А родись счастливой. Глава 31

Владимир Ионов 2
 
      Митрич пришёл чистенький, свежий, в новом костюме и рубашке апаш с отложным воротом. Рубашка, видать, едва ли не послевоенных времён, но хорошо подкрахмалена, чуть поблескивала от солнца и делала мужичка прямо пионером, только что откусившим совсем зелёное ещё яблоко. Серафима позвала Геннадия посоветоваться, где снимать беседу. Не в спальне же, а гостиная занята. Геннадий сразу предложил крыльцо: и фон прекрасный, и солнце уже подсвечивает не ярко. Посадили Митрича на одну лавку, Любу – на другую, чтобы не смотрелись они рядом. За Митричем виден был хороший задний план: часть дымящей бани и угол рубленого сарая, за которым темнела роща, подчёркивая не утраченную ещё свежесть построек.
      - Красивое у вас село, Аскольд Дмитриевич!- начала разговор Люба.- Кто-то очень умело его начинал. А давно ли это было? Сколько селу лет?- И ласково улыбнулась, чтобы подбодрить сжавшегося всем нутром Митрича.
      - Оно, считайте, ровесником Ленинграда будет. Значит уж далеко за двести лет ему. А первой усадьба строилась. И тоже каменная была. Не устояла, правда, в разные годы. Пожар случался в восемнадцатом году, да разбирали потом по кирпичику на всякие нужды. А красивая была усадьба! Я её на одной картине видел в музее. Сказка! По этой картине и строили новую. Кирпича нам, конечно, не отрядили столько. Уж на что Сокольников Анатолий Сафроныч ходовой мужчина был, это который… Ну, муж ваш, Любовь Андреевна… Это он вздумал обратно отстроить усадьбу… Так и пришлось рубить из дерева – его у нас вон сколько за рекой. Картину нам сюда, конечно, не выдали, а размеры снять архитектору для чертежа разрешили. Вот и получилось. Не всё, правда. Пруд ещё был большой. С островом любви, как у Нарышкиных. А наш-то Нарошкиным звался. Но тоже большой человек был. Последний-то  Нарошкин с князем Феликсом Юсуповым водился. В Питере жил. Говорили даже, что причастен был к смерти Распутина Григория, но достоверных данных на этот счёт у меня нет. Но похоже, дружили они крепко, и по пращурам ихним их так и звали – Юшка и Нарошка. Из татар они были все, что Юсуповы, что Нарышкины, что наш – Нарошкин. Ну, и военные, конечно, потомственные. Лейб-гвардейцы.
      - А кроме усадьбы, что ещё сохранялось в Нарошкине?- спросила Люба.
      - И в Нарошкине, и об Нарошкиных сохранялась память о школе, которую они держали для крестьянских детей. Ну, и храм, конечно, на том конце села высился. «Покрова Божьей Матери» звался. Но к самому селу не примыкал, поэтому село и не зовется Покровским. Разобрали тоже в тридцатые годы. Одно кладбище осталось… Вот тоже интересное дело. Земли у нас сплошь подзол, а кладбище, как нарошно, одна глина, причём, мокрая. Пласт её прямо к реке выходит. Раньше её там много брали для гудков, которые тут делали и возили на ярмарки. Почему их «нарошками» звали, общего мнения нет. Одни говорят, что по селу так звались гудки, другие по месту глины, дескать, как нарошно не песок, а глина под кладбищем, а некоторые и по назначению: это мол, не чистый голос селезня у гудка, а нарошный такой… И потом ещё эту глину мочить не надо. Помнёшь, и она даже капельки сама даёт. Целый промысел был на «нарошках». Потом всё погасло. Мол, хлеб надо выращивать, а не гудки ляпать. Так, бабки некоторые остались и теперь ляпают, только уж не гудки, а свистули разные.
      - И можно их у кого-то посмотреть?
      - А Зарина проводит, если надо… И в школе ещё на уроках труда девчонки иногда пробуют лепить…
      - Кто-то учит их этому?
      - Учительница молодая, второй год работает. Училась где-то у мастера. Она и посуду умеет вертеть на круге… Всё просит круг гончарный ей сделать. Никто чего-то не берётся из мужиков.
      - Ой! Я достану. У меня знакомые мастера есть,- пообещала Серафима.- Можно даже с электрическим приводом…
      - Спасибо скажем и за простой.
      Солнце ушло уже совсем в сторону, по лицу Митрича, итак не гладкому, легли тени, и Геннадий выключил камеру.
      - Надо или свет ставить, или оставлять разговор на завтра,- сказал он.
      В дверь, выходящую из дома на крыльцо, осторожно постучали. Митрич первым дотянулся до неё, приоткрыл. Там показался адвокат с журналом в руках.
      - Тысячу извинений. Не помешаю вашему занятию, если уведу Аскольда Дмитррриевича на маленький ррразговорррчик?
      - Валяйте, мы на сегодня закончили,- согласилась Серафима.
      - А к бабке за «нарошками» не пойдём разве?- спросил Митрич, завидев в руках Лазаря журнал с протоколами заседаний правления колхоза.
      - Завтра Зарина нас проводит,- сказала Люба.
      - А чего это Зарина завтра, если я могу сейчас отвести,- выговорил Митрич и как-то неловко стал отгораживаться от Лазаря Серафимой. Видно, почувствовал что-то за его «маленьким  разговорчиком».
      - Не люблю я съёмок со светом. Завтра и к бабкам, и к учительнице. Так что Аскольд Дмитриевич свободен на сегодня. Спасибо!- сказала Серафима не поняв его опасения перед Лазарем.
