Культура земледелия

               
         О   КУЛЬТУРЕ    ЗЕМЛЕДЕЛИЯ  говорят древние)

             Мы все, надеюсь, понимаем, -  культура земледелия является неразрывной частью общей культуры нации (и этноса в целом) и когда отдельный народ или какая-то группа людей откалывается от общей мировой культуры или же по каким-то причинам отказывается от целого исторического пласта своей культуры и всеми силами старается забыть о своей древней и самобытной культуре, то её неминуемо настигает кара в виде общей деградации и превращении этого народа в примитивное  сообщество неминуемо обреченное быть на обочине цивилизации.
            
               Поэтому, нет смысла объяснять, что повышение культуры земледелия (и, естественно, стабильной урожайности, сравнимой с европейской) без повышения уровня остальных звеньев и элементов культуры, не реальна и, может быть, лишь временным историческим эпизодом.

(Исторический пример - Г.Маленков в отчетном докладе 19 съезду партии о работе ЦК ВКП(б) в 1951 г. объявил: «зерновая проблема, считавшаяся ранее наиболее острой и серьёзной проблемой, решена с успехом, решена окончательно и бесповоротно.».
Через некоторое время это утверждение оказалось несостоятельным и Н.Хрущев, вынужден был прибегнуть к расширению посевных площадей, путем распашки целинных и залежных земель, понимая, что повысить урожайность зерновых культур на той же площади он не в состоянии, при тогдашнем культурном уровне сельского хозяйства).
Это волюнтаристское решение было, к тому же, неграмотно выполнено, что было подтверждено последующими катастрофическими пыльными бурями в Казахстане.

И, вообще, эрозия почв бывает лишь там, где отсутствует культура земледелия, где не соблюдаются простейшие почвозащитные методы и способы обработки почвенного покрова земли – попросту, от вопиющего агрономического безкультурья, тех, кому земля отдана на своё поругание, людям, которые не любят и не понимают землю.
            Несомненно, люди, занимающиеся сельским хозяйством, должны быть всесторонне образованными людьми и носителями высокой агрономической культуры, об этом знали ещё в глубокой древности, что будет видно из нижеприведенных высказываний умнейших людей древности.

 Древнеримские философы, досконально изучив сельское хозяйство, предлагали, подтверждённые историческим опытом,  ответы на множество вопросов, возникающих, как перед начинающим фермером, так и опытным  земледельцем, поднаторевшим в вопросах агротехники и животноводства.

К примеру,  Плиний  перечисляет 146 римских авторов и 327 чужеземных писателя, сочинения которых он использовал в своей «Historia naturalis», и немалая часть тех двух тысяч томов, которые ему пришлось изучить, относились, именно, к сельскому хозяйству.
Приступая к своему многотомному труду «Естественная история» он так писал: 
«Я начал этот труд перечислением мудрецов, превосходных поэтов и тех сочинений, кои составляли другие знаменитые люди, и которым я следовал, при этом особо помянем Варрона, который на восемьдесят первом году жизни вздумал писать об этом предмете.

Катон (родился в 234 г. до н.э.) так говорил: «Иногда лучше было бы наживаться, занимаясь торговлей, не будь здесь стольких опасностей, и, отдавая деньги в рост, если бы только это было честным занятием.

Предки наши так полагали и так постановили в законах: вор присуждается к двукратной пене, ростовщик к четырёхкратной, насколько их пониманию ростовщик был худшим гражданином, чем вор. И когда хвалили хорошего человека, то его хвалили, как хорошего земледельца и хорошего хозяина.

Считалось, что те, которых так похвалили, получили самую большую похвалу.
Из земледельцев же выходят самые мужественные и самые смелые воины, и они меньше всех помышляют о дурном.
Доход земледельца самый чистый, самый верный и меньше всего возбуждает зависти; люди занятые этим делом, вполне благонамеренны»             

Римский историк Ливий так говорил о Катоне: «Дух его был суров, язык резок и слишком свободен, но в то же время он был недоступен корысти, обладал неподкупной честностью, презирал искательство и богатство», родился в мелкой плебейской семье, владевшей небольшим количеством земли в окрестностях Рима (у Тускула).
Он жил в то время, когда с ростом экономического неравенства, у богатеющего слоя земледельцев быстро возрастало стремление к льготному владению землёй, что ущемляло сельскохозяйственную бедноту.
Поэтому, римский сенат одобрил закон (в 376 году до н.э.), ограничивающий право пользования общественной землёй в 500 югеров (1 югер – 0,252 га).

Варон  в своём труде (около 37 г. до н.э.) «О сельском хозяйстве» говорил: «Наши великие предки не без основания предпочитали римлян-селян горожанам.
А подобно тому, как в деревне дворовая челядь считалась ленивей тех, кто проводил время в поле за какой-нибудь работой, так и тех, кто сидел в городе, почитали они совершенными бездельниками, по сравнению с теми, кто возделывал землю. 
Но раньше всего приведём целый ряд заповедей: ни в какой другой области жизни, кроме деревенской, их нет в таком множестве, и они не оказываются столь верными. Почему, в самом деле, не считать заповедями то, что исходит от самого верного и правдивого божества, от опыта».

Колумелла (60-е годы н.э.) писал: «Я слышу, как часто у нас первые люди в государстве обвиняют то землю в бесплодии, то климат в давней и губительной для урожаев неравномерности. Нечестиво думать, что природа, которую отец мира наделил вечным плодородием, постигнута, как некоей болезнью и состарилась, будто человек.
Я считаю, что дело не в небесном гневе, а скорее в нашей собственной вине. Мы отдаем сельское хозяйство, как палачу на расправу, самому из негодных из рабов, а при наших предках им занимались наилучшие люди и наилучшим образом.
    
Часто вновь и вновь раздумывая над тем, с каким безобразным единодушием заброшено и забыто сельское хозяйство, я начиню бояться, нет ли в нем чего-нибудь позорного или бесчестного. Но множество сочинений убеждает меня, что в старину у нас занятие сельским хозяйством было делом славным».    

Колумелла так говорил: «В обществе составилось и утвердилось ставшим ходячим мнение о том, что сельское хозяйство дело грязное и что оно является занятием, для которого не нужно ни учения, ни руководства.
Я же, всегда испытываю страх, что смерть застигнет меня раньше, чем я смогу постичь целиком всю науку о сельском хозяйстве.

