Наверное, у каждого в голове есть такой музей, где хранятся не воспоминания о событиях, а картинки прошлого. Хранятся абы как, подобно экспозиции провинциального краеведческого, где рядом с чучелом медведя устроились глиняные черепки с раскопок в старой крепости, и тут же - скучный городской пейзаж маслом художника-самоучки. В такой музей любила ходить в детстве, каждый раз заново цепенея от стеклянного взгляда головы кабана на стене и дивясь крошечному чучелку синички, водруженному на высоченную горку сухих насекомых. Эта, как теперь бы сказали, инсталляция, показывала, сколь много вредителей сельского хозяйства уничтожает крохотная птичка за… не помню уже теперь, за какой срок.
Я родилась в 1957 году. Сегодня наступил 2011-ый.
Вроде бы, не такая уж и старая, а поглядев вокруг, вижу, как изменился быт. И поэтому копаюсь в запасниках своей памяти. Может быть, кому-то будет интересно вспомнить детство, а кому-то, эти детали пригодятся для исторического романа.
Я выросла в небольшом городе районного значения, как тогда говорили. Семья наша жила в четырехэтажном кирпичном доме, на главной улице, называвшейся, как во многих городах тогда, проспектом Ленина. Имени проспекта она заслуживала в самом деле: широкая, с двумя рядами лип, хорошими домами послевоенной постройки (в Великую Отечественную войну город был полностью разрушен), мостом через реку с чугунными украшениями и самыми большими магазинами.
Дом обычный, городской, еще с высокими потолками, с водопроводом, канализацией. Но в кухнях - печи, топившиеся дровами, небольшие, плоские такие, непохожие на русские печки в деревнях. Предполагалось, что на этих печках жильцы будут готовить еду. Не было бытового газа, а электрические плиты редко использовали. Тогдашняя электрическая плитка представляла собой керамический круг с уложенной в пазы открытой металлической спиралью. Никакой регуляции нагрева не было предусмотрено, спираль часто перегорала. Но, конечно, повседневно плиты, топившиеся дровами, никто для приготовления еды не использовал. Слишком трудно было в городе закупить дрова, да и дорого. Поэтому печи топили, когда становилось совсем холодно, и парового отопления не хватало (батареи в доме были, и котельная, топившаяся углем и извергавшая черный дым, во дворе соседнего дома). Вся семья тогда собиралась в довольно большой кухне и грелась.
А бывали вечера, когда мама работала, и мы вдвоем с бабушкой грелись возле печки. Иногда бабушка вспоминала детство.
Она родилась в 1904году в семье эстонцев-хуторян, живших в
Петербургской губернии. Семья имела жила почти что натуральным
хозяйством. Не было в ее речи никаких особых деревенских словечек или поговорок.
До 12 лет бабушка плохо говорила по-русски. В семье разговаривали
по-эстонски, а русскому языку она выучилась в приходской школе, когда
перед лютеранской конфирмацией все дети, и мальчики и девочки, должны
были обучиться грамоте, причем русской, началам арифметики и
естественно, катехизису. Бабушка всегда говорила очень четким,
грамотным, литературным языком, мне казалось, что рассказывает она по-книжному. Ничего удивительного, ведь она работала учительницей
начальных классов, затем инспектором районного отдела народного
образования, и даже цензором районной газеты.
Тишина….Только потрескивают дрова в печи. Детская память впитывает были-былички, кажущиеся почти сказкой.
«Семья была большая, дружно трудилась в своем хозяйстве, батраков не
имели, жили не бедно, но просто. Летом дети босиком бегали, зимой в
валенках. Пряли шерсть, лен, шерсть от своих овечек, лен сами
выращивали, дергали, мяли. Семена везли на маслобойку, получалось
масло льняное. Коров было несколько. С пяти примерно лет я пасла
стадо. Однажды хороший такой летний день был, коровы довольные траву щипали, а я даже землянику начала собирать в торбочку из ивовой коры. Ягоды носили в поместье, чтобы продать. И вдруг, откуда ни возьмись, наползла на солнце черная туча и повалил густой лохматый снег прямо на зелень, на цветы. Коровы испугались, замычали, а снег все падал и падал, и таять не успевал. Я тоже испугалась, не знала, что и делать. Зотела даже домой стадо гнать. Но ветер унес тучу, выглянуло солнце и снег растаял очень быстро, как не бывало. Остался мокрый луг, как после дождя.»
«Зимой все ходили в валенках, а весной в них тяжело и сыро. С младшей сестрой я выбежала на солнце, и пустились мы по снегу босичком наперегонки. На нагретых солнцем проталинах останавливались и бежали дальше. И на одной из проталин увидели двух свившихся вместе гадюк, черную и серую. Змеи грелись на солнышке, набирались сил после зимы. Тут уж бросились мы с сестренкой со всех ног домой, и рады были, что не наступили на змей.»
«Зимой в лютый мороз волки разворошили соломенную крышу хлева и забрались в овчарню. Собаки залаяли, отец со старшими братьями побежали с ружьем и вилами спасать овец. Дверь отворили, а волки бросились через крышу обратно на улицу, а некоторые мимо людей промчались стрелой в дверь. И каждый зверь еще и овцу тащил. По всей овчарне лежали зарезанные овцы. Волки ведь такие, погубят больше, чем смогут унести. Побежали отец и братья по глубокому снегу за волчьей стаей. Но разве догонишь хищников. По дороге нашли еще брошенных мертвых овец, а волков убить не удалось. Большой убыток серые разбойники принесли.»
Рассказывала бабушка и про нападение разбойников на хутор. Бабушка сама не была свидетелем, жила в дальней деревне, училась в земской школе.
« Зимним днем отец и старший брат уехали на ярмарку, должны были вернуться назавтра. Мать, младший брат и маленькая сестренка остались в доме одни. Ворвались в дом трое разбойников. Мать бросилась на чердак, распахнула чердачное окно, зажгла керосиновый фонарь и принялась размахивать фонарем и звать на помощь. Вдруг кто-нибудь проедет по дороге и услышит. Брат Карл выскочил в окно как был и побежал в ближайший хутор за подмогой. разбойники принялись шарить в сундуках, искали деньги. Маленькая сестренка проснулась, ухватила сковородку и давай разбойника изо всей детской силенки по спине колотить. Но они ее не тронули, оттолкнули только, и испугавшись криков с чердака матери, да и не найдя в сундуках денег, похватали кое- что из вещей и убежали.»
