В половине шестого Джек Пот проснулся из-за того, что больно кольнул зуб.
Сколько уже не был у дантиста? Три года? Погоди-ка… почти четыре. Чертовы дантисты. Слуги дьявола с бормашинами. Лучше сказать, с пилами — рифмуется с вилами. Но дантисты не пользуются пилами, разве только пилками? Вся соль пропадает.
С этой мыслью Джек встал с кровати, которая ещё помнила его сон. Умывшись холодной водой, он обратил внимание на часы — будильник не был заведён.
Хорошо, что зуб заболел. Иначе опоздал бы.
Мысли о нудной и противной работе заполнили сознание Джека, и владели им, пока он глотал таблетку обезболивающего, пока надевал корпоративный костюм цвета пакли, пока шел на автобусную остановку. У него до сих пор не было машины — заработная плата не позволяла скопить на что-то достойное, а недостойную машину он не хотел. А вот Пако накопил — кажется, на Понтиак.
Подошёл автобус и повёз его по улицам города, в центре которого торчала фаллическая американская мечта. Противный, дурацкий город, подумалось ему. Я бы его оскопил. Как? — тут же задался он вопросом, и в голове промелькнули несколько подходящих планов, вполне осуществимых при наличии толики смелости. Но её у Джека не было.
Офис, в котором работал Джек, занимал сорок второй этаж небоскрёба с зеркальным фасадом. Большая часть этажа была разделена на маленькие кабинки белыми перегородками, не достающими до потолка — со стороны это, наверное, походило на какую-нибудь конюшню.
Босс уважал Джека, не особенно, впрочем, выделяя его из толпы таких же клерков; но иногда он смотрел пристально и говорил «Эй, Джек, а твой горшок варит», и было непонятно, признание ли это заслуг работника, или же каламбур из тех, над которыми обязательно надо смеяться, даже если они несмешны, просто потому, что скаламбурил начальник. Джек на всякий случай смеялся.
Он вообще был весёлым человеком. Был. Теперь коллеги часто спрашивали его, отчего он так задумчив. Всё из-за этих снов, подумал он и заскрежетал зубами.
В лифте он поздоровался с парой коллег, стараясь не выдавать отвращения, которое испытывал сейчас, вспомнив о снах, ко всему: и к неудобно расположенным кнопкам на блоке управления кабиной лифта, и к натужному гулу огромного двигателя где-то вверху, и к потертому ковролину на полу. Внезапно лифт почему-то напомнил ему мерзкий обшарпанный шкаф, отчего сразу вспомнился жёлтый Петербург в бледном безумии.
Опять мысли приводят меня к России. Почему? Я ведь даже не был там, и у меня там никого нет! Стал бы я жить в шкафу?
Джека передернуло, и пара коллег посмотрела на него с недоумением; к счастью, тренькнул колокольчик, и лифт открылся на нужном этаже. День начинался стандартно.
Сев на неудобный стул в своей кабинке, Джек потянулся и включил компьютер, нажав на кнопку, как всегда, средним пальцем — своеобразный микроскопический бунт. Щелчок пробудил дремлющую память Джека, и он вдруг вспомнил свой сегодняшний сон.
В этом сне действие снова происходило в средневековой России. Снова был этот странный мужик, Яша Гончар, который днём лепил горшки, а ночами встречался с женщинами, принадлежащими другим мужчинам деревни. Яша был симпатичным, однако пил, как лошадь, отчего порою становился слишком буйным — это не давало ему завести продолжительные отношения со свободной женщиной, в то время как замужние липли к нему, как мухи.
В этих снах Джек вовсе не отождествлялся с Яшей, он всегда наблюдал за ним откуда-то сбоку, всегда с разных углов. Однако Яша, несомненно, догадывался о присутствии Джека в его избе: он то и дело поглядывал туда, где находился невольный зритель.
Комната, которую Джек видел во сне, не отличалась аккуратностью: заваленный чем-то стол, кровать с грязными простынями… Единственным местом, где царил порядок, был шкаф, огромный дубовый (откуда-то Джек это знал) шкаф, в котором стояли наиболее удачные работы гончара. Яша любил своё дело, и к этим экспонатам относился особенно: каждый день протирал их мягкой тряпочкой, переставлял с полки на полку, пытаясь добиться одному ему известного порядка.
Содержание снов от ночи к ночи особо не разнилось: либо Джек наблюдал за тем, как крепкие руки гончара месят глину или формируют на круге новый сосуд, либо на глазах Джека происходил страстный и греховный любовный акт — после таких снов Джек просыпался особенно разбитым и не чувствовал своей целостности.
Однако нынешний сон отличался от предыдущих.
Яша взволнованно ходил кругами по комнате, изредка бросая взгляды туда, где незримо находился Джек, а затем подошёл вплотную, заглянул Джеку прямо в глаза (а может быть, и в душу), и злобно произнёс:
— Допустим, я дам ей денег? Сколько она запросит? И золотой, и два, и три… Эх, сука!