Человек, который бы пожелал объявить себя достигшим в ней совершенства, должен проникнуть в сущность явлений и хорошо ознакомиться со странами света, чтобы знать, что к такой местности подходит, и что нет. Он должен следить за особенностями погоды в текущем году, потому что она не всегда одинакова, как по расписанию.
Весна и зима не приходят из года в год в одинаковом облике, весна не всегда бывает дождливой, а осень сырой, и предугадать всё это не думаю, чтобы можно без просвещённого ума и отменного образования.
Уже немногие могут разобраться во всём разнообразии почв и в их свойствах, которые отказывают нам в одном и сулят другое».

«Составить руководство по земледелию почиталось делом весьма важным у народов чужеземных: этим занимались и цари и полководцы: Ксенофонт и Пуниец Магон, которому сенат наш, по взятии Карфагена, оказал великую честь: библиотеки он роздал африканским царькам, и только двадцать восемь томов его сочинения постановил перевести на латинский язык, хотя имелось уже руководство, составленное Катоном. Работу решено поручить людям, знающим пунический язык; всех превосходил в этом Децин Силан, происходивший из весьма знатного рода».

Отношение к земле, по мнению Плиния (I век  н.э.), «должно быть нежным и по-своему любовным, как к любимой женщине и матери». (Не зря же в русских былинах её называют «мать-сыра-земля» - Лофич.). 
Далее он пишет: «запах земли, которого нужно искать, бывает и при невспаханной земле, перед заходом солнца, в том месте, где опускаются оконечности радуги, и тогда, когда земля после длительной засухи увлажнена дождем.

Тогда она испускает это божественное дыхание, зарожденное солнцем, ни с чем не сравнимое по сладости. Такой же запах должен быть от вспаханной земли и запах это дает лучшую оценку земли – кто её найдет, тот не будет обманут».    
             «К этому следует добавить, что не бывает абсолютно плохих почв, а бывает не правильное к ним отношение, что доказали ещё предки современных европейцев».
               Плиний также пишет «о том великом множестве злаков и овощей, а также цветов и прочего, что появляется из щедрой земли на пользу или на удовольствие людям. В иных случаях, прежде всего, следует заступиться за землю и прийти на помощь ей – нашей общей прародительнице.

Так мы обрушиваемся на неё с обвинениями в наших собственных преступлениях и на неё сваливаем свою вину. .… Мы и реки отравляем, и самые стихии природы, и даже то, чем поддерживаем существование, обращаем во вред живущему.      Да разве не рождаются люди, которые  стоят всякого яда. Они одним своим приближением препятствуют  работе и человеческой деятельности.
И не знают эти ненавистнические умы иного удовлетворения, кроме своей ненависти ко всему.
              А между тем и в этом, несомненно, проявляется то же величие природы. Насколько больше порождает она добрых, среди людей, как и среди плодов. Насколько богаче она тем, что она приносит пользу и что идет в пищу. И потому, ценя её создания и радуясь им, оставим этот человеческий бурьян сжигать себя собственным огнем, мы будем и впредь строить жизнь, и притом тем усердней, чем важнее для нас самая наша работа, а не слава».
 
Начинающему фермеру Плиний советовал: «При выборе имения  не следует стремиться покупать земли больше, чем это по средствам. У пунийцев, народа весьма проницательного, говорилось: «имение должно быть слабее хозяина», потому что, если с ним придётся вступить в борьбу и оно окажется сильнее, то хозяину придётся плохо. «Плох участок, с которым  хозяин борется.
 Несомненно, что огромное, худо возделанное пространство даёт меньше, чем маленький, превосходно обработанный участок».

«Люциний был осуждён по собственному же закону, потому что в безмерной страсти к приобретению преступил ту норму землевладения, которую сам установил, будучи народным трибуном.
Его осудили не столько потому, что захват такого пространства казался актом высокомерия, сколько потому, что позорным для римского гражданина считалось новое обыкновение нахватать сверх средств земли, брошенной бежавшим врагом, а затем её забросить».
«В приобретении земель, как и во всяком деле, должна быть тоже мера. 
Меру эту укажут каждому его желание и его средства.
Недостаточно одного желания владеть землёй, если не можешь её обработать. Рачительному хозяину подобает во всякое время года по нескольку раз обойти каждую полоску в своём имении, чтобы по листве деревьев, по травам или по уже поспевшим плодам иметь возможность здраво судить о свойствах почвы и знать, что может, хорошо на ней расти.

Разумный человек не станет покупать землю в любом месте, поддавшись на соблазн плодородия или красивого местоположения. Несомненно, однако, что энергичный хозяин, сумеет сделать доходным и приносящим пользу всякий участок, какой бы он не купил или получил.
Дело в том, что наши предки оставили нам много средств, против вредного климата, с помощью которых можно смягчить его губительное и болезнетворное влияние, а на плохой земле знание и усердие хозяина смогут победить её бесплодие». 
 «В чём была причина столь великого плодородия? Руками самих полководцев возделывались в то время поля, так что позволительно думать, потому ли, что посев они вели так же заботливо, как войны.

А ныне те же поля возделывают скованные ноги, осуждённые руки, клеймёные лбы – не так уж глуха земля, которую называют родительницей и окружают почтением, чтобы не против её воли и не к её негодованию происходило это (когда у тех,  кто её обрабатывает) отнята и самая честь. А мы удивляемся, что плоды работы порабощённых узников не те же, что были у победоносных полководцев».   

Вернёмся к Катону, который  писал: «Во времена Ромула, жрецы учредили молитвенники на полях. Акки Ларенций дал этой жреческой коллегии в качестве священнейшего отличительного знака венок из колосьев, перевязанный белой повязкой; это был первый у римлян венок, почесть же эта давалась пожизненно и сохранялась даже за изгнанниками и заключёнными.
В то время надел в два югера (0.504 га) достаточен был для римского гражданина, и никому не назначалось более значительных участков.
«Югом» называлось пространство, которое можно запахать в день одной парой быков. «Актом» - то, что могли без натуги пройти в один приём быки с плугом. Акт равнялся 120 футам, его удвоенная длина составляла одну сторону югера. Величайшим даром для полководцев и для доблестных граждан служило  такое количество земли, которое награждаемый мог бы опахать в течение одного дня, а также квартарий или гемина полбы, подносимая ему народом (1 генина – 2 квартария – 0.273 л.)». 