      Адвокат вышел на крыльцо, картинно подхватил Митрича под руку, но повёл не в дом, а на улицу, в сторону гаража. И там, крупно вышагивая рядом с нехотя плетущимся за ним мужичком, спросил: верно ли он понимает отсутствие в журнале некоторых страниц, как нежелание председателя сельхозартели Настёхина показать истинное решение правления колхоза об источниках финансирования строительства центрального объекта усадьбы бывшего помещика Нарошкина?
      - Не председатель я пока ещё, а исполняющий обязанности,- высвобождая руку из обхвата Лазаря, заговорил Митрич.- Про какое отсутствие страниц говорите, не соображу. Принёс, что было. А чего там нет, не знаю. Не в сейфах журналы держим, а в тумбочках стола. И кто там их читает, не особо нам интересно.
      - Понимаю. Положили и забыли! Может даже мышки съели бумагу. Бывает! Однако ж, знающие толк они у вас, если едят те листочки, которррые как ррраз и интеррресны Лазарррю Мовэ! Цитирую стррраницу семнадцать: «Осознавая факт нецелевого стррроительства, обязуюсь половину стоимости…» И далее идет стррраница девятнадцатая. А что обязался товарррищ  «пррред», как у вас написано, отсутствует… И что прррикажете думать старррому, больному адвокату, у которррого такой нетерррпеливый доверрритель?
      - Не мне же за него думать! Что хочет, то пусть и думает,- осторожно рассердился Митрич, понимая, что не уймёт этим интерес адвоката.
      - И мне не надо думать там, где ясно сказано: «обязуюсь половину стоимости…» Лазарррю Мовэ остаётся догадаться: «обязуюсь компенсирррровать из личных сррредств»… И вы, конечно, понимаете, что в этом случае скажет суд. Он скажет: «наследники могут иметь виды на эту половину», о чём и мечтает мой грррубый доверрритель. А если Лазарррь Мовэ дагадается сказать, что дальше могло быть: «обязуюсь половину стоимости пррривлечь со сторрроны», мы долго будем искать эту сторррону. Или копать бухгалтерррскую отчётность колхоза, не дай бог, тоже съеденную умными мышами…  Докопаться, как вы понимаете, можно до всего. Но вррремя! Вррремя! Великая категорррия! Почти, как пррростррранство… Так, что мы сейчас рррешим? Осчастливить наследников или будем искать умных мышек?
      - Откуда же у Сафроныча могли быть такие деньги, сами подумайте…
      - А это пррредмет отдельной дискуссии. Мой доверрритель уверрряет, что товарррищ Сокольников имел такое состояние, что мог вложить его не только в дом, но и около дома.
      - Вот уж чего не знал, так не знал!- остановился Митрич, как вкопанный и обвёл свободной рукой территорию дома приезжих.- Где тут чего искать? Никакой такой приметины не видно. Под липами где? В пруде бывшем? Под домом? Или перед баней? Стёпка Дурандин как-то говорил: «Давай перед баней под огород землю вспашем…» Может, тоже слыхал чего?
      - Это, уважаемый, ваш интерррес, ибо Гррражданский кодекс трррактует, что клад, откопанный в земле, безррраздельно пррринадлежит землевладельцу. То есть, как я понимаю, колхозу… Как его?
      - «Ударник»!
      - Вот и пррроявляйте ударррный интерррес! А я уверррю моего доверрритиеля, что здесь никакого гешефта по закону ему не будет. Пусть не грррубит старррым людям!
      - Интересная история!- проговорил Митрич, оглядывая ещё неприбранную, слежавшуюся под сошедшим снегом сивую прошлогоднюю траву.- Откуда у Дурандина интерес к огороду? Может, чего слыхал?... Или помогал даже, когда шеферил-то у Сафроныча… Ой, вряд ли! Уж если жена ничего не знала… Поминки, и те колхоз оплачивал…
      - Если вы это пррро Любовь Андррреевну, то крррасавицы ведь ветрррены.  Они своей внешностью богаты и поррртмане любовников, поверррьте моему опыту,- грустно пророкотал адвокат.
      … Пока оператор с шофёром убирали аппаратуру, пришла разопревшая в бане Зарина.
      - Готово там всё!- махнула она полной рукой в сторону бани.- Протоплено, промыто, веники запарены. Простыни в шкафу, квас на столе. Другого ничего нету. Разве что Митрич в столовой распорядится. Где он у вас, кстати?
      - Спасибо, Заринушка. Извини за хлопоты,- погладила её по горячему плечу Люба.
      - Мужичонку-то мово куды, говорю, услали? Али сам отчалил куда?
      - С адвокатом они куда-то отошли,- в один голос ответили Серафима с Любой и засмеялись: во, мол, как спелись.
      - Так. Как мы пойдём, кто первый – парни или мы?- спросила Серафима.
      - А вместе разве нельзя?- появился на крыльце Игорь.
      - Только если с Митричем ещё и с адвокатом,- ответила Люба.
      - Мой в субботу напаренный, хватит ему!- отрезала Зарина.
      - А Лазарь – вчера! И у него сердце слабое!- вставил Игорь.
      - Вот и дуй с парнями! А мы – потом, а то там, наверно,  очень жарко пока,- предложила Люба.
      - С парнями мы, обычно, в футбол гоняем. А веничком стегаем девушек,- подмигнул ей Игорь.
      - Обойдёшься!
      - Ну, что это? Я и на первый пар с удовольствием!- сказала Серафима и подвинула Любу от подступившего к ней Игоря.- А ты тогда - с нашими.
      - Да? Сухой бы корочкой питался?- пропел Игорь.- Спасибо, я уже ужинал! Лазарь мой где? Просил кино ему включить. Заходите после баньки,  получите море удовольствия!
      - Мы тоже жирной бараниной не питаемся. И кино кажем только на заказ,- с сожалением сказала Серафима.