Фотография «Спаси и Сохрани. Статуя Христа установленная Ж.И.Кусто на глубине 30 м, в память о погибших. Мальта» Aleksandr Marinicev
«За жизнь и смерть — проплачено
До гробовой доски,
Все в этом мире схвачено
На ленточку реки.
За божью милость держится
Обрубок бытия,
Во тьме кромешной ежится
Желток для бела дня».
Монахов Владимир
«над обрывом,
у плетня,
зацепившись за сучок,
я висел...
не славы для,
для просушки,
чтоб просох.
чтобы вытекла вода
из надрезов
старых вен.
чтобы сгинула беда,
чтоб дождаться перемен...»
Тоже Фрукт
«– Не плачьте. Пожалуйста… – Кирилл сел рядом, заглядывая ему в лицо. – Вы же взрослый.
– Ты хочешь сказать, что видишь слезы? – спросил Ярослав.
– Разве это обязательно?»
Сергей Лукьяненко
«Он бы всех помиловал, если бы не столкнулся с ним через несколько дней. Он ведь уже передумал и нож, почти готовый, только что не полированный развернул из бумаги и каким-то вечером со стыдом забросил куда-то на нижнюю полку, в хлам, в проволоку и старую сантехнику. Это всё ужасно, когда дорога в темноте кажется кем-то подкопанной или, дёргая подъездную дверь, уверен, что кто-то привязал с другой стороны за ручку лимонку; когда каждый лист превращается в прыжки злобной псины и вызывает резкий поворот головы и мурашки по коже. Лучше идти везде с открытым лицом, не шаркая по ступенькам и говорить себе: ”Это я иду. Я!” Он бы всех помиловал, но город его жил и никуда не девался. Он был далёкой от людей жизнью. Покалеченный весь. В нём выщербленный асфальт, в нём юбки, короткие до безвкусицы, совсем опали листья в парке и парк стал тощий и кривой».
© Велес, 2001
«Творец»
http://proza.ru/2001/06/01-32
«"Пошли, – говорю, и шаг к двери, – сейчас выпьем – чаю, для сугрева души и тела... " А они не расступаются, словно к полу приросли, и только улыбаются странно. Я пригляделся, а у Вальки глаза без зрачков, при свете луны, заглянувшей в оконце, это отчетливо видно. Раньше такого за ним не наблюдалось. Мне не по себе стало, я и спрашиваю: "Валя, не прими за намек, вы на чем приехали: что-то ни собак не слыхать, ни "Бурана" не видно?" Он засмеялся только беззвучно, и свое лицо к моему все ближе, ближе, почти вплотную, словно за нос укусить хочет. "Господи, Валя, что это с тобой? Что за шутки, Валя?" Его чуть-чуть отшатнуло, и он говорит мне с хрипотцой: "Кончай, Кеша, ерундой заниматься, – у него всегда такая присказка была; я даже успокоился, родные слова услыша. – И не матерись." "Боже ты мой, – говорю, – когда это я успел матюгнуться?"»
«И прозрачным пламенем горящий
Я бреду сквозь снег...
Ангел мой, так безмятежно спящий,
Оглянись во сне!»
© Аркадий Сарлык, 2001
«Карачуча»
http://proza.ru/2001/01/31-65
«Безумными глазами я видимо смотрел в глубь веков, так как не замечал перед собой никого и ничего земного. Выглядывая между прутьев балкона второго этажа, расположенного так низко, что мой взгляд просто провалился в роскошное декольте молочницы, из которого как подоспевшее дрожжевое тесто из кастрюли, вываливались пудовые гири с тёмно-коричневой печатью сосков, но и это совершенно не тревожило душу. Я блуждал в лабиринтах памяти, пытаясь связать воедино обрывочки событий последних дней.
Утренняя прохлада и полная неопределенность лихорадили моё съёжившееся тельце. Зубы так тарахтели, что с них запросто могла как штукатурка, осыпаться эмаль. Но в голову ничего определенного не приходило.
- Гей, щеня блохасте! Заплющ бельки ,бо в цицьках дірки проколупав вже! - глядя на меня орала, обладательница шикарного бюста и угрожающе размахивала литровым молочным мерником».
