Алексеевский район. Деревня Гомосеково...

Лео Киготь

         РЫЖЕВОЛОСЫЙ АНГЕЛ


                Протокол ночного происшествия в прозе.


Всё началось с древнеримского еврея Иосифа Флавия. Задачка есть такая нерешаемая в дискретной математике. А у меня хобби такое – решать нерешаемые задачки. Задумал я совместить приятное с полезным – посетить историческую родину, повидать все три комплекта одноклассников и получить консультацию у зубров Казанского Императорского Университета имени Ульянова-Ленина, во как названьице придумали.
Моя одиссея разворачивалась успешно, но в детали вдаваться не буду, а то повесть получится – «Две недели отпуска Ивана Денисовича». Среди моих одноклассников всякой твари по паре – мудрые программистки и нежные филологини, артистки ТЮЗа, физики твёрдого тела и мягкотелые биологи, среди деловых визитов присутствовали новые татары и старые евреи. Новый татарин напоил меня до потери «сотового телефона» в собственном ресторане, а старый еврей сразил отточенной и многократно испытанной фразой – «когда я в 1925 году улетал из Тегерана…, ах да, мне было тогда девять месяцев»!
Я жадничал и торопился, каждый день выходило  две-четыре встречи, и разнообразных спиртных напитков до двух литров, если считать с пивом. И получалось не пьянство, а опьянение, эмоциональное и ностальгическое. Наступал благодатный август, Хорошо подумавши, я решился повидать свою первую школьную любовь, татарскую княжну и дочку профессора из той ещё, довоенной сталинской России. Выпускники нашей «элитной школы» гуртом валили в Университет, и она тоже получила в своё время диплом "девчачьего" факультета истфилфака.
Я не видел её тридцать лет, и нам было о чём поговорить. Мы узнали много нового друг о друге, о своём одновременном существовании на этой земле, оглянулись на прожитую жизнь, на победы и поражения, на наши далёкие-далёкие четырнадцать лет. Друзей детства, как и родственников, не выбирают и не меняют … «Кавалергарды» Окуджавы в чудном исполнении добили меня. Я снова влюбился, а про голос такой я и вовсе не знал. Не пели мне раньше романсов...
Погода была прекрасная, и время не позднее, когда я оказался на берегу ночного Булака. Кто не знает, Булак в Казани это типа Невы в Питере! Настроение у меня было в клеточку, в ушах звучал прекрасный голос «моей Светланы», в глазах, возможно, были слёзы, и я не знал, что мне делать. Вместо «поймать такси и ехать баиньки» я затарился пивом «Холстен» в ночном киоске и двинул куда-то вдоль по ночной Казани. До дома было километра четыре, через мост на Кировской дамбе. Июльская полночь и замечательное пиво привели меня «к высоким степеням безумства» и до моста я добрался без потерь. Пара – тройка таких же ночных бродяг мной не интересовались, я им тоже.
На середине сдвоенного моста через Казанку я устроил небольшой привал с баночкой пива и размышлениями о коварных персиянках и недотёпе Степане. Вокруг никого, философическая тишина, только строительный вагончик торчит на обочине дороги. Вот со стороны вагончика ко мне и подошёл этот парнишка. Лет восемнадцать, чистенький, вежливый и симпатичный. Фигура стройная, мордочка татарская, какое-то странное на ней присутствует выражение, или даже состояние души. Но всё это я понял потом, и не сразу, а тогда я просто пил прохладное пиво и наслаждался летней ночью, не ожидая никаких подвохов от безобидного юноши.
Про особые приметы скажу так: короткие и жёсткие завитки волос, как туркменская каракульча, только рыжего цвета. Тёмно-рыжего цвета корабельной меди. Красивые волосы, не то, что у меня – серая потрёпанная мочалка из коммунальной бани.
Чего не помню – то ли он со мной поздоровался, то ли я спросил его:
- Куда, мол, пацан, ковыляешь, девицу провожал или честно пил пиво?
А язык у меня без костей и без тормозов, на мои вопросы лучше не отвечать… Слово за слово, и минут двадцать мы пробеседовали. Говорил пацан свободно и спокойно, трезвый и грамотный, есть начала и концы. Я больше вопросы задавал и взмыкивал.
Ильгизар меня зовут, из Алексеевского района я, из такого-то села.
Вот приехал в Казань, думаю как жить, то ли учиться, то ли работать… Я грамотный и десять классов хорошо закончил. И математика, и литература… И дядька у меня пасечник, пчел держит и мёд качает, у него и дом большой и машину новую купил. На всё денег хватает. А я курсы водителей и механизаторов кончил, и комбайн, и К-700 водил, и легковые. Комбайнёры за уборочную тоже хорошо зарабатывают… А я учиться думаю, в КАИ или в строительный… в армию меня пока не возьмут. И голос, и глаза, и интонации – ангел с крыльями, не знаю, как ангел по-татарски. И всё впереди, и жизнь, и слезы и любовь, не то что я, пожилой балбес и стратегический неудачник. Да, прекрасна жизнь, пока она в запасе! Я не удержался и погладил юного парнишечку по рыжему каракулю:
