Эта повесть сплетена из историй, услышанных за рюмкой чая, подслушанных, прочитанных в мессенджерах и чатах... Множество настоящих фрагментов чьих-то настоящих жизней, как лоскутное одеяло, объединенных в одну. Настоящие реплики. Если вдруг прочтете что-то, из сказанного вами, не пытайтесь провести параллель, я - доктор Франкенштейн, да, я оттяпала вашу лодыжку, но остальное позаимствовала у кого-то еще…
***
Ты просыпаешься утром, сладко потягиваешься, рассматриваешь привычный квадрат потолка над кроватью, занавеску и карниз, сонное, мягкое, обволакивающее отпускает. И приходит осознание, ртутными каплями рассыпается, разбегается по углам. «Я дрянь», - говоришь ты себе чуть равнодушно. И встаешь с кровати. Ты ступаешь босиком по мягкому ковру, находишь наконец тапочки и понуро идешь в ванную. «Я дрянь», - привычно сообщаешь ты своему отражению в зеркале, чистишь зубы, жужжишь феном, наводишь марафет.
На самом деле жить с этим ощущением не так страшно, как казалось. Это в книжках и фильмах все так патетично, метафорично, аж скулы сводит. В жизни все просто, банально и по-осеннему скучно. Просто однажды ты честно признаешься себе «Я дрянь». По началу, конечно, неприятно. Да что там, по началу от понимания этого факта тебя не покидает ощущение, что воздух вокруг сгустился, не вдохнуть, не выдохнуть. Это произошло с тобой. Не с кем-то, не где-то, а с тобой, с такой родной и привычной уже целых двадцать семь лет. Вот ведь как, думаешь ты, оказалось, мне уготована отрицательная роль. До сего дня читала книги, переживала за главных героев и даже бэтменам всяким готова была содействовать в борьбе со вселенским злом, а тут… На тебе. Четко и ясно, без оправданий и адвокатов. Твой собственный выбор, не в состоянии аффекта, не под давлением высших сил и даже не под дулом пистолета. Ты по другую сторону баррикад. Ты сидишь, как прежде, в шумной компании, слушаешь пестрые истории о знакомых и не очень, тебе бы как раньше, ну совсем как в былые времена, возвести глаза к потолку, покачать головой, осуждающе повздыхать. А не можешь. Вот и сидишь отварным овощем, глотаешь свой жасминовый чай, хмуро жуешь отдающий резиной чизкейк.
«Доброе утро, милый», - отсылаешь сообщение, на другой номер, другому человеку. Дожидаешься ответа, перехватываешь на ходу бутерброд, в лифте снова окидываешь придирчивым взглядом свое отражение, садишься в машину. И пока едешь, ты разговариваешь, ты ведешь диалог с невидимым собеседником, сидящим рядом, в твоей пустой машине. Ты делаешь это каждое утро, ты уже и не замечаешь, что, как минимум, странно улыбаться репликам несуществующего человека. Точнее существующего, реального, но находящегося настолько далеко, как на другой планете, за запретным рубежом под названием «никогда».
Это тогда, в детстве, легко читались книжки о подвигах мальчишей-кибальчишей, это тогда, в детстве, казалось, что принять единственно правильное решение легко. Это тогда грань между добром и злом виделась целой крепостной стеной, за которую разве только по ошибке попасть, потому что ты твердо знала, как правильно, ты знала, ты не поступишь иначе… А потом проходят годы, и выясняется, что все сюжеты известных книг слизаны с жизни, или наша жизнь с них, не суть важно. Что все ситуации повторяются, разнится только чертов дрессинг, а начинка, основное блюдо – одно и то же. Ты доезжаешь до офиса, заходишь в свой кабинет, открываешь почту, читаешь, отвечаешь, созваниваешься. Ты оттягиваешь этот момент, как можешь. Ты еще вчера обещала себе не делать этого больше, но вот пальцы выстукивают по клавиатуре, ты набираешь адрес его Живого Журнала. Загружается страничка, и ты снова читаешь, вчитываешься, невидимая, не имеющая права голоса. Тебя нет. Тебе нельзя там быть. Тебя там не ждут, о тебе там не помнят. А если и помнят, то лучше не знать… Но ты вчитываешься, обновляешь страничку, рассматриваешь с легкой ревностью фотографии ведущих с ним переписку, пытаешься выяснить степень привязанности к той или иной собеседнице по специфике ответов, по количеству смайликов, по пунктуации. И механически, через звонки и истошные трели факса, через беготню и совещания, ты периодически обновляешь эту страничку, окошко на экране, единственно окно в ставшую чужой жизнь. Не отпускает. Никак не отпускает, ноет и хнычет где-то внутри, и ты улыбаешься в пудреницу «Я дрянь».
***
Глава 1.
- Сабина, ты скоро? – раздраженно поинтересовалась я у подруги, примерявшей туфли, - Мы уже час как застряли в этом магазине!
- У меня не каждый день свадьба, - огрызнулась та.
- Каждые три года, - съязвила я, намекая на первый неудавшийся брак.
- Ну, прогуляйся пока, - миролюбиво предложила Сабина, - Пересечемся в кофейне на третьем этаже, по рукам?
И я отправилась бродить по небольшому моллу, возведенному к радости горожан в центре Бакинского бульвара. Я заходила в разнокалиберные магазинчики, приценивалась, присматривалась, примеряла. Я даже купила комплект кислотно-салатового белья с кружевами цвета обезумевшей фуксии. Эта страсть к ненужным покупкам у меня от мамы, правда, у меня она проявляется, в основном, в магазинах одежды, а у нее в хозяйственных отделах и мебельных салонах. Но суть одна, шопоголик находит необъяснимое удовольствие в процессе приобретения вещей… Или это касается не только шопинга?
- Амина?! – я обернулась.
Я не сразу его узнала, виделись от случая к случаю на корпоративных вечеринках и каких-то мероприятиях, устраиваемых нашим общим работодателем. Мы, наверное, всегда симпатизировали друг другу, лет эдак пять тому назад я даже решилась с ним поболтать по телефону, нашла какую-то причину, благо наши отделы в тот момент были задействованы в одном проекте, легко узнала номер, набрала… Как бы случайно в день его рождения. Заодно и поздравила. Но дальше не пошло, он прислал через несколько дней смску, а я не ответила. Я была увлечена Эльмаром, мы только начали встречаться, мы ссорились и мирились, портили друг другу нервы, сходили с ума, а тут еще кто-то, пусть и симпатичный, но не до него, не до него… А потом снова были встречи то в коридорах того офис-билдинга, где располагался их отдел, то у нас на «вилле», рассеянные улыбки, «ты отлично выглядишь – и ты ничего так». Он женился, на милой девочке, я ее немного знала, посещали одни и те же лекции в университете, хорошая такая, тихая отличница-хорошистка без вредных привычек и громких романов. Это многих удивило - репутация дамского угодника, светского хлыща, такого модного с модными подружками на модных тусовках, и вдруг невзрачная серая мышка, которую он, как впоследствии выяснилось, нежно и искренне полюбил.
- Привет, Макс, как ты?
Возможно, я была как-то сентиментально настроена после неприятного расставания с Эльмаром. Четыре года вместе, помолвка, и разрыв за полгода до долгожданного матримониала… Я почему-то ощутила, что сильно волнуюсь, такое забытое чувство робкой школьницы, приглашенной на первый медленный танец… Изумилась, но не придала значения. Мы остановились у ярко освещенной витрины, на нас пялились бездушные белые манекены в роскошных вечерних платьях, мимо проходили люди, такие же бездушные, из какого-то кафе доносилась босанова, пахло выпечкой, смесью духов, одеколонов и настойчивых дезодорантов.
Я рассеянно слушала его рассказ о коллегах, о поездках, он шутил искрометно и легко, и будто бы невзначай обходил тему семьи, пока я не решилась и спросила прямо. Макс замешкался, закашлялся, беспомощно огляделся по сторонам. Спасительная трель мобильника прервала нашу беседу, ему звонили по работе, а мне с эскалатора уже вовсю махала Сабина, зазывая в кофейню.
- Увидимся! – сказала я, чмокнув его в щеку, и убежала.
Сначала все складывается четко, по лекалам. Школа, институт, первый мальчик, первый поцелуй, все как у людей. Прогулки по Торговой в короткой юбчонке, анонимные звонки и сопение в трубке, мечты о будущем, которое, конечно, видится необычным, не таким как у «всех этих» (конечно, ты ведь другая, ты особенная…), непременно блистательным в какой-нибудь невероятной профессии. И рядом в этом самом будущем мелькает очень отдаленный от действительности образ, этакий мачо с интеллектом, манерами кронпринца и кодексом чести, по которому чуть что - так стреляться на дуэли. Проходят годы, все изменяется по тем же лекалам, отклоняясь от нормы на пару-тройку градусов, с минимальной погрешностью. И вот ты или успела сесть в поезд, несущийся в том же направлении, что, впрочем, и все существующие поезда – в никуда, но с громким названием «семья», или нет. Если не повезло, и ты не попала в обойму одновременно с другими, со временем выпадаешь из привычного круга. Тебя все еще приглашают на какие-то дни рождения, свадьбы, помолвки и вечеринки в честь новоселья, но тебе скучно, когда твои подруги, подбоченившись, словно куры на насесте, начинают нескончаемое о газиках, бутылочках, памперсах, нянях и мужьях. Возможно, ты даже завидуешь. И папа твой разводит руками, когда мама заговаривает о внуках. И ты устала отшучиваться, просто мрачно молчишь. Потому ты все чаще находишь отговорки, отмазки, какие угодно причины, чтоб не пойти, чтоб провести время в кругу тебе подобных, свободных и беззаботных. Ваши ряды редеют, каждый год вы провожаете на заветную станцию одну из команды. Вас все меньше. Некоторые возвращаются после развода, как вернулась Сабина, а потом стремятся покинуть эти безудержно веселые вечеринки со вкусом мартини и снова, снова спешат обратно в поезд, в уютное, бытовое, чтоб розовые пинетки и погремушка, чтоб руки пахли фенхелевым чаем…
Я думала, что вскоре и мне посчастливится избавиться от опостылевшей свободы. Эльмар ремонтировал квартиру, в которой мы собирались жить. И прихватив Сабину, в качестве дипломированного дизайнера, я носилась по магазинам и штудировала каталоги. Я уже нежно любила каждую расшитую подушку моего далекого дивана с картинки, я мысленно накрывала на стол в просторной столовой, оправляя расшитую винтажными кружевами скатерть… И Эльмар вдруг заговорил о том, что не готов.