«Плохая обработка поля навлекала цензорское порицание и», по словам  Катона, «когда, восхваляя доброго мужа, называли его добрым земледельцем и добрым селянином, то считали это величайшей похвалой. Хотя ни одна из провинций не кормила Италию, была невероятная дешевизна хлеба.
Маний Карпий, плебейский эдил, впервые стал раздавать народу зерно по ассу за модий. Известная речь Мания Курия после его триумфов и присоединения огромных земель к государству: вредным надо считать гражданина, которому семи югеров недостаточно. А это была мера участка, отведённого для народа после изгнания царей».

Катон, когда его спрашивали, какое имение поставить на первое место, говорил: «сто югеров земли (1 югер – 0.252 га) занятой всеми культурами: на первом месте стоит виноградник (не надо забывать, что это Италия – Лофич.), если он даёт хорошее вино или много вина, на втором – поливной огород, на третьем – ивняк, на четвёртом – оливковый сад, на пятом – луг, на шестом – хлебное поле, на седьмом лес, с которого режут ветви,  на восьмом – сад, где лозы вьются по деревьям,  на девятом – лес, дающий жёлуди».

«Если ты в своём имении хорошо построишь постройки, ты охотнее и чаще будешь в поместье, дела пойдут лучше, упущений будет меньше, дохода ты получишь больше.
Лоб важнее затылка – будь хорош к соседям, если они будут видеть тебя с удовольствием, тебе легче будет с продажей, легче с подрядами, легче с наймом рабочих; если ты будешь строиться, тебе помогут работой, извозом, материалом; если случиться нужда – да не будет этого – они доброжелательно встанут на твою защиту».
При выборе имения, Катон советует «обратить большое внимание на пути сообщения, воду и соседа. Те, кто пренебрегают этим советом, очень ошибаются. Создавать себе несчастья собственными руками может только сумасшедший, а это именно и делает тот, кто на собственные деньги приобретает себе в соседи негодяя.
Многие предпочли лишиться домашнего очага и бежали с насиженных мест из-за обид, чинимых соседями. Так, целые племена бросали родню землю и отправлялись, куда глаза глядят (что было с ахейцами, иберами, албанцами, сикулами)».

«Не щади труда в сельском хозяйстве, а при покупке паче. Плохая покупка никогда потом не даёт покоя. Обзаводясь землёй, приглядись, прежде всего, к воде, дороге, соседу», а также «обращать внимание на то, какой вид имеют непосредственные соседи.
 В хорошей местности они имеют хороший вид. Атилий Регул, бывший дважды консулом в Пуническую войну, говаривал, что и в самом плодородном месте не следует покупать нездорового участка и в истощённом – самого здорового.
Цвет лица жителей не всегда есть признак здоровой местности: притерпевшиеся люди живут и в зачумлённых местах.  Есть, конечно, местности здоровые в известное время года; однако же, действительно хороши только те, которые здоровы круглый год».
«В чём, как я  вижу, большинство ошибается: они относят нерадивость прежнего хозяина к выгоде покупателя, а ведь ничего нет убыточнее заброшенного участка».

Катон, со свойственной ему сжатостью, так определяет недостатки земли: «на гнилую землю берегись загнать и телегу и скотину». Что надо понимать под этим названием, внушающий ему столь сильный страх, что он чуть ли не запрещает оставить следы на этой почве? Недостатки, которые он преследует, присущи «земле сухой растрескавшейся, корявой, седой, изъеденной и ноздреватой».

Одним словом, он обозначил больше, чем мог бы выразить любым изобилием красноречия. Действительно, смысл этих недостатков тот, что мы имеем дело «с какой-то состарившейся землёй – если не по возрасту, которого ей вообще нельзя приписывать, то по свойствам – и потому бесплодной и бессильной во всех отношениях». 
Тот же Катон считает «наилучшей почвой нежную, так называемую чёрную «пулла»; она, по его словам, и будет самой подходящей для обработки и посевов».
Нужно только понять, что «нежной земля названа с удивительной многозначительностью, и в этом слове мы найдём всё, что нужно знать: земля умеренного плодородия, земля мягкая и легко обрабатывающаяся, не мокрая и не сухая, земля блистающая вслед плугу, такая, какую вычеканил бог на щите, как об этом рассказывает источник мудрости Гомер, добавляя, что она удивительным образом  чернеет, хотя сделана из золота, земля на которую, когда она только что вспахана, набрасываются жадные птицы, и вороны, клюющие самые следы пахаря».

В своих агрономических высказываниях, Катон, прежде всего, исходит из «необходимости создания условий для развития растений: тщательная вспашка, двоение, борьба с пестротой поля; и необходимости восстановления урожайности почвы: унавоживание, применение таких культур, как люпин, вика, бобы».
Намечая сроки пахоты – «сначала лёгкие и сухие почвы, затем тяжёлые и влажные», он требует – «веди борозду ровно»; упоминает также «о применении тяжёлых и лёгких плугах,  мотыжении посевов и их прополке».

Особенно подчёркиваются у Катона вопросы мелиорации – «выдвигаются требования тщательного наблюдения водным режимом полей, своевременного проведения канав для стока воды». Упоминает он также и об «орошаемых лугах».
Сроки сенокоса у него определены так: «смотри, чтобы не косить его поздно; коси раньше, чем созреет семя».
«Вот как следует рассудить о том, «какие места в имении следует засевать и засаживать. Участок с жирной и плодородной землёй, если на нём нет деревьев, должен быть хлебным участком. Это самый участок, если над ним часто стоит туман, лучше всего засеять репой, редькой, просом и могаром».

«Где будет самое холодное и самое сырое место, там сей прежде всего. На самых горячих местах сев следует производить под конец».
«Пшеницу следует сеять на высоком, открытом месте, где дольше всего есть солнце. На местах сухих, на травянистых, свободных от тени – сей пшеницу. Яровую пшеницу следует сеять в таком месте, где нельзя произвести своевременного посева и которое может не отдыхать, потому что жирно».
«Ячмень сей на нови или на таком месте, которое можно засевать, не давая ему отдыха. Чечевицу сей, где много щебня и красной глины и нет травы. Полбу сей на белой глине и на красной, на вязкой почве и там, где много сырости».
«Сей турнепс, кормовую репу и редьку на хорошо унавоженном месте, или на жирном месте».
«Какие злаки удобряют ниву? Люпин, бобы, вика. Производи посев кормовых трав, вики, пажитника, бобов и чечевицы на корм волам. Производи посев кормов вторично и в третий раз. Затем сей другие злаки. Люпин будет хорош на красной глине, на рыхлой тёмной земле, на тяжёлой гравелистой, песчаной, при этом там, где нет сырости».

