- А на свадьбу к ним пришёл весь город. Все – представляешь, сын: и герцог с герцогиней, и их дочь, и купцы, и стражники, и все остальные горожане! И всем хватило места. Но главными гостями, конечно же, были дети – и волшебник. Знаешь, какой он подарок сделал жениху и невесте?
- Какой?
- Он подарил им жизнь. Счастливую жизнь вместе.
- Навсегда?
- Нет, - я улыбаюсь. – Только до тех пор, пока им самим не надоест. Сам подумай – зачем жить вместе, если это уже не счастье?
Сын понимающе кивает головой – действительно, незачем.
- А теперь спи, малыш. Уже пора. Скоро Дед Морозу подарки разносить. А ты же знаешь, чтобы успеть принести их всем-всем, он путешествует из сна в сон – так быстрее.
- Да-а-а… - тихо бормочет сын, поворачиваясь на бок и обнимая подушку.
Я подтыкаю одеяло ему под спину, сажусь на стул, стоящий рядом с кроваткой. Парень давно умеет засыпать сам – но сегодня мне хочется побыть рядом с ним. В тишине, уюте, и тепле.
Кладу руки на край кровати, словно на школьную парту, опускаю на них голову. Спи, сын. Тебе ещё снятся сказки, и они даже становятся явью.
Завтра ты проснёшься, побежишь к ёлке – пушистой и нарядной искусственной красавице, лучшей из тех, что можно купить в магазине за разумные деньги – и найдёшь там подарки. А рядом, на пушистом ковре – след большого сапога. «Дед Мороз приходил! Папа, мама! Дедушка Мороз приходил! Смотрите! Он принёс мне подарки!», закричишь ты, врываясь в нашу спальню. И потащишь нас к ёлке, и будешь тыкать пальцем в след, снова и снова говоря про Деда Мороза, а я и жена…
- Пап, – вдруг слышу я. – Па-ап?
- Что, малыш? – как здорово, что он пока ещё не обижается, когда я называю его так. – Почему ты не спишь?
- А я сплю. Я только хотел спросить: а можно, мне приснится твоя сказка?
Я улыбаюсь.
- Конечно, можно. Только это не моя сказка. Я же рассказал её тебе, сынок. Значит, она уже твоя.
Он упрямо мотает головой. И рассудительно возражает, ставя точку в нашем споре:
- Но ты же её рассказал! Значит, тогда она наша!
- Да, ты прав, - я чуть сжимаю между указательным и средним пальцами кончик его носа – секретный знак, о котором знаем только мы двое: символ боевого братства, вечной нерушимой дружбы. – Конечно, наша.
- Спокойной ночи, папа…
- Спокойной ночи, сын. Спи, сказка ждёт тебя.
И он засыпает. Теперь уже точно – я слышу, как меняется его дыхание. Наверное, парень уже в сказке – вместе с остальными детьми города бежит спасать главных героев от злой колдуньи Аксот, которая заточила юношу и девушку в башнях из прозрачного зеленоватого льда.
У него, конечно же, всё получится. Ведь это добрая сказка со счастливым концом…
Я встаю, тихо выхожу из комнаты, закрываю за собой дверь. В коридоре мне почему-то на миг становится зябко – угрелся, должно быть, рядом с сыном. Ничего, сейчас пройдёт.
В гостиной – празднично накрытый стол. Но за ним – никого. Кидаю взгляд на часы – без семи полночь.
Жену замечаю сидящей в кресле: телевизор смотрит.
- Уснул?
- Угу.
Я прохожу к окну. С той стороны стекло целуют снежинки. Те, что побольше – снисходительно, едва касаясь невидимой преграды. Их меньшие сестрички подлетают к стеклу задорно, со всего размаху приникают к нему – и тут же уносятся прочь в резвом танце.
Странно. А разве все они не должны быть одного размера? Впрочем, кто его знает. Мне как-то давно не случалось смотреть на снегопад. Не до того было. Всё дела, дела…
Перевожу взгляд вниз.
У подъезда перетаптывается компания молодёжи.
Забавные.
Я даже отсюда вижу, как им не терпится встретить Новый Год. Ничего, недолго осталось. В смысле, ждать праздника. Предвкушать и радоваться?.. Это как повезёт.
- Дорогой, ты не откроешь шампанское? Уже президент появился.
- Конечно, открою.
Я слушаю тихое шипение газов, вырывающихся из-под пробки, и вспоминаю, как несколько лет назад пробки летели во все стороны, и шампанское лилось в бокалы, а его брызги, которые попадали на платья и костюмы, вызывали только смех.
- С Новым годом! – доносится из телевизора, и на экране возникает Спасская башня.
Протягиваю бокал жене. Через несколько секунд я и она чокаемся.