И про ученье в земской школе был рассказ:
«После приходской школы, пройдя конфирмацию, я, двенадцати лет девчонка, захотела учиться дальше. Мечтала сама стать учительницей. Решительно принялась просить отца, чтобы он отпустил в земскую школу в дальнюю деревню. Отец сперва ни в какую, мол, зачем это, девочке надо по хозяйству все уметь и готовиться замуж. Я плакала три дня на печи, а сестренка Лида вместе со мной. Отец, наконец, согласился и даже повез меня на лошади в деревню, где была школа, дал картошки, круп, и муки, чтобы кормиться и уплатить бабке, которая брала меня на жительство к себе в избу. Стала я учиться. Больше всего нравились уроки естествознания. Чего только учитель не рассказывал, и опыты с электричеством показывал, и рассказывал, отчего гром и молния, и про дальние страны, и как земля кружится вокруг Солнца, и про другие планеты, и отчего бывают болезни. А священник, учивший закону божьему, все по старинке, дескать, гром грешников убивает, и адом пугал, и все болезни, дескать от бога, а знать, как в природе все устроено, не надо. С этого-то и начались размышления. Стала я задумываться и пришла к мысли, что учитель естествознания все гораздо лучше объясняет, чем священник, и на вопросы отвечает подробно, а если что-нибудь спросишь, чего он не знает, так и скажет: - Наука пока этого не установила, но все еще впереди.
А священник, стоит только спросить что-нибудь, только браниться, да пугает. А может быть, он и ответов не знает? А может быть, и бога нет?
И в таких-то сомнениях возвращалась однажды я домой на воскресенье. Дорога неблизкая, и подвезти в тот день оказалось некому. Дорога пролегала мимо Чертова камня. Камень этот видом напоминал лежанку, даже с возвышением вроде подушки, и на нем кто-то выбил крест. Говорили, что давным-давно один мужик, выпив в Рождество, возвращался с деревенской гулянки к себе на хутор, а дни стояли морозные. Он заблудился и принял спьяну камень за домашнюю лежанку, уснул и замерз. А был он беспутный мужичонка, гуляка и лодырь, поэтому говорили, что его черт прямо в ад утащил. И еще говорили, что возле этого камня «чудится». Иду я, и страшно мне, боюсь, что и меня черт в ад утащит, потому что я про бога думаю, что его нет. Вот уже и Чертов камень виднеется в сумерках. И тут как заохает, как захохочет в лесу! Я изо всех сил пустилась бежать. Дома отец удивился, что это со мной, чего испугалась. А я стала рассказывать, что возле Чертова камня, наверное, сидит черт, так жутко смеется и охает. Отец расхохотался и объяснил: - Ты что, не знаешь, что тут в лесу филин поселился, и хохочет, и охает. А ты, глупая, подумала, черт.»
И про гражданскую войну:
«В гражданскую войну хутор наш не трогали, потому что один из братьев служил у белых, а другой у красных. Но белые затребовали лошадь с телегой. Кому идти? Братья на войне, старшая сестра замужем в другой деревне, выпало идти мне, девчонке четырнадцати лет. Если не пойдешь, так лошадь и телегу уже не возвратишь. Пришлось мне ехать, возить и снаряды, и патроны, и все, что прикажут. В обозе - женщины постарше. Один только парень молодой оказался, чуть постарше меня. неприятный, заносчивый, поповский сынок, все пытался за мной ухаживать. А мне он совсем не нравился. Раз пообещала ему ягод насыпать в фуражку, а сама набрала конского навоза, да и подала ему. Он разозлился, но ударить не посмел. Женщины ему бы этого не спустили. Страшно было, и под обстрелом и просто страшно, а что делать. Но хуже всего пришлось, когда белые переправились через реку, а там красные уже ждали, завязался бой. Красные стали теснить белых, началось отступление, неразбериха, обоз наш бросили. Стрельба была нешуточная, а нам надо на другой берег, обратно, к своим домам. В темноте, под огнем с трудом отыскали брод. Кое-как заставили лошадей войти в воду. А брод легко было потерять. Так бы я и утонула, вместе с телегой и лошадью. Спасибо женщине одной, она схватила топор и перерубила постромки. Лошадь, освободившись, поплыла, и я выплыла, держась за ее шею. Так и вернулась верхом домой, без телеги. Родные рады были, что хоть жива осталась и лошадь вернула.»
Да, возвращаясь к плите. Дрова закупали осенью, сбрасывали в подвал через люк и хранили в сарае. Это было хлопотно, нужно было и найти, где из купить, и нанять машину. Но как приятно было зимним морозным вечером сидеть в кухне и иногда, когда подкладывали полешко, смотреть на огонь.
Готовили повседневно на керосинке. Тут можно было, в отличие от электроплитки, регулировать жар, подкручивая фитили. Керосин продавали со специальной машины, которая приезжала по определенным дням. Его наливали из шланга в мерку, а потом через воронку – по жестяным посудинам покупателей.
А еще плиту топили под праздники, чтобы испечь пироги. Пироги пекла бабушка на тонких противнях, большие, обычно с капустой и бруснично-яблочным вареньем. Брусника была дешева, вокруг города - болота и боры. Эту ягоду покупали на рынке осенью и варили из нее варенье с яблоками или готовили моченую бруснику: ягоды заливали в больших банках рассолом, содержавшем сахар, чуть-чуть соли, корицу и гвоздику. Банки плотно завязывали пергаментной бумагой в несколько слоев, а позже, когда появились крышки из полиэтилена, закрывали этими крышками, и уносили в подвал.
