Накануне Крещения, в школе проходила встреча с молодым иеромонахом Алексеем, по поводу строительства храма в нашем посёлке. Посёлке, стоящем на костях репрессированных и погибших в лагерях. Народу собралось много, Батюшка говорил о том, каким будет будущий храм, сколько средств необходимо на его строительство и о том, что на Руси большая часть храмов строилась на народные пожертвования или меценатами.
Мы знакомы с ним уже несколько лет, и мне казалось, что он смотрит на меня и ищет поддержки в этой большой душной аудитории атеистов. При этом я готова была разрыдаться и с трудом сдерживала себя, чтобы не заплакать. Мне ли не знать, как нужен этот храм? Я готова помочь руками, деньгами… Но он ждёт от меня не этого. И даже не убеждения. Может быть откровения исповеди? Откровения потрясения? Оголения чувств так, что бы ударило, словно током. Откровения, которое бы стало призывом к действию.
Оно далось мне очень тяжело (а поймут ли близкие?), Но я должна призвать людей:
«Давайте всем миром поможем благому делу!». Ну что ж, для этого я напишу свою не придуманную историю…
У всех нас случаются радости и горести, и возможно только церковь поможет их разделить.
Несколько лет назад я тяжело заболела. На операцию в Иркутске меня записывал Антон. Самой мне, как всегда было некогда, даже если дело касалось собственного здоровья.
С профессором они оговорили дату моего приезда и детали пребывания: мне к новогодним ёлкам просто необходимо было выйти на работу - ну как же в школе без меня то!
Собиралась я в больницу без страха, но с каким то нехорошим предчувствием. Перебрала бельё в шкафах, вычистила все углы, повыбросила всё ненужное. Где-то в подсознании мелькнула при этом мысль: « Вот будут меня хоронить, и чужим людям придётся рыться в моём шкафу, не хочется выглядеть плохой хозяйкой».
Напрасно говорят, что хороших больниц не бывает. Я попала в чудесную клинику: обстановка, персонал, качество обслуживания, комфорт – всё на высоте. Особенно профессор – таких преданных делу людей сейчас единицы! Операцию он мне переносил три раза: всё его что-то не устраивало. Я начала мандражировать и неприятные предчувствия усилились.
За два дня до вновь определённой даты, в воскресенье 26 ноября, я попросила Антона сходить в церковь и поставить за меня свечу за здравие. Сначала он отнекивался, говорил, что и не знает, как это делать. Но мы договорились, что там есть бабушки - и они ему помогут и подскажут. На обратном пути сын обещал вновь заехать. И обещание сдержал: приехал под конец «времени посещений», немного растерянный и напуганный.
При выходе из церкви его подозвала стоявшая в стороне женщина, и спросила: «Ты зачем здесь, милок»? Он ответил, что мама больна, волнуется перед операцией, просила свечку за здравие поставить. А она ему, мол, за себя лучше свечку поставь, чёрное всё на тебе – смерть!
Мы слушали этот рассказ втроём, с соседками по палате, и по спине прошёл неприятный холодок. «Поставил?» - спросили хором, и он сказал что да. Только не сразу, будто бы денег у него с собой не было, он вернулся домой взял деньги, и, приехав в церковь, поставил.
Но, видимо, этот рассказ про своё возвращение он сочинил на ходу, что бы меня успокоить. Как выяснилось впоследствии, уже на сороковой день, никуда он не возвращался. Съездил домой, поспал, и приехал опять ко мне в больницу. Да и в первый раз он был в церкви не один, а с приятелем. Но отозвали в строну только Антона. А кто его отзывал, приятель Сашка так и не вспомнил: бабушка, женщина, старик? И в чём этот человек, да и человек ли, был одет - всё оказалось стёрто из памяти.
А тогда, я начала успокаивать Антона, сказала, что всё это ерунда! Конечно, на нём вся одежда чёрная от шапки до ботинок, что ж ещё-то могли сказать, видно денег срубить хотели.