- Жизнь сложна, но прекрасна! Учиться и работать. Идти по ступеням вверх. Прекрасный вечер обязательно настанет, коль день-деньской ты посвятишь трудам!
Ну прямо Михайло Ломоносов и Габдулла Тукай передо мной! Тут меня, старика Державина, и понесло, я же великий гуру и учитель всего сущего. С любвеобильной и израненной душой. Я поставил пиво на парапет, простер длань и нахмурившись театрально, произнёс:
- Учиться, и только учиться! В колхоз успеешь. Это твоё призвание и божий промысел. Сделаем так. Готовь документы и звони мне. Я должен тебе помочь. Да у меня в каждом институте два-три профессора мои одноклассники и однокурсники, должен тебе в этом сознаться. Мне они помогут, чем смогут, а значит, и тебе! Если не в этом году, то на следующий.
- Сотовый телефон есть? Давай номер!
- Нет у меня телефона, а номер есть. Вот «симка» и договор. Телефон я завтра куплю…
Странно как-то всё это, подумалось мне. Но выход есть всегда!
- Диктуй номер, я забью к себе, и завтра тебе позвоню. Жди. Ты подумай, а я позвоню!
Зафиксировали номер и продолжили разговор. Я вспомнил свои давние похождения на улицах ночной Казани, да и прочих городов, и спросил в лоб:
- Слушай, а ты ночевать то где собрался? Ты у кого живёшь?
И опять, ещё раз:
- Ты идёшь то откуда? И куда?
Хвалёная моя логика, когда я и ситуацию, и человека насквозь вижу, мирно отдыхала после трёх банок пива. Парнишка явно не хотел говорить, темнил и уходил от ответа.
- Да я к знакомым идти не хочу, я в город пойду.
Я только и сделал, что дал ему скромный проверенный совет:
- Дуй на вокзал, если менты не выгонят, то сидя переспишь.
И мы расстались. Парнишка ушёл в сторону вокзала, а я уже через полчаса погружался в нирвану, вспоминая длинный и богатый летний день.
Через два дня была мне назначена встреча с профессором-однокурсником. Про парнишку и обещание позвонить я и не вспоминал, ой, не до того было! Я приехал в Университет заранее, прогулялся по Кремлёвской-Воскресенской, наслаждаясь знакомой улицей и животворящим августовским теплом. И тут вот вспомнил про Габдуллу Тукая на ночном мосту и про свои обещания.
И позвонил. Благо для этого всего-то и надо, что два раза нажать на кнопочку.
Телефон отозвался, пропищав несколько раз. Я начал без паузы:
- Ильгизар, здравствуй! Купил телефончик то? Ну, что придумал?
И услышал в ответ:
- Слышь, мужик, ты куда звонишь? Ты где этот номер взял? Тебе какого х@@ надо?! Ты ваще кто такой?
Вопросы следовали один за одним. Ответа не требовали и, похоже, не ждали. Ошалев от такого напора и весьма неожиданно получив на проводе какого-то уркагана вместо рыжеволосого ангела, я только и смог, что пробормотать:
- Мне Ильгизара надо, по этому номеру, это его номер…
Отвечено было быстро и энергично, голосом тупым и тяжёлым:
- Ты чё, совсем тупой? Мозги еб@@@  киряк ми!
Что в переводе с казанского означает «врать не надо»!
И связь оборвалась.
Но через две минуты новый звонок, уже ко мне:
- Слушай сюда, падла ты этакая! Ты этот номерок забудь, и Ильгизара забудь, и звоночки свои сюда тоже забудь. Не видел ты его и не слышал. Нет тут Ильгизара, и никогда не было! Усёк, козлина?
И разговор завершился на этом без моего участия. Собеседник «ботал на отборной фене» и на такого ботаника, каковым я, несомненно, являюсь, впечатление произвел. Но видно было, что мой звоночек для него был полной неожиданностью, и отбрёхивался он как дворовый пёс, сам неожиданно укушенный в зад непонятно кем. И реакция у него была истинно звериная…
Я продолжил свой путь к университету и тут встретил второго профессора-одноклассника. Мне чуть-чуть полегчало. Врождённое и благоприобретённое чистоплюйство этой профессуры немножко мешало нам общаться, но ситуация обязывает, и, выбрав момент, я произнёс:
- Не обращай внимания, Борис, если я вдруг внезапно начну энергично и в полный голос материться в телефон. Тут мне кто-то звонит, сам не пойму кто…
Борис в ответ что-то пробурчал про великий и могучий русский мат и мои странные знакомства. Мы проходили мимо многократно воспетых прекрасных и строгих колонн, видевших мудрого ректора Николая Лобачевского, молодого графа Льва Толстого, юного отличника Володю Ульянова, и многих, и многих, не нам чета.