- У нас нет будущего, - растерянно бормотал он, стараясь не смотреть мне в глаза, - Я считаю, ты не готова к браку. Ты пойми, ты вся в работе, твои подруги, твои взгляды на жизнь. В конце концов, твоя репутация…
Мы разругались вдребезги. Четыре года его устраивала моя репутация, четыре года он планировал со мной совместное будущее и выбирал имена для будущих детей, четыре года мы появлялись везде и всюду вдвоем, став единым целым в сознании знакомых и незнакомцев, видевших нас вместе. Общие друзья, общие увлечения, общий досуг, любимые рестораны, клубы и даже подписка на его долбаный Эсквайр была оформлена на мой адрес. Как теперь быть?
Самыми трудными были первые две недели. Я взяла больничный и, рискуя работой, провела их взаперти на даче. Я не поднимала трубку, я не отвечала на сообщения подруг и друзей, мне страшно было показаться в обществе, увидеть жалость на лицах одних, злорадство на лицах других. Пока не приехала Сабина, не встряхнула меня как следует, мы провели незабываемый вечер вдвоем, выговорили, наверное, все, что годами давило грудную клетку, просилось наружу. А наутро я вернулась в Баку, равнодушная к тому, что обо мне подумают доброжелатели ли, злопыхатели ли.
Вот ведь как получается, кто-то из двоих всегда предатель. Предатель будущего, общих планов, общих затей и желаний, того, что намечтали, засыпая с телефонными трубками, перед компьютерами в мессенджерах и чатах…
Наши совместные дни и ночи, ссоры и примирения, нас связывало слишком многое – мои опухшие веки по утрам, его предплечье в шрамах – уже на всю жизнь.
Я помню вечер в дурацкой Московской гостинице, откуда мы съехали на следующий день, скандал – слово за слово – он встряхнул меня, а я разбила бутылку и полоснула по его плечу. А потом мы занимались любовью, измазались в крови, испачкали простыни и даже стены номера, и уснули счастливые, изнеможенные, сумасшедшие. Наверное, нам нужно было пожениться тогда, в те первые два года, когда отношения переживали все эти взлеты и падения, пока был накал страстей, пока присутствовала вся эта захлебывающаяся судорожность и головокружение. А потом пошел спад, мы перестали ругаться, выяснять, притерлись, и будничность нас проглотила, пожевала, пожевала да и проглотила. А что бывает с проглоченной пищей потом, я думаю, вы знаете из курса биологии.
Макс выдержал паузу. Конечно же, иного я и не ожидала, прошло три дня, прежде чем он позвонил и пригласил меня выпить кофе. Мы условились увидеться в маленьком кафе на окраине, сели за самый последний столик, и впоследствии он стал «нашим». Но это потом. А пока я придумываю, что надеть, подбираю украшения, укладываю волосы, кривляюсь перед зеркалом… Я явилась в коротеньком сером платьице, надушенная сладким конфетным парфюмом, прибрав волосы полосатым ободком. Мне было интересно поболтать, пококетничать - поразмяться, так сказать, не более того. Но, спустя полтора часа, я, привыкшая к ухаживаниям не самых глупых, не самых примитивных особей мужского пола, поймала себя на мысли, что передо мной сидит человек неординарный, необычный, и потому необыкновенно притягательный.
Что такое любовь? Часто мы произносим слова любовь и счастье, а потом рисуем в воображении совершенно противоположные картины. Любовь, что построена на слезах, учащенном дыхании и судорожном отчаянии, любовь, которая двигает к целям, толкает вперед – с криком, вопящим хором желаний, самоотверженная и героическая... Эта любовь часто бывает либо неразделенной, либо живет в нас, пусть и взаимно любящих, но разлученных, вопреки. И счастье, которое мы представляем чем-то розовым и глобальным, этаким беспредельным кусищем сахарной ваты. А между тем, счастливая любовь или счастье в любви, эти два понятия отрицают постулат первый и постулат второй. Любовь вне пред-апокалипсического ощущения, спокойна и умиротворена. Нет нарывающего сгустка в груди, а стены не сдвигаются в немой безысходности. Есть будничные улыбки и все остальное, с проблемами, ссорами и каким-нибудь затяжным насморком. И счастье... Маленькими вспышками, не гигантским непрекращающимся салютом, а бенгальскими огнями, вперемешку с теми же насморками и потерянными кошельками... Просто жизнь, которой не нужно мешать, достаточно поймать ритм и подыгрывать, так рождаются гениальные джазовые импровизации.
- А ты счастлив? – решилась я.
- И да, и нет, - улыбнулся он, - У меня прекрасная дочка, я ее очень люблю.
- А жена?
Макс снова улыбнулся куда-то в сумерки за окном, провел рукой по шелковистым шнурам, из которых была сплетена занавеска, и стал рассказывать о Венецианском карнавале, так подробно и увлеченно, что я невольно задумалась – произнесла ли я вслух свой вопрос, услышал ли он его.
Моросила какая-то промозглая мелочь, прохожие, зябко передергивая плечами, спешили по своим делами, месили грязь сапогами. Мне не хотелось уходить, уютно обнимало мягкое кресло, я грела пальцы о чашку и полу-сонно улыбалась официанту. Я никогда прежде и ни разу потом не ощущала себя так, как в тот вечер.
Макс проводил меня домой, мы постояли у моего подъезда, переминаясь с ноги на ногу. Я знала, что он позвонит завтра, он знал, что отвечу не сразу, после четвертого или пятого гудка. Мы оба были игроками, просто кому-то из нас однажды предстояло оказаться гроссмейстером, а другому признать поражение.
Глава 2.
Наутро после вчерашней сырости выглянуло яркое солнце, небо было такой ослепительной голубизны, что хотелось на улицу, скорее, быстрее, туда, где свежий воздух, где пахнет жженой листвой, где шуршат по асфальту метлами хмурые дворники. Я верила в то, что это будут волшебные выходные, не иначе.
Макс заехал за мной в два, я успела выпить чая, накрутить волосы на крупные бигуди и, перебрав весь гардероб, остановить свой выбор на узких джинсах, водолазке и короткой куртке. Пока мы ехали, я без умолку болтала, я говорила, и мне казалось, я должна, обязана была рассказать ему еще вот это, это и то, не упуская ни малейших подробностей. Макс слушал с улыбкой, внимательно, переспрашивал… А что еще нужно женщине для счастья? Неправда, что мы любим ушами, мы любим уши, что нас слушают. Конечно, о чем-то я умалчивала, о чем-то чуть привирала. Но мне искренне хотелось произвести на него самое лучшее, неизгладимое впечатление, и я не видела в своем безобидном обмане большого греха. В общем-то, я была права, греха еще не было… И звучала какая-то мягкая тихая музыка, такой правильный сборник для свидания, и мне не хотелось думать о том, что свидание это с чужим мужем. Абсолютно неконтролируемое желание быть здесь и сейчас каким-то неведомым образом отключило сегмент в моем сознании, отвечающий за здравый смысл, за трезвую оценку поступков.
Мы приехали в ресторан за городом, где не было ни души, только пара иностранцев у барной стойки. Я не знаю, что на меня нашло, я вдруг стала говорить, говорить об одиночестве, о том, как ты приходишь вечером с работы, заходишь в свою комнату, и как тебе хочется, чтоб кто-то тебя обнял или обнять самой, лечь в кровать, где уже кто-то спит. Все эти простые истины, вымученные, выстраданные, о которых и говорить-то стыдно по причине их банальности, неоригинальности, я высказала полузнакомому человеку, с которым меня ничего не связывало. Ничего, кроме какого-то необъяснимого притяжения, заинтересованности и легкого недоверия, недоверия, исходящего от него, не от меня.
Все мы неизбежно – сколько бы ни отрицали, сколько бы ни накручивали высоких и низких истин, причин и ложных мотиваций — в первую очередь, ищем человека, единственного человека, которому мы можем открыться, с которым можем позволить себе побыть слабыми, ради которого захочется стать сильнее. И чем больше мы это отрицаем, тем более возрастает необходимость где-то внутри, в подсознании.
- Ты ничего не рассказываешь о Лане, - не выдержала я.
- Что рассказывать... Лана… С Ланой все получилось очень печально.
Повисла неловкая пауза, за окном светило солнце, подрагивала серо-голубая морская кайма в редких барашках волн, черненные загаром рабочие достраивали чью-то дачу... Привычный апшеронский пейзаж… Очень вовремя принесли мой салат, и я с радостью принялась распиливать тупым ножом листья латука.
Мать мрачно кивнула, открыв мне дверь, из гостиной раздался кашель отца… Старая история, многозначительное молчание, обещающее переродиться в серьезный разговор с дальнейшей мутацией в скандал с заламыванием рук и ударами кулаком по столу. Где ты была; пила — не пила; в твоем возрасте у нас уже был Джавидик (это мой младший брат); о чем ты думаешь; старая дева; «так и сгниешь одна» – завершающим аккордом.
