- Дежурный по роте, на выход! – прокричал, приставив руку к фуражке, дневальный. Дежурный выбежал комнаты для занятий, гремя ключами и на ходу застёгивая ворот на камуфлированной «хэбэшке».
- Командир у себя?
- Так точно. Сейчас доложу.
- Не надо, он знает о моём приходе.
Взволнованная женщина-психолог, ворвалась в двери канцелярии. Массивный капитан никак не ожидавший такого гостя, подорвался со стула.
- Нина Сергеевна! Чем обязаны приходу столь прекрасного гостя в нашу трущобу?
- У меня к вам две новости. Одна плохая, другая ещё хуже.
- Ну, пожалуй, начнём с плохой.
- Тесты, проведённые вчера с личным составом, оказались до того плачевными и пугающими, что я как гарнизонный психолог, просто обязана что-то предпринять.
- Что, все склонны к суициду?
- Хуже. Вся рота, 25 человек, не могут нести службу с оружием. Просто монстры какие-то.
- Псы войны.
- Мне не до шуток. Вот, посмотрите на рисунки несуществующих животных. К примеру, у Гладикова, вот, – психолог протянула лист бумаги и капитан пристально вгляделся в рисунок.
- Ну что ж, приличный рисунок, и название хорошее – «Шестипалый лампосос».
- Вы поглядите, какой он злой! Клыки, рога, к лампочке прикипел, даже дымок из-под лап нарисован. Что можно сказать об авторе этого рисунка?
- Хорошо, я с ним проведу беседу. Дневальный!
Мгновенно заскочил дневальный, и командир роты отвёл его в сторонку.
- На вот деньги и купи коробку конфет для Нины Сергеевны. Самолёт такой знаешь, «МИГ» называется?
-Так точно!
- Ну, значит, давай МИГом! – капитан снова зашёл в канцелярию.
- Остальные рисунки даже вообще в руки брать жутко. «Семирогий восьмих..й», «Кривозубый мясоглот», «Дохлозад»… А ответы какие! К примеру, Алтухов. «У меня часто болит голова» - отвечает: «Да». «Я много пью воды» - опять «да». Везде, где надо «нет», там у всех «да».
- Какие вопросы, такие и ответы.
- Не боевое подразделение, а какое-то сборище рецидивистов.
- Эти рецидивисты уже полтора года сутки через сутки с автоматом, хотя должны сутки через трое, спят по четыре часа за ночь, и ещё ни одного самострела не было!
- Будет. И ещё хуже будет. Роту надо менять.
- Вы в своём уме? Где я молодых возьму? Вся рота уже почти дембеля, а всё одним призывом служат. «Духов» год назад должны были дать, а мы до сих пор без них тянем! У нас, видите ли, борьба с дедовщиной! А пацаны изматываются. На полах погибают всю армию, как душары. Да уж лучше бы дедовщина, чем бессмысленная уставщина! Здесь я ничего поделать не могу. Но хоть кто-то ответил нормально?
- Единицы. Я бы даже их на доску почёта повесила – равняйтесь на них.
- И кто же эти Гагарины?
- Рубан, Башкирцев и … Иванов.
- Значит, не всё так плохо. Теперь скажите вторую новость.
- А вторая новость та, что приезжает на днях делегация психологов из Москвы, так что делайте выводы, товарищ капитан.
- Что-нибудь придумаем. Вы только бланки чистые оставьте. Дневальный! – командир взял у дневального коробку конфет. – Мы же с вами всегда можем правильно повести себя в трудной ситуации, всегда сможем договориться…
- Ну, гляди, Воронин, если что - я тебя предупредила.
- Всё будет в ажуре, я вам обещаю.
Капитан проводил женщину до порога.
- Дневальный, строй роту!
- Р-рота стр-роится.
Рота, гремя сапогами, построилась возле тумбочки дневального.
- Ну что, рота! Не умеем на психологические тесты отвечать. Гладиков, Лампосос херов! Что, я спрашиваю! - командир перешёл на крик. – Вы чё, все разом дебилами оказались или всей роте печальные письма из дому пришли? Понимаю, тяжело без молодого пополнения, без сна и отдыха, но кому сейчас легко? Понимаю, что с вами такие тесты в первый раз, но вы то, долбо..бы, сами-то что, тупорылками своими не варите? Теперь каждый месяц такие тесты будут. Живём по-новому. Быстро все в класс!
Командир сам лично прошел от парты к парте и раздал бойцам ручки и бланки.
- Ну что, рота. Теперь вас и в космос можно отправлять. Вместо Белки, Жучки, Стрелки, без получки и зарплаты. А теперь рисуем несуществующих животных. Не спеша, не нервничая, без всяких зубов, рогов и других острых предметов. Без фанатизма. Гладиков, рисуешь Колобка, Ганов – Чебурашку, только не надо называть их Чебурембо или Чебуратор! Рисуйте просто каких-нибудь козявок. Вы отныне сама доброта и беспомощность. Алтухов, ты что нацарапал?
- Крылатого комбикормоеда.
- Чего? Комби.. короеда?
- Комбикормоеда.
- Я те дам щас по репе! Рисуй беззубого Морковкожуя. Понял?
- Так точно, товарищ капитан.
Рота нешуточно озаботилась и задумалась основательно и надолго. В тишине душного класса раздавались лишь пыхтение и царапанье по бумаге. Казалось, что если прислушаться, то можно услышать скрип мозгов.