Подвал… В нем для каждой квартиры был предусмотрен сарай. Простой такой, из досок. В сараях хранили картошку, соленья, варенья, запас дров. В подвале полагались электрические лампочки, но они часто перегорали или их разбивали хулиганы. Страшно бывало идти в этот подвал даже с мамой, не то, что одной. Хотя одну меня туда посылали уже в старшем возрасте. Возле люка на улицу, который использовали для скидывания в подвал привезенных дров, было место сбора дворовых хулиганов. Они приносили дощатые ящики, разводили костер и даже жарили голубей. Перышки оставались. Периодически, в дни субботников, жители выносили всю эту грязь наверх, к мусорным ящикам. Удивительно, что ни разу от этих развлечений в подвале не случилось пожара, а заливы из канализации (на первом этаже был большой продуктовый магазин) случались довольно часто. Тогда приходилось идти в сарай и наводить там порядок. Продукты и даже картошку ставили на высокие полки, чтобы сохранить от таких случаев. А еще в подвале жили крысы. Их ловили в крысоловки.
Подвал был большим подспорьем в домашнем хозяйстве, и картошку по осени можно было дешево купить, и соленья каждая хозяйка готовила. Домашние холодильники появились где-то в начале 60-х годов, и были доступны не для всех. Мама почти сразу, как они появились в продаже, купила холодильник «Ока», пузатый, реле у него часто ломалось, и морозилка маленькая. А до него зимой мясо и сало вывешивали в прочной сумке за окно, чтобы не съели синицы.
Двойные оконные рамы были устроены так, что открывались по отдельности. Между ними в холодное время года хранили молоко, простоквашу, масло, другие продукты. А в частных домах существовал обычай размещать в этом пространстве вату или паклю и украшать это дополнительное утепление детскими игрушками и безделушками.
Молоко в течение нескольких лет приносила молочница, в городе был большой частный сектор, и многие держали коров. Пожилая женщина в определенные дни обходила своих постоянных покупателей. Молоко кипятили. О, эта пенка, противная, жесткая, жирная, почему-то обязательно полагалось пить молоко теплым и съесть ее. Наверное, потому, что тогда мысль о том, что можно выбросить какие-то продукты, и в голову не приходила. Часть молока не кипятили, ставили на простоквашу, из нее готовили творог.
Мяса ели немного, его чаще покупали на рынке, свинина продавалась с необычайно толстым слоем жира. В магазине свинина и говядина появлялись нечасто, приходилось стоять в очереди, чтобы купить. Продавали синих кур и цыплят (тогда не знали современных средств для придания птице товарного вида) и довольно часто уток. Утки были самыми дешевыми, но тоже довольно жирными.
Осенью из пригородного колхоза привозили прудовых карпов. Рыбы сидели в огромном аквариуме, и в течение нескольких недель их продолжали привозить взамен распроданных. Покупали по многу, не только, чтобы съесть сразу, но и для засола и вяления.
Мое детство прошло в сытое время. Хотя трудности с «доставанием» продуктов помню хорошо. Яйца, мясо, мука и даже многие крупы продавались не каждый день. Было такое выражение : «В магазине муку «выбросили». Эти забытые теперь словечки по отношению к продуктам или вещам - «выбросили» ( в смысле, в магазине появилось что-то, что бывало в продаже редко, чаще всего к какому-нибудь празднику), «достать» ( вместо купить), «по блату» являли собой часть тогдашнего быта.
Никаких овощей тепличных тогда не выращивали. Вообще еда была довольно простой, незатейливой, но здоровой. И очень по сезону. Яблок осенью ели от пуза, в городе у каждого частного дома имелся сад, яблоки были дешевы. Летом огурцы и помидоры с тех же приусадебных участков, ни кабачков, ни цветной капусты, ни разных салатов не выращивали. Укроп, зеленый луп, сельдерей- все это выращивалось на участках возле домов того же самого частного сектора и довольно дешево продавалось на рынке. Горожане с удовольствием ездили в окрестные леса, собирали грибы, землянику, чернику, особенно бруснику и клюкву. Смородина, крыжовник, клубника стали массово выращиваться позже, уже в начале 70-х, когда началось «дачное движение».
Зимой - квашеная капуста, соленые огурцы и грибы составляли важный компонент меню.
Молоко в магазинах было, но от частников - вкуснее и не дороже. Долгое время многие горожане на окраинах держали коров. Творог – тоже с рынка или самодельный. Сыра местная фабрика вырабатывала два вида – голландский и российский, но чаще покупали колбасный, он - дешевле. Колбасы было два вида копченой, «краковская» и «московская», посуше и подороже, для праздников, и вареной два виде, «докторская», без жира и «любительская», с жиром. Сардельки и сосиски, так же как и колбасы продавали не каждый день. С мясными продуктами всегда были сложности. На рынке – дорого, покупали телятину на буженину к празднику, сало. В магазинах за мясными продуктами требовалось стоять в очереди, причем ограничен был «отпуск в одни руки». Также непросто было купить такую простую вещь, как яйца. Их привозили нечасто, в больших ящиках, перестеленные стружками, продавали по два десятка в руки. Старушки со двора стояли в этой очереди, и старались заманить детей, игравших во дворе, не только своих, чтобы подошли к моменту подхода к прилавку: дескать, я не одна, с ребенком, мне четыре десятка. Так и снабжали семью. То же было и в других очередях, поэтому очередь становилась знакомой с раннего детства. Вот сахара, конфет, шоколада было полно. Но конфеты и шоколад покупали нечасто, к праздникам или с получки, дорого.
Главным угощением на любой праздник были пироги. С капустой, с вареньем, с рисом и мясным фаршем. Иногда готовили буженину – специальным образом отваренную в пряностях телятину.
Еще одним видом праздничной еды был холодец или студень. Для него заранее покупали на базаре свиную голову, говяжьи и свиные ноги, варили долго, в большой кастрюле. Запах шел по всей кухне. Потом разбирали все это вместе с мамой и бабушкой, отделяли мясо от костей, сливали бульон, косточки обсасывали с большим удовольствием. Запахи бульона, пирогов, вся эта подготовка, да еще бабушка разрешала покатать тесто и даже слепить один-два пирожка – было не менее интересно для ребенка, чем ожидаемый праздник.
