НАДЯ – НАДЕЖДА
Снег, сползающий с крыши, превращался в бойкие, весёлые капли, которые музыкально колотили в жестяной подоконник-металлофон за окном. Неугомонные синицы, стайкой сидящие на ветках, хором славили весну, солнышко и предвкушали будущие радости и заботы о новом звонком потомстве.
Этот концерт отвлекал учителей, сидящих на педсовете. Природный весенний оркестр и яркое, весёлое солнце вызывали мысли о скором конце учебного года, желанном отпуске, дачной трудовой суете, поездках, удовольствиях и блаженном безделье. Одним ухом слушая доклад директора школы, приятным мечтам предавались многие, находящиеся в классе, кроме вечных проверяльщиков тетрадей – словесников и математиков, спрятавшихся на последних партах за широкими спинами коллег.
На край приоткрытой фрамуги уселась смелая синичка, с любопытством завертела головой и по-своему, звонким свистом, задала вопрос: «Чем вы, люди, тут занимаетесь?» Все заулыбались. Только директор Маргарита Ивановна, высокая, худощавая женщина, со смуглым лицом и строгой коротковолосой причёской, стоящая за учительским столом, досадливо взглянула на недисциплинированную птичку. Завуч Зоя Ивановна, сидящая рядом с окном, встала и замахала на нарушительницу журналом. Синичка обидчиво цвиркнула и, взлетев, уселась на ближайший тополь, где немедленно поделилась своими впечатлениями с подругами.
В приоткрытую дверь сказали: « Ирину Михайловну можно? Срочно».
Молодая учительница, сидящая недалеко от двери, вопросительно взглянула на директора школы. Маргарита Ивановна оторвалась от доклада и кивнула. Ирина Михайловна тихонько выскользнула из кабинета.
Через несколько минут она вернулась, но почему-то не села на свое место, а прислонилась к стене. Сидевшая за ближайшим столом учительница истории Нина Ивановна взглянула на коллегу и, увидев ее побледневшее лицо с расширенными глазами, шепотом спросила: « Ты что, Ира?» – Потом уже с тревогой: « Что случилось?» Учителя, сидящие рядом, оглянулись на продолжавшую стоять учительницу. Она хотела что-то сказать, но губы ее тряслись, по щекам катились слезы. Одной рукой Ирина Михайловна вытирала их, другой зачем-то поправляла волосы.
- Что, Ира, что? – уже громко спросила Нина Ивановна. Теперь это услышали все. Маргарита Ивановна опустила руку с докладными листами.
Молодая учительница судорожно вздохнула и тихо, с перерывами, произнесла:
- На-дд-я Безлесова повесилась… - она разрыдалась.
В первое мгновение все оцепенели. Нина Ивановна усадила дрожащую женщину рядом с собой. В классе послышались возгласы:
- Но почему?
- Такая тихая девочка!
- Как она могла?
- Боже мой! Это ужасно!
Первой взяла себя в руки Маргарита Ивановна:
- Кто это сообщил? Позовите сюда.
В кабинет впустили трех девочек из Надиного класса. Одна из них сбивчиво объяснила: « Она пошла в ванную… и долго не выходила, а Ольга… сестренка постучала, а Надька… Надя не отвечает. Она посмотрела в щель - там, в двери была, и увидела, что Надя… повесилась». – Девочка шмыгнула носом.
- Когда это случилось? - Сегодня утром. - А родители где были?
- Дома были.
- И что говорят?
- Ничего не говорят - мать плачет, отец… отчим, - поправилась девочка, - вызвал скорую, а врачи – милицию.
- Но, должна же быть причина?
- Никто ничего не знает, - девочка оглянулась на подруг, которые стояли, опустив головы.
- Ну, все. Прекратили, - голос Маргариты Ивановны перекрыл взволнованный шум. Она застегнула пуговицы пиджака и аккуратно стала складывать бумаги на столе. Трясущиеся пальцы выдавали её волнение, но лицо оставалось привычно непроницаемым и решительным. - Успокойтесь, пожалуйста. Сейчас мы все равно ничего не сможем узнать. – Она твердо оперлась обеими руками на стол. - Одно ясно: школа в этом не виновата. Мы к этой девочке всегда хорошо относились. Ведь так, Ирина Михайловна? Она, кажется, у вас в любимицах числилась?
Классная руководительница снова заплакала, оставив вопрос без ответа. Нина Ивановна подала ей платок.
Учительница третьего класса растерянно говорила:
- Как же она смогла? Ни с кем не ссорилась, а детишек моих как любила…
- Вот именно, - заявила Маргарита Ивановна, - сегодня мы собирались дать ей рекомендацию в пединститут. Можно сказать, она была нашей надеждой.
- Да, редко кто умел так ладить с детьми, - заговорили учителя.
- У нее, несомненно, был педагогический талант, - подтвердила завуч.
- Надя, Надя, как же так? – тихо сказала Нина Ивановна, - Надя, Надежда… - Она хорошо знала семью девочки – учила обеих сестер, а у младшей Ольги была классным руководителем. Ольга была очень похожа на Надю – такая же беленькая, тоненькая, сероглазая, с чуть вздёрнутым носом. Только в отличие от старшей сестры, застенчивой и молчаливой, любившей больше всего литературу, предпочитала математику и спорт, была общительной и выглядела крепче.
Учителя продолжали обсуждать происшедшее; Маргарита Ивановна предложила перенести педсовет на другой день.
- Ирина Михайловна, вы должны пойти к ним.
- Конечно… я сейчас, обязательно, - молодая учительница встала.
- Я с вами. – Нина Ивановна тоже поднялась.
На улице вовсю играло апрельское солнце, пока ещё холодное, не греющее. Вниз по неровному асфальту текли ручьи то, соединяясь, то разделяясь, словно стайка детей, играющих в догонялки. « В такой веселый день… - подумала Нина Ивановна. Сердце сжалось, распространяя волну пугающего, неприятно-го ощущения, страшного предчувствия. «Нет, это нельзя, нельзя, не думай об этом, держись», - мысленно приказала она себе, внимательно следя за совершенно растерянной, испуганной молодой учительницей, поддерживая её под руку и ведя по сухим местам. «А ей-то каково… - Нина Ивановна пошевелила плечами, сбрасывая подступивший озноб, - такая чувствительная, неопытная, как бы обморока не было», - думала она о подруге. Ирина Михайловна всё еще повторяла:
- Зачем, зачем она?
- Спокойно, Ира. Скоро все выяснится.
- Чтобы на такое решиться, надо пережить что-то страшное. Ну что, что случилось?
Нина Ивановна крепче сжала ее руку и попыталась отвлечь от тяжелой, навязчивой мысли.
- Наркотики исключены, - размышляла она. – Ира, ты не знаешь – может, она была влюблена в кого-нибудь? В этом возрасте обязательно кто-нибудь нравится.
- Не знаю. Хотя… Надя очень скрытная. Да… ни с кем не делилась. Вот со своими третьеклассниками была совсем другой.