- Алиев, твою мать, не грызи ручку! Козин, что опять? Ручка не пишет? Дак возьми у Шкурко, он уже нарисовал. Повторев, не спи. Тимербаев, у тебя что, своей башки на плечах нет? Чё ты списываешь у Волкова? Не знаешь, что рисовать? Ну, нарисуй там этого, ну, как его, Слонопотама. Дежурный, как все нарисуют, соберёшь каракули и ко мне на стол!
Командир вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, будто боясь спугнуть ход мысли у бойцов.
- Чё за делега?
- Да психолог приходила. У них там в «канце» какие-то тёрки меж собой случились.
- Эт чё? Типа мы дебилы все? Суицидики?
- И то, и другое, и ещё мы социально опасные.
- Речи нет. Один Серёга Рубан чего стоит.
- На себя погляди!
-Да ладно ты! Я тебя уже боюсь.
- Вот и бойся.
- Ой, ой, ой. Ща обделаюсь.
-Бля, к караулу готовиться надо. Покемарить бы с часик. Башка, гондон, качипатками скорее шевели. Тебе ещё мне подшиву пришить надо.
- Тебе надо, ты и пришивай.
-Ты чё, мудила очушал что ли?
- Сказал, не буду подшивать.
- Ты чё, расслабился чт оли…
Серёга схватил стул и, с силой швырнув его в Башкирцева, соскочил с места и стал бить его ногами по почкам.
- Серый, осади. Сам берега попутал. Сядь на стул! – Виталя отшвырнул Серёгу от скрюченного Башки. – С ума точно все посходили! Не хватало, чтоб мы между собой передрались. В натуре, социально опасные.
- Ладно, Башка, извини, – Сергей поднял Башку с пола и стал поправлять на нём китель. - Накатило чё-то. Точно бак гремит. А прикинь, босота, мы же в натуре можем диверсию совершить. Увольнений ни разу не было - запрещены, в карауле начальники караулов спят, как хорьки, они туда выспаться только ходят. А кто его знает, что у нас в котелках. Всю ночь сами по себе.
- Ага, совершишь ты.
- Да в лёгкую! К примеру, гляди. Ночь. Все спят - начкар, оперативный дежурный. Караул, патронов куча, на складе РАВ восемьсот тон боеприпасов. Делай, что хочешь!
- Базара нет. Только в городе менты поймают или сразу завалят.
- А зачем в город? Сразу в тайгу и ищи свищи! РАВ подожжем, пока горит, здесь вся милиция, пожарные и МЧС соберутся.
- И чё? Всё жизнь бегать потом?
- Можно по пути грабануть что-нибудь. С бабками-то хоть куда потом.
- Так то базара нет! Ладно, пошли харю мочить. Скоро в караул.
- Рота подъём! – прокричал дежурный. – Вставайте давайте! В ПМП ещё надо.
Рота зашевелилась, высовывая свои заспанные головы из-под подушек на яркий дневной свет.
- Ты пошли Гладкого или Башку с ведомостью. Там фельдшер поставит печать.
- Дежурный по части сказал, что проследит, чтобы караул в ПМП сходил.
- За… умники всякие. Вся рота хромает, в фурункулах все. Что теперь, всех в больницу ложить или в караул не пускать? Сними хоть одного с караула - кто за него пойдёт. Народу-то нет.
- Ладно ты, не ворчи. За пять минут не выспишься.
- Пойдём. Хрен с ним.
Десять человек во главе с разводящим направились в пункт медицинской помощи.
ПМП пропахло мазью Вишневского и ленивыми «тупильниками». «Тупильники» (постоянные обитатели ПМП) вяло слонялись от палаты к палате, шаркая изношенными тапочками по покрытому коврами коридору. Они бродят здесь постоянно, хворая простудами и другими заболеваниями, вызванными, как правило, глотанием различных инородных предметов, в том числе и хлорки. Они твёрдо уверены что, проболев так все время службы и купив в военторге кучу значков, они удачно дембельнутся.
Все мысли у них о том, как, придя домой и надев берет, они будут в кафешках рассказывать пацанам о своих подвигах, о том, как кровью и потом искупали свою долю солдата Российской Федерации. Девчонки будут выслушивать романтические истории о том, как, обвешанные гранатами и пулемётами, они пробирались через непролазные топи и болота, каждый день разбивая врагов, чтобы они, девчонки, на гражданке могли спокойно жить-поживать, чтобы на планете царили мир да спокойствие…
Но сейчас «тупильники» нервно поглядывали на часы и прятались по своим норам в ожидании прихода злых и ужасных, пропахших оружейным маслом, гремящих стоптанными сапогами и автоматами настоящих бойцов.
Караульные бойцы завалили в ПМП.
- Дневальный! До трех! Ты нашёл фельдшера? - дневальный, шаркая тапочками, побрёл по ковру.
- На исходную. Тебе чего, не шорохается, что ли? Я сказал - до трёх! - разводящий брезгливо взял дневального одной рукой за ворот, сильно сжав и приподняв его над полом, потряс и с силой швырнул по коридору, отчего у «больного» свалились тапки и он, как молния, рванул искать фельдшера. Фельдшер прибежал через минуту.
- Раздевайтесь до пояса и по одному проходите в приёмную.
