Утро

Керчанин
  -Павлуша, вставай – бабушка не успела дотронуться до плеча спящего внука, как он уже открыл глаза. Яркое солнце заливало комнату. Лёгкая белая в мелкую сеточку занавеска слегка топорщилась от тёплого ветерка, проникающего через открытое настежь окно. За окном, среди виноградной листвы, вовсю щебетали птицы. Павлик вообще-то любил поспать, но не в такой же день! Только открыв глаза, он сразу вспомнил, что уже середина июня, лето и каникулы в самом разгаре. Сколько интересных и важных дел ждут его. Он тут же выскользнул из под лёгкого покрывала.
 
  -Доброе утро, Кира! – крикнул он вслед удаляющейся маленькой сухонькой  старушке со всё ещё прямой спиной.

  -Доброе, - ответила она – завтракать иди, уже всё готово, только умыться не забудь.
 
  Для посторонних было странно слышать, как десятилетний мальчик обращается к семидесятилетней пожилой женщине по имени, но Павлик не видел в этом ничего необычного. Так было заведено в их семье, и в своё время Кира Васильевна сама настояла, что бы внук звал её по имени.
 
  Не одевая тапочек, босиком по деревянному полу, Павлик пулей выскочил в коридор, там уже быстро сунул ноги в растоптанные сандалии. А затем, открыв лёгкую дверь с натянутой на ней сеткой, выбежал во двор, где его с нетерпением ждал дворовый пёс по кличке Урсик. Такое странное имя объяснялось тем, что бабушка, на заре своей юности, успела какое-то время проучиться в Институте Благородных девиц в далёком Санкт-Петербурге.  Павлик точно знал, что это буржуйское название давным давно заменено на гордое – Ленинград! Тем ни менее это обстоятельство не помешало его бабушке иметь некоторое представление о французском языке, а Урс, как она утверждала, по французски означает медведь. Когда отец Павлика впервые принёс щенка домой, он помещался на ладони и напоминал крохотного медвежонка, что по французски, наверное, должно было звучать как Урсик.

  Пёс уже подготовился к встрече со своим другом. Как только Павлик сделал шаг с крыльца, тут же встал на задние лапы, передними опёрся о сатиновые трусики мальчика, стараясь лизнуть его в нос. Павлик крикнул – Фу, и ловко увернувшись от собачьего языка, тут же потрепал пса за загривок. Не задерживаясь, он пробежал по тёплым камням, которыми была выложена дорожка в конец двора, где находилась уборная. Уборная, как впрочем, и весь дом, была сложена из ракушечника, таких больших белых камней. Как-то раз Павлик был с отцом в карьере и видел, как пилили этот камень. Тогда ещё отец сказал, что он состоит из морских ракушек, которые жили много лет назад. Дверь в уборную почти никогда не закрывалась, кроме того свет проникал туда через маленькое пыльное окошко, пахло пылью и мышами. Справив маленькую нужду через дырку в толстой доске, Павлик помчался обратно.
 
  Тут ему на пути попался большой серый кролик. Звали его Феня. Как то, гуляя с ребятами, они нашли его на горе. Точнее нашли не они, а Вулкан, соседская крупная дворняга. Она погналась за невесть откуда взявшимся там кроликом и изрядно его помяла. Тогда Павлик отбил его у Вулкана и на руках принёс домой. Кролика выходили, он выздоровел и теперь жил во дворе наравне с Урсиком. Он откликался на своё имя и бежал на зов в надежде получить морковку или кусок яблока. Урсик давно привык к нему, но иногда, желая удовлетворить свой охотничий инстинкт, пытался охотится за Феней. Однако и Феня был не лыком шит и, видя такое дело, тут же приседал и начинал отчаянно стучать задней лапой по земле издавая хорошо слышимую барабанную дробь. Озадаченный таким не стандартным поведением Урсик отступал. Погладив Феню по мягкой спинке, Павлик поспешил в дом.
 
