Теперь же хочется немножечко рассказать о том, каким образом мне в столь юном и неопытном авиационном возрасте пришлось занять должность старшего штурмана ОАО. Не знаю, интересно ли будет, но и сама история, и причины, и «процесс» этого – для меня очень примечательны... И даже некоторый курьёз присутствует.
… За полтора года моей сангарской эпопеи произошло большое структурное
преобразование. Когда я приехал в Сангар, там базировалось только звено самолётов Ан-2 из нескольких экипажей, которые постоянно проживали в Сангаре. А вертолётчики работали прикомандированные. Они жили в Магане или Якутске. А летали месяцами в Сангаре. Таковы были в те годы и лётная работа, и структура авиапредприятия.
Было странно поначалу сознавать, что я – штурман авиаэскадрильи Ан-2, которая находится в Магане. К этому добавлялось ещё и вверенное такое же звено самолётов Ан-2, базирующееся в Олёкминске – эдакий «бермудский» треугольник с очень большими сторонами... Комэска и его заместитель тоже находились в Магане. Меня частенько «выдёргивали» на отрядные и эскадрильные разборы, совещания в управление и для всякого рода проверок в Олёкминск... Таким образом, я за очень короткое время перезнакомился практически со всем лётным составом обширного ОАО. Во всяком случае, меня знали почти все. Они просто обязаны были «начальство» знать в лицо!
Я уже порядком пообвыкся, втянулся и даже не представлял, что может выглядеть как-то иначе. Как упоминалось, я приехал в Якутию в июне 80-го. А в сентябре 81-го произошло какое-то изменение в умах руководства, и наше подразделение переименовали в Сангарскую ОАЭ. То есть, в отдельную авиаэскадрилью. Пригласили работать на постоянной основе и вертолётчиков. Многие уже давненько работали именно в Сангаре. Добровольцев обеспечили квартирами, «приписали» к ОАЭ пять вертолётов Ми-8 и повысили должностные оклады со всеми вытекающими последствиями.
Тогда я и стал полноправным старшим штурманом ОАЭ, которая находилась там же, где и проживал, а не за «тридевять земель». На что-то большее не мог рассчитывать. И так было не слишком плохо! Если только отбросить бытовые трудности и неудобства. И сын уже родился к тому моменту. Поэтому думать о чём-то другом, кроме выполнения служебных обязанностей, и о том, как справиться с проблемами, возникшими с появлением сына, было абсолютно некогда!
… К весне 83-го года я уже настолько вжился и притёрся ко всем обязанностям и житейским проблемам, что почувствовал себя вполне «северным» человеком. Распорядок дня был отработан до мелочей, а работа более-менее равномерно и логично планировалась, жизнь – тоже, включая и небольшие человеческие радости!
Случилось так, что уже месяцев девять, как должность старшего штурмана ОАО оставалась вакантной. И никого другого не назначали по каким-то причинам. Ну, если честно, причины я довольно ясно представлял... Тот, кто много-много лет занимал кабинет с такой табличкой над дверью, честно отработал и уехал пенсионерить на Украину. Жил он неподалёку от Киева...
Об Александре Петровиче Лухтае у меня остались только самые лучшие воспоминания. И бесконечное уважение. Он меня воспитывал, журил, учил, что-то подсказывал... Но всё это неизменно сопровождалось дружеской улыбкой и отеческими интонациями. Мудростью, если можно так сказать... С Петровичем мы встретились через много лет, примерно году в 89-м. Я прилетел в Киев на Ту-154 и привёз посылочку от его коллег и друзей. Мы обнялись и поговорили не очень долго, но почти взахлёб. Каждому нашлось что вспомнить и рассказать друг-другу... Хороший человек, больше к этому добавить нечего!