Надиных ребятишек все знали. Она сама, учась еще в восьмом классе, вызвалась шефствовать над ними. Многие жили в ее дворе. Надя буквально преображалась, когда приходила в их класс: становилась оживленной, приду-мывала интересные игры. Она ходила с ними на прогулки, устраивала праздники, дни рождения. Девочка была для них и старшим другом и судьей: разнимала драчунов, мирила их. Часто Надя выходила из школы в сопровождении своих детишек, они провожали ее до подъезда, споря за место рядом с ней. Некоторые одноклассники подшучивали: « Многодетная мамаша идет!» Однажды бойкий Ромка Ключников ответил на это:
- Надя нам не мамаша, а старшая сестренка!
Учительница Лариса Петровна рассказывала, как Надя подружилась с ее учениками. В их дворе есть уютный уголок со скамейкой, где днем собирались младшие ребята. Однажды Надя, проходя мимо, увидела, как они из-за чего-то подрались. Она растащила драчунов и вдруг предложила:
- Давайте, я вам сказку расскажу.
Кто же откажется от сказки! И сказка оказалась такой интересной, что дети долго не хотели отпускать рассказчицу. Она обещала рассказать еще – только завтра. На следующий день детей значительно прибавилось. Один мальчик, который уже умел читать, спросил: « А где ты прочитала эту сказку? У меня много сказок, а такой нет». Надя призналась, что выдумала сказку сама. Грамотный дошкольник с сомнением на нее посмотрел, но тут вмешалась девочка из Надиного подъезда:
- А моя бабушка тоже свои сказки мне рассказывает. Только она старенькая – часто не может. А Надя нам будет каждый день рассказывать. Правда, Надя?
- Ну, не каждый день - когда смогу. Скоро ведь в школу. И вы в первый класс пойдете.
В сентябре Надя пришла проведать своих слушателей. Теперь уже весь класс остался после уроков, и Надя рассказала новую сказку. Вначале она стеснялась их учительницы, но увидев, как та с интересом слушает, перестала волноваться. Лариса Петровна похвалила ее:
- Да у тебя просто талант. Приходи к нам почаще, будешь мне помогать.
Детям очень понравилась эта идея. Так Надя стала добровольной помощницей учительницы. Авторитет ее был очень высок, ребятишки слушались беспрекословно. Однажды завуч второй смены попросила Надю заменить заболевшую Ларису Петровну: « Хотя бы на два урока: русский и математику».
Ребятишки сидели на уроках настолько тихо, что подкравшаяся к двери Зоя Ивановна поразилась умению скромной, тихой девочки так организовать подвижных, бойких детей.
В своем классе подруг у Нади не было. До восьмого класса она дружила с соседской девочкой, которая стала для неё второй сестрёнкой. Потом семья подружки переехала в другой город. Надя ни с кем из класса не сблизилась. К разговорам одноклассниц относилась равнодушно: не обсуждала жизнь попсовых «звезд», не знала названий модных рок-групп, одевалась скромно, хотя иногда удивляла одноклассниц красиво связанными ею шарфиком или жилетом. Тогда она на какое-то время оказывалась в центре внимания.
Ее художественные пристрастия были известны классу; она как-то написала в сочинении, что любит классическую музыку и поэзию. Сочинение, как луч-шее, было прочитано в классе. Одноклассники не удивились: Надя считалась серьезной девочкой. « Та-та-та-тааа! – пропел начало симфонии Бетховена Пашка Генералов, который когда-то учился в музыкальной школе. Она никогда ни с кем не спорила, не защищала своих убеждений. Нет, Надя не была изгоем, - ребята относились к ней спокойно, они привыкли к её неразговорчивости и, зная, что Надя «сечёт» по русскому и литературе, списывали у нее домашние задания и просили проверить сочинения. Девочка никому не отказывала и даже исправляла стилистические ошибки. Точные и естественные науки ей не давались, а, скорее, не интересовали. Вызванная к доске на этих уроках, она терялась, путалась, и, когда одноклассники подсказывали, Надя краснела и ещё больше ошибалась.
Мудрая учительница математики Людмила Дмитриевна перестала вызывать Надю к доске, оценивала только письменные задания и однажды рассказала ученикам, что Пушкин, по мнению преподавателей лицея, был абсолютный нуль в математике.
- Да Пушкину она была ни к чему! – сказал Игорь Семёнов, - он и так про-славился. Мне литература не нужна, и география тоже. Вот математика – другое дело, мне она пригодится.
- Некоторые школьные предметы не всегда и не всем будут нужны в жизни, - сказала математичка.
- Ну и зачем мы их изучаем? – спросил все тот же парень.
- Чтобы вы могли определить свои способности и возможности. Каждая наука по-своему развивает мозг человека, расширяет ваш кругозор. Хотите вы или нет – все школьные предметы чему-нибудь учат. Вы же не спутаете Австралию с Америкой или Пушкина с Пастернаком и про Петра Первого сумеете рассказать. А позднее вы будете помогать в учебе своим детишкам.
- Особенно Петухов хорошо будет помогать! – развеселились выпускники. Петухов, сидящий за последним столом, обиженно сказал:
- А чё? Я с ними боксом буду заниматься.
- А если у тебя родится дочь? - На это Петухов, чемпион города по боксу, не нашелся, что ответить.
Людмила Дмитриевна успокоила класс и сказала:
- Я уверена, что Пушкин, если бы захотел, смог успешно усвоить математику. Он был очень умным человеком.
- Что, и Безлесова сможет?
- Да. Если уделит математике больше внимания.
- Это вряд ли! Надька помешана на литературе.
- Мне жаль, что мало, кто из вас помешан на математике.
- Обижаете, Людмила Дмитриевна! Вот я просто обожаю ваш предмет, - заявил Семенов.
- Рада слышать. Тебе бы еще научиться обожать труд.
После этого разговора у Нади улучшилось положение с трудными предмета-ми. Иногда она стала получать четверки. Видимо девочка заставила себя ото-рвать время от чтения, которое было для неё главным занятием в жизни.
Ирина Михайловна, которая вела литературу, часто рассказывала коллегам об удивительных Надиных сочинениях с оригинальными мыслями, изложенными хорошим языком и по-взрослому убедительными.
Однажды, проверяя дневник Безлесовой, учительница нашла в нем листок со стихами, очень неплохими. Она догадалась, что они Надины. Тогда Ирина Михайловна ничего не сказала девочке, как будто не заметила листок. Подели-лась она только с Ниной Ивановной. Пожилая и молодая учительницы дружи-ли, несмотря на большую разницу в возрасте. Они с первой встречи потянулись друг к другу, почувствовали себя единомышленниками. «Они сошлись, как лёд и пламень», сказала однажды Ирина, хотя её пожилая подруга оказалась вовсе не ледяным изваянием. Просто она умела сдерживать себя, научилась этому за долгие годы общения с такими разными детьми и их родителями.
Историк Нина Ивановна была большой любительницей чтения, а ее молоденькая подруга интересовалась историей. Обе неплохо разбирались в искусстве, обменивались альбомами и музыкальными записями, которые приносили на уроки. Ирина нравилась Нине Ивановне и внешне. Она напоминала женщину с портретов времён Возрождения: правильный овал лица, с чуть приподнятыми скулами и молочной кожей, усеянной бледными веснушками. Густые, рыжеватые, волнистые волосы уложены в замысловатую пышную причёску.