- Я те щас разденусь. На боевом печать ставь.
- Э, фельдшер! Шприцы и пенициллин давай!
- Бери побольше. У меня тоже ноги распухают.
- Базара нет, мне ихтиолки возьми.
- У меня нет лекарств, - нерешительно сказал фельдшер.
- Ща найдёшь! – Лёха Алтухов по прозвищу «Мелкий» вошёл в кабинет, и где-то в операционной послышались глухие удары и грохот хирургических инструментов.
- Я сдам, всех вас…
- Ах ты, стукачишка поганый…
- У меня нет препаратов, если надо - то ложитесь…
- А ты за нас автомат возьмёшь, что ли, или дохлики твои?..
Мелкий вышел с пакетиком медикаментов и постовой ведомостью с печатью «Все здоровы».
Караул тяжёлой поступью медленно удалялся по коридору, а «каличи» глядели им в след то ли с завистью, то ли со страхом, то ли с уважением, а может, и с ненавистью. Их бледные и прозрачные заспанные лица, с осторожностью выглядывающие из-за палатных косяков, разительно контрастировали с обветренными и чёрными физиономиями бойцов караула.
Шаркая дюбелями по асфальтовой дорожке, смена караула выдвигается в караульный городок для повторения одолевшего уже Устава, перекрикиваясь через обильно покрытую колючей проволокой сетку-рабицу с караулом, несущим службу.
- Здорово, босота!
- Здорова. В ПМП озадачили сходить?
- А чё не видно?
- А кто по части?
- Ополев.
-А начкар кто?
- Потя.
- Чушь повальная. А у нас Мистер Прыщ. Всю ночь летали, как электровеники, а щас харю мочит. Притомился, видно. Чушаем пока.
- Новость слышали? Тесты по новой сдавать.
- Зачем?
- Мы под диктовку писали. Оказывается, большинство в роте Дауны.
- Да ладно, не заливай.
- Отвечаю: правда. Командир всех на шишку натянул.
- Прорвёмся. Нас е…, а мы крепчаем.
- Слыхал анекдот про два презерватива? Один другому говорит, мол, хозяин виагры наелся, а второй отвечает…
- Караул, мать вашу, быстро на развод! При смене наобщаетесь.
- Блин, пора.
- Дек чё второй-то презерватив ответил?
- Херня, говорит, прорвёмся.
- Первая шеренга два, вторая - шаг вперёд, шагом марш!
Новый дежурный по части с новым начальником караула опрашивают караул на знание устава караульной службы. Дежурный по части решил застать врасплох сложными вопросами. Он в предвкушении увидеть надоумленные взгляды и икания, но, он не знает, что на такие вопросы караул отвечал тысячу раз. Пройдя между рядами и оглядев, у всех ли автоматы на предохранителях, он начинает с первого попавшегося свою пытку.
- Караульный второго поста первой смены рядовой Рубан!
- Я!
-Так, Рубан. Что запрещается часовому?
- Часовому запрещается спать, сидеть, есть, пить, курить, прислонятся к чему либо, отправлять естественные надобности, читать, писать…
- Ладно. Знаешь. А что разрешается?
- Всё, что не запрещается.
- Караульный второго поста второй смены рядовой Алтухов!
- Я!
- Алтухов. Ага. Сколько контрольных выстрелов в голову должен произвести часовой при нападении на пост? – дежурный по части заулыбался злорадной улыбкой. «Придумал, придурок», – подумал Лёха и ответил:
- Один вверх, остальные все в голову.
- Молодец.
- Караульный второго поста третьей смены рядовой Иванов! Номер автомата. Быстро… быстро… давай… давай… ага, не пом…
- Девять миллионов сто семьдесят три тысячи пятьсот двадцать восемь.
- Чего? – у дежурного округлились глаза и он, глядя на номер автомата, висящий за спиной Иванова, забубнил: - Девять триллионов двадцать восемь, ага… ну…
- Девять миллионов сто семьдесят три тысячи пятьсот двадцать восемь.
- Ага… миллионов… семьдесят три…
- 91, 73, 52, 8.
- Ладно, хрен с ним, с номером. Табель по постам расскажи.
- Пост №2 трёхсменный круглосуточный…
- Добре. Первая, вторая шеренги кругом! На свои места шагом марш!
- Внимание, караул! Вы уже всё знаете по службе лучше всех. Вас не надо предупреждать, что увижу, кто спит, сниму с караула и на кичу посажу! Выводной, понял?
- Так точно.
- С девками через забор не общаться. Это касается всех, особенно Козина. Увижу - бегать будете по вводным командам весь день… и ночь. Становись! Равняйсь! Смирно! Начальник караула, ко мне!
Прапорщик Потеряев, изображая что-то, подобное строевому шагу, подковылял к дежурному и, приняв скрученную бумажку с паролем, прочитал, изорвал, и выкинул на плац. Правильно. Не ему же подметать.
- Караул прямо, остальные направо! По местам несения службы шагом марш! - под бой барабанов бойцы, отчеканив круг по плацу, разошлись по объектам.
Принимая караульное помещение, большинство солдат расселись в курилке. Те, кто всегда на побегушках, принимают караульное помещение. Им здесь сутки наводить порядок. Остальные бойцы общаются в курилке, делясь сигаретами.
- Да пацаны. Служим в одной роте, а поговорить можно только раз в сутки, и то пре смене.