© Евдоким Хрусталёв, 2001
«Киевский торт»
http://proza.ru/2001/12/28-97
«Николай Иванович не был пассажиром. В это забытое богом место он приехал со скорбной целью: покончить жизнь самоубийством. Расчет был такой. Огромный товарный поезд, катящийся с горки, да еще и из-за поворота, не успеет затормозить. Машинист увидит распластавшуюся черную фигуру, привстанет, и рубашка прилипнет к спине. Помощник дернется, метнется к крану, потянет, и тут же сзади локомотива стукнет, а потом еще стукнет сзади первого вагона, и волна стуков пронесется вдаль. Но будет поздно. Почему именно огромный товарный поезд? Потому, что железная дорога грузовая. Окружная, чтобы поезда в Москву не пускать. Таков был расчет. Но не получилась. Почему-то пришла электричка, да и то короткая, всего четыре вагона. И Николай Иванович окончательно передумал. Теперь следовало начать новую жизнь».
© Svr, 2004
«Самоубийца»
http://proza.ru/2004/07/26-11
«- Она тоже больная? – тихо спросила Варя, не в силах оторвать взгляда от яркой танцовщицы, которая уже стянула с себя трусики и бросила их в одну из смеющихся женщин. Покрутив маленьким круглым задом, Алла стала ласкать через тонкую ткань бюстгальтера свою грудь. Она озорно высовывала язычок, закатывала глаза, и постанывала. Наконец, запустив руку в одну из чашечек бюстгальтера, Алла выхватила желтоватый протез и кинула на кровать одной из зрительниц, следом, красным флажком, полетел и сам бюстгальтер танцовщицы. Она танцевала нагая, поворачиваясь к зрителям то одной стороной своего тела, такой прекрасной и совершенной, что слепило глаза, то другой, обезображенной страшной пустотой и розовым шрамом, на том месте, где когда-то была грудь. Алла часто дышала, нервно повторяя ритмичные движения танца, а Варя ошеломленно смотрела на нее, не в силах оторвать взгляд от розового рубца, перечеркнувшего половину нежной, покрытой испариной груди девушки».
© Наталья Шауберт, 2005
«Cтриптиз»
http://www.proza.ru/2005/09/15-16
«Поначалу и болезнь я принял не всерьез. Ну – скрутило, ну – отпустило. Но то ли после истории с медсестричкой, то ли после слов моего врача я вдруг потерял равновесие. «Милый, вам с вашей штуковиной надо будет остерегаться спиртного!» – Врач поднял на лоб очки и улыбнулся, как заговорщик. Я растерянно спросил: «Сколько, доктор?» «Что – сколько?» «Сколько остерегаться?» «Милый мой. Теперь всю жизнь». Всю жизнь! В тот день в парке после сонного часа ко мне подошел странный человек. Одни кости черепа, одни глаза. Лицо восковое и прозрачное, серое с желтизной. Халат болтался на нем, как на огородном пугале. Я думал, попросит спичек. Но он молчал. Потом сказал, прошамкал губами:
– Тебе жить осталось… сколько? Знаешь?»
© Григорий Лыков, 2005
«Сентябрь в 1-й городской больнице»
http://www.proza.ru/2005/04/03-39
«Если бы я могла совсем убрать эти часы из жизни. Умереть и снова ожить, когда удастся вырваться за калитку… Это почему-то казалось вполне выполнимым. Должно быть, потому, что в деревне жизнь и смерть стоят гораздо ближе друг к другу, чем в городе. Под разговоры теток хорошо думать о смерти. Смерть – она в лицах стариков. Тех, с кем здороваешься на улицах. В глазах у них виден другой мир, куда они скоро уйдут – как в глазах новорожденных можно увидеть мир, откуда они пришли.
Деревенские старики – не чета городским – благостные, умиротворенные. Они степенно говорят друг другу:
- Слышь, Марья, в магазин тюль завезли. Я взяла себе. И ты сходи. В гроб хорошо тюль-то класть.»
© Евгения Басова, 2005
«Сны с собаками»
http://www.proza.ru/2005/09/20-68
«Повар был. Повар классный. Из топора суп сварит. А вот человек – непонятный, скрытный, молчаливый. Не женщина – гранит. Возможная радужная надежда на амуры-лямуры отпала сама собой, как сухая почка с листа. С утра до ночи на ногах повариха. А точно и нет ее. Дух бесплотный, безголосый. Эх, к ней бы подкатиться вечерком с беседой «за жисть», или хоть пару ведер воды подсобить донести. Пробовали. Опять-таки, Петя Зубарев рискнул. Настиг повариху на тропке к ручью. «А что мне за это будет? – ни капли не расплескав, донес ведра до кухни, призывно заглянув в болотные глаза Сафоновой, протянул, было, руку шаловливую к ее пояснице. Вздрогнула повариха. А тут и Пете вздрогнуть пришлось. И не говорила, вроде, ничего обидного, не обругала, не ударила. И «спасибо» за помощь обломилось. Лишь сказала: «Уйди.» Так произнесла, что Зубарев вспоминал долго: уж не каток ли асфальтовый его музыкальную натуру переехал? Только, вот, откуда здесь катку взяться-то?»