Салат почти всегда один и тот же – оливье. Зеленый горошек для него тоже удавалось купить довольно редко. Когда эти банки привозили в магазин, старались купить много, чтобы хватило на все праздники. Конечно, селедка, на Новый года апельсины и мандарины, яблоки, конфеты. Торты трех видов – бисквитный с масляным кремом, песочный с таким же кремом и «Прага». Все три выпекались в местном кондитерском производстве.
Кое-что про одежду. Девочки брюк не носили, только на физкультуру полагались трикотажные длинные штаны на резинке. А так платья и только платья. Зимой из фланели или шерстяные, а летом ситцевые или штапельные. Колготок тогда не знали. Младшие девочки носили так называемый лифчик – плотно прилегающую к нижней рубашке жилетку из фланели, к которой снизу пришивались или пристегивались на пуговицах четыре резинки, с резиновыми штуковинками и металлическими зажимами. Две резинки спереди, две сзади. Иногда только две спереди. Край чулка зацепляли за резиновую пуговку и сверху пристегивали зажимом. А штанишки были из хлопкового или вискозного трикотажа, довольно длинные, до середины бедра или толстые байковые зимой. И очень важным для младшеклассниц считалось, чтобы ни в коем случае штанишки не выглядывали из-под платья. Если такое случалось, над неудачницей смеялись, говорили, что она «сверкает». А избежать этого было не так просто, потому что длина платья была небольшой, коленки чаще всего не закрыты. Стоило только слишком высоко задрать руку, протирая классную доску, или неловко повернуться в игре, и уже аккуратность внешнего вида нарушена. Хорошо было зимой, когда полагалось носить рейтузы, пусть даже толстые и колючие, зато можно было не опасаться опозориться.
Школьные платья были коричневыми, с черным фартуком по будням и белым по праздникам. Чаще всего шерстяные. К ним полагалось уметь пришивать белые воротнички и манжеты. У мальчишек еще помню тяжелую суконную серую форму, но она не продержалась долго, уже во втором классе мало кто ее носил, позволялось приходить в класс в темных брюках.
У младших школьников обувь не отличалась разнообразием. У мальчиков кожаные ботинки со шнурками, самый простейший фасон, можно сказать, у всех одинаковые, летом сандалеты, кожаные такие, с дырочками, на кожаной же подошве. Похожие сандалеты, только окрашенные в красный или желтый цвета были и у девочек. Туфельки чаще всего покупали на праздник. Зимой - валенки с галошами, все-таки город, песок, которым посыпали улицы, частые оттепели, без галош никак нельзя. У девочек из более обеспеченных семей бывали бурки –сапожки из толстого сукна на резиновой подошве, чаще всего белые, с нашитыми цветочками для украшения. Не очень удобная вещь, пачкалась, и холодновато. Валенки лучше. Позже уже появились ботинки с утеплением внутри, это уже когда изобрели искусственный мех.
В сырую погоду носили боты –резиновые ботинки, застегивавшиеся на кнопку.
На лыжах катались тоже в валенках, крепление было либо простейшим – в виде толстых ремешков, куда просто всовывали ногу в валенке, либо еще оно снабжалось дополнительными ремешками и завязками. Лыжные ботинки, простые, кожаные, на кожаной же подошве, для металлических креплений, появились у меня где-то классе в шестом.
Катались на лыжах по замерзшей реке - лыжни простиралась до той самой Богдановки, любимого места отдыха зимой и лето, где катались с высоченного берега.
Достаток семейный был очень средним. Не голодали, имели одежду, и даже возможность «культурного досуга», но домашняя экономия соблюдалась строго. Все штопалось, зашивалось, даже капроновые чулки, обувь ремонтировали по многу раз в обувной мастерской. Вещи старались беречь, служили они долго. Детям по традиции попадало за испачканную одежду или порванные ботинки. Стирали мылом, не было ни стиральных порошков, ни шампуней для волос.
О, волосы – это целая отдельная история. Мальчиков стригли коротко, с чубчиком. Девочки носили одну косичку, две косички, иногда эти косички прикреплялись возле ушей наподобие бараньих рогов, иногда корзиночкой переплетали сзади. Но как ни странно, девочки могли носить простую короткую стрижку. Не допускались в школе только длинные распущенные волосы, а «конские хвосты», когда длинные волосы задирали на затылок и перевязывали лентой, хотя и не запрещались, но не одобрялись учителями. Мыли голову мылом, иногда обрабатывали простоквашей, мякишем хлеба, промывали слабым раствором уксуса. В деревне еще сохранился обычай мыть голову дождевой водой и добавлять в воду растертые цветки мыльнянки. Редко кому удавалось в течение школьной жизни ни разу не заразиться вшами. Хоть родители строго предупреждали: не пользоваться чужими расческами, не примерять шапки подружек. Но откуда-то эти насекомые все-таки попадали. Лечение оказывалось не простым. Обработка керосином, давленой клюквой, тщательное вычесывание и удаление гнид. Для окончательной победы требовалось иногда несколько месяцев.
Кое-что еще из быта. В некоторых квартирах были так называемые титаны, круглые печки до потолка, топившиеся дровами, в них нагревали воду для мытья и стирки. А у кого не было таких печек – ходили в баню. В бане тепло, приятно, можно было сколько угодно плескаться водой в оцинкованном тазу, маленьким детям разрешали брать с собой игрушку. Но зимой после бани полагалось надевать для тепла шерстяные чулки. Как же они кололись!
Двор. Двор был очень важным местом, особенно летом. Квартирки были небольшие, и даже в нашем новом доме много было коммунальных квартир. Теснота не способствовала тому, чтобы дети уж очень часто ходили друг к другу поиграть. В гости к друзьям ходили на дни рождения, у нас одно время каждое воскресенье собиралось человек 5-6 детей со двора, смотреть диафильмы. Действом руководила бабушка, педагог на пенсии. Все проходило чинно, четко, но интересно. Телевидения тогда не было, а когда оно появилось, было черно-белым и не особенно баловало передачами детей. А диафильмы служили развлечением от дошкольного возраста чуть ли не до пятого-шестого класса. Их привозили из командировок в столицу. Сказки, смешные истории, и даже раскадрированные фильмы, вроде «Александра Невского» или захватывающего приключенческого «На графских развалинах». Пересматривали по многу раз, читать подписи к кадрам позволялось детям по очереди, но если кто-то читал плохо, ему давали читать не долго.