- Не говори. Полчаса в сутки. Уже лица забываю.
- Ты прикинь, чего вчера Волков учудил. Заходит дежурный по части и сразу на него с наездами - почему, мол, в роте воняет. А он запарился. Не в роте, говорит, а во рту.
- Даунита хромосома!
- Волкова понять можно. Вечный дневальный.
- Я вот не могу понять, как он круглые сутки, всю армию на тумбочке простоять может. У него, наверное, ноги как у коня стали.
- Да уж. Когда же духов закинут?
Смена произошла и бойцы зажили своей караульной жизнью
- Караул строится! – приказал начкар, и караул собрался в комнате бодрствующей смены. – Где бодряк?
Пацаны непонимающе поглядели друг на друга.
- Разобрались по постам и сменам. Кто из вас бодряк, а кто дежурный оператор? – он прожигающим взглядом поглядел заспанными глазами на Серёгу Рубана и на Башку. - Кто из вас бодряк.
- Я! – Ответил Башка.
- Стало быть, Рубан оператор.
- Так точно.
- Почему на телефоне нет ни кого?
- Я покурить вышел.
- Внимание. Караул в ружьё. Пожар в караульном помещении.
Гром сапог и скрип караульной мебели об узкие косяки мгновенно наполнил караульное помещение жизнью. Нарезанное штык ножами мыло в вёдра с водой, лучшая замена пены от огнетушителей. Нет ничего хуже для бойцов со стажем в полтора года, чем учебная вводная по условному тушению пожара в караульном помещении. Уж лучше настоящий пожар, чем ускоренное наведение порядка через каждый час с разливом на пол по колено мыльной пены и выносом кроватей с тумбочками, столами и шкафами. Автоматы в положении за спину. Более прошаренные таскают мебель, олени (слабохарактерные), то есть Башка, Гладкий и Иванов, «заплывают» на полах.
Выжимая мокрые тряпки разъеденными от воды руками, они собирают пену с пола. Вот уже полтора года длится их служба в доблестных войсках нашей армии. Вот уже как полтора года они не видят «молодых» и ходят в караулы сутки через сутки и отдыхают по четыре часа за ночь…
Иванов, сняв автомат, вошёл в караул. Он упал в кресло, перед телевизором уставившись пустым взглядом в экран на канал MTV. В комнате оператора, где масса всяких проводов и аппаратуры склонив голову на стол, дремлет Гладкий в любое время готовый к сработке или к звонку. Тараканы лениво переползают его руки и путаются лапками в слюнях, растекающихся по столу из его сопящего рта, прямо на журнал сработок.
- Мало ему пожаров. – Подумал Иванов, но подняться и разбудить Гладкого было лень. «Будь что будет», - Иванов устал. По телевизору шёл клип каких то лесбиянок.
Вдруг в туалете он услышал шорох.
- Наверно, крысы, - подумал Иванов и медленно подкрался к двери. Он взял автомат так, чтоб ударить прикладом, и с силой дёрнул за дверную ручку. Яркий свет ударил ему в глаза и Иванов замер с открытым ртом. Он увидел Башку, держащего возле лица лезвие от бритвенного станка. Башка от неожиданности вздрогнул, и струйка крови ударила в зеркало.
- Охренел что ли? – сказал Башка, быстро отматывая туалетную бумагу и прикладывая её к глубокому порезу на скуле.
-Ты чё делаешь? – Иванов поглядел в раковину покрытую капельками крови.
- Не видишь? Синяк вывожу, пока не почернел. Кровь надо выгнать, пока не свернулась.
- Кто?
- Угадай с трёх раз.
- Рубан.
- Так точно. За пожар. Косяк за мной.
- Совсем берега попутал. По лицу-то зачем? Щас опять особисты пристанут.
- Не пристанут. Скажу, о колючку ободрался. Это фигня всё. За водкой бежать надо. Иначе кранты мне.
- Что делать будешь?
- Щас пойду. Пока все спят. Пойдёшь со мной?
- Пойду. Только автомат поставить надо.
- Дурак что ли? Пирамиду вскрывать будем, сигнализация сработает. Я специально свой не стал ставить, чтоб начкара не разбудить. Тут до магазина двадцать метров.
-А попалимся?
- Ду ну. Рацию возьмём, а Серый Рубан, если что, секу, подаст. Он щас на посту у входа стоит как раз. Да что будет в четыре часа ночи?!
- Ну, не знаю.
- Как хочешь, – Башка взял автомат и быстрым шагом вышел.
- Ой, попалимся, - прошептал Иванов и, взяв радиостанцию, перепрыгнул через забор в след за Башкой.
Сергей вглядывается в темноту. Холодный липкий туман пропитал камуфляж.
- Где этот урюк? Как за смертью посылать. Иванов ещё за ним попёрся, - думал он, а со стороны плаца приближалась фигура проверяющего. Самоходчики в это время возвращались в караул.
- Башка, похоже сто-то неладное…
Тут же в наушник рации заговорил торопливый взволнованный голос:
- Сека, сека, басота. Проверка почакала.
- Ну вот. Вчакались. Чего делать теперь?
- Валить надо.
- Куда с оружием то?
- Куда глаза глядят.
- Сдаваться надо.
- Дурак, что ли? Самовольное оставление части с автоматами, из караула. Сразу тюрьма или в лучшем случае дизель.
