, а язык костра согревал его. Было холодно, и Август, ближе подсев к огню, с большим интересом слушал старца, рассказывавшего о законах природы.
--- С древних пор, когда боги только сотворили человека, --- рассказывал седой старец с голубыми глазами, --- все люди жили в мире и согласии, объединенные одной священной задачей, поставленной богами. Много сотен лет они жили, выполняя свое назначение. Но со временем гордость и самолюбование проросло в детях богов и Природы. Невежественными и жестокими по отношению к Матери-Природе и себеподобным они стали. Взяли в руки палки и камни и пошли войной --- сильный на слабого. Не смогла Природа оставаться в стороне от войн между детьми своими и пообещала помогать им как сможет. Те, кто будет чуток к её проявлениям, кто будет прежде думать, а потом делать, кто будет защищаться, а не нападать, будут вознаграждены. Вы все дети нашей Матери-Природы, и она не подскажет вам плохого, как и ваше сердце. Знайте и ищите в миру её советы. Она не подскажет вам словами, но покажет своим поступком --- проявлением.
Знайте же, если луна наполнится кровью, избегайте сражений и походов --- вы проиграете, а если даже и победите, то не будете рады такой победе, так как достигнута она будет слишком высокой ценой. Отложите массовые собрания и выступления ораторов на другой день, и вы не пожалеете об этом…
На этом четкие воспоминания оборвались. Бросив еще один взгляд на Луну, потом перевел его на Каникулу, чарующе мигавшую в темном небе, и пошел дальше.
Войдя в душную комнату с множеством кроватей и расположившись на свободной, он отвернулся к стенке в попытках заснуть. На завтра ему предстоял трудный поединок с грозным противником. Как он не ворочался на жесткой деревянной кровати, сон упорно не приходил. Или он уже привык к удобствам, которые ему были предоставлены у хозяина, или спать ему не хотелось. Скрип дощечек заставил Августа рефлекторно обернуться. Недалеко от его кровати сидел человек высокого роста с темными волосами, глаза его были закрыты. Он был погружен в собственные мысли и, не обращая внимания на Августа, о чем-то думал. Холодные мурашки покрыли тело, а сердце заколотилось. Мгновенно часть памяти, касавшаяся Игрока и его собратьев по расе, вернулась к Августу, и он узнал этого человека. Это был Ануш. Тот самый Ануш, по вине которого Август, будучи Энлилем, остался на планете Земля и находился здесь уже множество земных лет. Ануш открыл глаза, бросив взгляд на уставившегося Августа. В момент встречи их взглядов что-то, подобно невидимой молнии, поразило обоих. Ведь только всего две сущности на всей планете были похожи друг на друга и отличались от всех остальных. Чувство родственной связи пробудилось в них. Не боясь быть неправильно понятым, Август встал и медленно подошел к нему, разглядывая эту физическую оболочку, в которую был заключен его старинный друг. Чем больше он вглядывался в него, проникая за физическое тело и чувствуя потоки информации, исходившие от него волнами, тем больше понимал, что он не ошибся. Будто огромные ворота в бездну распахнулись внутри его головы, раздваивая и утрачивая восприятие мира, тревожа память, итак измученную частичной амнезией после того удара по затылку. Огромные реки информации, доселе скрывавшиеся где-то и ждавшие своего часа, хлынули в мозг. Непонятные его человеческому сознанию и пониманию этой эпохи и времени события воскресали в нем, пугая и одновременно неся необъяснимую радость понимания происходивших событий. Он столько лет пытался найти его, того единственного, кто был похож на него, и потерянного много-много столетий назад. Человеческий мозг Энлиля отказывался верить происходившему. Зрение изменилось: он видел одновременно сидевшего человека и одновременно стройное пугавшее своим видом существо, которое даже жрецам «изгонявшим духов» не привидится  в кошмарном сне. Огромное грациозное существо с черными глазами, массивным вытянутым затылком и четырьмя руками. Причем верхние руки были меньше и изящнее нижних, мощных и массивных. Лик его был страшен или непривычен человеческому сознанию. Но внутри что-то давало полную уверенность, что это существо не может быть существом этого мира и оно роднее ему, чем все люди встречавшиеся на жизненном пути. И что его собственная душа выглядит точно так же в этой тюрьме из человеческой плоти.
По всей видимости, с  его старинным другом происходило что то очень похожее, потому что выражение его лица стремительно менялось, отражая гамму непередаваемых чувств. Воин уставился на него широко раскрытыми глазами, в которых было дикое изумление и восторг.
--- Наконец-то я тебя нашел! --- сказали они почто одновременно и рассмеялись. 
--- Как я рад найти тебя, брат! --- повторил Август, положив руку на плечи другу.
--- А я-то как рад! --- с нескрываемой радостью произнес тот, поднявшись со скамейки и обняв Августа.
 Еще какое-то время оба молча стояли, всматриваясь друг в друга, словно не могли поверить своему счастью.
--- Как тебя здесь называют, и вообще как ты здесь оказался? --- не вытерпел Август.
--- Здесь я Викентий. Я служу гладиатором у очень богатого человека, --- сказал Ануш. --- Я до сих пор не верю, что встретил тебя.
--- А меня здесь называют Августом.
И друзья вкратце обменялись рассказами. Август поведал историю своей жизни, а Викентий --- свою.
Родился Викентий в маленькой деревушке и с самого детства понял, что не похож на других детей своего возраста. Вместе со своими ровесниками, соседскими мальчишками, он играл в воинов и гладиаторов. Они устраивали сражения, представляя себя на полях боя и аренах, размахивая деревянными мечами. В то время Викентий даже не подозревал, что судьба распорядится перенести эти детские игры во взрослую жизнь --- в долгий бой насмерть. Из всех детских игр Викентий выходил победителем за счет неизвестно откуда взявшихся навыков ведения боя и нечеловеческой силы. Он был на порядок выше ростом и плечистее своих ровесников с раннего детства.
Всю жизнь его мучили странные видения, которым никак не удавалось найти объяснения, пока все кусочки головоломки не сложились воедино. Только тогда он и понял причину своих способностей.
В возрасте двадцати пяти лет его, ехавшего в свой город с охоты, схватили охранники богатого человека и, обвинив в краже, хотели убить. В ответ на это Викентий сразился с обидчиками и доставил им немало проблем. Узнав об этом, хозяин покалеченных воинов, велел отыскать его, и когда это было исполнено, позвал служить к себе охранником.
Пять лет Викентий служил у своего хозяина, пока тот не приблизил Викентия к себе и не разрешил входить в свой дом. Неоднократно воин доказывал свою доблесть в повседневной жизни и на арене, выступая на ней в качестве гладиатора для поддержания боевого мастерства. Когда настали опасные времена для хозяина и он был вынужден соблюдать осторожность, ожидая расправы даже со стороны друзей, он приставил Викентия охранять свою жену. Увидев жену хозяина, еще один до сего момента не распечатанный кусок памяти, взбудоражил сердце и ум состоявшегося воина. Это была та самая, ради которой он остался на Земле, полюбив её единожды и навсегда. Эта была девушка, которую он, будучи Анушем, предпочел своим братьям и которая послужила косвенной причиной пребывания Энлиля в теле Августа. Викентий не мог не полюбить её вновь. По правде говоря, это была любовь, не знавшая времени. Просто память была блокирована, как и у всех людей, до момента «Х».
Жена его хозяина тоже полюбила своего охранника, хотя и не помнила конкретных визуальных образов, случившихся много лет назад, но чувства, пробудившиеся в ней, разгорелись пылающим огнем. Они любили друг друга, как и тысячелетия назад, не взирая ни на какие запреты.
Чувства влюбленных не могли остаться незамеченными. Хозяин стал подозревать до этого момента верную жену в измене и решил избавиться от охранника. Но избавиться от такого выдающегося воина банальным способом ему не хотелось. Он решил заработать на нем еще и деньги. Финансовые мотивы и личные интересы совпали.   
Все в судьбе Викентия сложилось в пользу встречи с Августом.    
Ночь провели они за разговорами, уснув лишь под утро. Августу снилась скалистая местность с редкими безлиственными деревьями бурого цвета. Краеугольная форма деревьев была неестественна так же, как и вся местность, наполненная темно-коричневыми красками и угловатостями; ничего подобного Август не встречал в своей жизни.
Рука Антония потревожила его чуткий сон. Сев на кровать, он вспомнил о Викентии, но кровать брата была пуста.
Приготовления к поединку начались с раннего утра. Работники школы гладиаторов пекли хлеб и приводили в порядок зал после ночного гуляния. Август позавтракал и, пройдя по территории школы, пытаясь найти Викентия, пришел на тренировочную арену, где проросло в нем зерно единоборца. Сосредоточиться на разминке не получалось. Мысли были заняты внезапно нахлынувшими ночью воспоминаниями о его истинной природе. Он долго пытался выстроить полную картину, комбинируя собственные воспоминания  и рассказы Викентия, но для целостности картины не хватало еще многих фрагментов. 
Пытливые размышления прервал Валерий.
--- Не похож ты на великого воина, о котором так много говорят, --- сказал он и широко зевнул. --- Это у тебя меч в руках, или ты веткой мух отгоняешь?
Август рассмеялся, представив себя в этом действии.
--- Настроя совсем нет, --- ответил он.
--- Настроя у него нет, --- повторил Валерий. --- Ему сегодня быть героем, а у него настроя нет. Где та скорость и резкость, что прежде? Ты сейчас больше похож на объевшегося удава, такой же медлительный и неповоротливый, чем на Августа.
Еще немного постояв, Валерий посмеялся и куда-то ушел, но скоро вернулся, держа в руке два деревянных меча.
--- Ты хочешь даровать мне свободу? --- смеясь, спросил Август.
--- Нет, но я хочу помочь тебе её получить.
Настроение Августа резко поменялось после общения с Викентием, ведь он вспомнил многое, и границы мировосприятия значительно расширились. Теперь он знал, что все трудности преследовавшие его, временны.
Валерий дал ему один из мечей, и они начали сражаться. Лишь пару раз Август оказывался лежащим на песке после атак Валерия. Хорошо размявшись, они оставили мечи на песке и направились к арене.
Народ толпился возле арены, потихоньку просачиваясь через ворота, и рассаживался на места. Большая арена наполнилась быстро. Люди сидели на лестницах и во всех проемах. Весь город собрался на трибунах. Все ждали кровопролитного поединка. 
Для начала на арену вывели преступников, которых предстояло казнить. Разыграв какую-то мифологическую сцену, сотня человек была казнена. За ней последовали показательные бои, показавшиеся зрителям скучными и недостаточно зрелищными. Освистанные толпой, гладиаторы сменились на других, которым предстояло сразиться с дикими животными. Оратор торжественно объявил о начале кровопролития, и четыре льва были выпущены на арену. Голодные животные бегали по ней, раздраженные человеческими криками, кидаясь друг на друга и пытаясь выпрыгнуть за пределы арены. Сидевшие за высокими бортами арены зрители радостно приветствовали попытки зверей, зная, что они не увенчаются успехом. Когда народ пресытился пустой беготней животных, на арену выпусти человек пятнадцать гладиаторов. Кто-то был с длинными мечами, у кого то копья. Облизнувшись, львы, рыча, направились в сторону выстроившихся воинов. Выставив копья, гладиаторы ждали нападения. Животные бежали на них, переходя на прыжки, и вот первый лев прыгнул на гладиаторов и напоролся на выставленное копье. Визг его разлетелся по арене, приведя зрителей в восторг. Гладиатор с мечом подбежал и пронзил мечом еще шевелившегося зверя. Гладиатора должен был страховать велит, но отвлекшись, он просмотрел, как огромная львица набросилась на его товарища со спины, подмяв под себя и вцепившись зубами в шею. Гладиатор орал от боли, когда животное вырывало из него куски плоти. Велит ткнул животное копьем, разозлив его еще больше. Животное кинулось на него. Оборона дала брешь, и все гладиаторы в панике стали разбегаться. Почуявшие запах страха львы кидались на людей под вой толпы, разрывая их. В живых осталось только три человека, когда последнего льва пронзили копьем.
Потом на арену выводили медведей, диких коней, кабанов, и всех их убивали. Так продолжалось много времени.   
Уже долго шли бои, разогревавшие зрителей перед главным сражением. Уже множество гладиаторов полегло на арене. Август думал о друге и надеялся увидеть его живым после сражений. Им было о чем поговорить, встретившись спустя много тысяч лет.
В сопровождении Валерия и Антония он спустился под трибуны, оделся в свое снаряжение, и встал перед выходом на арену, ожидая пока выступавший оратор доведет толпу до полного безумия.
--- А сейчас на арене… --- и оратор сделал паузу, ожидая реакции толпы, --- а сейчас на арене… --- вновь начал он.
Толпа поняла, что пришло время самому главному событию сегодняшнего дня, и орала как никогда. Десятки, а то и сотни убитых до этого людей были просто разминкой перед главным представлением. Оратор продолжал: «Два величайших гладиатора из всех, каких только знал Великий Рим, сойдутся в жесточайшей битве на ваших глазах. Только один из них получит славу, встанет рядом с Юпитером и Плутоном, и, возможно, свободу, если того захочет народ, а другому суждено умереть. Август против… против… --- накручивал он публику, --- против Викентия!!!»
Август обомлел. Он не верил, что вот сейчас, найдя своего друга спустя сотни тысяч лет, он может вновь потерять его. Чувство страха, которое он, казалось, уже забыл, охватило его с неимоверной силой. Но это был не страх поражения, это был страх безысходности. Август понимал, как бы он не противился поединку, им все равно придется сразиться. Очень было тяжело принимать правду, и Август решил пойти против желания Игрока. Подходя к центру арены, он увидел Викентия. Тот стоял в полной растерянности и держал меч опущенным. Август швырнул свой щит в сторону, показывая, что не будет биться. Он был зол на Игрока за предложенный сценарий и не собирался биться против друга. Викентий последовал его примеру, отбросив щит, и воткнул меч в песок перед собой. Они стояли в центре арены друг напротив друга под крик толпы. Странно, но чувства сопровождавшие Августа на протяжении всех боев не будоражили его так.
Они стояли друг против друга посредине арены, так долго искавшие друг друга и наконец-то нашедшие, но все-таки обязанные потерять друг друга вновь. И они знали это.
Люди стояли и орали вокруг них. Опьяненная кровью, толпа жаждала продолжения зрелища.
Кровь, оставленная прошедшими сражениями, уже успела впитаться в песок. Его слегка присыпали новым, и от этого песок только хрустел под босыми ногами.
Солнце уже собиралось садиться. Приближался вечер. Смерть сегодня пожала буйную жатву.
Август не хотел драться, не хотел убивать. Он уже очень устал.
Образ Мартына, закрывшего лицо руками, возник в памяти совсем неожиданно.
«Я больше не могу сеять смерть… я устал. Устал не от боязни умереть. Устал не от боязни быть покалеченным. Нет. Нет. Я устал доставлять боль другим. Я устал приносить в жертву других людей на радость публике», --- зазвучал голос Мартына из далекого прошлого.
Сейчас Август примерил на себе чувства своего первого товарища по школе.   
Крик толпы вернул Августа на арену.
«Мартын уже мертв, он преодолел усталость», --- мелькнуло в голове воина. Напротив него по-прежнему стоял не просто человек, а стоял его брат в человеческом теле. Август поднял руку с мечом, чтобы бросить его, и уже представил, как тот пролетит блестящей золотой рыбкой и воткнется в песок, но какая-то сила остановила его. Август почувствовал, что вокруг него что-то происходит. Сознание как будто загналось внутрь его самого и еще внутрь чего-то. Он уже давно вспомнил все: и кто он есть на самом деле, но сейчас творилось что-то непонятное. Его тело перестало ему повиноваться. Август понял, что остается только два выбора: либо повиноваться насильственно, либо повиноваться происходившему вокруг него и принять участие в этой игре.
«Да чтоб тебя! --- подумал он, --- это, скорее всего, включилась программа этой Игры. Я совсем забыл, что все мы исполняем роли в этом мире».
И он сделал свой выбор. Его человеческой половине, как истинному воину, было не все равно, как умереть. Или умереть красиво, как и подобает воинам, или подобно жалкому зверю.
Он посмотрел на своего противника, вчерашнего товарища, и понял, что с ним творится то же самое.
Толпа стала реветь в гневе. Ей не нравилось, что эти два воина, так хорошо известные всем, стоят как истуканы и ничего не делают.
И тут два гладиатора двинулись вперед, навстречу друг другу. Медленно, как будто плывя в воздухе. Все знания, которые Август обрел за время существования на Земле, по боевым искусствам, были сейчас в нем. Скорее всего, то же самое было и в его противнике, бывшем брате и напарнике. Это он понял по движениям, несвойственным для гладиаторов и для людей. Люди не умеют двигаться как хищные животные. Именно в такой грации и с подобной лёгкостью. Тем более в этой эпохе, в этой школе гладиаторов, фехтование и боевые искусства ушли не очень далеко от сводившихся к примитивному, на его взгляд, маханию тупымии неуклюжим оружием.   
Викентий сделал первый выпад. Август легко отбил его удар, слегка уйдя в сторону, и тело сделало само ответный ход, направив жало клинка к груди своего брата. Тот также легко и непринужденно скользнул в сторону, когда меч почти коснулся его кожи, заставив Августа слегка провалиться вперед, но провала не произошло. Меч по изогнутой траектории сразу вернулся назад, направив тело по другому маятниковому движению, уходя от встречного удара. Они заплясали в танце. Трибуны затихли. Толпа была избалована гладиаторскими зрелищами разного рода, но такого она не видела никогда. Со стороны казалось, что эти два бойца ведут какую-то игру. Это и была игра, но эта игра была смертоносная, потому что в руках были не палки и не прутики, а мечи. Боевые механизмы были запущены. Чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону.
Противники двигались все быстрее и быстрее. Их движения стали размазываться в воздухе, и невозможно было уследить, в какую сторону двигается тело, потому что оно постоянно меняло направление. Скользя, как бы растворяясь от скорости, впервые за свою жизнь Август ощущал дыхание смерти. Сознание было чистым, не потревоженным ни одной мыслью.
Это было что-то невероятное. Люди так двигаться не могли. Для Августа же время замедлило свой ход. Он видел, как летит рука с мечом, как ставится нога, как поднимается щит. И он так же двигал свое тело, правда, и оно утратило былую скорость. Он чувствовал, как оно проходит сквозь какое-то вязкое желеобразное пространство, но смотревшим со стороны людям эта скорость казалась огромной. Настолько огромной, что человеческое зрение четко не воспринимало движений. Рук и ног не было видно. Они размазывались в воздухе и расплывались.
Гладиаторы двигались в измененном состоянии сознания, почти перейдя в другую октаву местного измерения. Почти. Но не совсем. Ведь оба по-прежнему находились в физических телах. Этот танец смерти шёл на арене уже несколько минут. Это было очень долго. Трибуны всё также молчали. Они не знали, что бьются два совсем не похожих даже близко на людей существа, но внутренним чувством ощущали и видели, что происходит нечто необычное. Люди так не могут и не могли сражаться. Скорее всего, из-за этих умений, они оба, каждый по отдельности, и стали самыми известными бойцами своих областей. И какой-то злой рок свел их вместе. Это было недопустимо. Ведь в живых должен остаться только один.
Тут одна юродивая старуха с одним глазом, претендовавшая на своей улице на звание знахарки, зашлась истерическим криком:
--- Люди, это демоны! Я вижу их! Я вижу их черные души! Они огромны! У них несколько рук! Люди! Убейте их, люди! Или они убьют вас!
Горожанин ткнул её в плечо и прошипел, что если старая карга не заткнется, её сейчас же вышвырнут и больше никогда сюда не пустят ни под каким предлогом. Старуха замолчала, зыркнув на него своим одиноким злым глазом. Глаз был ярким и пронзительным.
Бой подходил к концу, потому что для удержания в этом состоянии нужны силы. И не только силы, но и умение концентрироваться очень глубоко внутри себя. Противникам пришлось буквально дать своему существу биться, наблюдая как бы со стороны этот бой, находясь и в себе и не в себе одновременно. Это требовало больших энергетических и физических затрат.
Август повернулся таким образом, чтобы солнце блеснуло в его шлем, и направил этот блик в глаза своему  противнику. Викентий на секунду потерял концентрацию над траекторией движения, и в этот самый момент рука Августа, отведя по плоскости руку Викентия, несшую ему смерть, послала свой меч ему в сердце. Меч вошел в грудную клетку слегка сверху вниз со стороны ключицы. Удар был смертелен и мгновенен. В момент удара Август провернул клинок, разрезая ребра . Он услышал этот страшный хруст, сухой и одновременно чавкающий из-за разрезания плоти лезвием не очень острого меча. За время поединка меч успел затупиться о броню и щит.
В этот момент все остановилось. Транс кончился. Викентий замер, словно натолкнулся на стену. С глаз спала пелена. Август видел, как выходит из уровней сознания, возвращаясь в этот порочный мир. Его глаза обрели ясность и понимание.
«Ну, вот и все! Наконец то! Я первый покину это недоброжелательное время», --- были последние мысли Викентия, и он упал на Августа лицом вперед.
Из последних сил Август подхватил своего бывшего противника и аккуратно положил на песок. Толпа зашлась страшным ревом. Люди просто безумствовали. Они никогда не видели ничего подобного и были потрясены этим боем.
Кто то крикнул: «Свободу!»
--- Свободу! --- подхватил еще кто-то, а затем и еще кто то.
И вот уже голоса трибун слились в одном звериной рёве: «Свободу!»
Этот крик толпы не понравился хозяину Августа, рассчитывавшему на гибель бойца и поставившему на его поражение большие деньги. Еще до начала поединка Август точно знал, что бой этот неслучаен. Интуиция подсказывала ему, что Кир пошел на это из-за Диренеи. Антоний все рассказал хозяину о случившемся той ночью в слишком ярких красках. Если решит толпа, и прокуратор даст свободу своему рабу, то потеряет огромную прибыль и много выгодных контрактов на бои. Он уже видел, на что способен его раб и прекрасно понимал, что такой боец принесет ему целое состояние, хотя бы своей жизнью, если не смертью. Кир был готов даже простить ему любовь дочери и отправить обратно в школу, подальше от Диренеи, лишь бы товар остался у него. Но эта толпа обрывала все планы. Хозяин внимательно вглядывался в сторону трибуны, на которой восседал прокуратор. Киру было необходимо увидеть, как он себя поведет. Прокуратор, в свою очередь, внимательно оглядывал трибуны с взбесившейся толпой, взвешивая все «за» и «против». Потом величественно поднялся, и трибуны затихли.
Кир волнительно сцепил руки. Прокуратор был его другом, но пойдет ли он против жителей своего города, и поставит ли он свой авторитет под удар?
--- Ты свободен! --- сказал прокуратор, указывая указательным пальцем правой руки на Августа.
Август глядел на толпу и на этого человека, давшего ему свободу, понимая, что был свободен всегда. Его душа была взаперти по его прихоти. Она была взаперти в этом мире по его собственному выбору. В надежде помочь своему брату, которого он только что нашел, спустя много лет, и который лежал мертвым у его ног. Его несвобода была совсем не тем, что эти мелкие людишки думали.
Август молча кивнул головой в знак благодарности за «свободу», но обида все-таки заклубилась в его сердце. Это было плохо. Он это понимал, но никак не мог побороть себя.
«Я устрою вам, ничтожества, рабы своих эмоций и желаний! Вы узнаете, что такое хлеба и зрелищ! Будет вам зрелище! --- с этими мыслями он поднял с песка своего поверженного друга противника и понес с арены. --- Я не позволю вам вытаскивать его с арены, подобно животному».
Чувство обиды переполняло его. Он был зол на своего хозяина, организатора поединка, Игрока, написавшего такую роль. Было обидно потерять человека после стольких лет поисков. Его размышления прервал Валерий.
--- Что случилось, Август? Почему ты отказывался биться?
Находясь в подавленном состоянии, Август молчал и, лишь спустя время, ответил: Я только что убил брата, поиски которого заняли очень много лет.
Он вспомнил Мартына и их разговор. Вспомнил, как Мартын страдал и больше не мог сеять смерть.
--- Это гладиаторские бои, и никто не может ничего изменить, --- продолжал Валерий.
Август уже не слушал его, неся убитого друга на руках в школу гладиаторов. Он вышел с ним на тренировочную арену и аккуратно положил на песок. Много гладиаторов собралось вокруг и удивленно смотрели на него.
--- Сколько можно быть животными, псами, которых натравливают на себе подобных? Сколько вы еще будете бояться сказать «нет», когда вас заставляют идти на смерть? --- речь очень ровно текла из уст Августа. Он говорил о том, что наболело у него внутри, и стоявшие вокруг гладиаторы, а их было много, поддерживали его кивками и одобрительными репликами. --- Ни кто не вправе решать за вас, как вам поступать и что делать. Каждый из вас сам себе хозяин, и никто не может поработить вас, в той же мере как и вы не должны никого заставлять подчиняться вам. Почему же вы пресмыкаетесь перед теми, кто якобы сильнее и богаче вас? Нет, не потому, что они лучше, а оттого, что вы не знаете, на что способны, и не любите себя. Вы забыли, что свобода --- это совершенно естественно. Вы боитесь неизвестности. Намного легче подчиняться, чем самому принимать решения и отвечать за них перед самим собой. Проще принять наказание от хозяина, чем, ошибившись, винить себя. Разве вам не надоело жить рабами в вашем собственном мире? Мне надоело делать то, что я ненавижу. Мне противно причинять боль.   
Сейчас его меньше всего волновала собственная жизнь. Им двигало что то более важное. Ощущения вокруг стали меняться. Постепенно Август начал входить в боевой транс.
--- Эй, ты что себе позволяешь? --- возмутился один из охранников и, обнажая меч, пошел на Августа.
Выхватив у одного из стоявших рядом гладиаторов кинжал, он швырнул его в надвигавшегося охранника. Тот не успел увернуться, и кинжал пронзил его тело. Надзиратели и стража кинулись к Августу, но более десятка учителей школы во главе с Валерием заслонили им путь.
--- Я с тобой, Август, --- крикнул Валерий через плечо и кинул ему меч, понимая, что надзиратели не простят Августу этого убийства и битвы не миновать.
Август на лету поймал меч и приготовился защищаться.
Благодаря своим боевым умениям, силе, прямоте в общении, Август пользовался всеобщим уважением среди учителей и гладиаторов. Все они без исключения встали на его защиту.
--- Восстание?! --- крикнул один из надзирателей, призывая к подавлению бунта.
Надзиратели кинулись на гладиаторов. Зло породило большее зло, и в ответ на агрессию охранников, гладиаторы и учителя, объединившись, обнажили мечи и вступили в бой. Каждым из гладиаторов двигали собственные мотивы. Кто-то защищал Августа, кто-то себя, кто-то просто, чтобы быть против, кто-то ради мести за унижения и издевательства. Каждым двигало что-то свое, эгоистическое. Но, найдя общего врага, все они бились на одной стороне. Сторонники Августа защищались как могли. Многие гладиаторы дрались голыми руками и, только победив врагов, забирали их оружие и продолжали бой. Брошенный Валерием меч пришелся как нельзя кстати. Август убил сразу двоих охранников короткой, но весьма эффективной серией ударов, забрал меч одного из них и кинулся в бой, вооруженный двумя мечами, раздавая удары врагам направо и налево с огромной скоростью и силой. Уже несколько минут, прилагая все свою волю, он сдерживал состояние боевого транса. И вот теперь, когда пришло время, взорвался, дав выход ярости и жестокости. В этом состоянии в поле зрения Августа попал сражавшийся против нескольких надсмотрщиков Валерий. Ему явно нужна была помощь, и Август устремился к товарищу прорубая проход в плотном скоплении сражающихся людей. Проходя к Валерию, он видел смерть многих людей, вставших на его защиту. Песок на тренировочной арене был весь пропитан кровью, и Августу приходилось где-то переступать, где-то наступать на трупы. Приблизившись к Валерию, он выпадом в спину поразил уже замахнувшегося для удара охранника и, не останавливаясь, продолжил убивать остальных. Он отбивал все направленные против него атаки и сразу переходил в контратаку, убивая всех оказавшихся на его пути. Руки были в крови, и мечи то и дело хотели выскользнуть из рук своего хозяина. Неожиданно все вокруг замедлилось. Все видимые движения стали растягиваться, а собственно тело было похоже на резину. Движения давались очень тяжело. Он чувствовал каждый удар своего сердца. Боковым зрением он увидел, как с правой стороны прямо ему в голову летит стрела. Он начал уворачиваться, но резиновое тело неохотно выполняло приказы своего хозяина. Августу показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он отклонился и повернул голову влево, давая стреле возможность пройти дальше в поисках следующей жертвы. Стрела просвистела возле правого уха. К сожалению, её жертвой стал Игнатий. Этот молодой парень, отчаянно сражавшейся на арене, был знаком Августу еще со школы. Только Августа выкупили и отвезли в Фиден, а Игнатий остался здесь. Стрела угодила ему прямо в висок, когда он собирался накинуться на одного из надсмотрщиков. Вместе со стрелой прошла способность Августа управлять временем и пространством. И он сразу завершил начатое Игнатием дело. Вокруг Августа никого не было. Он посмотрел в сторону, с которой летела стрела, но лучник был уже мертв. Тут он увидел Корнелия. Ему сразу вспомнилась картина его первого дня в школе, когда эта тварь в человеческом теле, убила Мартына и еще нескольких беспомощных людей.
--- Его жизнь моя! --- крикнул Август и кинулся к Карнелию.
Карнелий увидел Августа, и глаза выдали его чувства. В них был страх. Он понял, что час расплаты для него наступит через мгновение. Паллор; овладел им.
…Август наносил бесконечные удары по уже мертвому телу. Он бил за Мартына и всех тех, кто умер от руки этого трусливого вояки, до тех пор, пока не почувствовал, как силы покидают его. Боевое состояние улетучилось. Август стоял в самой гуще событий. Мечи в его руках казались неподъемными. Сколько прошло времени с начала сражения, он не знал. Но было еще что-то… Это была боль. Не боль в мышцах, к которой он уже давно привык, а боль в спине, проходившая через сердце. Эта боль заставила его тело опуститься на колени. В спине Августа торчала рукоять от короткого клинка, воткнутого кем-то из врагов во время боя. Он даже не заметил этого, находясь в боевом трансе. Август сражался, даже не подозревая, что жить гладиатором ему оставалось совсем немного.
Он стоял на коленях, когда мечи из его рук выскользнули, и обмякшее тело легло на песок, повалившись на спину. «Вот и все…» --- решил он и закрыл глаза. Его стало поднимать вверх, и он увидел небо. Оно было таким же, как за секунду до того, как он закрыл свои уставшие от жизни глаза. Боли не было. Была легкость и спокойствие. Он видел, как внизу продолжалось сражение, а несколько гладиаторов склонились над его телом. Но Энлиля это уже не интересовало. Август остался на арене, как и все его противники, в сражениях с которыми он развлекал примитивную толпу и помогал зарабатывать деньги торговцам смертью. Энлиль вдруг вспомнил, что они с Анушом сами запланировали поединок, в котором сошлись. Зря он, будучи Августом, винил Игрока. Ведь главным был не поединок, а их разговор. Они нашли друг друга, пусть пока только на короткий промежуток времени. Впереди был еще долгий путь домой.   

***
Энлиль был рабом на собственной земле, страдая от рук созданных им же детей. Заступившись за них однажды, он испытал боль за свой недальновидный поступок. Август --- это то, чем отблагодарили его спасённые.
Вскоре он вспомнил одну из величайших истин: перевоплощений следует страшиться, ибо существование в физическом мире приносит сущности лишь страдания, несчастья и боль. Даже смерть не в состоянии освободить сущность от этих «земных» мучений, ибо за дверями смерти её ждет короткая передышка, а затем очередное воплощение. И эта череда воплощений будет длиться до самого окончания Большой Игры.


