Письмо первое.
Здравствуй, Лепесток...
Наспех побеленное, простенькое и старое здание вовсе не походило на гостиницу, которую так расхваливал рекламный буклет. Главным достоинством неухоженного, маленького двора были высокие кипарисы и разросшиеся кусты желтой розы. Из открытого окна первого этажа доносился неприятный запах жареной рыбы.
Стояла жара.
Развернувшись, я уставился в белую стену...
Нет-нет, ничего не имею против белизны. Белое не претенциозно и не предвзято. Оно вроде есть, и одновременно его нет, смотри - сколько пожелаешь. Я часто так делаю. Если долго сидеть и смотреть на белое, в нем можно много чего интересного и нового обнаружить...
А старое... Старое тоже означает не только ветхое: это и то, к чему ты давно привык, с чем ты знаком, и что лишено той опасности, которую часто таит новое...
Это я так, к слову, чтобы ты представляла - где я...
Снова развернулся, с усилием открыл дверь с колокольчиком и вступил в приятную прохладу. На треньканье откуда-то появился пухленький человечек средних лет. Расплывшись в добродушной улыбке, человечек сразу же направился ко мне. При этом он так жонглировал усами, что казалось, они вот-вот отвалятся.
Нажав на стопор, я спустил на ковер дорожный чемодан. Тот самый, из желтой кожи, который мы с тобой купили для путешествий... Должно быть, помнишь, а как же: ты тогда шутила, что в нем кроме зубной щеточки, запросто уместится еще пара влюбленных сумасшедших, вроде нас...
- Вы, наверное, господин Дримиус! - потирая руки, подскочил человечек, и еще энергичнее заиграл усами. - Хорошо сделали, что обратились именно к нам!
Сказал, и к игре усов добавил пляску таких же пушистых бровей.
- Вы скоро убедитесь, господин Дримиус, наша гостиница самая лучшая в городе. Хотя, о чем это я: она лучшая на всем побережье!
Я благосклонно и несколько рассеянно согласился, осваиваясь.
Поправив ногу, посмотрел вверх. По истертой - бог знает сколькими подошвами – широкой, мраморной лестнице спускался огромный рыжий кот. Заметив меня, он застыл на полушаге и довольно долго рассматривал немигающим глазом убийцы. Потом с безразличием отвел взгляд, коротко мяукнул, и продолжил спуск.
Точная копия хозяина.
Улыбнулся. Вообще, я пребывал в хорошем настроении.
- Мое имя Вальтазар, - человечек нагнулся за чемоданом и быстро засеменил к лестнице. Полуобернувшись, он хитровато улыбнулся:
- А так... Иногда зовут и «Ужасным»...
Ничего ужасного в нем не было.
Снова улыбнулся и последовал за ним по довольно крутому трапу.
Вальтазар ловко поднимался по ступенькам и без конца болтал, хвалил свою гостиницу, с гордостью сообщая, что в нем побывал этот, тот тоже гостил не раз, и все такое...
Его можно было и послушать, если б не этот надоедливый скрип у правой оси. Только на одном месте скрипит. Если хочешь от него избавиться, надо сделать небольшой, совсем маленький рывок вправо, и на этом месте чуть ускорить темп, тогда скрип минуешь быстрее...
...В номере не было ничего лишнего: грубая, деревянная кровать, тумбочка и кое-как пригвожденные к стене, две алюминиевые вешалки.
- Нравится?
Голос у Вальтазара треснул. На всякий случай он решил добавить:
- Лишняя роскошь мешает восприятию той красоты, которая окружает и ждет вас...
- Нравится, - ответил ради приличия.
Да, и все равно было, если честно.
Миновав скрипучее место, встал.
- Душ и туалет в конце коридора, - опередил вопрос Вальтазар, или, как там его, «Ужасный», - завтрак в восемь, манка и вареное яйцо. Обед в два, - обычно, суп с макаронами и компот из сухофруктов. Но! - он сделал многозначительную паузу. - Знаете ли вы, какую вкусную «Опли-попли» у нас пекут! С мятой, к тому же! С дикой! Больше ничего есть не захочется! Но, не буду продолжать,сами увидите!
Нет, точно бы усы отвалились, если б продолжил.
- Обедать не хочу, - успокоил я пляску усов. - Если вернусь с Фиолетового моря, оставьте для меня стакан холодного молока.
Сказал, и почувствовал, как мне хотелось стакан холодного молока.
- Будьте любезны принести стакан холодного молока и кусочек яблочного пирога. Горячего пирога, - добавил.