- И что теперь, всю жизнь бегать?
- В тюряге думаешь лучше? Там военных не любят. Мы в армейке за водкой бегаем и очки пидорим, а в тюрьме вообще опустят. В лучшем случае пику под бок… Так что выбирай, что лучше. Выбора нет. Пять лет побегаем, а потом дело закроют.
Иванов поглядел на Башку, и ему стало не по себе от безумного, обозлившегося на весь мир взгляда. Какая-то непонятная магическая сила убеждения заставила Иванова поверить Башке. Два бойца бежали, прячась в тени многоэтажных зданий, скрывая, как могли, автоматы с четырьмя полностью заряженными магазинами.
Таксист притормозил, заметив у обочины солдата. Иванов сел на заднее сидение.
- Что, боец, в самоволке? По бабам ходил. Понимаю. Я в своё время на срочке… - не успел договорить водитель такси, как в его висок упёрся холодный ствол автомата.
- Двигайся мудак, прокатимся. – Башка сел за руль и ударил по газам. Иванов на всякий случай упёрся стволом в спину таксиста.
- Я поздно женился, жинка в положении, на девятом месяце…
- Вот и хорошо. Сиди спокойно и мы ничего не сделаем.
Огни города мелькали за тонированными стёклами такси. Ночные клубы и казино манили огнями и кипели весёлой жизнью, как пчелиный рой. Башка притормозил возле небольшого здания со светящимся в неоне одноруким Джеком. Игровые автоматы.
- Снимай одежду.
Таксист непонимающе поглядел на Башку.
- Раздевайся. Неясно?
Через минуту Башка уже стал гражданским человеком.
- Ты чего, в автоматы играть собрался?
- Мне всегда в автоматы везло, – Башка хлопнул дверью, передёрнул затвор автомата и скрылся в здании. Через минуту он выбежал с пакетом и, сев за руль, заставил резину завизжать по асфальту. Набрав скорость, он кинул звенящий пакет Иванову.
- Ограбил?
- Так точно.
- Теперь всяко посадят.
- Терять нечего.
Такси уносило дезертиров всё дальше и дальше от огней большого города, от гарнизона, всё дальше от опостылевших казарм. А в городе в свою очередь объявлен план «Перехват».
Машина остановилась возле деревенского магазина.
- Чё с нас?
Таксист в недоумении поглядел на Башку.
- Сколько мы должны?
- Две сотки.
- Вот тысяча, и забудь о нашем существовании.
Башка направился в магазин.
- Не грабь только!
- Не буду. Подожди за углом, а я пойду затарюсь продовольствием.
- Сигарет купи, – зачем-то шёпотом произнёс Иванов и скрылся в темноте.
Иванов стоял в темноте и думал. Он думал о том, что есть ещё шанс вернуться. Что не натворили ещё дел, можно ещё отмазаться. Вдруг мысли его перебила длинная автоматная очередь. Он заскочил в магазин и то что там увидел, заставило его ужаснуться. В залитом дымом магазине бегал Башка забивая пакеты продовольствием.
- Чего вылупился? На продукты! - Башка кинул пакет Иванову и принялся бить прикладом по кассе.
- Сука. Ментов вызвала. Кнопку, тварь, нажала.
Иванов заглянул за прилавок и увидел лежащую навзничь женщину.
- Что ты наделал? Дебил!
- Заткнись. Она ментов вызвала. Что я должен был делать?
- Всё равно же вызвала. Что теперь будет?!
- Ну, разгунделся, – Башка вскрыл кассу и достал оттуда пачку купюр.
- Никуда ты не пойдёшь, – сказал Иванов и дослал патрон в патронник. Башка резко оглянулся и присел. В лоб ему уткнулся холодный ствол.
- Братка. Ты что?
- Зачем беспределишь? Зачем на убийство пошел?
- Какое убийство? В обмороке она. Я в воздух стрелял. И что? Завалишь? Стреляй, стреляй. Терять нечего. Теперь надолго упекут. Лет на двадцать. Обоих. Может, и на двадцать пять. Как раз выйдешь сорокапятилетним педерастом. Если выйдешь вообще. Или не загнёшься от тубика или СПИДа. А может, в первый же день зарежут тебя на хрен. Давай, стреляй!
У Иванова затряслись руки и он, опустив ствол в пол, сел и заплакал. Башка прижал его голову к груди и быстро зашептал:
- Нормально всё будет! У нас денег до хрена. Сейчас в тайге отсидимся пару недель, а потом через границу пойдём. В порту каком-нибудь. В Японию уплывём. Нормально всё будет… Не бойся!
Вдруг за окном послышался скрип тормозов.
- Быстро они. Здесь сиди. Я через чёрный выход пройду. – Башка прошёл в складское помещение. Он открыл дверь и как можно незаметнее пробежал к УАЗику. Двое милиционеров направились в магазин, а один остался в машине. Башка направил прицел в ноги милиционеров. Он напрягся как струна. Ладони намокли, палец затрясся на спусковом крючке.
Вдруг дверь машины распахнулась и щёлкнул предохранитель. Башка от неожиданности нажал на курок. Один милиционер упал на землю а второй ворвался в магазин. Башка направил автомат на УАЗ и изрешетил его, как сито. В магазине послышалась стрельба. Башка перезарядил автомат и направил его на выход из магазина. Стрельба затихла, и в дверном проёме показался Иванов. Он вышел, шатаясь и держась за плечо. Рука болталась, а из рукава катилась струйка крови и стекала по ремню на автомат.