- Я влюбилась! – честно объявила я, прошла мимо ошарашенных родителей в свою комнату, заперла дверь и завалилась на кровать с лаптопом.
В воскресенье мы не увиделись, Макс позвонил и сообщил, что заболела дочь, у няни выходной, и ему придется посидеть с малышкой. Я не стала спрашивать, где Лана. Я снова постеснялась, смутилась, да и побоялась. Мне комфортнее было представлять, что они развелись, что она ушла, оставив ему девочку, убежала с каким-нибудь тренером по фитнесу на какие-нибудь острова. И теперь Макс один-одинешенек, нуждается в тепле, понимании, его крошка-дочурка наверняка мила, а у меня чудесно получается ладить с детьми подруг. Конечно, я не планировала занять место его супруги, но отчего бы не разнообразить наш пока не начавшийся даже роман, не сблизиться, не стать для него поверенной, другом, по-настоящему ценным человеком… Разобраться бы еще, что со всем этим делать потом.
Дабы как-то убить время, я позвонила Сабине. Подруга с радостью согласилась составить мне компанию, и мы отправились в кинотеатр. Сабина вела машину, а я, уютно расположившись на заднем сидении, вела переписку с Максом. Сообщение за сообщением, мы оба играли, мы оба выстраивали ходы и стратегии, с одной лишь поправкой – я хотела заполучить этого мужчину любой ценой. В качестве кого.… Вот с этим мне было сложнее определиться. Я просто устроилась с телефоном на заднем сидении, слушала песни Нино Катамадзе, и мысли витали туманные, дымные, как будто меня обкуривали благовониями в каком-нибудь индийском храме, а благовония эти были явно каннабисного происхождения. И думалось только о том, чтоб посмотреть фильм, поделиться с Сабиной своими переживаниями, послушать ее замечания и советы, а потом прийти домой и залезть в ванну. До сих пор по-особенному люблю ночью, когда все спят, нежиться в теплой воде, чтоб много-много пены, одуряющие запахи тропических фруктов и цветов. Выныриваешь потом новым человеком, какой-нибудь Венерой Боттичелли, которая мне симпатична исключительно пальцами ног. У нее просто тоже – второй длиннее.
Фильм оказался на удивление скучным, мы переглянулись и приняли решение покинуть кинозал в пользу китайского ресторанчика, полакомиться жареным рисом и кисло-сладкой курицей по-сичуаньски. Припарковались на одной из узких улиц за ЦУМом, уже вышли из машины, как Сабина, осмотревшись, выпалила скороговоркой: «Слушай, я же была в этом доме года два назад! Здесь живет классная гадалка! Она предсказала мне все! Я же только после развода, разбитая, разрушенная… И тут она… Все, что казалось нереальным. И про Стива, и про свадьбу, ну то, что сейчас сбывается…»
Сабина позвонила в дверь, нам открыли... И вот звучит зловещее предсказание над чашечкой с кофе, и это мифическое будущее видится таким чужим, хоть и хорошим, но чужим. В мифическом будущем чужие люди, чужие устремления, чужие желания. И тебе, застрявшей в тухлом настоящем, это блистательное будущее кажется невыносимым, не твоим. Конечно, ты не веришь в гадания и отмахиваешься. Но оно занозой впивается, не выдрать, не выковырнуть. Предсказания – ерунда. Ты просто понимаешь, что развязка в форматировании. Что оно неизбежно, если ты хочешь чего-то. А ты трусишь, и, конечно, как всегда, тебе некуда спрятаться. Завтра уже наступило. Вчера осталось где-то там. А сегодня?
- Мужчину вижу, - улыбается грузинка в черном платье, - Вижу-вижу, красивый такой, высокий.
- Высокий? – я разочарованно вздыхаю, Макс среднего роста, да и красавцем его не назовешь.
- Замуж ты за него выйдешь, все тебе даст, - продолжает гадалка, - Все, что захочешь. Идеальный будет муж, купит тебе хорошую машину - не такую, как твоя, шубу купит, драгоценности, квартира у вас будет богатая, в центре города, в самом центре! Не в Баку, в центре другого города! Дом большой будет загородный! Он и сам сейчас, в другой стране, далеко, но скоро приедет.
Я слушаю ее без особого энтузиазма, мне не интересен какой-то посторонний мужчина, пусть и способный обеспечить мне достойное будущее, купить ненужную шубу и машину покруче моего битого-перебитого «акцента».
Я отдаю указанную сумму, мы выходим на улицу. Я вдыхаю холодный воздух и чувствую, насколько мне противно мое настоящее и предсказанное только что будущее. Я не хочу вспоминать прошлое, ибо оно кажется мне пустым и бессмысленным, уже не причиняет ни боли, ни даже досады, просто раздражает. Надвигающееся завтра, увиденное в чашке с кофейной гущей, способное разлучить меня с человеком, с которым ничего еще нет, но должно быть, непременно должно быть, потому что я этого хочу, я желаю этого судорожно и взахлеб, каждую секунду.
***
Не люблю я это ваше "никогда не поздно". Еще как поздно. Только и остается топтаться перед высоченной стеной, прекрасно понимая, что сукаволшебник в голубом вертолете не прилетит. Можно сесть, закурить. Некоторое время можно не признаваться, не решать, не верить. Сидеть, пялиться на стену, упорно ничего не понимать. Позже смириться. Но это позже... Вот сижу перед стеной, думаю о том, что скоро состоится грандиозное торжество в лучшем ресторане города, думаю о том, что мое платье расшито настоящими жемчужинами, а туфельки куплены на улице Фобур-Сент-Оноре. Наверное, это важно. Нет, это важно. Наверное. А то, что «Я дрянь» - не очень.
***
- Ну, рассказывай, кто он, - начала Сабина, ловко управляясь палочками, - Я его знаю?
- В некоторой степени, - протянула я, не желая называть подруге имя.
Мне в какой-то момент расхотелось делиться с ней происходящим, разрушить особенную атмосферу таинственности, сопричастности нас двоих, сообщничества... Когда тебе сложно, а кому-то в этот момент жизнь кажется медовым леденцом на палочке, исповедь вызовет сначала сочувствие, а после досаду. Это заинтересует тех, кому тоже не очень сладко, этакое самоуспокоение из серии "я не один такой", или же, напротив, взбесит "у меня своих что ли забот мало". Мы все такие, наверное. Но как-то не легче от понимания этого.
- Ты спятила, - заключила Сабина, выслушав меня, - Он же женат! Хороший левак укрепляет брак, поиграет тобой да и бросит. Думаешь, он просто так о жене старается не заговаривать? Мраку напускает, таинственности, чтоб не заморачиваться на креативное вранье. Ты мужиков все же совсем не знаешь. Вот помнишь моего Тарика…
Сабининого Тарика я отлично помнила. Эта история надолго заняла первое место в топе городских легенд. Месяцев через восемь после развода моя подруга вновь пришла в боевую готовность и навострила лыжи в сторону алтаря. Высматривала потенциальную жертву на шумной вечеринке, преждевременной встрече Нового Года для уезжающих на родину экспатов, корпоративе с фуршетом и джазовыми импровизациями в исполнении улыбчивой певицы с длинными ногами. В общем-то, эта певица и привлекла внимание Тарика изначально, и он поинтересовался у Сабины – кто, как зовут, представился сам, сообщил, что неместный… А после присмотрелся, и понял, что содержимое декольте моей подруги куда богаче, да и ноги тоже довольно стройные. Это в тот момент Сабина ликовала и радовалась тому, что одержала победу над певицей. Впоследствии, правда, горько сожалела… Тариэль проживал в стольном граде, в Белокаменной, с родителями и младшими сестрами, имел свой бизнес, был хорош собой и соответствовал параметрам, необходимым для повторного вступления в брак. Одним словом, Сабина настроилась на серьезные отношения, и в интиме кавалеру упорно отказывала, мотивируя свое упорство суровым воспитанием и жесткими принципами. «Да не вопрос!» - воскликнул Тарик, и буквально через неделю в дверь Сабининой квартиры постучали приехавшие в срочном порядке будущие родичи. После помолвки сваты отбыли обратно в Москву, а Сабина перестала отказывать возлюбленному в ласке. Они провели три волшебные недели, потом Тарик уехал, звонил сначала, позже все реже, реже, да и исчез. Номера его телефонов не отвечали, ник в скайпе навсегда ушел в офлайн, Сабина переполошилась, и дядя Октай, ее папа, вылетел в Москву - мало ли, вдруг что с будущим зятем стряслось, вдруг со всеми новыми родственниками какая-то беда приключилась. По указанному адресу проживали совершенно посторонние люди… Баку город маленький, даже за своими пределами, и через общих знакомых, Октай-муаллим все же нашел свояков. И каково же было его удивление, когда он увидел совершенно посторонних людей, ни сном ни духом не подозревающих, что их сын с кем-то помолвлен, более того утверждающих, что Тарик давно и беспробудно женат, имеет сына и готовится стать отцом вторично. Оказалось, Тариэль нанял первых встречных, то бишь водителя такси и его супругу, заплатил им пятьсот баксов, прикупил дорогих шмоток, нарядил, причесал, раскошелился на кольцо с бриллиантом… Скандал был негромким, позориться не хотелось ни дяде Октаю, ни самой Сабине, Тарика просто побили, да так, что, говорят, он пару месяцев в гипсе провалялся. Однако история эта все же просочилась в наш приморский городок, и, хотя Сабина упорно отрицала, за спиной шушукались и хихикали. Впрочем, с появлением статного красавца Стива сплетники с упоением переключились на его персону.