От этого грубого слова Джек даже проснулся среди ночи, и прежде, чем забыть сон, успел удивиться тому, что знает русский язык. Потом он снова уснул и больше не просыпался, пока не заболел зуб.
Джек взглянул на часы и удивился: близился обед. Время необъяснимым образом сжалось, как бывает всегда, когда, занимаясь рутиной, не думаешь о том, что делаешь.
Хотелось пить. Джек встал и направился к маленькой кухоньке. Там бандитского вида охранник Пако пил какао, он улыбнулся Джеку.
— Приятель, ты что такой измученный?
— Работа, — коротко ответил Джек, пожимая плечами, и стараясь, чтобы это прозвучало достаточно ёмко, чтобы отпала нужда в дальнейших вопросах.
— А я уже закончил, — снова улыбнулся Пако, чем-то похожий на обезьяну.
Джек подошёл к кулеру и взял пластиковый стаканчик. Ему бросилась в глаза надпись на баке с водой: «Может использоваться вторично».
Он сразу ощутил всю двуличность этой фразы: с одной стороны словно соизволение, мол, используйте, сколько влезет, но с другой — предостережение: вполне возможно, кто-то использовал эту вещь до вас. Джек налил воды и, пересиливая отвращение, выпил.
— Скажи, Пако, — обратился он к охраннику, — как выходит, что работаешь ты по полдня, а денег получаешь больше?
— Ничего удивительного, Джек, — блеснул золотым зубом Пако. — Я ведь охранник — ценный кадр. Работаю по полдня, чтоб не устал, и получаю хорошие деньги, чтобы не ушёл.
Пако смял стакан и бросил в ведро для мусора.
— Бывай, — бросил он и ушёл.
О-ох. Зачем я спросил про деньги? Из-за машины — я думал об этом в автобусе. О-ох. Что-то я раззевался. Рано проснулся. А отчего проснулся? Ах да, зуб кольнул-больнул. Выпить какао? Кофе? Нет, не хочу. Осторожней зевать, чтобы босс не увидел. Чёртов зуб!
Он прислушался к зубу — тот молчал. Хорошо.
Джек не страдал от повышенного интереса к деньгам, но ему очень нравилось носить в брюках звенящие россыпи мелочи. Он любил приятную тяжесть этих мелких никчёмных монет, любил перекатывать их рукою в кармане, вслепую пересчитывать, что порой вызывало насмешливые взгляды сотрудников. Однако до обеда ещё четверть часа, и нужно поработать.
Джек вернулся на своё место в конюшне и сел, уткнувшись невидящим взглядом в монитор. Там успокаивающе кружились в бессмысленном танце цветные мазки. Они впитали внимание Джека, растворили в себе. Ему казалось, что в них есть тайна, которую можно разгадать, если долго и пристально глядеть, не шевелясь. Голова тяжелела, и он положил её на руки, не отрывая глаз от монитора. И внезапно из переплетенья разноцветных пятен проступили образы: стены, стол, кровать, гончарный круг…
Слышались крики — это кричали на улице, но слов Джек пока не разбирал. Яши в комнате не было, и ему негде было спрятаться — в этот раз Джек смотрел на комнату откуда-то из-под самого потолка.
— Совратитель чужих жён! Выходи, мерзавец! — это приблизились крики, с десяток мужских голосов говорили слова, как заклинание.
«Он не выйдет! Здесь никого нет!» — хотелось крикнуть Джеку, но, по всей видимости, у него не было языка.
Кто-то попробовал ломиться в дверь, но та была заперта.
— Не выходишь, Яшка? Тем хуже для тебя! Неси сено, мужики! Пускай красного петуха!
Что-то зашелестело, и запахло смолой, а потом и дымом. Крики стали торжествующими, и Джек с ужасом увидел в щели меж ставен язычок огня.
Когда запылал весь дом, Джек решил, что ему, бестелесному, ничто не угрожает. К тому же он знал, что проснётся, если смерть будет слишком близко — так ведь всегда бывает во сне.
Однако едва он успокоился, что-то заскрипело прямо под ним, затрещало, и он почувствовал, что его неудержимо клонит вперёд и вниз. В поле зрения оказался пол, и Джек увидел, как падают и раскалываются любимые Яшины горшки.
«Шкаф! Это падает шкаф!» — успел подумать Джек перед тем, как упал сам.
Никто из коллег Джека не заметил, как тот уснул прямо на рабочем месте. Когда прозвенел звонок, означающий начало обеденного перерыва, все встали со своих мест, и Джек тоже встал, но двигался как-то странно.
Окружающие решили, что Джеку необходимо глотнуть свежего воздуха, и тот будто бы подтвердил их догадку, направившись прямиком к окну и распахнув его. Но затем он ловко влез на подоконник и прыгнул вниз.
Люди подбежали к окнам, смотреть, как он падает, а солнце пожаром отражалось в зеркальном фасаде, и в свете этого солнца золотыми казались монеты, с весёлым звоном запрыгавшие по тротуару, когда Джек Пот разбился.
КОНЕЦ.
08.01.2011.