Рассказ ни о чем

               
У меня нет оснований не верить в то, что это на самом деле произошло, да и Муся Лупыкин клялся мне - было! Сотрудники его так же намекали,  что Мусю после Нового  года  словно подменили.

Муся Лупыкин,  мужчина, сорока двух лет, слыл заматерелым материалистом.  Не в том смысле,  что бесперечь матерился не только в Бога, но и в материю, а в другом смысле, что он вообще не матерился,  но и в Бога не верил. Впрочем, он не верил в астрологию, нумерологию, магию, заговоры и современную экстрасенсорику.  Не верил в НЛО,  Чубайса и Чумака,  даже в Кашпировского не верил, что, по мнению Мусиной жены, было уже слишком.

 - Как же можно в Кашпировского не верить, если его по телику показывают? - Говорила ему жена раздражаясь от патологического неверия мужа.

Нужно сказать, что Муся был  довольно  ехидным  человеком,  особенно по части веры, примет и прочего, чего нельзя потрогать и покусать.  Он ухмылялся в свою  тощую  бородку  и  не двусмысленно  поддакивал своим сослуживцам по фирме "Стойинвест",  когда они обсуждали очередной мистический или астрологический  журнал. 

Часто из-за его стола слышалось: 
- Оно, конечно,  парапсихология - наука,  но что в ней  особенного? Там где имеется "пара",  там присутствует не только психология, но и секс. Ха-ха-ха!

Более того, Лупыкин не доверял даже своим глазам, стихийно повинуясь природному инстинкту материалиста:  всё  непременно всё пощупать, взвесить, а лучше обрызгать кислотой или щелочью, дабы доподлинно установить природу увиденного. Вот каков был Муся Лупыкин до того случая!

А случай состоял вот в чем: жена Муси,  сухопарая Линочка,  заявилось после работы  в новом  норковом манто в самый канун Нового года и нежным тенором,  поставленным в местном Дворце культуры  хормейстером по фамилии - Танцевальный,  пропела: 
- Киса, как тебе норочка?

И столько  нежности,  особой  доверительности было в этом "пении" что, клянусь, у многих, очень многих мужчин затрепетало бы сердце, растаяло и растворилось в захлестывающем потоке очарованности,  но не таков был Муся Лупыкин, уж этим-то его не прошибешь,  не поколеблешь! 

Муся едва бросил взгляд, на её полуобнаженные плечи,  покрытые тончайшим, драгоценным мехом, пробубнил:
- Ну да - норка! Собаку, дранную тебе всучили!

И эта  фраза:  "Собаку, дранную тебе всучили!" Сыграла с Лупыкиным роковую роль,  поскольку сказана она была,  как вы догадываетесь, в особой тональности, именно в ту микросекунду космического времени,  когда изреченное слово "останавливает солнце и разрушает города".

Муся и глазом не успел моргнуть,  как с плеч  Линочки  на него  бросилась  черное чудовище,  действительно дранное,  с клочками вонючей шерсти на тощих боках, и  вгрызлась  мертвой хваткой в адамово яблочко.

Лупыкин замахал руками, вцепился в сваленную на боках шерсть, пытаясь отодрать от себя псину, но  захрипел  и, потеряв сознание от боли,  сполз со стула на пол.
На этом мучения Лупыкина не закончились,  как строго следовало бы из материалистических законов, поскольку они предписывают мертвым ни чего не слышать, ни чувствовать, ни, тем более мучиться и размышлять.

Лупыкин не только мучился, слышал, но и видел, что уж ни в какие материалистические ворота не лезет.

Лупыкину показалось, что он пришел в сознание оттого, что услышал,  как нечто, рядом с ним, чавкает. Он приоткрыл один глаз и что-то белое, как снег,  точнее сказать, он увидел то, что мог бы увидеть человек  в  самый  сильный,  безветренный снегопад, если бы вдруг все застыло и замерло.