  Юркнув в маленькую комнату, носившую гордое название ванна, он начал звенеть металлическим рукомойником. Подставив ладошки сложенные корабликом под носик рукомойника, слегка нажал на носик, тот приподнялся вверх, и в подставленные ладони потекла вода. Павлик намылил руки и лицо, затем опять приподнял носик умывальника, но вода в нём закончилась.
 
  – Кира! – закричал он – вода кончилась! Пришла бабушка, подняла крышку висящего на стене рукомойника и залила туда две кружки воды из стоящего тут же эмалированного ведра. Закончив с умыванием, Павлик уже собрался было идти на кухню, но вспомнил, что по утрам ещё и зубы надо чистить. Он тут же сунул палец в коробочку с зубным порошком,  пару раз теранув зубы, прополоскал рот и теперь уже с чувством выполненного долга отправился завтракать. Он устроился на табуретке за столом накрытым клеёнкой с нарисованными на ней большими красными цветами не известного происхождения. Из никогда не умолкающего репродуктора раздавались позывные «Пионерской зорьки».  Бабушка поставила перед ним тарелку дымящейся гречневой каши.
 
  – А вот масло кончилось, - озабоченно сказала она. И легонько постучав внука сухоньким кулачком по спине, добавила – Павлуша, не горбись, спинку надо ровной держать. Павлик, как и обычно, пропустил это замечание мимо ушей. Отсутствие масла его тоже совершенно не волновало. Он тут же схватил молочную бутылку с широким горлышком, моментально указательным пальцем как птица клювом пробил тонкую белую фольгу крышки, и поддев её, ловко сорвал с бутылки. Тут он был слегка озадачен: на бутылочном горлышке была заметна маленькая щербинка, а это означало, что в магазине продавщица может не принять такую бутылку, а это уже серьёзная финансовая потеря. Ведь бутылка стоит 15 копеек, а это немаленькие деньги. Их вполне бы хватило на билет в расположенный внизу кинотеатр «Пионер» и ещё бы осталось 5 копеек, на которые можно купить пирожок с ливером и ещё оставалась одна копейка на коробок спичек, что согласитесь не мелочь для мальчика, или уж на худой конец, на стакан газировки из автомата. Но, всё же решив, что щербинка не такая уж большая и проблем не будет, Павлик налил молоко в кашу, посыпал сверху сахаром, всё это тщательно перемешал ложкой и с аппетитом принялся есть.
 
  Радио бодрым голосом рассказывало историю про пионера-героя Павлика Морозова. Павлик знал эту историю ещё со школы, они читали о подвиге пионера. Пионеров-героев было много, но Павлик Морозов значился под номером один, кроме того, он был тёзкой, а это как бы особо сближало их.  Мальчик не успел съесть и полтарелки, как отважный пионер уже сообщил приехавшему в село уполномоченному о незаконных справках выдаваемых его отцом беглым кулакам. А сейчас Павлик Морозов бдительно наблюдал из окна как его дед, кулак Кулуканов, закапывает своё зерно в яму, - Что бы Советской власти не досталось. На минуту Павлик представил себя на месте пионера-героя, что бы он мог сказать уполномоченному про своего отца? Запасов зерна у них никогда не было, потому что жили в городе. Павлик знал, конечно, что в шкафчике внизу стоит большая банка с мукой, но вряд ли это заинтересует уполномоченного. В погребе есть закатки в банках, но и это, наверное, не то. А что же такого папа делает не честного о чём можно рассказать уполномоченному? Тут он вспомнил, что иногда папа, как сам говорит, «отматывает счётчик». Как именно он это делает, Павлик понятия не имел, но зато абсолютно точно знал, что это не хорошо, так делать нельзя.
 
  – Да, наверное, это именно то, чему уполномоченный обрадуется и похвалит меня, - подумал Павлик. Но что-то в этой мысли беспокоило его, что-то было не совсем так, не правильно как-то. Он не успел додумать, что же именно его в этом не устраивало, как с улицы послышался звон колокольчика и гул мотора машины  карабкающейся в гору.
 
