Обалдуй

               

        Я встал не с той ноги, нет, нога, конечно, обычная, но «не та». Неприятности не заставили себя ждать. Сначала я поссорился с бабушкой, потому что в супе плавал лук.
- Бабушка,- хныкал я, - лу-у-ук, бе-е.

       Бабушка в сердцах замахнулась на меня полотенцем и обозвала Обалдуем.
Ну и ладно. Я – Обалдуй.
   
     Обалдуй вышел на улицу и увидел, что лужи покрыты корочкой льда. Он подошёл к одной луже и наступил на неё ногой. «Крак!» - воскликнули льдинки. Обалдую понравилось. Он подошёл к другой луже, но «крака» не получилось. «Хлюп!» - всхлипнула лужа, и брюки Облдуя покрылись грязными каплями. Он обозлился и плюнул в лужу.

    Холод заполз под куртку, и Обалдуй заторопился в школу. Около школы выстроилась очередь, шла игра «передай другому». Без «сменки» в школу не пускали, и старшеклассники передавали одну и ту же сменную обувь через окно в туалете на первом этаже. Обалдуй прикинул: ждать придется долго. Протрещал звонок. Именно протрещал, потому что  в этой школе (очень старой) и звонок был стар, он не звенел, громко и молодо, а трещал, как неисправная проводка, только очень громко. Обалдуй обошёл школу и постучался в школьную столовую с чёрного хода.
- Макаровна, - жалобно простонал Обалдуй, - замёрз совсем, пощади.
- Гляди, Обалдуй, в последний раз! – пощадила Макаровна.
Обалдуй шмыгнул носом и поспешил в класс. Шёл урок. Обалдуй незаметно скользнул в класс, встал на четвереньки, взял папку в зубы и потихоньку пополз между рядами. С боков одноклассники приветственно зашипели: «Бобик, место!», «Жучка, голос!». Обалдуй гордо дополз до «места», не проронив ни звука. Оболдуй вообще-то собирался учиться прилежно и даже взял учебник. Но вдруг откуда-то залетела Тоска. Зелёная, липкая. Обалдуй показал ей фигу.Тоска налетела на Черёмушкина. Тот упал на парту, закрыл глаза и тихонько заскулил:
- Барабанов! Бараба-а-анов!
Барабанов передёрнул плечами, но не обернулся. А Черёмушкин уже скрёб ногтями по парте и орал:
- Барабанов! Где твоя единица?
 
   В мгновение ока Черёмушкин оказался за дверью, следом вылетели Тоска и папка, дверь захлопнулась. Обалдуй захихикал. «С кем бы поделиться хорошим настроением?»- подумал добрый Обалдуй. Он отправил послание Просятковскому. В послании было изображено огромное блюдо. На нём лежала жареная голова поросёнка с нежненьким зелёненьким укропчиком в зубах. Внизу Обалдуй поставил подпись самого большого и сильного ученика Ванечки Чеканова.
- Поросёнок, у-и-и, хрюня, хрюня, тебе записочка, - прошептал Обалдуй.
Просятковский молча взял листок, развернул, хмыкнул и стал что-то усердно рисовать. Вскоре Ванечке пришёл ответ. Весь лист был разрисован маленькими букашечками.
- Поросёнок, не понял. Это что?
- А это, - Просятковский подмигнул, - маленькие чеканушки.
 Ванька хихикнул, потом побагровел, сгрёб Просятковского в охапку и аккуратненько посадил в раковину. Учительница растерялась:
- Вы что, совсем обалдели!
Обалдуй встал, прижал руки к груди:
- Простите великодушно, это я виноват. Можно я себя накажу и выгоню за дверь?
- Иди, - вздохнула учительница. – Через пять минут, чтоб был в классе!
Ванечка Чеканов ничего не сказал. Он молча показал  Обалдую огромный кулак.
 Обалдуй вышел на крыльцо. На крыльце стоял Черёмушкин.
- Да-а, - протянул Черёмушкин.
-Ну, - ответил Обалдуй.
- Не приложу ума,- задумчиво протянул Черемушкин, что делать... Просто неразрешимая дилемма. Пойти сначала вздремнуть, а потом вернуться в школу или пойти в школу, а потом вздремнуть? Сонно зевая, Черёмушкин выбрал «подремать» и отправился восвояси. Обалдуй наморщил лоб. Он завидовал. У него не было дилеммы, две двойки не разрешали ему иметь дилемму. Он вздохнул, топнул «не той» ногой и… Обалдуй вышел из меня. Мы дружески попрощались и пошли каждый своей дорогой.  Обалдуй, насвистывая, в никуда, а я поплёлся в школу.
               
                мик-новосёлов