Кино - детский сеанс за десять копеек утром. И в таких обстоятельствах двор становился неплохим местом развлечения, особенно для малышей, особенно летом.
Для младших и зимой было чем там заняться, хватало места покататься на лыжах, поиграть в снежки, слепить снеговика. Летом, в каникулы, двор оживал. Множество разных игр, в которых участвовали дети разного возраста. Прятки само собой, с «туки-туки за себя», разные игры в мяч.
У девчонок была любимой игра «Я знаю пять девочек», когда надо было стучать мячом по асфальту, и на каждый удар назвать имя девочки, потом - мальчика, потом – города, цветы, деревья, животных, птиц. Уронившая мяч передавала его следующей и так далее. Была игра «Калимбамба», вставали две шеренги напротив и по очереди кричали:
- Калимбамба! Иди сюда!
- Зачем сюда?
-Починять рукава!
-На чьи бока?
-Пятого-десятого, Кольку сюда!
Названный бежал что есть силы и должен был прорвать шеренгу, а участники крепко держались за руки. Если ему это удавалось, он уводил с собой в свою команду одного, а если нет, то оставался в шеренге противника, и так до последней пары.
Загадочная игра «в барыню», разыгрывались сценки между барыней и бестолковой служанкой:
- Дай мне гребенку! – говорила барыня,
Служанка уходила и через некоторое время возвращалась с жалобой:
– Все деревни обходила, не дают ребенка.
-Дай мне подушку!
Снова служанка уходила, а вернувшись, произносила:
- Барыня-сударыня, все болота обскакала, не поймать лягушку.
Последняя сценка заключалась в том, что барыня приглашала гостей, а диванчик сломан. Служанка и слуга становились на четвереньки, и делали вид, что это диванчик. Барыня приглашала гостей присесть, и получалась куча-мала. Почему-то эти сценки вызывали неизменный смех участниц и зрительниц.
У младших были и вовсе странные игры, например, «в секреты». Следовало найти осколок стекла, а они попадались довольно часто, вокруг шли стройки, да и разбитое мячом окно не было редкостью, потом подобрать некую «композицию» из листочков, цветочков, фантиков от конфет ит.д, и т.п., откопать в песке или мягкой земле ямку, туда все это согласно своим понятиям о красивом положить, сверху стеклом накрыть и засыпать, но так, чтобы потом найти можно было. Подружка говорила подружке:
– Хочешь, секрет покажу? И девчонки шли. Хозяйка секрета разгребала песок и показывала, а подружки высказывались, красиво или нет. Поссорившись, разоряли «секреты» друг друга. Для этой игры тащили из дома бусинки, пуговицы, кусочки тканей, поэтому ругали за нее, и еще за то, что стеклами можно порезаться.
И еще довольно странная игра, тоже маленькие девчонки играли: двор периодически посыпали свежим песком, после дождя песок лежал ровным слоем, и в нем при должном упорстве можно было найти крошечные, с булавочную головку, круглые штучки – сегменты доисторических ракушек. Они были все разные и своеобразно красивые. Подолгу рассматривали песок в поисках таких штучек, хранили находки в баночках из-под лекарств и хвастались перед подружками, у кого больше и красивее.
Конечно же, дошкольницы, да и младшеклассницы играли в дочки-матери, а магазин, при этом довольно редко приносили из дома кукол. И матери, и дочки были сами дети, и разыгрывали самые обычные семейные сценки. Папы в этой игре бывали редко, это была игра девчачья, и папа оставался обычно «за кадром», он приходил с работы, и снова уходил куда-нибудь.
У мальчишек лет 10-12 была игра в ножички. Приносили ножики из дома, особенным предметом гордости были перочинные, складные, но такие были не у всех. Чертили ножом большой круг на земле и по очереди бросили ножик с определенного расстояния, нужно было попасть в круг и чтоб ножик ровно вошел в землю, тогда бросивший отчерчивал от круга сектор и заштриховывал его ножиком или поперек или вдоль, чтоб отличить от сектора соперника, игра продолжалась до тех пор, пока весь круг не оказывался поделен, играли в нее вдвоем, реже втроем. Выигрывал тот, кто большую часть круга взял себе. Дошкольницы этой игры побаивались, потому что среди мальчишек находились один-два хулигана, которые бегали за девочками с криком «Зарежу», боялись по-настоящему, сразу мчались домой.
Такие хулиганы чаще были из пьющих семей. Во дворе про всех знали, кто как живет, где работает, как зовут, пьет ли. Знали, кто бьет жену и детей. У нас в семье никто не пил, и боялась я пьяных сильно. Во дворе и по вечерам перед выходными, и после получки, а в праздники так обязательно, собирались пьяницы, магазин ведь был на первом этаже. И под большой аркой, что вела со двора на проспект, тоже вечерами выпивохи распивали вино или водку. Когда надо было вечером идти за хлебом, бежала через арку во весь дух.
Игрушки. Куклы целлулоидные. Нравились – не большие, а крошечные, с ладонь и еще меньше, и пупсы разные. У них обычно были только руки на резинке, а ноги неподвижные, но им шили платьица, шапочки и даже варежки. У меня маленькие игрушки жили в двух выдвижных ящиках стола, который весь принадлежал мне, там еще хранились настольные игры, учебники и некоторые книги.