Глава 5
Шутка

Белые чайки летали между голубым небом и зеленоватой водой. Сбившись в кучу, но каждая сама по себе, они кружили над кораблем, высматривая корм. Некоторые из них опускались ближе к воде, и, заметив мелкую рыбешку, опрометчиво плававшую близко к поверхности, пикировали в воду, и, схватив её, тут же набирали высоту. Чайки громко кричали не то друг другу, не то друг на друга, но все эти крики были бездумным нарушением тишины, поскольку ни одна чайка не хотела прислушиваться к рядом летящей. Вырисовывая замысловатые фигуры над водой, несколько чаек одновременно замечали в воде одну и ту же рыбешку и тогда наперегонки устремлялись к ней. Такие понятия, как щедрость, понимание, забота, могли бы сыграть на клюв, но они напрочь отсутствовали у этих птиц. Не зная этих чувств, каждая из них старалась первой успеть к добыче, и, уже оказавшись под водой, они начинали мешать друг другу, толкаться, помогая рыбешке благополучно ускользнуть от опасности в гладкой воде. Выныривая на поверхность, неудачливые охотники обидчиво крутили головами, крича на других, поднимались вверх, чтобы заняться привычным делом --- выискивать корм.
Высокий мужчина в белой кепке стоял на носу корабля и без интереса наблюдал за этими бестолковыми действиями птиц. За сорок с небольшим лет его жизни чайки не изменились. Вырисовывали все те же замысловатые формы над водой и все те же пике, заканчивавшиеся ударами об воду. Его всегда удивляло: неужели у чаек нет никаких интересов в жизни, кроме того, как набить себе брюхо и поспать? Ведь изо дня в день, из года в год, на протяжении сорока лет его жизни, на протяжении тысяч лет до его рождения и в течение тысяч лет после его смерти, эти птицы только и занимались тем, что объедались. И только поев, садились на поверхность воды и лениво позволяли волнам покачивать себя. А вечером улетали на берег спать. Вся эта монотонность и однообразность удручала мужчину. Поправив кепку, он повернулся к берегу.
К берегу причалила рыбацкая лодка. Невысокий мужчина в рваной одежде спрыгнул в воду и оказался по пояс в воде. Взяв лодку за нос, он пытался выволочь её на берег, но, наполненная рыбой, она не поддавалась. По берегу, откуда то со стороны бедного района, бежали пятеро мальцов: три мальчика и две девочки. Они бежали наперегонки в сторону мужчины, пытавшегося вытащить лодку. Радуясь, дети вприпрыжку бежали к лодке, весело подталкивая друг друга и смеясь. Самому младшему из них было не больше трех лет, и он несколько отставал от своих братьев и сестер, однако, как и остальные, радовался встрече с отцом, приплывшего с ежедневного промысла.
Девочка первая подбежала к лодке и начала помогать вытаскивать её на берег. Скоро подоспели и остальные. Своими маленькими худенькими ручонками они пытались вытащить деревянную лодку, наполненную рыбой. Пользы от них не было никакой, но зато, сколько желания! Мужчина не бранил их за это, а только улыбался, глядя на их старания и упорство. Самый маленький мальчик помогал наравне со всеми. Он то бегал вокруг лодки, раздавая указания сестрам, то подбегал к лодке, толкая её, и вновь выбегал на берег.
С огромным трудом и совместными усилиями им удалось вытащить лодку. Дети стали весело прыгать вокруг мужчины, а он обнял их и что-то долго говорил. Потом отправил детей куда-то в сторону рынка, а сам поднял младшего на руки и повернул к морю. Уставшими руками он долго держал его над головой, пока малыш вглядывался в морскую даль. Маленький мальчик еще не умел плавать, но уже мечтал оказаться там, далеко в море.
Дети с большими корзинами в руках подбежали к отцу, и он усадил младшего в лодку. Перекладывая часть рыбы из лодки в корзину, девочки тащили ее прямиком на рынок, освободив место двум братьям. Заполнив и их корзину, малыш и отец отправили их следом за сестрами, а сами стали перебирать рыбу в лодке, дожидаясь возвращения девочек.
Дети таскали рыбу к торговавшей на рынке женщине и аккуратно складывали на прилавок. Женщина повернувшись в сторону моря и увидев мужчину, помахала ему рукой, а игравший с сыном рыбак ответил ей тем же. То, с какой аккуратностью дети складывали рыбу, заставили наблюдавшего за этим мужчину в белой кепке, улыбнуться. Скорее всего, за прилавком стояла жена рыбака. Их семья была счастлива, несмотря на свою бедность. Это не могло не радовать капитана судна, ведь он в свои сорок понимал, как важно быть счастливым и насколько хрупко семейное счастье.      
Через рынок шли люди в военной форме. Все они двигались из разных концов города, но их дороги сходились там, на рынке. Не обращая ни малейшего внимания на шумную торговлю, эти люди в форме двигались в сторону причала. Торговавшие на рынке люди что-то выкрикивали им и махали руками. В ответ моряки только улыбались и кивали головами.
Тоненькая полоска песка отделяла рынок от длинного деревянного причала. Потрепанный годами, морской водой и ветром, он скрипел и немного покачивался на деревянных сваях. Несколько рыбацких лодок было пришвартовано к нему: они терлись боками друг об друга, сдирая краску и обкалывая борта. Пришвартованные военные корабли стояли у причалов, смешиваясь с рыболовецкими суденышками. По берегу суетливо бегали люди: продавцы рыбы, покупатели, военные, провожающие. Все они слились в разноцветную движущуюся массу. Жены, дети, родители военных моряков шли на пристань, вместе со своими мужьями и отцами, чтобы проводить их в дальнее плавание. Плавание в далекие земли на несколько лет.
Люди потихоньку скапливались на берегу, но не торопились заходить на причал. У них еще было несколько минут в личном распоряжении, пока не будет дан сигнал в колокол, указывавший, что пора бы уже всем собраться на причале для построения. Эти несколько минут были для многих вечностью. Никто не знал, как сложится судьба, и увидят ли они еще хоть раз своих матерей или жен. Возможно, этот поход станет последним для многих из стоявших на берегу людей. Болезни, сражения, лишения, голод встанут на пути их возвращения домой. Эти несколько минут были самыми важными мгновениями в жизни каждого из них.
Макариу стоял в стороне, крепко прижав свою маленькую дочь к груди. Его жена стояла рядом, едва сдерживая слезы. Они были женаты около двух лет, и, конечно же, им было немыслимо тяжело находиться далеко друг от друга. В сердцах этих молодых людей пылал огонь, но даже он был не в состоянии расплавить долг службы. Макариу улыбался жене и пытался даже шутить, но в душе было тоскливо и больно мириться с тем, что не увидит свою горячо любимую семью несколько лет. Когда он вернется, его маленькая дочурка уже сама будет бегать ножками, а ему суждено пропустить радость первых слов и не разделить счастье первых шажочков.
Он нежно держал дочурку на руках, прижимая к груди. На какое-то время улыбка на его лице уступила место серьезности или даже грусти, и он поцеловал дочь в маленький лобик. Обычно маленькие дети плачут, если им что-то не нравится, но это был не тот случай. Несмотря на жару, шум и резкий запах рыбы, она молчала, обнимала шею отца и тихо хлопала глазками. Должно быть, она чувствовала всё напряжение сего момента, как чувствуют дети, и все понимала. Она была бы и рада словами попрощаться с отцом, да вот тело она свое еще не освоила и навыков говорения не обрела. Однако её мать скажет все за двоих.
Темноволосая молодая женщина с потухшими глазами стояла рядом с Макариу и неумело скрывала за улыбкой волнение и нежелание расставаться. Неуместные шутки, отпущенные её мужем, проходили мимо и вызывали грусть, а не веселье. Грусть за то, что за этими словами таились попытки скрыть тяжелые слова прощания и прощения, которым все равно придет время вырваться в тихом плаче. Макариу всячески пытался отдалить этот момент как можно дальше. Он говорил что-то отвлеченное, а женщина тихо стояла и смотрела в глаза любимого. В её голове мешались счастливые месяцы совместной жизни со страшными картинами, нарисованными её воображением. Она отгоняли их от себя, понимая, что относятся они к будущему. Будущему, которое она не хочет видеть. Она заменяла эти образы на более приятные. Представляла, как пройдет время, и она вновь будет стоять рядом с любимым человеком и нежно смотреть в его глаза.
Макариу уже ненавидел войну за её желание отнять самое дорогое, оставшееся у него. Война больше десяти лет назад уже отняла у него отца, воспитавшего его в одиночку, и заставила расти в голоде и попрошайничестве. Огромные усилия потребовались, чтобы не сбиться с правильного пути. Очень боялся он, что жене и дочурке придется пройти через то же, что прошел он сам. Но он-то мужчина, а каково же будет им, двум беззащитным девочкам?
На другой стороне причала одиноко стоял Тобиаш. Взгляд его был устремлен в морскую даль. Только ему одному было известно, что он пытался там найти. Этот опытнейший моряк был, пожалуй, самым старшим на корабле. К своим примерно пятидесяти годам --- он сам не знал точно, сколько ему лет, --- он прошел через много морских сражений. У него не было ни родителей, ни семьи, ни друзей. Он был один уже больше двадцати лет. Родители умерли. Семья не сложилась. Все близкие друзья, которые были с детства, погибли в боях. Для этого морского волка попойки и морские походы были единственным развлечением. Тобиаш был одним из немногих, кто с нетерпением ждал удара колокола.
Недалеко стояла семья, провожавшая своих сыновей. Отец стоял несколько в стороне и только молча смотрел, как мать и еще три его дочери, сестры мальчиков, прощаются с ними. Из глаз матери текли слезы, младшая сестренка обхватила ногу Фернанду и задрав голову вверх, просила братьев возвращаться поскорее и защищать от соседских мальчиков, обижавших её. Фаушту пообещал за себя и за брата, что скоро они вернутся, и как-то по взрослому, но в то же время неумело потрепал её по голове. Девочка расплылась в улыбке и еще крепче обхватила ногу. Две старшие сестры, ровесницы братьев, смотрели на происходившее намеренно отрешенно, словно их не касалось отплытие братьев, но в их глазах виднелись грусть и тоска. Даже в такой важный момент они хотели показать свое безразличие и самостоятельность. Младшая сестренка с порицанием посмотрела на них и смешно погрозила худеньким пальчиком.
Петрониу и Эверардо --- два закадычных друга, прибывшие из другого города, стояли у самого причала, с равнодушием посматривая на пришвартованные корабли. Их разговор был тих, а голоса слегка взволнованы. Изучив стоявшие на берегу лодки, они переключили свое внимание на собравшихся на берегу людей. Они понимали, что этим людям придется заменить им семью на несколько следующих лет, быть братом и отцом. От этих людей будет зависеть их жизнь, и они сами будут в ответе перед братьями по оружию. Море заставит их есть и пить из одной посуды, а в случае чего и спасать друг другу жизнь. Перед ними море, а море не терпит принципа «Против кого будем дружить?» В путешествии им придется забыть только о своей дружбе и объединиться со всеми в крепкую слаженную команду.
Совсем юный мальчик в белых парусиновых бриджах, стоял рядом с родителями и с нетерпением смотрел на корабли. Хотя мать крепко прижала его к себе, и он был почти неподвижен, но глаза его жадно рассматривали судно, на котором предстояло отправиться в плавание. Монотонная жизнь наскучила ему, и он хотел поскорее уплыть подальше от дома. Впереди ждали неизвестные страны, наполненные диковинными птицами и животными, дикие племена и красивейшие пейзажи. Нетерпение приятно теребило нутро. Отец стоял рядом, и можно было предположить, что он не волновался за сына и даже сын ему был неинтересен, если бы не нервозность в курении, выдававшая его внутреннее состояние: рука с трубкой слегка дрожала, когда он подносил её к губам, а глаза беспокойно бегали по лицу ребенка.
Незадолго до этого отец сильно повздорил с сыном и сейчас винил себя за то, что подтолкнул мальчика к решению отправиться в далекое плавание. Все уговоры и убеждения родителей не могли свернуть мальчика с выбранного пути. С того самого конфликта мать стала винить отца в решении сына, и отношения между ними испортились. Только из-за ссор между родителями переживал мальчик. Он не хотел чувствовать себя предметом раздора и просил мать не сердиться на отца, убеждая, что все равно бы отправился в морское путешествие, несмотря ни на что. 
Недалеко от Макариу находилось четверо мужчин и девушка. Компания стояла в кружке и рассказывала какие-то истории. Один человек держал руку девушки, поглаживая большим пальцем. Эти люди были знакомы довольно давно, но, спустя значительный промежуток времени после последней встречи, увиделись совершенно случайно на подходе к пирсу. Они были удивлены такой неожиданной встрече. Раймунду и Нештор шли со стороны рыбацких домиков, когда им навстречу попался Пашкуал. Пашкуал шел со своей подругой и выглядел заспанным после ночи. По нему было видно, что ночь удалась. Он был помят, и зевота не покидала его. Представив свою невесту, он торжественно похвалился друзьям, что как только они вернутся из плавания домой, то он тут же на ней женится. Девушка, улыбнувшись, поцеловала его и пообещала ждать. Нештор, прищурившись, осмотрел приятную особу и понял, что она его не дождется. По внешнему виду, манерам можно было понять, что таких, как Пашкуал, у неё предостаточно. Она была из так называемых «гулящих» женщин, чьи избранники были во всех концах Португалии и всего мира. «Любовь слепа, и её истинное лицо зачастую видится только со стороны», --- подумал Нештор, ничуть не удивляясь, что его старый знакомый не замечает очевидного. Ему и самому приходилось оказываться в подобной ситуации.
Пересекая улицу Грузовую, они повстречали Паштора. За добрым приветствием никто, кроме Нештора, не заметил смутившуюся девушку, поспешно спрятавшую взгляд. Паштор тоже сделал вид, что они незнакомы, но на его лице появилось грустное разочарование и, как показалось Нештору, силы будто покинули его знакомого, оставив лишь иллюзию радости на лице.
Почти ничего не говоря, старые знакомые прошли до самого причала. Только девушка робко держала руку Пашкуала, иногда поглядывая на Паштора.
Капитан корабля всматривался в лица пришедших на берег людей, грея слабую надежду увидеть на этом полотне смешанных красок свою дочь. Прошло больше месяца после их последней ссоры, и с тех пор он ни разу её не видел. В тот день он как обычно пришел домой пьяный. Это была последняя капля терпения у Малу, и она ушла из дома. Все попытки найти дочь не привели к успеху, и сейчас он очень сожалел о случившемся, однако гордость не позволяла первому сделать шаг навстречу примирению. 
Поняв, что дочь не придет проводить его в дальний путь, капитан подошел к колоколу, и дважды железный язык громко и с досадой ударил по сверкавшему на солнце куполу. Этот звук-то и был сигналом к последним и самым горестным мгновениям прощания. Звон разлетелся на многие сотни метров, а может, даже и километров вокруг. Темноволосая женщина крепко обхватила Макариу и не хотела разжимать рук. По её щекам потекли слезы, долго прятавшиеся за фальшивой улыбкой. Макариу перевел взгляд с моря на корабль и ступил на деревянный причал. Даже стоявший в стороне отец Фаушту и Фернанду подошел к сыновьям и, крепко обняв, прижал к себе. Их сестренка заплакала и обняла худенькими ручками их шеи. Родители Теофилу с болью в груди обняли его и не хотели отпускать. Он со смущением приобнял их, поскольку не хотел, чтобы другие видели, что, как ему казалось, уже взрослый человек обнимается со своими родителями.
Капитан перешел с корабля на причал и стал ждать солдат для построения. Первым подошел Табиаш. Следом медленно шли и остальные. На их грустных лицах отражались душевная тоска и боль. Многие из них будут скучать по своим близким, и эти страдания ни с чем не сопоставимы. Сказав несколько напутственных слов, капитан первым ступил на корабль и приказал отдать концы. Корабль начал медленно отплывать от берега родной Португалии, оставляя позади родных и прежнюю жизнь. Каждый из плывших на корабле людей видел будущее по-своему. Для кого-то оно было полно романтики и приключений, для кого-то обыденностью, а кто-то боялся его, и ни как не мог поверить, что на берегу остались любимая жена и маленькая дочурка.
Провожавшие махали вслед уходящей «Малу», но мало кто из моряков видел их. Корабельная работа поглотила, да и корабль отошел так далеко, что в массе людских красок на берегу невозможно было ничего разобрать.
Океан --- это та часть природы, которую нельзя не любить. Он прекрасен и пугает своей безграничностью и поджидающей опасностью, шокирует многообразием форм жизни и умиляет простотой многих из них. Его величие невозможно переоценить. Его можно уважать за силу и бояться за свою беспомощность перед ней. Вода --- это одна из пяти господствующих стихий планеты, поддерживающая гармонию.
Нет ничего прекраснее водной среды. Вы только представьте, сколько загадок она скрывает! Территория суши значительно меньше по площади и доступнее, но и на ней найдется множество неизведанных, неизученных мест. А мировой океан уходит вглубь на десятки морских миль;. И что там? Может, там живет еще одна или несколько цивилизаций? Если бы Вы хотели спрятаться от глаз человеческих и соблюсти «инкогнито», разве бы Вы не исчезли в океанской бездне? Могут пройти еще тысяча лет, но океан так и не откроет нам всех своих загадок. Он будет лишь приоткрывать завесу тайны, показывая один из своих секретов, и закрывать вновь, держа паузу, дожидаясь момента, когда мы созреем для следующего открытия.
Дул легкий приятный ветерок, обдувая членов команды и наполняя собой паруса. Капитан стоял у штурвала и внимательно наблюдал за действиями команды. Все должно было работать идеально, без единой запинки. Сейчас главной задачей  каждого из матросов было научиться понимать товарища по взгляду и чувствовать его нутром. Жизненно важно, чтобы матросы слились в единый организм, где каждый безукоризненно выполнял свою задачу и в случае непредвиденной ситуации мог заменить товарища.
Палящее солнце жарило огнем. С моряков уже сошло несколько потов, и с непривычки это было невыносимо. Лучам солнца было больше некуда ложиться, как на корабль и трудящихся на нем моряков. Невысокие волны покачивали плывущий корабль вот уже несколько часов. Позади осталась родина и близкие люди. Команда была занята работой, и времени на воспоминания совсем не было до тех пор, пока капитан не поделил матросов на группы, и не началась посменная вахта.
Вода была кристально-голубая. Сквозь её прозрачную толщу можно было видеть песок, даже песчаные волны на дне. Морских волн не было. Стоял полный штиль. Казалось, вода была покрыта тонким слоем льда, не дававшем воде пойти волнами, и корабль словно скользил по идеально ровной стеклянной поверхности. Ощущения были непередаваемые. И только когда корабль входил в воду, разрезая её, волны начинали идти вдоль бортов и продолжали двигаться в стороны, нарушая гладь моря.
Устав от работы, Теофилу облокотился на борт судна. Он смотрел на берег острова, рядом с которым проплывал корабль, и сожалел о том, что сейчас рядом нет его родителей и они не видят всю эту красоту, а сидят в городе, пропитанном рыбой, и ждут его. Это было несправедливо. Послышались крики, и над кораблем закружили птицы. Это были не чайки. Чайки подобно мусорщикам, подъедают то, что остается после людей, а здесь были неведомые птицы, походившие на чаек лишь цветом, и больше по размеру. Теофилу знал множество птиц, поскольку Португалия расположена на одном из главных путей их миграции, но таких видел впервые. Они кружили над кораблем. Их было немного, всего три. Птицы парили над кораблем, рассматривая его пассажиров. По всей видимости, остров был безлюдным. По береговой линии не было ни единого признака жизни: ни костров, ни хижин. Сквозь морскую гладь до корабля доносились звуки острова: крики обезьян, разноголосое пение птиц, рычание животных.
В воздухе стояла жара, соприкасавшаяся с влагой, создавая в воздухе видимость ряби. Словно некая субстанция прозрачной рябью висела в воздухе над водой. Это было похоже на сон, красивую сказку. Сердце Теофилу билось от нетерпения все узнать как можно скорее, пощупать, потрогать, вдохнуть в себя воздух этого тропического леса. Он хотел познать его весь. Рядом с ним сидел Тобиаш, видевший все это многократно и совершенно неинтересовавшийся всем этим. За свои годы он устал, жизнь ему наскучила. Он видел многое, но так и не научился это ценить. Его интересовал лишь результат --- приплыть и все. Но он так и не научился ценить сам процесс, то, что доставляло удовольствие мальчику. Мальчик сидел на палубе, свесив руки через борт, и безпричастным взглядом смотрел на береговую линию. Когда птицы в очередной раз подлетели к кораблю, он задрал голову, и посмотрел на них.
--- Знаешь, кто это? --- спросил Тобиаш мальчика.
Теофилу повернулся и с легким недоверием посмотрел на него.
--- Нет. А Вы знаете?
--- Знаю. Я уже видел их прежде. Их называют аистами.
Мальчик задумчиво молчал. Он смотрел на птиц и пытался запомнить их название. Он несколько раз повторил про себя, пытаясь сопоставить образ птиц с их произношением, и когда почувствовал, что образ отпечатался в памяти, обернулся к Тобиашу.
--- А у нас будет высадка на острове?
Тобиаш пожал плечами.
--- Ну, если капитан прикажет, то будет.
--- А как же пополнить запасы пресной воды? Ведь она может и закончится.
--- Не переживай, друг. Без воды мы здесь не останемся, --- успокоил его Тобиаш. --- Хотя знаешь, возможно, ты прав. Я схожу к капитану и спрошу, будем ли мы еще проплывать мимо островов. И он, лениво поднявшись, пошел в каюту капитана.
Обезьяны кричали с еще большим усердием, словно забытые на острове люди пытались докричаться до появившегося на горизонте корабля. Мальчик взволнованно заламывал руки. Ему хотелось, чтобы капитан позволил высадиться команде на этом острове. Он представлял, как бы вступил на него, и босая нога коснулась мягкого песка, как бы шел там, где прежде не ступала нога человека. Он уже почувствовал себя первооткрывателем, не успев ступить на остров.
Где-то позади стучали матросы, доносился гнусавый голос Петрониу, высказывавший недовольство, но ничто не могло отвлечь мальчика от его мечты. Он опустил взгляд вниз и начал с любопытством разглядывать океанское дно. Сквозь прозрачную воду можно было видеть стайками плавающих рыбок. Они были яркими, пестрыми, как и все остальное в тропиках.
Из джунглей послышался неестественно громкий хохот, заставивший задремавшего мальчика открыть глаза. Большой зеленый попугай величественно восседал на высоком дереве на фоне голубого неба. Ничего подобного Теофилу не видел прежде. Размахивая крыльями, яркая птица держалась на дереве и смотрела в сторону моря. Как же хотелось мальчику, чтобы она подлетела ближе и её можно было бы разглядеть, но приказать ей он не мог. Только и оставалось, что в своем воображении дорисовать интересовавшие фрагменты.
Хлопнула дверь каюты капитана, и из неё вышел Тобиаш. Его лицо, как обычно, не выражало никаких эмоций, и равнозначным тоном он громко сообщил Теофилу, что высадки на этом острове не будет, поскольку дальше будет еще один и именно там запланирована остановка. Теофилу грустно посмотрел в сторону берега, утешая себя тем, что следующий остров будет еще интереснее, и, откинувшись на локти, стал наблюдать, как кромка острова заканчивается, и корабль начинает от него отдаляться.   
Корабль миновал остров и вновь оказался в открытом море. Следующий фрагмент суши, о котором сказал Тобиаш, нигде не был виден. До вахты было еще предостаточно времени, и Теофилу решил погрузиться в грезы. В его мечтах корабль приблизился к острову с мелким пепельным песком, и он, первым выскочив из него, устремился в лес, оставляя после себя следы. Он чувствовал себя первопроходцем, ступая ногами по земле, еще ни разу не видевшей людей. Зеленый лес кишел живностью, и со всех сторон доносились новые для уха звуки. Какие-то его настораживали, какие-то, похожие на привычные, успокаивали. Громко захлопал крыльями большой разноцветный попугай Ара и, издав громкий крик, перелетел на другое дерево. Птица покачивалась на ветке и, делая короткие резкие движения головой, смотрела на мальчика. Деревья стояли почти вплотную, закрывая своими ветками небо и защищая обитателей острова от попадания прямых горячих лучей. Пробираясь сквозь густые заросли, мальчик шел прямиком на звук падавшей воды, звучавший неподалеку. Задрав голову, Теофилу увидел, что прямо над ним гроздьями висят бананы. Размерами они были меньше тех, которые он ел у себя дома, но зато здесь гроздья были значительно крупнее. Природа не была похожа на привычную его глазу природу Португалии. Не было высоких сосен вблизи побережья, пробковых и каменных дубов в сочетании с ракитником. По деревьям лазили обезьяны, о которых доводилось слышать только из рассказов, и не было рысей, лесных котов, лис, водившихся на родине. Единственное пресмыкающееся, которое повстречалось здесь и попадалось в лесу недалеко от города, был хамелеон.
Раздвигая руками листья, Теофилу, наконец, вышел к источнику звука. Небольшой водопад с прозрачной водой громко скользил вниз, ударяясь о камни. Вода текла сверху, с горы, и красиво оборвавшись, продолжала свое путешествие в море. По обе стороны от водопада стояли густые яркие джунгли с беспечными обитателями. На деревьях сидели большие красные Ару. Мальчик ступил в воду, и холодная вода приятно коснулась ног, остужая после длительной жары. Набрав её в руки, он поднес их к лицу и умылся, потом попил. Вкусная вода придавала сил. Теофилу впитывал в себя все увиденное как губка. Мимо его взгляда не могла ускользнуть ни одна, даже самая незначительная деталь.
Рядом с водопадом были естественным природным способом образованы большие норы с разветвленными ходами, похожими на те, в которых, по его представлению, пираты прятали свои сокровища. Темные лабиринты простирались под всем островом, заманивая простодушных искателей чужих богатств и навсегда заключая в свои объятия. Воображение повело Теофилу по загадочным лабиринтам в поисках пиратского клада, оставленного здесь с незапамятных времен. 
--- Акула по правому борту! --- закричал кто-то из команды и тем самым мыслями вернул Теофилу обратно на судно.
Все кинулись к правому борту, отчего корабль несколько накренился в сторону, и уставились на эскортировавшую судно рыбу. Один только Раймунду остался сидеть на своем месте, не обращая на неё никакого внимания. Еще в детстве ему впервые пришлось столкнуться с этим древним существом. В восемь лет от роду, он, его старший брат и отец отправились на рыбалку. Тот день ясно отпечатался в его памяти на всю жизнь, и даже сейчас, когда прошло больше двадцати лет, он помнил его в мельчайших деталях.
Отправляясь на рыбалку, отец оттолкнул лодку с детьми от берега и, забравшись в нее, принялся грести веслами, отплывая все дальше. Старенькая лодчонка едва заметно покачивалась на волнах под палящим солнцем. Они плыли к соседствовавшим островам, возле которых обитало много рыбы и на дне можно было найти жемчуг. Отец был как никогда весел и много шутил. В тот день он собирался нырять за жемчугом. Глубина в том месте, где они бросили якорь, была небольшая, не больше семи ярдов;, и сквозь неё было видно яркое коралловое дно. Отец набрал в легкие воздуха и нырнул в воду --- он мог задерживать воздух надолго. Маленький Раймунду лег на дно лодки и уставился в небо, а брат тем временем готовил снасти для рыбалки. Почти в то же мгновение из воды послышался ужасный хруст, и вода забурлила багровым цветом. Раймунду вскочил и заглянул за борт. Пока он непонимающе смотрел в воду, его брат в панике бегал по лодке, выискивая гарпун. В багровой воде виднелся черный силуэт рыбы, делавший резкие движения. Там шла неравная борьба. Раймунду смотрел в воду в то самое место, где расплылось багровое пятно, как вдруг из него вынырнул отец. По бледному лицу было видно, что он обессилен и слаб. Брат оказался рядом, в ту же секунду, и схватив руками отца за руку, пытался затащить в лодку. По тому, с какой легкостью брат вытаскивал из воды тело, Раймунду понял, что отец весит значительно меньше прежнего, но ничего не мог разобрать в багровой воде. Акула и не думала расставаться со своей жертвой. Втащив отца по грудь в лодку, братья увидели в шаге от себя спинной плавник и почувствовали сильнейший рывок вниз, отчего лодка наклонилась на борт еще сильнее, зачерпнув воду, --- это акула резко потянула отца на дно. Брат не ожидал такого толчка и, перевалившись за низкий борт, оказался в воде. Вынырнув, он быстро поплыл к лодке. Перепуганный Раймунду сидел внутри и наблюдал, как акула с глубины устремилась вверх, и, схватив брата, резко потащила на дно вслед за отцом. Брат вскрикнул и навсегда скрылся под водой, оставив после себя еще одно багровое пятно.
Долго Раймунду просидел, забившись на дно лодки, а когда набрался смелости и выглянул, то уже ничего не напоминало о трагедии. Вода была чистая и прозрачная, как в тот час, когда он с отцом и братом приплыли на еженедельную рыбалку. Не было видно и их.
Это был последний день, когда он видел своего отца и брата. С того момента он стал единственным кормильцем своей семьи, в которой болела мама, а сестренке было всего четыре года. Чтобы прокормить их, ему приходилось воровать, а когда подрос, начал убивать акул за деньги. Со временем охота на акул стала его промыслом. Поначалу это доставляло удовольствие. Убивая очередную рыбу, он чувствовал своё превосходство и испытывал удовлетворение от мысли, что мстит за смерть близких. Только потом Раймунду понял, что акулы не виноваты. Виновата природа, сделавшая их такими. Для того, чтобы это осознать, он потратил больше десяти лет своей жизни. Сидя на палубе, когда остальные смотрели на морское чудовище, вселявшее в сердце каждого страх, стоило лишь только оказаться с ним рядом, Раймунду понял, что десять лет выброшены из жизни из-за страха перед акулами. Начиная копаться в себе, он понял причину, двигавшую им совершать убийства. Это был страх за своих близких, за сестру и мать, которые могли стать очередной жертвой нападения, и подсознательно стремился защитить их. 
Для Фаушту, зачарованно смотревшего в воду, отношение к акулам были противоречиво и загадочно. Ужасающей внешности рыба лениво плыла рядом с судном, но, почувствовав брошенный одним из матросов с борта какой-нибудь мусор, совершала резкий переход от безмятежности к стремительной атаке. Непредсказуемость --- одна из страшнейших её черт. Ненависть и страх, любопытство и благоговейный трепет смешались в сердце Фаушту противоречивостью. 
--- Помню, мы были как-то раз на востоке африканского побережья и своими глазами видели, как такой твари принесли в жертву ребенка. Ужас, что акула с ним сделали, --- начал свой рассказ Тобиаш, и команда стала жадно вслушиваться в его слова. --- Подобные жертвоприношения совершают по всему миру, лишь с небольшими изменениями. На Соломоновых островах Мала стоят специальные круглые жертвенники из коралловых глыб. На этих жертвенниках душили избранных для церемонии взрослых и детей, а затем через сквозное отверстие в центре алтаря сбрасывали в кишащую акулами воду.
--- Вы сами это видели? --- вытаращив глаза, спросил Теофилу.
--- Я не был на Соломоновых островах, поэтому не видел, но мне это рассказал один моряк, и я ему верю. Зато я был на острове Фиджи и могу подтвердить, что там акулам поклоняются с незапамятных времен, возведя в пантеон богов. Островитяне уверены, что души умерших перевоплощаются в этих рыб.
Каждого из стоявшего на борту члена команды пугали это белобрюхие хищники. Великое множество рассказов о нашедших смерть в челюстях акул пловцов, потерпевших кораблекрушение, пропавших без вести рыбаков и воинов, были знакомы с самого детства и укоренились в сердцах нескрываемым страхом. Эти рыбы вызывают панический страх в каждом, оказавшемся в море.
Рассказы Тобиаша растянулись на несколько часов и привлекли всех членов команды. Только Пашкуал, Нештор и Петрониу остались на своих местах, продолжая выполнять ответственную работу, но и они старались услышать хотя бы краем уха повествования старого морского волка.
Петрониу придерживал натянувшийся от ветра парус  и не мог отвести взгляд от воды. Море было у него в крови. Все слилось в одно: и корабль, подгоняемый легким дуновением ветерка, и вода, по которому он скользит, и сам легкий теплый ветерок. Одно без другого не могло существовать, и все элементы прекрасно дополняли друг друга, как детали одного механизма. У Петрониу создалось кратковременное впечатление, что и он сам стал неотъемлемой частью машины. Он управлял парусом, выставляя тем самым верный курс. Без него ветер, вода, да и сам корабль, были совершенно бесполезным явлением, а движение вперед не имело бы конечной пункта, а соответственно и цели без его управления.
Управление парусом в подобную погоду вызывало скуку и тянуло в сон. Море было не море без своих железных волн, бивших о борта корабля и бросавших судно как щепку. Самые прекрасные моменты жизни, заставлявшие ценить её и видеть все красоты, случаются только в моменты опасности, когда человек понимает, что, быть может, это его последние секунды и жить остается совсем немного, и вот тогда он пытается испить всю чашу жизни до дна. Непередаваемые ощущения переживает каждый человек, на себе испытавший свинцовые волны, с шумом мчащиеся на каменную стену, неся лодку с пассажирами, и яростно откатывающимися обратно в море, сопровождаясь шквальными порывами ветра. Непроизвольно начинаешь представлять, как тяжелые волны размажут тебя по камням и уйдут обратно, даже не заметив, унеся с собой дорогую тебе жизнь. В такие моменты включается весь нераскрытый прежде потенциал человека, появляется жажда жизни и понимание её ценности. В таком состоянии и свершаются многие героические поступки, о которых потом слагают легенды, а, испытавшие на себе дыхания смерти, люди, вышедшие из испытания с высоко поднятой головой, начинают стремительно развиваться, чувствуя в себе неиссякаемый источник энергии.
Скоро рассказы Тобиаша подошли к концу. Фаушту и Фернанду активно принялись драить палубу, успевая при этом пререкаться. Их взаимоотношения были, как и многих других братьев, весьма интересны и предсказуемы. Когда они были вместе, то не могли ужиться, но находиться друг без друга они тоже не могли. Бывало, случиться с одним из братьев какая-то беда, так второй, забывая обо всем, прибегал к нему на помощь. Каждого из них поодиночке никто никогда не боялся, но когда они были вместе, то превращались в грозного противника. Родители бранились на них, что они живут не дружно и нескладно и как вообще такие люди могут быть братьями, но они видели их только в стенах дома, а не за его пределами. Для остальных же они, наоборот, были образцом братской любви и верности. То же самое можно сказать и про их сестер. Братья никогда не давали их в обиду, и даже ребята постарше никогда на них не задирались, поскольку знали, что придет расплата в виде «ФФ»,  как они называли Фаушту и Фернанду.
Братьям не нравилось это скучное монотонное занятие --- драить палубу. Им хотелось встать у паруса, как это делал Петрониу, но в силу того, что это было их первое плавание, приходилось довольствоваться малым. Мальчики стояли, пререкаясь до тех пор, пока не нашли общую тему для обсуждения. Эта тема их не пугала, поскольку была далека и незнакома.
--- Интересно, а что значит череп и кости на пиратском флаге? --- спросил Фернанду.
--- Это надо вон у бывалых спросить, --- ответил Фаушту и кивнул головой в сторону Тобиаша, совершенно не замечая, как позади него в этот момент проходил Нештор.
--- Можешь у других бывалых поинтересоваться, если тебе это так интересно, --- с издевкой спросил он из-за спины.
Фаушту вздрогнул, не ожидая, что кто-то его услышит, и сейчас чувствовал себя неуютно. Видя, как мальчик замялся, Нештор встал у борта и начал пристально смотреть на него. Фаушту чувствовал себя неловко, и этот взгляд опытного морского волка стыдил его. И хотя сам же Нештор хотел улыбаться, взглядом он намеренно вводил юношу в неприятные ощущения. Ему было смешно видеть, как мальчик краснеет совершено понапрасну.
--- Ни кто не знает, что значит символ пиратского флага на самом деле, --- сказал Нештор.