«Самой доходной статьёй в имении» Катон считает «виноградник – и не без основания». Так больше всего он заботиться о «разумности расходов.
Затем, хорошо орошённые огороды, не ошибаясь и в этом, если они находятся под городом. Про луг в старину говорили, что он не требует услуг», и Катон так отвечает на вопрос, какой доход будет самым верным: «корми хорошо скот».

Не без основания, он больше всего заботиться о разумности расходов, говоря: «лучше покупать у хорошего хозяина, не должно презирать чужие порядки, а с имением так же, как с человеком, - немного в нём останется, если при всех доходах оно требует много расходов. Самое важное при этом. считать предпочтительным тот доход, который обеспечивается при наименьших затратах».      
               
 Центральным положением агрономии Катон считал качество пахоты: «Что значит хорошо обрабатывать землю: во-первых – хорошо пахать, во-вторых – пахать, в-третьих – унаваживать». В то же время, непременно знать: «что, какая земля, любит».

Варон, это агрономическое положение,  возвёл в основной свой принцип, исходное положение науки о земледелии – «почва в имении, главным образом, определяет, считается оно хорошим или плохим, «что можно в ней посеять и что растёт, - этот вопрос имеет большое значение: не всё хорошо пойдёт на одном и том же участке. Один пригоден для хлебов, другой для лоз, каждый для чего-нибудь».
Для этого он «классифицирует почвенные разности, из которых, каждая, в свою очередь, подразделяется на 27, по крайней мере, видов – «3 по степени влажности, - то сырее, то суше, то занимающее среднее положение, - затем тощая, жирная или средняя. Далее, в одной почве очень много камней, в другой их умеренное количество, третья почти чиста от них».

Сам Варон эту классификацию считал грубой для агропроизводственных целей. Поэтому, далее он указывает, «что есть ещё более тонкие различия во всех видах, а этих видов, на основании предыдущей классификации – около 300. На одних местах будет хорошее сено, на других хлеба, на иных виноградники, ещё на иных оливы; так же с растениями, которые относятся к кормовым, например, викой, люцерной и люпином…». На «более слабой земле» он советует сеять, то «не нуждается в обильных соках», например бобовые и стручковые, а растения, «нуждающиеся в более сильном питании», как например пшеница, следует размещать на земле «жирной».
«В зависимости от условий данного района, участка, поля, устанавливается различная норма высева для разных растений. Пшеница – 5 модиев  (1 модий – 8.733л) на югер (1 югер – 2523.3 кв.м), ячмень – 6, бобы – 4, полба – 10, с вариацией – на тучном месте больше, на тощем меньше», одновременно оговаривается – «совершается посев на целине, по пару или на земле, которая ежегодно засевается». Сроки высева, так же строго увязываются различными вариантами почв,  типами растений и другими факторами сельскохозяйственного производства.

Варон, также указывает на «необходимость правильного чередования культур: «некоторые растения следует сеять не столько ради повышенного урожая, сколько ради ожидаемого в будущем году… растения эти, скошенные и оставленные на месте, улучшат землю. Поэтому люпин, пока стручки на нём ещё маленькие, а иногда и бобы, если дело ещё не дошло до таких стручков, что стоит уже собрать бобы, имеют обыкновение запахивать, если земля тощая».

Выученик греческих мыслителей, почитатель  Аристотеля, Варон привёл в систему разрозненные факты и приёмы, связал их общими принципами и подвёл агрономическую мысль к 2ормулировке и обоснованию сидерационной системы земледелия с сознательным выбором и сменой культур.
После него, уже Лициний замечает, что «поля следует через год оставлять под более лёгкий посев, т.е. под такой, который берёт меньше соков»; уже Агрий указывает, что «в Олинфии землю засевают непрерывно, но так, чтобы на третьем году она давала урожаи более щедрые».

Вергилий (родился в 78 году до н.э.), говоря о восстановлении плодородия почв, обобщает весь предыдущий агрономический опыт, формулировкой системы земледелия – паровой и сидеральной.  В первом случае, задача восстановления почвенного плодородия возлагается на пар, сменяющийся на следующий год зерновыми посевами при условии обильного удобрения, как «навозом жирным», так и минерального – «грязную сыпать золу поверх истощённого поля, …запашкой навоза и двоением парового поля». Во втором случае, вводится правильный плодосмен, где «место пара занимают бобовые – горох, вика, люпин» – как обязательные предшественники зерновых.

Вергилий, блестящим гекзаметром продолжит Варона на литературном поприще, поэтическим изложением агрономической науки:
«Также терпи, чтобы год отдыхало поле под паром,
Чтоб укрепилось оно, покой на досуге вкушая;
Или златые там сей, - как солнце сменится, - злаки,
Раньше с дрожащим стручком собрав горох благодатный,
Или же вики плоды невеликие, или люпинов
Горьких ломкие стебли и лес их гулко звенящий,
Ниву спаляет посев льняной, спаляет овсяный,
Также спаляет и мак, напитанный дрёмой летейской.
А с промежутками в год – труд спорый; лишь бы скупую
 Почву вдоволь питать навозом жирным, а также,
Грязную сыпать золу поверх истощённого поля,
Так, сменяя плоды, поля предаются покою».
   
В результате длительного предшествующего развития агрономической мысли, Колумелла пришёл к положению построения хозяйства на рациональном, органическом сочетании полеводства с животноводством. Он исходит из представлений (являющихся ведущей идеей его агротехники), что «возделывание растений приводит, с одной стороны, к отравлению почвы и накоплению в ней вредных ядов, с другой – к истощению в почве запаса питательных веществ, её иссушиванию».
Удобрение – навозное в первую очередь, посев сидеральных культур и тщательная обработка земли с глубокой пахотой ликвидируют отравление и истощение посвы и создают условия для высоких и устойчивых урожаев.
Но навозное удобрение требует рационального ведения животноводства и соответствующей агротехники. Колумелла предлагает стойловое содержание скота.
В своём учении об удобрении, он исходит из того положения, что «для всякой земли, истощённой посевом, есть одно действительное  средство: «помоги ей навозом и восстанови, словно пищей, её утраченные силы».
«Удобрения» по учению Колумеллы, «подразделяется на пять основных категорий: 1) навоз, 2) компост, 3) зелёное удобрение, 4) минеральное удобрение, 5) удобрение землёй. Навоз, в свою очередь, подразделяется на три основных вида: птичий помёт, людские экскременты и навоз от животных».