В китайской забегаловке пахнет специями, официант в расшитой драконами рубахе подливает чай в крошечные чашечки, я рассеянно слушаю болтовню Сабины и переписываюсь с Максом. Он рассказывает о каком-то фильме. Я терпеть не могу заумную артхаусную муть, но с умным видом поддакиваю. «Сбежать бы отсюда подальше,» – пишет Макс, и тут я решаюсь… «А ты бы сбежал со мной?» После паузы в несколько минут, что кажется мне вечностью, он отвечает в шутливой форме – «У вас есть план, мистер Фикс?». «Пока нет,» - отвечаю я и перевожу взгляд на замолчавшую Сабину.
- С ним? – спрашивает она.
- Слушай, ну переспи и успокойся, что ты как маленькая! – подруга закуривает, - Получи максимум от ваших отношений в физическом, духовное само отвалится. Он просто инкуб, понимаешь?
- Кто? – переспрашиваю я, - Какой такой инкуб? Демон-соблазнитель из сновидений?
- Во, не так глупа, как кажешься, - смеется Сабина и кивает официанту, - Счет, пожалуйста.
- Серьезно, Мина, переспи с ним, просто возьми от него, чисто по-мужски то, чего он сам от тебя хочет. Опереди, чтоб не почувствовать себя использованной в дальнейшем. И увидишь, вам обоим полегчает. У вас просто гештальт не закрыт.
- Началось, - вздыхаю я, - Мы снова говорим о гештальтах и внедряемся в психоаналитические разглагольствования.
- Да нет же, Мина! Вы оба долгие годы, как два хищника, ходите вокруг да около, принюхиваетесь и снова расходитесь по своим углам. Посмотри на него, яркий харизматичный мужик, баб у него всегда было немерено. Ты – со своим громкими романами и полчищами воздыхателей. Вы оба – слишком хороши, но миновать друг друга не получается. Так возьмите, что хочется, переверните страницу и вперед, к новым, светлым целям. Сама посуди, у каждой из нас есть на работе такой приятный шатен/брюнет/блондин, с которым хотелось бы покувыркаться под одеялом. Служебный роман. Лечится просто и без затей – трахом.
- Может, ты и права, - с сомнением соглашаюсь я, - Правда, с женатым… Это как-то слишком…
- Подруга, тебя не поймешь! А что еще с ним делать? Развести и на себе женить? Ты его машину видела? Да такие до конца дней своих на одну зарплату живут, для понта покупая на распродажах костюмы от Zegna и крутые телефоны в кредит. Он обычный тусовщик, яркий мальчик, за таких бабы твоего экстерьера замуж не ходят. Ни денег, ни связей, ребенок на шее, скольких еще сама ни роди, все равно солидная часть бюджета будет на его дочь от первого брака уходить.
- Да бог с тобой! – машу руками, - Я о замужестве и не думала. Просто роман… Увлечение. Ну, тянет меня к нему. Никакого будущего. Мы абсолютно разные.
В самом деле, если сравнивать Макса с большинством моих поклонников, бывших бой-френдов, то похвастать, конечно, нечем. В кругу моих подруг принято связывать себя узами брака с успешными бизнесменами, отпрысками известных семейств, симпатичными экспатами, но никак не с менеджерами среднего звена. И, если еще лет эдак семь тому назад, я бы могла себе позволить такую роскошь, как «с милым рай в шалаше», то теперь, исходя из итогов нажитого и пережитого моим окружением, это будет регрессом, осознанным спуском даже не по лестнице, а в скоростном лифте. «Вышла за первого встречного», - скажут обо мне, - «Так уже ведь не первой свежести, под тридцать…». Лучше уж одной.
Родители не спят, и, видимо, сегодня мне не избежать серьезного разговора. Отец сидит в кресле перед телевизором, мама устроилась с газетой на диване, кот Мопассан возлежит на книжной полке, водрузив свой пушистый хвост на «Опасные связи» Шодерло де Лакло. Я бесшумно юркаю в свою комнату, прекрасно понимая, что не позже, чем через полчаса меня вызовут на ковер.
- Амина, - раздается папин голос, и я, переодевшись в малиновый спортивный костюм, собрав волосы в высокий хвост (подсознательно стараясь выглядеть как в детстве, а значит, невиннее и роднее), спешу на его зов.
Я, конечно же, отшучусь, скажу, что вчера была не в духе и сморозила глупость. Родителей это успокоит. После расставания с Эльмаром они твердо уверены, что влюбляться мне нельзя, мне можно и даже нужно замуж, а изначально принятый в нашем семействе метод создания семьи – единственно правильный. У моих родителей не было красивой истории, они не встречались тайком, не целовались по подъездам. Мама пришла в гости, зная, что там будет неженатый перспективный, сын известного академика, и что он туда приглашен ради нее, потому что пора жениться, а их родители дальние родственники. Вот и все. Папа провожал ее вечерами, они вдвоем посещали семейные мероприятия, сыграли свадьбу, родилась я, потом брат. И нормальная, наверное, в общем-то жизнь, спокойная, во всяком случае. Мне сложно сказать, изменял ли отец матери, мы с братом никогда не слышали скандалов, или, возможно их от нас умело скрывали. Но, между тем, я ни разу не видела нежности между ними, чего-то большего, чем простая учтивость и дружеское участие… Хотя, кто знает, возможно этого достаточно для того, чтоб не ощущать себя несчастными. А счастье? Непозволительная роскошь.
***
Быть сильным или слабым наполовину нельзя. Когда ты забываешь об этом, ты начинаешь удивляться, и удивление происходящим вокруг - верный путь в тупик, где стоит огромное зеркало, а в зеркале твое же отражение с задорно торчащими ослиными ушами. "Во дура," - озадаченно говоришь ты. И ведь никогда не найти середину между "все плохо" и "все хорошо", то ты накручиваешь себя на одно, то раскручиваешь на другое. Нужно же просто отойти и посмотреть со стороны. Многое прояснится. Я доживаю последние месяцы в Баку, я не вернусь сюда, я вряд ли буду часто приезжать к родителям, я не захочу на это море, на этот пляж, под это солнце. Я буду жить в городе с суровым климатом, старинными дворцами и музеями, рожу девочку… Я непременно рожу девочку, которой когда-нибудь, в момент, когда она захочет совершить ошибку, расскажу о том, что «Я дрянь».
***
Глава 3.
Мне было шестнадцать, и я влюбилась, я потеряла голову от мальчика, что был старше двумя годами, носил каре, сутулился и читал Пастернака. Видимо, совокупность этих качеств поразила меня в самое сердце. Мы не разговаривали, мы только переглядывались, пересматривались, проходили мимо, как бы невзначай оказывались на одних и тех же вечеринках, в гостях, в общих компаниях. Я всегда искала его в толпе, когда выходила на прогулку. И, надо признаться, частенько находила. Наше молчание продлилось месяцев восемь, пока я со свойственной мне решительностью не позвонила сама. Инкогнито, конечно. Как мне казалось, инкогнито. Мне просто хотелось поговорить, побеседовать, понять, как он ко мне относится. Я как-то не учла вероятности того, что те, кто поделился со мной его номером, могли предупредить о звонке. И настроенный то ли на издевку с моей стороны, то ли наслушавшийся каких-то сплетен о моей персоне, мальчик наговорил мне столько гадостей, что я проревела потом всю ночь и на следующий день не пошла на занятия. Мы не разговаривали с тех пор, он уехал учиться за границу, я осталась в Баку, устроилась вскоре на работу, перешла на заочное обучение. Долгие годы я думала, что на самом деле ошибалась, что никогда не нравилась этому человеку, была ему столь же неприятна, как он дал понять при нашем разговоре. И лишь пару лет назад я встретила в каком-то тренинг-центре его бывшую однокашницу, которая поведала мне о том, что объект моей страсти не только отвечал мне взаимностью, но и довольно сильно переживал из-за того, что мы в итоге поссорились, так и не начав общения. Я рассказываю сейчас эту историю, чтоб объяснить – мы часто делаем поспешные, очень поспешные выводы. И я прежде корила себя за то, что вижу все в дурном свете, что не даю людям возможности оправдать мое предвзятое к ним отношение. Позже я поняла – там, где есть место для сомнения, нет будущего, ибо тогда, когда все предрешено, поступки обгоняют друга, и все складывается волшебным образом именно так, как и не думалось… Как сложилось у нас с Максом.
- Заехать за тобой? – спросил он в шесть, и я согласилась.
Мы отправились в суши-бар – до сих пор не понимаю, как я согласилась поужинать с женатым мужчиной в одном из самых популярных мест города, где всегда можно столкнуться с десятком знакомых лиц… Конечно же, мы тут же встретили друзей – деваться некуда, подсели за их столик. О Лане заговаривали странно, я не понимала ни вопросов, ни повисающих пауз, ни расплывчатых ответов. Стало ясно: жена Макса никуда не исчезла, не уехала, не бросила его ради другого…, но что-то не так. Что? Я терялась в догадках. Друзья посматривали на нас с недоумением, и я виновато бубнила о том, как мы с Максом столкнулись в дверях, что теперь я жду подругу, с которой обязалась поужинать, а она опаздывает. Я даже набрала куда-то для пущей убедительности, и сообщила, что подруга подло забыла о встрече, и теперь придется мне убираться восвояси. Конечно же, никто не отпустил. Вечер с женатым мужчиной приобрел долгожданный оттенок ком-иль-фо.