Но, главное, на этом милом лице глаза - большие, синие, со светлыми, пушистыми ресницами и трогательным, ласковым взглядом. Её голос музыканты назвали бы лирическим сопрано. Она хорошо пела и в учительском хоре была солисткой. Ирина окончила музыкальную школу, но не забросила музыку, как с облегчением делают некоторые выпускники. Она прилично играла на фортепиано, и ученики часто просили учительницу что-нибудь сыграть.
Нина Ивановна про себя называла ее Снегурочкой. И фамилия у нее была подходящая – Зимина. Сама Нина Ивановна по внешности была полной противоположностью Ирине. Роста маленького – поэтому она держалась очень прямо, фигура plamp, как её описала собственная дочь на уроке английского языка. Круглое, полноватое лицо с внимательными серыми глазами располагало к общению. На первый взгляд она казалась совершенно открытым человеком, впускающим в свой мир всех желающих. На самом деле внутри у Нины Ивановны был жёсткий стержень, который не позволял обращаться с ней запанибрата.
Ученики ценили её за справедливость и прекрасное владение своим предметом. Уроки она вела артистично, можно сказать, виртуозно и настолько интересно, что проблем с дисциплиной у неё никогда не было. Она уводила ребят в ту эпоху, которую они изучали. Они погружались в жизнь давно живущих людей: лепили из глины первобытные горшки, писали на дощечках клинописью, учились ткать с помощью утка, составляли вавилонские мозаики, расписывали стены в древнеегипетской манере, примеряли греческие хитоны, много зарисовывали.
Нина Ивановна ставила исторические спектакли, во время которых младшие ученики оказывались вместе с Тесеем в лабиринте Минотавра, на древних Олимпийских играх, старшеклассники ехали с жёнами декабристов в Сибирь или изучали законы золотого сечения на архитектурных памятниках: чертили, рисовали, изготавливали макеты. Нина Ивановна была влюблена в свой предмет и всячески старалась заинтересовать им учеников.
Надю Безлесову обе учительницы любили, ценили ее одаренность и, видя ранимость и незащищенность этой странной девочки, старались оградить ее от насмешек школьных остряков.
Женщины уже подходили к Надиному дому, который стоял близко от школы – в их микрорайоне все было рядом.
- Послушай, Ира, ты не заметила, как она вела себя в последнее время? Может, была подавлена, растеряна?
Ирина Михайловна остановилась.
- Нет, кажется, Надя вела себя как обычно. Да ведь она болела всю последнюю неделю. Ольга говорила, что Надя простыла, и давление у нее скачет. А, знаете, - вспомнила она, - мне тогда показалось, что сестренка какая-то испуганная, глаза прятала. - У этой болезни могла быть и другая причина, - сказала Нина Ивановна, - все это сомнительно. Мне кажется, у них в семье что-то неладно.
- Внешне-то все благополучно. Только мать часто болеет. А отчим занимается с девочками, следит за учебой. А, главное, не пьет.
- Не нравится мне этот отчим, - покачала головой Нина Ивановна, - хотя придраться действительно не к чему. А в её сочинениях какие-нибудь намёки есть?
- Не заметила. А последние сочинения я еще не проверила, осталось не-сколько работ, и Надина тоже. Я её всегда напоследок оставляю, сегодня посмотрю.
- И мне позвони, если там что-то есть. Но вряд ли Надя могла там открыться, хотя… всё может быть от отчаяния.
Они подошли к самому дому. Ирина Михайловна ухватилась за спутницу.
- Я боюсь, не могу представить ее…
Нина Ивановна обняла ее за плечи и тихо сказала: « Пойдём».
У подъезда стояли одноклассники Нади. Нина Ивановна ожидала увидеть на их лицах растерянность, страх, что-то похожее на печаль, но ничего подобного не было - только неестественное оживление и любопытство. Парни даже пытались шутить, девчонки живо обсуждали происшествие, припоминали последние события, гадали, что могло быть причиной самоубийства. Три девочки – те, которые прибегали в школу – самые скромные, похожие чем-то на Надю, стояли в стороне. Увидев учителей, ребята замолчали.
- Как там… – Нина Ивановна чуть было не спросила: « Как там Надя?» Вдруг тяжелым обручем перехватило горло, слезы готовы были хлынуть. Только сейчас она поняла, что нет больше Нади, и никогда не будет. Это дли-лось мгновение. Нина Ивановна взяла себя в руки.
- Как там у них?
- Ее только что увезли. И милиция уехала.
Ирина Михайловна отпустила руку подруги. Нина Ивановна поняла, что молодая женщина почувствовала облегчение – она очень боялась увидеть мертвую девочку.
- А вы не предполагаете, что могло с ней случиться? – обратилась к ребятам Нина Ивановна.
- Да кто ее знает, она ведь ни с кем не делилась, - сказала одна из девочек.
- Наверно, крыша поехала, - высказался один из мальчишек и сделал рукой выразительный жест. Взгляд учительницы заставил его опустить глаза.
- Она же у нас была странная, - заговорила Анжела, которая только год училась с этим классом. На последнем слове она сделала ударение.
Все знали, что новая ученица недолюбливала Надю. В первый же день своего появления в новой школе она заявила, что идет на медаль. После очередного сочинения выяснилось, что с литературой и русским языком у неё проблемы.
Надю же Ирина Михайловна как всегда похвалила. « Вы можете прочитать её сочинение?» - спросила Анжела.
- Только с согласия Безлесовой.
Новенькая презрительно хмыкнула:
- И здесь любимчики! – На перемене она попросила Безлесову показать ей тетрадь: « Что там такого особенного?» Надя отказала. С тех пор Анжела не упускала случая чем-нибудь уколоть одноклассницу. Даже сейчас не удержалась.
- Может, все-таки знаете что-нибудь? – спросил Ирина Михайловна девочек, стоящих в стороне. Нет, они ничего не знали.
- И никто с ней не ссорился?
- Вы что – на нас думаете? – вызывающе спросила Анжела, - да кому она нужна? А, может, учителя виноваты? Вот физик ей двойку поставил за контрольную. – Она хотела продолжать, но рядом стоящая девочка дернула ее за руку.
- Да прекрати ты, Анжелка! Совсем уж… Ты ведь тоже только на тройку с минусом написала.
- А ты сама? Чья бы корова мычала! Что, сочинения твои некому будет проверять? Ты хорошо ею попользовалась, и еще кое-кто.
- Ты ей проходу не давала! Завидовала, что ли?
- Девочки, прекратите. Как вы можете? – возмутилась Ирина Михайловна, - никто вас не обвиняет. Все это очень серьёзно. Не так просто уйти из жизни.
- А, если её… - с притворным смущением заговорил Паша Генералов, - ну это…
- Перестань паясничать! – резко сказала Нина Ивановна. – Надя, вероятно, переживала какую-то трагедию. А мы и не подозревали, - закончила она уже со слезами в голосе. Все притихли.