--- Кто-то говорит, что этот знак демонстрирует всеобщее равенство после смерти. Что всех без исключения: и королей и бедняков, --- ждет одно и то же. Что, мол, всех нас будут жрать черви. А может быть, эмблема просто использована для устрашения и не несет в себе никакого символизма, для того чтобы показать независимость от других в виде черного цвета и пугающее предупреждение для других в виде черепа и костей.
--- И много пиратских кораблей бороздит воды? --- спросил Фернанду.
--- Достаточно. Но далеко не все их попытки оканчиваются успехом. Мы можем дать им отпор, тем более что мы лучше вооружены и нам свойственна дисциплина.   
Братья кивнули и услышали, как за их спиной начались какие-то приготовления.
Все матросы собрались в круг, обступив Тобиаша. Временами можно было предположить, что он прирожденный рассказчик, а иногда он начинал что-то говорить, и этот рассказ был нуден и неинтересен, несмотря на закрученные события. Стиль изложения был скучен и посредственен. Во времена удачных историй старый моряк вновь погружался в прожитое и описывал все так, словно в этот момент находился больше в том времени, нежели в настоящем.
--- Плыли мы однажды в…, --- и Тобиаш схватился за голову, пытаясь вспомнить название конечного пункта. --- Ну, да ладно, --- решил он, --- в общем мы куда-то плыли.
Обступившие матросы дружно рассмеялись.
--- Ну, что вы смеётесь? Я еще не дошел до самого интересного. Хватит, --- сказал он. --- Вот, значит, и увидели мы землю. Запасы нашей воды давно иссякли, и решено было высадиться на берегу. Причалили на двух лодках к берегу, а там племя дикарей. Мы чуть в штаны не наделали! Они с копьями, луками, все в листьях и раскраске, а у нас ножи только. Оружие посерьезнее, как назло, на корабле забыли. Идут они на нас, а мы стоим, как истуканы, и не знаем, что делать. Напасть на них первыми, так они нас в два счета заколют --- их больше; а плыть обратно на корабль, --- времени уже нет --- они нас стрелами с расстояния обстреляют. Ну, мы переглянулись и с общего молчаливого одобрения решили напасть. Тут они, ни с того ни с сего побросали свои копья и подошли к нам, но не доходя немного остановились, пропустив вперед своего вождя.
Вождь оказался худой и очень высокий, даже в сравнении с нами. Голова его была украшена короной из перьев, а на поясе висела юбка из пальмовых листьев. Он оказался мужиком миролюбивым по отношению к нам, как и все его племя, чего нельзя было сказать про остальные дикарские племена, которые мне доводилось встречать, и пригласил нас следовать за ним. Мы шли следом, но не упивались иллюзией, что, мол, все хорошо, а внимательно осматривали деревья, пытаясь разглядеть на них лучников, с ядовитыми стрелами. Но ни стрел, ни лучников не было, и скоро мы вошли в их город.
В это самое мгновение все наше изначальное представление о диком племени изменилось. Мы смотрели на них не как на дикарей, а как на равных. Посреди джунглей это племя воздвигло настоящий каменный город, какой я не видел даже в Португалии. Над городом возвышалась ступенчатая пирамида с широкой лестницей, ведущей на самый верх, а дома были украшены резными каменными фигурами. Такую красоту я встречал только там и больше нигде.
--- А как выглядело племя? --- спросил мальчик.
--- Аборигены били низкорослыми, с худенькими телами, покрытыми многочисленными шрамами. Носы и уши многих мужчин были проколоты. Как мы поняли, жертвоприношения они совершали регулярно и были увлечены не то на религии, не то на астрономии, не то на чем-то еще, но я этого не разобрал. Главное, к нам они относились с почтением --- может, они нас за богов приняли, я не знаю. Вождь нам что-то медленно говорил на тамошнем языке, но толком мы понять не могли значение сказанного и только кивали в ответ. Хотя лично у меня сложилось впечатление, что он говорил нам какие-то священные для них знания. Я сейчас не могу точно припомнить, но они усадили нас у костра и долго что-то рассказывали, рисуя на земле какие-то круги и показывая, как они кружат вокруг большого круга, и прочую ерунду. Помню еще, что они то показывали пальцами на какой-то предмет, то описывали руками круги в воздухе, имея в виду все вокруг, и называли его «мая». Свою же землю они называли Тулум;, отчего мы стали называть их тулумнянами.
--- Да что вы слушаете этого фантазера! --- вмешался капитан, рассказ которому очень понравился, судя по его лукавой улыбке, и сейчас он только хотел проверить правдивость услышанного.
--- Не врет он, --- как бы между делом, чтобы не показать капитану, что он перечит ему, сказал Теофилу.
Матросы ближе подступили к рассказчику, и мнения их разделились. Одни придерживались стороны капитана, а другие верили сказанному Тобиашем.
--- Сам-то ты, что скажешь? --- обратился к Тобиашу Паштор.
Тобиашу вся эта спорная ситуация нравилась. Он сидел на палубе и, задрав голову вверх, внимательно слушал.
--- Ладно, сдаюсь, --- и он поднял руки кверху.  --- Сам я там не был, потому что было это очень давно, когда и меня и вас всех сопляков в помине не было. Эту историю мне рассказал мой отец давно, а ему, в свою очередь, его отец. И вот так эта история дошла до вас. Я бы её еще и своему внуку рассказал, да вот нет у меня ни сына, ни дочери, так что теперь вы передавайте её дальше. А особенно ты, мальчик, --- и он посмотрел на Теофилу, которому история очень понравилась, и он постоянно просил уточнить разные мелкие нюансы. 
Вот уже целый день как ветер не дарил команде португальского флота ни одного своего дыхания. Полный штиль сводил команду с ума. Мертвая тишина разлетелась по всему горизонту. Крики прожорливых чаек остались далеко в прошлом, и казалось, уже прошла целая вечность, с тех пор как корабль отчалил от берега. Близился вечер, и пришло долгожданное время смены вахты. Уставший Нештор побрел в кают-компанию, неуверенно ступая по деревянной палубе. Войдя в каюту, он упал на койку, провалившись в глубокий сон.
--- Что ждет нас потом? --- спросил чей-то голос в его голове, и почти в то же мгновение появилась картина.
Нештор понял, что вопрос был адресован  не ему, а капитану. Капитан стоял на корме и молчал.
--- Что может ждать нас, людишек, умерщвляющих всех невинных? --- задал он риторический вопрос через минуту. --- Что можно ждать от людей, живущих только ради себя, ради собственного эго, позволяя мелочам порабощать себя? Вон, что нас ждет! --- и капитан кинул руку вправо.
Все обернулись. Сердца их дрогнули, и руки затряслись. Справа на воде лежал старый баркас с оголенными ребрами. Он держался на коралловом рифе, и почти весь его корпус был на поверхности. Вокруг баркаса, на том же рифе, были разбросаны старые сундуки, бочки. Голая высохшая мачта страшной пикой торчала параллельно воде. Сама ситуация была не так страшна, как исходившая от неё неприятная атмосфера.
--- Вот мы, люди, не умеющие сочувствовать, и сострадать. Мы только и умеем, что топтать себе подобных и радоваться свое гордыне, отравляющей нас по нашей же воле и заставляющей насмехаться над болью других. Мы недостойны того, чтобы жить. Только прислушайтесь к этому великому слову «Жизнь», почувствуйте его вибрации и поймите: мы не готовы для неё. Мы недостойны того, чтобы дышать, но почему-то дышим. Самая большая несправедливость, когда недостойный делает то, чего он недостоин! Мне горько, --- продолжал капитан изливать накопившуюся боль. Его мысли мгновенно облачались в слова и вылетали, проникая в самую душу матросов, --- что и вы такие же. Зачем вам все это? Мы все люди, и вон, --- он вновь указал пальцем на разбитый баркас, --- вон мы, вон наше будущее! Каждому из нас уготовлена смерть еще с рождения. Все мы ляжем, как этот корабль со сломанной мачтой, и обнажим ребра. Вы не лучше него! Вы просто другие! Но у всех нас жизнь. У баркаса --- своя, у нас --- своя. Только мощный баркас, защищенный изнутри жесткой, прочной, но в то же время легкой сталью, только такой корабль проплывет мимо рифов без повреждений. И только такой человек: с волей, с внутренним стержнем, но тактичный и мягкий, --- сможет пройти через жизнь достойно и умереть с высоко поднятой головой, а не будет публично обнажен и унижен. Такие люди не разобьются под ударами судьбы. Мне жаль, что мы такие. Мне жаль, что люди такие. Но это не наша вина. Это вина Бога за то, что он создал нас такими, какие мы есть, дал эту двойственность, дал нам зло в наш мир. Скажем спасибо Люциферу, но не поклонимся ему!   
И капитан молча погрозил пальцем в сторону баркаса, а потом развернулся и ушел к себе в каюту…
Смена вахты каждому давала свое. Кто-то, как Нештор, пошли спать, а кто-то остался на палубе пропустить бутылочку рома и полюбоваться звездным небом.
Паштор взял бутылку рома и, пошатываясь в такт качавшемуся на волнах кораблю, двигался на самый нос судна. Это было его любимое место. Только здесь он чувствовал себя счастливым человеком и придавался сладостным мечтам и воспоминаниям. Плавая по морям и океанам, ему приходилось бывать в странах, о которых многие и не слышали. Он, как и Тобиаш, видел красивых животных и птиц яркой окраски. Захватывающие дух пейзажи будоражили его сны во время трезвых ночей. Откупорив бутылку, он сделал маленький глоток, и горячительная жидкость обожгла язык. Он выругался и швырнул пробку в море, проследив, как она упала в воду и уплыла назад. Потом, тяжело вздохнув, поднял голову. Оранжевый ореол солнца тонул за морским горизонтом.
Один фрагмент из его жизни непроизвольно воскрес в памяти, навеянный событиями прошедшего дня. В тот вечер солнце садилось так же красиво и поднимавшееся от воды испарение создавало иллюзию солнцешевеления. С моря дул теплый ветерок, раздувавший длинные волосы смуглой женщины. Она романтично смотрела вдаль, держа руки на бедрах и слегка вздернув подбородок. Красивый профиль живописно смотрелся на голубом фоне неба, и если бы Паштор умел рисовать, он бы непременно запечатлел эту красоту на бумаге. Тонкое, раздуваемое ветром платье облегало стройное тело смуглянки и влюбляло в себя мужчин еще сильнее. Душевное спокойствие грело душу, наблюдая за слиянием человеческого существа и природы. С каждым вдохом и выдохом грудь женщины плавно поднималась и опускалась. Паштор мог любоваться этой красотой вечно, если бы время было ему подвластно. А пока только и оставалось ценить этот неповторимый момент.
Смуглянка повернулась и, подойдя, села перед ним. Его руки сомкнулись вокруг её тела и крепко прижали к себе. Женщина смотрела на море и улыбалась. Паштору казалось, что она не замечает его присутствия и все его действия воспринимает как должное. От этого спокойствие сменилось ревностью. Жалеть ему было не о чем. Эта смуглянка давала все, что нужно обычным людям, но вот чувствам было необходимо совсем другое, что-то более возвышенное и неощутимое тактильно. Её легкомыслие всегда удивляло мужчину, любившего её и полагавшего, что она испытывает к нему такие же чувства. Раньше, когда они только познакомились, Паштор не замечал этого легкомыслия и потребительского отношения, но в последнее время это стало слишком явно, и даже влюбленное сердце, завязавшее глаза непроглядной повязкой, чувствовало наигранность.
Паштор ломал себе голову, строя догадки о столь резкой перемене отношений, и ревность жгла все сильнее. Он опасался, что разонравился смуглянке или та нашла себе другого. Беспокойное сердце билось в груди от каждого прикосновения к объекту любви. На нежной коже рук, покрытой короткими светлыми волосками, появились пупырышки, и он прижал её к себе еще крепче. Когда губы коснулись её шеи и плеча, женщина подалась им навстречу и закрыла глаза от удовольствия.
Значит, мне все показалось, подумал Паштор и усмехнулся своей мнительности. Красота не может врать, поскольку это красота, а ей, как ему казалось, не свойственна ложь. Красота для того и дана людям, чтобы равняться на неё и стремиться к ней. Паштор обнимал смуглянку и рассуждал, совершенно позабыв, что вся красота --- всего лишь видимая оболочка, скрывающая сущность человека. Он, как ребенок, полагал, что у красивого человека красивая и чистая душа, что красивая девушка чиста в своих помыслах и поступках.
Солнце село, и смуглянка попросила проводить её до дома. Навстречу попадались люди, но Паштор не замечал их, и лишь приобнимая женщину, оберегал её от столкновения с проходящими мимо. Скоро они подошли к двухэтажному дому, вплотную пристроенному между двумя такими же.
--- Я думаю, нам пора расстаться, --- неожиданно сказала смуглянка.
Паштор растерялся. Внутренне он был готов к переменам, но не ожидал, что они окажутся такими резкими.
--- Почему? --- спросил он. --- Я тебе больше неинтересен?
--- Ты хороший человек, но время идет, и я хочу перемен, --- её голос был спокоен, и она говорила так, словно не в первый раз расставалась с мужчиной, и ей было наплевать на чувства человека.
--- Я думал, у нас с тобой все серьезно.
Смуглянка рассмеялась.
--- Ты шутишь? --- спросила она смеясь. --- О каких серьезных отношениях ты говоришь? Мы с тобой пообщались, нам было хорошо, но мне это надоело.
--- В том то и дело, что нам было хорошо. Так давай продолжим это? --- выдавил он, сквозь подкативший ком к горлу.
--- Я же тебе говорю, что мне это надоело, но я хочу перемен, --- и она недовольно отвернулась и зашла в дом, захлопнув после себя дверь. 
Паштор остался стоять напротив деревянной двери, опустив руки. Внутри было пусто и хотелось плакать, но он был сильным и сдержал слезы. Долго стоял он не шевелясь, в попытках собраться с мыслями. На втором этаже дома загорелся свет и мелькнула тень. Смуглянка была одна. Паштор не мучился в догадках, почему она так поступила, а только переживал, страдая от терзавших душу чувств.
Она была его светом, но только лишь спустя время после её предательства, он начал трезво мыслить. Он понял, что она играла с ним с самого начала, и он был ей не нужен. Он вспомнил, как она смеялась над его мечтами, когда он хотел отвести её от портовой грязи, тем самым обрубив на корню его стремления к лучшей жизни. Он вспомнил, как на одной из прогулок он очень сильно поранил ногу и из неё струилась кровь, а эта женщина позвала на помощь и стояла рядом с безучастным видом, боясь испачкать кровью рукава своего платья. Все стало понятно. Женщина проявила свою человеческую натуру давно, но слепая любовь Паштора закрывала глаза, не давала шанса увидеть это. Он не знал, был бы он счастлив сейчас, если бы тогда понял всю игру женщины, но произошло то, что произошло. 
Он и сам не заметил, как солнце село за горизонт и наступила тьма, а он стоял на носу корабля с разворошенными чувствами. На небе не было ни единого облачка, отчего были видны все звезды, разбросанные от горизонта до горизонта, по всему космическому пространству. Звезды ребристо отражались в морской воде и уходили в её глубь. Паштор смотрел прямо перед собой, туда, где сливались небесные и отражаемые звезды. Создавалось впечатление, что он парит глубоко в Космосе, летя навстречу звездам. На какое-то время Паштор перестал ощущать корабль, и только встречный ветерок касался его лица.
Сколько же в жизни прекрасного! Нужно к этому только присмотреться. Каждый момент жизни уникален, главное, его заметить. Можно всю жизнь бежать за чем-то далеким, совсем не замечая того, что перед носом. Хотя всё то, что нам нужно для счастья, всегда под рукой, рядом. Творец создал идеальный мир для каждого из нас. Он дал каждому из нас то, что нужно, а мы, глупые и эгоистичные люди, пытаемся взять то, что нам не принадлежит, то, что нам не нужно, но что просит наше эго. 
Днем у Пашкуала совсем не было времени для мечтаний. С наступлением ночи он вышел из каюты и подошел к борту. Внизу плескалась черная вода с отражавшимися в ней подглядывавшими луной и звездами. Болезненное расставание мешало спать. Крайне непривычно было засыпать без возлюбленной. Они были вместе совсем не много времени, прежде чем злой рок разлучил их. Одно успокаивало Пашкуала, что возлюбленная ждет и верит в его скорейшее возвращение.
То было дождливое утро, когда в одном из кафе, за столиком, он увидел создание божественной красоты. Она сидела одиноко и, не замечая ничего вокруг, была погружена в собственные мысли. Задумчивый взгляд был направлен в стол, а ладони грелись о кружку с горячим кофе, обхватив её. Слегка вжав голову в плечи, она ёжилась, и вид у неё был жалостливый. Молодому человеку хотелось пожалеть женщину. Она была постарше, но от этого не была плоха. Возраст только красил её, придавая некую мудрость. Пашкуал сидел за столиком напротив и, приставив газету к лицу, делая вид, что читает, смотрел на женщину поверх бумаги. Чем дольше взгляд скользил по её лицу, тем милее она казалась. Что же было в её голове на этот момент? О чем она думала? Есть ли у неё кто-то?
Руки Пашкуала тяжелели. Сердце стучало, перебивая дыхание. Темная кожа женщины необычайно нежно смотрелась в сочетании с белоснежным, несмотря на дождливую погоду, парусиновым полупрозрачным платьем, обнажавшим грудь.
Молодой человек не мог поверить, что такая женщина может быть несчастна. В его понимании, вокруг подобной красоты роем должны были суетиться мужчины, выполняя любые просьбы. Они должны были понимать её с полуслова, с полувзгляда, готовы умереть ради неё. Пашкуал поймал себя на мысли, что будь такая женщина рядом, ему больше ничего не нужно было бы для счастья. Он готов был бросить все ради неё и быть только с ней, проводя рядом каждое мгновение своей жизни. Он хотел быть с ней до самой старости, и пусть она старше и, конечно, постареет быстрее, это его не пугало. Он все равно хотел быть с ней.
Женщина подняла кружку к губам и сделала глоток. Губы отомкнулись от края, и Пашкуал увидел её увлажненные губы. Поставив кружку, женщина обхватила себя руками, и по ее взгляду молодой человек понял, что она вернулась к жизни. Взгляд стал легким и непринужденным. Она скользила им по кафе, потом перевела за окно на дождь, отчего обхватила себя еще сильнее и потерла руками плечи. Неповторимость была свойственна этой девушке.
Дождь на улице только усиливался, беря в плен Пашкуала и незнакомку. Молодой человек радовался дождю, который давал возможность не спеша и не торопясь любоваться этим творением Бога. Он и сам не заметил, как его руки забыли о маскировке и опустили газету вниз. Боковым зрением, девушка заметила на себе взгляд и повернула голову. Взгляд черных глаз ввел в стопор, вновь сбив дыхание. Строгим укоризненным взглядом женщина посмотрела на него и вновь перевела взгляд за окно, показывая, что молодой человек ей неинтересен.
В кафе было немного народу. Несколько моряков сидели за угловым столиком и разговаривали между собой, не обращая внимания на остальных. Тонкие деревянные стулья, приставленные к таким же столам, были в большинстве своем пусты и ждали посетителей. Дождь барабанил по крыше и по мостовой, разгоняя всех желающих пропустить чашечку утреннего напитка.
Понимая, что ведет себя некрасиво, Пашкуал взял газету, уткнулся в неё, дабы не смущать женщину. Он смотрел на газетные статьи и пытался сосредоточиться. Несколько колонок было посвящено последним политическим новостям, одна --- большому рыбацкому улову, и два-три рассказа. Выбрав интересную колонку, он пытался читать слова, но понимал только через слово. Голова не улавливала смысла. Бросив бесполезное занятие, он вновь поднял взгляд на женщину. Та продолжала смотреть в окно. Её длинные волосы, подавшие на лицо, прикрывали глаза. Руки продолжали лежать на теплой кружке. Была в этой женщине какая-то изюминка, заставлявшая любоваться ей безостановочно. Создавалось впечатление, что она святилась изнутри, и тем светом приковывала к себе взгляд, хотя никто из остальных, сидевших в зале людей, не обращал на неё внимание. Пашкуал предположил, что это только ему она кажется источающей свет.
Дыхание перехватывало, и в мозгах темнело от мысли подойти и познакомиться. Шансов не было. Женщина даже не стала смотреть на него в тот момент, когда заметила заинтересованный взгляд. Возможно, её смутило, что молодой человек несколько младше неё, размышлял он, но с другой стороны, как говорится --- любви все возрасты покорны, --- а он не настолько уж и молод. Всего лет на десять. 
Около полутора часов Пашкуал находился в кафе, и ничего не изменилось за это время. Никто не зашел, не вышел, женщина продолжала сидеть на своем месте, пытаясь согреть руки о уже остывшую кружку. Пашкуал продолжал переводить взгляд с газеты на незнакомку, но постоянно думал только о ней. Удары капель дождя по крыше стали реже, и лучики солнца пробились в окно. Женщина сделала последний глоток и медленно поставила кружку. Мысль о том, что она сейчас уйдет, и больше он её не встретит, испугали Пашкуала. Хотя это было глупо. Они живут хоть и в большом городе, но молодой человек знал, что приложит все силы для того, что бы отыскать её. Но зачем было откладывать знакомство, если можно было это сделать сейчас. Прежде чем это сделать, он еще раз подумал, а стоит ли оно того, ведь скоро ему предстоит отправиться в путешествие. Тут он понял, что может на самом деле никогда больше её не увидеть. Поднявшись, он ощутил спертость дыхания и дрожавшие колени. Тело трясло. Он боялся подойти к ней, боялся быть неправильно понятым, боялся услышать отказ, но, повинуясь чему-то внутреннему, имевшему над ним власть, отправился к столу незнакомки, оставив недопитым кофе и разложенную газету.
Женщина, не замечая приближавшегося человека, смотрела в окно.
--- Простите, что смею тревожить Вас, --- обратился он к ней дрожащим голосом.
Женщина посмотрела на него черными глазами и слегка улыбнулась, словно уже давно ждала, что он подойдет, и сейчас ей смешно было смотреть на его робость. Когда она смотрела в его глаза, лучи солнца попадали ей на лицо и красили её еще больше, придавая божественность и загадку.
--- Я могу угостить Вас кофе? --- спросил он.
--- На улице уже солнце вышло, а Вы только сейчас осмелились подойти, --- ответила она. --- По правде говоря, я уже собираюсь идти домой. Надо было предложить его раньше.
--- Тогда позвольте хотя бы проводить Вас до дома.
Женщина искренне улыбнулась, удовлетворившись сообразительностью человека.
--- Ну, проводите, --- позволила она.
Он шел, провожая женщину до дома, уверенным шагом, но с трепетом в сердце, не веря своему счастью. Еще недавно она была далека и казалась неприступной, но сейчас они шли бок о бок, как старые знакомые. Эрнешта была не очень хорошей рассказчицей, но великолепной слушательницей. Она слушала все, что он говорил, задорно улыбаясь и задавая вопросы. Она не распространялась о себе, да и Пашкуалу было неудобно ничего спрашивать в первый день знакомства, тем более что их общение ровным счетом ничего не значило.
Подойдя к двухэтажному дому, женщина сообщила, что с удовольствием пригласила бы к себе, но дома родители, и ей неловко. От одних только слов, что она хотела бы пригласить, молодой человек обрадовался и понял, что общение может продолжиться.
Во второй раз они встретились на следующий день. Пашкуал зашел за ней с букетом цветов, и все тем же взволнованным сердцем, влюблено стучавшим уже сутки. Этот роман был похож на сказку. Пашкуал делал для женщины все. Она была легка в общении, и разница в возрасте ему только нравилась. Эрнешта была не глупа, как многие из его сверстниц. Женщина знала много историй, которыми всегда удивляла молодого человека, задающего себя один и тот же вопрос: «Откуда она их знает?»
Уходя в плавание, Пашкуал оставил ей небольшую квартирку, в которой проживал в одиночестве, после того как умерли родители. Он надеялся, что там Эрнешта будет чувствовать себя лучше, чем живя со своими родителями. Он надеялся, что к его возвращению она приведет в порядок холостяцкую квартиру и обустроит для семейной жизни.
Теперь оставалось самое сложное: поскорее вернуться домой из этого плавания. Он верил, что его смуглянка ждет его скорейшего возвращения и скучает. Все это время Пашкуал стоял у борта судна, всматриваясь в воду, словно в волшебную чашу, в отражении которой была видна его возлюбленная.
Пашкуал пошел вдоль борта судна, глядя на звезды. На носу стоял Паштор и смотрел на корму корабля. Он тоже увидел Пашкуала, и сердце его болезненно заныло.   
Вдоль противоположного от Пашкуала борта, покачиваясь, шел Эверардо. Башмаки были надеты на голые ноги, а штаны совсем прохудились. Смена его закончилась, и он не торопясь подходил к Паштору, надеясь услышать новый рассказ о далеких странах. Несчастливое прошлое напоминало о себе в минуты одиночества, пугавшие своими страшными воспоминаниями. Выхода было только два: пьянка и занятость. Не было на корабле человека более умелого и трудолюбивого. 
Мимо них прошел Макариу и, пожелав всем спокойной ночи, проследовал в кают-компанию. Он лег на койку и закрыл глаза. Первый день путешествия был изнурителен и труден. Закрыв глаза, он тут же очутился в воде. Спускаясь вниз, он смотрел сквозь толщу синей воды и постепенно осознавал всю безграничность океана, сравнимую только с глубиной и безграничностью Космоса. Водная среда простиралась по всей планете, оставив лишь небольшой участок суше. Макариу погружался навстречу коралловому рифу и его обитателям. Даже на поверхности не было такой яркой насыщенной палитры красок, как у морского дна. Стаи рыб пестрели среди кораллов, играя друг с другом. Стайка небольших мандаринок сказочно пестрого окраса плавала у кораллового выступа бок обок со стайкой парусных зебрасомов. Носатый хельмон тыкался в растения своей длинной мордочкой, выставляя на всеобщее обозрение «псевдоглаз», вводящий хищников в заблуждение. Большая смешанная стая из желтых и желтохвостых зебросомов проплыла над ним, не обращая внимания. Обособленно от всех плавал большой желтый каранг в тонкую черную полоску. У самого дна кружил смешной пестряк-лис, выискивая себе корм среди подводной растительности рифов.
Двигаясь вдоль песчаного дна, Макариу увидел небольшую пятнистую мурену, петлявшую между камнями. Совершив вираж, мурена лентой забралась в камни и, высунув голову, начала ждать жертву. Оставив её, он двинулся дальше навстречу смертоносной крылатке, по-королевски вальяжно дрейфующей в толще воды. Её полосатый глаз не отразил никакой опасности, и она проплыла мимо.
Скоро появился еж-диодема ; древнейшее животное, населявшее землю уже пятьсот миллионов лет назад. Его панцирь был усеян множеством известковых игл. Скользя по каменному дну, постепенно сменявшемуся песком, Макариу двигался дальше.
Морское дно резко обрывалось вниз, как на поверхности воды обрываются скалы. Макариу начал двигаться параллельно дну, не чувствуя сопротивления и давления воды. В темной мутной воде плавали мелкие ракообразные, планктон, мелкие фекалии и другие органические частички. Они создавали вид мелкого крошева. Не было того живописного кораллового рифа с его бурлящей жизнью, а вместо него была темнота и признаки зарождения жизни. Склон был покрыт поясом губок, образовавшихся от того, что губки не зависят от солнечного света, и только маленькие кальмары, светившиеся как гирлянды, плавали рядом, сглаживая одиночество. Равноногий рачок шел своими длинными ногами в воде, как по воздуху, собирая на покрытые крошечными волосками отростки планктон. Рядом с них кружил великолепный красный гребневик. Макариу долго двигался вдоль крутого склона, пока илистая стена не уперлось в ровное дно. Он поднял голову вверх и увидел только непроглядную толщу воды, миллиардами тон давившими на каждый сантиметр дна. Макариу бы расплющило, если бы не странные ощущения в теле. Недалеко от себя он увидел темный силуэт большого предмета, ровно лежавшего на огромной глубине и скрытого от человечества. Морской путешественник приблизился к силуэту и увидел деревянный корабль, мачта которого была переломлена, но корпус судна сохранился превосходно и был накренен на бок. То, что когда-то было кораблем, лежало среди больших неровных камней. Прежде, чем стать домом для глубоководных рыб, это судно было торговым кораблем и наверняка перевозило товары из дальних стран. Было в этом затонувшем корабле что-то жуткое. Этот памятник был обречен на вечное молчание и темноту. Судьба кораблей схожа с судьбами людей. И те и другие живут своей жизнью, находясь постоянно на виду, и приходят в негодность, когда в них перестают нуждаться. Их судьба может оборваться внезапно, и они навсегда уходят в мир безмолвия, оставив после себя лишь память. Доски в палубе были разломлены, и дверь капитанской каюты висела на одной петле. Каюту капитана облюбовала стая электрических угрей, трущихся о сломанный и сдвинутый к стене стол хозяина судна. Наверняка никто из матросов не выжил, равно как и капитан --- все равны перед смертью, и только она способна уравнять всех без исключения.
Красивая глубоководная рыба химера зависла в воде рядом с кораблем и, делая взмахи плавниками, держалась ровно.
В отличие от кораблей, затонувших на небольшой глубине, ставших пристанищем для множества ярких рыб, мурен, моллюсков, кораллов, этот корабль был пустынен, и редкая жизнь текла медленно и размеренно. Макариу сделал вокруг корабля круг и начал медленно подниматься. По ходу движения он смотрел вверх, стараясь разглядеть просвет в толще воды, но его не было. Со всех сторон виднелась темнота, смешанная с морской пылью. На какой-то момент Макариу потерял координацию: для него не было ни верха, ни низа, ни права, ни лева. Он находился в бесконечном пространстве, лишенном ориентиров и границ. Легкая паника охватила его, но тут же прошла. Он понимал, что ничего с ним не может случиться. И только внутреннее чувство подсказало, куда плыть. Скоро показались первые лучи солнца, пробивавшиеся с поверхности. Темная бездна осталась прямо под ним, но до неё было очень далеко. Морской путешественник вернулся к жизни, а корабль навсегда остался лежать на дне. Вода становилась прозрачнее, и у Макариу перехватило дыхания. Над ним кружила огромная стая барракуд. Полосатые рыбы кружили, словно вокруг невидимого предмета создавая крутящую воронку. Их большие зубы торчали из пасти, и глаза смотрели по сторонам. Ни одна армия не могла двигаться с такой точностью, с какой двигались эти рыбы, повинуясь внутренним инстинктам. Ощущение движения сквозь живую трубу было непередаваемым. Слившись со стаей, Макариу закружил с ними в морском танце, с каждым оборотом поднимаясь все выше, пока не оставил кружащихся барракуд и не вынырнул из воды.
Корабль с развивающимся португальским флагом был недалеко и не торопясь плыл, разрезая водную гладь. Смотреть на корабль со стороны было интереснее, чем находиться на его борту и смотреть на воду. По палубе бегали люди, и там вовсю кипела жизнь, а здесь было спокойствие. Корабль начал медленно разворачиваться и менять свое направление. Медленно неповоротливое судно развернулось и на всех парусах поплыло на него. Не понимая причины такого поведения корабля, Макариу обернулся, и ему стало не по себе. Мгновенно мысли вернули его в бездну к разбитому судну. Меньше всего ему хотелось оказаться в том безмолвном пространстве, навсегда потерянным для своей жены и дочурки. «Малу» сближалась со страшным кораблем, поверх которого развивался «Черный Роджер». Прошло мгновение, и Макариу очнулся на корабле. Приснившийся сон был жутким от яркости ощущений. До сих пор чувствовалась атмосфера покоившегося на глубине корабля с жившими в нем электрическими угрями.
С палубы доносились крики. Неужели это не сон! Спрыгнув с койки, он побежал наверх. Страшный корабль с черными парусами приближался по правому борту. Это была явь. К ним на всех парусах приближался корабль с развивающимся «Черным Роджером». Пираты в Атлантическом океане были обычным делом того времени. «Малу» было негоже удирать от шайки бандитов, и, поняв, что враги настроены серьезно и боя не избежать, корабль повернул, устремившись прямо на них.
Португальский корабль разрезал волны, направляясь в бой. Люки уже были открыты, и пушки готовы были показать всю свою силу и мощь. Команда, вынув шпаги из ножен, была готова кинуться в бой при любом удобном случае. Теофилу стоял у правого борта, желая скорее вступить в свой первый бой. Ветер запустил руку в его шевелюру и трепал её. Сердце приятно колотилось. Наконец-то, пройдя через бой и ощутив вкус победы, он сможет назвать себя настоящим мужчиной. Мужчиной безо всяких оговорок. Он то вынимал шпагу из ножен, то убирал её обратно.
Корабль пиратов приближался как раз со стороны юноши. И как только корабли уже почти поравнялись, молодой человек в очередной раз вытащил шпагу из ножен и вскочил на борт. Он бросил взгляд на палубу своего корабля. Тобиаш готовил «кошек» для взятия врага на абордаж и уже в рукопашном бою хотел доказать свое превосходство; Макариу, закрыв глаза, читал молитву. Лучшие друзья Петрониу и Эверардо засыпали порох в мушкеты. Каждый занимался своим делом, от успеха которого зависела жизнь всей команды. Все последние приготовления были закончены, команда была готова к бою и стояла наготове. На корабле пиратов наблюдалась подобная же картина с той лишь разницей, что большинство пиратов были изрядно веселы.
Этот огромный корабль с развивающимся черным флагом уже поравнялся с ними. Скрип досок в корпусе корабля уже доходил до юноши, и даже шум воды не мог заглушить его. Юноша как зачарованный смотрел на это чудо: огромное, красивое, ему было трудно представить, как такой, казалось бы, непотопляемый корабль, может опуститься на дно океана и остаться там до скончания времен. Грохот ряда пушек отвлек Теофилу от лицезрения вражеского орудия. Он вновь вернулся в этот мир, на корабль, и приготовился вступить в своё первое сражение, за которым последует второе, за ним третье, затем четвертое, и, одержав множество блестящих побед, он наконец-то станет капитаном собственного судна.
Доски в борту корабля затрещали, и небольшой толчок под ногами едва не заставил юношу упасть в воду. За ним последовал еще один толчок, но это уже их корабль произвел ответный выстрел, поразивший вражеское судно. Юноша слышал крики людей, доносившиеся с обоих кораблей, видел раненых, которым кто-то пытался оказать помощь, но даже это не заставило его шелохнуться и двинуться с места. Он по-прежнему стоял на борту, держа в руке шпагу, предвкушая предстоящее сражение. Взглянув в воду, Теофилу ужаснулся. Под ним, у самой поверхности воды, плавало несколько больших акул, приглашенных к трапезе выстрелом пушек.
Прошло какое-то время, прежде чем Раймунду, Нештор и Пашкуал заложили в пушки новые ядра в каждую из пушек батареи и произвели выстрел. Юноша ждал, когда же наконец они возьмут врагов на абордаж, как вдруг что-то отбросило его к центру корабля и странное чувство прокатилось в нем. В глазах потемнело от боли, его живот запылал огнем, словно тысячи чертей разожгли пламя. Теофилу невольно опустил взгляд к источнику боли, и от увиденного чувство непонимания сменилось страхом. Он попытался нащупать живот, но рука проходила сквозь. Только куски рваной плоти торчали из того места, где мечтавший о карьере капитана корабля юноша пытался найти живот. Слабость единой волной прокатилась по телу, и, шокированный увиденным, он упал на палубу, уставившись глазами, жаждавшими жить, в небо.
Звуков сражения уже не было слышно, только небо падало на него, не обращая ни малейшего внимания на боль, до сих пор сопровождавшую молодого человека. Все семь его энергетических тел были повреждены ядром так же, как и физическое тело, оставшееся на корабле. Каждой из фибр своих тел он ощущал боль. Его мечте о командовании кораблем не суждено было сбыться, но, несмотря ни на что, жизнь на Земле продолжалась.
Вдруг неожиданно прямо в астральном мире он услышал голос Игрока. Игрок был вокруг него.
--- И куда теперь тебя отправить? --- спросил Он.
Ощущение боли пронизывало всю сущность Энлиля, и ему было все равно, где он окажется.
--- Все равно куда! Главное подальше от этой боли!!! --- взмолился Энлиль.
--- Как скажешь! --- услышал он ответ Игрока.
В это же мгновение Энлиль увидел, как его несет к морской бухте, где у кромки воды лежала женщина и вокруг неё толпились люди. Энлиля несло прямо к ней. Прошло мгновение, но он успел рассмотреть рядом с ней новорожденного ребенка, который был мертв, задохнувшись во время родов от покрывавшей его лицо слизистой пленки. Какой-то мужчина тянул к нему руки, и как только он снял с лица ребенка пленку в надежде на чудо, чудо произошло. Едва одна душа покинуло тело, как Энлиль тут же занял её место, и ребенок задышал.