И тут телефон снова зазвонил. Только я уже вышел из нокдауна и хорошо стоял на ногах. Говорил другой уркан, поумней и помягче, и такой, примерно, случился диалог:
- Слышь, мужик, тут разговор есть. Ты подскочи к нам на хату, посидим выпьем, всё схвачено. Есть о чём поговорить.
- Да я не против, да мне пить то нельзя, боюсь я пить то.
- Да хули ты боишься, выпьем, поговорим, да и лады, все от винта!
- Спасибо, некогда мне, да и не о чем. А по телефону?
- По телефону в лом, не проканает. Не пройдёт. Ты где щас ваще?
- Я-то? Я – в Казани. Ну, бывай.
Конец связи. Говорил я спокойно и внимательно, мой собеседник – тоже. В голосе у него отчетливо был слышен азарт охотника. Сильно хотелось ему меня увидеть, всё понять и всё решить.
Я отключил телефон, изо всех сил постарался вернуться на ровный киль, как говорят на флоте. Мне предстояла «беседа об изящном» с неясным концом на деликатные моральные и математические темы с малознакомым доктором наук и лауреатом всяких премий, спокойствие и ясность были очень мне нужны. А тут такая малопонятная «хрень». Понятно само собой, что детали нашей беседы не интересны читателю рассказа.
«Заседание» наше прошло и завершилось в тишине пустой комнаты успешно и даже более того, но равновесия душевного не наступало.
Телефонные разговорчики хрен знает с кем, и картина рисовалась при этом тоже хреновая. «Крыша» у меня дрогнула. Сначала я пожаловался сестре. Мудрость женщины была озвучена в таких словах:
- Ты две недели уже не просыхаешь. И веселишься по ночам, как кот на помойке! А говоришь при этом, что времени нет, и с деньгами напряг.
- Ну ты, золотая медалистка, коза нестриженная! Не забывай, с кем говоришь! Коньячку братану плесни!
- Послезавтра – Ильин день. Пойдешь со мной в Зилантов монастырь, грехи замаливать! Там посмотрим.
Вот и поговорили… Времени до отъезда оставалось три дня.
Назавтра я изложил беду другому своему однокласснику, мужику грамотному и крепкому, и спросил, что всё это значит, и стоит ли мне стучать в ментовку. Мой многоопытный друг обругал меня, всех этих козлов, потом действующего президента страны, особо обругал президента в отставке, потом Чубайса и снова каких-то козлов. Олег всю жизнь занимался делом, строил объекты и добывал нефть, прекрасно разговаривал матом и видел жизнь. Он подивился моему прекраснодушию и сказал, что не ожидал обнаружить такой наивняк в предпенсионном возрасте:
- Ты что, педерастов вблизи не видел? Это проститутка мужского рода. Разговаривал ты с братками из какого-то гадюшника. Бордель у них там, с охраной.
Сказать честно, я и женского рода проституток видел раза два издали. Да и те были без патента, частнопрактикующие.
- А что делать то? В милицию заявить? Или сразу в ФСБ! А вдруг бордель для первых лиц?
Во время оно детишки первых лиц учились в нашем классе…
- Ничего не делай! Бесполезно, а может быть и опасно. Так что забудь, и живи дальше.
- Так жалко пацана то…
К пустым разговорам Олег был не расположен и тему закрыл.
Мой правозащитный порыв несколько приугас, и за оставшиеся деньки я только и успел, что замолить часть грехов в женском монастыре, что совсем рядом с моим родным домом. Телефон молчал, я завершал «проекты» и чистил пёрышки перед отъездом на Урал. Истинно говорят, дома – лучше!
Не летайте самолётами! Тысяча километров на поезде это хорошее лекарство для души, и каждый день жена и дети, тёща и любимая собака заслоняли казанские впечатления. Забывается всё, забывается, но этот рыженький пацанёнок забываться не желал.
Через две недели меня по телефончику пригласили в местный отдел, намекнув, что разговор пойдёт про Казань. Как хорошо, что телефон взял я, а не тёща, умеют же ребята работать, когда захотят. Грамотному и вежливому дознавателю я рассказал всё, что вы выше прочитали. Только попроще, короче и другими словами. Казёнными и точными, на их языке. Печально всё это. Опора веры, твердыня Ислама…
Сколько он прожил в Казани, два месяца, или год? Как его зацепили, глупого и неопытного, на деньгах, на девочках, на наркотиках, на вранье? Или просто взяли силой. Много способов…
Ясно, что в конце разговора я полюбопытствовал, что случилось то.
Дознаватель вздохнул и ответил:
- Нашли его в лесополосе, голенького. Но раскрутили быстро, номер телефончика всё рассказал, лучше и не надо. Второго августа. Как раз воскресенье, Ильин день…


Л. Кипоть    16.12.2010