- В машину, быстро! – закричал, Башка и, вытолкнув бездыханное тело водителя, сел за руль.
- Теперь точно конец…
Машина мчалась по шассе. Рассвет застал дезертиров в пути.
- Сворачивай в лес, – Иванов включил радио и, покрутив регистры, поймал местную волну.
«Два вооружённых бойца-срочника, бежавшие накануне из воинской части №..., предположительно направляются в сторону Корсакова. От их рук уже пострадали четыре человека. При вооружённом нападении на магазин в населённом пункте Рыболовное произошла перестрелка между нарядом милиции и дезертирами, в которой получил травму продавец и смертельные пулевые ранения два милиционера. Третий доставлен с серьёзными ранениями в госпиталь. Есть предположение, что они же совершили вооруженное ограбление зала игровых автоматов «Однорукий бандит». Введено чрезвычайное положение. Все силы брошены на розыск преступников. Что заставило солдат дезертировать из караула с двумя автоматами АКС? Как вооружённые преступники могли столько времени разгуливать по городу. Следствие выясняет. Оставайтесь на нашей волне…»
- Преступники, – пробормотал Башка. – Так вот. – Он достал пакет и принялся считать деньги. – Мы преступники.
- А чего ты хотел? – сорвался Иванов, снимая с себя куртку. – Мы разгуливаем налево, направо, с автоматами наперевес, ты, как придурок, вламываешься, куда глаза глядят, палишь во всё, что движется… Чего ты хотел? Точно, Даун.
- Если бы ты нюни не распускал в магазине, то ничего бы не было.
- Сейчас, наверное, всё оцепили.
- По любой приказ стрелять на поражение.
- Не жди меня, мама… А скоро дембель намечался. – Иванов раскрыл аптечку и принялся протирать рану на плече. – На вылет. Это хорошо.
- Сей час бы в казарме харю мочили.
- Подъём бы уже был. Короче, давай пожрём, и в путь.
Иванов достал продукты и принялся открывать штык-ножом консервы.
- Триста тысяч.
- Что?
- Триста тысяч рублей с мелочью. Прикинь.
- Ни фига себе.
Они сидели и, переглядываясь, жевали. Оба понимали, что обречены, что на них открыта охота и что долго они не пробегают, но старались об этом не говорить. Хлеб не лез в горло. Жутко тошнило и хотелось спать.
Командир части, начальник штаба, начальник тыла… В гарнизоне тревога. После пламенных речей старших офицеров бойцы, вооружившись, приступают к поиску дезертиров. За бессонные ночи, за бесконечные тревоги, за вылеты на границу накопилось столько ненависти к Башке и Иванову, что, казалось, попадись они в руки сослуживцев, те разорвали бы их на куски. Как они могли? Они же «олени»! От кого другого, но от них этого нельзя было ожидать. От мысли, что олени могли осмелиться на такой поступок, ненависти прибавлялось ещё больше.
«Увижу - сразу огонь открою», – Думал Рубан, и на это у него были свои причины. Оставлять в живых самоходчиков означало сесть вместе с ними.
А Башка и Иванов, закидав УАЗ ветками, продвигались вглубь леса.
- Прикинь Башка, я дом вспомнил. Вот так же мы с дедом по тайге лазили. У меня дед, знаешь, какой боевой. Он может весь день идти и ни разу не отдохнуть. Таёжник. Помню, налазишься с ним, аж жить неохота. Но зато когда козлишку увидишь, сразу усталость пропадает. Меня ведь так дед и воспитал. Мать с отцом почти не помню. Раз такой случай был. Дед ушёл вперед, а я в обход. Слышу - стреляет. Бах! Бах! Я туда. В гору поднимаюсь. Ну, думаю, дед кого-то хлопнул. Гляжу - марал стоит. Я ружьё скидываю, приложился только стрелять, и вдруг - чё за делега? - рядом дымок от костра. Стоит марал, и рядом костер.
- И чё?
- Я - бах! Он стоит. Слышу, дед матерится. Ну, я подбегаю, а он чай варит.
- А марал как же?
- Короче, гнал он марала, подранил, а патроны все мелкой дробью заряжены. Он марала за рога на петлю поймал и к дереву притянул. Марал стоит, и деда не подпускает. Здоровый, бычара. А дед боится. Рядом лесинка с твою ногу толщенной сваленная это марал копытом ударил. Как автогеном срезало. Дед всю дробь изстрелял, а он стоит. Ну, он котелок, чаёк и ждёт, пока тот кровью изойдёт.
- Ладно ты лечить то!
- Я тебе отвечаю. Вот сам бы не поверил, если бы своими глазами не увидал.
- А мне почему-то в голову другая хрень лезет. Как-то раз в карауле Серёга Рубан с Виталом разговаривали. Прикинь, Витал говорит: а Башку-то Ваня зовут! И смеются. Я говорит, вчера только узнал. А Иванова как звать - не знаю. Полтора года вместе, а они даже имён наших не знают. А знаешь, почему?
- Почему?
- Потому что мы для них олени. Поломойки, опущенные, твари дрожащие, пустое место.
- Выживает сильнейший.