- Хорошо, господин Дримиус, - кивнул усами Вальтазар. - Стакан молока и кусочек пирога. Тут не держим, но для вас постараюсь раздобыть...
- Вы меня не поняли! - я почувствовал легкое раздражение. - Непременно: молока - холодного, пирога - горячего! Понятно? Смотрите, чтобы не наоборот!
- Что вы - что вы!
Он только сейчас поставил чемодан, чтобы поднести пухленькие кулачки к груди, означавшее, что он все понял прекрасно.
- Молока - холодного, господин Дримиус, а пирога, господин Дримиус, - горячего...
Переменив ногу, он вкрадчиво продолжил после небольшой паузы:
- А может, вы и «Опли-попли» пожелаете? После купания, известное дело, так нагуливается аппетит, что... И это море, фиолетовое... Так истощает...
Наконец, он ушел.
Поправив сползшую ногу, я нагнулся и попробовал ладонью кровать.
Оказалась неожиданно мягкой и податливой.
Мягкой и податливой...
Мягкой...
И – податливой...
Как ты, Лепесток...
Кто знает, сколько раз сидел вот так, терпеливо дожидаясь твоего появления... Я любил, когда ты возвращалась из душа, сидел и ждал... ждал... тоскливо перешагивая каждую секунду.
Ты все равно появлялась внезапно. Вспархивала, покрасневшая, в зовущее приоткрытом банном бархате, подплывала с головокружительной грацией, улыбаясь, подсаживалась рядом, и потом...
Потом я вдыхал счастье: пахнущую яблоневым цветом - влажную прохладу твоих волос, наклонялся и подносил нетерпеливые губы к чистейшей коже, чуть-чуть касался еле пульсирующей, синеватой реки и радостно ощущал, как ты стекаешь ко мне податливой и послушной, мягкой патокой...
Мягкой...
И податливой...
- Господин Дримиус...
Это вернулся «Ужасный».
- Господин Дримиус, прошу меня извинить... Я, вот, когда спускался, подумал, - а не закажете ли вы еще и «Опли-попли»... Кто знает, что случится, так ведь?! А вдруг захотите...
- Да, - согласился рассеянно, прислушиваясь к проснувшейся глухой боли у левого виска, - да... Наверное... Я должен идти, простите...
- Как пожелаете, но... - «Ужасный» уставился мне в живот. - Может, сначала попробуете нашего «Опли-попли»? Подкрепиться, так сказать, продегустировать... Перед купанием, а? Наша лучшая официантка принесет... Прямо в номер, а?
Заглянув в глаза, он замолчал, сделал еще несколько присядок и прыжков бровями, махнул усами и исчез...
Странным он мне тогда показался, Лепесток...
...Быстро переодевшись, я спустился вниз и направился к фиолетовому берегу. Сначала катил медленно, потом заторопился. Правая ось перестала скрипеть, только колесо подрагивало, чуть влево, чуть вправо, чуть влево...
На бульваре никого не было. Длинные тени кипарисов, выстроившихся в почетном карауле, мелькали кинокадрами. Мной овладело нетерпение. Я неистово продвигался вперед - на встречу с Фиолетовым Морем. Вперед! Вперед! Вперед!.. Мне все стало безразлично! Я выбрасывал в небытие, как ненужный хлам - и долгий путь до тебя, и скрип, и убогую гостиницу с каким-то «Ужасным», с его загадочным «Опли-попли»... Выбрасывал все, что не подразумевало тебя, Лепесток, все, что не было связано с тобой...
...Я устал и тяжело дышал, но не остановился. Разминувшись с последним строением, я вырвался из бульвара и... неожиданно оказался лицом к лицу с Фиолетовым Морем!
- Ага! – воскликнул, и глубоко вдохнул соленый воздух. - Ага!
Собрав последние силы, я продвинулся вперед, охваченный робким волнением... У моих ног плескалось начало фиолетовой бездны...
- Хорошее Море, - сказал кто-то.
Вздрогнув от неожиданности, только сейчас заметил незнакомца. Он был в серых, парусиновых брюках и белом летнем пиджаке. Подогнув босые ноги, он сидел на песке и посматривал на фиолетовый горизонт.
- Это Море всегда хорошее, - сказал он, не поворачивая головы, - но вам повезло больше... Оно чище и теплее.Не так ли?
Я кивнул и осмотрелся.
- Как странно... Никого... И на бульваре не было никого... Только вы...
Незнакомец развел руками.
- Это ваше Море... Ваш мир...
Он искоса взглянул, прищурив глаза:
- Разве не так? Спешите к нему!
Я сразу понял, что он имел в виду!