© Юлия Волкова, 2007
«Волк и семеро козлят»
http://proza.ru/2007/05/05-161
«Как известно, белая горячка приходит в конце, когда уже и не пьешь. Однажды после очередной «оказии» Павел проснулся с ощущением, будто что-то поменялось в его организме. Он вытащил из-под одеяла левую ногу, и увидел, что она странным образом удлинилась. За ночь нога выросла на метр. Павел не мог поверить своим глазам. Он трогал ногу со всех сторон, щипал ногтями, трепал, бил ладонью. Нога была будто заспанная, бей, режь ее, коли, Павел ничего не чувствовал.
Первой мыслью было – как же он теперь будет работать? Как сядет в трактор? Павел встал, перекосившись. Идти было невозможно. Будто к ступне привязали ножку от стула. В голове неотступно вертелась мысль: надо срочно ее обрезать. Пока не увидели. Он тыкал ногу ножом, она никак не реагировала на это. Боли не было. «Ах, же ты, сука» - подумал он. «Вот я тебя!»
Павел доковылял до сарая, снял с гвоздя ножовку, поставил ногу на колоду и принялся пилить. За этим занятием его и застала жена.»
© Поночевный Игорь, 2009
«Давид»
http://www.proza.ru/2009/04/07/1016
«Первое время он со всем этим благополучно справлялся, но когда кто-то из его студентов начал откалывать в его присутствии шуточки Фоменко – мол, вылечить склероз нельзя, но зато о нем можно забыть, Юрий Николаевич решил взяться за дело всерьез.
Первым делом, он стал пытаться устанавливать между словами образные связи. Так, «marrowbone» - «костный мозг» он связывал с кабачком, который почему-то звался «marrow» и представлялся ему чем-то вроде кабачковой икры.
Затем пришел черед «уникального словаря ключей запоминания двукратного рекордсмена Книги рекордов Гиннеса Самвела Гарибяна». Может, молодые бы запомнили больше. А Дворянинову почему-то впечатался в память пример со словом «потаскуха» - «slut» [слат] – С ЛАТвии потаскухи прилетели».*
Потаскухи, откуда бы они ни прилетели, помочь Юрию Николаевичу в его проблеме не могли».
© Ирина Бебнева, 2009
«Лабиринт Мнемозиды»
http://proza.ru/2009/04/09/703
«Как кощунственно не звучит: Талгат желал страданий и не сопротивлялся, потому что стремился познать таинственный процесс саморегуляции, надеялся на гуру и скры-тые возможности Человека ...
Это логично, если вспомнить за чем пришел киноактер к Абаю, как верил своему кумиру. Эксперимент обернулся трагедией ...
- До самого утра из квартиры Палаускасов неслись крики, стоны ... У нас никто не мог заснуть ... - Вспоминала соседка. - Мы выходили на лестницу, прислушивались. С пере-рывами это продолжалось до рассвета. Один раз я явственно слышала мужской голос, он звал по русски: "Мама!" и "Помогите!"
К утру Талгата не стало.
"И холмы-верблюды тащат вьюк судьбы, в синеву, подъемля гордые горбы ... - запи-сал он когда-то, думая о неизбывности мироздания. - Вечное кочевье, вечный путь-по-ход, горы и пустыня, звездный небосвод. .. "»
© Леонид Словин, 2009
«Талгат Нигматулин»
http://proza.ru/2009/12/21/1469
«— Как это — жить не хочется? — удивился отец Василий.— Ты ее, жизнь-то, сам выбирал, что ли? Ее Господь тебе дал, через родителей твоих. Это великий дар, и кто ты такой, чтобы от него отказываться? Что жизнь горька — и без тебя известно. Она — испытание и крест. Но никому Господь не дает искушения сверх его сил. Терпи: претерпевший — спасется. И не смей роптать на Бога: мол, жизнь тяжела. Она никогда не была легка, во все времена, а уж на Руси — и подавно. Надо не на внешние тяготы смотреть, а на внутреннюю благодать. Я таких людей знавал, таких страдальцев — иногда и не поймешь, в чем душа держится. А человек светится — внутренним светом. Людей всех любить надо, всем служить, а если душа не лежит — все равно прощения просить, помогать ей, молиться за нее. Глядишь, и оттает сердце. Главное — никого не осуждать».
© Виктор Мельников 2, 2010
«Отпуск в одиночку»
http://www.proza.ru/2010/05/03/362
продолжение http://proza.ru/2010/12/09/892