Потом он утверждал,  что увиденное им,  показалось просто  разведенным  молоком, в которое Мусю сунули и в котором он,  нечаянно открыл глаза.  Не враз оба,  а сначала один и то на половину, в полприщура.

Когда он открыл второй глаз, то почему-то думал, что увидит то же самое - белёсотую пургу, или горпромовское молоко, в которое его угораздило плюхнуться, но он увидел четко и ясно - свою руку, лежащую на ковре. Это было невероятно! Противно здравому рассудку - один глаз смотрит точно вверх,  в  застывшую белизну, а второй параллельно пола.

Это было настолько упорное ощущение,  что Лупыкин поднял руку и пощупал своё лицо,  чтобы убедиться не только в наличии глаз, но и в том, что всё находится на своих местах. 

Ладонь его коснулась чего-то теплого и округлого, на котором не ощущалось, не нащупывалось всех известных до этого органов  и  частей.
 
Пальцы Лупыкина  ожили и стали лихорадочно искать привычные впадины и возвышения,  но всё было напрасно,  только теплое и округлое,  глядящее одним глазам в молочную мглу,  другим – вдоль пола, да и глаз Муся не ущупал!

В страхе Муся зажмурился и, странное дело, в этом состоянии увидел,  что над ним стоит  драная  псина  и  слизывает кровь  из  разорванного горла.
 
Было жутко,  но абсолютно не больно!  Ужас обуял Мусю,  согнул его тело в тугую  стальную пружину,  а  из  разорванного горла раздалось нечто подобное реву умирающего динозавра. 

У Лупыкина судорожно подтянулись колени  к  тому  месту,  где у обыкновенного человека бывает подбородок.
Лупыкин перевернулся на бок и... и встал.
Что-то загрохотало, зазвенело, свистнуло, хрюкнуло, а потом задребезжало долгим, пронзительным звоном.

Муся открыл  глаза, и привычный мир трехкомнатной квартиры хлынул в его измученное сознание.  Все было привычно,  кроме   одного:  Лупыкин  стоял посреди комнаты,  а перед его взором болтались створки разбитого трюмо,  в уцелевших зеркалах отражалось искаженное страхом лицо, привычное лицо, которое он видел каждое утро, к которому привык и которое даже любил.

Дверной звонок  звонил  без перерыва,  Муся сделал первый шаг на отяжелевших ногах и так:  приседая и охая,  подошел  к двери.  Дрожащими руками,  повернул ручку замка, откинул цепочку, - на лестничной площадке,  пристукивая  от  нетерпения каблучками,  стояла  супруга,  а через плечо было перекинуто норковое манто.

- Нет!  Только не ЭТО! 

Закричал Лупыкин и что было сил ринулся в ванную, закрылся там и затих. Сколько жена не уверяла  его через закрытую дверь,  что манто она не купила,  а его дала на прокат Заверюхина из седьмого подъезда для похода в кино,  что ни кто иной, как сам Лупыкин вчера купил два билета, а она, всего лишь слабая женщина и хотела по человечески сделать Муси приятное.

На все её увещевания,  из ванной доносился визгливый  голос: 
- Изыди, Сатана!

Да бессвязное бормотание, очень похожее на обрывки молитв.

Часа три  билась супруга у порога ванной и только,  когда пригрозила вызвать соседа-слесаря,  чтобы он взломал проклятую дверь,  Муся, связав два полотенца вместе, вымерил расстояние с таким расчетом, чтобы дверь чуть приоткрылась, привязал  полотенце  к  дверной ручке и к стояку холодной воды, только тогда рискнул заглянуть в зареванные глаза супруги.

С той поры Муся Лупыкин очень изменился. Его часто встречали в задумчивом состоянии,  он уже не ухмылялся в свою тощую бороду, когда сотрудники "Стойинвеста" говорили о загадках мира и природы,  а в глазах  его  появился  лихорадочный блеск.
Что-то хрустнуло и надломилось в этом стойком, трезвомыслящем человеке.          
               

1990г.