- С Новым годом! – вторит президенту супруга. Присаживается на стул, и начинает деловито наполнять свою тарелку. – Тебе чего положить?
- Знаешь, я что-то не голоден.
- Как знаешь, дорогой. Но когда пьёшь, надо закусывать, помни об этом.
Помню.
Беру вилку – в самом деле, может, пожевать чего-нибудь? Хотя бы для вида.
В коридоре раздаётся топот, дверь, распахиваясь, натыкается на ограничитель, и, дребезжа стёклами, начинает обратный путь – а сын уже ухватил меня с женой за руки, и тащит за собой.
- Папа! Мама! Скорее! Помогите!
- Во что ты одет?! – жена разворачивает сына к нам лицом.
Я гляжу на него – и в самом деле, что за ерунда? Перед нами – маленький паж, вышедший сопровождать свою королеву на её прогулке зимним утром. Курточка из коричневого меха, чёрные штаны из плотной, но мягкой ткани, такого же цвета замшевые сапоги, и тёмно-песочная шляпа с белым пером. Когда он успел переодеться?
- Где ты взял эти вещи? – спрашивает жена. И я понимаю, что мой вопрос – далеко не главный. Оказывается, такого карнавального костюма у нашего сына вообще нет.
- Мне дали! Там! В городе! – он снова хватает меня с женой за руки, тянет. – В Акзаксе, пап! Он есть на самом деле! Ну, пожалуйста, пошли быстрее!
Я спотыкаюсь, очумело смотрю на сына. В Акзаксе? Так я назвал город в той сказке, которую только что рассказывал малышу. Ничего не…
А он всё тащит и тащит – к себе в комнату. Даже супруга вынуждена подчиниться этому бешеному напору. Впрочем, подозреваю, она делает это только потому, что знает: за дверью можно будет остановиться. Ведь дальше пути нет.
Не было.
До этой ночи.
Потому, что теперь прямо в кроватке сына сияет всеми цветами радуги водоворот. Ну, то есть, это больше всего похоже на него – хотя водой здесь, ясное дело, и не пахнет.
Я смотрю на жену, и вижу на её лице отражение моего изумления.
- Прыгайте! Быстрее!
Я и жена, ясное дело, не трогаемся с места. Мне страшно. Одно дело – смотреть всякую фантастику в кино, и совсем другое – в упор разглядывать в кровати сына.
- Папа! – он почему-то сосредотачивает своё внимание на мне. – Ну ты же сам рассказывал! Помнишь, сегодня?! Как дети со злой колдуньей сражались!
- Так это твои фокусы? – слышу я голос жены. – Тебе спасибо сказать надо?
Я хочу оборвать её – жёстко, сразу, чтобы не несла чушь, но ловлю взгляд, и вдруг понимаю: ей страшно. Очень. Как и мне. А может, даже больше.
Ещё бы.
- Па-ап! Ну пап!
А ведь он – вернулся.
Да, но это ребёнок. Он верит, что сказка – добрая, и всё в ней кончится хорошо.
А я?..
Во что верю я?
В работу, будущую пенсию, и тёплые тапочки у кресла?!
- Что ты?.. Что ты делаешь?! Отпусти-и-и!..
Моя семья летит в водоворот в обнимку со мной – жена слева, сын справа. Сердце колотится от дикого ужаса и почему-то ещё от такой же силы восторга. Колотится, как… да просто как настоящее, живое сердце.
Выходит, оно у меня всё-таки есть?
- …пусти-и-и!
Крик резко смолкает. Я отпускаю жену, и оглядываюсь. Вокруг – старинные дома, под ногами – булыжная мостовая, а над головой – небо. Вполне себе обычное.
- Где?.. – это жена. Она растерянно смотрит на меня, затем – на сына. – Куда ты меня затащил? Я… - вдруг всхлипывает, – я домой хочу!
Я моргаю, и замираю, открыв рот. Моей жены больше нет. На её месте – маленькая девчонка, ровесница сыну. В белой шубке, розовых сапожках с узорами, и забавной голубой шапке с пумпонами на вязаных верёвочках.
Но почему я смотрю жене в глаза, и мне не надо при этом опускать голову?
- Ты… ты стал мальчиком… - шепчет она, и вдруг – хихикает. – Какой ты забавный! Ты что, на самом деле таким был? Таким толстым?
Я оглядываюсь, и, увидев витрину, подхожу к ней. В стекле отражается веснушчатый вихрастый пацан с ямочкой на подбородке и ошарашено-счастливым взглядом круглых зелёных глаз. Ну да, весьма упитанный – любил в детстве покушать, что есть, то есть.
- На себя посмотри, - бурчу я. – Тоже мне, примадонна курносая! А ещё уши торчат.