(Ещё Катон говорил «голубиный помёт следует рассеивать по лугу, по огороду или по ниве. Заботливо сохраняй козий, овечий, коровий и вообще, всякий навоз. Из чего ты получишь навоз - солома, люпин, ухоботье, бобовые стебли, мякина, листья падуба, и дуба; рви на ниве бузник, болиголов, а вокруг ивняка высокую траву и осоку, и вместе с опавшими листьями подстилай овцам и волам»).


«Навозных ям должно быть две, в одну складывают свежий навоз, который там и остаётся целый год, из другой вывозят старый. Обе ямы делают на манер бассейнов, со слегка покатым дном, которое заливается затиркой, чтобы не пропускать жижи. Чрезвычайно важно, чтобы она не высохла, и навоз не потерял сил. Его усердно поливают, чтобы семена сорных трав или колючих растений, застрявших между соломой или мякиной, погибли и, будучи вывезены в поле, не заглушили посевы травой. Опытные хозяева весь навоз, вычищенный их овчарен и других хлевов, прикрывают ветками, тем самым не давая солнечным лучам высушить и сжечь его».

Когда же «под рукой не окажется никакого навоза», Колумелла вспоминал своего дядю Марка, хозяина «весьма сведущего и старательного:  на песчаные места он возил глину, а на глинистые с очень плохой почвой – песок и добивался не только щедрого урожая хлебов, но и выращивал прекрасные виноградники».


             То что, не бывает плохих почв, а бывает неправильное к ним отношение, утверждал,  современник Колумеллы, Плиний, говоря: «в Британии и Галлии изобрели способ удобрять землю землей же, тем родом её, который называется мергель. Думают, что он насыщен плодородием, это некоторый жир земли. Бывает мергель белый, рыжий, сизый, глинистый, туфовый, песчаный.
             Белый и туфовый питает злаки, если он найден среди источников, то он обладает бесконечным плодородием. Следующий вид – рыжий, в котором камень перемежается с тонкой песчаной землёй, его разбивают на самом поле. В первые годы бывает трудно жать из-за камней, его рассыпают не очень не густо, считается нужным его смешивать с солью. Оба этих вида, будучи примешены к земле, увеличивают урожайность злаков и трав в течение пятидесяти лет.
 Другой род белой земли – мел, применяемый для чистки серебра. Пользуются ею более всего в Британии. Она действует в течении восьмидесяти лет, и нет примера, чтобы земледелец дважды в жизни удобрял ею один и тот же участок.
             Третий род белой земли называется «глиссомарга». Это мел валяльщиков, смешанный с жирной землей, более плодородный для трав, чем для злаков, так что собрав жатву, на нем до следующего посева получают богатейший покос. Пока же эта земля под злаками, она не растит никаких других трав. Действует тридцать лет.
            Сизую землю Галлия на своем языке называет «эглекопала». Она добывается глыбами, наподобие камня, но от солнца и мороза рассыпается, образуя тончайшие пластинки. Эта одинаково плодородна для трав и злаков.
          
             Всякий мергель нужно рассыпать на вспаханной земле, чтобы его целебное действие было воспринято. Он требует также некоторого количества навоза, будучи вначале слишком жестким и плохо проникающим в почву. Важно и то, для какой почвы он предназначается. Сухой мергель предпочтительней для влажной почвы, для сухой почвы – жирный мергель; для смешанной подходит любой из двух родов – мел и сизая земля».

В зависимости от особенностей участка, с учётом требования высеваемой культуры, устанавливаются и сроки высева. Один участок поля поступает в сев раньше, другой позже. Сроки сева различны в зависимости от того, идёт ли речь об озимом ил  яровом севе, но в обоих случаях отдаётся предпочтение раннему севу, так же как в обработке почв ранней пахоте.
Ранний сев озимых, особенно в сырых местах, а «также лежащих в тени…окажется наиболее подходящим, потому что корни хлебов смогут укрепиться раньше, чем их хватит зимними дождями, холодами и заморозками». Что же касается ярового посева, то тут «чем раньше мы посеем, если это допустимо по характеру местности и климата, тем лучше всё уродится».


Плиний подробно описывает выращиваемые тогда растения: пшеницу, ячмень, овёс, полбу, просо, рожь, рис, бобы, горох, фасоль, чечевицу, вику, клевер, люцерну, люпин, нут, лён, кунжут, репу, турнепс и т. д.

«Первым из всех злаков сеют ячмень. Ячмень является самой древней пищей, что очевидно из афинского обычая, о котором рассказывает Менандр, и из прозвища гладиаторов «ячменьщики». По той же причине греки предпочитают ячневую кашу. Обливают ячмень водой и сушат в течение одной ночи, на следующий день поджаривают, после чего дерут крупу между жерновами.
В Италии ячмень поджаривают, не поливая его предварительно водой, и мелют в мелкую муку, с прибавлением проса и снадобий. Ячменный хлеб, употреблявшийся в старину, осуждён самой жизнью; теперь его едят, пожалуй, одни животные.
Пить же ячменный отвар, чрезвычайно укрепляющий и здоровый, весьма советуют. Гиппократ, один из прославленных знатоков медицины, посвятил восхвалению его целый том. Ячменной мукой пользуются  и как лекарством; действие его на вьючных животных удивительно. Зерно ячменя бывает длиннее и легче; короче и  круглее; белее и чернее.
Самая питательная каша получается из пурпурного ячменя. Ячмень – самое нежное растение из всех злаков. Сеять его можно только на сухой и рыхлой земле и притом только на хорошей. Ячменная мякина  - одна из лучших; с ячменной же соломой не сравнится никакая другая. Ячмень – самый надёжный из всех злаков; его убирают раньше, чем ржавчина нападает на пшеницу;  умные хозяева и сеют пшеницу только для стола, а для кошелька, по их словам, - ячмень.
Как только он поспеет, его убирают со стремительной быстротой, поспешнее, чем всё остальное, ибо солома у него ломкая и зерно находится в тончайшей шелухе. Говорят, что ячная каша вкуснее, если ячмень убрать, пока он не перезрел и не пересох.

На току, вымолачивают пшеницу и ячмень. Так и высевают очищенными, как и для помола, так семена эти не просушиваются на огне. Наоборот, полбу, просо и могар можно вышелушивать, только просушив. Поэтому их и сеют неочищенными, вместе с шелухой.  И полбу для посева хранят вместе с кожурой и не подсушивают. Самое лёгкое из этих растений – ячмень, полба тяжелее, и ещё того более пшеница. О том, что римский народ в течение трёхсот лет из всех злаков пользовался только полбой, сообщает Веррий.