***
Был теплый вечер. На небе стягивались тучи, а в воздухе стоял приятный запах надвигающейся грозы. В небольшом европейском городке, какие принято называть захолустьем, на центральной улице посреди двухэтажных домов, выстроенных в ряд, затесалась единственная таверна. Деревянное сооружение с пристроенным крыльцом и четырьмя окнами было местом, в котором каждый вечер собирались мужики городка. Редко сюда заглядывали достойные  женщины. По большей части здесь были проститутки, держащиеся с мужиками наравне, и жалкие пьянчужки. Частенько сюда захаживали бродяги, и хотя сами они ничего не заказывали за неимением денег, а только садились тихонечко в уголке и голодными глазами наблюдали за посетителями. Об оставленной еде они и не мечтали, зато завидев клюющего носом , как стервятники слетались к нему поближе, и ждали, когда же он наконец уснет, чтобы угоститься остатками его недопитой выпивки. Те, кто были не столь робки, и не ждали оставленного куска, часто действовали самостоятельно и, подкараулив захмелевшего посетителя, со спины всаживали ему в спину нож или били по голове, а потом, обшарив карманы, бежали из города. Почти всегда такие бродяги бежали с пустыми руками, поскольку все деньги жертва пропивала в таверне.
Где-то раз в две недели мертвые тела обнаруживали вблизи питейного заведения, но это было регулярно, и никто им уже не удивлялся, а только сбегавшийся народ смотрел на порезанное тело, словно на актера в театре. Кстати, об актерах, если в городок и приезжал какой бродячий цирк или театр, то останавливался для представлений обязательно возле пивной: здесь и людно было, и можно рассчитывать на дополнительную рюмку от хозяина таверны за привлечение клиентов. Куда чаще, чем находили трупы, в кабаке происходили драки: от мелких потасовок, разнимаемые в два счета, до убийств. Каждый приходивший имел под рубахой нож или заточку, носимые для самообороны, а на самом деле, выступавшими весомыми аргументами уверенности в себе, в случае пьяного конфликта, и первыми вынимающимися наружу. В пьяном пылу, многие забывали, что и у другого припрятано оружие, способное убить, но на то это и кабак, чтобы забывать свои природные страхи, и забываясь, мнить себя героями. Редким явлением был приход чьей нибудь жены, которая начинала кричать на своего мужа, что тот сидит и пьет, когда дети не кормлены, и таскать за волосы, под общий закатившийся хохот. Мало кто позволял себе такого прилюдного обращения, и случалось, что побивал женушку прямо на крыльце. Еще реже в таверну закатывали проезжающие. В такие дни, большая часть таверны жадно поглядывала за новичком, делая предположения о его достатке и строя планы воровства. Часто для новичков, спровоцированных на конфликт, таверна становилась местом последнего вздоха.   
Припозднившийся постоялец бежал по улице в сторону таверны, подгоняемый жжением нутра. Крыльцо скрипнуло под его ногами, и дверь отворилась, когда он толкнул её. Духота, прокуренность, смешанные с запахом испорченного пива, стоявшие в таверне, встретили его, но не смогли удержать. Над столами и под потолком, в облаке сигаретного дыма летали мухи, пытаясь сесть на липкие столы. Жужжания их крыльев было не слышно в разговорах и бряцанье посуды. Двигались массивные скамейки под ерзавшими посетителями. Все столы были заняты. За ними сидели люди, пившие пиво и ром. Кто-то уже набрался, кто-то еще не дошел до кондиции, но был уже близок, а кто-то начал совсем недавно, и все было впереди, а пока он сидел лишь слегка захмелевшим. Все приходили в кабак, чтобы напиться и провести время за скучными разговорами о том, что уже было сказано многократно. 
Массивная люстра из оленьих рогов со свечами свисала с потолка. Покрытая пылью, она, пожалуй, была единственным предметом нехитрого интерьера, избегавшая погромов, часто здесь происходящих. Барная стойка, из-за которой Кристиан, хозяин таверны, разливал ром, стояла крепко, будучи намертво вбитой в пол. Позади стойки была дверь с ведущей на второй этаж лестницей, где и жил Кристиан со своей семьей: женой Агатой и дочерями: Анеттой, Бэтой, Катариной и Николь. Работой в таверне были заняты все. Жена и две дочери, Бэта и Николь, были заняты на кухне приготовлением еды, а Катарина и Анетта, обслуживали посетителей. Кухня находилась в подвале, и вела к ней крутая деревянная лестница. Девушкам, разносившим еду посетителям, приходилось больше трехсот раз за вечер спускаться и подниматься по ней, от чего начинали болеть ноги.
Работы таверны была отлажена. Кристиан принимал заказ и выкрикивал жене название блюда или закуски и выпивки. Агата с Бэтой и Николь готовили её и передавали Катарине с Анеттой, постоянно ходившим туда и обратно. Катарина и Анетта брали еду и, проходя к столикам мимо отца, спрашивали, за какой стол нести заказ. Кристиану приходилось держать в голове множество однотипных заказов, и любая ошибка могла привести к проблемам. Если за столик приносили не тот заказ, то тут же возникали споры и брань начинала летать по кабаку. Если кому-то приносили заказ дороже, чем он заказывал, то тот съедал его, а хозяину приходилось вступать в спор с посетителем, которому по ошибке принесли дешевый заказ. Поэтому должность у Кристиана была, пожалуй, самая ответственная. Весь процесс на кухне был отлажен, и сбоев почти не было. Катарина и Анетта тоже безошибочно делали свою работу, хотя и бывали некоторые неприятные ситуации. Например, когда, набегавшись за вечер по лестницам, кто-нибудь из них все же запинался о ступеньку, и ронял весь заказ. Работа Кристиана требовала умственных действий и была склонна к путанице из-за одних и тех же лиц, постоянно выкрикивавших свои пожелания.
Одетые в светло-серые платья, подпоясанные такого же цвета поясом, с пышными рукавами на плечах, Катарина и Анетта суетились между столами, принося и забирая тарелки. Как это обычно и происходит, изрядно выпившим гостям увеселительного заведения быстро наскучивала сугубо мужская компания, и их затуманенное внимание привлекали молодые девушки, едва успевавшие подносить заказы то к одному, то к другому столику. Несмотря на свои невзрослые лета --- Анетте было двадцать лет --- дочери хозяина таверны были довольно волевыми и сильными девочками, особенно Катарина. Часто именно Катарина выставляла за порог засидевшихся до утра посетителей и всегда могла дать сдачи развязному типу, пытавшемуся бесцеремонно флиртовать с ней. 
Дочери были похожи одна на другую, и вместе они больше походили на мать, чем на отца. Все светловолосые, белокожие, но с весьма своеобразными чертами лица: широкий нос, маленькие глаза, бледные губы и неровные зубы. Почти всегда волосы их были заколоты назад. Бэта и Николь были младшими сестрами, одиннадцати и десяти лет. Отец опасался отправлять младших дочерей в зал к посетителям, боясь, что тем придется терпеть унижение со стороны пьяных мужиков и они не смогут за себя постоять. Девочки еще были малы, худеньки и слабы, что нельзя было сказать про старших дочерей, особенно Катарину. Николь часто обижалась на отца за такую, как ей казалось, несправедливость. Ей тоже хотелось носить светло-серое платье и ловить на себе взгляды. Днем она надевала платье Анетты, которое было ей велико, да так, что низ платья уверенно лежал на полу, и расхаживала в нем по второму этажу, воображая себя разносчицей, приковывавшей взгляды рыцарей и принца, но не в таверне отца, а где-нибудь в королевском замке. Трудясь на кухне, Николь носила потрепанное платье, грязное, местами рваное, и ужасно стеснялась, когда кто-то входил в кухню и видел её в таком виде.
--- Откуда в тебе такие королевские замашки? --- смеясь, спрашивала у неё мать.
Таверна работала целыми днями, без праздников и выходных. Утром народу было немного, и до вечера дежурили Анетте и Катарина.  Но вот к вечеру мужики магнитом стягивались к насиженному месту, как мухи на испорченное, или как пчелы на мед. Иногда Кристиан позволял младшим дочерям походить утром между столами с разносами, собирая и разнося заказы. Тогда для девочек был маленький праздник, и они с чрезмерным усердием выполняли свою работу. Насмотревшись на сестер, их движения были ярко выражены, смешны и вызывающи, совсем не похожи на движения Аннеты и Катарины. Отец порицал дочерей за такие манеры и говорил, что они похожи на страшных женщин, выжидающе сидевших за крайним столиком, а девочки не понимали, за что их так ругают и сравнивают с неприятными женщинами, ведь они стараются все сделать как можно лучше.
Страшные женщины приходили в трактир почти каждый день. Их было около четырех. Одна сменяла другую, но взгляд их был однообразен. В нем читалась усталость и ненависть к мужчинам. Неприятные женщины намеренно улыбались, стреляя по мужчинам глазами, и выбирали, как охотник выбирает жертву, но, несмотря на натянутую улыбку, глаза их оставались прежними, наполненными пустотой и без капли интереса к жертве. Они редко когда пили и совсем не курили, а только сидели на месте, осматривая пьющих мужчин своими взглядами малой надежды.
Сегодня утром народа было немного, но Кристиан не позволил младшим дочерям ходить между столами, сказав, что это будут делать Катарина и Анетте. Народ постепенно подходил, и к тому моменту, как Гертруд, постоянно пропивавший все до последней нитки, залетел в таверну, хлопнув дверью, народа уже было много, и почти все столы были заняты. Гертруд приходил каждый день, попрошайничая у хозяина кабака кружку рома в долг. Однажды Кристиан налил ему, так тот потом всем рассказал, что он друг Кристиана и ему всегда нальют бесплатно, после чего к хозяину стала навязываться разная пьянь, просившая налить за просто так и навязать дружбу. В этот раз Гертруд, как ни странно, был при деньгах. Из его трясущейся руки высыпались монеты, и он дрожащим голом попросил дать сразу бутылку рома. Получив желаемое, он отошел от стойки и подсел к своим знакомым, где и продолжилось веселье.
По крыше тоскливо застучали капли дождя. Старшие дочери бегали между столов с разносами, отец принимал заказы, а мать с младшими дочерьми трудились на кухне. Привычную атмосферу трактира, наполненную смехом, смешанным с бранью, нарушили двое вошедших мужчин. Одежда их была мокрая, и с волос на лицо стекали капли. Черные сапоги, плащ того же цвета, темно серые брюки, которые промокнув, смотрелись черными, и рубашка --- одежда на вошедших была одинакова. Таверна замолчала. В тишине и под пристальными взглядами, двое прошли к дальнему столику и, сбросив плащи, сели. Это были заезжие. Никто их здесь раньше не видел, и поэтому смотрели на них, как на потенциальных жертв. Мужчины вели себя сдержанно, и лишь когда один из них демонстративно обернулся, оглядывая молчавшую публику и обнажив меч, таверна наполнилась обычным шумом. Вновь зазвучал смех, заскрипели скамейки, застучали деревянные кружки, залетала брань.
Не выходя из-за стойки, Кристиан кивнул головой на гостей, показывая, чтобы Катарина приняла заказ. Катарина подошла к промокшим посетителям.
--- Здравствуйте. Что будете заказывать? --- спросила она, с любопытством заглядывая в их лица.
--- Здравствуйте, --- любезно ответил человек с длинными мокрыми черными волосами, убирая их руками назад. --- Нам бы поесть что-нибудь, ну и две кружки рома.
Катарина смекнула, что эти посетители в состоянии расплатиться за еду. Она назвала самые дорогие блюда и, услышав утвердительный ответ, пошла к отцу. Никто из местных не заказывал такого дорого блюда. Если уж и заказывали что-нибудь съестное, то это были овощи или куски мяса. Мало кто ел в таверне, а ели все у себя дома.
--- Кто они? --- осторожно спросил Кристиан, как можно незаметнее посматривая на них.
--- Не знаю. Похожи на рыцарей. Но деньги у них есть, --- опомнившись, добавила Катарина. --- Я предложила им фаршированного фруктами цыпленка с картошкой на гарнир, и они согласились.
--- Молодец! --- похвалили отец и радостным голосом крикнул жене, чтобы та готовила свое лучшее блюдо.
Любопытная Николь тут же показала свой нос из кухни, пытаясь рассмотреть господ, заказавших дорогой ужин. За ней следом выглянула Бэта, тараща свои глазенки. Отец налил в кружки ром и отдал Катарине. Девушка взяла их и пошла мимо столиков с завсегдатаями к гостям. Проходя мимо одного из дубовых массивных столов, каких было только два, и стояли они в центре, а остальные были поменьше, и расставлены вокруг больших, она заметила, что сидевшие за ним люди ведут себя развязно. Бросив на них взгляд, она продолжила скользить между столами, оставляя позади напившуюся компанию. Стол, за которым сидели прибывшие гости, стоял почти в самом углу и несколько особняком. Катарина приблизилась к нему и поставила кружки.
Второй гость, который был занят сумкой, когда девушка подошла принимать заказ, уже сидел без капюшона и разговаривал с товарищем. Волосы с рыжим оттенком были слегка взъерошены от попавшего на них дождя, а небольшая рыжеватая бородка торчала вперед. Он поднял взгляд на Катарину и поблагодарил. Голубые глаза были словно покрыты пеленой, отчего казались мутными и неясными. На вид ему было около тридцати лет. Поблагодарив девушку за принесенный ром, этот господин закатал рукава рубахи, и Катарина заметила небольшое крестообразное родимое пятно на правом предплечье.
Возвращаясь к отцу, девушка помогла Анетте донести разом освобожденную от еды посуду с большого стола и тут же, подхватив готовый заказ, понесла его в противоположный от гостей угол. Веселье за большим дубовым столом усиливалось, все чаще переходя в ругань. Пузатый человек, источавший зловонье, да такое, что сестры старались не дышать, проходя мимо, ни с того ни с сего закричал:  «Где моя выпивка? Быстро давай её мне!»
Они обе посмотрели на отца, и тот указал взглядом на ряд кружек с пивом, уже готовых к тому, чтобы быть отнесенными. Взяв кружки, Анетте пошла к толстяку.
Сидевшие за отдельным столом женщины с нескрываемым интересом наблюдали за заезжими гостями. Это был не тот взгляд, которым они смотрели на завсегдатаев, а взгляд, полный желания отдать себя почти даром. Гости сильно отличались от остальной массы. Они были богаче одеты, воспитаны, в меру вежливы, и в их манерах преобладало горделивое высокомерие над остальными. Женщины напрасно пытались привлечь их внимание. Мужчины тихонько разговаривали между собой за кружкой рома, не забывая как бы невзначай оглядываться по сторонам. Они замечали, что взгляды окружавших становились все настойчивее и выражение. Никто из смотревших на них не пытался остаться незамеченным, даже скорее наоборот, старались показать свое пренебрежение, ведь у каждого за пазухой был спрятан нож, совмещенный с алкоголем, готовый превратиться в грозное оружие мнимой победы.
На кухне мать фаршировала цыплят. Она порезала на мелкие кусочки яблоки, груши, смазала их медом и положила внутрь. Печь была давно разогрета, картошка почищена. Бэта положила цыплят на поднос, обложила картошкой и, полив сверху медом и соком, оставшимся после фаршировки, засунула в печь. Печь была накалена, и времени для приготовления цыплят требовалось немного.
Пока готовились цыплята, гости разговаривали между собой и оглядывали таверну, периодически останавливая недоверчивый взгляд на Кристиане и старших сестрах, разносивших большие кружки пива и рома. Конечно, они ожидали подвоха с чьей-нибудь стороны, и в этой предосторожности не было ничего удивительного. Внимание все чаще привлекала шумная компания, сидевшая за большим столом. Их было человек пятнадцать, а то и двадцать. Они были уже изрядно пьяны, и двое из них лежали головами на столе и спали.
--- Эй, Кристиан, --- крикнул кто-то из компании. --- Где твоя блудная дочь? Что-то не несет она нам рома.
Кристиан изменился в лице, услышав такие слова в адрес дочери. Его лицо приобрело мраморный оттенок, а ноздри раздулись, как у скачущего скакуна. Вытерев тряпкой проступивший на лбу пот, он неожиданно опустил глаза. Конфликта ему не хотелось. Бизнес оказался дороже чести собственной дочери, да и его самого.
--- Принеси-ка нам еще рома в качестве подарка, --- крикнул толстяк, перекрикивая всю таверну. --- Ты же наливал бесплатно этому Гертруду! --- и он ткнул на него пальцем.
Гертруд сидел за одним столом с компанией, но с краю, будто он был и с ними и не с ними одновременно. Заслышав свое имя, он тут же спрятал взгляд. Страх перед тем, что Кристиан вновь вспомнит прежнюю обиду, о которой уже начинал забывать, пересиливал самоуважение.
--- Вот пусть он тебе и наливает, --- крикнул хозяин таверны толстяку, и слова эти неприятно осели в груди Гертруда.
--- Ему и самому пить нечего, --- заметил здоровяк, заглянув в кружку, и влепил хорошую затрещину бедолаге.
Гертруд взмахнул руками в воздухе, но тут же получил еще один удар по голове. Человек в грязной серой рубахе, воспользовавшись моментом, вытащил кружку из-под его носа и, в два глотка выпив все содержимое, поставил на место.
--- Теперь у него точно ничего нет, --- крикнул он хозяину.
Увидев, что кружка пуста и рома, на который он потратил собственные деньги, нет тоже, Гертруд опечалился. Кристиану было по-человечески жаль его, ведь знакомы они были давно, и он прекрасно знал, что деньги, на которые Гертруд купил ром, были заработаны честным трудом, а не украдены, поскольку он не мог воровать и старался жить по совести, но, даже несмотря на доброту и простодушие своего товарища, попавшего под пьянное влияние по собственной глупости, Кристиан пошел на принцип и решил не наливать больше ему спиртного бесплатно, никогда.
Стараясь не обращать на провокации внимания, Кристиан отвернулся и начал наполнять кружку, заказанную другим столиком. Привыкшие к подобным ситуациям дочери, тоже не обращали внимание. Николь как ни в чем не бывало суетились на кухне, а Катарина и Анетте ходили между столами, разнося кружки. Бэта сидела напротив печи и с большим вниманием смотрела на запекавшихся цыплят. Медленно и постепенно цыплята покрывались золотистой корочкой, с них тек сок, и девочке доставлял удовольствие процесс запекания. Она вспомнила, как на какой-то из праздников (она уже не помнила, на какой именно) мама приготовила свое фирменное блюдо. Это было так аппетитно, что этот вкус запечатлелся в её памяти надолго. Потом какое-то время её подруги слушали об этом рассказы и с небольшой завистью смотрели на неё.
Выходных у девочек практически не было. Кристиан боялся, что если поставит кого то другого вместо дочерей, то пришедший будет относиться не так добросовестно к работе, да и краж будет не миновать. Дочери никогда не станут воровать из кармана собственной семьи. Из-за этого мнения отца девочки были обречены на нудную, однообразную работу, и единственным отвлечением от обыденности были болезни. В такие дни старшие дочери отсыпались, а Бэта и Николь с любопытством смотрели на улицу из окон второго этажа.
Анетте взяла с шумного стола очередной ряд кружек и понесла к отцу.
--- Еще рому, --- крикнули ей в спину из за стола. --- И забери сразу деньги.
Анетте обернулась. Человек кинул ей несколько монет, но как она могла поймать их, когда руки были заняты? Монеты угодили в кружки и упали на пол. За четыре заказанные кружки должно было быть брошено шесть монет, но, наклонившись, она нашла только пять. Она пыталась найти шестую, но в ряде башмаков её не было видно.
--- Поднимите ноги, --- попросила она сидящих.
Кто-то поднял, но кто-то отказался. Увидев, что для многих её просьба осталась без внимания, она встала во весь рост.
--- Ты, --- обратилась она к небритому мужчине с двойным шрамом по всей правой щеке, делавшему вид, что не слышит её слов, --- я разве не с тобой разговариваю?
Мужчина аккуратно подтянул к себе ногу, не отрывая ступни от пола, потом поднял и вернул обратно.
--- На, смотри, --- и поднял ногу.
Монеты под ногой не было, а лежала она под скамьей, прямо под ним. Анетте протянула руку и подняла её. Человек с двойным шрамом вскочил с места и как-то наиграно начал взмахивать руками.   
--- Воровка, воровка, --- кричал он. --- Это моя монета. Она выпала у меня из кармана.
--- Я только что там убирала, но там ничего не было, --- ответила Анетта.
Она не любила, когда ей врут, а уж тем более не терпела воровства из кармана своей семьи.
--- Это моя монета, --- еще раз настойчиво повторил он и схватил Анетту за руку.
Девушка вскрикнула от боли и влепила ему пощечину. Самолюбие взяло вверх, и рассвирепевший мужчина выхватил из руки монету, оттолкнув Анетту. Та упала. Уже лежа на полу, она краем глаза увидела, как к улыбавшемуся человеку подошла её сестра Катарина. Катарина была ниже обидчика, но, несмотря на это, он смотрел на неё уже без улыбки, а в глазах его читался, если не испуг, то по крайней мере равенство. Он всегда относился к Катарине как к равной, даже побаивался. Не говоря ни слова, Катарина размахнулась и ударила тяжелой рукой по его лицу. Раздался громкий шлепок, и таверна замолчала вновь, как и в ту минуту, когда в неё вошли двое прибывших гостей.
--- А ну, отдай деньги! --- рявкнула Катарина, и мужчина с двойным шрамом, испугано положил монету на стол и сел на свое место. --- Вон отсюда! --- продолжила она.
По таверне прокатился шепоток, вызывавший в Катарине желание закончить начатое и озлобленное унижение у двойного шрама. Было странно наблюдать, как пьяный мужчина пасует перед молодой девушкой. Он не собирался давать отпор и переходить в наступление, а только растерявшись, сидел на своем месте.
--- Не пойду, --- неожиданно соскочил он с места после минутного молчания и уперся в девушку. --- Хочу и буду здесь сидеть.
--- Ты мог здесь сидеть, пока не толкнул мою сестру, --- и она указала пальцем на поднявшуюся Анетте. --- А теперь убирайся, --- и она еще раз ударила его по лицу.
Мужчина со шрамом не мог стерпеть такого унижения второй раз и уже собрался пойти на неё, как вдруг из-за её спины появился Кристиан.
--- Не смей, Карл! --- произнес он. --- Лучше уходи. Я все равно не налью тебе больше, --- он говори жестко и внятно, выделяя каждое слово.   
--- Ну ладно, Кристиан, --- с натянутой улыбкой, под которую пытался спрятать обиду, сказал Карл и хотел продолжить, но резко оборвал себя.
Карл сделал несколько шагов назад, не отрывая взгляда от лица Кристиана, а потом развернулся и, выйдя неуверенной походкой под свист посетителей, громко хлопнул дверью.
Отец одобрительно потрепал Катарину по плечу и, возвращаясь за стойку бара, шепнул: «Молодец».
Все это время Анетте стояла рядом с отцом и Катариной и смотрела на уходившего обидчика.
--- Спасибо, сестренка, --- сказала она и улыбнулась.
Катарина улыбнулась в ответ, и они на мгновение взялись за руки.
--- Заказ, --- послышался голос отца.
Цыплята были готовы. Катарина взяла поднос и понесла за столик гостей. Проходя мимо шумных посетителей, она ощущала на себе косые взгляды, слышала, как бранившиеся голоса смолкали. Катарина подошла к столику с гостями и каждому поставила блюдо.
Гости вежливо поблагодарили.
--- А ты очень смелая, --- сказал человек с длинными черными волосами.
--- Я просто заступилась за свою сестру, --- как ни в чем не бывало ответила она.
--- Первый раз вижу, чтобы девушка побила мужчину, --- усмехнулся он и осмотрел её с ног до головы. --- Ты сильная.
--- Спасибо, --- и совсем не обыденная улыбка появилась на её лице. Ей было приятно слышать комплимент, хоть и такого содержания. Как никак, но этой репликой черноволосый мужчина заметил в ней что-то особенное, и ей было приятно.
--- Как тебя зовут? --- спросил рыжий.
--- Катарина.
--- Очень приятно, Катарина. Мне приятно познакомиться с девушкой, способной постоять за себя и свою семью. Очень редко можно увидеть такое.
--- Еще ром, --- послышался знакомый голос. Это крикнул отец, а значило, что нужно нести заказ и одна Анетте не справляется.
--- Мне нужно идти, --- сказала она двум кавалерам.
Уходить ей не хотелось. Если бы можно было остановить время, то она непременно сделала это, позволив себе насладиться их обществом.
--- Конечно, --- понимающе кивнул черноволосый.
Уже подойдя к отцу, Катарина поняла, что же так смущало и настораживало её в их голосе. Это был акцент. Ну, конечно же, поняла она, это были иностранцы. Может, французы, а может, поляки.
Сидевшие за отдельным столом женщины с завистью смотрели на неё. Еще никогда Катерина не чувствовала, что к ней кого-то ревнуют. И это было приятное ощущение. «А может, я им понравилась?» --- подумала она, и глаза странно загорелись. Непроизвольно взгляд вновь упал на угловой столик. Мужчины с аппетитом ели принесенных цыплят и даже не разговаривали. Они только качали головами из стороны в сторону, и по их виду можно было предположить, что цыплята им понравились. Не торопясь поедая цыплят, они опустошили кружки. Отцу хотелось знать, понравилась ли гостям его пища. Он искоса посмотрел и увидел, что лица их обращены в его сторону. Кристиан взглянул прямым взглядом, и рыжий парень поднял вверх кружку с ромом, указав на неё пальцем. Кивнув, Кристиан крикнул жене, чтобы та налила еще две кружки жгучего напитка для гостей и поскорее передала ему. Диалог между гостями и дочерью не прошел незамеченным, но он промолчал, лишь бросив на дочь слегка ревностный взгляд, подобный тому, которым отцы дочерей смотрят на их избранников.
Когда Агата наполнила кружки, Кристиан сказал дочери, куда их отнести. Она взяла их и направилась к крайнему столику. Наскучившее однообразие было невыносимо, но сегодня обыденные разносы кружек были разбавлены интересным сердцебиением. Сердце стучало по-новому. Ей хотелось вновь почувствовать проявленное к ней внимание, и она с трепетом подходила к гостям. Все нутро трепыхало. Слегка трясущимися руками она поставила кружки, но в ответ услышала лишь благодарность и заметила взгляд в свою сторону. Некоторое разочарование постигло её, когда она отошла от столика. Она ожидала, что незнакомцы заговорят с ней, вместо этого почувствовала на себе только заинтересованный взгляд. Собирая на ходу кружки, испытывая некоторую опустошенность, она относила их матери. Все кружилось и вертелось по таверне. Очень скоро эти интересные ощущения были подавлены суетой кабацских будней, Катарина продолжила ходить между столами и разносить кружки, позабыв об ощущениях. Несколько раз она поглядывала в сторону гостей, но те сидели и не торопясь ужинали.
По крыше продолжал барабанить дождь, нагоняя тоску. Посетители явно не хотели расходиться и, несмотря на поздний час, продолжали сидеть.
Гости поели и резко поднялись. Тот, что с черными волосами, подошел к бару и, развязав висевший на поясе мешочек, с легкостью выложил тридцать монет. Кристиан молча взял деньги, и счастливая улыбка появилась на его лице. Молодые люди вышли на улицу. С обидой Катарина посмотрела им вслед. Она хотела еще пообщаться с этими иностранцами, вызывавших интерес после наскучившей жизни маленького городка. Вместе с ними ушло и стремление к жизни, желание узнавать что-то новое. Ей стало обидно, что всю жизнь ей приходится проводить в этой таверне среди грязных пьянчуг, но еще обиднее и пугающее было то, что ей и всю оставшуюся жизнь придется провести в ней. А ей так хотелось путешествовать, открывать что-то новое!
Сидевшие завсегдатаи лишь проводили взглядом гостей, но остались на своих местах. Никто из них не пошел следом. Большой стол продолжал гудеть и отпускать оскорбления в адрес хозяина таверны. Пример с Карлом, которого выставили за дверь, был уже забыт хмельным сознанием. Сестры продолжали молча относить им выпивку с закуской, выслушивая пошлости. Катарина была бы и рада ответить на их грязные выпады, но понимала, что отец не одобрит её поступка. Ему и самому не нравились выходки некоторых посетителей, но он терпел ради того, чтобы накормить свою семью.
Среди шума и многоголосия скрипнула дверь, и бурлившая таверна стихла. Кристиан повернулся к двери и увидел, что там стояли щедрые гости. Должно быть, они сходили в туалет или проверили своих коней, а теперь вернулись, решил он, и приветливо кивнул головой. Они ответили тем же и, проходя к своему столику, попросили повторить заказ. Обрадовавшись, Кристиан тут же крикнул жене, чтобы та начала готовить еще цыплят, а сам спустился вниз, чтобы налить гостям рома.
С каждой выпитой кружкой компания за шумным столом вела себя развязнее, и оскорбления в адрес отца и старших дочерей сыпались как из рога изобилия; особенно усердствовал толстяк, который был своего рода лидером среди сидевших. 
 --- Закрой свой рот, пьяная свинья! --- крикнула Катарина на очередной выпад заводилы в адрес отца. Терпение её иссякло.
Толстяк сверкнул озлобленным взглядом, но промолчал. Он сделал вид, что не услышал громкое замечание в шуме. Сидевшие за одним столом с заводилой люди залились смехом, переходившим в хрюканье. Побелевший от злости толстяк, выругался, когда понял, что реплика не осталась незамеченной окружающими. Не замечая происходящего, Анетте продолжала бабочкой парить между столами, делая свою работу. Отец с укором смотрел на дерзкую дочь, ничего не боявшуюся, и сожалел, что она не родилась мальчиком. Жить с таким характером было тяжело, и нажить множество проблем не составляло труда.
Дождь за окном усиливался и все громче барабанил по крыше. Два гостя сидели в углу, расслабленно общаясь и уже не оглядываясь по сторонам. Все чаще смех доносился от углового столика. Неприятные женщины подбирались к ним ближе, пересаживаясь на освободившиеся места. Мало кто уходил из таверны, несмотря на поздний час: дождь своим тоскливым стуком отговаривал желающих. Погода призывала напиться посильнее, и уже вспыхивали мелкие потасовки, но тут же гасли при виде Катарины.
--- Катарина, --- подозвал Кристиан дочь, --- отнеси кружки за тот столик, но я прошу тебя, не влезай в споры. Ведь они мужики, а ты девушка! Пусть идут ко всем чертям! --- и он передал несколько кружек.
Терпеть унижения ей не хотелось, но спорить с отцом не хотелось еще больше. Руки резко схватили кружки, и, нахмурившись, она бросила на отца горделивый взгляд. Ничто не могло сломить внутренний стержень и самоуважение. Страх был не свойственен ей с самого рождения. Были моменты, когда вся семья боялась за неё, но всегда все сходило с рук непоседливой девчонке вопреки обстоятельствам, словно ангел охранял её, не отлучаясь ни на минуту. Так и в этот раз, не опасаясь и даже словно смеясь над судьбой, веря в свою неприкосновенность, молодая девушка понесла очередной заказ за самый шумный стол, вызывающе глядя своими маленькими серыми глазами на обидчика своего отца. Нутро кипело. Ей хотелось, чтобы всем этим негодяям, оскорбившим её отца и семью, досталось по заслугам. Она бы сама с удовольствием побила их, но отец боялся за неё и просил не вмешиваться.   
Шумный стол не замолчал, увидев, что к ним идет Катарина, а только с трусливым уважением стали говорить тише. Поравнявшись со столом, она боковым зрением заметила справа от себя короткое движение на уровне стола, и в ту же секунду по таверне прокатился громкий шлепок. Это один из сидевших, набравшийся храбрости, ударил её по бедру. В ярости обернувшись, она увидела пьяную морду одного из товарищей заводилы, отпускавшего пошлую реплику в её адрес. Схватив пивную кружку, она с размаху ударила ей по голове оскорбившего её человека. Тяжелая деревянная кружка разлетелась вдребезги. Несмотря на струившуюся из головы кровь, человек поднялся, но пошатнувшись, упал на пол. Голова его была разбита, и из неё текла кровь.
Только сейчас Катарина поняла, что сделала, но чувство выполненного долга грело сердце. Растерянно разведя руки, она не верила в нанесенный удар, как будто и не она его нанесла. По всей видимости, никто не понял серьезности произошедшего. Все посетители, сидевшие далеко от лежавшего на полу человека с пробитой головой, приподнялись с мест и с любопытством наблюдали за сценой, комментируя случившееся.
Молчание сменилось угрозами со стороны шумной компании. Пожалуй, впервые в жизни Катарина испугалась по-настоящему. Руки боязливо затряслись, и ком больно встал в горле. Увидев растерянность девушки, угрозы усилились. Пьяные мужики почувствовали слабость и мгновенный испуг. Все эти события происходили в считанные секунды --- и удар, и страх, и угрозы, --- и хотя она понимала, что это только секунды, за это время она успела рассмотреть и отца, и вставших из-за столов посетителей и услышать их реплики. Осознание, что отступать некуда и нужно отвечать на выпады вопреки обещаниям, данным отцу, пришло в голову. Схватив со стола полную кружку, она  выплеснула её содержимое в лицо заводиле, который под общие крики усердствовал больше остальных, пытаясь восстановить свой авторитет. Он покраснел от злости и кинулся на неё, ударив по лицу.
Катарина едва не потеряла сознание и отшатнулась, а тем временем толстяк подбежал еще ближе и больно ударил несколько раз в живот. Она отбивалась как могла, но противостоять крупному мужчине было не по силам. Толстяк уже замахнулся для удара в лицо, но кто-то резким движением отдернул его. Заводила отлетел назад и упал на стол, за которым чувствовал себя хозяином, вливая в себя пиво еще минуту назад, но, оказавшись на столе, он тут же вскочил и бросился на заступившегося мужчину. Этим мужчиной оказался один из гостей, тот, что с рыжей бородкой. Между ними началась драка. Судорожно пробежав глазами по таверне, Катарина заметила, что второй гость, обнажил меч и со спины защищает друга, не допуская подлого удара в спину и позволяя дравшимся разобраться по-мужски. Рядом со своим рабочим местом, придавленный к стене двумя мужиками, стоял Кристиан, пытаясь высвободиться из крепких объятий. Все развивалось стремительно, и девушка даже не заметила, как её защитника свалили на пол и толстяк вновь бросился на неё. Он был в ярости, и лицо было покрыто багровыми пятнами.
Когда до Катарины оставалось пара шагов, он вытащил нож и, поравнявшись с ней, нанес им несколько ударов. Нож мягко вошел в тело. Что-то кольнуло в живот, но это было не больно. Только сопоставив события и поняв, что резь в животе была вызвана ударом ножа, она испугалась. Не больно, а именно страшно. Вцепившись ногтями в лицо обидчика, она расцарапала его, пустив кровь. Заводила закричал и с силой толкнул девушку в стену. Ударившись о неё, Катарина сползла на пол, держась руками за живот. Уже на полу она ощутила слабость и закрыла глаза, открыв их через мгновение.
Она встала и сделала несколько шагов, прежде чем понять, что что-то с ней не так. Была присуща легкость, и рана не болела. Подумав об этом, она захотела сделать шаг, но при попытке напрячь мышцы её отбросило в сторону, потом еще раз в сторону и еще. Словно мячик, бросало её из одного угла таверны в другой, при каждой попытке сделать какое-либо движение. Наконец, пришло спокойствие.
Она стояла в воздухе на высоте скамеек и с этой позиции видела, как в трактире шла развязка представления. Человек, пытавшийся спасти её от этого агрессивного человека, бил лежавшего на полу заводилу ногами. Какое-то время тело нанесшего удар ножом человека лежало неподвижно, но скоро от него стало подниматься что-то похожее на туман, тут же принявшее форму человеческого тела. Силуэт стало бросать из стороны в сторону так же, как и саму Катарину некоторое время назад. Не в состоянии осмыслить происходившее, она перевела свое внимание вниз и увидела собственное тело, лежащим неподвижно. Она не могла понять, какая же из них двух настоящая: она, которая видит всё это, или она, которая лежит мертвой.
Отец, обезумевший от печали, склонился над ней внизу и плакал. Рядом с ним уже стоял человек, убивший её убийцу, и Анетте. Звуки слышно не было. В этой странной тишине из кухни выбежала мать и, увидев мертвую дочь, бросилась к ней. По лицу Катарина поняла, что она плачет навзрыд и лицом перестала быть похожой на себя. Родителей пронзала жгучая боль, разлетавшаяся по пространству. Прибежавшие Бэта и Николь стояли в стороне и испуганно хлопали глазками. Им тоже было страшно смотреть на мертвое тело сестры. Нет ничего страшнее для родителей, чем хоронить свое чадо. Катарина парила в воздухе над родителями и, понимая напрасность их переживаний, пыталась сказать, что с ней все хорошо, что она рядом, но они не слышали её слов.
Несмотря на то что большинство людей после смерти своего физического тела еще какое-то время привязаны к нему, Энлиль очень быстро забыл о Катарине. Сейчас, когда магнитное поле Земли не сдерживало память, он вспомнила эту родинку и соответственно человека, носившего её ранее. Он понял, что за приятное чувство выполненного долга возникло в груди после того, как Катарина разбила кружкой голову человеку. За время жизни девушкой Энлиль о многом забыл. Так много он еще не забывал, находясь в человеческом теле, но сейчас память стала возвращаться. Он в очередной раз вспомнил, кто он и при каких обстоятельствах здесь оказался.       