Помнишь, Лепесток? Помнишь, как ты оказалась во мне? Тогда я стал Богом! Дрожащими, от счастья, ладонями я схватил первозданную глину. Поласкав и попробовав неопытными пальцами, перемешал, разогрел, размял комок и начал создавать наш Мир...
Сначала не получалось. Все было охвачено пламенем и хаосом. Кипели скалы, реки пурпурной лавы распускали щупальца, зло проглатывая первые ростки жизни... Много раз я терял надежду, безвольно опуская руки, но ты поддерживала, ты верила в меня!..
Потом... В беспорядочной огненной карусели появились первые зерна гармонии. Успокоились волны, зазеленели и покрылись цветами склоны... Из океана выползли чешуйчатые твари, еле-еле начали ходить, потом - бегать и летать, потом научились стоять прямо, разговаривать и медленно превращались в похожее на тебя совершенство, чтобы научиться главному:
любви!
...Потом появилось Фиолетовое Море, светящееся изнутри. Ты увидела этот свет и сама стала морем, - чистой, теплой и светящейся, всегда желанной и близкой, фиолетовой бесконечностью...
- Я помню! - вскричал, возбужденно подавшись к незнакомцу. - Разумеется! Да! Я создал это море! Это - Я и Она! Это - мы! Это моя мечта!
- Я смотрю, вы пришли издалека... - грустно покивал незнакомец.- Но дошли!
- Издалека, - согласился со вздохом, нервно рассмеявшись. - Долго шел...
- И, что же,не заплывете?
- Да! - радостно подтвердил, - конечно! Зачем же я так долго шел?!
Он снова глянул грустной улыбкой:
- Вы случаем, не пробовали «Опли-попли»? С дикой мятой?
- При чем тут «Опли-попли»? - удивился, и вспомнил приставания «Ужасного».
- Так, пробовали или нет?
- Нет, не пробовал, но настырно рекомендовали вкусить. Даже в номер обещали прислать с лучшей официанткой.
- Это хорошо... - покивал незнакомец. - Кто попробовал, не смог плыть...
- Это почему же?
- Высохло...
- Что высохло? - не понял.
- Море, море любви высохло, дорогой мой... Вместо фиолетовой, светящейся бездны одна соленая, мертвая лужа осталась... Вот, так-то...
Незнакомец бросил камушек в сторону:
- Любите? Вижу - вижу, любите... И мечтаете... В ваших глазах отражается фиолетовое Море, а не лужа грязи. Только... Не страшно? А - получится ли?
Тебя вспомнил, Лепесток, вспомнил и испугался, что помешают довершить.
- Вот это уже мое дело! - обернулся резко и вцепился в колесо.
- Конечно-конечно! - примиряюще поднял он руку. - Так спросил... Повезло вам, раз любите, раз испытали счастье верности своей любви, раз видите Фиолетовое Море и не пробовали «Опли-попли» вранья, измены и циничного равнодушия, сомнения и неуверенности...
Он тяжело вздохнул.
- К тому же, с дикой мятой... Должен признаться, заманчиво вкусно!.. Раз попробовав, невозможно оторваться...
- А вы? Вы пробовали?
- Да уж... Довелось...
- Вальтазар вас уговорил? - догадался.
Не ответив, какое-то время он сидел молча. Потом взглянул влажными глазами и протянул что-то:
- Возьмите... Должно принести счастье...
Он положил на ладонь маленькую раковину. Изящно закрученную, с просторной «прихожей» из розового перламутра.
Убирая руку, на мгновенье задержался, незаметно проведя по ней пальцем.
- Она из моего мира... Берите... Моря не осталось... Только вот это...
- А вы кто будете? - спросил напоследок, хотя догадывался, что это моя изнанка...
Он только махнул рукой.
Я снова кивнул и пошел навстречу моему Морю.
Оно было таким ласковым и теплым, как твои пальцы, Лепесток.
- Не робейте! - услышал сзади.
Обернувшись, с удивлением заметил, что незнакомец исчез.
Я сжал раковину в кулаке и радостно нырнул в фиолетовую бесконечность...
Письмо второе.
Директору
социального приюта,
Г-ну Вальтазару.
Докладываю, что этой ночью внезапно скончался постоялец приюта, инвалид с детства, Дримиус. По показаниям дежурного санитара, он был найден мертвым в своей палате, в инвалидной коляске. Происхождение экзотической, редкой раковины, найденной при осмотре трупа, пока неизвестно. Труп Дримиуса помещен в морг для патолого-анатомического вскрытия.
Дежурный по приюту.
* В новелле использованы мотивы из творчества поэта, И.Чурдалева