Переходя к сортам пшеницы, которые ввозятся в Рим, видим, что самой лёгкой будет галльская пшеница, а также ввозимая из Херсонеса, один модий (8.733л) которой не превышает двадцати фунтов (1фунт – 327.45г), если вешать очищенным зерном. На модий сардинской пшеницы набегает ещё полфунта, а на модий александрийской – столько же, да ещё треть; таков же модий и сицилийской; а африканская – даже фунт и три четверти. В Траспаданской Италии модий полбы весит двадцать пять фунтов, а около Клузия и все двадцать шесть.
Нет растения плодороднее пшеницы.
Природа наделила её этим свойством, ибо пшеницей преимущественно питала она человека. В самом деле, модий на подходящей почве, например, в Африке, на равнине Бизация, даёт полтораста модиев. Прокуратор божественного Августа послал ему из тех мест куст без малого в четыреста стеблей пшеницы, выросших из одного зерна, чему с трудом верится, но о чём сохранилась, однако переписка. Нерону тоже было послано триста шестьдесят колосьев, выросших из одного зерна.
Урожай в сам-сто дают и Леонтинская равнина в Сицилии, и вся Бетика, и, прежде всего, Египет. Самые плодородные сорта пшеницы называются «ветвистой» и «стозерновкой». Действительно, был найден стебель её, который один нёс сотню зёрен. 

Самой грубой и самой стойкой по отношению к зимним холодам является полба. Она может расти и в самых холодных, и плохо возделанных, и в знойных, и в засушливых местностях. Совершенно очевидно, что римляне долгое время жили полбяной кашей (а не хлебом), которая была так же не известна в Греции, как в Италии была не известна ячневая каша.          

Просо особенно любят в Кампании, где из него делают отличающуюся своей белизной кашу. Приготовляется из него и очень вкусный хлеб. Сарматские племена по преимуществу питаются этой кашей, а также сырой мукой, с подбавкой кобыльего молока. Относительно способа размельчения зерна Магон советует:

Следующей культурой, по её значимости в пищевом рационе, являются  бобовые, среди которых особым почётом пользуются бобы, из которых пробовали даже печь хлеб. Примесью бобовой муки, как и всякой муки из бобовых, особенно из кормовых, увеличивают вес рыночного хлеба.. Многообразна польза бобов для четвероногих всякого рода, а также для человека.

У многих народов их подмешивают в цельном и измельчённом виде к пшенице и особенно к могару. Также и в старинных обрядах бобовая каша считалась священным достоянием богов.
Будучи главной приправой в еде, дополнением к хлебу, бобы считались пищей, притупляющей мысль и вызывающую бессонницу, и отвергались пифагорейцами по этой причине, по мнению же других, - ввиду того что в бобах живут души умерших, почему во всяком случае их употребляют на поминках.

С бобами связан также и своеобразный религиозный обряд: существует обычай после посева приносить домой боб на счастье, который так и называется «приносный». Считается, что, нося его с собой по аукционам, получаешь прибыль. В морской и солёной воде бобы не развариваются. Бобовые стручки и стебли составляют излюбленнейший корм скота. Почву, на которой посеяны, они удобряют не хуже навоза, поэтому в Македонии и Фессалии, когда они зацветут, их запахивают.

Из бобовых сеют осенью и весной чечевицу, а в Греции горох. Чечевица требует почвы скорее тощей, чем жирной, климата же обязательно сухого. Различные писатели утверждают, что люди питающиеся ею, приобретают душевное равновесие. Горох следует сеять на местах солнечных: он совершенно не выносит холода.

Репа относится к огородным растениям, по мнению греческих писателей. Тогда как, при правильной последовательности о ней следует говорить непосредственно после злаков или, во всяком случае, вслед за бобовыми, так как после них нет растения, которое было бы употребительнее, чем репа. Она родится на потребу всем живым существам в большей степени, чем какое бы то ни было другое растение, и занимает, особенно в варенном виде, не последнее место среди того, чем кормят деревенскую птицу.

Животные любят и её зелень, человеку же в соответственный сезон от молодых стеблей её удовольствие не меньшее, чем от молодых капустных ростков, а от  пожелтевшей и увядшей в амбаре даже больше пользы, чем от молодой. Она сохраняется почти до нового урожая, как оставленная в земле на своём месте, так и высушенная после, и не даёт людям голодать. В Транспаданской области она занимает третье место после вина и хлеба.
В выборе земли она неприхотлива, и сеять её можно там, где не посеешь. Туманы, заморозки и холода оказывают на неё благотворное влияние и сообщают ей диковинные размеры: сам видел репу в сорок фунтов весу. Репа удачно и разнообразно употребляется в нашей кухне.
Греки вывели два основных её сорта: мужской и женский, из одних и тех же семян, особым способом посева: при густом посеве, а также на плохой земле вырастает мужская репа. Семя тем лучше, чем оно меньше.
Репа бывает троякого вида: она либо раздаётся в ширину, либо округляется в шар, либо корень её стремится в длину (лесная репа) и похож на редьку, листья угловаты и шершавые, сок острый. Выжатый незадолго до жатвы, он прочищает глаза и излечивает, с примесью женского молока, от слабости зрения. Считается, что репа от холода становится вкуснее и крупнее, а от тепла идёт в ботву.

Следующее место принадлежит люпину, который одинаково полезен и для человека и для копытных животных. Для того чтобы он не  осыпался и не ускользал от косцов, его следует убирать немедленно после дождя. Нет ни одного растения, которое по природе своей более удивительно чувствовало бы солнце и землю.  Во-первых, оно ежедневно совершает кругооборот вместе с солнцем и даже при облачном небе показывает земледельцу, который час. Кроме того, трижды цветёт. Любит землю, но не желает, чтобы его прикрывали землёй. И только он один сеется по невспаханному полю. Более всего ему подходят места песчаные и сухие и даже гравелистые. Ухода не требует вовсе. Землю любит до такой степени, что даже брошенный, в густо заросшую кустарником почву, среди листьев и колючек, добирается корнем до грунта.   

