Ужасная смерть красной девы Марии

Лиля Зиль
               
Ворожея мне малахольная досталась. Нет, говорит, никакая ты не Мария, а Фатьма, и муж твой - Степан, а совсем не Ванька. Нагадала кликуша про воды черные, стаи вороньи, да лодки в воде утопленные. Я смеялась, незамужняя, ей не верила, блаженной, а права оказалась вещунья. Дорога в печаль стремительна, что река Дон по весне бурлящая. Год с того времени минул.
 
Отца зарубили казаки. По шалости руку тешили. Мне повелели, что  путь мой на Дон. Там прислужничать атаману стану. Тот до женского полу слаб, коли выпьет.

Авось мужем меня примет. В гневе лют атаман тот бесстрашный, врагам своим смерть сеет. Чуб верченый, зуб золоченный. Чубук прокуренный.

Зря сердечко мое колотилось. Стоеросовой дубиной показался, каланчою дозорной. Грудь веснушками ржавыми поганена. Во следах от ран исписана письменами темными, лихими.
 
Ковтуном у вора власы свалены, что трава в степи перепутаны. Чуб из-под шапки песок в глаза сыплет. Борода страшна космами, ну а  зубы - в гнилых дырьях.
 
Одежонка лохмотная тряпками. Смердит она рыбой и салом. На Руси  все караси да ерши донные. Не люб он мне!!!

Кошкою покликал, выгладил. Во усы смеялся, за платье трогал. Кость черная, рабская, а в мечтах уж голубит, владеет.

Постелила ему мягко да насупилась. Без ножа булатного, петуха красного и с судьбиною не замиришься. Свела нас злодейка, потому как  скука ей докучала. Видать, всё у нас здесь  порешится. Скоморошною потехою жизнь покажется.
 
Вспомнила, как без любви  маялась. Пугалась, что солнце жаркое во мне зародится. Узнавать себя спешила, грудь сдавливала да внизу под исподним поглаживала.

Ростки белу кожу нежной сажей покроют. Красен плод под лепестками скрыт. Там жилище души нерожденной, незачатою.

Вот пришел супостат Ванька, бражки хмельной дряннее. Пьяными ножками мучается, всё путаются. А в глазах восторг губящий.
 
- Свадебку опосля сыграем,- молвит.- Пока ж приноровимся любовно. Муж,- утешал,- пьяница - не беда, если  жонка того красавица…

Навалился, меня норовит сломать, что березку во поле стоящую. Косу девичью ухватил, к долу клонит. Облапил и всё грудь мою мнет ручищей мужицкой. Да меж ног, шайтан, в шароварах шарит. Знай, ищет в них что-то.
 
Думала я с хмельным сладить. Взяла оттолкнула скверну. Рысью проворной обернулась, что когти выпустила. Власы вверх задрала вороньими крылами. Да шипела смерчем как сто змей и ящериц разом.
   
Остыл, соколик, пообмяк. Нежданно видь ему. Тут и хмель резвеца повалил, о пол брякнулся. Я боялась, насмерть расшибся.
 
Всю ночку-то я не спала, на суженого любовалась. Храпел тот и корчился, дышал тяжко. Видать, соромное ему снилось. Да приметила сизый кол в ногах, из-под одежд древко, копьё до боя прилаженное. За него подержалась. Любопытство меня обуяло пред смертию суть жизни бабьей увидеть. Жилами полными свит камень тот яхонтовый.

Окоём был сиз  поутру, что немилого тайна. В неладен день наизнанку я платье надела. Канарейку из клети неубранной выпустила. Ты лети, пташка, во просторы русские, щебечи, птичка Божия. Там меня не забудь, пленницу, а за себя отвечу.

А на дворе, во шатрах, всё Ванька бражничал. Неразлучны пьяница да вина скляница. Одно веселие пить, и жизнь без него не жить. Кричал, пред дружками- товарищами пыжился. Бахвалился, ирод, что меня, девку, прошлой ночью с лихвой заладил.

Велик-то бог русский, да хмельной, видать. Потому земля у нас под ногами качается.
 
А вослед угрюму дню опять мучитель пожаловал. Измагался, насильничал, над болью моей смеялся. Украсть хотел, вор, что за злато купить негоже. Честь девичья моя - иных удальцов добыча. Не тебе белым телом моим холеным володеть, в забаве тешиться! Красу девичью не для тебя в букет собирала!  Голь перекатная, семя холопское! Шайки худой атаман нелепый!

Я ж, змея подколодная, одолею тебя. Возьму подлостью, в самое сердце ужалю.

- Ванечка, милой, наиграешься! Обожди, на ложе устроимся! Так сподручнее будет ласки тебе дарить,- я тогда забеспокоилась. И он осклабился, мне доверился. Несмышленыш, моего совета послушался.

- Хорошо, -  говорит, - мамка, коль по-доброму себя отдашь, сладим.  Не стану лютым зверем тебя насильничать.

Там на ложе, где прежних девок голубил, расслабился. На меня перегаром дохнул, взобрался. А потом умолил:

- Дай сисю!

Тут и я своего не упустила. Коленом ненавистнику изловчась угодила. Постаралась я, силу вложила, чтобы уд его дерзкий отбить.
 
Скрутился смердящий пёс. Скулил всё, потом жалился. Выл, голосил, стращал страхами.

-Ужо тебе! Погодь! Будет свадебка!

                * * *
… Утро слепое, белёсое.

Расписные челны приготовлены.
 
Команда бравая  бражников.

Сыты, пьяны.
 
Гульбой довольны.
 
Вот загадка моя  разгадана.

Черна Дон - вода.

Стаи вокруг вороньи.

Реки слез проливаю я.
               
Повадились атаманы красных девок топить…