… А пока его должность временно называлась с приставкой и.о. И исполнял эти обязанности другой, но такой же мудрый и не очень уже молодой штурман. Но он, на тот момент, занимал должность старшего штурмана вертолётного авиаотряда. И обязанностей имелось выше горла. Лишнюю обузу взвалил на себя только лишь потому, что его уговорили... На какое-то время. А время тянулось и проходило, но приставочку «и.о.» на законную и постоянную так никто и не менял...
На вакантную должность, по моему скромному мнению, должны бы назначать умудрённых опытом штурманов. Тех, которым романтика полётов давно уже не нужна. Налёт на класс – тоже ни к чему, так как обязательно к этому времени первый класс давно заработан. И работа – всё больше не в небе, а в персональном кабинете... Отчёты, акты, участие в многочисленных комиссиях, вплоть до комиссии по отбору и утверждению кандидатов на выезд по путёвке за рубеж... – «Пущать... или ещё политически слабоват?!»... – Вот-вот! И мне приходилось этим заниматься вместе с первым отделом и замполитами... Как-нибудь позже об этом обязательно напишу. Цирка в то время хватало с такими «туристами»...
Особенно много возникало трудностей с составлением инструкций по производству полётов на вверенные аэродромы и авиаплощадки, определением взлётно-посадочных минимумов для ВСЕХ воздушных судов, допущенных к полётам на эти аэродромы. Например, аэропорт Маган в зимнее время принимал абсолютно любые типы. И многие новые, ещё вовсе не массовые, а испытываемые, сертифицировались на допуск к морозам именно в Магане. Странно только, что прилетали они не в декабре, когда стояла экстремально низкая температура до минус шестидесяти градусов, а в марте, когда уже и небо заметно голубеет, и птички чирикать начинают, предвещая скорую весну... Зимой Маган практически заменял собой Якутск, несмотря на то, что в Магане располагалась только грунтовая ВПП. Якутск же «туманил» по два-три месяца подряд, так как расположен на берегу Лены, в низинке и непосредственной близости от города и частного сектора, обогревающегося с помощью обыкновенных печурок... Всё окутывалось непробиваемым туманом и сплошным дымом...
Зимой в Маган садились и Ту-154, и Ил-62, и Ил-76, не говоря уже о таких, которые классом пониже и массой полегче. И для всей этой армады требовалось рассчитать и утвердить минимумы для взлёта и посадки. Отдельно для каждого типа. А я ведь не летал на них! Имелась целая книга – методика расчёта этих минимумов, спущенная из Министерства, но написана и «обнаучена» оказалась до такой степени заумно, что голова шла кругом у каждого, кто её пытался применить практически!
А для того, чтобы правильно и грамотно применить, надо было бросить всё... Свою широкомасштабную работу, семью и, заодно, всё остальное. Чтобы разобраться, рассчитать, утвердить и внести в инструкцию. К сожалению, перепоручить расчёты кому-то из подчинённых штурманов не имелось никакой возможности и особого желания... Минимумы подписывались старшим штурманом ОАО. Ошибся – готовь, на всякий случай, «допровскую» корзинку и вечно ожидай шанса когда-то очень близко познакомиться с прокурором и возможной последующей отсидкой... Слишком было серьёзно, чтобы просто взять и отмахнуться или подписать заведомую правдоподобную фикцию!
… Помимо вышеперечисленного из обязанностей, самую большую тугу-печаль для старших штурманов любого ранга составляла отчётность о наличии и движении полётных карт по авиапредприятию. Карты «двигались» вполне в соответствии с законами любого продукта, которым пользуются в быту. То есть: новенькие и проштампованные в первом отделе печатями, с присвоенными инвентарными номерами выдаются экипажам для ежедневной работы в полёте.
Карта – рабочий полётный материал. На неё карандашом, а то и ручкой, наносятся маршруты, авиаплощадки, буровые и любые другие «точки», нужные для выполнения работы. Карты не очень-то и берегут, да в полёте и некогда, порой, этим заниматься. Карты ветшают, протираются на сгибах, рвутся... Словом, достаточно быстро приходят в негодность. Тогда экипаж сдаёт их и получает взамен новые... Про суть учёта и отчётности постараюсь позже чуть расширить. Случай вспомнился, связанный с картами.