Сели в машину… Ехали долго, явно не в сторону моего дома. Его рука легла на мое колено, и я подумала «ну, наконец», памятуя разговор с Сабиной. В самом деле, если бы наш роман завершился на этой стадии, всем было бы легче… Мы целовались, как подростки в каком-то темном переулке, он судорожно расстегивал пуговицы моей блузки, как вдруг резко отстранился…
- Мина, прости.
Макс ничего не объяснил, молча довез меня до дома, сухо попрощался. И исчез на неделю… Сейчас я понимаю, что ситуацию нужно было отпустить, позволить ему уйти, позволить себе успокоиться. Но как же так? Как так? Человек, на которого я потратила столько сил, человек, который ускользал от меня столько лет, и вот очутился рядом, такой свой, родной, близкий. Постойте-постойте, рано запускать титры и прощальную песню, кино даже не было еще… У меня совсем другие планы. Подразнили-подразнили, показали конфетку, а подарили пустой фантик? Как бы не так! И, конечно же, я позвонила сама. И, конечно же, сказала, что скучаю. И, конечно же, назначила встречу в том самом кафе на окраине, где за окном снуют по широкой улице прохожие, и готовят невероятно вкусный яблочный пирог...
Наши отношения вспыхнули с новой силой, и уже невозможно было остановиться. Вскоре меня послали в командировку в Лондон, а он, взяв отпуск, приехал ко мне. И мы наслаждались безнаказанным счастьем, безбашенным, бесшабашным ощущением влюбленности – занимались любовью и говорили… Обо всем, кроме нас… Да, возможно это покажется странным, но мы почти не обсуждали наши отношения – что угодно, как угодно – только не нас, мы не признавались в любви, мы обходили темы прошлого и, тем более, будущего.
***
Когда Стас предложил провести медовый месяц в Англии, я отказалась. Если на чистоту, я все еще придумываю концовку, я дописываю щемяще-добрый хэппи-энд, с какими-нибудь банальными закатами и сентиментальной чушью, такой очаровательный глянец, пронизанный разной степенью света - солнечного или приглушенного электрического. Мне как-то наплевать на то, что все уже случилось, случилось совсем иначе и жжет теперь фантомной болью. Я придумываю концовку.. Я придумываю неосуществимое, невозможное продолжение и, пока я придумываю, мне хорошо. Я знаю, что никогда не посмею заговорить… с тем, с кем разговариваю сутки напролет в мыслях. Я дрянь. И он об этом помнит.
***
В Баку мы виделись уже реже, Макс не мог пригласить меня домой, я его - соответственно тоже. Мы приезжали в офисы друг к другу под любым предлогом, доходило до нелепости – завезти документы на подпись, напроситься на совершенно ненужный митинг. Наше общение строилось снова на обсуждении посторонних вопросов, сексе и каких-то расплывчатых намеках, «ты мой?», «ты моя!» - вот и вся конкретика. Мы не имели ни прав, ни обязательств, будто бы не ревновали, во всяком случае, вслух о своей ревности не заговаривали никогда. Макса все устраивало, да и я ощущала себя довольно комфортно, но любопытство точило изнутри, требовало выхода эмоциям, больно ударяло по самолюбию… Я не задумывалась о том, что и сама не планировала никакого будущего с ним, но обижалась на полное безразличие к своему статусу. Кто я? Любовница? Его девушка? Чего он хочет? Что чувствует? И чувствует ли?! Не форсируй я тогда события, не потребуй объяснений, все бы могло случиться иначе… Впрочем, я зря рефлексирую, для «иначе» было уже слишком поздно.
- Заходи, - он открыл передо мной дверь. Пахло жареной картошкой, откуда-то доносилась музыка и детский смех.
- Мы что, не одни? – удивилась я.
- Нет, Лейлуша и няня дома, я хочу вас познакомить.
Не то, что бы я не предполагала, что это рано или поздно может случиться. Не то, что бы знакомство с его дочерью грозило каким-то новым официальным статусом, но мне инстинктивно захотелось уйти. Как будто кто-то зашептал липко и горячо у самого уха – «Тебе оно надо? Куда ты лезешь, Мина?! Уходи, уходи, делай ноги!»
Я осталась.
Сознание ревнующей женщины абсолютно разнится с сознанием нормального вменяемого человека. Я придирчиво оценивала обстановку квартиры, мысленно едко глумилась над цветом занавесей и китчеватыми статуэтками на камине, я замерла перед большой фотографией, на которой счастливые Макс и Лана застыли у колонны с бокалами в руках и усталыми улыбками на лицах, обычный свадебный портрет, такие есть в каждом альбоме. Но меня передернуло, словно ошпарило – каждый день он видит это фото (мне и в голову не приходило, что он его уже не замечает, как все мы не замечаем массу привычных предметов интерьера у себя дома) и думает о ней...
- Ты кто? – спросила Лейла и протянула мне плюшевого медвежонка.
- Я Мина, а это твой друг Винни? – улыбнулась я девочке, очарованная золотистыми кудряшками и глазами невозможно яркой синевы.
- Это Мачете, - ответила малышка.
- Твоего медведя зовут Мачете? – я вопросительно посмотрела на смеющегося Макса, - Я так понимаю, его папа назвал?
Мы провели потрясающий вечер, я играла с дочерью Макса, а потом помогла няне искупать ее и уложить.
Мы с Максом остались наедине, и позже, когда мы занимались любовью на ковре перед камином, я мстительно поглядывала на улыбавшуюся с фотоснимка Лану. «Пока ты где-то шляешься, - думала я, - Он мой. Он просто мой. Самый нежный, самый ласковый, самый любящий. Шляйся-шляйся, чем дольше, тем лучше».
Близость с Максом не была похожа ни на что, случавшееся прежде… Когда-то я полагала, что мы с Эльмаром идеально друг другу подходим, что у нас стопроцентная совместимость; потом я думала, что моя короткая связь с заезжим итальянцем была полна средиземноморской страсти; а когда-то мне казалось, что единственная ночь с одноклассником Саидом была невероятной... С Максом же я попросту выпадала из привычного, реального, разумного, просто я ощущала, что принадлежу ему, смесь нежности и властности, абсолютное обладание моим телом и желание обладать душой… В самом деле, зачем говорить о любви, и так все понятно… «Я…, - однажды начал он и запнулся. Я не дала ему договорить, просто обняла, перекрыла фразу поцелуем. Макс неоднократно повторял, что не любит произносить эти слова вслух, что ему как-то по-особенному трудно озвучивать то, что он чувствует, словно все обесценивается, словно появляется какая-то наигранность и фальшь. Я не задумывалась, отговорки это или нет, я и не хотела слышать, ведь я не знала, что ответить…. Понимаете, я не знала, правда, не знала.
Признание все же случилось. В виде короткого сообщения на мой мобильный в тот самый день, когда я вылетела с родителями в Питер. «Я люблю тебя» – я пристегнула ремень безопасности и отключила телефон.
Зимний Питер показался мне сущим адом. Привыкшая к Новому Году без снега, к легким сапогам и пальто, я в толк не могла взять, что делать на улице в такой мороз, и ни пуховик, ни угги не спасали от зябкого промозглого ощущения внутри. Истинная цель нашего визита в город на Неве стала ясна еще в аэропорту. Эта цель нас любезно встретила и отвезла в гостиницу, говорила о музеях, посматривала на меня с нескрываемым любопытством, много курила и одуряющее пахла каким-то шикарным одеколоном. Цель звали Стасом, его мама-азербайджанка приходилась троюродной сестрой моему отцу, его папа-еврей научным руководителем моей маме.
«Хороший мальчик», - кивали мои многочисленные тетушки, - «Твердо стоит на ногах. Построил уютный домик на берегу залива, там, где Питерская Рублевка.» Я рассеянно слушала и вспоминала потрясающие руки, от которых с трудом оторвала взгляд в машине. Таких красивых рук, как у Стаса, врать не буду, я не видела никогда – большие, сильные с длинными пальцами, руки пианиста, способного легко сломать челюсть.
Новый Год мы встретили в том самом «уютном домике», что оказался огромным особняком с широкой террасой, площадкой для гольфа, теннисным кортом и бассейном. В полночь под вкрадчивые речи президента мы пили Perrier Jouet Grand Brut и любовались фейерверком в мою честь.
Я забыла позвонить Максу.
Надо признаться, Стас оказался удивительно интересным собеседником. У нас совпадали вкусы в литературе, живописи и кино, даже гастрономические пристрастия; мы оба когда-то изучали испанский язык и оба бросили, мы совершенно одинаково сворачивали фантики от конфет трубочкой и завязывали. Раньше мне казалось, что это моя исключительная привычка.
К радости моих родителей, знакомство состоялось. Мама даже позвонила Джавиду (брат живет в Германии) и попросила его приехать в феврале в Баку. В феврале… На февраль была назначена помолвка. Моя помолвка. Моя очередная помолвка, и на этот раз ничто не могло помешать, предвиделся крепкий союз дальних родственников, такой нерушимый тандем партнеров, и, если учитывать то, что Стаса восхитили мои познания в области бухучета, не только в интиме, но и в семейном бизнесе.
***
В мой новый телефон встроен хороший фотоаппарат, в папке «фото» много ярких четких снимков и только один, перенесенный со старого самсунга, отличается не ахти каким качеством и четкостью, но я смотрю на него снова и снова. С фотографии мне улыбается Макс, он просто еще не знает, что «Я дрянь»…
***
Глава 4.