- Ребята, идите по домам. Теперь ей ничем не поможешь, - сказала Ирина Михайловна, почувствовав ответственность за поведение своих учеников, она сделала над собой усилие, и голос ее прозвучал твёрдо.
Учительницы вошли в подъезд.
- Как там мать, – тихо сказала молодая женщина, - и Ольга… Что я буду им говорить?
- Держись, Ира. А говорить не обязательно.
Дверь в квартиру не была заперта. В первой комнате – всего их было две, сидело несколько женщин, вероятно соседей. Узнав учителей, они уступили им место на диване.
- Валя и Ольга на кухне, - прошептала одна из женщин. Валентиной звали мать Нади.
- А отчим поехал все оформлять, - добавила вторая.
Из кухни вышла соседка, и в приоткрывшуюся на несколько секунд дверь было видно, что мать в домашнем халате сидела за столом, обхватив голову руками; Ольга стояла у окна спиной к двери. Острые, подростковые её плечи, выделявшиеся на фоне окна, чуть подрагивали.
Вышедшая женщина сказала:
- Надо снова вызывать скорую. Пойду от себя позвоню.
Ирина Михайловна взглянула на подругу и хотела встать, - Нина Ивановна остановила ее: « Не надо сейчас, ей еще тяжелее будет».
Сидящие женщины поддержали ее: « Вы напомните ей о школе».
- А что милиция? – спросила Нина Ивановна.
- Сказали, что однозначно - самоубийство. Дверь-то изнутри была закрыта. И вся семья дома находилась.
- А вы что-нибудь знаете?
Женщины покачали головами.
- Я видела ее, - продолжила соседка, горестно вздохнув, - веревка была привязана к батарее, а Надя ноги поджала… это же надо - так хотела умереть, - женщина поднесла к лицу платочек. Нина Ивановна увидела, что подруга слушает это с ужасом в глазах и сжала ей руку. Та всхлипнула.
- Тише, мать услышит.
Ирина Михайловна зажала рот рукой.
И тут соседка задала вопрос, мучивший всех:
- Зачем она это сделала?
- Может несчастная любовь? – предположила самая молодая женщина.
- Да не похоже на это, - сказала Нина Ивановна, - здесь что-то другое.
- Но, кто-то же довел ее до этого?
- Может, в школе?
Нина Ивановна покачала головой: - У нас, конечно, всякое бывает. В классе над ней подсмеивались, но беззлобно – все-таки учились с Надей с первого класса. Не понимали они ее – слишком на них непохожа. А учителя к ней хорошо относились.
- И дома вроде тихо было, отчим непьющий, - сказала одна из соседок и оглянулась, ища поддержки у других женщин. Некоторые из них закивали.
- Ну, не скажите, - заговорила вдруг старушка, до сих пор молча сидевшая в углу дивана, - я-то слышала – я за стенкой живу - как Иван на Валю ругался, - она оглянулась на дверь кухни и заговорила шепотом, - все попрекал, какая ты жена, вечно болеешь. Связалась она с ним, прости Господи. Я еще тогда подумала, когда она его в дом пустила – наплачется с ним.
- Девочек-то он, кажется, не трогал, - сказала Нина Ивановна.
- Про это не слышала. Да, если бы и трогал, они все равно ничего не скажут, не пожалуются. Боялись они его. Ох, что будет? – старушка замотала головой и замолчала. Наступила тягостная тишина. Что-то пугающее почувствовали все в словах старой соседки. Ирина Михайловна тяжело со всхлипом вздохнула. Подруга обняла её за плечи.
- А он ведь их дочками зовет и себя велел папой звать, - вступила в разговор еще одна соседка. – Я видела, что девчонки это через силу делают, своего отца не забыли. Хороший был человек.
Женщины принялись шепотом обсуждать новоявленного папашу.
Отец Нади и Ольги погиб три года назад – несчастный случай на заводе, а через полтора года мать вышла замуж. Одной поднимать двух детей было не под силу. Это была маленького роста женщина с нездоровой полнотой и бледным безвольным лицом. Она болела астмой, в последнее время нашли еще и диабет. Валентина часто лежала в больнице. За девочками присматривала ее сестра, но у нее была своя семья и свои проблемы. И Валентина, которую познакомили с Иваном, согласилась выйти замуж за разведённого, непьющего мужчину.
Он быстро перенёс свои пожитки в ее квартиру и приступил к роли заботливого и справедливого отца. Свою бывшую жену называл стервой и уродиной, подростка-сына бездельником и тупицей. Вале и девочкам он часто рассказывал, как он пострадал от жены и сынка, как они выгнали его из квартиры. Справедливости ради, надо сказать, что квартира была однокомнатная и после развода досталась жене с ребенком. Но Иван считал свой уход благородным поступком.
Болезненная Валентина быстро попала под его влияние. Она боялась лишний раз вымолвить слово, защитить дочек от воспитательных выговоров отчима – он пристально следил за каждым их движением, указывал, требовал и не допускал возражений. Скромные девчонки покорно всё выслушивали и починялись.
Мать и дочери никогда не рассказывали о своей жизни, не жаловались, да и учителя, вечно занятые бесконечными школьными делами, не предполагали, что у таких послушных и старательных девочек может быть что-то неладно в доме.
Со стороны казалось, что отчим действительно заботится о своей новой семье. По крайней мере, в разговорах с соседями он часто намекал, как непросто ему приходится. Жена болеет, девчонки ни к чему не приучены. « Все сам – и варю и стираю и домашние задания с дочками делаю», - рассказывал он.
В школе он тоже твердил об этом, и сумел убедить учителей в том, что его как отца не в чем упрекнуть.
Нина Ивановна вспомнила, как она впервые увидела этого человека.
Она проводила родительское собрание; увидев, что матери Безлесовой Ольги нет, уже собиралась отметить это в списке.
- Как нет? – раздалось с последней парты, - отец есть.
Новый отец был невысокого, даже маленького роста, но широкоплечий, крепкий, сидел прямо, положив на стол крупные руки, сжатые в кулаки.
« Что он так напрягается?» - подумала Нина Ивановна и спросила:
- Как вас зовут?
- Бирюков Иван Семёнович.
- Хорошо. После собрания останьтесь, пожалуйста, на несколько минут, заполните анкету.
Лицо у него было смуглое, нос довольно крупный, немного искривленный; маленькие с острым взглядом темные глаза сидели близко к носу, на голове большие залысины, которые составляли контраст с черными волосами. Наверху лба торчал чёрный клочок.
У Нины Ивановны за годы работы со школьниками и их родителями сложилась своя теория о связи внешности человека с его характером. Для людей с внешностью Бирюкова характерны напористость, показная принципиальность, самонадеянность, и, как ни странно, при таких качествах подобные типы в критических ситуациях оказывались трусами.
Тогда на собрании он живо на все реагировал – видимо старался показать себя опытным отцом. Когда несколько родителей пожаловалось на Ромку Разуваева: мальчишка хулиганит, а мать только разводит руками, Бирюков жестко сказал: « Дали бы мне его на недельку – шелковым станет! А вы, мамаша распустили пацана. Что у вас в доме ремня нет?»