А вся беда и головная боль старшего штурмана ОАО заключалась в том, что отчёты он обязан направлять в Управление только тогда, когда с периферии, то есть, из приписных структурных единиц, наподобие сангарской ОАЭ, пришлют свои отчёты. Тогда данные сводятся по всему авиаотряду, и составляется единый отчёт для Управления ГА...
У меня в Сангаре в этом отношении всё-таки существовало опредёленное преимущество: экипажей относительно немного. Хранение карт, учёт и отчётность я вёл сам. Имелись такие спецжурналы, вроде амбарных прошнурованных книг «приход-расход», куда строго предписывалось все данные тщательно вносить и потом сличать фактическое количество карт с полученным ранее... Казалось бы, что сложного-то? Но потом поймёте, что не так уж всё выходило просто! И если бы только картографический материал был единственным, за чем надо строго следить и нести ответственность, тогда и горя бы никто не знал!
Это – пусть и долгая, но необходимая прелюдия... А весной 83-го года я, однажды, летал на вертушке с заместителем по организации лётной работы в ОАО, тем самым, который ручку подаренную имел от шаха... Так он на какой-то буровой отвёл меня в стороночку и как-то вскользь, не особенно акцентируя, сказал, чтобы я готовился перебираться в кабинет с табличкой «Старший штурман ОАО»...
Я поначалу просто-таки опешил, но сообразил, что прыгать от радости и бросаться в объятия пока не стоит! Тем более, что это вполне могло быть только его личным мнением, не вполне согласованным «наверху»... В тот раз разговор не продолжился. Не до того было – дальше предстояло лететь, но какая-то «зарубочка» в душе, конечно же, осталась. И чем больше об этом думал, тем больше сомнений и тревог рождалось от такого неожиданного предложения, почти указания...
Поскольку потом прошло достаточно много времени, а разговор не возобновлялся, то и перестал об этом думать, здраво предполагая, что ситуация, каким-то образом, изменилась, и высокое начальство передумало... Но я ошибся.
… Не надо думать, что я тогда имел слишком уж высокое мнение о себе, чтобы предательски не ёкнуло сердчишко, когда зам. по лётной завёл этот разговор. Приятно и лестно сознавать, что меня уважают и ценят, держат на «прицеле», рассчитывают на меня... И вообще, что моя кандидатура рассматривается в каком-то далёком, но перспективном резерве на замещение... Но я уже стал крепким реалистом и кое-что успел понять в лётной жизни. Поделюсь теми реалиями, которые выявил в мучительных раздумьях и всевозможных прикидках...
Класс специалиста-штурмана имелся пока лишь третий. Для того, чтобы получить второй, надо было набирать ещё вполне приличное количество общего налёта часов. Суть в том, что в авиации, да как и везде, впрочем, существует правило, при котором класс (квалификация) проверяющего никак не может быть ниже класса проверяемого. Это не касается проверок по самолётовождению именно пилотов. Я успешно и в полном соответствии со всеми документами осуществлял такие проверки пилотов, имеющих даже первый класс. Потому что такая проверка проводится именно по специальности. То есть, пилот заведомо не должен... и не может знать самолётовождение лучше, чем проверяющий его штурман. А вот штурманов я проверять не имел права, если они имели класс выше моего, третьего! Это — совершенно логично и правильно.
А какой от меня толк, если не имею права проверять лётный и штурманский контингент всего ОАО? И вообще, не смешно ли, когда старший специалист имеет столь низкий класс?!... Так что, вопрос закономерно «отпадал» и снимался с повестки сам собой...
