Судьба не покарала барона Жоржа-Шарля Дантеса-Геккерна, убийцу Пушкина. С позором изгнанный из России, он сумел у себя на родине, во Франции, сделать блестящую политическую карьеру, достичь славы и богатства. Он умер в возрасте 83 лет в родном доме в Сульце, окруженный любящими детьми, внуками и правнуками.
Судьба занесла было над ним карающий меч, но промахнулась – и удар пришелся на его дочь –Леонию-Шарлотту.
Третья дочь Дантеса и его жены Катрин, свояченицы Пушкина Екатерины Николаевны Гончаровой, вполне могла бы прожить также благополучно, как ее старшие сестры. Венгерский живописец Леопольд Горовиц написал в 1862 году трех дочерей Дантеса во всем блеске их красоты и здоровья. В лице младшей, Леонии-Шарлотты, еще нет признаков безумия, она, как и сестры любит бывать в свете и при дворе императрицы Евгении, всегда с особой приветливостью встречающей дочерей сенатора Дантеса.
Примерно в то же время была сделана и фотография Леонии-Шарлотты. Во Всероссийском музее А.С. Пушкина хранится альбом фотографий, принадлежавший Александре Николаевне Фризенгоф, сестре Натальи и Екатерины Гончаровых. На первой его странице – портрет Леонии-Шарлотты, единственный снимок членов семьи Дантесов-Геккернов, попавшей в альбом Фризенгофов. Видно уже тогда девушка отличалась от своих сестёр и брата.
Её брат Луи-Жозеф – тот самый ребенок, появление на свет которого в 1842 году стоило жизни его матери. В год столетия со дня рождения Пушкина в интервью корреспонденту газеты «Новое время» он сказал:
– Знаете ли, что у меня была сестра, она давно покойница, умерла душевнобольной. Эта девушка была до мозга костей русской. Здесь, в Париже, живя во французской семье, во французской обстановке, почти не зная русских, она изучила русский язык, говорила и писала по-русски лучше многих русских. Она обожала Россию и больше всего на свете Пушкина! Эта девушка обладала еще одной особенностью русской женщины – она любила науку, любила учиться. Она проходила, конечно, дома – весь курс Политехнического института и, по словам своих профессоров, была первой.
Известно, что у Леонии-Шарлотты комната была обращена в молельню. Перед аналоем висел большой портрет Пушкина, на стенах были другие его портреты. С отцом она не говорила после одной семейной сцены, когда назвала его убийцей Пушкина.
Иногда трудно найти грань между мудростью и безумием – и никто сейчас не может ответить на вопрос была ли в действительности больна Леония-Шарлотта.
Едва ли ей не было известно знаменитое стихотворение Лермонтова «Смерть поэта», где об ее отце говорилось:
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в тот миг кровавый,
На что он руку поднимал!.. Леония-Шарлотта, не слыхавшая в детстве ни одного слова по-русски даже от матери, сумела настолько постичь «земли чужой язык и нравы», что на нее обрушилось громадное, непереносимое чувство вины за содеянное ее отцом. Раскаяние, которое не было знакомо Жоржу Дантесу, досталось его дочери, родившейся через три года после рокового выстрела.
«Пустое сердце бьется ровно, в руке не дрогнул пистолет», – сказал Лермонтов. Так же ровно оно билось и тогда, когда Дантес отправил Леонию-Шарлотту в сумасшедший дом, зная в каких чудовищных условиях содержатся там больные. Дантесу не нужен был дома этот «грозный судия», и он скорее готов был признать свою дочь безумной, чем себя – убийцей.
Среди современников Пушкина было, к нашему удивлению, немало людей, не очень-то и осуждавших Дантеса. По бесстрастной жизненной правде он в этой истории тоже жертва и не намного хуже Пушкина, который был известным охотником до чужих жен, не сильно заботившимся о поруганной чести обманутых мужей, которых награждал не только рогами, но и незаслуженно оскорбительными эпиграммами. Но есть и другая правда – эмоциональная, традиционная, народная. И по этой правде Дантес – проклят всеми, начиная с собственной дочери.
Больше двадцати лет провела несчастная Леония-Шарлотта в бесчеловечном заключении, там же и умерла в возрасте сорока восьми лет. Ее страдания не искупили вину Жоржа Дантеса, потому что искупить ее нельзя ничем.