Поворачиваюсь к ней – и, не сдержавшись, прыскаю от смеха. Слышу, как слева начинает смеяться сын. А потом тонкое девчоночье хихиканье превращает наш дуэт в замечательное трио.
- Пап! – сын вдруг становится серьёзным. – Пап, мам! Побежали!
- Куда?! – ну да, она-то не в курсе. Я эту сказку только сегодня вечером сочинил. Чистой воды экспромт. – И почему… почему я девочка? Почему?!
Открываю рот, но сын опережает меня. И быстро, толково – куда лучше, чем это сделал бы сейчас я сам! – рассказывает жене про город, о том, что случилось с его жителями, и что теперь надо делать.
- Но почему? – жена всё ещё недоумевает. – Почему я?.. А если я не хочу?!
Мне, кстати, тоже интересно – почему без меня и жены ну никак не обойтись. И что будет, если я возьму, развернусь, да пойду… куда? А, какая разница! Куда угодно. Хотя бы вон, в булочную – бубликов с маком купить. Я отсюда чую их восхитительный запах.
- Тогда мы навсегда останемся здесь, - отвечает сын. – А колдунья всех нас поймает. Так волшебник говорит! Побежали скорее! Он вам сам всё расскажет!
Похоже, выбор небогат. Впрочем… а тебе самому разве не хочется победить злую колдунью, спрашиваю я сам себя. Совсем-совсем не хочется, ни капельки?
А ведь хочется. И плевать на всех умников, которые твердят на разных языках, что детство хорошо в начале жизни!
И вот мы уже бежим к замку из тёмно-зелёного камня, где засела злая колдунья Аксот. Ей не по душе, когда люди веселы и счастливы. Она терпеть не может любовь, и содрогается от омерзения, если слышит чей-то беззаботный смех. Любыми путями ведьма старается разрушить всё это.
Велика её сила, и даже герцог с герцогиней и их стража ничего не могут поделать с Аксот. Что уж там говорить о купцах и простых горожанах. Они, правда, предлагали ей деньги – много денег – но колдунья не прельстилась богатым выкупом.
Вот и сейчас она пленила юношу и девушку – Хемса и Ашуд. Весной они должны были пожениться – но ведьма воздвигла злым чародейством две башни из зеленоватого прозрачного льда, и заточила в них влюблённых. Смертельный холод царит внутри, и терзает слух заунывный волчий вой, достигая самого сердца, царапая его невидимыми когтями. Даже любовь не может долго противостоять всему этому. Ещё совсем чуть-чуть, и она сдастся: замёрзнет, расколется, рассыплется шуршащими льдинками по полу. Тогда Аксот отпустит пленников, но они сами уже не захотят уходить от неё, и останутся навеки в тёмно-зелёном замке колдуньи.
Однако хоть и сильна Аксот, а всё же не всемогуща. Есть то, чего она боится больше всего на свете, то, что сулит ей скорую и жестокую гибель.
Когда смеётся взрослый, она морщится, но терпит. И старается победить врага, погасить его смех. Часто ей это удаётся.
Когда смеётся ребёнок, ведьма затыкает уши, не в силах это слышать, и ждёт, когда стихнут ненавистные ей звуки. Она знает, что в этой схватке ей не победить.
А когда разом смеются все дети города, который Аксот попыталась захватить, то колдунья бежит из него без оглядки. Ведь стоит ей задержаться хоть на миг – и смех развеет её в пыль.
- Всё так, - говорит мудрый волшебник. Он выглядит совсем молодо, и бороды у него нет – но мудрости хватит на десяток столетних старцев. – Всё так, но без вас не обойтись, милые дети из неведомой страны. Ведь Аксот пленила Хемса и Ашуд. Им страшно, их души болят. Посмотрите вокруг. Мы уже пробовали засмеяться. Но ничего не вышло. Уж слишком переживаем за пленников. Помогите нам! Засмейтесь – глядишь, и мы развеселимся вслед за вами!
Я оглядываюсь. На площади перед замком колдуньи полно народу. Впереди стоят дети, позади них теснятся взрослые. Малыши изо всех сил стараются хотя бы улыбнуться. Они корчат друг другу рожицы, они пытаются дразниться – но всё без толку. На лицах – лишь кривые усмешки. У взрослых получается ещё хуже.
А из ледяных башен доносится волчий вой, и с каждой минутой он всё громче и громче.
Я откуда-то знаю: когда волки взвоют так, что мы на миг оглохнем, Аксот победит – раз и навсегда. Откуда-то? Ведь это я сочинил сказку! Или нет?.. Всё вокруг такое настоящее…
Я нагибаюсь, зачёрпываю ладонями снег, и, почти не сминая его, бросаю в жену. Ударившись о шапку, мягкий комок рассыпается. Белое облако окутывает девчонку, проникает ей за шиворот.