Я знала, нам осталось меньше месяца, я знала, эту приторную историю пора заканчивать, мы ничего не должны друг другу и можем разойтись в разные стороны без объяснений… Но стоило ему оказаться рядом, я забывала об особняке в Комарово, о предсказании гадалки в черном платье, о драгоценностях из известного ювелирного дома, которые мне обещали в качестве свадебного подарка. Я просто обнимала его, вдыхала запах его кожи, ощущала ее вкус на губах и чувствовала себя собой. Не тим-лидером на работе, не послушной дочерью своих родителей, не задорной забиякой в кругу друзей, а собой, такой я могла быть только с ним…
Тем утром мы проснулись вместе, родители поверили в байку о предсвадебном мандраже у Сабины, и я якобы заночевала у подруги. Макс сонно обнял меня и прижал к себе, я полежала пару минут, высвободилась из его объятий, приняла душ и сварила кофе.
- Тебе приносили когда-нибудь кофе в постель? – ревниво поинтересовалась я.
- Конечно же нет, - дипломатично соврал Макс.
- А Лана? – выпалила я и тут же пожалела.
После паузы Макс предложил мне одеться как можно быстрее. Мы выехали за город, гнали по новой масляной трассе до дачных поселков, потом свернули куда-то к морю. Макс припарковался у высокого забора, охранник кивнул, взглянув на пропуск, и мы оказались на территории, как мне сначала показалось, типового дома отдыха. Раскидистые фруктовые деревья, чинары, кипарисы, аккуратные лужайки и скамейки, несколько медсестер, пара девушек у двери, мужчина с книжкой у фонтана – умиротворяющая атмосфера, разве только забор слишком высок, и отдыхающих слишком мало… Впрочем, зимой – это не удивительно.
- Здравствуйте, - приветствовала нас пожилая женщина в белом халате, - А Ланочка на процедурах, вам лучше подождать.
Мы прошли в широкий холл, сели в кресла. Макс молчал.
- На процедурах? – переспросила я.
Надо же, думалось мне, я кувыркаюсь по ночам с ее мужем, а она отдыхает припеваючи в пансионате с вымуштрованным медперсоналом…
- Грязевые ванны? – не унималась я.
- В этом крыле не бывает пациентов, - наконец сказал Макс, - Если пройдешь в соседнее, сама все поймешь.
- Это лепрозорий? – рассмеялась я и поежилась от своей шутки.
- Нет, - покачал головой Макс, - Это частная психиатрическая лечебница.
Они на самом деле поженились по большой и светлой, такой сказочной любви, о которой пишут в книжках и снимают оскороносные фильмы. Он на самом деле души не чаял в жене, не красавице вовсе, пусть лишенной шарма и гламурного шика, но удивительно умной, удивительно эрудированной женщине. Мне думается, Макс был по-настоящему хорошим мужем, он заботился о Лане в период тяжелого токсикоза, когда она забеременела, он покорно сносил все ее капризы… Капризы, которых стало очень много и становилось все больше… Макс верил интернет-статьям о гормональных всплесках и эмоциональной нестабильности беременных женщин, однако, те фортели, что выкидывала его супруга не вписывались ни в какие рамки… Сначала безобидные классические просьбы об апельсинах в три часа ночи, истерики на ровном месте, все это не вызывало никаких подозрений. Когда Лана попыталась вспороть себе живот маникюрными ножницами, Макс ни на шутку перепугался… Потом была прогулка по крыше, потом убийство соседского пса, которому Лана проломила голову топориком для рубки мяса, потом назойливые звонки друзьям и знакомым с угрозами… Список можно было бы продолжать и продолжать. Скрытый родственниками жены тяжкий недуг, имеющий свойство передаваться по наследству, проявился в беременность и, увы, обострился после рождения дочери. Вскоре Лана окончательно перестала отдавать отчет своим действиям, она все реже бывала в сознании, все больше находилась в беспамятстве, не узнавая близких, к ребенку ее и вовсе боялись подпускать – после неоднократных попыток удушить младенца… Когда врачи развели руками, Максу пришлось смириться с необходимостью перевезти жену в частную клинику. Содержание несчастной сумасшедшей обходилось в круглую сумму, Максу приходилось проворачивать не совсем легальные операции, брать так называемые откаты, иначе не получалось… Зато Лана жила в лучших условиях, возможных для нашей страны, правда, без малейшей надежды на стабилизацию состояния…
Я ее так и не увидела. Да и к чему?
- Чокнутая жена, - вздохнула Сабина, поправляя фату, - Корсет ровно? Ты вообще понимаешь, чем это чревато? Дочурка его тоже в зоне риска небось. Тебе-то эта психушка на фиг сдалась? Заканчивай, у тебя жизнь только налаживаться начала. Вот обручим тебя в следующем месяце, что делать будешь? Тайком к Максику ночами бегать? Чтоб кто-нибудь спалил? Ты подумай, что важнее-то? Чем рискуешь? Замуж за своего олигарха выйдешь, наставляй рога, сколько влезет, в Питере или в Баку, но рисковать такой партией до…?
- Да понимаю, - устало согласилась я, рассматривая свое отражение. Из зеркала на меня смотрела высокая брюнетка в узком шелковом платье цвета маренго, стройная, породистая, с хитрым прищуром, кудри по плечам - такие не упускают выгодных партий ради какой-то эфемерной влюбленности.
- Вот что, - Сабина присела на край кровати, придерживая кринолин, - Закругляйся, детка. Придумай что-нибудь и поставь точку. Чем тише и спокойнее ты ее поставишь, тем меньше риска, что это перерастет в скандал. Мало ли, может шизофрения, паранойя, или что там у твоей Ланы, заразная штука. Убеди его в теплых дружеских чувствах, скажи, что давно уже поняла, что он дорог тебе, исключительно в качестве друга, и делай ноги, детка, делай ноги!
- Девочки, - в дверь просунулась голова одной из многочисленных Сабиныных родственниц, - Едут!
- Как в первый раз, - прошипела подруга и поспешила в гостиную, нервно одергивая подол платья.
***
Незаменимых нет, конечно. Просто когда иногда осознаешь это на своем примере - да по всем фронтам, это может быть работа, творчество, дружба, любовь, что там еще бывает? Становится... А никак не становится. Ты даже не сопротивляешься. Что там у нас? Песни и пляски народов мира. Ты хочешь выговориться, а не получается. Сидишь и смеешься. Ты потрясающе остроумна, артистична и размашисто весела в моменты, когда тебе хочется плакать. В другие – ни фига подобного. Самое глупое - скрывать свое состояние, прятать его за напускным равнодушием. А вот за скоморошеством? Легко, это получается само собой, ты бы счастлива, ты бы рада снять клоунский колпак, да вот... На бумаге, по клавиатуре - пожалуйста, хотя, ты умудряешься идиотничать в соцсетях, нести какую-то гаденькую чушь. Но вживую - вообще никак. А хочется. А хочется. А хочется. Выкричать, выплакать, выговорить. Не жеманно с сигаретой, не по-киношному трагично, а отвратительно, мерзко, ненавидя себя, катаясь по полу, ударяясь о стены, в голос... Но у тебя снова красивое платье, ты невозмутимо улыбаешься. Тебе захочется закричать, убить собеседников, сесть в машину и разогнавшись, мчать куда-то, куда-то, куда-то, где никого не будет, только ты, вдалеке море и какие-то дикие собаки, которых ты бы раньше испугалась, а сейчас под утро, тебе все равно... Ты не вспомнишь, как добралась домой, засыпая за рулем в какие-то моменты, уворачиваясь от редких проезжающих мимо. Ты залезешь под душ и не сразу поймешь, что сидишь на корточках под абсолютно ледяной водой и сама с собой ... шутишь, повторяя рефреном «Я дрянь, я дрянь, я дрянь».
***
На следующий день я отказалась от встречи и ни разу не позвонила. Двумя днями позже отключила телефон. Через неделю Макс пробился по рабочему номеру.
- В чем дело, малыш? – в его голосе слышится тревога, - Что случилось? Ты не берешь трубку, еле отвечаешь на сообщения. Что-то не так?
Ну, скажи ему, скажи, просто признайся в том, что через неделю у тебя помолвка, что между вами ничего не может быть, что у тебя просто другие планы, другое будущее, вспомни то, что посоветовала Сабина, решись, наконец!
- У меня возникли проблемы, - выдыхаю я, и сама удивляюсь сказанному, - Это не телефонный разговор, пойми меня правильно.
- Я могу чем-то помочь? Давай я заеду за тобой после работы? – Макс не на шутку напуган, - Почему ты мне сразу не рассказала?
- Нет-нет, дорогой, это слишком серьезно, - бормочу я, лихорадочно придумывая, что сказать в свое оправдание и зачем-то прибавляю, - Со временем ты все поймешь…
Всю неделю мы носимся с мамой по магазинам, подбирая какие-то мелочи, кажущиеся ей необходимыми для приема гостей, заказываем сладости, покупаем почему-то новый сервиз, ибо старый внезапно признан категорически безвкусным. Во всей этой суматохе я почти не звоню Максу; мы не сталкиваемся и в офисе, куда он, по рассказам коллег, приезжает почти каждый день, я в отпуску… Как и следовало ожидать, Макс подкарауливает меня у дома.
- Нам нужно поговорить! – восклицает он возмущенно, - Что все это значит, Мина? Если ты хочешь закончить наши отношения, я не имею ничего против, но зачем от меня бегать, скажи уж как есть.
- Нет, - вздыхаю я, искренне ненавидя себя в эту секунду, - Дело не в том, чего я хочу… Макс, давай поговорим, ты прав. Я не хотела тебе этого рассказывать, но сейчас я понимаю, что выгляжу более, чем неадекватно, раз ты обвиняешь меня в том, что я не уделяю тебе внимания, не нахожу времени для встреч. Всему есть объяснение…
- И какое же? – Макс с недоверием смотрит на меня.