Я почесал «бестолковку» в очередной раз, подумал и прикинул ещё несколько безнадёжных вариантов... И перестал об этом думать вообще. Весна пролетела стрелой, почти заканчивалось недолгое лето... В полётах, трудах, заботах, рыбалке, музыкальных гастролях, «халтурках» разного рода и концертах... В августе мне подсказали, что пора бы уже, дорогой друг, пройти курсы повышения квалификации при Якутском УТО.
Тогда это выглядело довольно длительной процедурой, обязательной для всего лётного состава. Почти целый месяц предстояло сидеть за партой на занятиях с утра и до четырнадцати часов. И учебные предметы – примерно такие же, как и в Академии. Начиная с руководящих документов МГА и заканчивая электрооборудованием... Много спецпредметов, которые необходимо «освежить» в голове, что-то вспомнить, кое-что новое узнать, сдать обязательные зачёты и экзамены, получить свидетельство об окончании... И забыть об этом на ближайшие два года! А через обозначенный срок – снова за парту...
Меня, каким-то образом, «упустили» в Магане в первые два года работы и никуда не направляли. Это вызывалось тем, что сначала я числился в маганской авиаэскадрилье, но срок ещё не наступил, чтобы направлять в УТО, потом произошло отделение Сангарской ОАЭ... В общем, получилось как-то не до меня в штабе. А я и не напрашивался, полагая, что «жираф – большой, ему видней!»...
Когда в штабе всё-таки спохватились и вызвали, я мигом собрал вещички, чмокнул жену и сына, сел в самолёт и отбыл в Якутск повышать слабнущую квалификацию. Устроился в общежитии, отсидел недельку на занятиях, втянулся в процесс... А потом, в один из дней, очень успешно и уверенно «загремел»... в вытрезвитель.
… Вытрезвитель... Кое-кто хихикнет, кто-то ухмыльнётся многозначительно, кто-либо скажет: «Да-а-а!»... – Найдутся и такие, кто вспомнит Шукшина и рассказ «А поутру они проснулись...» – Много эмоций, а ещё больше любопытства, не так ли? Думаю, никто не станет хвастаться подобным опытом, если побывал в таком заведении. А вот, мне совершенно не стыдно признаваться... Хотя несомненно одно – опыт приобрёл. Мало, кто сможет на трезвую голову рассказать о нравах и обычаях того времени и о простом советском вытрезвителе. Почему мне не стыдно, поймёте дальше. Я бы и не стал упоминать об этом случае вообще и из принципа, если бы он не оставил очередную «зарубочку»...
Это произошло в самом начале недолгого периода правления генсека Андропова. Егорушка Лигачёв вовсю уже громил и искоренял пьянство с алкоголизмом по всей стране и безжалостно вырубал-выкорчёвывал элитные виноградники прославленных винодельческих республик. Не собственноручно, конечно же... Процитирую немного на примере дружественной Украины:
«... Беда в том, что за время борьбы за трезвость Украина потеряла примерно пятую часть своего бюджета, в республике выкорчевали 60 тысяч гектаров виноградников, а знаменитый винзавод «Массандра» от разгрома спасло только вмешательство Владимира Щербицкого и первого секретаря Крымского обкома партии Макаренко. Активными проводниками антиалкогольной кампании были секретари ЦК КПСС Егор Лигачёв и Михаил Соломенцев, которые и настаивали на уничтожении виноградников. Во время отпуска в Крыму Егора Кузьмича повезли в «Массандру». Там за все 150 лет существования знаменитого завода хранятся образцы выпущенных вин – винотека. Подобные хранилища имеют все известные винзаводы мира. Но Лигачёв сказал: «Эту винотеку надо уничтожить, а «Массандру» – закрыть!» – Владимир Щербицкий не выдержал и позвонил прямо Горбачёву, дескать, это уже перегиб, а не борьба с пьянством. Михаил Сергеевич сказал: «Ну ладно, сохраните».»
