Эта не придуманная история случилась в одной из хрущевок.
Кто не помнит хрущевки? Одинаковые двери, одинаковая мебель, одинаково расположенная по квартире…
Наши соседи Мухины жили в третьем подъезде на четвертом этаже.
Сам Мухин тихий, мирный, никого не обидит, всецело под пятой у жены.
Выпивал часто. По воле супружницы, если приходил домой под градусом, должен был спать возле батареи.
Соседи Ивановы жили тоже на четвертом этаже, только во втором подъезде.
Как-то перед сном Ивановы поругались, разгневанный муж выгнал жену из спальни, она плюнула и ушла в зал, так громко именовалась проходная комната, легла на диване, после не продолжительной перепалки супруги отошли ко сну.
Спустилась лунная романтическая ночь, ароматы цветущей яблони поднимались до крыш и скользили в открытые форточки. Не менее романтично настроенный Мухин, пьяный вдрызг, возвращался домой. Шел даже не на автомате, его несла мышечная память. На четвертый этаж восходил, как на Эверест, преодолевая ступени, где ползком, где на четвереньках, но до заветной двери добрался. Ключом в скважину попал, на удивление быстро. Тихо бросил телогрейку под батарейку и забылся невинным сном.
Проснулось радостное утро, проснулся Иванов, сексуальная озабоченность погнала его к жене мириться. Выходит он из спальни и видит под батареей на телогрейке мирно дрыхнет мужик. Остановился Иванов оторопело, уж не снится ли?! Ущипнул себя за наиболее чувствительное место, не сон! Ах, мать вашу пере мать, у меня в доме, под моим боком и такое!!!
С криком « Убью», бросился к спящей жене, схватил в охапку, но поднять не смог, разница в двадцать килограммов не шутка. С дивана, правда, стащил, да на беду, уронил на себя.
Жена придавила его, не проснувшимся телом, как бетонная плита, чувствует Иванов ребра хрустят, заорал из последних сил: «Уйди, гадина!». Жена сползла, заблажила в непонятках. Иванов матерится, жена орет.
Утро раннее, балконы открыты, слышимость лучше, чем по телевизору. Соседи проснулись, вслушиваются с интересом, что же за веселуха у Ивановых с утра пораньше.
Разъяренный Иванов на кухню побежал, топор схватил, кинулся мужика рубить, а мужика нет!
- Где мужик? – прогрохотал в лицо, ополоумевшей, жене.
- Какой мужик?
- Который у тебя под батареей ночевал,- выругал Иванов жену последними словами.
Топором замахнулся, а у самого чуть ли не пар из ноздрей валит.
- Рехнулсяяяя!!! – испуганная Иванова в чем была, так и вылетела за дверь.
Визжит благим матом, бежит вниз по лестнице.
Соседи на балконы повыскакивали. Иванова в ночной рубашке, между качелями и клумбами петляет, что твой заяц, а Иванов с топором следом и все это сопровождается криком визгом, матом. Наконец, смельчаки выбежали на улицу, заломали Иванова, отобрали топор, на скамейку усадили. Он в конвульсиях бьется, рвется жену прикончить, честь поруганную мужскую ее сучьей кровью окропить.
Из четвертого подъезда вышел Мухин, конвоируемый женой.
- Говори, подлец, как дело было,- сопроводила приказ увесистым подзатыльником Мухина.
И поведал подлец взбудораженным соседям, что вчера по пьяни перепутал подъезды, ключ, как на грех подошел, открыл дверь, потихоньку возле батареи пристроился. Утром проснулся от скандала и, пока Ивановы возле дивана барахтались, тихонько ушел домой.
Прозревшая Иванова, сорвалась с клумбы и со свирепостью самурая бросилась на Мухина. Увидев, что супруга вот-вот порешат, жена Мухина ринулась на выручку.
Кое как мужики разняли. Со словами: «Вот и делай после этого людям добро!», возмущенная чета Мухиных удалилась.
Иванова вдруг обнаружила, что она в ночной рубашке, застыдилась и убежала, муж тоже пошел следом. Старший по подъезду топор на всякий случай оставил у себя.
Лето прошло. Все, вроде, улеглось, забываться стало, старший и топор вернул.
Осенним пьяным вечером возвращался пьяный Мухин домой, возник перед ним Иванов и тяжело дыша в лицо поинтересовался, что же все-таки было между ним и его женой. Удивленный Мухин сказал, что ничего и никогда, что Иванова ему и на фиг не нужна, потому что его Нинка красивая, а у Ивановой задница чемоданом, а Мухин такие задницы не уважает, Иванова толстая, как колода и даром не нужна. Закипел, затрясся от гнева Иванов, да как въехал в челюсть Мухину. Упал Мухин возле лужи, лежит отражением звезд любуется и никак в толк не возьмет за что зуботычину получил, толи за то, что Иванова толстая, толи за то, что ничего между ними не было.