- Ишь ты какой! – возмутилась Ромкина мать, - своих учи ремнем, – а мой сын и так обиженный. Отец бросил его совсем маленьким.
- Ремень это, конечно, не метод, - вмешалась учительница, - мальчик только обозлится, еще и из дома убежит.
- Глупости. Нас с братом отец до крови порол. Зато в люди вывел.
Родители переглянулись, некоторые пожали плечами.
- В сущности, Рома добрый мальчик и талантливый, - сказала Нина Ивановна. - Вы бы слышали, какие он истории ребятам рассказывает. У него просто буйная фантазия.
- Мальчишке, конечно, нужна мужская рука, не ремень, - заговорил солидный мужчина, отец двойняшек Саши и Миши Соколовых, - вот мы на выходные едем всей семьей в лес. Отпустите с нами Ромку? – обратился он к матери.
- С вами отпущу, с удовольствием. Спасибо вам большое. А с таким папашей… - женщина махнула рукой в сторону Бирюкова.
- Ну-ну, - ответил тот, - посмотрим, что из этого выйдет.
Немногословный отец Соколовых ничего не ответил.
После собрания Бирюков подошел к Нине Ивановне и потребовал подробный отчет об учебе Ольги. Девочка училась неплохо, учителя ее хвалили. Иван Семёнович довольно улыбнулся.
- А вы заметили, что она по математике стала лучше заниматься? – и, не давая учительнице ответить, заявил:
- Это я с ней занимаюсь, в математике я силен был в школе. До сих пор помню. А вот у старшей с математикой совсем плохо. Тупая. Сколько ей не объяснял – не понимает.
- Ну, у Нади другой уклон. Она по гуманитарным предметам отлично успевает. Литература, история – вот это для нее.
- А…- он махнул рукой, - это не обязательно хорошо знать. Литературу на хлеб не намажешь. А история – сплошное вранье! Да вы не обижайтесь! – он заметил протестующий жест Нины Ивановны, - сколько раз ее переписывали?
- Я, конечно, в курсе, кто и зачем переписывал историю и рассказываю об этом школьникам. И вы напрасно так настроены. Мы стараемся исправлять свои ошибки. А без изучения этих предметов ребенок не вырастет полноценным человеком.
- Да бросьте эти фантазии! Вот точные науки действительно нужны. Я техникум окончил, ценный специалист. Хоть где устроюсь, с руками оторвут. И зарабатываю прилично, уж побольше вашего.
- Я люблю свою работу, хотя и платят нам мало, и работа не из легких.
- Вот-вот! А Надька, дура, в училки собирается. Я у нее эту дурь из головы выбью.
- А не много ли вы на себя берете? – неожиданно для собеседника сурово спросила учительница, - Надя давно выбрала эту профессию, и я настоятельно советую не мешать ей. Она почти взрослый человек и знает, чего хочет.
Бирюков смутился. Он не ожидал такого твердого отпора от добродушной на вид пожилой учительницы. « Ага», - подумала Нина Ивановна, - вот чего мы боимся – начальственного тона. Значит, я права, он трусоват, и спесь его можно легко сбить».
Она усадила нового родителя за стол и попросила заполнить анкету. Пока он писал, Нина Ивановна заметила у него на руке татуировку. « Сидел он что- ли?» - предположила она.
Прощаясь, она сказала:
- А с Надей будьте осторожны. Не всех детей можно заставлять силой заниматься тем, к чему у них нет способностей. Мы дорожим этой девочкой. Она, на мой взгляд, очень талантлива.
- Ладно! Я понял. Да пусть делает, что хочет.
Нина Ивановна, поглядывая на его крепкие кулаки, не удержалась и спросила:
- Иван Семёнович, вы когда-нибудь занимались боксом?
Бирюков оживился:
- Занимался, в техникуме. Работать пошел, бросил. Некогда. – Тут он подобрел:
- Может, вам в классе что сделать, отремонтировать?
- Можно, работа найдётся.
- Вы только скажите, я все могу делать.
На следующий день Нина Ивановна поделилась с Ириной впечатлением о новом родителе.
- Мне он тоже неприятным типом показался. Обещал помочь в кабинете, да что-то не торопится.
- Я вряд ли воспользуюсь его помощью, - сказала Нина Ивановна, - очень неприятный человек – мне кажется, он мелочный и расчётливый.
- А ведь он ко мне «клеился», - Ирина Михайловна рассмеялась, употребив непривычное для словесника выражение, - намекал на встречу где-нибудь в подходящем месте.
Нина Ивановна усмехнулась, припомнив напористого, бойкого мужичка.
- Наверно такой крепкий мужик привлекает женщин, - сказала она.
- Фу! Вот уж никогда бы на такого не посмотрела! Да он и ростом меньше меня. – У стройной, миловидной Ирины был высокий симпатичный муж.
Сейчас, находясь в квартире Безлесовых, Нина Ивановна вспомнила один случай, подтверждающий ее догадку о мелочности и скупости Бирюкова.
Перед Новым годом, как всегда собирали деньги на подарки. Даже старше-классникам хотелось, как и малышам, получить кулёчки с конфетами. Наде и Ольге денег дома не дали.
- Папа сказал, что мы уже большие, а конфет он сам купит, - объяснила Ольга. С праздника она ушла раньше раздачи подарков, а Нади на новогодней дискотеке вообще не было – она редко ходила на вечера.
В квартиру стремительно вошла женщина, похожая на Валентину. « Сестра, видимо, только что узнала», - зашептали соседки. Она прошла на кухню, и почти сразу же оттуда донесся душераздирающие рыдания, больше похожие на вой волчицы, у которой похитили детеныша. Вслед за сестрой появились врачи скорой помощи.
На кухне затихли горестные причитания. Сестра отвела Валентину в спальню. Врачи попросили всех, кроме родных, покинуть квартиру. Нина Ивановна, проходя мимо ванной, увидела на двери щель. « А ведь в нее можно подглядывать», - мелькнула у нее мысль. Она представила, что этим занимается Бирюков. Скорее всего, так и было.
По дороге в школу навстречу учительницам попались Надины третьеклассники во главе с учительницей. Ребятишки выглядели испуганными и растерянными. У девочек зарёванные лица, мальчики старались держаться.
- Бесполезно проводить уроки, - сказала Лариса Петровна, пришлось отпустить.
Оглянувшись им вслед, подруги увидели, как к подъезду подошел Бирюков.
- Не хочется с ним встречаться, - проговорила, Нина Ивановна. – Ира, думай, что хочешь, а он к этому причастен, сердце подсказывает.
- Мне тоже так кажется, - ответила подруга.
Вечером Ирина, крайне взволнованная, позвонила Нине Ивановне.
- Она написала о Марине Цветаевой! Вы понимаете? - возбужденно говорила она. - А какие стихи подобрала! Страшно было читать. Вот послушайте. Нет! Лучше я в школу принесу сочинение.
Нине Ивановне не спалось. После безуспешных попыток уснуть, она поднялась и нашла на книжных полках томик Цветаевой.
Назавтра с утра обеих учительниц вызвали в прокуратуру. Маргарита Ивановна освободила их от уроков. « Вы знаете, что говорить, - обратилась она к ним. – Школа не виновата». Они не успели посмотреть сочинение.