- Помнишь мою поездку в Питер? - начинаю я и облегченно вздыхаю, вот и решилась, - Так вот… Я была не в Питере… (господи, что я несу? А где я была?!) Я была в Москве.
- В Москве?!
- Да, в Москве. Я была в Москве, в онкологическом центре на Каширке (Нет! Нет! Только не это, Мина, что ты делаешь?) В Питер я тоже поехала! – прибавляю торопливо, сообразив, что писала с Питерского номера и показывала фотографии Царского Села, - Я провела пять дней в Клиническом онко-диспансере.
- Мина, - Макс берет меня за руку, - Что стряслось?
И я рассказываю, что у меня раковая опухоль, карцинома, что мне придется удалить матку, и, несмотря на это, если пойдут метастазы, шансов выжить катастрофически мало. Макс в шоке, он пытается меня обнять, я отстраняюсь.
- Ничего, - говорю я дрожащим голосом, - Я справлюсь! Вот увидишь. В марте я снова лечу в Питер, меня прооперируют, и все наладится. Вот только… Только детей у меня уже не будет. Никогда.
Во мне, вероятно, умерла актриса, точнее она не умерла, она вдруг родилась – настоящая драматическая. Патетика и трагизм, с которыми я рассказываю Максу о раке, достойны золота Канн… Макс успокаивает, он говорит, что дети – это не важно, что его всегда удивляло отчаяние тех, у кого не получается забеременеть, ведь переполнены детдома, ведь всегда можно усыновить, удочерить чужого ребенка… Ты вылечишься, ты непременно вылечишься, твердит он, а я грустно киваю в ответ…
- Ну, ты блин…, - визжит в телефонной трубке Сабина, - Мне и в свадебное путешествие отъехать нельзя, ты обязательно что-нибудь выкинешь! Что за сказки Венского леса, скажи на милость?! Зачем ты это придумала? Мы как договорились? Объяcняешь – финита ля комедиа, прости, мон шер, наш роман был ошибкой. Какой к чертовой бабушке рак?!
- Да мне самой стыдно, - отчаянно ною я, - Ты не представляешь, как я себя ощущаю, Сабина, кем я себя ощущаю… Такой дрянью.
- Иди ты, - возмущается подруга, - Чего это ты дрянь? В стране, где мужики, поколение за поколением, зачитываются «Шестым этажом пятиэтажного дома», укоризненно качают головой, а потом, как зомби, совершают те же поступки?! Да забей!
После свадьбы мою подругу как-то по-особенному клинит на нелюбви к нашим мужчинам, она все чаще толкает феминистские речи, обвиняя своих и чужих бывших, твердит об извращенном мышлении, уродливом менталитете. Я откровенно раздражаюсь, но не спорю. Каждому свое. Все еще сильны косные взгляды в нашем обществе, где девственность в первую брачную ночь обязательный атрибут, а после развода репутация женщины девальвируется моментально, где курить стыдно, а не вредно… Нет, я охотно соглашусь с Сабиной. Но какое это имеет отношение к Максу?
***
Когда мне хочется плакать, я пересматриваю «Привидение» с Патриком Суэйзи и Деми Мур. Страшно подумать, вот уже двадцать лет я знаю наизусть этот диалог:
- Sam's dead, ok? He's dead!
- Tell her I love her.
- He says he loves you.
- Sam never says that.
- Ditto, tell her ditto.
Как грустно смотреть "Привидение", проносятся воспоминания, целая жизнь. И детство - я смотрела фильм с папой и боялась момента, когда этого убийцу-латиноса утаскивали черти... И первый мальчик - нашей с ним песней была почему-то Unchained Melody, которую я так и не научилась ассоциировать с ним. И потом, год за годом, мысли о том, что все мы такие идиоты, совсем не думаем о завтра, которое может и не наступить. Почему-то мы всегда откладываем на завтра, выдавить из себя эти три слова невыносимо, ужасно трудно. Написать, набрать в смске, выговорить на любом из иностранных языков легко, а четко, глядя в глаза сказать... Зачем? – спрашивает Макс. Ну, в самом деле, так фальшиво звучит, и голос откуда-то издалека какой-то не твой, писклявый, да и так все понятно, любовь - это поступки, это не слова.
Сегодня, когда я смотрю "Привидение", я понимаю, что Молли никогда не забудет Сэма, потому что разлюбить, забыть, вырвать, выкорчевать из себя того, кто ушел, с кем ты рассталась, можно - он не любит, он сделал что-то не так, не оценил, изменил, обидел, предал, стал другим... Умерших не забывают, потому что они не успели сделать ни-че-го плохого, ровным счетом ничего, они не хотели тебя покинуть, они не хотели причинить тебе боль, так получилось. Даже если ты кричишь в пустоту - "как ты мог умереть? как ты вообще мог?! ты меня предал! ты меня бросил!" - понимаешь, что не можешь, не имеешь права обвинять. Того ушедшего, изменившего, не любившего, его можно встретить на улице с другой, с ним можно поздороваться или нет, он где-то ходит, где-то обходится без тебя. А тут - никогда, совершенно точно, сколько ни штудируй какую-нибудь Тибетскую книгу мертвых - никогда. Ты вдруг понимаешь значение этого слова "никогда". Точно никогда. Абсолютно точно, никаких вариантов. И ты ждешь, ты интуитивно ждешь звука шагов в вечно забытых им по углам квартиры тапках, что теперь лежат в шкафу, и рука не поднимается их выбросить. Ты ждешь звонка (или смс), будничного вопроса, поцелуя мимоходом куда-то в висок, в нос, в макушку. Ты поднимаешь трубку домашнего телефона... увы, только во сне... и слышишь голос... и ты так счастлива, так счастлива, ты хочешь кричать всем об этом " вот же, я же знала, он жив, понимаете, он жив!" и просыпаешься... Еще тебе кажется, что ты будешь помнить этот голос всегда. Вранье, ты забудешь тембр через пару лет, твоя память перестанет его безошибочно воспроизводить, как ни пытайся. Ты ищешь глазами силуэт в толпе, ты идешь и ищешь, ты понимаешь, что этого не может быть, что это безумие, но сердце начинает бешено колотиться, если вдруг мелькает похожая спина в такой же сорочке, совсем такой же... И ты разговариваешь - как Молли в фильме - злишься на себя и разговариваешь с пустотой, где тебе мерещится невидимый собеседник, и, если бы знать точно, что там, за гранью, ты встретишься с ним, тебе и в голову не придет иное решение, потому что желание прижаться к нему пересиливает все остальные…
И, возвращаясь к фильму, такому чудесному фильму с покойным ныне Патриком Суэйзи в главной роли, я мечтаю оказаться на месте Сэма, на самом деле умереть от рака и быть любимой до конца, быть хорошей, ушедшей не по своей воле и, главное, не совершившей того, что заставляет меня просыпаться и засыпать с мыслью «Я дрянь».
***
Неделя пролетела незаметно, и вот мы встречаем гостей…
Меня по обычаю отправили в другую комнату, Стаса, правда, пустили в гостиную с остальными, он-то в толк не мог взять, зачем ему до официального согласия со стороны моих родичей, телепаться во дворе. Жена Джавида подала сладкий чай, и мне позволили войти… Знаете, дело не в меркантильности, нет. Я никогда не была падка до денег. Но покажите мне женщину, что не любит получать подарки. Покажите мне женщину, которую не очаруют корзины редких цветов, невероятной красоты драгоценности, косметика, духи. Покажите мне женщину, учитывая тот факт, что жених ей симпатичен, у него, например, удивительно красивые руки… Так вот, учитывая этот факт, покажите мне женщину, что не придет в восторг от рассказов о двух свадьбах – в Баку и Петербурге, о двух платьях от известных кутюрье, о путешествиях, о лучших отелях, о лучших номерах… Покажите мне женщину, что не подумает о перекошенных лицах своих подруг и, конечно, бывшего жениха. Покажите мне такую женщину! Даже если покажете, я ей откровенно скажу, что она идиотка.
Стас пробыл в Баку всего три дня, я упорно отказывалась ходить с ним по ресторанам, мотивируя свой отказ желанием посетить большее количество родственников. На встревоженные сообщения Макса я отвечала звонками, аккурат в промежутках между встречами и походами в гости. Это меня спасало на какое-то время, Макс успокаивался, и мой телефон переставал неистово вибрировать каждые полчаса, требуя немедленного ответа.
- Я на химиотерапии, - шептала я из туалета двоюродной тетки, - Говорить не могу, позвоню позже.
Но и после того, как будущие родственники отбыли в Питер, я побоялась возобновить наши встречи.
- И правильно, - вещала Сабина из Дублина, - Одно дело засветиться, имея бой-френда, другое дело – жениха. В первом случае это чревато просто скандалом, во втором – семейным скандалом и отменой свадьбы, не дай бог. А я между прочим купила невероятное платье, невероятное, Мина, с открытой спиной и бантом… Закачаешься! Зеркало ведь я несу?! (*обычай, по которому за женихом и невестой несет зеркало замужняя подруга или родственница) Так что, попробуй только сделать какую-нибудь глупость.
Глупость сделать все же хотелось… Меня тянуло к Максу, и пару раз я даже подъезжала к его дому, сидела растерянная в машине, вертела в руках телефонную трубку, а потом убиралась восвояси… Слишком многое было поставлено на кон, слишком многим нельзя было рисковать…
Стремительно наступила весна, запахло свежей выпечкой, на столах заколосилась пророщенная пшеница – сямяни, главный элемент Новруза, олицетворяющий богатство и благополучие. Мы общались теперь только по телефону, изредка сталкиваясь в офисе, я всячески избегала этих встреч. Убедила коллег в том, что Макс меня преследует, и, лишь завидев его машину, они звонили мне – «исчезай, Мина, твой маньяк идет!».