Живность. Мне очень хотелось дома что-нибудь живое. Собак тогда мало кто держал, разве что охотники имели сеттеров и спаниелей. Вокруг города - болота, и добыча водоплавающей птицы служила не только забавой, но и подспорьем к семейному столу. Кошек тоже было не так уж много. Все-таки, ограниченный достаток, довольно небольшие квартиры, многие жили в коммунальных. В деревне – другое дело, там кошки гуляли сами по себе, а собаки, простые дворняжки, выполняли важную работу – охраняли дом. Даже маленькая собачонка своим лаем предупреждала хозяев, особенно по ночам. Со всякой живностью я в детстве хорошо была знакома, потому что мы с бабушкой на лето выезжали в деревню. Снимали комнатку, чтобы поправить мое здоровье и чтобы в пыльном городе не оставаться.
Мама в ответ на мою просьбу купила двух чижиков. Они жили в большой клетке. Их выпускали вечерами полетать, а потом, выключив свет, ловили на шторах и устраивали обратно в клетку. Веселые были птички, но к весне самка заболела и погибла. А самца мы, огорченные этим, выпустили в парке, как только зазеленела листва. Он вылетел сразу, уселся на самую верхушку тополя, да так запел!
Уже позже я прочитала, что после клетки птички плохо привыкают жить в природе. Но тогда казалось невозможным его оставить.
Еще были рыбки в аквариуме. Они продержались подольше, им даже ловили в пруду дафний (неподалеку от дома - заброшенный участок земли, с деревьями и прудом).У пары меченосцев даже появлялись мальки. Но с живым кормом было трудно, а сухой все-таки не отличался качеством. Прожили рыбки недолго, года два. После этого больше никаких питомцев не заводили. Выращивали апельсин из косточки, огромное выросло дерево, под потолок.
Мелочи школьной жизни. С первого по третий класс писали металлическими перьями, вставлявшимися в деревянные ручки. Перья для первоклассников полагались «со звездочкой». Тонкие, из сплава меди, с раздвоенным тонким-претонким концом и звездочкой возле той части, которая вставлялась в ручку. У взрослых - более удобные перья, «уточкой», с утолщением на конце. Но считалось, что для выработки красивого почерка, «с нажимом» годится только перо со звездочкой. Кляксы оставались постоянным спутником первоклассника, да и после случались. С собой в школу в отдельном матерчатом мешочке носили чернильницы-непроливайки из пластмассы. Чуть позже уже разрешили их не носить с собой, а оставлять в школе. И только к четвертому классу появились первые авторучки, куда чернила набирали с помощью резинового кончика, похожего на пипетку, только много меньше или еще поршня с пластмассовым винтом. Как ни странно, такого небольшого количества чернил хватало на один-два урока. Я еще застала парты, тяжелые, деревянные, с откидывающейся наклонной крышкой, соединенными с лавкой для сидения. К пятому классу стали внедрять столы и стулья. Много было споров о том, насколько это опасно для осанки детей. Но эти столы и стулья очень были удобны при дежурстве. Мыть класс, а в пятом классе это уже делали сами, было легко - достаточно поставить стулья на столы, не то, что возня под тяжелыми, не сдвигающимися партами.
В первом классе в праздник Октябрьской революции всех принимали в октябрята. Это событие сопровождалось чтением стихов, песнями. Дети радовались, вступление в октябрята означало ступеньку взросления. Класс разделяли на «октябрятские звездочки», эти маленькие коллективы соревновались между собой и по учебе, и по самодеятельности, и по физкультуре. Звездочки-значки были разные. Просто из металла, где пять лучей покрашены красным, а в середине - желтым на белом фоне – голова маленького Ленина, и другие, где лучи из красного стекла, а портрет Ленина – в виде фото.
Пионерами становились в третьем классе. Торжественный прием - 19 мая в день пионерии, в большом актовом зале. После все три класса начальной школы во главе с учительницами и школьной пионервожатой с пионерским знаменем, горнами и барабаном шли колонной на берег реки, на Богдановку, место отдыха за городом. Там у крутых берегов реки Ловати имелся естественный относительно пологий спуск, Устроили пионерский костер, пели песни.
Пионервожатая (была тогда такая должность в школе, обычно ее занимала учительница помоложе, недавно пришедшая в школу, она ходила также, как и все пионеры в пионерском галстуке и занималась воспитательной работой, организацией пионерской жизни) рассказывала про то, как должны жить и поступать пионеры. Класс после приема в пионеры получал название пионерского отряда, октябрятские звездочки - наименование звеньев, выбирали звеньевых, командира отряда, а вся школьная пионерия имела наименование пионерской дружины и носила имя какого-нибудь героя, чаще всего героя Отечественной войны, но иногда встречались имена космонавтов или героев гражданской. В пионеры принимали не всех. Особо выдающиеся двоечники и хулиганы лишались такой возможности. Дети учили Торжественное обещание, у нас в классе еще писали это обещание красивыми буквами на альбомной листе и украшали рисунками флажков, цветов и другой символикой.
Пионерами быть все хотели, и потому что это значило что теперь мы - не просто младшеклассники. Галстуки были разные, сначала просто треугольники из кумача, плотной хлопчатобумажной ткани. Они были не слишком удобны, их приходилось гладить довольно часто, да еще и линяли. Позже появились галстуки из яркой синтетической ткани, они не мялись и выглядели куда наряднее. И начало пионерской жизни казалось очень интересным. Костры, пионерские песни и праздники, соревнование между звеньями и между отрядами по учебе, физкультуре, самодеятельности оживляло школьную жизнь. Утро каждого школьника тогда сопровождалось радипередачей «Пионерская зорька». Она как раз по времени соответствовала завтраку и сборам в школу. Конечно, в ней была и пропаганда, но в детской памяти отложилось не это, а забавные и поучительные истории из школьной жизни, которые живо комментировались ведущим, разные стихи, не только пионерской и политической тематики, и задорные песни о школе, о пионерии. В то время радио значило куда больше в повседневной жизни, чем сейчас. Телевидение в городе появилось в 1967 году, прямо к празднику Великой Октябрьской Социалистической революции.