От посева люпина утучняются нивы и виноградники, а потому сам он до того не нуждается в навозе, что сам может заменять наилучший навоз. Это единственное растение, не требующее никаких расходов.  Даже к посеву его не приходится прилагать труда; сеют его непосредственно с тока, и он не требует даже, чтобы его рассеивали. Осыпается сам собой. Сеют его первым, убирают последним – то и другое приблизительно в сентябре, потому что, если с ним не поторопиться до холодов, то он пострадает от мороза. Помимо этого, он может безнаказанно лежать даже совсем заброшенным, только бы его, на первых порах, не прибило дождями.
Своей горечью люпин защищён от всех животных, но всё-таки в большинстве случаев его неглубоко запахивают. Из более плотных почв он больше всего любит красную глину. Для удобрения её, его следует запахивать после появления третьего цветка; на песках – после второго. Только меловую или илистую почву он не выносит и на них не всходит. Размоченный в горячей воде, идёт в пищу и человеку; волу же, чтобы быть сытым и окрепнуть, достаточно получать ежедневно модий люпина.  Если зелень его стравлена на подножный корм, то следует сейчас же его запахать.

Вика тоже уточняет землю, сама при этом, также не утруждая хозяина. Посеяв после однократной вспашки, её не окучивают, не унавоживают, а только лишь боронят. Сухость она любит больше всех культурных растений. Не брезгует также тенистыми местами. Если вику убрать зрелой, то мякина от её семян предпочтительнее всякой другой. У лоз она оттягивает питательные соки, и они чахнут, если её посеять в винограднике.

Растение которое называется рожью (secale), требует только боротьбы.
Таврины, у подошвы Альп, называют рожь asia.  Это наихудший хлеб и употребляется в пищу только с голода. Растение это урожайное, но с тонкой соломой мрачного чёрного цвета, замечательное своей тяжеловесностью. К нему подмешивают полбу, чтобы смягчить его горечь, но и в таком виде желудок с трудом его выносит. Растёт она на любой почве с урожаем сам-сто и сама служит удобрением.
Люцерна и для Греции растение чужеземное; она была вывезена мидийцами во время персидских войн, ведшихся Дарием. Однако подобный дар стоит того, чтобы упомянуть о нём в первую очередь, ибо, одного посева хватает больше, чем на тридцать лет. Она похожа на клевер стеблями и листьями, коленчата.
Чем выше по стеблю, тем мельче её листья. Землю, на которой её сеют, обрабатывают осенью, очищая и выбирая камни. Она требует сухого места, но богатого соками или орошаемого. Сеют её густо, тем самым, исключая прорастание сорняков. Если земля будет сыра и травяниста, то люцерна заглушается и вытесняется луговыми травами. Косится она при начале цветения и столько раз, сколько раз вновь зацветает. Это происходит шесть раз в год, и, самое меньшее, четыре. Нельзя позволять ей идти в семена, потому что до трёх лет она полезнее в виде зелёного корма. Не следует ею кормить животных досыта, чтобы потом не пришлось пускать им кровь».

Итак, по мнению Катона: «на жирном, хорошем поле сеять пшеницу, а если там часто стоят туманы, то репу, редьку, просо, могар; холодное, очень сырое  место следует обсеменять раньше, а жирное после; на почве же глинистой, подзолистой или песчаной, если она не сырая, сеять люпин; на сырой почве, на белой глине и на красной, богатой влагой, - полбу; на сильной почве бобы; вику там, где меньше всего сырости и травы; пшеницу на открытом и высоком месте, которое наиболее продолжительно обогревается солнцем, почве с умеренной сыростью; яровую пшеницу там, где озимый посев не может доспеть и где почва по тучности своей не может лежать под паром; чечевицу – на почве каменистой и глинистой, но не травянистой; ячмень – на лёгкой почве (корням его требуется меньше питания), где сырость умеренная, на нови и на поле, которое можно не оставлять под паром; лён и капусту лучше сеять на тучной почве.
Относительно чередования культур, то: когда земля подобна той, которую мы назвали «нежной», можно, сняв ячмень, сеять просо; убрав его – репу, и сняв её, опять ячмень или пшеницу. При другом чередовании: там, где была полба, земля должна отдыхать четыре зимних месяца и весной засеиваться бобами. До зимы пусть она не остаётся под паром. Чрезмерно жирная земля допускает такое чередование, при котором, сняв хлеба, на третий раз сеют бобовые. Более слабая земля остаётся под паром и на третий год. Некоторые предписывают сеять хлеба только на той земле, которая в прошлом году отдыхала.
Важное место, при этом, принадлежит вопросу удобрения. Одно, во всяком случае, известно всякому: сеять следует только на унавоженной земле, хотя и здесь есть особые правила для каждого отдельного случая. Просо, могар, репа и брюква сеются только на унавоженной земле. На неунавоженной, лучше сеять хлеба, чем ячмень.

То же относительно пара, хотя на нём советуют сеять бобы, как и на любой свеже удобренной земле. Если хозяин собирается сеять что-либо осенью, он должен в сентябре месяце вывести на поле кучи навоза – только непременно после дождя. Если он будет сеять весной, пусть он разложит навоз зимой. На каждом югере полагается разложить по восемнадцать возов; нельзя их разбрасывать до начала пахоты. Если это способ удобрить поле упущен, то есть другой: после посева, перед окучиванием, рассей, как семя, помёт из птичников, обращённый в порошок. Для обеспечения полей навозом, укажем, что каждая штука мелкого скота должна давать в месяц по одному возу навоза, а каждая штука крупного – по десяти.
Если же этого не получается, то, очевидно, хозяин плохо подстилает скоту. Не удобренное поле вымирает; чрезмерно удобренное выгорает. Лучше удобрять его чаще,  чем сверх меры. Чем горячее почва, тем меньше следует подбавлять навозу.
Самые лучшие семена – однолетние, двухлетние – хуже, трёхлетние – вовсе плохи; более старые бесплодны. На семена следует сохранять зерно, которое на току, оказывается на самом низу: оно самое лучшее, потому что самое тяжёлое, и нет более целесообразного способа его отличить.
Колосья с промежутками между зёрен отбрасываются; самое лучшее зерно – это то, которое красновато, и, будучи раскушено, оказывается того же самого цвета; хуже то, у которого внутри больше белого. Несомненно, что одна земля принимает больше семян, а другая меньше. Отсюда и первая примета суеверных земледельцев: если земля жадно поглощает семя, они верят, что она изголодалась и съедает семена. В сырой местности целесообразно ускорять сев, чтобы семя не сгнило от от дождя; в сухой – задерживать его до самых дождей, чтобы зерно, долго пролежав, не прорастая, не потеряло всхожести. Точно также при раннем севе надо густо рассеивать семена, потому что они медленно прорастают, а при позднем – редко, потому что чрезмерная густота убивает.
Высевать на югер (2523.3 кв.м) средней земли полагается: пшеницы пять модиев, полбы – десять, ячменя – шесть, бобов на одну пятую больше, чем пшеницы, вики – семь, нута и гороха – три, люпина – десять, чечевицы – три, но её советуют сеять с сухим навозом, пажитника – шесть, фасоли – четыре, кормовой смеси – двадцать, проса и могара – четыре секстария, на жирной земле больше, на лёгкой меньше. (один модий – 8.733л.,один секстарий – 0.5458л.).
Есть и другие основания для различия: на плотной, глинистой или топкой почве пшеницы сеют шесть модиев, на рыхлой, сухой и плодородной – четыре. От слабости почвы колос становится мелким и пустым, если только посев не редок; на тучных нивах из одного зерна выходит целый куст, и густые всходы вырастают из редких семян.
Пшеница даёт тем больше зерна, чем позже её жнут, однако зерно это тем крепче и красивее, чем раньше жать. Самое надёжное правило: пока зерно не стало твёрдым, но когда оно уже приобрело окраску. Есть изречение: «лучше начинай жатву на два дня раньше, чем на два дня позже». 

