Асфиксия. Глава 8

Николоз Дроздов
Мои отец с матерью учились на историков и поженились на втором курсе,  по-видимому, на почве любви к археологии. Каждым летом они, оставляя меня под присмотром деда с бабкой, исчезали на пару месяцев, занимаясь своими раскопками в Раче, горном регионе, зимою недоступном для внешнего мира. Поэтому и копали какие-то курганы до наступления осени. Трудно себе представить, что они там могли найти. Грузия все же не Египет, не Ирак, не Тунис; следы какой цивилизации пытались они обнаружить там, куда и в наш век попасть было не легко? Еще одну страну инков? Но, так или иначе, раскопки велись из года в год. 

Меня осчастливили в пятилетнем возрасте, впервые забрав с собой. Жили мы в деревне, в арендованном доме, на склоне чуть выше реки Риони, в окружении лесов и гор. Комнат в доме было, кажется шесть, и в них по отдельности размещались мужчины и женщины. В одной устроились мы втроем. На кухне занималась стряпней деревенская тетя Мзиа, а балкон был вотчиной вечно дремлющего дяди Анзора, тоже местного, в обязанности которого входили закупка продуктов и охрана дома. С продуктами все было ясно, но вот что и зачем ему следовало охранять, он не знал. Был у дяди Анзора пес, большая кавказская овчарка, как тень, всюду следовавшая за ним, которая и вздремнуть любила не меньше хозяина. Курша, впервые увидев меня, гавкнул, и я страшно испугался, но, видимо, это был знак приветствия с его стороны и только. После я к нему привык и даже крепко с ним подружился.

Примерно неделю мы жили так: утром рано, позавтракав, все члены экспедиции - человек десять - вставали из-за стола и караваном, точно какой-то образцовый пионерский отряд, отправлялись на свою археологическую эксгумацию, не возвращаясь часов до шести. Обедали, похваливая все сваренное и испеченное тетей Мзией, запивали красным рачинским вином, после старшие по возрасту поудобнее устроившись на том же балконе, где днем охранял наш покой дядя Анзор, включали телевизор, хотя в нем ничего невозможно было увидеть. Что-то мелькало, рябило и все. Параллельно вели какие-то заумные разговоры, в содержание которых я не вникал. Те, кто был моложе, парочками рассыпались кто куда.
 
А через неделю у нас появились новые соседи, тетя Манана с дочкой, моей ровесницей. Тетя тоже  была археологом. С этого дня Курша перестал быть моим единственным и лучшим другом, а все свое время отныне я проводил с рыжеволосой девочкой по имени Теона, лицо которой было усыпано веснушками. Мы прятались, подолгу не находя друг друга, и, найдя наконец, были страшно рады. Баловались, дрались, царапались, хохотали, пытались поймать в сачок бабочек, ссорились и мирились, слушали пение птичек, убегали от Курши или Куршу догоняли, лазили на деревья и даже тайком от тети Мзии и дяди Анзора спускались к Риони, что родителями мне лично было строго запрещено. Однажды, стоя на большом валуне я, поскользнувшись, скатился прямо в воду, и река понесла меня вниз по течению. Теона, не раздумывая, бросилась за мной, и мы, двое малолетних придурков, чуть было не утонули. И утонули бы, но, к счастью, я зацепился за крону дерева, поваленного в реку, ухватил за руку Теону, и мы были спасены. Вода, хотя стояла середина лета, показалась нам за эти полминуты холодной, как лед.

Дрожащие не то от страха, не то от озноба, и промокшие, чуть отдышавшись, мы  начали стаскивать с себя одежду. Я снял шорты, она - юбку. Я - майку, она - топик. Я - трусы, она - трусики…. Оставшись в чем мать родила и взглянув друг на друга, мы оба страшно удивились нашему анатомическому несоответствию, а именно, что у меня ниже живота было кое-что такое, чего у нее не было. Данная аномалия нас обоих страшно заинтересовала. Мы потрогали эти места, сначала я - свое, а она - свое, потом наоборот. Первый шаг к неосознанному блаженству прекрасно зафиксировала моя память, потому что, на секунду прикоснувшись к ее лобку, я почувствовал нечто необыкновенно приятное. Да и Теона тоже, ибо мы после того дня уже не ловили бабочек и даже не ссорились.   

Уединившись где-нибудь неподалеку, в лесу на полянке или под каким-то деревом, часто ложились рядом, обнявшись, и могли лежать так часами, соприкасаясь всеми частями детских своих тел. Это было здорово. Но вскоре ее женская природа  одержала верх над моим мужским началом, и Теона поведала о деталях нашего «медового месяца» своей маме. Та, в свою очередь, передала услышанное моей, и «лавстори» на этом пришел конец. Причем отец отлупил меня так, что я возненавидел его на всю оставшуюся жизнь. Нас больше не оставляли одних; утром Теону уводили на кухню к тете Мзие, которой было строго-настрого наказано не отпускать ее от себя ни на шаг. Я же был отдан на поруки дяде Анзору, которому, впрочем, было на меня наплевать, и я коротал время, вновь вернувшись к другу Курше. Может, это было изгнание из рая, осуществленное нашими родителями, но, как известно, запретный плод сладок, а искушение вновь вкусить его велико. И когда, изредка, нам выпадал случай оказаться с Теоной вместе, мы тотчас же находили возможность остаться наедине, уматывали на задний дворик, залезали под стол или под кровать, если приходилось оставаться дома, и таким образом обогащали свой первый опыт, сливаясь в целомудренных объятиях. Но взрослые, по-видимому, все замечали. Увы.