… Вообще-то, в те времена вся винодельческая промышленность экстренно
перенацелилась на выпуск исключительно виноградного сока. Трёхлитровыми банками заставили все полки в магазинах и завалили многочисленные склады и подсобки. А душа народа требовала чего-то ещё, но покрепче. Потом сок как-то очень быстро стал исчезать с прилавков, и даже образовался некоторый дефицит, который наблюдался достаточно долго. Почему? Потому, что эпоха стала называться «Привет Егорке!»
В каждой квартире стояла не одна банка такого сока. В неё сыпали сахарок, так как кислятина была страшная! Хорошего и качественного винограда уже не имелось, а лучшие сорта загубили на корню. И щепотку дрожжей добавляли для ускорения процесса. Наверх, на горлышко, натягивалась тонкая медицинская перчатка, а банка устанавливалась в тёплое местечко, а ещё лучше – на солнышко! Шло время, процесс протекал естественным образом...
И вот, когда перчатка радостно наполнялась газами, то и происходил тот самый «привет». Как только перчатка надувалась, словно помахивая в приветствии, появлялась уверенность, что нужная кондиция достигнута, и вполне уже пора созывать гостей на дегустацию... виноградного...
Как сейчас помню, наступила пятница. Отнюдь, не тринадцатое, хотя уже не уверен. Было ещё солнечно и жарко. Сидеть за партой оказалось невыносимо лениво и утомительно. Как в школе. Но приходилось! Наша группа штурманов была малочисленной, не больше десятка человек. После занятий все сразу разбежались по своим интересам и делам, а я со штурманом из Нюрбы пришёл в общежитие. На переменке сбегали в буфет перекусить, поэтому обедать пока не собирались. Просто валялись на кроватях, переговаривались и думали, каким таким «макаром» предстоит убивать оставшееся время до вечера.
Потом даже подремали немного. И мне вдруг страшно захотелось разнообразить ежедневный рацион. Столовская пища уже порядком надоела. Хотелось чего-нибудь этакого, похожего на домашнее. Я стал активно агитировать соседа смотаться в Якутск, чтобы нормально поесть где-нибудь, потом прогуляться и вернуться в общагу. Заодно и время бы скоротали! Но он как-то очень вяло отнекивался, ссылаясь то ли на усталость, то ли на ещё какие-то личные дела. И я решил ехать в одиночку.
В те времена практически единственным приличным местом, где можно неплохо пообедать, был ресторан гостиницы «Лена» – в самом центре Якутска. Остальные заведения в реалиях оказывались отстойными пивняками-шалманами, безо всякого намёка на цивилизованное питание и культурный отдых...
Вот, туда-то я и «намылился». Форму мы носили только на работу, да и надоела она страшно! Переоделся и побрёл на автобусную остановку. Доехал. Зашёл в ресторан. Время – послеобеденное, и народа практически не было, а до вечернего ресторанного разгула с танцами – ещё очень далеко!
Заказал салатик-оливье, какой-то суп-похлёбку и антрекот. Так как мясца тогда очень захотелось. И в довершение всего – сто пятьдесят граммов коньячку. Для аппетита, хотя тогда на него никогда не жаловался. Салатик и хлеб официантка принесла практически мгновенно. А следом – пузатый бокал с коньяком. И предупредила, что придётся горячего минуток двадцать подождать. Извинилась и ушла...
Торопиться было совершенно некуда, поэтому решил подрастянуть удовольствие. Выпил половину бокала, не спеша съел салат и вздумал выйти на крыльцо, чтобы перекурить. Это-то и стало роковой ошибкой!
… Дальше всё произошло очень просто, буднично, быстро и совсем неинтересно. Пресно!... Я с удовольствием затянулся беломориной, предвкушая интересное продолжение трапезы... У крыльца гостиницы стоял здоровенный милицейский фургон, в который два милиционера заботливо загружали двух пьяненьких бичей... Входная дверь в гостиницу снова открылась, я посторонился, чтобы пропустить вышедшего... ещё одного милиционера, который уныло произнёс всего одну фразу: «Этого тоже берём»... – И указал пальчиком на меня.
