А на Южном Небе не видно звезд

Илья Фрейдкин
А на южном небе не видно звезд,
И ветер бросает в лицо песок.
Дыханье плавит границы грез,
Капает дождь на строгий курок.


Вокруг было много лиц, и лишь одно знакомое, и то совсем слегка. Парень из пригорода Парижа, приехавший в Израиль, чтобы служить в танковых войсках. Оказалось, что он слишком близко принимал к сердцу даже малейший невзгоды и неуачи, чем и посадил свои нервы, тем самым лишив себя возможности служить в «крави» (боевые войска).

Кругом ни одного славянского профиля, сплошь евреи из Марокко, да совсем забывшие свои корни кавказцы. Иврит бил по ушам и казалось, что каждая буква вгрызалась в сознание и как бешеная собака терзала его, мотая головой.

Позже парочка «русских» все же обнаружилась, лица выдавали их наверняка, так что ошибиться было невозможно, не смотря на тот факт, что даже их имена звучали здесь на местный манер: Алекс, Роман (с ударением на о) и Мордыхай (Моти), который и вовсе отказывался разговаривать по-русски, заявляя, что он еврей.

Под бравые крики дамочек, которые были нашими командиршами, мы начали медленно загружаться в автобус на базу, где будет проходить курс молодого бойца с индексом 02. Настроение у всех было поганое, этот день так хотелось отсрочить еще ненадолго, но… двигатель ворчливо зашумел, а в отверстиях над сидениями зашумел ветер. Автобус лениво покатил прочь с базы под названием «Бакум» на юга, где и располагается большинство баз тиронута (КМБ).

На базу мы приехали лишь поздно вечером, и сразу же попали на самое интересное, воздушная тревога и вот кучка еще вчерашних гражданских ютится в импровизированном бомбоубежище. После мы узнаем, что привыкнуть можно даже к этому.

Не смотря на тяжелый день, разговоры в палатке не стихают еще очень долго, периодически под кем-нибудь подгибаются ножки раскладушки и с пронзительным грохотом и не менее пронзительными ругательствами в адрес мамы изобретателей таких вот кроватей жертва принимается наводить марафет. Подъем утром кажется плохой шуткой, но в сознании постепенно складываются воедино кусочки вчера, и вот ты уже дрожишь от холода, надевая форму и завязывая ботинки.

Были уже двадцатые числа декабря, и пока солнце не появлялось на горизонте, зуб отказывался попадать на зуб, однако появление небесного светила тоже не сулило нам ничего хорошего, т.к. спрятаться от него было практически негде, а палило оно не слабее, чем в дорогом солярии на максимуме, как результат обмороки стали для нас привычным делом, и дня не проходило без двух-трех «отключек» у каких-нибудь «счастливчиков».

В «учебке» (именно так называют тиронут в Российской Армии) хорошо быть не должно по определению, а потому уже на третий день еще вчерашние школьники начали пускать в ход, то кулаки, то слезы, то слезы как следствие пущенных в ход кулаков. Доставалось и нашим «командиршам», которые призвались на считанное количество месяцев раньше нас, естественно не физически, а морально. Нам от них тоже, естественно, доставалось, так и жили, ты мне, я тебе.

Ко второй неделе страсти поутихли, драчуны были отправлены на «губу», а с плаксами были проведены обстоятельные беседы. Казалось бы все пришло в норму, но не тут-то было…

Новый год как это обычно бывает в Израиле, подкрался неожиданно, и попал как назло на четверг. Выйти с базы тиронута хамшуш (в четверг) не позволительная для тирона (солдат-тиронута) роскошь, да еще и подлянку нам приготовила мэм-мэм (взводная), назначившая на 31 декабря стрельбища, которые пропускать очень нежелательно.

Идей о том, как выйти на Сильвестр было множество, к тому же ходили слухи, что стрельбища – это «утка», и на самом деле мы все выйдем, к тому же кто-то видел у мефакедет (командирша) в Facebook, что она 31-ого идет на какую-то там вечеринку в клуб. Этот кто-то сумел убедить в этом всех, и мы полным составом ждали распоряжения о том, что вот-вот отправимся домой. Тем не менее, во взводе велась обычная подготовка к стрельбищам, и мы должны были вот-вот выдвигаться, но судьба распорядилась по-своему.

База располагалась очень близко к Сектору Газа, а стрельбища и вовсе граничили с опасной зоной, а потому мало кто удивился, сообщению, что в районе митвахим (стрельбища) замечено два террориста.

Холодок от соседства с самыми настоящими террористами смешался с ликованием, что их отменят, а там уже и домой отпустить могут. Но на стрельбища нас все же погнали, позаботившись об охране из 5 человек.

Встреча нового года на подступах к Газе душу не грела, но выбора не было, а потому забравшись на один из холмов, я занял позицию и был поражен, внизу раскинулось безмятежное синее море, которому не было дела ни до террористов, ни нового года, ни до нас, ни до орудий хейль аяма (ВМФ), лениво долбивших по Газе.

Волны облизывали берег, ветер гнал белые гребешки пены, а солнце, заканчивая свое путешествие за день, освобождало небесную сцену для Луны. Волны подхватывали звуки выстрелов и разбивали их об скалы, оставляя лишь мерный шепот прибоя. На часах светились четыре нуля, а значит новый год уже наступил, отправив старый в анналы истории, с террористами, жаждущими пролить чужую кровь, с солдатами, жаждущими пролить кровь террористов, не пролив своей, со всей этой суетой на фоне синего моря и шума прибоя.

P.S.
Во время стрельбищ отсутствовал лишь один солдат, тот самый еврей Моти, по причине христианского вероисповедания, был отпущен домой на празднование христианского праздника Новый Год.