Газеты были тогда важной частью культурной жизни, мало какая семья не выписывала хотя бы одну, хотя бы городскую. газету. Центральные газеты «Правда», «Труд», «Известия», журналы «Огонек», «Работница» и «Крестьянка». Помню, эти газеты и журналы привлекали внимание уже в начальной школе, потому что позволяли приобщиться к миру взрослых. И радио, «Последние известия» в особенности слушали все. Как-то отложилось в памяти, что в годы с 1963 и немного дальше, радио, газеты были наполнены ощущением надвигающейся войны. Тогда мало знали подробностей о Карибском кризисе, суть событий замалчивалась, да и ребенку не понять, но ощущение того, что вот-вот может быть война, чувствовалось даже первоклассниками. А еще каждое лето в течение 2-3 дней в одно и то же время над городом низко пролетали (иногда целыми днями) тяжелые военные самолеты. Этот многодневный гул, вид грозных машин, внушал мне, девочке, состояние какого-то оцепенения, ужаса перед страшным, что должно случиться. А под праздник 7 ноября в 1964 году смутный страх оставила многолюдная, как никогда, очередь за мукой, стоявшая во дворе всю ночь. Белой муки в этот момент не продавали довольно долгое время, а к празднику пообещали, как тогда говорилось «выбросить».
Для самых маленьких большой радостью был журнал «Веселые картинки», особенно в нем нравились, как теперь бы назвали, - комиксы, рисованные приключения Самоделкина, Карандаша, Незнайки и других веселых человечков.
Более старшие с удовольствием читали «Юный натуралист», для городского ребенка журнал с красочными иллюстрациями был чудесным окном в природу.
Газета «Пионерская правда» печатала самые разные материалы, первую страницу с официозом никто и не читал, зато на второй странице существовала «Подружка», где рассуждалось о том, как нужно себя вести в тех или иных сложных ситуациях, возникающих с друзьями, учителями, родителями. Здесь же появлялись полезные советы про то, как организовать праздник, как самому сделать карнавальный костюм, стихи и песни, занимательные задачки. Но самое интересное ждало на последней странице (газета была маленькая, всего один разворот и приходила два раза в неделю) –повести с продолжением. Разные, приключенческие, сказочные, даже фантастические, но всегда новые, они появлялись в газете намного раньше, чем потом в виде книжек.
Книги, библиотека - тоже важная часть тогдашней детской жизни. Какие книги больше всего нравились в начальной школе? Сказки, особенно Джанни Родари, про Чиполлино и другие. Познавательные книжки, рассказы Виталия Бианки, «Вести из леса», различные «лесные календари». Исторические рассказы и повести, этот интерес длился и в 5-6 классах. Тогда особенно нравилось про пещерных людей, помню «Борьбу за огонь» и многие другие. Про древний мир. Много читали про войну, особенно по школьной программе, начиная с рассказов о пионерах-героях. Эти рассказы не очень нравились, читать было страшно и тяжело, ведь обычно герои погибали. А вот повести о гражданской войне, вроде «Армии трясогузки» воспринимались уже просто как приключенческие.
Рассказы и повести «про школу», которых тогда было множество, как-то не привлекали. Из них запомнились только рассказы Н.Носова и В.Драгунского.
Настоящим удивлением стала где-то уже классе в шестом сказка «Пеппи Длинный чулок». Как далека была эта героиня от прилизанных школьников и школьниц многочисленных нравоучительных произведений того времени.
О праздниках. Самыми большими праздниками казались День 7 Ноября и 1 Мая. В эти дни главное развлечение дошкольницы, да и в младших классах было либо пойти на улицу со взрослыми, смотреть демонстрацию. Либо делать тоже самое из окна у подружки. Окна их квартирки выходили прямо на проспект Ленина, по которому колонны двигались на площадь Ленина, где на деревянной трибуне, устанавливавшейся к этим праздникам, находилось городское начальство. Пойти посмотреть демонстрацию на улицу малышам удавалось не всегда. Родители должны были идти в колоннах со своим коллективом, и далеко не всегда брали детей с собой, или погода была плохой, или колонна коллектива оказывалась не среди первых. А демонстрация в городе, где было около 100 тыс. жителей, затягивалась до часу- двух, начинаясь около 9 утра. Первыми обычно шли школы, чтобы не утомлять детей, но в школьную колонну попадали только старшие, не раньше пятого класса. Демонстрация для детей представляла замечательное зрелище, особенно в первые два часа, потом надоедало. Каждый коллектив во главе колонны имел бархатное знамя предприятия или организации, сами колонны украшали не только портретами членов Политбюро, но и разноцветными шарами, флажками, букетами искусственных цветов, которые умельцы сами делали к праздникам. Помню, уже в средней школе мы к первому маю собирали тополевые ветки (которые городские озеленители состригали с деревьев), ставили из в воду, на них вылуплялись листочки и еще дополнительно прикрепляли из гофрированной бумаги на каждую ветвь белые и розовые цветки. В другой год делали огромные красные гвоздики из той же гофрированной бумаги. Каждый коллектив старался украсить свою колонну в соответствии с выдумкой и возможностями. Часто в колоннах предприятий двигалась какая-нибудь машина, украшенная со всех сторон большими плакатами на фанере, на которых изображались серп и молот, герб СССР, цветочные гирлянды, красные флаги и другие символы праздника, по типу поздравительных открыток. В колоннах часто несли флаги союзных республик, довольно яркие и красочные. Иногда, на 1 мая при хорошей погоде использовали и стилизованные национальные костюмы или костюмы космонавта, условные военные, с буденовками. Так что все это празднество для ребенка напоминало карнавал. Да и для более старших все это украшение колонн, делавшееся иной раз с немалой выдумкой, служило развлечением.
В школе к 7 ноября и 1 Мая готовили так называемые монтажи, когда по определенному сценарию рассказывались стихотворения, пелись песни, иногда читались прозаические отрывки. Были конкурсы этих монтажей между классами и даже между школами.
Для младших школьников достаточно короткие сценарии, а для старших – более продолжительные.