И всё!... Меня тоже аккуратненько взяли под белы рученьки и — прямиком к тем бичам. Сопротивляться было абсолютно бесполезно. Я это знал наверняка... и чувствовал, что любая попытка чему-либо воспрепятствовать непременно разбудит в блюстителях порядка обязательное чувство противоречия, противодействия и действия... физического. В отношении меня. И даже видел, какими предметами такое действие могло быть осуществлено. Длинные и толстые «демократизаторы» тут же угрожающе продемонстрировали. Лёгким и весьма недвусмысленным похлопыванием о ладонь...
Я шёл, как баран на убой... Но пытался ещё сказать, что даже и не успел толком выпить ничего, что заказано в ресторане горячее, что не заплатил, что... Сколько можно сказать, опешив и второпях, на дистанции в три-четыре метра от машины? Вот, именно столько сбивчиво и успел пробормотать. Только никто не слушал. Никого это совершенно не интересовало.
Везли недолго. Якутск – город маленький. Минуток пятнадцать всего! Мыслей созрело много. Никак не мог поверить, что это происходит именно со мной и в реальности. Но подспудно всё-таки надеялся, что уж по приезде туда, куда везут (а я не знал даже этого и никак не мог подумать, что именно в вытрезвителе настанет финиш на сегодня), со мной обязательно внимательно побеседуют, разберутся, вникнут и непременно отпустят. Пусть, даже и без извинений. Мало ли, какие ошибки в жизни происходят?! Возможно, не в нужное время поддался чувству голода и неуёмного аппетита, заглянув в ресторан... А может, это всё-таки милиционеры самоуправствуют.
… И это тоже явилось ошибкой. Позже, многократно прокручивая в мельчайших деталях весь сюжет задержания, многое вспомнил и осознал. Времени оказалось – остаток дня и целая ночь! Так вот, тогда и припомнил, что уже слышал о подобном милицейском беспределе, когда ретивые служаки тупо выполняют план по задержаниям. Ведь уже началась нешуточная государственная программа по всеобщему отрезвлению... любыми методами и доступными способами. И милиционера, выходящего из гостиницы, тоже вспомнил. Он вошёл в зал ресторана сразу после меня. Уселся неподалёку, словно ждал кого-то. И дождался... меня. И сразу после того, как я выпил полбокала и вышел на свежий воздух, у него отлегло... Есть! Попался, родимый! Если бы я не вышел из ресторана, то и права задерживать не было никакого, а так – сам виноват, дорогой товарисч алкаш!
Привезли в вытрезвитель. Вывеску успел мельком разглядеть. Внутри – обычная, по всей видимости, процедура. Но пока совершенно незнакомая. Сначала осмотрел врач, который даже и не пытался что-то выявить. На просьбу освидетельствовать, он резонно заметил, что и смотреть-то незачем. Раз привезли, значит, так надо! При этом, врач брезгливо сказал, что и разит от меня, как из бочки. Что тут освидетельствовать, когда всё и так ясно, как божий день?...
На мольбу вызвать кого-то из вышестоящего милицейского начальства было заявлено, что пятница, вообще-то – короткий день. Слишком короткий, чтобы высокое начальство ради такого убожества, как я, задерживалось на работе и тратило драгоценное время на душеспасительные беседы. – «Заткнись, тебе же лучше будет!»... – Ещё я честно рассказал, что работаю и летаю в Магане, приехал на учёбу, а это вполне можно выяснить, позвонив в общежитие, что... Многое говорил, убеждал, просил, унижался, надеялся... Всё – зря! Но адресные данные, а также место работы и должность, всё равно добросовестно выспросили и аккуратно записали.