Первой вызвали Ирину Михайловну. Нина Ивановна раскрыла Надину тетрадь и стала быстро просматривать текст. « Вот оно!» - она нашла строчки, которые читала вчера.
Ирина вышла заплаканная, села рядом. Нина Ивановна, молча, смотрела на нее.
- Я рассказала всё, что знала. Выходит, что никто не виноват, конфликта ни с кем не было. Она сама…
- Ты об отчиме сказала?
- Хотела сказать. Но чем я докажу, что это он виноват?
- Я нашла в сочинении то место, о котором ты говорила. Стихи Цветаевой. Ты знаешь, я думаю, она уже все решила, когда это писала.
В этот момент Нину Ивановну позвали в кабинет. Вопросы следователя не были неожиданными. Учительница подтвердила, что ни одноклассники, ни учителя не могли быть причиной трагедии.
- А в семье мог кто-нибудь довести ее до этого?
- Вы знаете, это только мое предположение, но, кажется, здесь не обошлось без отчима. Он как-то странно воспитывал девочек. Чересчур много требовал от них. Они боялись его. Это и соседи могут подтвердить. И, вообще, неприятный тип. Как они терпели его? И мать не могла их защитить.
- Надя встречалась с каким-нибудь парнем?
- Насколько я знаю, нет. Точно нет. В микрорайоне все на виду. Никто не видел ее с мальчиком.
- А с мужчиной?
- С каким мужчиной? – растерялась учительница, - может, с отчимом?
Следователь помолчал, перебирая листы, лежащие перед ним. Потом спросил:
- Вы знали, что Надя Безлесова была беременна?
Нина Ивановна замерла, побледнела и с ужасом посмотрела на бумаги, словно стараясь прочитать в них то, о чём только что сказал следователь.
- Но как же она могла? – наконец произнесла женщина. - С кем? А, может, насилие? – Нина Ивановна вдруг вспомнила дурацкую реплику одноклассника Нади. - Это он? Бирюков? Да?
- Ну, это мы пока доказать не можем, нет улик.
- А вот это вам поможет? – она протянула следователю тетрадь с сочинением. Он начал внимательно читать.
- Хорошее сочинение, просто замечательное, только уж очень мрачное, - сказал он, - когда-то в школе я тоже неплохо писал - самостоятельно, свои мысли высказывал. Насколько я понял, здесь главная тема – о смерти. Да… здесь есть намёки, что девочка собирается покончить с собой – вот, например:
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
- Но все это очень расплывчато, а причина и виновник совсем не указаны. Сочинение доказывает только то, что она решила это сама. Причина есть – нежелательная беременность, которая напугала её до смерти. Буквально. А виновника определить будет трудно. А может, они по обоюдному согласию?
- Но, она же подросток, несовершеннолетняя!
- В том-то и дело, что ей ещё с осени восемнадцать лет. Она оставалась в первом классе на второй год – по болезни.
- А этот отрывок? – с волнением сказала Нина Ивановна и прочитала:
Пригвождена к позорному столбу
Славянской совести старинной,
С змеёю в сердце и с клеймом на лбу,
Я утверждаю, что – невинна!
- Конечно, у Марины Цветаевой были свои причины написать эти строки. А Надя увидела в них себя. Разве это не обличение виновника ее смерти?
- Она не называет его. Скорее эти стихи послужили ей оправданием того, что с ней случилось.
Нина Ивановна только качала головой.
- И, что ничего нельзя сделать?
- Мы постараемся, возможно, откроются новые обстоятельства.
- А отчима вы уже допрашивали?
- Конечно. Скользкий тип. Грамотный. Вы, наверно, знаете – он сидел.
- Нет, но догадывалась. За что?
- За драку. Он сильно избил соседа, когда еще молодой был. За это его из секции бокса выгнали.
- Понятно.
- Я вас больше не задерживаю. О нашем разговоре прошу никому не рассказывать, даже подруге. Мать очень просила. А тетрадь возьмите. На память.
- Я так думаю, что суда скорее всего не будет? – спросила Нина Ивановна.
- Пока ничего не могу сказать.
Нина Ивановна пошла к двери, но внезапно обернулась:
- Скажите, разве нельзя сделать генетическую экспертизу и доказать, что Бирюков причастен к самоубийству Нади?
- И что это даст? Допустим, экспертиза покажет, что Бирюков отец ребенка, но как доказать, что было насилие?
- А сестра? Ольга сказала что-нибудь?
- Она ничего не знает. Только плачет, как и мать. Вряд ли Надя могла поделиться с ней. На отчима не жаловалась. Здесь придраться не к чему – он их не бил. Мой совет: поговорите с одноклассниками по душам, особенно с девочками. Я знаю, что это не ваш класс, но вы старше, опытнее. Ваша Ирина Михайловна слишком чувствительная. Помню, у нас преподаватель литературы была такой же – как начнет читать Есенина или Ахматову, так и слёзы на глазах. Сердечная и внимательная была. Её все любили.
- Да, словесники особенные учителя. Не все, конечно. Но такой уж у них предмет: детские души воспитывать.
В одиннадцатом классе стоял шум. Ученики не сразу заметили, что Нина Ивановна вошла в кабинет. Они все столпились у последнего стола, где сидела Анжела Кравченко, невысокая, крепко сбитая девушка с красивым лицом, на котором был наложен довольно смелый макияж. Привлекательнось её портила постоянная злая гримаса. Вот и сейчас она с искажённым лицом громко выкрикивала:
- Да пошли вы все! Нашлись обвинители! Сами-то лучше что ли?
- Что у вас происходит? – прервала ребят учительница.
Наступила тишина. Наконец одна из девочек, Лиза Касаткина, переглянувшись с одноклассниками, решительно сказала:
- Нина Ивановна, мы считаем, что вы должны знать. Анжела Кравченко шантажировала Надю, угрожала, что, если Надя не поможет ей на экзамене, она все про неё расскажет. Это случайно слышали я и Наташа. Только, что она может рассказать о Наде? Что ей Семёнов нравился? Так мы это знаем. Анжелке он тоже нравится…
- К тому же он лучший математик, - добавила Наташа Белых, - полезный человек.
- Ты на что намекаешь? – закричала Анжела, - что мне парень не может понравиться? А Семёнову плевать было на вашу Надю!
- А ты за Игоря не говори! Думаешь – он, как собачка, будет за тобой бегать?
Анжела презрительно хмыкнула и по-хозяйски взглянула на сидящего рядом Семёнова. Олег покраснел:
- Ну, ты и… - он махнул рукой, пересел за другой стол и отвернулся к окну.
- Да Надя, если по справедливости, была лучшей из нас! – сказала Лиза. Ты ей в подметки не годишься.
- Вы уверены? – нагло спросила Анжела, - значит, она чистенькая девочка, идеал, скромненькая такая… а вы знаете, что она была…
- Замолчи! Не смей! - все вздрогнули от гневного голоса Нины Ивановны. Учительница быстро прошла к последнему столу. Анжела вскочила и подняла руку, словно заслоняясь от удара, в глазах стоял страх, такой непривычный для этой девочки. Нина Ивановна уже спокойнее сказала:
- Нельзя так говорить о покойной. Анжела, неужели все, что о тебе говорят – правда? Это не делает тебе чести.