Мои родители, решив, наверное, что из меня может вырасти какой-то сексуальный маньяк, срочно отвезли домой, вновь оставив на попечение дедушки с бабушкой. И Теону я больше не увидел, судьба-разлучница так распорядилась. Ее семья вскоре порешила вернуться на обетованную землю предков, и мою первую любовь навсегда  увезли в Израиль.


* * *


Я закурил «заряженную» и на минуту задумался почему-то о вечности. Сам не знаю чего, но испугался. Как когда-то вдруг поразившему открытию о понятии времени и с тех пор мучающему раздумьями о соответствии своего конца с бесконечностью.

Иногда я зацикливаюсь на каком-то слове. Сейчас из моей головы никак не выскакивает одно: потусторонний… Мне кажется, если что-то есть по эту сторону, должно быть нечто и по другую. Мир устроен по принципу симметричности противоположностей. Глобус мне показали еще в школе, объяснив, что это модель планеты, на которой мы живем. Я долго его рассматривал, пока наконец, для себя не решил, что раз наш шар разделен экватором на две половины, то в нижней его части люди, должно быть, ходят вверх ногами и головами вниз по отношению к нам.

Следом послышались далекие детские голоса и смех. Всплыло еще кое-что из прошлого… В третьем классе к нам привели нового ученика. Учительница выписывала мелом на доске какие-то слова, а мы следом за ней переписывали их в свои тетради. Когда доска заполнялась, учительница стирала старые слова, чтобы начать писать новые. Так вот этот ученик в своей тетради делал то же самое: старательно перечеркивал то, что только что туда вписал.
Далее, с хаотичностью ураганного ветра, в полушариях моего мозга, чем-то напоминающего тот школьный глобус, стала возникать мешанина каких-то лиц и событий, а после я совершенно отчетливо увидел себя самого, но в какой-то странной ипостаси. Где-то далеко, на песчаном берегу теплого океана, будучи полуголым йогом в позе лотоса, я занимался медитационной мастурбацией. Невесть откуда взявшаяся макака с надутыми щеками, нарушая гармонию моих мыслей, вдруг вопросила человеческим голосом: - Знаешь  новый закон Архимеда? - Нет, - опешив, ответил я. - Жидкость, погруженная в тело, через семь лет пойдет в школу, - сообщила мне эта говорящая обезьяна и удалилась, демонстрируя свой розовый зад.

Детьми ведь когда-то были и глава госсовета - нынешний «генеральный демократ», и «отец нации» - президент, ставший бывшим. И проститутка с угла моей улицы, и перекупщики краденого, и камуфляжные мальчики с автоматами - маньяки, убийцы, насильники и мародеры, и все эти меркантильные, алчные, продажные, зловонные, мерзкие существа, ставшие министрами или депутатами парламента, - все они когда-то были детьми. Красивыми такими мальчиками и девочками, в которых родители души не чаяли и считали чуть ли не чудом света, но все они стали теми, кем должны были стать согласно тому же принципу симметрии - засранцами, засранками и негодяями.

Экс-президент, этот шизоид начал войну в Осетии и проиграл ее, лишив жизни и крова тысячи людей. Глава госсовета - старый пердун - пошел в поход против Абхазии и лишился этой части Грузии, где пало еще большее число жертв, а четверть миллиона человек в общей сложности, благодаря действиям этих двух, стали беженцами и вынужденно переселенными лицами. Первый по-прежнему считает себя президентом, второй продолжает оставаться главой государства, никто их не судит, не призывает к ответственности. А вот у продававшего мне травку, гражданина Гасанова Мамеда, 1972 года рождения, временно неработающего, было изъято четыре грамма кокнара,* и ему светит, как минимум, восьмилетнее тюремное заключение. Два года за каждый грамм.

Законодательство с юстицией - довольно странная парочка. Трудно даже представить, во что бы превратился мир, если бы несознательные граждане взялись вдруг соблюдать придуманные сознательными согражданами все их законы. Особенно трудно пришлось бы, наверное, все-таки не нам, а американцам. Во Флориде женщинам запрещено петь в купальниках, а вдовам - прыгать с парашютом по воскресеньям. В Кентукки супругам не дозволено принимать ванну вдвоем. В Индиане вас привлекут за попытку изнасилования, если в салоне вашего авто находится девушка младше 17 лет «без чулок или без носков». В Монтане женщина не имеет права танцевать на столе, если вес ее одежды составляет менее полутора килограмм. В Коннектикуте запрещено переходить проезжую часть улицы на руках. Нельзя охотиться на китов в Солт-Лейк-Сити, который не имеет выхода к морю. А в Джорджии лишь недавно отменили закон, по которому сексом можно было заниматься только супругам и только в собственной спальне. Воистину, человечеству к концу ХХ века просто необходима новая Великая хартия вольностей…



                Продолжение: http://proza.ru/2010/12/12/172

_______________
*Кокнар -  сырец опия, наркотик.