Запомнилась 50-я годовщина Великого Октября. Каждое пионерское звено в четвертых классах готовило целое представление, посвященное одной из пятнадцати союзных республик. Нужно было составить короткий рассказ про природу, промышленность, города, выучить несколько стихов о ней, песенок, разучивали и некоторое подобие национального танца, и даже делали костюмы, не для всего звена, а выбирали мальчика и девочку, которые этот танец исполняли. А еще звено готовило альбом, куда подбирали вырезки из газет и журналов про республику, туда же переписывали стихи о ней, народные песни и сказки, которые удавалось найти в библиотеке. В целом, это было для детей интересно и познавательно. А потом на общешкольном празднике каждое звено выступало со своим рассказом, куда включались и песни и танец. Годовщина особо запомнилась тем, что в городе появилось телевидение, черно-белое, но мы в первый раз смотрели парад на Красной площади, с исторической частью, с тачанками, конницей-буденницей. С большим интересом дети собирали юбилейные монеты, выпущенные к этой дате. Это было так занимательно, находить их среди привычных мелких денег. А в самом большом спортзале города работала выставка, показывавшая достижения местной промышленности. Чего только там не было – и льняные изделия (которых в магазинах почти и не видели), и разнообразные машины и устройства, особенным интересом у девочек пользовалась автоматическая швейная машинка, которая прямо на глазах публики вышивала на кусочках ткани эмблемы с серпом и молотом. Их раздавали детям просто так.
Промышленность в городе работала напряженно. Правда, понять, что она именно делала (кроме маслосырбазы, мясокомбината и кондитерской фабрики) ребенку было не просто. Многие предприятия, как я теперь понимаю, работали на оборону. Радиозавод, например, работал в три смены, всю ночь светились окна и лязгали станки. Только воскресеньям и по праздникам воцарялась тишина, да и то не всегда. Завод был прямо напротив наших окон. Огромная труба дымила постоянно, заводскую котельную топили углем. Снег во дворе быстро покрывался сажей. Хотя автомобилей в то время было мало, в основном автобусы и грузовики. Позже уже, где-то в конце шестидесятых, стало много мотоциклов.
Новый год для взрослых и тогда был праздником семейным. Другое дело – для детей. Каждый ребенок имел возможность побывать на нескольких елках – елка в школе, елка на работе у папы, у мамы, и еще бывали отдельные городские елки, со спектаклем местного театра, на них покупали билеты. Много было споров, хорошо ли ребенку посещать столько елок, не слишком ли это утомительно. И в самом деле, если не считать елку в школе, где по традиции старалась учителя организовать какую-нибудь самодеятельность, чтобы дети разыграли небольшую пьеску в костюмах, эти производственные елки были довольно однообразны по сценарию. Дед Мороз поздравляет, потом поют, отгадывают загадки, читают стишки, за отгадки или стишки Дед Мороз дарил небольшие игрушки или шоколадку маленькую.
Подарки с конфетами от производства были. Из всех елок мне больше всего запомнилась та, которая была в школе в первом классе. еще бы, я играла в пьеске почти главную роль лисы. Мне пошили дома юбочку из оранжевого ситца, купили маску из папье-маше в магазине и особенную гордость вызывал огромный и пышный хвост из поролона. на него пошел почти новый коврик из этого, только тогда входившего в моду материала.
Елки тогда и в школе, и на производстве, и дома были только настоящие. Поход на елочный базар представлял собой для ребенка целое событие, так же как и установка и особенно наряжание деревца. Игрушки были самые разные, от простых цветных шаров, до сложных художественных фигурок из стекла, представлявших собой разных сказочных персонажей, которые укреплялись с помощью стальной шпильки на металлической подставочке с зажимом. С помощью этого зажима игрушка крепилась на ветку. Много шло уже тогда разговоров о том, что жалко елки, боролись с незаконной рубкой. Но обычай держался.
Сувениры. Существовали тогда довольно смешные вещицы, называемые сувенирами или безделушками. Они делались из пластика, только-только тогда входившего в обиход или из металла, и представляли собой фигурки животных, какие-нибудь исторические достопримечательности, вроде царь-колокола или царь пушки, спутники возле половинки земного шара (космическая тема тогда и в плакатах, и в открытках процветала). Сувениры дарили на праздники. Дешевые, довольно безвкусные, но другого и не знали.
Помню, маме подарили на новый год хрустальную елочку. Какое-то было ощущение неправильности, вроде бы игрушка, а поиграть нельзя. Эта елочка долго стояла в шкафу и однажды рассыпалась, сама собой. Бывает, встретишь такое хрупкое, красивое, слишком красивое, чтобы быть долговечным и слишком хрупкое, чтобы решиться взять в руки
На праздники рассылали друзьям и знакомым, не только в другие города, но и по городу многочисленные открытки с пожеланиями. Письма и посылки тоже были обычным делом. И телеграммы. Телефоны тогда дома были далеко не у всех, не хватало мощностей телефонных станций.
Цветы. Тогда дня учителя не было. Учителям дарили цветы на первое сентября. Обычно это были цветы, купленные на базаре, выращивали их на приусадебных участках в той части города, где были свои дома. Простые, яркие, георгины, астры, иногда гладиолусы. Редко дарили розы, из покупали в Горзеленхозе, организации, выращивавшей цветы для озеленения. На восьмое марта дарили мимозы, откуда-то они появлялись на рынке, позже научились выращивать каллы, их было непросто купить, и считалось очень престижным их подарить или получить в подарок. Учительницам от всего класса дарили простые вещи – коробку конфет, духи, букет цветов.
Раз в году в городе проводилась выставка цветов. В конце августа в парке или на острове Дятлинка организовывали полки, столы, стенды и Горзеленхоз, школы, предприятия и организации, имевшие или подсобные хозяйства или озелененные участки на территориях, и даже самостоятельные цветоводы-любители выставляли свои цветы. Их оформляли в виде разнообразных букетов, где подбирали определенным образом. Букеты имели названия – политические, вроде»Павшим героям» или «Октябрьская революция» и обычные, например «Золотая осень», «Милой маме». В букетах, кроме цветов - и ветки рябины и разнообразная зелень, ветки деревьев. Для детей эта выставка была целым праздникам. А победителей награждали грамотами и подарками.
Таков старовещный музей в моей памяти. Без особой привязки к датам, да и не очень точно все помню, наверное. А на иллюстрациий юбилейные монеты, выпущенные к 50-летию Октября.