  Павлик хорошо знал свои обязанности, потому что давно уже усвоил, что делу время, а потехе час, как любила повторять мама. Одной из его прямых обязанностей было выносить мусор.
 
  – Кира, мусор есть? – повернулся он к бабушке, которая в это время на гудящем керогазе варила в маленьком алюминиевом тазике клубничное варенье, помешивая его деревянной ложкой.
 
  – Да, внучек, вот ведро почти полное и одно во дворе захвати. Схватив зелёное ведро с крышкой, Павлик оказался во дворе, где возле калитки уже крутился и повизгивал Урсик, отлично зная, что именно сейчас имеет законную возможность безнаказанно выскочить на улицу. Держа в одной руке зелёное ведро, звякнув щеколдой, Павлик открыл калитку, чем Урсик незамедлительно воспользовался и пулей в неё вылетел. Подхватив стоящее рядом второе мусорное ведро, Павлик выбежал следом за ним. По дороге уже поднимался мусоровоз, водитель которого, высунув руку в никогда не закрывающееся окно кабины, лениво тряс колокольчиком.
 
  Машина остановилась чуть дальше дома, в котором жил Павлик. Соседи с вёдрами спешили к ней.
 
  – Привет, тёзка, - услышал Павлик бас за своей спиной. Это, держа ведро в руке не спеша в развалку, шёл к машине их сосед – дядя Пава. Павлик хорошо знал, что дядя Пава был моряком. Это был громадный, как тогда казалось мальчику, мужчина с почти чёрной от солнца и ветра кожей, от которого всегда пахло табаком и спиртным. Дядя Пава всегда был приветлив к мальчугану и в этот раз протягивал ему свою громадную ладонь. Павлик тут же поставил ведро на дорогу и, размахнувшись, шлёпнул своей ладошкой по протянутой ему лопате. Дядя Пава свернул пальцы, и рука мальчика утонула в его жёсткой и шершавой ладони.
 
  – Ну вот, молодчина, капитаном будешь, - прогудел  с высоты своего роста дядя Пава.
 
  - Нет, - ответил мальчик, - я шофёром буду.
 
  – Ну что ж, тоже дело хорошее,- одобрил сосед. Тем временем уже почти все вёдра были высыпаны в заднюю часть машины. Павлик тоже перевернул свои, а затем ещё и постучал пустым ведром о борт. Можно было уходить, но он не спешил, надеясь, что ему повезёт и это ещё не конец. Ожидание оправдалось. Водитель мусоровоза, стоявший рядом с машиной всё время, пока люди высыпали в неё мусор, теперь вытащил лопату, несколько раз пошуровал ею, а затем, взявшись рукой за заветный рычаг, потянул его на себя. В то же момент двигатель машины натужно заурчал и Павлик увидел, как ближняя от него стенка кузова начала медленно ползти вверх, толкая мусор вглубь машинного нутра. По мере движения стенки всё больше и больше обнажаясь, показывался блестящий отполированный как зеркало стержень направляющего штока. Наконец, движущаяся перегородка ушла внутрь бункера, и тут же стала возвращаться назад, уже без мусора освобождая место для новой партии. Шофёр подмигнул Павлику и, сняв грязную рукавицу, пошёл в кабину. Павлик вернулся во двор.
 
  Следующей его обязанностью было сходить в магазин. Бабушка дала ему авоську – такую хитрую сумку, которая представляла собой обычную матерчатую сетку крупной вязки с такими же вязаными ручками. Удобство этого предмета, очевидно, было в том, что в пустом состоянии её легко можно было уместить в кулаке или в кармане, так сказать на всякий случай – на авось. В сетке уже лежали четыре чисто вымытые молочные бутылки. Бабушка протянула внуку монетку в 20 копеек и сказала:
 
  - Молока две бутылки и булку серого, этого хватит, сдачу не забудь. И спроси, когда масло привезут,- крикнула она уже вдогонку убегавшему внуку. Магазин располагался чуть выше по улице с краю небольшой площади достаточной только для того, что бы привозящая продукты машина могла здесь развернуться. Прямо от площади, делая крутой поворот, дорога продолжала уходить вверх, где, в конце концов, сделав ещё несколько поворотов, достигала вершины горы. Здесь, на самом верху, пронзая саму Землю, вырывался из неё устремлённый в небо каменный трехгранный штык Обелиска Славы. У его основания, на довольно высоком постаменте, гордо расположились три самых настоящих боевых орудия. Их стволы, поднятые под небольшим углом, смотрели в разные стороны в соответствии с гранями штыка.
 