- Хренейший. Мы для них не люди. Они белая кость, а мы - шестёрки, рабы. Помнишь, как они письмо у Гладкого вскрыли и показательно, с выражением читали? Помнишь, как ржали потом? После сами его родным ответ нацарапали и отправили. А что они там написали? А он ведь родителям совсем другое писал. Суки. А если бы наши родные узнали, как мы служили? Мой отец, мать? Позор-то, какой. Сын на очках всю армию. Подшивы стирает.
- А сейчас они что скажут?
- Боже мой… Что же мы с тобой, брат, натворили? Нет нам прощения. Лучше уж до дембеля оленем быть.
- Да ладно ты.
- Что было, того не вернёшь
- Ладно, забудь.
- ??
-Забудь. Хочешь, анекдот расскажу? Идет, значит, прапор с телегой, полной говна. Дежурный по части глядит - прапор с телегой. Значит, что-то украл. Останавливает его, рукава засучивает, шарил, шарил в дерьме - пусто. Дежурный по КПП думает: прапорщик, с телегой, по любой что-то украл. Засучивает рукав, шарил, шарил – пусто. Пропустил. Прапор за КПП выезжает говно выгружает: «Что украл, что украл? Тележку я украл…»
- Сека… Вертолёт.
- Точно. Валим под коряги.
Шумящая машина проносилась над тайгой, а пацаны, прорываясь через дебри, обдирая кожу, протискивались под сваленную лесину. Они, как дети под кроватью, замерли под деревом, боясь пошевелиться.
- Знаешь, брат, – Башка посмотрел пронзительным, немигающим взглядом. - Мне это напоминает охоту на волков. Люди на крылатой машине гонят зверя, или всю стаю, и он знает, что ничего сделать не может, а всё равно бежит, утопая в сугробах. Люди стреляют и один за другим в стае взвизгивают волки, его родные и близкие. А он вожак. Он мог бы справиться с любым, но не может справиться с ревущей машиной, которая не даёт ни одного шанса на спасение. И тогда он старается убежать в сторону, отвлечь вертолёт от стаи. Но пока последний подросток в стае не падает замертво, вертолёт не сворачивает с маршрута. И вот уже тень крылатого монстра проносится над ним, и пули свистят то слева, то справа. И он понимает что, обречён. Знаешь, что он делает? Он падает без сил после очередного выстрела, и когда вертолет проносится над ним низко-низко он, собрав всю силу в кулак, в отчаянье прыгает и впивается клыками в шасси. В железо. И когда уже бывалые загонщики приземляют вертушку, то они видят что сильный и матёрый вожак выпрыгивает из-под вертолёта и убегает прочь. И что ты думаешь, они делают?
- Стреляют.
- Они смотрят, пораженные, ему в след, хлопая глазами, а серая спина, мелькая по снегу, с пеной у рта останавливается в лесу, и человек проявляет милосердие. Он разрешает ему прожить ещё день-другой. А волк смотрит, как люди, еле перебирая ногами в рыхлом снегу, такие слабые и неповоротливые таскают волоком за задние лапы его сородичей и скидывают их трупы в пасть железной птице. И раздирающий душу вой отчаяния и ненависти, разносится по морозному воздуху. А потом вожак приходит ночью к кровавому следу и умирает от тоски. Не от пули, от тоски, на воле, а не в чреве железного монстра… - Башка осёкся. Иванов, подложив под голову руку, спал крепким сном. Усталость дала о себе знать.
Втаптывая траву в грязь сапогами, солдаты продвигались по лесу. Все силовые структуры были вовлечены в эту операцию. По всему краю усилены посты, перекрыты дороги, речные порты, автовокзалы, аэропорты и железнодорожные вокзалы – под особым контролем. Кольцо поиска сжимается с неизбежной силой. Успех операции гарантирован…
Иванов открыл глаза в надежде, что весь кошмар ему только приснился. Но в груди сдавило, он с досадой посмотрел сквозь кусты на небо.
- Что, голубчик, отбегался?
Иванов вздрогнул, и в висок ему упёрся холодный ствол охотничьего карабина.
- Где второй?
- Не знаю.
- Это вы дезертиры? О вас столько в новостях говорили! Ну, теперь всё. Спокойно встаёшь и… - охотник не успел договорить. Послышался глухой удар, и обмякшее тяжёлое тело навалилось на Иванова.
- Вставай, брат.
Иванов поднялся и увидел Башку.
- Идти надо.
- Ни фига себе.
- Так вот, – Башка протёр приклад автомата. – Пойдём!
Они двинулись быстрым шагом, но вдруг Башка остановился и достал штык-нож.
- Ты что удумал?
- Убрать охотника надо. Он нас сразу сдаст. Ты здесь подожди.
Иванов ужаснулся.
- Постой. Башка, постой. Давай лучше я. На тебе и так грехов много. – Иванов оттолкнул Башку и зашёл в кусты. Он подошёл, к начинающему приходить в чувства охотнику и прикрыл его рот ладонью. – Лежите, пожалуйста, тихо, - прошептал он в самое ухо. – Я вас не трону. Передайте, пожалуйста, всем, что мы не хотим зла и раскаиваемся. Что только случайность заставила нас пойти на это… – Иванов шептал, и слёзы текли охотнику на лицо. Потом он выбежал из кустов.
- Башка побежали. Быстрей, сейчас его друзья придут.
- Постой. Ты убил его?