Анжела молчала.
- И откуда она такая взялась? – проговорила Наташа, - без неё так спокойно было. Конечно, мы подшучивали над Надей, но без злобы, она на нас не сердилась.
- Мы над всеми прикалываемся, - сказал Паша Генералов, первый шутник в классе, - и никто не злится, кроме Анжелки. Какая-то она… - он не нашел подходящего слова.
- Все. Прекратите, у нас урок. Сегодня слушаем ваши сообщения. Кто готов?
После урока Нина Ивановна задержала Анжелу в классе.
- Анжела, разговор будет только между нами. Что ты хотела сказать о Наде?
- Ничего особенного. Просто я увидела, как ее тошнило в туалете, и решила подшутить. Типа, что она залетела.
«Вот оно что!» - самообладание чуть не покинуло учительницу.
- Но как же ты могла? Разве так можно шутить, да ещё над Надей? – Нина Ивановна прошла и села за учительский стол и, пытаясь скрыть дрожь и не-приязнь в голосе, твёрдо сказала:
- Точно такие же симптомы бывают при отравлении. Зачем ты начала ее шантажировать? Ты действительно не уверена, что хорошо напишешь сочинение?
- Да напишу я! Просто хотела ее попугать. Чтобы на моего парня не заглядывалась.
- Ой, что-то не верится. Ты-то лучше всех знаешь, что у Нади никого не было.
- Ну, знаю…
- Вот что, Анжела. Свои домыслы оставь при себе. Ты понимаешь, в чем тебя ребята обвиняют?
- Что это я ее довела? Да я ей только один раз сказала. На другой день она заболела. Сказали – простуда. И в простуде я виновата?
- Анжела, - сказала Нина Ивановна, - ты должна серьезно подумать, как ты будешь жить дальше. Ты же заблудилась в своих интригах. Я давно учу твоих одноклассников и знаю, что больше всего они ценят в людях порядочность. Конечно, они разные, всякое вытворить могут, как и все подростки, но подлости не прощают. Жаль, что ты этого до сих пор не поняла. Кстати, почему ты перешла в нашу школу? От дома далеко.
- У вас учителя лучше.
Нина Ивановна с сомнением покачала головой.
- Правда, - добавила Анжела, - там с нами никто не разговаривал по душам, как вы.
Нина Ивановна открыла дверь и увидела группу девочек у окна напротив кабинета. Видимо они ждали ее. Она обернулась к Анжеле:
- Посиди пока здесь.
Она вышла из кабинета:
- Девочки, я ничем не могу ее оправдать, конечно, это подло. Вероятно, и в прежней школе у нее не сложились отношения с одноклассниками. Ей еще долго придется в себе разбираться. Вы бы взялись за нее.
- Не получится у нас, - сказала Лиза, - я видела ее маму, такая вся… крутая, скандалила в магазине. Точно, как Анжелка.
- И все-таки попробуйте. Мы тоже постараемся.
- Нина Ивановна, - сказала Наташа, - мы собрали деньги, ну, в помощь семье. Немного, конечно. Вы передадите им? Ирины Михайловны сегодня нет.
- Вы лучше купите цветы.
- А какие надо?
- Купите белые. Такие девушкам приносят. - Нина Ивановна с трудом сдержала рыдание, она отвернулась и поспешила в учительскую.
Похороны состоялись на следующий день. У дома собралась большая толпа жителей микрорайона, многие из которых Надю не знали, но пришли по разным причинам: выразить сочувствие, удовлетворить любопытство и обсудить случившееся. Смерть детей не оставляет людей равнодушными, а тут девчонка покончила с собой, повесилась. У подъезда стоял гроб, обитый голубой материей, весь в белых цветах. Надю почти не было видно из-за кружев, которыми была укутана ее голова. На мать было страшно смотреть – лицо опухло от слез.
Сестра и соседка держали ее под руки, позади стояла медсестра. Рядом с Ольгой толпились девочки из седьмого класса. Нина Ивановна и Ирина Михайловна находились рядом. Одноклассники Нади молча стояли вокруг гроба – серьезные, сосредоточенные и, как показалось Нине Ивановне, повзрослевшие. Семенова и Кравченко не было. Ирина Михайловна тихо спросила: « Вы Игоря не видели?» Лиза Касаткина понимающими глазами ответила на тревожный, невысказанный вопрос учительницы, а вслух сказала: « Он вчера сильно растянул ногу, ходить не может».
Вдруг мать закричала, заголосила, обхватила гроб и все повторяла: « Это я виновата, прости меня, доченька, прости меня!»
Нина Ивановна увидев, что Ольга покачнулась и стала валиться, крепко обхватила ее руками и вывела из толпы. Люди смотрели на девочку с глубокой жалостью. Медсестра дала ей что-то попить и вернулась к матери.
Женщина поискала глазами Бирюкова, - он все время куда-то пропадал – суетился, что-то организовывал, советовал, бегал зачем-то в подъезд и обратно, хотя и без него все было четко организовано похоронной командой.
Траурный марш у многих вызвал слезы. Мать тяжко, со стоном, вздохнула, но больше не заплакала, от сильного лекарства лицо ее стало безучастным, даже сонным. Ольга, которую крепко держала под руку Ирина Михайловна, тоже успокоилась и, низко опустив голову, покорно шла рядом с матерью.
На кладбище все прошло быстро – на этом настояла медсестра, которую беспокоило состояние матери. Когда гроб опустили, рабочие стали укладывать над ним потолок из досок – таков обычай в этой местности. Мужчины замешкались, и Бирюков взялся им помогать. Он спрыгнул в могилу и начал поправлять доски.
- Зачем он ее топчет? – послышался вдруг голос Ольги; она с ужасом смотрела на отчима, - мама, пусть он уйдет! – У нее началась истерика. Бирюков вылез наверх, что-то бормоча, и ушел в сторону.
Учебный год окончился. Выпускники готовились к экзаменам, встречались только на консультациях. На следующее утро после первого экзамена несколько словесников собрались в кабинете Ирины Михайловны проверять сочинения. В классе вдруг появилась Маргарита Ивановна и спросила:
- У Кравченко уже проверили? Нет? Дайте мне взглянуть. – Она нашла сочинение Анжелы и начала читать. Потом сказала:
- Я возьму на полчаса.
- Вообще-то так не полагается, - возразила пожилая учительница.
- Я, как председатель экзаменационной комиссии могу посмотреть любую работу, - заявила Маргарита Ивановна и вышла.
Через некоторое время она вернула сочинение:
- Очень приличная работа. Учтите, что эта девочка кандидат на медаль.
- У нас и другие есть, - сказала Ирина Михайловна, - например, Лиза и Наташа.
Директриса ничего не ответила и удалилась.
Ирина Михайловна взяла сочинение Анжелы. Странно, но на первой странице она не обнаружила исправленной ошибки. Проходя по рядам во время экзамена, она заметила у Анжелы орфографическую ошибку и посоветовала внимательно проверить написанное. Анжела нашла ошибку и исправила ее.