Вергилий усиленно советовал сжигать солому на нивах – одновременно выжигаются семена сорняков.
Насекомые заводятся преимущественно в пшенице, потому что она, слежавшись, согревается, и потому она одета в толстую кожуру. У ячменя шелуха тоньше, у бобовых покрыты толстым покровом, по этой причине они возгораются. Некоторые, желая сохранить пшеницу надолго, обрызгивают самое зерно оливковым отстоем, беря пропорцию один квадрантал (26.26л.) на одну тысячу модиев; другие посыпают её халкидской  и карийской глиной или также полынью. Хотя хлеб, ссыпанный в колосе, ни от чего, пожалуй не страдает, однако целесообразнее всего сохранять его в ямах, которые зовутся сирами, как  в Каппадокии, Фракии, Испании и Африке, причём, прежде всего, следует заботится о том, чтобы они вырывались в сухой почве, а, затем, чтобы они выстилались мякиной; далее хлеб ссыпается туда в колосе. Если воздух совсем не попадает туда, то там, несомненно, не заведётся никаких вредителей.
 
Варон сообщает, что пшеница, ссыпанная таким образом, сохраняется пятьдесят лет, просо – сто, и что бобы и бобовые долгое время сохраняются в бочках из-под масла, обмазанных золой.  Он же рассказывает, что боб пролежал в какой-то пещере в Амбракии со времён царя Пирра до самой войны Помпея Великого с пиратами, то есть около 220 лет. Некоторые насыпают кучи бобовых на кружки с уксусом, поставленные на золу и обмазанные золой; другие ссыпают их в бочки из-под солений и замазывают гипсом; некоторые обрызгивают чечевицу уксусом с лазерпицием и, когда она высохнет, пропитывают маслом».
             
О животных, Катон пишет так: «Волам давай листву вязовую, тополевую, дубовую и смоковничную, пока она у тебя будет. Овцам предлагай зелёную листву, давай им листья, пока корма не будут готовы, а там, где собираешь посев, дай им вволю потешиться. Сухой корм, который спрятал на зиму, храни пуще всего и помни, как длительна зима. Корм для волов следует приготовлять и давать таким образом: когда закончишь сев, приготовь жёлуди и брось их в воду.  Оттуда следует давать каждому волу по пол-модия (1 модий – 8.733 л) на день, а если они плохо будут работать, то лучше их пасти или давать по модию виноградных выжимок  Днём паси их, ночью давай на одного вола 25 фунтов сена (1 фунт – 54.576 г.). Если сена не будет, то давай листья падуба и плюща. Ухоботье пшеничное, и яичное, мякину бобовую, от вики и от люпина, а также от прочих злаков, складывай. Когда складываешь солому, сложи ту, в которой много травы, в помещении и посыпь её солью, затем давай вместо сена. Если ты боишься, что твои волы заболеют, давай им, пока они здоровы, три крупинки соли, три лавровых листа, три пореевых побега, три зубика ульпика (вид лука),  три зубка чесноку, три зерна ладана, три кустика мжжевельника, три листа руты, три стебля брионии, три маленьких белых боба, три тлеющих угля, три секстария вина (1 секстарий – 0.5458 л.). Всё это надо собрать, растереть и дать настояться – давать надо натощак в течение трёх дней». «Чтобы вол не стёр себе копыт, смажь их снизу жидкой смолой».
«Как сделать, чтобы на овцах не было парши. Взять хорошо очищенный оливковый отстой, взять воды, в которой варился люпин, гущу от хорошего вина – смешать всё это в равных частях. Потом, когда подстрижешь овец, смажь их целиком и оставь дня два-три хорошенько потеть. Затем, приготовь солёной воды и вымой ею (можно вымыть их  в море). Если сделаешь так, овцы не запаршивеют, шерсти на них будет больше, и она будет лучше, и вши их не будут беспокоить. Этим же пользуйся для всех животных, если они запаршивеют». «Кур и гусей  откармливай так. Наделай катышков из пшеничной или ячной муки, замешанной с водой, опусти их  в воду и суй в рот, понемногу, ежедневно прибавляй их, по зобу смотри – достаточно ли. Корми дважды в день, в полдень давай пить, вода пусть не стоит больше одного часа. Таким же образом корми гусей, только сначала давай пить и дважды в день пои, дважды давай корм».  – (Интересно, что этот способ кормления птицы, насильное, до упора, запихивание катышков из мамалыги в глотки гусей,  сохранился до сих пор на территориях бывших римских колоний  – современных,  Румынии и Молдавии – Лофич.)

В конце ознакомительного очерка про агрономические советы философов древности, мы приведём слова Колумеллы: «Знать, что следует делать, это самое главное в каждом деле, а особенно в сельском хозяйстве, где охота и возможность действовать, при отсутствии знаний, часто приносит хозяину большой ущерб, так как бестолково выполненная работа только переводят деньги. Поэтому, хороший хозяин, всячески постарается в каждом  деле спрашивать совета у самых сведущих хозяев-современников, а также будет старательно рыться в старинных книжках  и взвешивать, что думал каждый из этих авторов, и всё ли написанное стариками, находиться в соответствии с современной культурой или есть некоторые разногласия».