- Да, – соврал Иванов, и побежал в гору, запинаясь за кусты.
Они бежали, пока мышцы не превратились в металл, а по венам не потекла кислота, и ещё бежали, и ещё…
Вдруг Башка замер, как вкопанный.
- По нашу душу.
- Кто?
Башка присел в кусты. С вершины сопки открылся потрясающий вид. Группа солдат поднималась по тропе. Они то и дело останавливались, вглядываясь в бинокли. Друзья поспешно пошли в противоположном направлении.
- Как они узнали, где мы? – спросил в недоумении Башка. – Наши, похоже… Но как? Мы ж в сотне километров от части.
- Не знаю. Может, вертолёт увидел, – ответил Иванов. Он понял, что это дело рук охотника.
- Быть не может. Наши.
- А чего ты хотел? Граница близко.
- Включи рацию.
«- Сокол, Сокол ответь Берету.
- На связи Сокол.
- Как слышишь меня.
- На пятёрочку…»
Иванов быстро выключил радиостанцию.
-Это наша рота. Но как так-то?
- Как, как. Вертолёт обнаружил УАЗик, сообщили в гарнизон. Собрали группу, без сомнений, наша рота. Собака взяла след, всё логично.
- Всё равно непонятно. Почему так быстро-то?
- Помнишь, мы самоходчика искали? Один день. Всё.
- Пошли. Надо быстро спускаться к реке. По воде след запутается.
Они побежали вниз. Реки, как оказалось, там не было. Вместо неё по просторной, поросшей камышами поляне раскинулось болото. Пацаны, увязая по пояс в грязи, затаились в камышах.
- Есть шанс отсидеться здесь. Со спины болото километров на десять, ветер в нашу сторону. Будем сидеть тихо, а в ночь попробуем прорваться.
Время тянулось неимоверно долго. То и дело приходилось окунаться с головой в вонючую жижу, чтобы хоть как-то отгонять комаров и мошек, которые миллионной стаей окружили голову, забиваясь в носу, во рту, в ушах и в лёгких, делая невозможным дыхание. Через четыре часа отсидки всё тело начало зудеть, и гноящаяся рана Иванова стала ныть с неимоверной силой привлекая своим ароматом стаи пиявок и других кровососущих существ. Силы стали уходить...
К вечеру группа с точностью до метра вышла к убежищу Башки и Иванова. Собаки явно сбились со следа. Солдаты вглядывались вглубь топи.
- Брат. Наши.
- Уже нет, – ответил шёпотом Башка.
- Наши пацаны. Ганыч, Гладкий, вон они все. Ирония судьбы.
- Закон подлости. А вон Серый Рубан. – От долгого сидения в голове стоял туман. Зрение ослабло, и трудно было что-либо разобрать.
- Башка, Иванов. Сопротивление бесполезно! – раздался крик с берега, за которым тут же последовал шквал матов.
- Чего орёшь? Не видишь, б…, они следы запутывают. Быстро за ними.
Группа тут же вошла в болото но, пройдя метров десять, остановилась.
- На исходную. Потонете ещё.
Солдаты развернулись и, запинаясь, побрели назад. Только один боец не подчинился приказу.
- Рубан, твою мать. Быстро на исходную.
- Секунду товарищ капитан. Секунду. –Рубан звериным чутьём, каким-то непонятным предчувствием понимал, что они близко. Он пробирался через топи болот с одной только целью - ему первым надо встретить дезертиров. Ему. И уничтожить. Потому что в их побеге и он чувствовал свою вину. Он спровоцировал побег, и он тоже понесёт наказание. А ближе к дембелю этого ой как не хотелось.
- Сиди, сиди брат, - шептал Башка Иванову.
- Стой, стой, козёл! – нервно шептал Иванов, глядя на приближающегося Рубана. Тот подходил всё ближе и ближе, а за ним - ещё десять бойцов. – Не подходи, стой. Пожалуйста. Стой! – думал Иванов, а сам в непонятном бреду постепенно поднимался с колен.
- Стоять, ублюдок! – заорал, направив на Иванова автомат, Рубан.
- Опусти валыну! – выскочив из камышей крикнул Башка и прицелился в Серёгу.
Подбредающие сзади бойцы от неожиданности попадали, но тут же вскинули автоматы и почти синхронно передёрнули затворы.
- Не стрелять! – заорал капитан.
- Ну что, упырек. Не ожидал такого исхода? – зашипел сквозь зубы Башка. – Попил водочки?
Рубан онемел.
- Теперь молись. Из-за тебя мы попали в эту лажу. Ты, сука, всю жизнь нам испортил. Но теперь я тебя на тот свет с собой возьму.
- Убери ствол! – Иванов резко упёр автомат в Башку. – Хватит смертей!
- Прямо как в Тарантиновских фильмах. Брат… Не дури, брат. Нам всё равно вышка светит.
- Опусти автомат!
- Не дури….
-Заткнулись оба…
- Сам заткнись…
- Успокойся…
- Я сказал, убери ствол…
- Сдохни, сука…
Залп короткими очередями разнёсся по тайге. Чей выстрел был первым, точно не знает никто. Ходили слухи, что первым открыл огонь по Рубану Башка, Башку остановил Иванов.
После короткой перестрелки три человека в цинковых костюмах отправились на дембель. Один за проявленное мужество при задержании особо опасных преступников был награждён, а двое осуждены (посмертно).