«Да нет, мам, я понял, что она имела в виду» - он надел шапку, и засобирался. Мне не хотелось расставаться, когда он был в таком настроении, и я пошла провожать его по длинным больничным коридорам. Вдруг, откуда ни возьмись, появился медбрат с каталкой, на которой лежало туловище мужчины, а ноги были отрезаны полностью. Странность была уже в том, что в это время никаких операций и процедур уже не было, откуда и куда его везли - совершенно непонятно. Сына эта картина шокировала, и он буквально сполз по стенке. А на носу у него выступили капельки пота. «Не бери в голову» - сказала я, и вывела его из больницы.
А надо было задуматься: судьба посылает нам знаки, но мы не придаём им значения, до тех пор, пока у нас всё в порядке. А потом…потом - уже поздно.
Разбился Антон ровно через месяц, 26 декабря. Он умирал в Ангарской БСМП долгих и мучительных 12 дней. В реанимацию нейрохирургии меня не пускали. Мне оставалось только доставать лекарства и молиться. Так оказалось, что была я там практически одна – все разъехались на Новогодние праздники. А вот священника в реанимацию пустили. Это был архиепископ Ангарский Вадим. Он понял наше горе и помогал нам как мог. Вечером, перед Рождеством, мне позвонили и сказали, что Антона нужно соборовать, и что нужно договориться об этом с батюшкой. Несмотря на Великий праздник, он не отказал и обещал быть в больнице к 9 утра. По телевизору шла премьера фильма «Остров», я, проплакав под окнами палаты два часа, да ещё мельком увидев фильм, к ночи была уже в состоянии близком к полному нервному истощению. Впав в полузабытьё или транс, я явно увидела Антона на его реанимационной кровати и ещё четверых в белых одеждах, стоящих в изголовье. Белые люди уводили его. Я кричала. Сын обернулся и тихо сказал: «Ну, всё мама, я ухожу».
Очнувшись, я уже всё поняла.
Как дождалась утра - не помню. Помню, как стучалась в закрытую больничную дверь и не пускавшего меня охранника. «Ещё только 7 утра!» - кричал он мне. Следующие два часа даже описать не могу, но как-то оказалась на больничном крыльце со справкой о смерти сына в руках. Где я? Кто я? Куда идти, что делать – я не понимала. И тут появился молодой священник. Он тоже всё понял и увёз меня в церковь. Красивый, новый, какой-то неземной храм. Там звучали Рождественские песнопения и будто бы уносили меня к небесам, вместе с возносившейся туда душой сына. Я хотела туда! Все, как могли, успокаивали меня, отпаивали валерьянкой и горячим чаем. Я пробыла там до вечера, пока не вспомнила, у кого и где я остановилась.Пока не осознала -самое страшное случилось. Тот же молодой священник, батюшка Александр вызвал такси и доставил меня к родственникам подруги, которые приютили меня на все эти дни. Что бы было со мной, если бы я побрела неизвестно куда – даже сложно представить.
Я благодарна священникам за то, что были рядом, в трудные для меня часы. Что позаботились о душе сына и провели отпевание и все необходимые поминальные службы.
Теперь я часто бываю в церкви. Наверное, понятно зачем. И хочу, чтобы у нас тоже был храм.
Однажды мне рассказали притчу о разговоре человека с богом. Теперь, пережив, самые трагичные минуты, дни и годы, часто вспоминаю её суть:
-Господи, я не разу не видел тебя, есть ли ты?
- Оглянись,посмотри сюда: видишь на песке времени твои следы. А рядом мои.
- Но вот здесь, когда мне было трудно, их нет! Ты забыл про меня! Где ты был?
- А здесь я нёс тебя на руках.
Задумываясь, как я всё пережила – понимаю: «Он нёс меня на руках». И проложил мне мою дорогу к храму, в стенах которого есть теперь кирпичик с моим именем, и именами моих близких. Сохрани нас всех, Господи!