  Чуть ниже этого памятника, если спускаться по пологому склону горы, из земли торчали несколько довольно больших каменных глыб. Спускаясь сверху, не составляло труда оказаться на их вершине, но вот спуститься дальше было уже не так-то просто. Довольно круто они обрывались в сторону лежавшего внизу городка. И хотя высота была не такой уж и значительной,   всё равно стоя на самом краю, дух захватывало от открывающейся перед  глазами панорамы. Полностью, от края до края была видна вся бухта, а за ней пролив, соединяющий Азовское море с Чёрным, а ещё дальше, уже на самом горизонте, хорошо просматривался Кубанский берег.
 
  Основная часть горы, ещё хранящая следы не так давно закончившейся войны в виде многочисленных воронок и уже обвалившихся, но ещё хорошо угадываемых траншей, была покрыта травой. На этих же камнях зелени не было, если не считать маленьких пятен мха. Окрестные мальчишки именовали камни Скалами и часто играли здесь.

  Магазин, маленький вагончик, когда-то имел свои колёса, но уже давно они были сняты и заменены на тот же ракушечник. Стоя в очереди, Павлик рассматривал то, что было на витрине. Там горкой высились плавленые сырки в блестящей фольге. Стояли банки с рыбными консервами, многие из которых он хорошо знал. Особенно ему нравились бычки в томате. Рядом с консервами стеклянные банки с кабачковой икрой, трёхлитровые бутыли с закатанными в них зелёными помидорами и патиссонами. Были тут конечно и папиросы «Беломорканал», «Казбек», «Черноморские». Павлик хорошо знал, что курить это плохо и хорошие мальчики этого никогда делать не будут. Его отец никогда не курил, но как-то раз, Павлик застал его и маму сидящими за столом перед открытой пачкой сигарет «Новость». Папа держал в руках сигарету и выпускал изо рта струйку дыма. Мама умилённо на него смотрела. Павлик был потрясён. Как потом ему объяснили, это мама хотела, что бы папа выглядел более солидно, а по её мнению солидности ему должна была придать именно сигарета. Впрочем, это было единственный раз, и с тех пор отец никогда курева в руки не брал. К тому же он практически не пил. Часто у них дома собирались друзья родителей. Обязательно накрывался стол, на который ставили всё, что было в доме, но Павлик не помнил, что бы там было спиртное. Очень редко отцу всё же приходилось по каким-то не понятным для мальчика причинам выпивать, и тогда отец возвращался домой больным, его мутило и рвало.
 
  Сквозь пыльное стекло Павлик видел и эти самые бутылки с вином. От нечего делать читал названия: «Билэ мицнэ» было написано на одной из них по украински, «Солнцедар» значилось на другой, «Мадера» прочёл он на следующей. Тут его хлопнули по плечу, он обернулся. Рядом с ним стояли три мальчика жившие в конце улицы. Они были постарше Павлика, и у них была своя компания. Павлик хорошо знал, что есть хорошие мальчики и есть плохие. То, что он хороший сомнений не вызывало, его друзья тоже были хорошие, а вот насчёт этих ребят он определиться не мог. Вроде бы ничего плохого они не делали и иногда Павлик, со своими друзьями, играл и с ними. Но как-то раз, на горе, Павлик наткнулся на повешенную на дереве кошку. Она, конечно, была мертва, и ясно было, что это не самоубийство. Кто мог сделать такое? Подозрение пало на этих ребят. Впрочем, сейчас они улыбались и были вполне дружелюбны.
 
