Глава 6.
Сергей вновь был в своей форме, эксперименталке, как её называли в восьмидесятом, сделанной специально под климат Афганистана, и сердце трепетало предвкушением нового приключения.
Присутствующие с любопытством смотрели на неё, выгоревшую добела на плечах, и густо зелёную в подмышках. Сергей к такому интересу привык ещё там, в Балтике, поэтому не сильно обращал на эту, удивлённую внимательность к его персоне, разве что следил за тем, чтобы форма была опрятной. Эно было необходимо ему самому, чтобы вновь мобилизоваться. Почувствовав себя обычновенным смертным, а не заурядным «гением» из тусовки напыщеных болванчиков. Он смотрел в глаза своим подчинённым прямо, как равным, и от одной этой естественности и ненаигранности тылы его становились крепче, защищённее усилиями честных труженников лаборатории. Теперь мало кто понимает (из начальников), что начальник – это не чин и не звание, не награда, а должность, и поставлен он на эту должность не за прежние заслуги или признание его силы, а потому, что в строении структуры должен быть координатор, берущий на себя ответственность за принятые решения, реализующий функционал судьи и диспетчера, пркурора и товарища. Не даром же на Руси того, кто в деле командовал людьми, величали батюшкой или отцом, а не надзирателем!
В «лётном зале» были зажжены прожектора, сконцентрировавшие свои снопы света на середину кольца. Внимание всего персонала постепенно, в соответствии с обратным отсчётом, всё больше концентрировалось напереливчатом сиянии кольца, похожем на северное сияние. Махина была несколько врыта в землю, чтобы удобнее было отправлять составы и автомобили, исходя из прежних опытов, и теперь дорога, ведущая к нему, отражавшая невероятный пламень, притягивала к себе и страшила всех присутствовавших.
Все ожидали вспышки плазмы, но когда с хлопком разряда зажёгся комочек шаровой молнии, многие вздрогнули. И вот уже, этот комочек, начал заметно расти. Видевшие это явление впервые, непроизвольно, опасливо попятились, но посмотрев на бывалых, тут же взяли себя в руки и сосредоточились на красивейшем эффекте: шар медленно рос в объеме, а после начал постепенно превращаться в бублик, в серёдке которого разогретый воздух всё сильнее колебался. И вот он расширился настолько, что стало отчётливо видимым что-то блестящее, переливающееся, интригующее, поскольку прежде такого эффекта не наблюдалось. На той стороне блестело что-то непонятное, неясное, словно отражаясь в зеркале, и, будто приближаясь, втянувшись в кольцо, а когда бублик, увеличившись, расползся до двух метров в диаметре, с другой стороны хлынул поток воды, сразу же закоротивший питание. С раздался оглушающий треск короткого замыкания, за стеной захлопали, со звуком, похожим на ружейные выстрелы, отключающиеся автоматы питания. Свет на мгновение померк, и тут же зажёгся вновь, но уже тусклый, аварийный, пробивающийся сквозь клубы водяного пара.
Внезапность произошедшего настолько обескуражила присутствующих, что они, все мокрые, стояли, ещё не осознав того, что кольцо открылось, и закрылось. Но откуда здесь столько воды!
В тишине зазвенел телефон на столе электродиспетчера, в дальнем углу «лётного запа», и следом все услышали его голос в трубку:
- Электродиспетчер…. да, подтверждаю короткое. Похоже, что вакуумник на подстанции дуба дал… Нет, мы сами….спасибо, доброй ночи!
Прошло ещё с пол минуты, и с нарастающим гулом полутёмный зал охватил торопливый обмен мнениями, а ещё через пару минут, когда нормальное электроосвещение было восстановлено, Николай Петрович Нечаев, прошлёпав ботиночками по студёной луже к ожившему микрофону, обратился к сотрудникам с опросом по поводу того, нет ли пострадавших от электрического разряда, и разъяснением им произошедшего:
- Мы так привыкли к тому, что маленькие речки взяты в трубы, что напрочь забыли о разнице в уровнях водных горизонтов в разные века, и то явление, что мы с вами наблюдали, не что иное, как поток воды, захваченный нами из русла реки Химки. При строительстве канала Москва-Волга река Химка была взята в трубу, а русло её использовано строителями. Предложение таково: обмозговать всё, и выдвинуть решение для этой проблемы. Прошу переодеться «принявших крещение» и поскорее возвращаться к работе.
- Да, дядь Коль, ну и задачку ты им поставил! – племянник присел рядом на широкую лавку, чтобы ноги поставить на перекладину, связывавшую ножки лавки.
- Нормально!. Пока они только воплощали чужие идеи, а свои мозги использовали лишь для принятия технических решений, а какие они, учёные, или недоученные – как раз и посмотрим! – и дядя присев рядом с племянником, поджал ноги, повторив его маневр.