… Очень большая комната с многочисленными железными койками... «Телами» занята примерно треть. Дверной проём. Без каких-либо признаков дверей, но сверху донизу зарешёченный толстенными железными прутьями. Напротив – точно такое же помещение, только в виде своеобразного «гарема». Женская половина. И всё насквозь просматривалось дежурным в коридоре. Он посиживал за столиком, читал книжку, изредка отвечал по телефону. И – ноль внимания к «контингенту», просьбам, громким заявлениям, буянству, разудалым песням и развязным пляскам.
Я так и не уснул. Периодически привозили очередного клиента или клиентшу. Вот, для таких-то, уж точно, не надо никакого освидетельствования и усиленной экспертизы! Они оказывались очень разными по возможностям опорно-двигательного аппарата, связности и осмысленности речи. У некоторых речь напрочь отсутствовала, слышалось только бессвязное мычание. Тех же, кто выглядел «обезноженным инвалидом», попросту втаскивали в комнату и бросали на кровать. Ну, и песен самых разных пришлось тоже наслушаться вдоволь в ту памятную ночь... Они здорово расширили и пополнили персональный репертуарчик... И свой «великий-могучий» я тоже значительно обогатил и даже усовершенствовал после этой незабываемой ноченьки...
Обязательно посмотрите фильм «А поутру они проснулись...» по Шукшину. В нём – абсолютная правда. Только с юмором и с посторонними персонажами, на которые с интересом смотришь со стороны, но никак с собой не соотносишь!
Утречком, часов в восемь, пришёл какой-то капитан, бегло и привычно оглядел безмятежно похрапывающие в счастливом забвении «тела», лежащие на койках. И упёрся тяжёлым немигающим взглядом в мою унылую фигуру, сидящую на краешке кровати. Вызвал, выслушал сбивчивые объяснения... и лениво сказал: «Пошёл вон!»... – Дважды упрашивать не пришлось. Счастливый донельзя ехал на автобусе, даже на занятия успел. Только на душе скребли кошки, а мысли судорожно витали далеко-далеко!
… Я совершенно не знал, что теперь предпринимать и как отмыться от такого позорного пятна. Ведь по принятым тогда законам, медвытрезвитель обязан поставить моё руководство перед свершившимся фактом добровольной «экскурсии» в это позорное заведение. А дальше уже — отработанная схема. «Разбор» грехопадения, неприличного и антиобщественного поведения, почти предательства святых идеалов... Выговор, строгий выговор... С занесением, с порицанием, с лишением... И срамное позорище на долгие-долгие времена! Вот замполиты-то ручки потирали бы от удовольствия!
Решил как-то упредить и предвосхитить, насколько виделось возможным. После занятий рванул в Маган, вписался в задание к первому же экипажу Ан-2, вылетающему в Сангар. Была суббота. В воскресенье вечером рассчитывал вернуться, чтобы обязательно присутствовать на занятиях в понедельник.
Настроение чувствовалось... никакое! Подавленное и очень неприятное. А делать что-то надо было... и очень срочно! Я пошёл по пути, ярко и ясно обозначенному выражением «повинную голову меч не сечёт». Словом, мне следовало покорно поднимать лапки вверх, капитулировать, каяться, божиться, обещать, сдаваться в плен и на милость... Как-то так это представлялось.
Командиром Сангарской ОАЭ, а по совместительству и начальником аэропорта, тогда работал уже бывший, но очень заслуженный и известный всей Якутии лётчик, Николай Николаевич Зернов. Он всю жизнь проработал в Якутии в различных подразделениях. По здоровью и возрасту продолжать лётную жизнь уже не мог, но уезжать из родной Якутии тоже не очень спешил. Жена его обитала где-то «на материке», а Н.Н. всё не желал расставаться с тем, чему была посвящена вся жизнь. Ему и подобрали соответствующую должность. И оклад положили персональный, учитывая славу, опыт и многочисленные заслуги.
Характер его, как почти и всего лётного состава, был лёгкий, с отменным чувством юмора, Зернов постоянно буквально фонтанировал историями и анекдотами, примечательными случаями, примерами из своей жизни... А ещё он подкупал невероятной «контактностью», не требующей совершенно никакого чинопочитания, однако, без всякой фамильярности или панибратства.