  – Привет,- сказал старший из них упитанный и на голову выше Павлика мальчик.
 
  – Айда в войнушку играть, - и предвидя что Павлик не согласится, добавил безотказный по его мнению аргумент – Вы будите Нашими, а мы фашистами. Павлик тут же оценил всё великодушие этого предложения. Он со своими друзьями частенько играл в войнушку, и всегда было проблемой кому быть Нашими, а кому фашистами. Фашистами быть никто не хотел, ведь любому же пацану ясно, что Наши завсегда фашистов победят, и значит уже заранее понятно кто выиграет. Да, от такого предложения отказаться было нельзя, и Павлик кивнул головой.
 
  – Тогда приходите на Скалы, мы вас там будем ждать. Купив все, что было нужно, Павлик вприпрыжку побежал домой. Отдавая бабушке авоську с молоком и хлебом, он протянул ей зажатую в кулачке мелочь. Бабушка аккуратно взяла деньги и положила в карман старенького халата.
 
  –Ты спросил, когда масло будет? – поинтересовалась она, глядя на внука.
 
  –Ой, прости, Кира, я забыл, - потупился мальчик, ему было неприятно, что он не выполнил поручение до конца.
 
  – Ну ничего, потрепала его по голове бабушка, я у соседки узнаю. Ну что, можешь погулять немного. Повторять дважды было не нужно, Павлик уже выскакивал за калитку.
 
  - К обеду не опаздывай, - крикнула вдогонку бабушка, но вряд ли он её услышал.

  Так, вперёд, скорее нужно собрать своих друзей и мчаться к Скалам, где их уже ждут. Первым делом он помчался вниз по улице к дому, где жил его верный ординарец Миша. Миша на год младше Павлика. Круглолицый со светлыми волосами, всегда чуточку толстоват он был постоянно весел и добродушен, безоговорочно признавая Павлика своим командиром. Они выросли вместе на одной улице, и не было такого дня, что бы не встречались. Самым страшным наказанием для Павлика было, когда мама строго говорила: - Гулять не пойдёшь! - и его оставляли дома. Тогда он, глотая слёзы от обиды, слонялся по комнатам, а его верный друг Миша ходил под окнами, не смея без него пойти куда-то один. Впрочем, Павлик был хорошим мальчиком и старался выполнять все установленные родителями правила, так что наказывали его крайне редко.
 
  По первому же зову, Миша выскочил из дома, он готов идти за своим другом в огонь и в воду. Уже вдвоём они побежали по знакомым домам, собирая своих друзей. В конце концов, желающих поиграть в войнушку, набралось всего 5 человек. Ну ничего, зато все верные ребята, проверенные в деле – думал Павлик. Все при оружии, с которым почти никогда и не расставались. У Павлика в руках, почти новый сверкающий свежей краской, покупной пистолет похожий на маузер. Из таких бесстрашные красноармейцы стреляли по наступающим на них со всех сторон басмачам, в недавно показываемом в «Пионере» фильме «Тринадцать». Ещё одно важное достоинство маузера, находящегося в руках мальчугана то, что он стреляет пистонами. Пистоны можно купить в «Детском мире», они  двух видов: в пакетике, похожие на конфетти кружочки с маленьким бугорком серы посередине и другие, похожие на ленты серпантина, только не цветные, но тоже с холмиками серы расположенными равномерно вдоль ленты. Эти, последние  предпочтительней, поскольку зарядив такой рулончик в пистолет можно стрелять, автоматически нажимая на курок, пока лента не закончится. В отличие от конфетти, которые каждый раз нужно поштучно засовывать под боёк. У остальных бойцов его отряда оружие послабее. У некоторых даже деревяшки, своими контурами отдалённо напоминающие пистолет, но разве в этом дело? Мальчишеская фантазия превратит их в самое современное оружие.
 