Прошло около получаса, прежде, чем решение было предложено. Изящное и дерзкое настолько, что не могло оказаться нерабочим! Николай Петрович не смог не согласиться с авторами проекта по поводу необходимости реализации этой технической мысли, то ли, от того, что устал сидеть в мокрой обуви просто так, без ощутимой пользы, то ли, устав ожидать реакции верхов социальной надстройки по своей «шапке».
Идея оказалась простой: подвести диэлектрический желоб к самому кольцу. Магниты укрыть от воды, и едва откроется окно, по желобу пустить группу подрывников, подпирая их сжатым воздухом, для преодоления встречного движения воды. Они вынырнут в не такой уж полноводной речке, отойдут вверх по течению, и обрушат берега оврага. Создав запруду. Пока вода будет накапливаться в «Химкинском водохранилище», туда нужно успеть переправить трактор, для строительства обводного канала.
Так и было сделано. Спустя неделю процедура повторилась. Хотя возражал и Нечаев старший и ответственные руководители приданных подразделений, но первым нырнул во фторопластовую трубу - Сергей. Что гнало его туда, в мир простого быта и дикой природы, он и сам не знал. Дурацкое чувство ностальгии звало. Одно слово – Лары!
Прыжок в трубу. Вода. Надетый респиратор пришёлся очень кстати, потому что в водной среде перемещение длилось значительно дольше прежнего, под Балтийском.
Вынырнув почти у края реки, где было по пояс, Сергей выскочил со своим мешком на берег по крутому склону. Изо рта шёл густой пар, и даже в гидрокостюме было холодно, морозно, но всё же первое, что сделал он на занятом берегу – закрепил, трясущимися от холода и спешки руками, провод, подключил радио-ретранслятор, и вышел на связь с докладом.
За ним, один за другим, выскакивали на крутой берег по следу предыдущего первая группа - восемь человек.
- Москва, я Балтиец! Все на месте. Сколько времени занял переход?
- Отлично! Молодцы! Четыре минуты. Окно подтекает, но не критично, капель. Готовы к посылке второй партии.
- Готовы принять. Здесь мороз, около десяти градусов. Ждём тёплое.
- Вас понял. Третья партия – тёплый лагерь.
И вот уже двадцать человек стоят на зимнем берегу речушки, прорезающей белое, зимнее поле, неподалёку от заснеженного соснового бора. Вечереющий день, встречая последних двоих с грузом палаток, давил на путешественников сизым, низким небом. Наконец и их, арьергард, вытянули на берег.
Только огляделись и определились с местом для разбивки лагеря, а уже совсем стемнело. Дымка, как-то незаметно стала рассеиваться, и, даже, яркий месяц стал виден. Фонари, осветившие чёрные пятна людей в гидрокостюмах, торопливо распаковывающих свои манатки, зажгли не сразу: неизвестность наличия поблизости местных, заставила научный десант до последнего воздерживаться от включения света. Но холод поторапливал, и потому без проволочек, началась сосредоточенно молчаливая работа по сборке альпинистских домиков тут же, на краю заснеженного поля, а поднявшийся ветерок, говорящий о грядущем похолодании, сделал работу невероятно скоростной.
Свет включить всё же пришлось, из-за слишком быстро зябнущих на морозе мокрых рук, благо, что ночь ещё оказалась достаточно светлой! То, как ребята сноровисто собирали домики - восхитило Сергея, такие могли и в кромешной темноте их собрать. Это только казалось, что долго, а на самом деле – считанные минуты.
Что это за палатки такие были, не берусь строить предположений, хотя, вполне возможно, что и их здесь, в «потустороннем» мире, обкатывали, как на полигоне. Самое замечательное свойство этих полусфер заключалось в полной непродуваемости и возможности быть состыкованными с ещё двумя такими же модулями застёжками молниями на боковых стенах.
Через десять минут с Большой земли подтвердили устойчивое состояние окна, и намерение держать его столько, сколько будет возможно. Сергей принял это сообщение уже находясь внутри нового жилья.
По кабелю подали электричество, и во всех четырёх закольцованных палатках зажгли свет, включили тепловентилятор в одном из отсеков, и он стал гнать тёплый воздух по кольцу помещения. Наконец стало возможным переодеться и оглядеться телекамерами, оснащёнными приставкой ночного видения, вокруг лагеря.
Нечаев младший поднялся на ноги в рост, благо помещение позволяло, убедившись в том, что пар из рта почти не идёт, и можно переодеваться в тёплое и сухое, дал соответствующую команду.
Местность проведения нового эксперимента оказалась достаточно безлюдной. Даже намёка на дорогу не было поблизости. Наших ребят такой расклад вполне устраивал. Установили дежурство у поста наблюдения, и залезли в спальники, и, словно в привычном турпоходе, вскоре засопели во сне. Только наличие личного оружия у каждого, вобнимку с которым ребята спали, напоминало о серьёзности и опасности их миссии.
За ночь ничего не изменилось, и даже кольцо было всё ещё открыто.