Однако, помимо этого, Н.Н. зарекомендовал себя умелым и грамотным руководителем-хозяйственником. Этого не отнять! И крутоват был, когда требовалось. И груб до мужланства, если дело принимало именно такой оборот. Мужик! И лётчик – до мозга костей!... Кстати, если вспомните моё упоминание о человеке, никогда не употреблявшем осетринку, отравившись ею однажды, так это – о нём.
… Я прилетел, пришёл домой. Жена удивилась и обрадовалась такому неожиданному появлению и внезапной побывке... Объяснять ничего не стал. Сказал, что появилась возможность не сидеть в выходные в общаге, поэтому и прилетел... Но часа через полтора-два решительно отправился к Н.Н., который проживал в десяти минутах неспешной ходьбы.
Ноги оказались ватными, совершенно негнущимися. Походка – будто гири привязаны... Так хотелось избежать неприятного и постыдного объяснения с признаниями, что многое бы отдал, чтобы вообще из общаги не выходить в тот проклятый день. И до самого окончания учебных курсов. А лучше, если бы и курсов совсем не было! И застрелиться тогда казалось гораздо проще, надёжней и честней..., чем начинать предстоящий разговор.
Но я упорно шёл вперёд. На мое счастье (или несчастье?) Н.Н. находился дома и обрадовался моему визиту. Он жил один, но гости посещали регулярно. Только не друзья-товарищи, а многочисленные подхалимы и лизоблюды, которые почти всегда вычисляются «на раз»... Однако, отвадить таких всегда весьма сложно, так как в их числе почему-то частенько оказывались некоторые начальники служб... А «отлипнуть» они не очень спешили, слетаясь, как мухи на мёд, принося большие и маленькие подарки и подношения... И заодно – вынюхивали, куда и откуда «ветерок дует»... Ничего такого новенького из области взаимоотношений между работниками любой сферы деятельности!
Мы уселись на кухне, я коротко и честно выложил, почти обрисовал всю сложившуюся и весьма нелёгкую ситуацию. Потом спросил, как мне дальше поступать, чего ожидать и вообще... как жить-то дальше?... Он молчал, мы неспешно курили Беломор, а пауза всё больше затягивалась, становясь просто невыносимой. Я совершенно не знал, не напрасно ли пришёл или, быть может, не стоило совсем...
Потом Н.Н. вздохнул и долго говорил. Спокойно и рассудительно. Суть монолога сводилась к тому, что он и так видит, в каком состоянии и настроении я нахожусь. Верит, потому что знает меня. По его словам, очень правильно сделал, что сразу признался и объяснился, не выжидая, как именно потекут и развернутся дальнейшие события... Если бы я потом юлил и изворачивался, придумывая самые невероятные оправдания, – вот тогда-то точно бы не поверил. А теперь, если даже и пришлют в его адрес какое-то письмецо, положит его «под сукно» и не даст никакого дальнейшего хода. А самое главное – никто никогда не узнает об этом нелёгком разговоре...
В конце беседы Н.Н. хитро улыбнулся и сказал: «Володя, не убивайся ты так! Плюнь, разотри и забудь! Не самое это страшное в лётческой жизни. Кто же, как не я, поймёт тебя лучше?» – И в завершение предложил «хлопнуть» по рюмашечке в знак взаимопонимания и отпущения моих грехов... Дружно «хлопнули»... И мне намного полегчало, хотя подавленность испытывал ещё много-много дней спустя, ожидая какой-то подлости «из-за угла»...
Через десять дней снова прилетел в Сангар на выходные. И сразу понял, что Н.Н. всё-таки подло обманул... На столе лежало запечатанное письмо с фирменным штампом медвытрезвителя. Земля тут же ушла из-под ног, и жизнь на этом сразу закончилась... Надо было срочно повеситься в коридорчике...
(продолжение следует)