  И вот уже отряд подходит к Скалам. Их действительно ждут. Как оказалось, противников больше, но и это не проблема, всё должно быть по честному. И после небольшого спора решено, что часть мальчиков противника переходит под командование Павлика. Правда, все вновь прибывшие опять же оказываются младше и слабее своего нового командира. Но как же может быть иначе? Ведь в противном случае, Павлик не сможет быть командиром. Итак, мальчики разделились на две команды. Команда Павлика – Наши, а те, кто против – фашисты. Решено, тот, кто первым увидит противника и выстрелит в него, его убивает. Убитый остаётся на том месте, где его убили и дальше в войне не участвует. Ну, всё дан старт, и бойцы рассыпались по скалам и близлежащим кустам. Никакого заранее обдуманного плана действий у Павлика нет, главное это сам процесс игры: красться, ползти, притаиться, а затем стрелять в появившегося фашиста. Где кто из его отряда он не знает, но слышит, то тут, то там крики:
 
  - Я тебя убил, падай!
  – Нет, я первый убил, ты падай!
 
  Такие споры нередко возникали при игре в войнушку, поэтому нужно было исхитриться застать противника врасплох, неожиданно, так, что бы ткнув его стволом в спину сказать, негромко – Ты убит. Это был высший пилотаж. Помня об этом, Павлик с большой осторожностью пробирался сквозь кусты, переползая  по траве пахнущей чабрецом и полынью, распугивая кузнечиков. Когда он добрался до скал, было ясно, что бой в самом разгаре, слышны крики и выстрелы. Ничего, успокаивал он себя, главное выждать удобный момент и появиться внезапно там, откуда тебя никто не ждёт и разом перестрелять всех врагов. Его, правда, немного беспокоило то, что до сих пор на пути не встретился ни один фашист, стрелять было просто не в кого. Он протиснулся в щель между камнями, упёрся ногой в выступ, ухватился рукой за чахлый кустик уже успевшей выгореть под солнцем полыни, подтянулся и оказался почти на самом верху. Криков слышно не было.

 Он прополз ещё немного и, теперь уже на самом верху, выглянул из-за камня. То, что он увидел, заставило сжаться его маленькое сердечко. Прямо перед ним, в пяти шагах полукольцом, стояли фашисты и глумливо улыбались. Все бойцы его отряда тоже были собраны здесь и жалкой кучкой толпились на краю скалы. Теперь всё стало понятно. Вот почему соседские мальчишки так легко согласились быть фашистами. Но как же они могли? Ведь теперь получается, что Наши не победили, а виноват в этом он, - Павлик. Его друзья и боевые товарищи теперь в плену и ему тоже придётся идти в плен, а что их там ждёт? Тут он сразу вспомнил про повешенную кошку.

 Наверное, находясь в таком состоянии, настоящий командир пускает пулю в висок, но что мог сделать мальчик, сжимающий в руке игрушечный маузер с пистонами, так и не сделавший за всю игру ни одного выстрела? И тогда он, больше ни о чём не думая, кинулся к обрыву, и не глядя куда упадёт, – прыгнул. Уже в воздухе услышал позади себя испуганные крики детей. В ушах свистел ветер. Он ожидал жёсткого удара, но земля на удивление мягко приняла его и, приземлившись на обе ноги, он только несколько раз перевернулся через голову, обдирая голые коленки. Вскочив на ноги, тут же пустился бегом по направлению к дому. Он вихрем промчался по дороге мимо окон. Бабушка, видевшая это, с удивлением подумала – Вот внучика Бог послал, гляди, как обедать торопится.
 
  Когда калитка хлопнула за спиной, он отдышался и, оттирая кровь с разбитых коленей, стал думать о своих товарищах находящихся в плену. Что же теперь с ними будет? Но опасения были напрасны. Совсем скоро все ребята вернулись. То ли не захватив командира фашистам стало не интересно играть дальше, то ли они опасались что он пожалуется взрослым и им придётся отвечать, а может быть они просто испугались того что произошло? Этот вопрос так и остался не выясненным.