Как уж спецы подрывники делают свои фокусы, не знаю, но наутро состоялось зрелище, оказавшееся довольно красивым. Выглядело всё так: берега реки, как двери в метро, закрылись, засыпав глиной русло, а после, второй и третьей серией взрывов, подрывники смогли насыпать целую дамбу. Речка немного покочевряжилась, сочась из-под дымящейся теплом насыпи, пока самые настырные ручейки не замёрзли вместе с рыжим, глинистым грунтом, и тогда окончательно смирившись, начала Химка медленное заполнение оврага.
Первым из подземного бункера вылетел на ещё вязкое дно отступившей реки новенький трактор «Беларус». За ним, хрустя ледком, выскочили грузовики с песком и цементом. Началась работа строителей.
Они деловито занялись укреплением дамбы.
Если бы не экзотичность появления на этой площадке, то каждый из оказавшихся командированным сюда, мог бы вполне уверенно заявить, что находится где-то у себя, в Подмосковье. Привычность зимнего вида окрестностей нашей широты сыграла свою положительную роль, и строители, увлечённые выполнением своего задания, работали уверенно, без нервозности и страхов.
К обеду опустевшее русло стало твёрдым, а машины накатали колею из оврага к лагерю, где попутно, параллельно с возведением плотины, поставили привычный нам городок из вагончиков на колёсах и жилых контейнеров в два этажа.
На пятый день всякая очевидная опасность для перехода миновала, и тогда, в чистый доселе мир, потянулись первые кабинетные доки. Это явление Сергей назвал про себя проходом через ОТК – отдел трутневого контроля. Он так шутил, поскольку, едва отметившись в журнале прибытия, и поделав пару минут сокрушённое лицо, по поводу своей ненужности, и убедившись в том, что документально отмечено их пребывание здесь, эти посетители тут же смывались в обратном направлении, едва это становилось возможным, даже скорее, чем подобный балласт смывается с водой в ватерклозете.
В этот день всё было так же, как и в предыдущие. Морозец слегка бодрил. Солнце сверкало в чистых сугробах, строители матерно о чём-то перекрикивались. Залётные обычно до столовки не доходили, мандражируя на тему « А вдруг переход закроется», и Сергей смотрел через окно в столовке на прибывавших и тут же возвращавшихся зевак. Сегодня только один прибывший выделялся из этой крысино-серой массы посетителей своей неспешностью в поведении и армейской полевой расцветкой одежды, и этим привлёк внимание Нечаева младшего, но остывающие ленивые голубцы отвлекли внимание молодого руководителя объекта необходимостью полива их сметанкой. В последнее время Серга Нечаев стал испытывать очень хороший аппетит, то-ли толковые повара сюда попали, то-ли так на него переход подействовал. Когда он вновь выглянул в окно, то военного уже не было видно, но сзади хлопнула дверь, и Сергей обернулся, поскольку на этой территории его касалось всё происходившее. Конечно же, теперь, вблизи, он сразу узнал этого человека, которому был всегда искренне рад. Он уважал и ценил его, как ветерана прибалтийской экспедиции, как единомышленника, как мудрого собеседника – полного полковника, того самого «орнитолога», Героя обороны Балтики, Эвальда Шаповалова.
Они оба, в равной степени были рады встрече здесь, на вольном просторе иного мира, и у обоих, сразу, появилась необходимость в общении «по делу».
В своей манере оригинальных решений, Эвальд, между куриным бульоном и шницелем с пюре, сходу предложил обезопасить район, выставив по периметру через каждые десять – двадцать метров пластмассовые черепа на жердях, выполненные в манере максимальной приближенности к натуральному образцу, а потом, уже во время компота, начал излагать последние московские новости.
Идею с системой охраны осуществили в тот же вечер, поскольку подобно роялю в кустах, вместе с Шаповаловым прибыл и его оригинальный груз. Хотя в командировку сюда, без крайне важного дела, пробиться сквозь очередь на «ОТК» было крайне сложно, Эвальд Викторович придумал неубиенный козырь – создание исторической летописи столь значимого в новейшей истории эксперимента. Его пропустили сюда без определения сроков, под согласие Нечаева старшего, посмеявшись про себя желанию глупого полковника рисковать, без видимой выгоды для карьеры, задерживаясь на неопределённый срок в непредсказуемом месте. Видимо тем, из «ОТК», не возможно понять устремлений служить Родине, как не понятно это желание господ для их холопов, как смешным оно, патриотичное, кажется им в москвичах, когда сами они , духовные холопы, живут под лозунгом: «А нам – плевать! Мы – по лимиту!».
Как же легко дышалось в этом новом «Подмосковье» безо всего этого, продажного сброда, которому трудиться здесь оказалось просто не выгодно!
Едва собеседники обменялись мыслями по этому поводу, как оба рассмеялись тому, что прежде не осознавали , чем так манит их сюда иной мир, весьма легко отрывая от уюта и комфорта столичной повседневности, и что оказывается столь очевидным – здесь же нет этих, «рвачей-люмпенов» «от сохи», чинуш, инфецированных карьерозависимостью и тех, которые страдают неслучайнопреобретённым совестидефицитом – самым тяжким из заболеваний гражданского общества!
.