Глава 6
Святая ересь

Старый монах в длинном одеянии прогуливался в окрестностях монастыря. Его ум был чист, а сознание слилось с густым сосновым лесом, резко обрывавшимся у высокой скалистой пропасти. Внизу, метрах в трёхстах, лес продолжал простираться, казалось, до бесконечности, и лишь изредка его разбавляли немногочисленные деревни, до ближайшей из которых было несколько часов конной езды, а позади в получасе ходьбы остался городок с его аббатством на центральной площади.
Слившись с природой, монах ощущал каждое величественно растущее вверх дерево, его характер. Деревья стояли неподвижно. Повидавшие расколы и объединение страны, смены правителей и войны, они были спокойны, как и века назад. Ощущения холода камней и тепла земли слились в гуляющем человеке воедино, сложившись в одну общую чувственную картину. При каждом вдохе он ощущал чистоту и свежесть лесного воздуха, пропитанного хвоей и энергией. Фитонциды оседали в его легких. Он был един с природой, ощущал себя частью её.
Монах босиком шёл по земле, переступая через разбросанные корни сосен, сплетенные между собой в одну огромную сеть, простиравшуюся на сотни миль. Его сандалии были связаны между собой и переброшены через плечо. Он уже подходил к месту, где густой лес сменялся пропастью, когда ощутил в своем чистом сознании что-то более живое, чем лес и камни. Это точно было не животное. Это «что-то» было полно отчаяния и нерешимости. Не ускоряя шаг, монах, как всегда, в полном спокойствии и осознании, что на все воля божья, пошел навстречу ощущениям, которые прошли вдоль обрыва, перевалили через пригорок, естественным образом сложенный из огромных камней, и подвели его к торчавшему прямо из земли огромному плоскому камню. Но торчал он не вверх из земли, а в сторону обрыва, словно завис в воздухе.
На камне стоял черноволосый молодой человек невысокого роста. Его отрешённый взгляд был направлен вдаль и не отражал действительности, а был только погружен в свои внутренние проблемы. Монах улавливал его отчаяние и желание сделать шаг навстречу неминуемой смерти.      
--- Самоубийство --- один из самых страшных грехов, который способен совершить человек, --- сказал старый монах, как бы разговаривая сам с собой, приближаясь медленно и спокойно.
Юноша чуть вздрогнул от неожиданности и едва не потерял равновесие, но в нужный момент всё же устоял на склоне. Голова его повернулась, и изумленно-испуганным взглядом он посмотрел на говорившего.
--- Бог дал тебе эту жизнь, и только Ему позволено решать, когда забирать её, --- продолжил говорить монах, глядя в глаза юношу, давая понять, что разговаривает именно с ним. --- Самоубийство --- один из страшнейших грехов, на которые способен человек. Своим поступком грешник берет на себя роль Бога, приравнивая себя к Нему. Что может быть богохульнее?
Молодой человек молча взглянул на монаха апатическим взглядом. На совершенно безразличном лице не было и намека на какую-нибудь эмоцию. Взгляд карих глаз соскользнул с монаха и вновь устремился вдаль. Юноша боялся умирать --- монах чувствовал это --- и именно эта причина заставляла смотреть вдаль, на красивый ковер из верхушек деревьев, а не вниз, где глубоко под ним были разбросаны камни и выкорчеванные деревья лежали корнями вверх. Ему было нужно только вообразить себя птицей, представляя, как он полетит над лесом, и сделать лишь один шаг вперед, после которого от него не будет ничего зависеть. Уже падая вниз, он, возможно, поймет, что был не прав, но будет поздно --- он уже сделал тот последний шаг, которого боялся.
«Что же такое должно было случиться, чтобы заставить человека прийти в такой далекий путь с этой целью?.. --- мелькнуло в голове монаха. --- В жизни человеку могут быть предложены испытания различного рода и, чтобы не случилось у этого молодого человека, меня это не касается. Мне нужно только лишь помочь ему принять правильное решение в этом непростом для него выборе…», --- мелькнула следующая мысль, как бы отвечая на его же собственный вопрос.
--- Пойдем со мной. Пусть для всех ты умер, но для Господа Бога ты жив, пока ты дышишь. Своим служением ему ты поможешь себе и людям.
Каждое слово монаха было пропитано светом и Любовью. Словно под гипнозом, парень слушал и верил каждому слову и взгляду. Протянув руку, он осторожно, стараясь не соскользнуть с камня, уцепился за край обрыва и взобрался на него. Слова старика доходили до него, словно сквозь плотное пространство воздуха. Сердце старого монаха сжалось.
 «Только бы он не сорвался», --- взмолился он.
Отойдя от края обрыва, молодой человек подавленно, как будто и не своей рукой прикоснулся к лицу и стеклянным взглядом посмотрел на старика. Он не осознавал до конца, почему отказался от задуманного, а только чувствовал, что действовал не самостоятельно, а тело двигалось само по себе, повинуясь какой-то программе. Деревья в такт ветру покачивали своими кронами, но лишь монах замечал их. Для молодого человека не существовало ничего, кроме собственной проблемы, поглотившей целиком и терзавшей израненную душу, не оставляя места здравым мыслям.
Медленно подойдя к парню, монах слегка приобнял его за плечи. Рукой ощутил он неожиданное вздрагивание. Парню казалось, что он один стоит в темноте и чья-то рука, тянувшаяся сквозь этот непроглядный мрак, схватила его за плечо. В прежде отрешенном взгляде монах увидел испуг и жалость кольнула сердце. Направляясь к тропинке, ведшей в город, монах шел рядом и пытался поговорить с новым знакомым.
--- Неужели ты думаешь, что смерть красивее этой жизни? Разве она лучше этих многовековых деревьев, этого чудесного лесного воздуха, пения птиц? --- говорил старый монах, рисуя рукой полукруг перед собой, словно говоря «смотри, как это прекрасно».   
В ответ, парень молчал. Монах предположил, что он не слышит его слов, но продолжал, веря в силу слов, излечивающих душу грешника.
--- Бог любит тебя, для него ты есть сын. Сейчас, глядя на тебя с небес, он радуется, за твою сохраненную душу, что не позволил ты бесам сгубить себя, и печалился он, глядя на тебя, стоящего на краю пропасти с худой мыслью о самоубийстве. Бог поможет тебе, если ты поверишь ему и откроешь свое сердце. 
Молодой человек молча шел по лесу и смотрел себе под ноги. Взгляд по прежнему ничего не отражал, и найти в нем хоть каплю понимания и отражения действительности было не по силам даже такому спасителю душ, как старый монах.
--- Ты бесценен, как и каждый другой человек. Разве шла бы за него извечная борьба Добра со Злом, будь он никчемен? Мир вокруг нас кажется нам таким, каковы мы сами внутри. Но ты не волнуйся, Господь не позволит тебе пропасть в мире душевных войн и противоречий. Теперь ты будешь жить в Его доме под постоянной защитой. Там никто не причинит тебе зла. Немного поживешь в нашем аббатстве и дальше решишь для себя сам: остаться с нами или вернуться к мирской жизни, --- старец неспеша шел по лесу, рассказывая молодому человеку о своем аббатстве.
Не отражая ничего вокруг, юноша шел, повинуясь сильной руке ловца душ, словно загипнотизированный и не желавший ничего изменить. Так он подошел к выходу из леса, где, пройдя еще немного по тропинке, начинался город. Монах остановился, завязал сандалии и, взяв человека под руку, пошел дальше.
Небольшие каменные домики стояли на окраине города. С покатых крыш домов свисали гроздья винограда, и стены, выкрашенные в желтый цвет, были местами обшарпаны, что было почти незаметно под яркими лучами осеннего солнца. Домики стояли на большом расстоянии друг от друга, и соседям приходилось либо перекрикиваться, либо подходить к соседским домам и уже, наслаждаясь тишиной, спокойно общаться, разговаривая о происходящих в стране и городе событиях. Монах больше любил, когда люди подходили друг к другу и, не повышая голос, общались между собой. Крики и окрики были чужды привыкшему к тишине и размышлениям сознанию, отчего он всегда избегал шумных мест и гуляний. Даже, будучи юношей, он прятался в укромных уголках аббатства или уходил в лес в дни общественных гуляний и торжеств. Это все было чужим, отвлекавшим от сосредоточенности на себе, своих мыслях и эмоциях.
По мере продвижения в центр города плотность домов возрастала и редко попадавшаяся за городом грязь была здесь обычным делом среди неровной кирпичной кладки домов. Чем глубже монах входил в селение, тем сильнее давили на его уши и голову городская суета и шум вечно празднующих жителей. Ускорив шаг, насколько это было возможно, он вел своего знакомого через центр города в аббатство, стоявшего на центральной площади, но отделенного от суеты высоким каменным забором, наглухо отделявшим духовную жизнь от мирской. 
Обойдя монастырь, они вошли в арку и оказались на заднем дворе аббатства. Встретившиеся послушники склонились перед монахом и его спутником. Одного взгляда аббата было достаточно, чтобы послушники поняли, что от них требуется, и, аккуратно взяв под руки человека, с отрешенным взглядом повели переодеваться. Проводив их, монах прошел к себе в келью, посмотрев на стоявший в центре двора орган с натянутым над ним брезентом. Орган занимал главное место в церкви, хотя пользовались им лишь в выходные дни, когда прихожане собирались в церковном зале для службы и музыкант играл соответствовавшую случаю музыку.
Монах, недавно спасший от смерти человека, всегда испытывал религиозное благоговение, вдохновлявшего и рвавшего в клочья душу, от звуков этого божественного инструмента. Впадая в экстаз, заслышав музыку во время службы, он ярко и красноречиво проповедовал, убеждая людей в существовании на небесах Господа Бога, Царства Небесного и в своей правоте. В эти моменты мощь его слова многократно усиливалась, въедаясь в мозг и проходя сквозь души людей, оставляя в них свои вибрации.
Пройдя мимо нескольких закрытых дверей, монах остановился у походившей на другие деревянной двери и, открыв ее, вошел в келью. Маленькая комнатка вмещала в себя стол, приставленный к стене, в выдвижных шкафчиках которого лежали книги; стул; разложенную на полу постель и висевшую на стене икону. Этого было вполне достаточно для счастливого существования.
Встав больными коленями напротив иконы на каменный пол, монах сцепил руки перед губами и тихо стал нашептывать молитву, глядя на изображение Божьей Матери. Молясь о здравии неудавшегося самоубийцы и моля Господа о его прощении, он отдавал какую-то невидимую частицу себя самого, вкладываясь в каждое произнесенное слово. Прочтя молитву несколько раз, монах почувствовал усталость и душевную истощенность. С трудом поднявшись на ноги, он перекрестился, перевел дух и, подойдя к столу, сел на стул.
К восьмидесяти годам служения Богу монаху уже тяжело давались долгие прогулки и большие физические нагрузки. Старое тело хоть и выглядело внешне подтянутым и жилистым от регулярных занятий физкультурой, было уставшим и больным. Особенно острую боль причиняли колени и спина. 
Выдвинув стольный шкафчик, монах достал из него книгу. Старая книга была взята из аббатской библиотеки несколько дней назад, и заложенная почти на середине соломинка говорила о скором её прочтении. Бережно проведя рукой по шершавой обложке, старик открыл книгу на заложенном месте и продолжил читать. Внимательно всматриваясь в пожелтевшие от старости страницы, скрывавшие в междустрочиях кладезь священных данных, он перелистывал страницу за страницей. Много раз он уже читал Библию, но по-прежнему испытывал ни с чем не сравнимое впечатление. В свете одной лишь свечи он склонил над ней голову, совсем не замечая времени, летевшего с неимоверной быстротой. Обеденное солнце, бросавшее лучи на желтые обшарпанные стены домов, уже садилось, когда заболевшая спина, вытащила склонившегося старика из многократно переписанной в пользу власть имущих книги.
Ноющая спина не давала покоя, и, встав со стула, монах семь с половиной шагов прошел от стенки до стенки, потом, разминаясь, выгнул спину, насколько позволяла старость, и вышел из душной кельи. Вечерняя прохлада летала в воздухе, как обычно это бывает осенними вечерами. Внутри аббатства было тихо, и даже из-за высоких стен не доносился шум и голоса города. Лишь двое послушников тихонько разговаривали между собой в дальнем углу двора. Их голоса были едва уловимы. Наслаждаясь вечерней прогулкой, монах шел по внутреннему дворику, размышляя о прочитанных в Библии главах. Спрятав кисти рук в рукава подпоясанной веревкой рясы, он всматривался в звездное небо.
«Насколько велик Бог! --- восхищался он. --- Создал эту землю, небо, звезды, объединив в одно. Создал мужчину и женщину, леса, моря, птиц, животных».
--- Аббат Теодоро, --- тихим голосом обратился к нему один из тех послушников, который, встретив его сегодня днем, взялся помочь приведенному спутнику, --- человек, которого Вы сегодня привели, помыт, одет и накормлен. А сейчас он спит.
Теодоро взглянул на чистую рясу послушника и, одобрительно кивнув головой, протянул левую руку с массивным перстнем на безымянном пальце для поцелуя.
«Сейчас этому несчастному нужно отдохнуть и постараться забыть о случившемся. Об остальном же позаботится Господь Бог. Все в Его власти!»
Монах Теодоро был очень молчаливым человеком, много размышлявшим и не терпевшим пустой болтовни. На темы, не связанные с католицизмом или возрождением духовности в людях, он вообще не разговаривал, а на интересовавшие темы больше рассуждал про себя и говорил либо на проповедях, либо когда кому-то требовалась духовная помощь и поддержка. 
Сделав еще один круг по внутреннему двору, ловец душ бросил взгляд на звездное небо и, с радостным сердцем, понимая, что, возможно, еще одну душу он сегодня вырвал из грязных лап сатаны, вернулся в келью. Стоя на больных коленях, он совершил вечернюю молитву, не забыв помолиться о здравии приютившегося человека и, не поднимаясь на ноги, лег на постель. 
Под покровом темноты аббатство спало спокойно, и лишь изредка лай собак, доносившийся из-за забора, заставлял вздрагивать натерпевшегося за пройденный день молодого человека. Просыпаясь от обидных снов, переживая увиденное как наяву, он горестно плакал в подушку, желая подняться с кровати и вернуться к обрыву, но что-то удерживало его от этого действия: не то боязнь не найти дорогу, не то боязнь быть замеченным. После каждого пробуждения он, немного поразмыслив, вновь закрывал глаза и засыпал.
Повинуясь внутреннему времени, первым проснулся монах. Он всегда вставал раньше петухов, и сейчас, едва открыв глаза, приподнялся и, встав на колени, начал молиться. В темной комнате он молился, не зажигая свечи, зная, где находится икона, и во всех деталях помня её изображение. Закончив, он вышел на улицу и, сделав легкую зарядку, отправился есть.
Мыслями возвращался он ко дню прожитому, вспоминая свою прогулку и повстречавшегося в лесу человека, как вдруг чудесные звуки органа донеслись до его ушей, и непередаваемые ощущения закружились в груди.
Божественная музыка!
Недоев, он выбежал во двор и увидел спасенного. Зачарованно монах слушал творения несостоявшегося самоубийцы. Вчерашний грешник сидел за органом, и его пальцы плавно ложились на клавиши. Удивительные по красоте звуки порхали из инструмента. Религиозный экстаз плавно подкатывал к аббату Теодоро, и он на трясущихся ногах, слегка пошатываясь, пошел к органу. До последнего момента органист был погружен в себя, но, увидев монаха, резко поднялся и отошел, вдруг предположив, что инструмент нельзя было трогать.
--- Играй, играй, --- радостным шепотом молил монах.
Всегда спокойный и рассудительный, старец радовался как ребенок, слушая музыку. Мысль о том, что грешник окажется восхитительным музыкантом, вчера казалась невероятной.
«Господи, благодарю, что услышал меня и даровал твоему сыну здравие! Что не дал оступиться и сгинуть в небытие Своему голосу!»
--- Почему ты остановился? --- спросил монах музыканта. --- Господь вещает через тебя! Продолжай!
Музыкант вернулся к органу и, вскинув над ним руки, закрыл глаза, словно улавливая нужный момент, опустил кисти на клавиши. Чарующие душу звуки вновь вырвались наружу, соединившись в одну чудесную композицию.
Оба были с закрытыми глазами: один сидел за органом, другой стоял рядом, --- и каждый был погружен в собственный мир. Один отдавал себя, другой благодарно принимал. Молодой человек играл до тех пор, пока звучавшая в душе музыка не стала переходить в коду, и когда последний аккорд вылетел из органа, аббат медленно открыл глаза.
--- У тебя талант, --- воскликнул старец.
--- Это не талант. Это моя профессия, --- ответил музыкант. --- Я был органистом.
--- Это Господь наделил тебя таким даром, чтобы ты посредством музыки общался с людьми, вернее сказать, чтобы ты был связующим звеном между Богом и человечеством! --- монах был возбужден, и произносимые им слова были обрывисты от волнения.
Музыкант не стал препираться и только пожал плечами.
--- Как тебя зовут, сын мой? --- спросил монах.
--- Ламберто, --- ответил вчерашний грешник и сегодняшний глас Господний.
--- Божественно!
Услышанные звуки нашли своё отражение в душе аббата Теодоро, вызвав творческое вдохновение. Воодушевленный, словно на крыльях, он быстрым шагом отправился в свою келью, удерживая в себе ощущение творческого порыва. Оказавшись внутри, он достал из стола несколько книг и погрузился в изучение оккультизма.
Всю свою монашескую жизнь он изучал схоластику, оккультизм, телему и другие науки, отражавшие различные точки зрения на строение мира. Но это было не потому, что он не верил в Бога, в него он как раз очень верил, даже слишком. Его вера давно перешла в тихий фанатизм. Он верил только в Бога Иисуса Христа и не принимал никаких других мировоззрений и религий. И именно для того, чтобы лучше понимать своих врагов, врагов католической церкви, он и изучал их деятельность. Проверяя и испытывая на практике некоторые описанные ритуалы, он все больше убеждался в сатанинском создании этих направлений, отводивших людей от «истинной» веры, одурманивавших и вводивших в заблуждение. Кодекс Гигас всегда приходил ему на ум, когда читал переписанные «Пятикнижие», «Книга Чисел», «Ключи Соломона», некоторые из книг Гермеса Трисмегистра, такие, как «Пимандр», «Асклепия», «Дева Мира», и многие другие. Все их он собирал долгое время и составил из них большую библиотеку, хранившуюся в его же аббатстве. Каждая из них противоречила сложившимся в его голове, устоям и шла вразрез с проповеданными им религиозными ценностями, и не принимала единого Бога, сущего на небесах, и мгновенно карающего всех инакомыслящих и грешников.
«Сатана тянет руки к душам сомневающихся, сковывает их своими оковами. Нужно спасать человеческие души, обращая их в истинную католическую веру, защищая от пагубного воздействия темных сил. Если не сделать этого, то совсем скоро мир погрузится во тьму… Но как такое возможно? --- говорило что-то внутри него. --- Ведь Господь Всесилен, и разве ему не по силам побороть зло? Разве он не всезнающий и не знал, когда создавал этот мир, что дети его могут оказать под гнетом сатаны? Как же так, Господь --- и не знал? Как же так, Господь --- и не может победить зло?»
Когда аббат вернулся во дворик, Ламберто, погруженный в размышления, одиноко сидел на каменной скамье. Он выглядел значительно лучше, чем днем ранее: его взгляд был собран, и по выражению лица можно было понять, что он здраво мыслит. От вчерашнего ничего не выражавшего, бессмысленного и безразличного выражения, остались только черты грусти. Ряса была ему к лицу. Теребя рукав, музыкант сидел, уткнувшись в каменную кладку забора, отделявшего его от мирской жизни. Хотя он еще и не сделал этого важного шага --- перехода от мирского к духовному --- он чувствовал себя здесь защищенным.
Долго размышлял аббат Теодоро --- подойти ли ему к музыканту или нет --- и в очередной раз поблагодарив Иисуса за возвращение грешника к жизни, спокойным шагом направился к скамье. Был ясный день, и лицо сидевшего полу боком музыканта было хорошо видно, и даже взгляд покосившихся в сторону подходившего монаха глаз, не прошел незамеченным. Вернувшись из своих мыслей в материальный мир, музыкант видел старца, но по какой-то причине даже не повернул голову в его сторону, сделав вид, что по-прежнему погружен в себя и ничего не замечает.
Подойдя к скамье, аббат Теодоро положил руку на плечо Ламберто и спросил: «Не хочешь ли ты исповедоваться, сын мой?»
В ответ Ламберто отвел поднятый на мгновение взгляд и опять уткнулся в каменную кладку. В этом многозначительном молчании заключался весь ответ. Присев рядом, аббат потер ладонями разболевшиеся колени. В старости заключается не только мудрость и накопленный с годами опыт, но и результаты этого опыта, находящий следствие в болезнях уже ослабшего тела.
--- Каждый человек должен развиваться внутрь, а не наружу. Музыка, как ничто другое, способствует этому, --- сказал монах, но Ламберто продолжал смотреть в стену, слушая редкие реплики старого монаха, казавшиеся важными и весомыми на фоне постоянного угрюмого молчания. Эти редкие слова всегда попадали в самое сердце, были подходящими к месту и случаю, задевали за живое и заставляли задумываться. --- Ты настоящий музыкант. И только в исполнении настоящего музыканта одна и та же мелодия будет каждый раз звучать по-разному, потому что она будет звучать от сердца, от души, так как он чувствует её именно в момент исполнения, и эти, казалось бы, однообразные нотки будут получать свою энергетическую зарядку. Это относится не только к музыкантам, но и певцам.
Ламберто продолжал молчать.
Между монахом и музыкантом словно шла какая-то незримая игра, главной целью которой было молчанием расположить к себе соперника. И хотя это была всего лишь иллюзия, явившаяся результатом трагической судьбы, с одной стороны, и философскими размышлениями --- с другой, чувство внутреннего противоборства было присуще обоим.
Волна вдохновения, как всегда, неожиданно подкатила к Ламберто. Дожидаясь полного наполнения себя этим чувством, он продолжал сидеть не двигаясь и смотреть перед собой. Вдохновение накатывало и накатывало, топя в себе чувствительную душу музыканта. Резко вскочив на ноги, он бросился к стоявшему неподалеку органу. Еще не успев сесть на стул, он бросил руки на клавиши и, закрыв глаза, откинул голову назад. Погрузившись в себя, он не видел клавиш, на которые ложились пальцы, не слышал музыку, вылетавшую из органа после прикосновений пальцев с клавишами, он только отдавался внутренним порывам, не блокируя их в себе, и, словно подчинившись невидимой силе, позволял управлять собой, играя божественную мелодию. Не было ничего; ни мыслей, ни эмоций, ни тела, --- остались только душевные порывы. Ламберто играл  аккорд за аккордом, складывая их в единую одноразовую пьесу, которой суждено быть услышанной человечеством лишь единожды, и боготворен окажется человек, оказавшийся поблизости. Музыкант играл не по нотам, а по состоянию души, которое меняется каждое мгновение нашего существования, и больше не повторятся те чувства, а значит и не повторятся такого же сочетания аккорды или сила ударов по клавишам, такие же до доли секунд выдержанные паузы между ними и эмоциональная заряженность. Звуки взлетали и улетали навсегда, оставаясь лишь в душах счастливцев, удостоившихся услышать глас божественного проявления.
Аббат в состоянии, близком к религиозному экстазу, сидел на скамье, откинувшись на её каменную спинку. Музыка заставляла забыть о боли в коленях и спине, доставлявшей мучение уже много лет. Эйфория и бесконечная радость распирала его тело изнутри, сведя пальцы рук в странные фигуры, похожие на те, что свойственны детям, страдающим церебральным параличом. Закатив глаза, он с трепетным упоением слушал Божий голос, изливавшийся из-под пальцев непокаявшегося грешника.
Произведение было коротким, но эмоционально ярким, подобно падающей звезде в ночном небе, мгновенно вспыхнувшей и исчезнувшей в черноте космического пространства. Переведя дыхание, аббат Теодоро обернулся к Ламберто, но не увидел его. Вокруг того толпились послушники, монахи, здесь были служители церкви, и даже несколько прихожан, несмотря на запрет, прошли на задний двор. Кто-то плакал, кто-то радовался, уподобившись ребенку, кто-то просто стоял с закрытыми глазами затаив дыхание.
Наблюдая за реакцией людей, мысль яркой вспышкой озарила опьяненную музыкой голову монаха. Бросившись в келью, он заперся в ней и, достав чистый лист пергамента, написал письмо, адресованное в самый центр католицизма.

«Ваше преосвященство!
Я, аббат Теодоро, спешу сообщить Вашему преосвященству о найденном мной и одним из послушников моего монастыря новом способе обращения людей в истинную католическую веру. Музыка создана для духовного обогащения и развития человека. Музыкой можно влиять на сознание людей, призывая к служению Господу. От грустной музыки человек плачет, от веселой ему хочется радоваться и танцевать. При помощи музыки можно достичь многого. При её помощи человек может достигать измененного состояния сознания, и поэтому уже, по определению, музыка не может быть плохой. Просто каждому человеку подходит свой тип музыки. И чем тоньше в ней энергетика, тем выше духовное развитие человека. В конечном итоге, человек во всем начинает слышать музыку. В каждом дуновении ветерка, в каждом шелесте листьев, в каждом раскате грома, и, соединив все эти звуки природы, получается целая концертная программа. Наш послушник способен играть на органе музыку, вызывающую в людях благоговение перед Господом, слезы радости и счастье. Его зовут Ламберто. За свою длинную жизнь я не встречал музыкантов подобных ему. Его игра сравнима с голосом Господа нашего, и я уверен, что именно Он вещает через него.
Прошу Вас приехать к нам и послушать игру Ламберто, чтобы убедиться в искренности моих слов. Я свято верю, что он поможет нам своей игрой в нашей трудной задаче распространения католицизма по Европе».