Как водится, на праздник меня пригласили родственники. Нас почтила своим присутствием будущая свекровь. И снова я была осыпана подарками, и снова мы обсуждали приближающееся торжество, выбирали цветы для убранства зала, репертуар для музыкантов. Многочисленные кузины и кузены, тетушки и бабушки, кто с восхищением, кто с завистью, кто со смесью того и другого, внимали нашим речам.
- Мина, - вдруг встрепенулась Айтен, моя двоюродная сестра, - Я слышала, тебя какой-то маньяк преследует?
Ох уж этот Баку, тесен, как коммуналка, чихнешь, и об этом моментально узнают на другом конце города. Я даже не стала выяснять, кто рассказал – общих знакомых хватало, а мое имя в свете предстоящей свадьбы и вовсе приобрело особенную популярность.
- Дааа, - протянула я, нащупав в кармане вибрирующий телефон (конечно, это было сообщение от Макса), - Сумасшедший, что с него взять.
- Ты знаешь, в городе говорят, что вы встречаетесь, - ядовито улыбнулась Айтен.
- Вот завистливая сучка, - подумала я, а вслух сказала, - Ох, Айка, я слышала и не раз. Он сам распускает эти сплетни. И не стыдно ведь, взрослый мужик, женат, ребенок у них. Сколько я его не просила, сколько не уговаривала оставить меня в покое, ни в какую...
- Ну, это безобразие какое-то, - возмутилась свекровь, - Неужели, нельзя ничего сделать?!
- Да кто ему что сделает, - меня несло, - Вообще репутация у него не очень, откаты, говорят, берет огромные, ворует прямо из-под носа у руководства, и все ему сходит с рук…
- А какой это департамент? – раздался вдруг голос у меня за спиной. Я обернулась и оторопела, мне ласково улыбалась жена одного из топ-менджеров компании, мы частенько сталкивались на корпоративах, я и подумать не могла, что встречу ее здесь... Я пробормотала что-то нечленораздельное, но она переспросила, уточнила имя и фамилию страшного преследователя.
- Я сделаю все возможное, - кивнула она свекрови, - Для начала проверим информацию, а потом жизнь ему малиной не покажется, уверяю.
Перепроверим информацию? Я не сразу поняла, что речь идет о денежных махинациях и похолодела, представив, как родственникам будущего мужа рассказывают о моем романе с Максом, или, того хуже, о том, что сейчас я продолжаю с ним общаться. До конца весенних выходных оставалась пара дней. Это без преувеличения были самые долгие два дня в моей жизни, я вздрагивала от телефонных звонков, сама настойчиво названивала то Максу, то Стасу, пыталась понять по интонации, есть ли какие-то зацепки, подозрения или все по-прежнему…
Внезапно, без предупреждения, с неба свалился Стас. Меня напугал его визит, оказалось же, он просто решил сделать мне сюрприз. Мы, наконец, выбрались с женихом в город, отправились в новомодный лаундж. И снова завибрировал мой мобильник. «Где ты?» – прочитала я и торопливо набрала ответ – «В больнице, солнце. На химии»
Макс прошел мимо нашего столика, даже не взглянув на меня...
Далее события развивались, как в плохом кино. Начальство заслало аудиторов, те, без труда, нашли «левых» вендоров, подняли и перепроверили документацию. Продолжилось разбирательство, и вот уже вся компания гудела о страшных хищениях, приписываемых Максу. Начали уголовное дело, вмешалась прокуратура… Макса уволили, но прежде поговорили по-мужски, на тему возмутительного распространения слухов о чужой невесте…
- Сабина, какая я дрянь! – плакала я на плече у подруги.
- Ничего, Мина, зато у тебя скоро свадьба, и все наши девчонки позеленеют от зависти, когда ты войдешь в своем роскошном платье в зал торжеств.
- Не хочу я никакой свадьбы, - выла я в ответ, - Я к нему хочу, обнять его хочу! Я к нему хочу!
- Конечно-конечно, - улыбалась Сабина, - В хрущевку, чтоб кататься на взятом в кредит Опеле.
- Я дрянь, - всхлипывала я, - Кстати, ты мне дашь номер своего парикмахера?..
***
Ничего уже не имеет смысла. Понимание бессмысленности и безысходности - самый тяжкий груз, сизифов камень. Ничего не изменить, когда точка невозврата пройдена. Жизнь состоит из поступков, и если нанизывать один за другим - предположим, что поступки это бусины с разной плотностью, весом или объемом, а чувство это тонкая нить - ты понимаешь, что скопление бусин с удельным весом, превышающим допустимую норму неизбежно ведет к перегрузке. Допустим, удельный вес равен унижению и обману. Такая штука, что даже если первых бусин штуки три, а вторых триста три, нитка все равно рвется из-за этих трех. Просто некоторые нитки рвутся от трех, некоторые, поплотнее, от пяти, некоторые, это уже проволока, я думаю, и до десяти выдержать могут. Но итог всегда один. И если однажды человек узнал, что «Я дрянь», перечеркнуты все приятные воспоминания, все хорошее удалено, остается только понимание этого факта.
***
Я очень мало рассказываю вам о Стасе, наверное, он видится читателям этаким кошельком с ушками, бездушным светским хлыщом. Наверное, вам кажется, что я ничего к нему не испытываю. Но это не так, я привыкла к своему жениху, я нахожу его привлекательным, мне нравится разговаривать с ним, мне приятны его поцелуи и ласки. До секса у нас не дошло – ждем первой брачной ночи, хотя, я созналась в том, что процесс дефлорации давно уже в прошлом, мой жених предпочел оставить интим на десерт. Сабину это пугает, она считает его импотентом или извращенцем. А я ни о чем не беспокоюсь, мне комфортно с моим будущим мужем, нас ожидает спокойная семейная жизнь, без взлетов, падений, всхлипов и едущей от счастья в неизвестном направлении крыши.
Макс, говорят, работу все таки нашел. Трудится якобы в каком-то банке, машину, говорят, пришлось продать, и Лейлуша переехала к бабушке с дедушкой, содержание няни им теперь не по карману. Впрочем, я не уверена, что это правда. В своем ЖЖ Макс об этом не пишет. Не пишет он и обо мне. Каждый день я открываю его Живой Журнал в надежде прочесть хоть что-то, почувствовать, помнит ли, любит или ненавидит, не суть важно. Тщетно. Нашей связи словно и не было, как ластиком стерли.
Сегодня двадцать второе ноября, день свадьбы. Утром мы с Сабиной отправились к парикмахеру, потом к визажисту, сделали маникюр. И вот я «в макияже» и со «свадебной прической», сижу в машине…
- Сабина, может, ты доберешься на такси? – говорю я вдруг, - Мне нужно заехать кое-куда.
- Совсем из ума выжила? Куда ты собралась с фатой на башке? У нас времени мало, тебе еще одеться надо!
- Сабина! Езжай домой, я скоро. Пять минут.
Я не помню, как оказалась у дома Макса. Я сжимаю ледяными пальцами руль, и смотрю на его окна – девушка в джинсах, в короткой кожаной куртке и с фатой на макушке. Я очень боюсь расплакаться и размазать тушь, я очень боюсь, что отклеятся накладные ресницы, еще я очень боюсь не вернуться домой сегодня – позвонить Стасу, попросить прощения, подняться в стареньком скрипучем лифте, вжать до предела кнопку звонка и…
- Миииинаааа! – к машине бежит маленькая девочка с золотистыми кудряшками, - Мина! Привет! Какая ты красивая! Бабушка, бабушка, это Амина!
Я опускаю стекло и улыбаюсь малышке.
- Ты невеста? – недоверчиво спрашивает Лейла.
- Ага, - киваю я, - Невеста. Вот еду на свадьбу.
Девочка недоверчиво смотрит на меня и вдруг протягивает своего медвежонка.
- Это подарок тебе, Мачете, ты его помнишь?
Я медленно трогаюсь с места, я проезжаю улицу за улицей, у меня на коленях сидит плюшевый медвежонок Мачете, а по щекам текут слезы.
Через полчаса я буду дома, Сабина поможет восстановить мэйкап, я надену тончайшее кружевное белье, потом чулки с ажурной резинкой, наконец, платье, расшитое настоящим жемчугом, и туфельки с улицы Фобур-Сент-Оноре. Послышится музыка, поднимутся сваты, и жених вручит мне букетик орхидей, а его брат завяжет на моей талии красную ленту, приговаривая «роди семерых сыновей и одну дочку», мы выпьем шампанского из узких бокалов, того самого Perrier Jouet Grand Brut… Это будет удивительно красивая свадьба. И я, конечно, буду счастлива, несмотря на то, что «Я дрянь»…
PS: Знаете… А ведь, по сути, что такого я сделала? Мне кажется, я просто извожу себя каким-то изощренным мазохизмом. Да, чуть приврала. С кем не бывает? Сложились обстоятельства, при которых, безусловно, стоило повести себя иначе. Но… Ничего страшного в итоге ведь не произошло. Все живы, даже в тюрьму никто не попал. В конце концов, как бы закончилась эта история, влюбись я по уши в Макса, потеряй я голову. Где гарантия, что он не оставил бы меня, наигравшись? Ему даже не нужно было бы придумывать ту самую попсовую байку – о тяжело больной супруге, которую нельзя бросить. И я бы осталась одна, с подмоченной на радость всем репутацией? Может, не корчить из себя монстра? Как говорит Сабина, мне просто не хватает кинематографа, черно-белого немого под отчаянную игру тапера, вот я и накручиваю его из событий собственной жизни, заламывая руки и закатывая глаза… Ну, правда, разве «Я дрянь»?