А я, замерев, жду. Жду её реакции. Когда-то жена любила играть в снежки. Казалось, в те минуты вместе с ней смеялось всё вокруг – небо, облака, деревья, прохожие. Невозможно было не хохотать, забывая обо всём… как она поступит сейчас? Ну же! Давай!
Жена очень знакомыми – изящными и точными – движениями подчёркнуто аккуратно стряхивает снег с шапки. Затем так же размеренно избавляется от снежинок на воротнике шубки. Поправляет шарфик. Внимательно изучает результаты своего труда. Удовлетворённо кивает. Поворачивается. Серьёзно смотрит на меня…
- А-й-и-и-и! – тонкий девчачий визг вонзается в стылую тишину раскалённой иглой детской страсти жить и получать от этого удовольствие.
Жена приседает – и в меня летит целый рой снежков. Один за другим – кривобокие, наспех слепленные двумя движениями – они достигают цели. Я чувствую себя так, словно очутился в самом сердце бурана… господи, как же хорошо!
- За папу! – кричит сын, захлёбываясь от восторга. И встаёт на мою защиту.
Три сугроба на площади кидаются друг в друга частичками себя, и хохочут. Во всё горло, самозабвенно, хватая раскрытыми ртами воздух и сгибаясь пополам, когда смех становится уж слишком силён.
А потом мы слышим грохот. Совсем рядом, чуть ли не над головой – но нам почему-то не страшно. Мы оборачиваемся – это рухнул замок Аксот. А ледяные башни растаяли без следа.
Оказывается, вместе с нами уже хохочет весь город! Смолкнув на миг при виде падения логова ведьмы, смех тут же звучит вновь – ещё громче, ещё радостнее.
- Победа! – восклицает волшебник, подняв руку с посохом. И пускается в пляс, поскальзываясь при каждом па.
Вокруг ликуют горожане, а мы… мы играем в снежки. Метким выстрелом жена сбивает с меня шапку. В ответ я хватаю её в охапку, поднимаю, и сажаю верхом на сугроб. Насыпанный, видно, перед самым нашим приходом на площадь, он подаётся, проминается, – и вот из снега торчат ноги моей любимой, а сама она смотрит на меня снизу вверх.
- Сдавайся, - хохочу я. – Моя взяла! Вот мои условия. Во-первых…
В лицо мне летит маленькая снежная гора – жена умудрилась исподтишка собрать её, и неожиданно метнула в меня. Увернуться уже не успеваю, и на какой-то миг слепну. Этого ей вполне хватает, чтобы вскочить, обхватить меня, и, подставив подножку, уронить всё в тот же сугроб, а самой усесться сверху.
Сын с индейским воплем плюхается мне на грудь. Кажется, он успел перейти на сторону победителя.
А я смотрю на жену, и пытаюсь понять – когда же мы опять стали взрослыми? Впрочем, полно – стали ли? Кажется, рост ещё ни о чём не говорит… и я отчаянно надеюсь, что так оно и есть.
- Вижу, свой главный подарок вы уже получили, чужестранцы, - говорит волшебник, глядя на нас с улыбкой. – Недаром вы начали битву с Аксот – и победили вместе с нами. Что же, пора возвращаться домой. Но знайте: здесь вам всегда будут рады. И смотрите – не растеряйте ваш дар!
Очень хочется спросить про этот загадочный главный подарок – всем нам вместе – но мы не успеваем. Волшебник подмигивает, бьёт посохом о землю – и мы оказываемся в нашей гостиной.
Сын – в пижаме, мы – в одежде, в которой встречали Новый Год. Приснилось нам всем это, что ли?
Но за окном занимается рассвет. А сын, подбежав к ёлке, кричит:
- Папа! Мама! Подарки! Смотрите, подарки!
Под ёлкой лежат нарядные коробки, которых мы туда не клали. Я присматриваюсь – и на пушистом ковре вижу след большого сапога. Или валенка – кто его знает, в чём Деду Морозу удобнее и теплее. Нагибаюсь – внутри следа лежит хвоинка. Самая настоящая, пахнущая морозной свежестью первого утра года.
Поднимаю голову, и долго-долго смотрю на нашу искусственную ёлку.
- Значит, взаправду? – спрашивает жена, которая, конечно же, всё видела.
- Взаправду, - киваю я, а сам смотрю на неё. Ищу ту девочку, которая бежала по улицам города спасать пленников Аксот, которая взахлёб играла с нами в снежки, которая смеялась, смеялась, и смеялась… которую я встретил однажды, лет семь назад, и полюбил навсегда.
- Ура, – тихо-тихо шепчет она. А в её глазах светится такое счастье, что я с головой тону в этом сиянии. – Ура.