Лаконично передав свои мысли на пергаменте, он свернул его и отправил по нужному адресу. С чувством выполненного долга монах покинул свое аббатство и пошел гулять по местам, полюбившимся ему с детства, когда он впервые вышел на прогулку и оказался в лесу рядом с городом. Многовековые сосны уходили кронами в небо. Сняв сандалии, он перекинул их через плечо и пошел босыми ногами по мягкой земле с торчавшими из неё корнями деревьев и упавшим шишками. Ступням не было больно. Большая сосна, выделявшаяся на фоне остальных своим размером, стояла несколько обособленно от других. Её ствол был искривлен у вершины, и ветви сплелись в замысловатую форму. Подойдя к дереву вплотную, аббат ощутил яркое желание слиться с этим старым деревом, крепко обнять его. Высохшие от старости ладони легли на ствол, ощутив шероховатую кору. Руки водили по дереву, пока не обхватили его, и монах грудью прижался к стволу, ощущая слияние воедино с этой частичкой природы. В это мгновение он чувствовал, жизненную силу дерева, как соки бежали внутри ствола, дыхание: дерево было живым, со своим характером и судьбой. Оно рассказывало ему о событиях, свидетелем которых ему приходилось быть, делилось болью и радостями. Аббат стоял, обнимая дерево, пока не почувствовал, что испил удовольствие до дна, и ощущения необходимости объятия с деревом не оставили его. Еще немного постояв, он пошел дальше по протоптанной им тропинке.
Свернув с неё, он вышел на полянку и, ступая босыми ногами по мягкой траве, шел в сторону обрыва. С высоты открывался красивейший вид на стоявший внизу лес с его многовековыми деревьями, раскрашенными в разные краски. Подобная картина открывается и голубям, летящим над землей. Людская суета хорошо видна птицам, беспечно парящим над городами и поселками, замешанных среди бескрайних лесов и озер. Маленькими капельками росы, ютятся редкие человеческие селения среди бесконечно простирающейся природы. Весь отведенный отрезок жизни голуби, как и другие птицы, имеют возможность любоваться земной жизнью с высоты, выделяя себя из остальной массы живых существ, и лишь за едой они спускаются на землю, делая людям одолжение своим появлением среди суеты и грязи. Собственным примером, эти красивые небожители указывают на цель людского существования, а именно на бесконечное совершенствование.   
«До чего же священен голубь! Даже дьявол и ведьмы, способные превращаться в любое существо, не могут принять его образ. Истинно Божественная птица! Одна маленькая птичка, а заключает в себя и мир, и чистоту, и надежду, и любовь, и безмятежность», --- думал монах.
Ступая босыми ногами по мягкой траве, он смотрел под ноги и радовался лежавшим на земле листьям. Время преобразования наступало. Природа меняла цвет прежде, чем сбросить с себя поношенные краски, и потом, по истечении времени, облачиться в зелень вновь. Из-под разноцветного ковра пробивалась зеленая растительность. Подул ветер, и множество листьев полетело с обрыва, листопадом кружа над разноцветным лесом внизу. Листья кружили, мягко ложась на землю, обнажая перед миром еще зеленую траву, скрываемую под ярким ковром. Среди обнажившейся травы кучками рос трилистник.
Аббат сел на траву и провел ладонью по растущим рядом растениям. Мягкая поверхность трилистника коснулась ладони, оставив на ней приятные ощущения свежести и шероховатости.
«Три листика клевера подобны Святой Троице или троеправию: созиданию, разрушению, и равновесию… Господь создал идеальный мир».
Подобрав оставшиеся на земле листья, он поднес их к лицу и глубоко вдохнул в себя их приятный запах. Подбросив их над головой, он поднял шишку и обратил внимание на последовательность расположенных на ней чешуек. Потом поднял еще одну, и на ней он увидел то же самое.
«До чего же прекрасен Бог. Он сотворил даже частицы природы при помощи одного чудесного шаблона», --- подумал аббат.
Полный сил, он возвращался в аббатство. Стараясь как можно скорее миновать шумный город и скрыться в стенах церкви, он увидел Ламберто, стоявшего у черного входа. Облокотившись на стену, Ламберто смотрел в разные стороны, словно сравнивая мирскую и монашескую жизни. На лице не было тревоги и прежней апатии. Он ничем не отличался от других жителей города, только был одет в рясу. Манеры были не свойственны послушникам аббатства, да и следы глубоких мыслей не отражались на довольном лице.   
«Талант этого гениальнейшего музыканта, видимо, был не нужен там, откуда он бежал. Сейчас он счастливым стоит у входа в монастырь, ощущая свою значимость. Как мало нужно потерянному человеку для возвращения в жизнь. Намного труднее будет осознанно уйти из мирской жизни в духовную, но у Ламберто это получиться, ведь рука Господа всегда рядом с ним». 
--- Я написал письмо в Рим, --- сказал аббат, когда поравнялся с Ламберто, --- теперь о твоем таланте узнают самые святые люди.
Довольное лицо музыканта, казалось, стало еще счастливее. Отойдя от стены, он вытянулся, отчего стал почти одного роста с монахом и, задрав подбородок, осмотрелся по сторонам. «Может, еще и вознаграждение дадут», --- подумал он.
--- Своим талантом ты можешь помочь людям обращаться в католичество, спасая их души, --- продолжал монах.
Ламберто кивнул головой и, еще немного постояв, догнал вошедшего в ворота монаха.
--- Аббат Теодоро, Вы на самом деле считаете, что моя музыка может помочь людям?
--- Мало кто умеет читать, чтобы при помощи книг узнавать правду, а слышать могут все. Чтобы слушать музыку, не требуется прилагать больших сил и даже тратить на это время. Музыка доставляет удовольствие и в зависимости от произведения и исполнителя вызывает в человеке разные эмоции. Музыкой можно усыпить или возбудить человека, заставив его совершать благие деяния, можно залечить душевную рану, а можно взывать к бунту и разрушению. В музыке заключена большая сила так же, как и в слове. Все зависит оттого, как ими пользоваться. Я долго изучал технику использования слов и понял, что слово должно прозвучать в нужном месте в нужное время и в определенной последовательности с определенной интонацией и громкостью. Вот тогда можно влиять на умы людей, склоняя к принятию нашего мнения об истинной вере, а если еще такие слова будут звучать на фоне музыки такого мастера, как ты, то сила слова и музыки, соединенные вместе, многократно усилят эффект.
--- А давайте во время службы публично объявим о Вашем открытии, --- предложил Ламберто, понимая, что его имя будет прилюдно названо и он обретет славу и почет. 
--- Все знания должны быть сокрыты от посторонних, ибо найдутся те, кто направят их во имя разрушения, --- голос монаха был серьезен. --- Такие священные знания, как умение управлять умами, следует охранять с оружием в руках. И храниться они должны у тех, кто действует от имени Господа нашего.
Ламберто даже не предполагал, что этот мудрый старец, всегда рассудительный и миролюбивый, может быть столь воинственен. Трясущимся пальцем аббат грозил куда-то в сторону, и нервозное дрожание губ выдавало его волнение.
--- Но ведь не все люди захотят использовать эти знания во вред. Жестоко лишать их возможности знать правду.
«Совсем не обязательно человек должен быть сознательным лжецом, чтобы делать неверные утверждения», --- подумал монах о Ламберто, но в ответ рассказал лишь о большой возможности утечки знаний, после чего развернулся и слегка разгневанный пошел в келью, оставив Ламберто в недоумении. Гнев вызвала одна только мысль о получении важных знаний сатанинскими движениями, и, как истинный приверженец церкви, он яро защищал эти знания.
Весь оставшийся день монах молился и не выходил из кельи. Прося прощение перед Богом за гнев и грубый тон, молитвы одна за другой слетали с его уст. По миллиону раз он прочел каждую из них за свою монашескую жизнь, не знавшую мирского образа жизни. В последней молитве он поблагодарил Господа Бога за чудесный день, подаривший ему неповторимую музыку Ламберто и мысль о написании письма, и аббат Теодоро счастливым лег спать. Когда он засыпал, радостная улыбка светилась на его старческом лице. 
Ранним утром он по обыкновению проснулся раньше остальных. Не позавтракав, он пошел в маленький сад с посаженными в нем цветами. Оранжевые, желтые, голубые бутоны очаровывали и грели душу. Где, как не здесь, время шло вопреки всем законам, растягиваясь во множество раз. Цветы, независимо от желаний аббата, заставляли забывать обо всем и настраивали ум только на себя. Монах мог целые дни проводить, ухаживая за ними. Цветы, как и любой другой элемент природы, были живыми, и он, зная это, проводил время за разговорами с этими красивейшими созданиями, внимательно прислушиваясь к их реакции на сказанные им слова. Они обучали его, когда он произносил разнородные слова, в том числе и бранные, с разной эмоциональной окраской и прислушивался к их реакции, полагая, что подобную реакцию будут испытывать все живые существа, в том числе и люди. Много раз замечал он, как завядшие цветы оживали после того, как он тепло и по-доброму разговаривал с ними. Общались цветы на каком-то непонятном монаху языке, схожем с передачей мысли на расстоянии, только мысли эти шли не в голову, а прямиком в сердце.
В умиротворенном настроении он склонился над кальцеолярией и носом втянул в себя её аромат. Стараясь сохранить в памяти запах, он отошел в ту часть дворика, где никто ему не мешал, и начал медленно делать круговые движения головой, потом тазом. Хорошо размявшись, он сел на траву и отдышался --- возраст брал вверх. Сейчас он уже был совсем не в той физической форме, как даже двадцать лет назад, но ссылаться на возраст и прекращать утреннюю зарядку, с которой начиналось его утро на протяжении семидесяти лет, он не собирался. Немного отдохнув, он поднялся, помолился и начал приседать.
«Один, два, три, четыре, --- мысленно считал Ламберто, вышедший вдохнуть свежего воздуха после ночи, проведенной в кельи, --- восемнадцать, девятнадцать, двадцать… Хорош он для старика… Только зачем ему, защищенному Богом, это надо?»
Монах выпрямился, тяжело дыша. Мышцы в ногах жгло, а колени ломило, но у аббата на душе было приятно, ведь он выполнил самую тяжелую часть зарядки, и теперь дело оставалось за малым. От активных махов руками кровь гонялась по всему телу, и пропускавшее её через себя сердце быстро стучало.
--- Для чего ты это делаешь? --- спросил Ламберто.
--- Физическая сила нужна для того, чтобы чувствовать себя защищенным, --- ответил монах, не оборачиваясь.
--- Зачем? Ведь есть Бог, и он защитит тебя.
--- Бог есть. И когда он решит испытать меня, я буду готов.
Ламберто еще постоял немного, с надлежащим интересом наблюдая за движениями аббата, и, поклонившись, удалился. В его поклоне можно было заметить подхалимство и намеренную учтивость, словно он хотел произвести хорошее впечатление.
Ламберто было тяжело пристраиваться к размеренному ритму жизни монашеского общества, с их регулярными молитвами, молчанием и углубленностью. Для него, человека мирского, любившего увеселительные мероприятия, пьянки, женщин, жизнь в монастыре казалась затворничеством. Но, прошедшему через жизненные испытания пусть и не с высоко поднятой головой, ему требовалось уединение, для восстановления веры в людей, и стены монастыря как ничто иное способствовало этому. То, что раньше казалось Ламберто чуждым, стало частью его жизни; и с точки зрения пройденного этапа он смотрел на монашеское умиротворение, и было в этом умиротворении что-то чарующее, так не хватавшего ему в мирском обществе.
Пройдя в церковь, он встал посреди зала и, в умиротворении начал смотреть на висевшие иконы. Атмосфера монастыря в целом, взывала к уравновешиванию и созиданию, а здесь, в окружении икон и свечей, необычном, свойственном только церквям запахе, средним между воском от свеч, камней и чего-то еще, содержалось спокойствие, подобно которому еще не приходилось испытывать. Людей не было, и никто не мог помешать необычному уединению с атмосферой церкви, кажущейся не пустой комнатой, а помещением, заполненным божественным присутствием. Ламберто ощущал что-то чужеродное, но это чужеродное было ему приятно.
Музыкант чувствовал себя окруженным вниманием. Со всех икон на него смотрели святые, канонизированные люди, ставшие примером человеколюбия, призывавшие своим примером к добру: Божья Матерь в окружении ангелов, и тот, кого называют богом, Иисус. Крылатые мальчики, изображенные в разных позах, но не переставшие от этого быть милыми и вызывавшие трепет души, смотрели на него добрым и сожалеющим взглядом. Даже те, которые были воинственно настроены и держали в руках луки, пускали свои стрелы лишь ради любви, разрезая путы страха и гордыни. Свет падал на иконы сквозь витражи с изображенными библейскими сценами, придавая им мистическую реалистичность.
Переходя от иконы к иконе, он почти на каждой встречал изображение этих милых детей, круживших вокруг главного героя. Играя порой даже незначительную на первый взгляд роль в изображаемом действии, крылатые существа были ценны для художника, и он, намеренно показывая их значение в жизни людей, делал акцент на их значимость, тщательно вырисовывая малейшие фрагменты.
Половицы скрипели под маленькими шажками Ламберто. Медленно, не торопясь, впитывая в себя атмосферу и умиротворяясь от внимания, оказанного святыми, он сам не заметил, как сделал круг по внутреннему залу церкви, и вновь оказался напротив иконы Божьей Матери. Он был настолько погружен в священные письмена, что сидевший на одной из скамей аббат Теодоро, мог позволить себе долгое любование преобразованием не каявшегося грешника в верующего, под влиянием католических икон. Ламберто возвращался в реальность, но пережитые чувства Божественного присутствия задели сердце, готовя почву для перехода к духовному образу жизни.
 Деревянная скамья скрипнула, окончательно вернув Ламберта в реальность, и аббат поднялся с неё, поняв, что привлек внимание музыканта. В глазах вчерашнего грешника монах наблюдал отпечаток присутствующей недавно Божественности, и в груди приятно заиграло.
--- А существуют ли ангелы в действительности? --- спросил Ламберто, вновь переведя взгляд на икону.
--- Конечно, существуют, --- без капли сомнения ответил аббат, всходя на амвон.
--- И вид у них такой же, как на иконе?
--- Возможно, --- ответил аббат, слегка задумавшись. --- Издревле пошло, что пишущие иконы люди, были святыми, наделенными даром видеть больше нашего. И в иконах они писали то, что видели в действительности.
--- А может, их нет, --- с небольшой язвительностью, исходящей из глубины души, неверующей её части, заметил Роберт, --- и это все человеческая выдумка? Как же Вы можете утверждать, что они существуют, если Вы их не видели?
--- Я их чувствую. Чувствую каждый миг своей жизни. Они всегда рядом! Особенно, когда я сплю или мне нужна помощь.
Ламберто с сомнением посмотрел на монаха, потом на икону, и пошел к органу, оставив монаха наедине с собственными мыслями. Несмотря на сошедшую благодать, мысль о существовании мальчиков с крыльями была недопустима для его понимания. 
«А почему только у меня? --- задумался монах, присматриваясь к ангелу, изображенному рядом с девой Марией. --- Скорее всего, они есть у каждого человека. Только кто-то верит в них и принимает, а кто-то отвергает, --- и он вспомнил момент из далекого прошлого, когда умерли его родители, и его подобрал священник, приведя в монастырь. --- …Должно быть, они помогаю только в тех случаях, когда их об этом просят сами люди и если им не запрещает этого Бог. Да. Бог может и запретить им помогать людям, если человек собственными силами должен что-то сделать или прийти к Свету через болезни, страдания или другие испытания… А может(!), не Бог сам помогает людям, когда они его просят, а только, услышав их просьбу и уже приняв решение, разрешает ангелам прийти на помощь своим подопечным. Получается, что ангелы совсем не имеют собственной свободы воли: или Бог должен просить их помочь человеку, или человек сам, своими молитвами, обращается к ним. Тем более, что если есть демоны, должны быть и ангелы!»
Звук органа прервал его размышления. Сейчас аббат Теодоро слышал музыку именно в таком исполнении, в котором должны будут услышать прихожане, пришедшие на службу. Источника звука не было видно, и от этого создавалось впечатление, что звук исходит из самого монастырского пространства. Это было великолепно. Упав на колени перед иконой Божьей Матери, аббат принялся читать молитву, постепенно впадая в религиозный экстаз:

Отче наш, сущий на небесах!
Да святится имя Твое;
Да придет Царствие Твое;
Да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
Хлеб наш насущный дай нам на сей день;
И прости нам долги наши,
Как и мы прощаем должникам нашим;
И не введи нас в искушение,
Но избавь нас от лукавого. Аминь.

Из последних сил он закончил читать молитву в третий раз, отдав всего себя служению Господу, и, упав перед иконой, тихонько заплакал. Усталость свалила с ног, но Любовь к Богу и всему живому распирала. Ярко сконцентрированная в груди, она слезами радости катилась по его щекам.

***
Осеннее солнце светило, освещая уже сменившие цвет листья на деревьях. Зеленоватые, красные и желтые листья с разными оттенками висели на ветвях, смешиваясь в единую цветовую массу. Изредка дувший ветерок срывал ослабшие листочки и медленно опускал на землю, покрытую лиственным ковром, или, недолго поиграв, крутя в воздухе, то поднимая вверх, то выделывая ими круги, аккуратно клал их на землю, боясь причинить боль.
Играя в руках красным кленовым листом, недавно упавшим с дерева, монах шел через город. Сегодня он шел не торопясь, всегда шумный города был умиротворен и приветлив, встречавшиеся люди уважительно кланялись аббату и интересовались делами аббатства. Не было, пожалуй, человека более известного во всем городе, чем аббат Теодоро. Любимый всеми за сострадание и заботу, он проводил много времени, разъясняя людям моральные и этические принципы, стараясь прививать им Любовь и сострадание, столь не хватавшего людям для ощущения добра вокруг себя.
--- Если хочешь получать добро от людей, сначала сделай его другим, причем сделай безвозмездно. Если хочешь быть любим, научись любить первым. Весь наш мир --- это зеркальное отражение нас же самих, --- всегда говорил он на публичных проповедях и при личном общении. Встречая людей, на ум невольно приходили вспоминая их посещений монастыря и покаяния, свершенных на исповедях. Он был единственным человеком, знавшим самые тяжкие грехи города, и тяжелым грузом носил их в себе, стараясь забыть. С одной стороны, он видел в этих людях грешников, а с другой, несчастных людей, покаявшихся в своих грехах и прощенных Господом. Боль причиняли ему лишь те, кто каялся, не осознавая всю греховность своего поступка, а пришедшие в церковь формально, ошибочно полагавшие, что грехи будут отпущены одним только появлением в стенах Божьего Дома. Переняв тяжкий груз грехов, он иллюзорно освобождал души таких людей от законного наказания.
Среди общей массы людей ему приглянулся силуэт человека в монашеской рясе. Человек стоял к нему спиной и толпился в куче народа возле одного из рыночных лотков. Народ суетился, как это обычно бывало на рынке, и, воспользовавшись этой неразберихой, человек в рясе запустил руку в толпу, что-то вытащив, тут же спрятал в рукаве. Как ни в чем не бывало он отшагнул и слился с другим потоком, людей ходившими между прилавками. Увидев лицо вора, сердце аббата дрогнуло.
 «Не может быть! Человек, чьей головы коснулся сам Господь, не может согрешить!» --- подумал он.
Стараясь оставаться незамеченным, монах шел следом, и только когда Ламберто достал из рукава украденный браслет и спрятал его под рясу, убедился в грешности музыканта.
«Брать чужое --- греховно. И неважно, что именно человек украл. Сам факт воровства ужасен!»
Разочарование настигло аббата. Ведь он приютил этого человека, и вот вознаграждение! В раздумьях и с неприятным ощущением в области сердца старый монах подходил к аббатству и смотрел, как Ламберто укрылся в стенах Дома Божьего. Город резко сменил свою атмосферу. Люди все так же кланялись и улыбались ему, благодаря за свершенные благодеяния, солнце по-осеннему грело, посылая на землю теплые лучи, но монаху это казалось обыденным и серым. Сам Велиар; скреб душу, ложью обезображивая красивую действительность. Не было Беспредельной Любви в уставшем сердце. Слишком обидно было разочарование. Даже проскакавшего рядом посыльного, аббат Теодоро не заметил, и стук копыт по мостовой не привлек внимания. Несколько раз посыльному пришлось окрикнуть монаха, и только тогда тот поднял свою бритую голову и посмотрел на сидевшего верхом посыльного.
«Неужели ответ из Рима?» --- радостно подумал он, но мысль о греховности музыканта вновь очернила ум.
Посыльный передал что-то, завернутое в плотную ткань, туго перетянутое веревкой, и ускакал. Это не было похоже на письмо. То, что содержалось внутри, было тяжелым и большим. Перекрестив уже ускакавшего посыльного со спины, монах взял посылку под мышку и зашел в аббатство. Все в церкви было по-прежнему, только ощущение грешных поступков висело в воздухе. Мысленно представив, как рука Господа опускается на аббатство и очищает атмосферу, он пошел в келью, но божественный голос органа остановил его.   
Музыка смывала разочарование с уставшего сердца, и согревала своим теплом. Закрыв глаза и слегка выгнув спину, аббат Теодоро застыл посреди дворика, позволяя музыки очищать себя от дурных мыслей и переживаний, прощая её автору все мыслимые грехи, в том числе и сегодняшнее воровство.
«Пусть он украл, --- думал монах, --- но скольким людям он доставляет радость своей игрой. Именно игрой, он искупает совершенные грехи, сам того не понимая. В греховности Ламберто заключается его святость».
Музыка закончилась так же неожиданно, как и началась. Ламберто сидел за органом, опустив голову, и тяжело дышал. Руки плетьми висели вдоль тела. Услышавшие музыку люди оставили свои дела и замерли в ожидании продолжения, но продолжения не было. Изливший себя в коротком произведении, Ламберто не мог продолжать. Внутри было пусто. 
Зайдя в келью, аббат упал на колени перед иконой, и молитва о прощении Ламберто, наполненная чувствами, слетала с уст. С иконы одобряюще смотрел лик Иисуса. Уже второй раз за недолгое знакомство аббат молил о прощении не каявшегося в грехах Ламберто.
Помолившись, он поднялся и, подобрав с пола полученную посылку, сел за стол. С чувством, что Бог простил музыканту воровство, а самому аббату слепоту и непонимание божественности Ламберто, он аккуратно развязал веревку, крепко сжимавшую увесистую посылку, и перевернул содержимое лицевой стороной к себе. Это была книга. На обложке было выдавлено название «Malleus Maleficarum;».
В дверь постучали, и Аббат, отложив книгу на край стола, открыл дверь. Уставший Ламберто стоял на пороге. Глаза его были погасшими, а лицо вытянуто.
--- Можно поговорить с Вами, аббат Теодоро, --- спросил он устало.
Прикрыв дверь, монах с музыкантом вышли и сели на каменную скамью.
--- Тебя что-то беспокоит, Ламберто? --- спросил монах, рассчитывая на покаяние.
--- Даже не знаю, аббат. У меня какая-то пустота внутри, и мне ничего не хочется от этой жизни. Зря Вы тогда меня остановили.
--- Не зря. Ты даришь людям радость…
--- Но только мне от этого совсем невесело, --- перебил Ламберто. --- Мне все надоело.
-- Наш мир полон интересных вещей, познать весь пласт которых невозможно.
; Я смотрю на Вас и удивляюсь, ведь Вам уже столько лет, а Вы по-прежнему жизнерадостны и всегда хотите узнавать что-то новое. Сейчас, когда я зашел за Вами, я увидел целую кипу книг на столе и поразился глубиной Ваших познаний.
--- Когда есть что узнавать, жизнь скоротечна. Все те книги хранят знания разных отраслей. Вот, например, математика --- интереснейшая наука, чем то схожая с магией.
--- С магией? --- воскликнул Ламберто. --- Вы занимаетесь магией? Ведь это ересь!
Монах улыбнулся.
--- Тут я не совсем согласен с тобой и сложившимся мнением. Изучая магию, я понял, что это один из возможных путей познания Бога, а не только дьявольское занятие. Ты заметил нацарапанную надпись у меня в кельи? --- спросил он.
--- Нет.
--- Там написано следующее, --- и он вывел палочкой на земле фразу «Satyat Nasti Paro Dharmah;». --- Для меня главным является докопаться до истины! Доказать, что истинными знаниями владеет католическая церковь. Существует две версии появления Вселенной, и одна противоречит другой, --- продолжал он. --- Хаотичность против предопределения во Вселенной. Теория предопределения говорит о том, что все, что привело к настоящему, произошло неслучайно. Все события, которые привели к тому, что мы сейчас имеем, были запланированы. Соответственно, есть цели и порядок! А значит, должен быть Бог, Творец, создавший эту предопределенность. Верно?  Но существует еще и так называемая теория Хаоса, согласно которой происхождение Вселенной, жизни и всего остального --- просто случайность. Получилось то, что получилось, само по себе, без всякого глобального умысла. Не существует порядка, по которому мы пришли к тому, что имеем, а соответственно нет и цели! Эта теория и есть ересь! Только изучив обе теории и проанализировав их, можно сделать собственные выводы и увидеть истину.
А теперь вспомни, о чем говорит католичество. Ведь католичество утверждает, что есть Бог и он создал всё. В том числе ад, куда попадают грешники, и рай, в котором будут отдыхать послушники Господа. Отсутствие цели --- это один из главнейших фактов, указывающих на ересь. Ведь цель есть! И цель эта --- Царство Небесное, рай. В течение жизни человек должен нести добро и защищать истинные знания, чтобы оказаться в раю, а не попасть в ад за свои грехи и бездействие. Ад или рай --- обязательная цель единственного раздвоения результата прожитой жизни.
--- Существует два подхода к постижению окружающего мира, --- продолжал аббат, --- можно познавать мир через себя, свои внутренние ощущения, образующиеся после прочтения молитв, а можно через ум, прибегая к астрологии, нумерологии, математики. Я признаю оба способа приемлемыми, но категорически запрещаю злоупотреблять астрологией и нумерологией, являющимися науками, близкими сатане.   
На себе Ламберто испытал силу сказанных аббатом Теодоро слов, ушедших в подсознание и растворившихся в мозгу пониманием. Слова звучали в голове навязанными мыслями и не хотели менять тему.   
--- У нас в городе, где я жил прежде, был человек, занимавшийся алхимией. Я был однажды в его доме и видел там огромное множество книг, каких-то колбочек с жидкостями и много инструментов, --- сказал Ламберто, воскресив в памяти ту часть жизни, которую хотел забыть.
---Алхимия несет в себе знание того, как поддерживать все в равновесии. Но многие намеренно используют её в разрушительных целях. 
Ламберто был удивлен шириной познаний, и это монах заметил на его лице.
--- Разве можно знать все это? --- изумился музыкант.
--- Можно. Понимаешь, когда ты живешь в миру, ты отвлечен на развлечения, и желание заработать как можно больше денег, и многое другое, совсем не связанное с духовностью. А когда ты начинаешь жить духовным, все бесполезные мирские проблемы отпадают, и у тебя появляется масса времени, которое можно потратить на самопознание и познание мира. Я тебе уже говорил, что каждый человек должен развиваться внутрь, а не наружу. Вот когда человек живет мирской жизнью, он развивается наружу, а когда духовной --- внутрь.
Аббат Теодоро очень хорошо чувствовал мечущуюся душу музыканта. Она не могла выбрать, что же ей было необходимее. Познания монаха интересовали Ламберто, но способ получения их был для него ужасен. Он не мог отказаться от удовольствий мирской жизни и стоял на распутье, взвешивая все «за» и «против».
--- Чтобы стать монахом, --- интересовался Ламберто, --- мне нужно дать обет безбрачия, послушания и постоянно подвергать тело физическим испытаниям?
--- Нет, --- улыбнулся аббат, --- то, что ты назвал, свойственно бенедиктинцам, или, как их называют, «черным монахам». Когда-то я сам проходил через самобичевание, голод и другие аскетические действия;. Это заставляет твоё тело мучиться, и через страдания ты якобы очищаешь свою душу, учишься постигать Любовь, но вскоре после начала занятий Господь осветил меня своим присутствием и дал осознание того, что аскетизм совсем не ведет к духовному просветлению.
--- Бог сам спустился к Вам?
--- Нет, --- улыбнулся монах. --- Мучаясь от голода, я бил себя по окровавленной спине плетьми, когда ощутил Божественное присутствие. Господь ничего мне не говорил, и я его не видел глазами, но я понял, что Отец наш не хочет моих мучений и любит меня.
--- А что нужно сделать, чтобы стать монахом?
--- Для этого нужно верить в Господа Бога и быть готовым служить ему.
Ламберто в раздумье покусывал нижнюю губу.
--- Я могу стать монахом? --- спросил он, прекратив это делать.
Аббат Теодоро уже хотел утвердительно ответить, но, вспомнив случай на рынке, решил предупредить Ламберто о проступках, которые являются табу для монахов.
--- Ты уже служишь людям, играя на органе. Дело остается за вступлением в ряды служителей церкви. И тут необходимо соблюдать несколько заповедей: не укради, не убий, не прелюбодействуй, не обмани и остальные, названные в Священном Писании.
--- Я готов, --- без раздумья ответил Ламберто уверенным тоном.
Сердце аббата радостно забилось: еще одна душа, готовая принять истинную веру.
--- Наш Отец будет рад, если ты станешь церковным музыкантом, радующим не только монахов, но и прихожан, играя для них во время службы.
Улыбка появилась на лице Ламберто.
--- Тогда через несколько дней ты пройдешь таинство покаяния.
На этих словах аббат закончил и предложил Ламберто дойти до одной из келий. Шаг их был медленен, размерен, аббат, как всегда, шел не торопясь, радуясь каждому дыханию жизни. Ламберто по-прежнему не переставал интересовать вопрос: «Почему Теодоро, в отличие от других монахов, пытается так много узнать?» Его удивляло эта разностороннее развитие, но спросить было неудобно. Мимо них проходили монахи, кто то заходил в кельи и запирался там, кто-то занимался уборкой двора, только Теодоро выделялся из общей массы. Выделялся он в первую очередь неким свечением изнутри. Он всегда держался несколько обособленно, но не высокомерно. Они шли, пока не остановились у дверей одной из келий. Теодоро постучал и распахнул дверь. Келья была чуть больше, чем у самого аббата, но резко отличалась. На коленях стоял монах Камилл и сложив руки, читал молитву. Комната была мрачная и какая-то неживая. На голой темно зеленой стене одиноко висело распятие. На него-то и смотрел Камилл, читая молитву. Пустынно было в комнате и неестественно одиноко. Аббат Теодоро спросил о чем-то, и вышел. Ламберто видел, что аббат был учтив и вежлив с Камиллом, но каким то внутренним чутьем предположил, что это была лишь видимая оболочка, поскольку Теодоро не испытывал к Камиллу симпатий. С чем это было связанно, Ламберто не знал и не мог предположить. Лишь только образная картина различия келий стояла перед глазами. 
«Душа Камилла пуста, скупа, ограничивается только слепым религиозным фанатизмом и яро верит услышанному от других, более взрослых монахов, и прочитанному в священном писании», --- рассуждал аббат, совершенно позабыв о стоявшем рядом Ламберто.
Ламберто прикрыл дверь и пошел следом за Теодоро, задумчиво двигавшимся мимо дверей в сторону своей кельи, осторожно обходя других монахов. Ламберто поравнялся с ним и, проходя мимо растущего дерева, приподнял левой рукой ветвь, позволяя аббату пройти беспрепятственно.
Взгляд Теодоро упал на Ламберто, специально обошедшего дерево, чтобы именно левой рукой отклонить ветку, и неожиданно для себя аббат спросил: «Ты левша?» Как будто и не он вовсе задал вопрос, а кто-то другой, через его уста.
--- Да, --- ответил Ламберто, удивленно посмотрев на монаха. --- А что?
Монах ничего не ответил, а, только поблагодарив, пошел дальше. Несмотря на задумчивость, настроение у аббата было приподнятым, и довольным он вернулся в келью. Взяв в руки книгу, он еще раз взглянул на название «Malleus Maleficarum». Сколько пугающего было в этом названии!
Перелистывая страницу за страницей, вчитываясь в переписанные буквы и всматриваясь в рисунки, он просидел до глубокой ночи и, проснувшись утром, продолжил чтение. Никто не тревожил его, будто намеренно зная, что аббат Теодоро занят важным делом. Лишь вечером он вышел из кельи, пройдя сначала через ведшую из монастыря арку, а затем, миновав город, оказался за его пределами, в лесу, недалеко от того места, где встретил Ламберто.
Воздух был свеж, пели птицы, но сейчас это не доставляло монаху удовольствия. Неприятный осадок остался на душе после прочтения книги, даже скорее не книги, а закона или руководства к пользованию.
«Очень много незаполненных пустот в этом законе, и огромный процент невиновных людей будет судим по нему, а впоследствии и казнен… Неужели логика и здравый смысл оказались загнаны в угол под воздействием слепого фанатизма, или есть другие причины принятия столь глупого закона, который уничтожит множество невиновных людей? Если следовать этому закону, пыткам может быть подвергнут каждый, и каждый может быть казнен даже в том случае, если его вину невозможно будет доказать. Написавшие и принявшие закон, наверное, считают, что дьявол особенно рьяно защищает таких людей и не дает зацепок для привлечения их к ответственности, так как они являются приближенными, следовательно, их необходимо казнить как можно скорее, пока они не заразили своим бесовством кого-то еще…А что если за этим скрывается что-то другое? Что если… Так, церковь стоит во главе государства и делает все, чтобы укрепить свою позицию. А если этим законом они хотят избавиться от людей? Но зачем им это? --- рассуждал монах.  --- А может, они хотят избавиться только от определенных людей, и их желание настолько велико, что они готовы жертвовать тысячами невиновных? Для этого должна быть очень веская причина! И, наверное, она у них есть. Католическая церковь ведет охоту на ведьм и колдунов. А что если те, кого церковь называет ведьмами и колдунами такие же люди, как и я? Ведь я тоже зачастую чувствую совсем не то, что вижу. Возможно, те, кого называют ведьмами и колдунами, рассказывают о своих видениях и ощущениях, и за это их судят. Конечно, среди них наверняка есть такие, которые намеренно занимаются колдовством, но точно не все. А что если те, кто написал этот закон, и те, по чьему заказу это было сделано, боятся их? И боятся не то, что эти люди будут претендовать на захват власти, они слишком слабы для этого, а того, что они в состоянии увидеть их истинную душу и раскрыть какой-то обман? Такое очень может быть! Ведь даже самый ярый фанатик понимает, что этот закон приведет к огромному числу невинных жертв и в конечном итоге ему предстоит встреча с Богом, во время которой придется понеси наказание за свои поступки. А здесь люди явно чего-то боятся и готовы действовать столь жестоко, лишь бы правда не стала известна…
Что же скрывают те, кто стоит за изданием этого закона? Кто же стоит за ним? Закон защищает католическую церковь путем объявления ересью всего остального, следовательно, написан для неё, и именно католическая церковь выигрывает от него. А может церковь хочет истребить всех тех, кто видит и знает больше, чем другие? А что если… --- глупейшая для его ума мысль сразила его, --- а что если во главе церкви стоит та самая демоническая сила, которая пытается уничтожить всех, способных разглядеть её и как-то с ней бороться!? Католическая церковь делает много вещей идущих вразрез с человеколюбием, такие, как походы против инакомыслящих и их последующее порабощение путем насильственного навязывания своей веры огнем и мечом. Католическая церковь сейчас пытается распространить свое учение на весь мир. Чем больше стран будет под воздействием католической веры, тем больше богатств будет стекаться к стоящим на её верхушке и тем сильнее будет её власть над людьми. Они будут манипулировать людьми, как им захочется. Для осуществления этого плана требуется в первую очередь уничтожить всех, кто способен помешать, и бросить на них тень».
Эти мысли повергли в шок старого монаха, свято веровавшего в истинность католичества, и он стал гнать их от себя, несмотря на слишком правдоподобный вариант событий. Он искал и находил аргументы, пламенем добра и справедливости освещавшие католичество. А тем временем смертоносная охота на ведьм набирала ход. Костры уже начинали разгораться в соседней Германии.
Размышляя, он и сам не заметил, как солнце село, а ноги привели его к родному аббатству. Войдя в арку, он увидел пустой дворик и орган с сидевшим на нем голубем. Все уже спали. Давно монах не задерживался на прогулке так долго.
Помолившись, он лег спать, но сон упорно не хотел идти. Ворочаясь на полу, он долго смотрел в темноту, пока дремота не стала подкрадываться.
--- Иудеям Бог дал ум, христианам --- дух, мусульманам --- верность, --- услышал аббат чей-то голос.
Инстинктивно он открыл глаза и переспросил, полагая, что не один в келье. Но в ответ была тишина. Дотянувшись до свечи, он поджег её, но никого не было.
«Да ведь это голос Божий! Сам Господь разговаривал со мной!» --- обрадовался монах.
Этот голос смыл весь осадок с души и вернул здоровый сон. Утром, едва открыв глаза, он вспомнил о нем и, воодушевленный Божественным знаком, приступил к привычным занятиям.      
Сделав зарядку, он поел и уже решил уединиться с цветами, когда подошел Ламберто.
--- Аббат Теодоро, вчера Вас не было видно, --- сказал он.
--- Здравствуй, Ламберто, --- ответил монах.
--- Когда Вы сможете посвятить меня в католичество?
--- Есть одна старая арабская пословица «Путей к Богу столько же, сколько дыханий сынов человеческих», --- ответил аббат как бы не по теме. --- Она говорит о том, что в каждой религии есть доля правды. Никогда нельзя понижать чужого Бога. Иная религия не значит неправильная. Существует множество путей ведущих к Богу. Нужно ценить уже хотя бы стремление к Свету, пусть и посредствам другой веры! Католичество вобрало в себя всю истину, разбросанную осколками в других религиях. И когда люди попытаются идти к Богу через другие религии, они увидят все их несовершенство и самостоятельно обратятся в католицизм.
Ламберто вспомнил, что когда-то давно слышал о загадочной стране Тибет.
--- А сколько вообще существует религий? Я вот слышал о религии, называемой буддизм, и проповедуют её в Тибете.
--- Существует несколько основных религии: истинная христианская религия, иудаизм, ислам. Также существует буддизм, о котором ты спросил, но развивается она только на Тибете, и мне известно о ней совсем немного, например, то, что буддизм на самом деле не есть коренная религия Тибета. Это религия Индии. А коренная религия Тибета называется Бон, которая была ассимилирована индийским буддизмом в восьмом веке после Рождества Христова. Еще существует индуизм, зороастризм, конфуцианство, но они относительно малы по количеству последователей и больше похожи на философские течения, нежели на религию в широком смысле. И есть еще более мелкие организации и ордены, проповедующие собственное мировоззрение. Как я уже сказал, в каждой из них есть доля правды, но в исламе и иудаизме эта доля больше, чем в мелких организациях и орденах.
--- А христианство, получается, вобрало в себя всю правду, собранную из других религий, и стало истинной?
--- Совершенно верно. Но только не вобрала, а Господь создал её такой с самого начала. А что касается мелких организаций и орденов, то они являются ересью в наибольшем виде и представляют самую большую опасность для людей. С ними христианство борется особо рьяно.    
Веря словам знающего монаха, Ламберто покивал головой и сказал: «Я готов принять католицизм, и это мой окончательный ответ».
На следующий день аббат Теодоро лично исповедовал Ламберто и покрестил.
--- А сейчас Ламберто, я хочу дать тебе самое ценное достояние человечества. То, что наставляет нас на путь истинный и рассказывает историю мира, --- сказал аббат после проведения обряда и протянул Библию.
Удивленно Ламберто посмотрел на неё.
--- Мне нужно её прочесть?
--- Настоятельно рекомендую. Это очень важная вещь и совсем не случайное совпадение, что именно сейчас она попала к тебе в руки. С сегодняшнего дня в тебе закладывается фундамент миропонимания, и она тебе необходима для правильного восприятия мира, чтобы ни одна ересь не могла пошатнуть твою веру в истинного Бога. В своей жизни ты встретишь, а может, и уже встречал людей, которые будут рассказывать тебе о своём еретическом представлении мира и человеческого смысла бытия, и они будут яро навязывать тебе эту точку зрения. Ты, конечно, можешь прислушаться к ним, так как в тех словах ты можешь найти крупицу истины, но не воспринимай все услышанное буквально. Накладывай услышанное от кого-то мнение на сформировавшееся у тебя мировоззрение и внимательно слушай собственное сердце. Оно одно никогда не обманет тебя, поскольку не преследует корыстной цели --- оно и есть ты. Слушай только его, и оно подскажет, сочетается ли новая информация с тем, что уже есть в копилке твоих знаний.
--- Возможно, случится такое, что из чьей-то проповеди я совсем ничего не вынесу нового или все услышанное будет абсурдом, а возможно и такое, что все окажется правдой? --- спросил Ламберто.
--- Конечно, может. Может быть, что и из многочасовой проповеди истинной окажется лишь одна фраза, но эта фраза будет крайне важна для твоего полного миропредставления.
Ламберто задумчиво поднял глаза на расписной потолок.
--- Слушай сердце! --- еще раз повторил аббат Теодоро.

***
Осенний вечер принес сладкие воспоминания по давно ушедшим временам. Это чувство было редким для человека, старавшегося жить в настоящем отрезке времени и не жалеть ни о чем. Свежесть вечернего воздуха хранила в себе легкий морозец и обволакивала открытые участки тела: лицо, ступни и кисти рук. На окраине города было мало народа и только в окнах домов горели свечи. Изредка из окон доносились голоса, чаще лай и мяуканье. Ночь рассыпала свои драгоценные камни на темном сукне, и шорох деревьев доносился из леса. Днем разноцветные листья, игравшие между собой под покровом ночи, отлетали, падали, все как несколькими часами ранее.
Свет сменился тьмой, но Игра продолжалась.
Мысль о зарождении христианства в Египте, о чем монах прочитал в какой-то древней книге днем, не давала покоя, и в размышлениях монах шел по сумеречным улочкам.
Проходя через пустой рынок, он заметил знакомый силуэт и походку. Этот человек спешил и несильно заботился о сохранении своего инкогнито. Он оборачивался несколько раз, но лицо его невозможно было разглядеть. В надежде ошибиться монах проследовал за человеком в монашеской рясе. Пройдя рынок, ведущий и ведомый долго блуждали по узким улочкам, пока ведомый не остановился у окна на первом этаже. Постучав ровно четыре раза, ряса нырнула в отворившееся окно. Через неплотно запертое окно пробивался свет, а выпрыгнувшая из него кошка приоткрыла его еще шире.
Осмотревшись по сторонам и убедившись, что ни одна живая душа не видит его, совершавшего столь низкий поступок, Теодоро подкрался к окну и прислушался. Знакомый смешок, доносившийся с обратной стороны, развеял всякие сомнения. Подойдя к приоткрытому окну, аббат увидел чью-то голую спину, мелькающую между сворками. Несмотря на плохое зрение, ему был отчетливо виден Ламберто, в объятиях голой женщины. Подобно детям сатаны, они резвились и визжали. Ламберто, божественный музыкант, горел в огне собственной похоти, совершенно забыв или скорее пренебрегнув недавно данным обетом воздержания.   
Отпрянув от окна в ту же секунду, монах поспешил в аббатство, желая разоблачить послушника, посмевшего пренебречь законом.
«Теперь понятно, для чего ему понадобился браслет, который он украл на рынке, --- мысли сменялись одна другой. Он вспомнил, как монах украл браслет, вспомнил о пропаже одной из книг в библиотеке после посещения её Ламберто. --- Возможно, это и совпадение, но многократные совпадения, наводят на мысль о закономерности. Женщина, всего лишь женщина одурманила его. Хотя нет, это сатана, взяв женщину в заложницы, пытается овладеть душой гения и потом заставить играть сатанинские мелодии для себя и во имя себя».
Желание уличить порочного послушника в грехах вызывало гнев. Монах почти бежал в аббатство, представляя, как будет выглядеть разоблачение, что он будет говорить, как будет аргументировать выдвинутые против Ламберто обвинения и как грешнику будет стыдно. До аббатства оставалось совсем немного, но, не дойдя до назначенного места, в его голове зазвучала композиция, сыгранная Ламберто пару дней назад. Это было божественно. От этого посланного сверху намека он сел на ближайшую скамейку, согнул спину, поставив локти на бедра, и задумался.
«Все люди грешны, и надо искупать свои грехи, --- пришло на ум религиозному служителю. --- Ламберто искупает свои грехи божественной музыкой. Если бы не грехи, возможно, не было бы и этой музыки, дающей людям просветление и блаженство. Ламберто провел в аббатстве уже много времени, радуя прихожан своей божественной музыкой во время службы, и совершал мелкие грешки на протяжении этого времен, за которые даже и не собирался каяться. Пусть он грешен, но если свои грехи он готов искупать раздавая себя человечеству, надо прощать!»
Такова наша жизнь. Nitinur in vetitum semper, cupimusque negata;.
Поразмыслив над случившимся еще немного, он решил сделать вид, будто ничего не знает и не догадывается, но прежде он захотел познать душу Ламберто через второй подход, прибегнув к давним навыкам астрологии и нумерологии.
Найдя в церковной книге записи о дате рождения и полном имени, он записал их на листе бумаги и удалился в келью.
Уже была поздняя ночь и хотелось спать, но, помолившись, аббат все же сел за стол и открыл старую книгу. Под светом свечи глаза быстро бегали по нужным страницам, воскрешая в памяти необходимые знания. Взяв бумагу и перо, он начал делать расчеты и читать его характер.
Монах нарисовал мандалу и соединил нужные цифры стрелками. 
«Числовая мандала --- это индивидуальный рисунок судьбы человека. По ней можно определить изначальный путь человека, его сильные и слабые стороны, скрытые возможности, неприятные черты в характере, и как с ними бороться, и многое другое. Чем сложнее у человека жизненные ситуации и больше искушение, тем больше опыта он получает при их преодолении. А у Ламберто их должно быть, согласно моим расчетам, предостаточно», --- размышлял монах.
Закончив построение мандалы, он поднес рисунок к свече, чтобы лучше разглядеть результат.
«Так, линия будущего совсем не закрыта, как, впрочем, и у меня… Чрезмерное усиление точки номер девять говорит о склонности к обману и пьянству. Линия один-восемь, говорит об очень изменчивой судьбе: Господь может и помогать Ламберто, и позволять самостоятельно решать задачи. Углубленность седьмой точки говорит о коварстве. Ярко выражена линия творчества. Да, человек он очень творческий!»
Читая мандалу, он с каждой линией узнавал больше о музыканте. Закончив, аббат поднес бумагу к свече, и пламя схватило угол листа. Никто не должен был это увидеть!
За окном светила луна, ярко освещая вокруг себя небо. По ночному городу бегали бродячие псы, лая на запоздалых прохожих. Стаи животных бегали по мостовым и вдоль домов, стуча когтями и кидаясь на чужаков, посягнувших на их территорию. Часто тишину спящего города нарушали пронзительные визги, смешанные с лаем и жалобным завыванием.
Вздрагивая от каждого шороха, пробивавшегося сквозь чуткий полубредовый сон, Ламберто крутился на твердом полу. Неприятные его сознанию видения пугающе плыли перед внутренним взором, и струившийся пот ощущался через тонкую пелену сна, отчего ощущение раздвоенности только усиливалось. Он был так слаб, что едва смог протянуть руку и взять со стола крест, от которого только и оставалось ждать помощи. Ламберто был готов поверить всему, лишь бы ушла эта неумолимая болезнь, пожиравшая здравый ум и сжигавшая душу страшными образами. Приди сатана и предложи ему помощь, он бы не задумываясь принял её, продав душу. Все движения были неосознанны, словно повиновались условным рефлексам, дрожащими руками он вцепился в крест и прижал к груди распятого Иисуса. Так плохо ему не было никогда. Лежа в келье, музыкант понимал бредовым сознанием, что до утра помощи ждать не от кого.
Сон то одерживал верх, накрывая страдальца своим спокойствием, то уступал место мучительному бреду. До самого утра Ламберто бросало то в бред, то в чуткий болезненный сон. Ранним утром аббат решил проведать грешника и попытаться наставить на путь истинный. Постучав дважды, монах открыл дверь, и перед ним возник страшный образ лежавшего на спине Ламберто, прижимавшего к груди распятье. На бледном лице молодого человека все еще была отпечатана маска смерти, мучавшая его всю ночь. Лишенные жизни глаза обнажились под тяжелыми веками и покосились на вошедшего. В них отражались страдание и беспомощность.
Аббат встал на колени напротив Ламберто и положил одну руку на его бледный лоб, а второй накрыл кисти, сжимавшие распятье. Глазами, всю жизненную силу из которых высосала болезнь, Ламберто смотрел на монаха.
«Господь наказал его за грехи совершенные, --- подумал аббат, обратив внимание на высохшие губы грешника, покусанные и потрескавшиеся. --- Прости, Господи, грехи его, ибо не ведал он, что творил чуждые своей натуре поступки. Игрой он искупит грехи свои, только помилуй раба твоего, прошу тебя, Господи».
Сложив руки, аббат закрыл глаза и начал молиться за здравие сына Господня, крестясь после каждой молитвы. Забыв обо всем, множества раз повторял он молитву, снова и снова отдавая частичку себя Господу взамен выздоровления больного. Реальность перестала существовать для молившего, молитвы текли нескончаемым потоком, и только рука Ламберто, теребившая колено монаха, смогла остановить вошедшего в ритм божественного прошенца. Войдя в состояние, схожее с наступлением благодати, он ощущал только себя и Господа. Он не видел Бога, но чувствовал себя и Ламберто, окруженными Его Любовью. Ощущения были столь неповторимы, что не хотели отпускать, и только рука больно вернула его в реальность.   
--- Мне уже лучше, аббат Теодоро, --- тихонько сказал музыкант.
 Аббат открыл глаза и посмотрел на него. Бледное лицо порозовело, и глаза приобрели живой блеск.
--- Что случилось с тобой этой ночью? --- спросил монах.
--- Не знаю, --- ответил Ламберто, --- плохо себя почувствовал.
Руки монаха легли на голову больному, и Божественное озарение проникло в голову и грудь. Монах понял причину внезапного заболевания.
--- Научись прощать своих врагов! --- сказал он, глядя в глаза Ламберто. --- Когда ты хочешь им зла, ты делаешь хуже себе. Ведь зло всегда возвращается обратно. Следи за своими мыслями и поступками, а за злодеяниями твоих недругов проследит Бог и воздаст им по заслугам. Пусть тебя это не беспокоит! --- он не порицал больного, не корил, а сочувствовал, и это сочувствие было видно в глубоких глазах старца.
--- Я не понимаю Вас, аббат, --- выдавил Ламберто.
--- Это произошло около месяца назад, --- ответил монах, улавливая в груди правдивый вариант развернувшихся событий. --- Ты обозлился на кого-то и мысленно пожелал зла. Это произошло где-то в небольшом городке… Там были мужчина и женщина, не знаю, что они сделали, но поступили они подло, и ты, разгневавшись, проклял их. 
В памяти Ламберто возникли страшные воспоминания, от которых он пытался сбежать. Он вспомнил, как уставший вернулся в свой дом после работы, но, едва зайдя в дверь, понял, что ему там совсем не рады. Звуки, доносившиеся из спальни, застали врасплох, и, кинувшись туда, он увидел свою жену в объятьях лучшего друга. Закипевшая злоба охладела в одно мгновение, и руки опустились в опустошении. Выбежав из дома, обезумевший Ламберто бежал без оглядки, стараясь убежать от увиденного.
Не в силах смириться, он стыдливо покинул свой город в тот же день. Время шло, но обида на некогда самых близких людей не покидала его. В тот момент он лишился единственно близких людей и остался в одиночестве. Скитаясь между городами в поисках новой жизни, он перебивался попрошайничеством и воровством, пока отчаяние не взяло вверх и не привело к обрыву.
--- Чем мне замолить этот грех перед Господом?
--- Во-первых, покайся в своих поступках, а во-вторых, поставь в церкви семь свечей за здравие врагов твоих и помолись.
Услышанное казалось единственным спасением. Ламберто чувствовал себя лучше после молитв аббата и уже мог самостоятельно передвигаться. 
 --- Помогите мне подняться, пожалуйста, --- попросил Ламберто.
Аббат поднялся на ноги и помог встать Ламберто. Больного потрясывало, но аббат удержал его, и они медленно пошли в церковь. На улице было пасмурно и свежо. Листья падали с деревьев, стоявших на территории дворика, и летали у самой земли под дыханием ветерка. Накрапывал дождик, которого не было уже несколько месяцев. От свежего воздуха голову Ламберто закружило, и он, опершись на стену, перевел дыхание. Монах попросил послушников придержать больного и проводить в церковь, а сам пошел за свечами.
Тяжело далась Ламберто дорога до церковного зала, но, оказавшись в ней, доброта, шедшая от икон, даровала веру в собственные силы. Послушники подошли к иконе Девы Марии, придерживая больного, и, молясь, стали ждать аббата Теодоро.
Изображения с икон смотрели на Ламберто не отводя глаз, как это было в первый день их встречи, когда крылатые мальчики ставили под сомнение своим существованием его сознание. 
Аббат вернулся, держа в руке свечи, и, поджигая каждую из них поочереди, передавал их Ламберто. После зажжения первой свечи музыкант спросил: «А как правильно молиться о прощении своих врагов? Я не знаю такой молитвы».
--- Если не знаешь молитву, проси своими словами, но проси искренне, от всей души, --- ответил аббат.
Ламберто взял свечу и начал просить: «Господи, прости меня, что возненавидел людей, обидевших меня. Господи, прости их за тот бесчеловечный поступок. Я не сержусь на них. Пусть они будут здоровы и счастливы, пусть их сердца наполнят милосердие и сострадание».
Ламберто говорил это про себя, представляя, как его враги начинают жить счастливо, творя добро. Эти образы были будто посланы ему сверху.
Пока музыкант ставил свечи, раскаиваясь за свои мысли и моля Господа о здравии врагов своих, аббат стоял рядом и вполголоса молился вместе с Ламберто. Завершив молитвы и поставив все семь свечей, больной почувствовал себя значительно лучше.
Монах попросил послушников приглядывать за ним, а сам пошел делать утреннюю зарядку. Ламберто остался под сводами церкви.
Через несколько часов аббат застал Ламберто, стоявшего на коленях перед иконой все в том же церковном зале. Полузакрытые глаза бегали по строчкам молитвенника, а губы шептали молитвы. Странным образом сочетались в музыканте греховность и тяга к познанию Бога. Искренние вопросы о различии католичества и православия, телеме, гностицизме и вкладе этих наук в развитие людей, Боге смешивались со множеством не замоленных грехов.
Что же является причиной духовного метания? Внутреннее противоборство, или же всему причина неискренность и желание произвести приятное впечатление? Монах не знал. Вглядываясь в молившегося грешника, интуиция аббата молчала. Сцепленные пальцы рук, напряженная грудь ; все говорило об искренности Ламберто. Вчерашняя обида монаха ушла, и было приятно смотреть на молившегося, вставшего на истинный путь. Но другой вопрос терзал душу аббата: надолго ли хватит терпения мечущейся душе? На день, два, или сегодня же, с наступлением сумерек, он вновь пойдет грешить?
Долго стоял Ламберто, не шелохнувшись, сцепив руки и переводя взгляд с иконы, на молитвенник и обратно, но затем резко обернулся и посмотрел на монаха.
--- Зачем мы молимся на эти картины, называемые иконами? Ведь это похоже на идолопоклонение! Мы олицетворяем картины, называя их Богом, и в то же время говорим людям о житии Бога в Царстве Небесном! --- тихо сказал Ламберто.
Несмотря на тихий голос, слова неодобрительным эхом громко разразились в церкви. 
--- Это совсем разные вещи, --- еще тише ответил аббат, опасаясь гнева Господня. --- Иконы не есть Бог. На иконах Бог только изображен, и сделано это для простоты общения с ним. Идолопоклонники молятся куску материала в виде бога, и вид этих богов всегда разный, как и их имена. А на иконах с Христом всегда изображен один человек, и называют Его везде одинаково. Когда молящий смотрит на изображение Бога, он целенаправленно посылает молитвы именно ему. При помощи иконы, человеку лучше представить Господа.
Ламберто отвернулся и посмотрел на икону. С неё добрыми глазами, полными Любви и сочувствия, смотрел возносившийся в небо Христос, и мандорла; окружала его тело. Руки вновь невольно сцепились, и заученная молитва слетела с его губ.
Повсюду горели свечи, освещая иконы, пахло воском. Ламберто окончил читать молитву и, не поворачиваясь, спросил: «Аббат Теодоро, для чего мы живем?» --- и он, поднявшись с колен, подошел к аббату, взглянув в глубокие голубые глаза.
--- Грешно спрашивать о таких вещах. В том, что мы живем, есть заслуга Господа нашего, и разве можно в ней усомниться? --- тихонько произнес монах.
--- Я не сомневаюсь в его заслуге.
--- Сомневаешься. Если бы не было сомнений в твоей душе, ты бы не задавал такого вопроса.
--- Мне хочется знать суть нашего существования, чтобы решить, как мне жить, и убедиться в правильности выбранного мной решения.
Монах задумался. Сейчас от сказанных им слов зависят судьбы многих людей. В первую очередь, судьба Ламберто, а, кроме неё, множество душ, которые Ламберто сможет спасти своей игрой. Аббату предстояло сформулировать суть жизни Ламберто и каждого человека в отдельности в одном предложении. Мозг активно работал, предлагая разнообразные ответы, но не было среди них того, который бы лаконично ответил на столь значимый в жизни каждого человека вопрос. Монах продолжал молчать, одновременно ощущая, как в Ламберто закрадываются сомнения. В последний момент озарение осветило его разум.
--- Мы живем для себя, но истинно блажен тот, кто, осознавая это, старается жить для других, раздавая себя человечеству без остатка, --- монах говорил медленно, тоном выделяя наиболее значимые слова и вкладывая частичку себя в каждое произнесенное слово.
Слова монаха заставили музыканта задуматься. «А ведь аббат прав. Слишком эгоистично жить только ради себя. Нужно хотя бы пытаться делать для людей хорошее. Например, играть на органе, тем более, что это у меня хорошо получается. Неспроста я оказался в этом монастыре!» --- размышлял он.
В полной тишине, пропитанной запахом воска, стояли напротив друг друга две яркие противоположности, две стороны человеческой натуры, с древнейших времен шедших рука под руку. Именно от победы одной из сторон будет зависеть самый важный момент в существовании души --- метаморфоз сущности.
На протяжении всего жизненного периода аббат Теодоро в самых разных источниках, начиная с Библии и заканчивая эзотерическими и магическими науками, сталкивался с интереснейшим, но пугающим событием: страшным судом Божьим, Армагеддоном, апокалипсисом. Везде он назывался по-разному, но суть его не менялась. Судный день, когда по приказу Божьему будут подняты войска природы, и уничтожат природные катаклизмы всех грешников. Пытаясь найти этим событиям объяснения, он пополнял свою библиотеку еретическими книгами в течение десятилетий, время от времени возвращаясь к этому вопросу.
Месяц назад он решил собрать все данные воедино и вкратце суммировать полученный результат, проанализировать их схожесть и различия и вынести по ним собственное мнение. Два дня назад он закончил изучение последних материалов и сейчас, удовлетворенный общением с Ламберто, с трепетом разложил на столе краткие записи по каждому из источников, среди которых нашлось место выпискам из древнейших книг и коротких заметок, где даже не было имен авторов, из-под чьего пера они вышли в свет.
Для него, как ярого приверженца католицизма, полученная информация была неприемлема и вызывала только раздражение, однако где-то глубоко в душе он мог принять данные утверждения, ведь слишком много источников, совершенно не знакомых между собой, и расположенных друг от друга на огромном расстоянии и временном отрезке, сходились во мнении, не только о происходящих событиях, но и указывали на конкретную дату. Для аббата Теодоро самым главным фактором являлось то, что и астрономия, и математика, и знания язычников, то есть знания, полученные как научным путем, так и интравертным, говорили об одной и той же дате. Пусть они настаивают на различные варианты событий, но результат был одним, вне зависимости от предшествовавших вариантов.   
Мысль о Божьем суде не тревожила его. Даже если это и произойдет, то случиться этому суждено через много веков, когда его ноги не будут ступать по грешной земле. Его больше волновало настоящее, в котором люди ненавидели себе подобных, чужое горе грело сердце, а успехи вызывали зависть. Выйдя за ворота храма, старый монах медленно побрел в лес. Уставший от людей с их надменностью и высоким самолюбием, и людской суеты, он шел в объятья всегда верной человечеству природы.
«Миновали в историю тысячи лет с момента создания мира, а эта неотъемлемая часть всего сущего как стояла, так и стоит непоколебимо. Стоит скромно, не пытаясь выделиться перед человеческим созданием. Почему люди не могут принять простую истину: скромность должна найти и занять центральное место в сердцах и жизни… Хотя, возможно, именно с тем все и связано, что человеческая жизнь слишком коротка по сравнению с вечностью природы. Мы, люди, стремимся к самовыражению и пытаемся оставить после себя память для наших потомков, что и побуждает нас зачастую на бесчестные поступки. Если бы мы были вечны наряду с природой, разве потребовалось нам добиваться своих целей подлыми методами. Н да, было бы у людей время, они бы никуда не торопились и все делали бы по сердцу, голос которого не слышат в суете быстротечных дней…» --- мысли роились у него в голове.
Идя по городским улицам, он не мог не заметить встречавшееся на каждом шагу человеческое невежество: пьяные мужчины вышли из таверны, грязный бродяга лежал, положив голову на крыльцо дома, проститутка стояла, подпирая стену дома, и даже проходивший монах не смутил её. Аббат ускорил шаг и уже скоро был за пределами городской грязи.
Пахло вечерней свежестью. Палившее днем солнце уже было темно-оранжевого цвета и не обжигало. Птицы совсем недавно закончили напевать колыбельную своим птенцам, и лес был погружен в пронзительную тишину, нарушаемую лишь шуршанием травы под ногами.
«В очередной раз день сменяется ночью, а вскоре и ночь сменится днем. Все повторяется в нашем мире. Все подобно Уроборосу; образует замкнутый круг. Происходит это ни то от ограниченных возможностей нашего мира, ни то от того, что Создателю было лень создавать другие элементы реальности, и Он решил уже созданное замкнуть в кольцо. День сменяет ночь и наоборот, бодрствование сменяется сном и обратно, --- подумал монах, и неожиданный вопрос возник в его голове: А что, если и жизнь сменяется смертью, а затем вновь состояние смерти переходит в состояние жизни? Нет, этого не может быть! Бред! --- гнал он от себя эти мысли. --- Душа человека вечна, и вечность эта продолжается после смерти либо в раю, либо в аду. Невозможно повторное рождение! Есть ад, а есть рай, и каждому воздастся по заслугам. Бог справедлив, и никогда ноге грешника не встать на землю вновь».
В природной тишине монах подошел к обрыву, чтобы с его высоты любоваться закатом. Усевшись на самом юру, он устремил взгляд к горизонту и, позабыв обо всем, смотрел, как оранжевый диск солнца скрывался за возвышавшимися внизу деревьями.
Солнце село, и вскоре на его месте появилось множество звезд, составлявших созвездия. Он внимательно изучал их, вспоминая все, что ему удавалось найти в книгах об этих удивительных фрагментах природы.
На черном небе, с изумрудными звездами появился яркий объект, летевший почти над самым горизонтом. Объект значительно превосходил звезды по размерам, и цвет его был ярко оранжевым. По длинному хвосту аббат определил, что это комета. Сердце дрогнуло. Еще никогда за свою длинную жизнь он не видел ничего подобного, хотя неоднократно читал о них. В сознании людей комета ассоциировалась с Божественным предвестником дурных событий, и монах, испугавшись кары Божьей за свои грехи, или бездействие, что было одним и тем же, невольно съежился внутри, провожая взглядом уходившего гостя.
Внутри было некомфортно. Размышляя над хвостатым посланником, аббат откинулся на траву и уставился в звездное небо. Миллиарды звезд, словно соединенные невидимыми ниточками, висели прямо над ним, перед его глазами, образуя широкий путь, шедший через все небо. В это мгновение стих ветерок, листья перестали шуршать, и возникла чудеснейшая тишина. Сама природа успокаивала его и даровала умиротворение. Он лежал на траве и, осознавая, что ничего ему не страшно, смотрел в небо. Это могло длиться вечно! Ощущение единения и бесконечности соединись в одно непередаваемое чувство. Глаза не видели ничего вокруг, только звезды, словно он попал в самый центр космического пространства.
Вернувшись в келью, монах зажег свечи и подошел к столу. Была уже глубокая ночь, но время словно сжалось в пружину, заставляя завершать важные события. Сухими руками он слегка отодвинул его от стены и запустил руку в образовавшуюся щель. Немного поскрипев перстнем о заднюю часть стола, он нащупал книгу и достал её. Пыль лежала на ней толстым слоем, и аббат аккуратно провел по ней рукой, смахнув серый налет.
Положив все лежавшие на столе книги друг на друга, передвинув их на край стола и освободив места для работы, он сел на стул, положив книгу перед собой. Бережно, словно играя с ней, он протер её еще раз и только потом открыл первую страницу. Прямо за ней, между плотной коркой и первым листом, лежала небольшая стопка бумаг со сделанными на ней записями и рисунками, представлявшими только круги и квадраты.
Длинными худыми старческими пальцами монах медленно брал один лист за другим, освежая в памяти заметки и вспоминая, как и при каких мыслях были нарисованы на них фигуры. Так, медленно вспоминая весь процесс понимания геометрических образов, он дошел до последнего исписанного листа.
           Десять концентрических кругов, врисованных друг в друга. Десять квадратов, расположенных вокруг каждого из этих кругов со стороной, равной диаметру круга. Пятый круг и четвертый квадрат были ярко выделены, то же самое было и с девятым кругом и седьмым квадратом. Под указывающей на них стрелочкой было помечено «почти совершенная пропорция фи».
«И где же здесь находится наше сознание? Нет его здесь. Хотя не стоит делать поспешных выводов, несколько раз изучая эту науку, я уже ошибался, приходя к неверным выводам, в результате которых все приходилось начинать сначала… Пятый круг и четвертый квадрат --- первый уровень сознания. Девятый круг и седьмой квадрат --- третий уровень. А где же второй? Я не вижу на рисунке кругов и квадратов, сочетающихся между собой, которые бы приближались к пропорции фи. Как не было его раньше, так он не появился и не появится… Нет ни малейшей зацепки на переходный этап от первого уровня сознания ко второму… Может, это все бред? Очередная еретическая книга, созданная для одурманивая людей? Нет, он должен быть здесь. Моя интуиция не может меня обманывать…» 
Он поднял голову к потолку и увидел крест. Его концы смотрели на разные полюса: на север, юг, запад и восток.
«…Так, а что если мне промежуточный квадрат, ну, к примеру, пятый для начала начать вращать?»
Монах взял перо и начертил еще девять концентрических кругов под своим предыдущим рисунком. Каждый круг он вырисовывал медленно --- как это свойственно пожилым людям --- отмеривая каждый дюйм. Затем он нарисовал квадрат вокруг четвертого круга и квадрат вокруг седьмого. Дело оставалось за малым, и он начертил еще один квадрат вокруг пятого круга, но расположив его в форме ромба, повернув на сорок пять градусов. Таким образом, его углы отмеряли направления полюсов.
Сердце старого монаха застучало чаще. Осознание разгадки еще одного фрагмента большой тайны влетело в голову, и понимание озарило его. Перевернутый пятый квадрат и был тем связующим звеном, переходным этапом между первым и третьим уровнем сознания.
--- Браво! --- воскликнул монах.
«Пятый квадрат пересекает четвертый --- первый уровень, и касается седьмого --- третий уровень. Вот он-то и есть тот второй уровень сознания, то есть мы! Интуиция не подвела!» --- обрадовался монах.
Душевное удовлетворение слегка затмевала утомленность, и аббат заснул, едва лег на постель.
Грёзы посетили во сне старого монаха, подарившему всю жизнь служению Богу. Сон был настолько реален, что, проснувшись утром, ему захотелось вернуться в него и прожить там всю жизнь. Напевая веселый мотив, всегда серьезный аббат вышел из кельи. Осенняя утренняя прохлада окутала его и придала еще больше сил.
Маленький цветник ждал своего хозяина, и королевская лилия уже раскрыла свою чашечку после ночного сна, подставившись теплым лучам солнца. С улыбкой монах подошел к цветам, ощущая взаимную любовь, и пальцем провел по чашечкам, стараясь не поранить нежные лепестки растений. Он сел на колени и представил себя цветком, таким же красивым, как и остальные, росшие на клумбе. Ему было ново ощущение неподвижной живости и внутреннего равновесия. Прежде он всегда старался помогать людям проповедями или как-то еще, полагая, что это правильная активная позиция человеколюбия и доброй души.
Послышался цокот копыт по мостовой, приближавшийся к заднему входу в аббатство. Монах взглянул в небо, где падавшие разнородные листья облетали с деревьев. Природа преобразовывалась и готовилась к зиме. Радуясь приближению нового времени года, аббат пошел встречать ранних гостей.
По двору гуляли послушники и католические чины рангом пониже самого аббата. Чувствуя доброту, они улыбались и интересовались здоровьем. В открывшиеся ворота въехала лошадь, и высокий человек в католическом одеянии восседал верхом. Он был в окружении стражи, вооруженной мечами.
--- Приветствую Вас, --- улыбался монах.
Высокий человек на коне кивнул и оглядел собравшихся.
--- Кто здесь аббат Теодоро, написавший письмо в резиденцию высшего духовного руководства Вселенской Церкви, и органист? --- спросил он, осматривая стоявших монахов.
«Неужели этот знатный католик приехал в ответ на написанное письмо?» --- обрадовался аббат.
--- Аббат Теодоро --- это я, --- ответил он, выйдя немного вперед и скинул капюшон балахона с лица.
--- А я органист, --- услышал монах откуда-то из-за спин послушников.
Ламберто вышел к аббату, растолкав заслонявших его людей. От внезапно настигшей его болезни почти не осталось и следа. Он улыбался, и гордость распирала его изнутри. Аббат смотрел на него и не мог нарадоваться. Ламберто словно светился изнутри от счастья.
--- Вы обвиняетесь в ереси и занятии колдовством. Стража, схватить их! --- объявил человек в седле.
Монах стоял как вкопанный и не верил своим ушам, только улыбка исчезла с его лица. Происходящее казалось нереальным сном с немыслимым сюжетом. Изумленными, не осознающими происходящее глазами смотрел он, как стража спрыгнула со своих черных коней.
--- Это ты виноват! --- крикнул Ламберто монаху, когда ему заламывали руки за спину.
Монах понятия не имел, в чем его обвиняют, но желание сохранить жизнь Ламберто, заставляло оправдывать музыканта. Он был еще молод и хотел жить. Сознание не готово было принять новость о скорой кончине, и мысль о том, что жизнь может оборваться так скоро, была чужда.
--- Вы ошибаетесь! --- кричал монах. --- Он не виновен. Он ни о чем не знал. Это я один написал, --- твердил он снова и снова.
Страж больно схватили его по руку и повели в подземелье монастыря, в мрачные кельи, где иногда отбывали наказание ослушники. Уже несколько раз Ламберто мог побывать здесь за свои грехи, но аббат Теодоро всегда прощал талантливейшего музыканта. На вопросы и крики аббата никто из стражи не обращал внимания, когда волоком тащили его в подземелье, где и оставили на несколько часов.
Чувства удивления на действия инквизиции смешались с чувством обиды на несправедливость. Монаху было непонятно, за что его пытаются осудить и почему Ламберто должен страдать за письмо, не им написанное.
Монах сидел на каменном полу полупустой кельи, повесив голову, когда сквозь темноту и каменные стены пробились крики Ламберто из соседней камеры. Сердце старика содрогнулось. Но не из-за страха перед своим будущим, а за страх и стыд перед музыкантом. Свято веровавших в Бога аббат не понимал, за что с ними так поступают, а крики все продолжались, перерывами переходя в стоны. Он не мог слышать этих душераздирающих криков пытаемого Ламберто и прикрыл глаза, сдавив уши руками. Воспоминания прошлого пересилили страх перед будущим. Самое далекое прошлое развернулось перед его внутренним взором как на ладони. Для него не было настоящего и будущего. Он совсем забыл о страданиях, через которые сейчас проходил Ламберто. Как ни странно, но прошлое целиком и полностью поглотило его.
Родился Теодоро в беднейшей семье рыбака. Старый развалившийся дом возле моря, пропитанный всеми рыбными запахами, воскрес в памяти. Порванная сеть, висевшая вдоль него, хрупкая деревянная лодка --- все это вернуло его к тем несчастным дням начала длинной жизни. Четырехлетним мальчиком он долго стоял на берегу моря, всматриваясь в бушующую даль, из которой должен был появиться отец. Каждое утро он уходил в море на своей дряхлой лодчонке, добывая пропитание для  своей семьи. В редкие дни удачной ловли мать Теодоро ходила на рынок продавать пойманную рыбу, а на вырученные деньги покупала хлеб. В такие дни в полуразвалившемся, одиноко стоявшем на самом берегу доме был праздник.
Много часов простоял мальчик со своей матерью под проливным дождем, всматриваясь вдаль, но отца не было. Не приплыл он и на следующий день. Только спустя несколько дней мать нашла на берегу куски его старенькой лодки. С потерей отца пришли три с половиной голодных месяца. Отдавая все до последней крошки своему единственному ребенку, мать  не выдержала и умерла. Неделю четырехлетний мальчик жил совсем один, пока странствующий монах не забрел в его дом. Похоронив мать, странник взял мальчика на руки и забрал с собой в монастырь.
Стараясь убежать от пережитых потрясений, мальчик заинтересовался религией и с головой погрузился в неё. Приняв католицизм, он наизусть заучивал молитвы. Стоя на коленях, он произносил их снова и снова, изо дня в день, из месяца в месяц. Шли годы, и вера впитывалась все глубже, и искоренить её становилось все сложнее. Мнение о существовании двух точек зрения --- его и неправильной --- занимали в нем крепкое положение, так же, как и в головах всех религиозных фанатиков. Пропагандируя католицизм в обществе, он втягивал в религиозные лапы множество людей, желавших верить или найти помощь в решении своих земных проблем.
Абсолютно любому человеку необходимо во что-то верить. Без веры, и неважно во что, нет жизни. Будь то вера в Бога или многобожие, вера в технический прогресс или человека, вера в военную победу или мир, даже атеизм строится на вере в отсутствие Бога. 
Но сейчас Божественное осознание осенило монаха, и стали всплывать в памяти моменты, которые особенно ярко и навязчиво выходили на первый план и занимали главенствующее место на ладони воспоминаний. Эти события повторялись сотни раз за его длинную жизнь, и сейчас они соединились воедино, превратившись из разбросанных фрагментов мозаики в одну полную немыслимую картину. Очень часто, прочтя вечернюю молитву, он закрывал глаза и засыпал, но спустя время вставал и бродил по монастырю, навещая своих знакомых. Он выходил за пределы монастыря сквозь каменные стены и летал по домам спящих жителей городка, распугивая кошек и собак. Зачастую его полеты проходили над ночным лесом и озерами. Казавшийся далеким Космос мог быть с ним на равных, раскрывая секреты удаленных звезд. Но каждое утро, едва проснувшись, он бежал молиться Богу и просил избавить от этих проделок сатаны.
Слепая вера затмила проверенные знания. Он верил в то, во что ему говорили верить, а не в то, что подсказывала внутренняя сущность. Только по-настоящему полюбив природу и начав проводить с  ней много времени, он начал улавливать разногласия между внутренними чувствами и информацией, шедшей извне. Ощущение Бога вокруг себя преследовало его постоянно и полностью отвергало теорию существования Бога где-то еще, кроме сердца. Везде и во всем он чувствовал Божественное проявление. Он чувствовал единение со всеми цветами на своей маленькой клумбе, когда с любовью смотрел на них. Но как же он был ослеплен блеском красивых речей церковников еще в детстве!
Доносившиеся сквозь глухую пелену истошные вопли прекратились, и кто-то с обратной стороны повернул ключ в замке. Открылась дверь кельи, и вошел человек, обвинивший его в ереси, --- инквизитор, а вместе с ним были два стражника. Ряса и крест на груди палача казались абсурдными в сочетании с совершаемыми поступками.
--- Что же вы делаете? --- шепотом проговорил монах, глядя в глаза вошедшим. --- Ведь он ни в чем не виновен!
Обхватив руками свою лысую голову, он опустил глаза вниз, и слеза обиды, разочарования покатилась по щеке.
Помощники инквизитора с силой подняли его с пола и сорвали одежду. Совершенно нагим стоял он перед судьей-инквизитором, когда стражники крепко связывали руки и подвешивали на веревке к потолку. Еще ни разу за свои восемьдесят лет жизни ему не доводилось испытывать такого унижения. Первый удар в живот оказался болезненным. Кулак стражника ударил в область желудка, и острая боль волнами прокатилась по органам. Висевшее жилистое тело покачнулось и встретило еще один удар, от которого в голове помутилось, но аббат и сейчас не подал виду, что ему больно.
--- Аббат, Вы признаете себя виновным в сговоре с дьяволом, --- спросил судья.
Монах помотал головой.
--- Проверим. Если Вы невиновны, то дьявол не встанет на Вашу защиту, --- и помощник инквизитора еще раз больно ударил его.
Покачнувшись, аббат закрыл глаза и выдохнул от боли. Помутившимися глазами он смотрел, как его палачи ходят вокруг него и о чем-то разговаривают с судьей.
--- Нужно подтвердить фактами его причастность к дьяволу. Достаньте длинные иголки, --- голос инквизитора донесся до сознания монаха с опозданием, пробив слуховую завесу.
Несколько деревянных иголок появились в руке судьи, и он, подойдя к аббату, начал вгонять их в родимые пятна, которые нашел на обнаженном теле. Иголки больно пронзали кожу и проникали вглубь едва не до самых костей. Когда одна из них ломалась, палач доставал следующую, даже не удосужившись вытащить острый наконечник, загнанный в тело.
Зубы сжались, и кровь струилась из ран. Перенапряженное от истязаний, сознание исказилось, и Божественная музыка органа отчетливо зазвучала в голове сквозь накатившую звуковую пелену. Это были отголоски счастливых моментов, когда Ламберто играл в маленьком дворике аббатства. Божественные звуки затмевали боль. Казалось, Господь, отвернувшийся от своего сына, посвятившего служению Ему всю жизнь, облегчает страдания. Под дивные звуки органа старый монах перестал чувствовать боль и вскоре под них же потерял сознание.
--- Так, значит, Вы утверждаете, что органист невиновен? --- переспросил инквизитор, и аббат пришел в чувства.
Слова пробирались к монаху через плотную слуховую завесу. Музыка отошла на второй план, но по-прежнему звучала в голове.
--- Да, --- выдавил из себя монах.
--- Если бы он был невиновен, разве он признался бы в сговоре с дьяволом? --- со злой усмешкой ответил инквизитор, коршуном кружа вокруг израненной жертвы.
Etiam innocentes cogit mentiri dolor.;. Понимая, что Ламберто заставили оговорить себя под воздействием пыток, монах опустил голову и приготовился дальше принимать незаслуженное наказание. Хотя насколько оно было незаслуженным? Монах и сам понимал: не напиши он это письмо, музыкант так и продолжал бы радовать людей своей поистине выдающейся игрой на органе. Он продолжал бы дарить людям счастье и блаженство, а теперь…
--- Он сподвижник дьявола. Вы, аббат, можете так же сыграть на органе? --- спросил инквизитор.
--- Я нет. Но на него находит божественное вдохновение!
--- Как же сильно вы заблуждаетесь, аббат! --- раздраженно вспылил инквизитор. --- Вы видели еще людей, способных так же задурманивающе играть на органе? Я --- служитель церкви, и на меня Господь не посылает такого вдохновения! Почему? А я вам отвечу. Это не Господь управляет его рукой, а сам дьявол! Сам Велиар манипулирует умами людей через его сладостную игру, а вы ему способствуете в этом. Дьявол и вас искусил, только чем же?
Грустными измученными глазами аббат смотрел на этого божьего служителя, не веря своим ушам. Так и не согласившись признать ни одного вымышленного факта, ставившегося ему в вину, инквизитор признал аббата Теодоро виновным в пособничестве дьяволу и приговорил к смерти.
Сильный удар ногой в спину повалил на пол беспомощного старика. Он лежал на полу в бессознательном состоянии и не мог пошевелиться. Его, переломанного и едва живого, подняли и выволокли на площадь рядом с аббатством. Нагим Теодоро тащили мимо людей, не веривших в его виновность и знавших его всю жизнь как добрейшего человека, всегда помогавшего людям. Люди не верили, но молчали, трусливо соглашаясь с решением суда.
В центре площади стояло костровище с деревянным столбом посередине.
«Костровище уже готово. Что ж, осталось ждать совсем недолго. Пройдет несколько минут, и я узнаю, что там… Вот он, последний короткий отрезок моей долгой жизни. Сейчас уже можно увидеть его рубеж», --- помутненным от длительных пыток и побоев сознанием думал аббат Теодоро.
Его подвели к костровищу и, взгромоздив на него, крепко привязали к столбу веревками, больно сдавивших руки и грудь.
Ассоциации с Господом Богом Иисусом Христом пришли на замутненный ум: так же и он, только на площади в центре города, а не на Голгофе, и с высоты костровища, а не креста смотрел на собравшийся внизу народ. Пустые глаза скользили по лицам собравшихся и видели слезы. Но были среди стоявших и те, кто радовался его смерти. Ведь вместе с монахом сгорали и их, известные только ему, грехи. Все, что связывало монаха Теодоро с его жизнью, было перед ним. Тут и люди, которых он любил, тут и его родное аббатство с огромной библиотекой.
Головы людей одновременно повернулись в сторону от монаха, и аббат тоже взглянул туда. Стражник волочил изувеченного Ламберто. Он так же, как и монах был наг, а голова была принудительно брита, и лицо было таким же отрешенным, как и в день их встречи.  На его оголенном теле почти не было живого места. Музыкант поднял взгляд и с ненавистью посмотрел на монаха.
Ламберто привязали к тому же столбу, что и аббата. Они стояли спиной друг к другу, и музыкант боялся шевельнуться. Каждое движение причиняло дикую боль. Не сопротивляясь, он покорно стоял позади монаха, твердя что-то сквозь зубы.
«…Вот они --- мои последние дыхания прохладного воздуха, такого свежего и приятного, --- горестно размышлял монах. --- Почему же раньше не замечал я его? До чего прекрасна эта последняя осень. Белые пушистые облака так и будут плыть по синему небу. Они плыли задолго до моего рождения и будут плыть после моей смерти. Что за странная штука эта жизнь!? Почему мы начинаем замечать красоты и начинаем ценить то, что прежде не ценили, только понимая, что этого больше не увидим? Почему, когда у нас что-то есть, мы относимся к этому как к должному и не ценим? Почему так происходит? Почему сейчас, когда смерть дышит мне в лицо, я осознаю, как прекрасна жизнь? Только об одном я жалею, что так мало успел сделать! Как много дел я не доводил до конца в моей жизни, отсылая их на день следующий. И вот приходил тот следующий день, и я вновь переносил это на потом. Боже!!! Я ведь спал всю жизнь!!!»
--- Вы жили по чуждым церкви законам, совсем не тем, которые проповедовали сами. Вы еретики, прячущиеся под рясами монахов, и будете очищены от грехов огнем. Debita animadversione puniendum,;  --- завершил свою речь инквизитор и, обойдя с зажженным факелом костровище, разжег огонь со всех сторон. 
Факелы страшащим огнем горели в руках палачей, не щадивших ни женщин, ни детей, ни стариков. Для них все инакомыслящие были приравнены к ведьмам и колдунам. Пламя костра поднималось все выше, обжигая ноги монаха. Находившаяся под католическим игом Европа все больше и больше погружалась во мрак.
--- Боже, как горячо! --- шептал аббат Теодоро. --- Прощаю! Прощаю! Я всех вас прощаю! И вы простите меня, если сможете!
Несмотря на невыносимую боль, он из последних сил мысленно обратился к Богу с молитвенным воплем страдальческой души: «Господи, прости их за грехи эти тяжкие! Не дай им пройти через подобное!»
Поднимавшийся снизу жар охватил монаха, и стоило языкам пламени коснуться ног аббата, как старое тело не выдержало болевого шока. Оно было ослаблено, и вечная душа быстро оставила горевшее в огне тело. Кружа над поднимавшимся вверх пламенем, он смотрел, как молодой музыкант живьем сгорает на костре, предназначенном для еретиков и ведьм. Полное сил тело Ламберто сопротивлялось и стремилось к жизни. Он умирал в долгих мучениях. Отведя взгляд от своего горевшего тела, на которое монаху было неприятно смотреть, он взглянул на родное аббатство.
Очень скоро внутренняя сущность Ламберто выпорхнула, оставив умершее тело догорать на радость церковным служителям. Он был до предела возмущен и недоволен не то поступком монаха, не то действиями инквизиторов.
--- Ты посмотри, ведь мы живы! Смерти не существует! --- твердил ему монах.
Но аргумент остался без внимания, и, возможно, даже не приняв факт своей смерти, музыкант полетел куда то вверх, даже не поняв, как он передвигается.
Почему же так произошло? Кто проливает кровь под знаменем Христа? --- по-прежнему эти вопросы волновал Энлиля. Почему за его попытки донести правду и сделать человечество счастливее, его казнила «святая» инквизиция?
Не задерживаясь в подвешенном состоянии, Энлиль прыгнул в следующее тело.

***
Существуют три великих пути жизни. Путь монаха, воина и философа. Каждый из них по своему труден и прекрасен. Каждому человеку свойственен выбор одного из этих путей, и он должен двигаться по жизни придерживаясь его. Как правило, все свои жизни Энлиль шел путем воина. Однажды пройдя по жизни путем монаха и испив чашу «терпения» до дна, Энлиль зарекся впредь не жить на Земле по принципу «Ударили по одной щеке, подставь вторую». Вместо того, чтобы топить в Любви всю провокацию, он остался на своих прежних принципах: жестко парировать все нападки в свой адрес, отвечая грубостью на грубость.


Глава 7
Страна контрастов и внутреннего роста

За окном во всю бушевала зима 1542 года. Метель занесла дом знатного боярина Добролюбова Льва Кузьмича по самые окна. Сам боярин ходил по коридору взад-вперед, нервно заламывая руки. Ежеминутно он подбегал к двери спальни и, приложив к ней ухо, прислушивался к каждому шороху с другой стороны. Внутри велись какие-то приготовления, шум которых приглушался несколькими голосами. Нервозность съеживала душу и щекотала её своей неизвестностью. Пройдя в гостиную, боярин налил себе вина и, вернувшись к дверям спальни, сел на мягкий стул, стоявший рядом. Нервно крутя наполненную рюмку, он сделал два больших глотка, резким движением влив в себя горячительную жидкость, и встал. Подошел к двери. Прислушался. И пошел в направлении окна, находившегося в конце коридора.
Детский, режущий ухо крик раздался из комнаты. Подпрыгнув от неожиданности, Добролюбов замер на месте как вкопанный, боясь шевельнуться. Прошла минута, прежде чем он отбросил все свои страхи и сомнения и ворвался в спальню. Он вбежал в комнату и бросился к кровати жены. Она была измучена и тяжело дышала. Если уж он провел последние несколько часов в таком напряжении, что даже выпивка не могла снять нервозность, то каково же было ей, подумал он, видя её вспотевшее лицо.
--- Кто? --- криком спросил он повитуху.
--- Мальчик! --- ответила она.
Это заветное слово вошло в сознание, словно пробив невидимое препятствие, и яркой вспышкой радости осветило его.
--- Мальчик! Сын! Сын! У меня сын родился! --- закричал он и бросился целовать любимую жену, потом резко вскочил и начал с радостными криками прыгать вокруг её кровати, но неожиданно бросился к иконе, и молитва к Господу Богу вылетела из сердца.
Закончив молитву, он обернулся и увидел, что его сын спокойно лежит на руках жены.
--- А можно мне? --- спросил боярин неуверенно, подойдя к кровати.
Жена улыбнулась и протянула малыша.
Дрожащими руками он взял маленького сына и прижал к груди. Счастье его не знало границ. Спасибо, Господи! Зашептал он, когда слеза скатилась по его щеке.
--- Здоров? --- поинтересовался он у врача дрожащим голосом.
--- Совершенно! --- успокоили его в ответ.
--- Спасибо, спасибо, спасибо! --- прошептал он жене, протянув ребенка обратно, и принялся целовать её руки.
Тут дверь с шумом раскрылась, и топот нескольких пар ног остановился за его спиной.
--- У вас братик родился! --- радостно сказал боярин, не оборачиваясь к дочерям.
Софья, Валя, Маша, Наташа, Анна и самая младшая Настенька столпились вокруг кровати.
Боярин Добролюбов Лев Кузьмич отошел от кровати и сел в массивное мягкое кресло. В его душе ангелы пели сонмы.
--- Наконец-то хлопец родился! --- сказал он одному из докторов, крепко обхватив его руками.
Время бежало вперед вместе со стремительным ростом Васи, именно так боярин Лев Кузьмич и его жена Анна Михайловна назвали своего сына. Вася рос крупным, сильным мальчиком, с удовольствием учился письму, чтению, проявлял интерес к математике, астрономии и медицине. Он с большим удовольствием общался с людьми и умел хорошо ладить с ними. Среди его друзей были и мальчишки его сословий, и обычные крестьянские дети. Вася одинаково хорошо относился и к тем и другим  и не понимал причину косых взглядов дворян, приходивших в дом родителей, поскольку его мать и отец всегда с пониманием относились к его общению с крестьянскими детьми.
Среди многих друзей его был мальчик Андрей. Он был всего на несколько лет старше. Однажды дети играли в поле и Андрея стали обижать старшие мальчишки. Вася, разумеется, заступился за него, и с тех пор Андрюша постоянно следовал за Васей. Андрей так же, как и Вася, был сыном московского боярина. Вася чувствовал, что Андрей тянется к нему из-за чувства защищенности, когда они были вместе, так как всегда отличался особенно редкой для мальчика робостью характера. Даже время не меняло Андрея, и с возрастом к его трусости прибавились еще и расточительство, частые кутежи и походы к девушкам, чрезмерная любовь к выпивке и многое другое, в то время как Вася был бережлив и не позволял излишне себя баловать. Он видел тяжбу жизни многих других людей, и понимал, что его счастливая жизнь --- это больше исключение из правил, чем норма, и всегда с большим желанием помогал простым людям.
Отец Васи, Лев Кузьмич, постепенно готовил сына к государственно важным делам, и к тридцати годам, когда отцу было больше восьмидесяти лет, Василий вошел в круг, близкий к Иоанну IV Васильевичу, не забыв и своего друга детства, Андрея Игнатьевича.
Василий Львович был предан престолу, но не до такой степени, чтобы слепо выполнять все приказы, шедшие от царя. Образование позволяло видеть более полную картину какой-либо ситуации, и если он не был согласен с Иоанном IV, то всегда очень тактично пытался пустить ситуацию в правильное, на его взгляд, русло. Конечно, он производил самое благоприятное впечатление на царя и его семью, в связи с чем обрел немало завистников. Даже многие из тех, кому он помогал и считал своими хорошими товарищами, улыбались ему в лицо, а за спиной пускали самые нелепые слухи с целью, чтобы те дошли до самого Иоанна IV Васильевича.
Оказавшись в числе знатных дворян, Василий Львович помог многим своим товарищам из детства достичь каких бы то ни было успехов. Андрей Игнатьевич, например, был назначен в казну. 
Вот тут-то и окунулся во взрослую жизнь Вася, как говорится, --- с самой головой. Его всегда удивляло, как люди могут сочетать в себе так много противоречивых на первый взгляд черт в характере, но сейчас это удивление сменилось шоком, когда он на себе испытал двуликость человеческой натуры. Россия всегда была, есть и останется страной контрастов. В ней уживаются жестокость и благородство, кровожадность и Любовь к Богу. Нищета и голод крестьян идут рядом с шикарными, переходящими в помпезность пирами.
Во время одного из таких пиров, Василий Львович и познакомился со своей будущей женой Анастасией Абрамовной. Он не был сторонником пиршеств, но что то внутри заставило пойти именно в тот день на гуляния. Анастасия Абрамовна была на двенадцать лет младше его, но любовь вспыхнула между ними быстро и на всю жизнь. Тот пир сильно изменил жизнь Василия, добавив еще больше тепла и счастья в его жизнь. Он был безумно счастлив рядом с Анастасией и, понимая, что она та единственная, предложил ей руку. Та, в свою очередь, приняла приглашение, и очень скоро у Василия Львовича с Анастасией Абрамовной родилась дочь Варенька. А спустя три года Анастасия Абрамовна подарила мужу еще одну дочь, которую назвали Ольгой. Василий души не чаял в своей семье. Все свободное время он проводил с ними в своем поместье близ Москвы.
Но не всегда счастье сопутствовало семье боярина Добролюбова, и горе не обошло стороной Василия Львовича. Через два месяца после рождения второй дочери умер горячо любимый отец его, Лев Кузьмич, так и не успев понянчиться со второй дочерью единственного сына. Потеря любимого мужа подкосила Анну Михайловну, мать Васи, а после нескольких недель болезни и она отправилась навстречу Господу. Одно успокаивало Василия Львовича, что из-за старости, а не какого-нибудь недуга умерли его родители.
Потеряв родителей, Василию Львовичу показалось, что еще больше полюбил он своих дочерей. В каждом их поступке, в каждой взгляде узнавал он своих родителей.

***
Каменная кладка выглядела особенно серо и тоскливо в свете двух свечей, горевших за дверной решеткой. Ни лучика солнечного света не проникало в подземелье темницы, и невозможность определить время суток и час дня неприятным чувством надвигающегося сумасшествия давило на голову. Василий Львович прилагал большие усилия, чтобы оставаться в здравом уме, но сумасшествие упрямо давило на него эмоционально, продавливало стойкое упорство сознания, пытавшего бороться с ним, и порой подавляло трезвость ума. Одиночество и сбившийся внутренний ритм делали заключение в камере невыносимым. Изредка из одного угла камеры в коридор пробегали крысы, не обращая внимания на прислонившегося к стене узника. Все его общение с людьми за последний месяц сводилось к двум приходам в день охранника, приносившего еду. Зато сколько дум он передумал, сколько жизненных моментов вспомнил и проанализировал. Натянутые паутины в верхних углах темницы отражались, поблескивая в свете свечей. На сотни раз он шагами измерил камеру вдоль и поперек, разговаривая вслух с самим собой. Воспоминание об оставшейся семье больно терзало душу. Как они сейчас? Не болеют ли? Кто о них позаботится?
В очередной раз с болью в сердце вспомнив о своей семье, Василий Львович закрыл глаза и прислонил голову к каменной стене. Жалостливые стоны донеслись откуда то из глубин подземелья: это по приказу Григория Лукьяновича испытывали на прочность узников, являвшихся лишь подозреваемыми. Но у Василия Львовича не вызывало сомнений, что каждый из них окажется виновным уже через несколько десятков минут, признав себя в измене. Сквозь стоны послышались шаги в коридоре и бряцанье оков.
--- Еще один несчастный, --- подумал Василий Львович и сочувственно вздохнул. 
Шаги слышались все ближе и ближе, и Василий Львович поднял голову, ожидая появления идущих у своей двери. Ему хотелось рассмотреть лицо узника, быть может, он окажется его знакомым.
Страж и человек в кандалах, которого Василий Львович прежде не видел, оказались у дверей, и, остановившись, страж открыл решетку и втолкнул человека в камеру. Это был мужчина немногим старше его самого, с бородой и в грязной рваной одежде. Сейчас Добролюбов не мог разглядеть его лица из-за недостатка света, но точно знал, что не знаком с ним. Новый узник посмотрел на Василия Львовича и сел у противоположной стены, тяжело прислонившись к ней.
--- Я Николай Иванович, --- назвался узник после долго молчания.
--- Здесь ни к чему такая официальность, --- ответил Василий, и назвал свое имя.
Василий Львович был рад, что теперь будет не один и будет с кем поговорить. Сидевший напротив человек был внутренне опустошен, и Василий решил не начинать разговор первым, а позволил Николай Ивановичу прийти в чувство и самому начать разговор. Николай выглядел измученным, и Василий Львович догадывался, что ему еще не приходилось бывать на допросе у Григория Лукьяновича. Должно быть, его так же, как и Василия Львовича, вытащили прямо из дома, даже не предупредив, и, немного побив, доставили в темницу. В полутемноте и под душераздирающие крики долго сидели они молча. Ни слова не проронил больше Николай после того, как представился. Ему было тяжело. Чувствуя это, Василий Львович погрузился в воспоминая того, как оказался здесь.
Он не винил никого за свое отрешение от семьи. Множество факторов в одночасье сложились против него воедино и привели к заключению в темницу. И внезапная суровость и раздражительность царя, у которого произошло обострение мнительности и везде и во всем мерещились заговоры и измены, да такие, что никто не был уверен в завтрашнем дне, и настроение царя было для всех плахой и пряником. И зависть опричников, видевших теплое отношение царя к боярину, мешавшему всем им своей порядочностью. И многое другое.
В тот момент, когда приступы мнительности все чаще стали вселялись в душу Иоанна IV Васильевича, опричники и решили избавиться от Василия Львовича. Они видели, насколько теплые чувства питает царь-батюшка к этому порядочному человеку, и это стало причиной, по которой он впал в их немилость. Зависть --- самое опасное чувство, которое может овладеть человеком. Гложущее изнутри, оно толкает порой на самые мерзкие и низкие поступки. Выждав момент особенной мнительности царя, несколько людей обвинили друга Василия Львовича, Андрея Игнатьевича, в заговоре. Зная, каким слабым характером обладает Андрей Игнатьевич, они были уверены, что он во всем признается под тяжестью пыток и назовет своим сообщником Василия Львовича. Они не ошиблись. Схватившие Андрея Игнатьевича опричники так пытали его, что тот признался в том, чего не совершал. И не только признался, но и назвал имена всех своих знакомых и тех, о ком только слышал, только бы боль его прекратили. В числе первых был Василий Львович.
Недолго допрашивал Василия Григорий Лукьянович, а все больше по признанию Андрея Игнатьевича был вынесен приговор и назначена смерть. Иоанн IV был бы не сам, если бы не воспользовался случаем и не устроил показательную казнь, послужившую примером всем остальным. И пока невиновные люди сидели в подвалах темницы, европейские специалисты устанавливали специальные приспособления для казни. 
Этот месяц заключения в темнице заставил осознать ценность жизни и любовь к ней. Близость смерти помогла оценить важность неценимого прежде и вновь в своих воспоминаниях пережить прекрасные моменты прошлого. Только будущее пугало своей неизвестностью постсмертного существования, после определенной смерти. Все бы он сейчас отдал, кроме своей семьи, чтобы убежать из этого заточения и ощутить вкус и запах воли, ощутить беспечность и свободу. Погулять по лесу, ступая босыми ногами по земле, и касаться шероховатых стволов деревьев. Осознавая важность свободы, она в более ярких красках представлялась в его мысленных образах. Белые березки в лесу казались чище и белее, чем прежде, когда он видел их в жизни. Листочки на деревьях ярче, небо синее и глубже, ручей прозрачнее, чище и звучнее. Василий понял, что прежде, не до конца чувствовал природу, жизнь и не любил их, как то следовало. 
Страшные чувства безысходности и загнанности, преследовавшие его на протяжении двух первых недель, уже сменились обреченностью и спокойствием. Василий сам не знал, отчего так, ведь, казалось бы, он должен рвать и метать, пытаясь всеми правдами и неправдами сбежать из этого места, но не то несовершенность устройства окружающего мира, не то что-то еще давало смелость и желание встретить смерть с гордо поднятой головой, а не уподобляться жалкой крысе, пища и жалуясь на свою судьбу. Об одном он жалел и скучал --- о своей любимой семье. Он любил её всем своим большим сердцем и жалел, разве что о том, что не было у него сына, которого можно было воспитывать в духе русского воина. За все время, прожитое с любимой Анастасией Абрамовной, не было у них ссор и измен, а только большая чистая, ничем не запятнанная взаимная любовь. Ему было тяжело дышать без рук и глаз жены, засыпал он в тяжелых муках без её голоса. Все теплые чувства, которые способны испытывать любящие люди, были между Василием и Анастасией, оттого и нестерпимее была это разлука, и только чистая любовь отгоняла мысль о смирении со скорой смертью и заставляла помышлять о побеге.
Николай Иванович долго сидел у стены молча и не шевелясь. Теперь он смотрел на задумчивого Василия, но мысли его по-прежнему были связаны с собственным настоящим и будущим.
--- Как давно ты здесь? --- спросил Николай сочувственно.
--- Уже месяц или около того.
Николай тяжело вздохнул, и в теле появилась резкая слабость. Мысль о том, что придется здесь провести столько же, стала неожиданной и болезненной. Солома зашуршала, и серая крыса, выбежав из неё, беспрепятственно пробежала сквозь решетку.
--- Здесь только крысы могут свободно передвигаться и вольны выбирать любое направление движения. Совсем не как люди, --- сказал Василий.
--- Как я вижу, крысы здесь ценятся больше людей.
--- Верно. Ведь один вид всегда поможет себе подобным, --- и Василий посмотрел на собеседника.
Николай смотрел на него грустными глазами, прекрасно понимая, что хотел сказать Василий.
--- Как там наверху? --- спросил Василий. --- Ты был там совсем недавно. Конец Света, которого так боится наш царь, еще не наступил?
--- Смотря что подразумевать под Концом Света. Для многих он не наступит никогда, поскольку они и не видели никогда этого света, так что сравнивать не с чем. Вся их жизнь полна боли и издевательств, терпения и унижения.
Василий придвинулся к Николаю. Тот говорил словами близкими ему самому. Все слова Николая Ивановича были схожи с собственными мыслями Василия, и Добролюбов понял, что разговаривает с человеком чистой души. Создавалось впечатление, что они живут на одной невидимой волне восприятия мира.
--- Верно ты говоришь, Николай. Жизнь --- забавная штука! Сегодня она тебя по голове гладит, а завтра унизит.
--- Это еще хорошо, если человек познал приятные аспекты жизни, а не всю жизнь был даже для самого себя ниже грязи.
--- Знаешь ведь, как говорят: чем выше взлетишь, тем больнее упадешь. А какая боль человеку, не знавшему ничего хорошо от этой жизни? Так такому человеку любое небранное слово в его сторону за счастье будет.
--- И в твоих словах неоспоримая правда есть, Василь. Рушится наш мир и без помощи Конца Света, которого так ждет и боится царь наш. И видит Бог, не видать ему спасения в час тот, поскольку нет мира в сердце его, а движет им только желание выслужиться. Рушится наш мир не от Конца Света, а от конца человечности в людях, терпения и сострадания. Зачерствели сердца у большинства людей.
--- Верно ты говоришь. Любви даже между мужем и женой сейчас мало, --- Василий сам не понимал почему, но эмоции так и полились из него словами об отношениях в обществе и сложившихся стереотипах. --- В современном браке заключается больше несчастья, чем счастья. Я никогда не хотел, чтобы мой брак был браком по необходимости. Я всегда считал и считаю сейчас, что люди должны узнать друг друга лучше до свадьбы, пожив вместе какое-то время, а не хватать кота в мешке. А то очень часто бывает, что с виду девушка одна, такая вся мягкая, чуткая, а когда люди начинают жить вместе, она начинает предъявлять свои чрезмерные права на что-то, не в прямом смысле, а я имею в виду, что она пытается командовать в семье, контролировать мужа, хотя по большому счету её дело десятое. Весь её блеск сходит, а делать уже нечего, они муж и жена. Остается только подавать на развод. А зачем? Уж лучше не начинать. Разведись, так она начнет кричать на каждом углу, что ты её попортил, кому она теперь нужна. Решить, подходит человек или нет, можно, только пожив с ним какое-то время, а не упиваясь иллюзиями до сожительства. А уж если детишки от такого брака появились, то горе им, ведь выбора у таких детей только два: или воспитываться в неполной семье, или же нести на себе тяжелую ношу «связующего звена», объединяющего два ненавистных друг другу сердца и живущих вместе во вражде и по необходимости. Повезло мне в этом плане. Я сразу всем сердцем почувствовал, что моя Настенька, это та самая, --- Василий Львович говорил, а голос его дрожал, выдавая волнение.
--- Вижу, что любишь ты жену свою.
--- Да и как не любить-то, когда вокруг множество неприятных для лицезрения моментов, помогающих ценить нашу любовь. Есть у меня два ярчайших примера противоположности в браке. Один брак моего друга Андрея Игнатьевича, а второй --- Ивана Михайловича и его супруги Марии Федоровны. Так вот знаешь, вторые любят друг друга всю жизнь и до сих пор предаются сладостным мечтам, в которых нет места никому, кроме них. Однажды они были у нас в гостях и, засидевшись допоздна, остались ночевать. Я уже шел спать, когда услышал голоса в гостиной. Подошел, прислушался и понял, что это они разговаривают между собой в полной темноте. Они мечтали о Риме, как они живут в нем и радуются. Они описывали все в таких красках и мельчайших деталях, будто сами находились там в тот момент. Я так заслушался их рассказом, который длился добрых полчаса, что забыл о своей таинственности и едва себя не выдал.
Второй же пример --- это полная противоположность этому. Мне даже, вспоминая о нем, как-то неприятно на душе становится. Этот брак --- сплошные измены, и даже ссоры их были полны грубости и происходили на людях, что я считаю верхом неуважения к супругу. Вместо того,