Сейчас в руках учительницы был аккуратно написанный текст. Ни единой помарки. Ирина Михайловна отошла к окну. Нечаянно выглянув на улицу, она увидела заворачивающих за угол Анжелу Кравченко и ее мать. Значит, они только что были в школе. « У директора», - догадалась учительница. Все понятно, сочинение с ошибками подменили – успели написать новое. Отвратительно, подло! И не докажешь, Анжела скорей всего устроит истерику.
Ирина Михайловна ничего не сказала коллегам, а про себя твердо решила принять предложение завуча соседней школы перейти туда работать. Ребят она выпустила, да и та школа рядом с домом, и сын в ней учится. Конечно, директриса сделает все, чтобы ее не отпустить. Может устроить скандал. Придется это вытерпеть. Маргарита Ивановна с трудом соглашалась на перевод своих работников в другие школы. А в последнее время это происходило довольно часто. Не выдерживали учителя общения с « железной Маргаритой». Так они между собой ее называли.
Вечером Ирина позвонила подруге. Нина Ивановна одобрила ее решение.
- Меня тоже в эту школу зовут, но я же не могу бросить свой класс. А ты, Ира, сделай все, чтобы уйти. Лучше всего на каникулах, когда Маргарита Ивановна будет в отпуске.
На выпускном вечере Анжеле Кравченко вручили серебряную медаль. Двум другим девочкам-претенденткам было отказано: нашли «четверки» в предыдущем классе. Анжела оказалась круглой отличницей, но по русскому языку Ирина Михайловна настояла на четверке. Маргарита Ивановна выразила недовольство. Тогда учительница предложила посмотреть работы Анжелы за год. Директриса сдалась.
В августе стало известно, что Кравченко, к удивлению всех, поступила в местный техникум. Видимо, ее практичные родители, зная реальные возможности дочери, решили не рисковать и не позориться. А Лиза и Наташа поступили в университет в областной город. Туда же на физмат поступил Семёнов.
Ольгу Безлесову мать на все каникулы отправила к родственникам в деревню. В конце лета девочка попросилась остаться там. Школа есть. Но отчим настоял на возвращении падчерицы: « Еще чего! Что у нее дома нет? А кто с ней будет заниматься?»
На первое собрание в школу пришла мать. Бирюков не появлялся. Нина Ивановна внимательно наблюдала за Ольгой, часто просила ее остаться в классе помочь в оформлении кабинета, писать карточки-задания. Как-то она спросила, продолжает ли отчим заниматься с ней по математике. Девочка кивнула головой. За лето она изменилась: подросла, стала сдержанной, молчаливой. На вопрос подружек, выйдет ли она гулять, часто отвечала, что не знает. « Отчим не пускает?» - спрашивали подружки. Ольга отвечала: « Да нет. Сама не хочу».
Однажды Нина Ивановна увидела в дневнике Ольги записку: « Прошу не оставлять мою дочь после уроков. У нее дома много дел. Бирюков». Почерк был вычурный, каким писали, по многолетнему наблюдению учительницы, недалекие, самолюбивые люди. А заглавная буква подписи была огромной.
« Ну и самооценка у него! Выше не бывает», - подумала Нина Ивановна. Ольга ничего не сказала о записке – наверно стыдно было.
В начале октября Нина Ивановна с мужем возвращались с дня рождения Ирины. Было поздно – первый час ночи. В слепом свете подъездной лампочки они увидели на лестнице около своей квартиры съежившуюся фигурку девочки. Она была в халатике, на босых ногах тапочки. Лицо уткнуто в колени.
- Девочка, - позвала Нина Ивановна. Та подняла голову.
- Оля! – ахнула женщина и бросилась к ней. Оля вскочила, сделала шаг к Нине Ивановне и остановилась. Лицо ее было сильно избито, она вся тряслась.
Учительница мгновенно все поняла. Мразь! И до Ольги добрался! Она обняла ее и втащила теряющую сознание девочку в квартиру.
Нина Ивановна попросив мужа выйти и, кое-как успокоив Ольгу, выяснила, что отчим стал приставать к девочке с тех пор, как она вернулась из деревни.
Сегодня мать положили в больницу, и он пришел к Ольге в комнату, когда она собиралась спать, улегся к ней на кровать и потянул к себе. Ольга отбивалась, как могла – царапалась, кусалась, потом в отчаянии пригрозила милицией – она все расскажет про Надю.
Тут Бирюков озверел и начал избивать падчерицу. Ольга с трудом вырвалась и убежала в чем была. Ноги сами принесли ее к школе, которая, конечно, была закрыта в этот поздний час. Было холодно, девочка зашла от ветра за угол школы и увидела освещенные окна дома, в котором жила Нина Ивановна. Надо к ней, она обязательно поможет. В квартире никого не оказалось, и Ольга уселась на лестницу.
- И долго ты ждала?
- Нет.
- Посиди здесь, я сейчас вернусь.
Нина Ивановна рассказала все мужу.
- Надо вызывать милицию, пока этот маньяк не сбежал, - сказал он.
Бирюкова задержали, когда он с большой сумкой выходил из своего подъезда. Потом было следствие; Ольгу долго допрашивали в присутствии Нины Ивановны. Слушать это было невыносимо. Женщина представила, что при-шлось вынести сестрам. Ольга догадывалась, что Бирюков преследует Надю. А однажды, прибежав на перемене домой за забытой спортивной формой, она услышала через закрытую дверь спальни рыдания Нади и то уговаривающий, то угрожающий голос отчима. Ольга сильно испугалась и убежала. Вечером лежащая лицом к стене Надя на вопрос сестры резко повернулась к ней и сказала: « Кому-нибудь скажешь – я что-нибудь с собой сделаю. А тебя он убьет».
После суда мать Ольги сказала: « Мы, наверно, уедем. В деревню. Сил нет - здесь жить». « Да, - кивнула Нина Ивановна, - так будет лучше». Мать и дочь медленно пошли по улице. Смотревшие им вслед две учительницы заметили, что девочка идет, сгорбившись, как под непосильной ношей.
- Какой она стала худенькой. Просто истаяла, - заметила Ирина Михайловна.
- Скорей бы она забыла этот кошмар.
Они долго шли молча. Нина Ивановна прервала молчание:
- Ира, пойдем ко мне.
Дома она достала из холодильника коньяк. Ирина не удивилась:
- Правильно. Так мерзко на душе. Послушай, Нина, - она впервые обратилась к старшей подруге на «ты», - неужели нельзя как-нибудь определить таких мерзавцев - маньяков с раннего возраста и вовремя их изолировать?
- Знаешь, у меня был как-то разговор с другом мужа, психиатром. Он сказал, что невозможно в детстве выявить будущего маньяка. Но условия, в которых он вырастает, почти всегда ненормальные, - над ребенком издеваются, накапливается злоба. Он тоже начинает мучить слабых, чаще всего кошек и собак. У меня в классе был мальчик, который на глазах у соседской девочки сжег в лесу ее котенка. Он жестоко дрался даже с теми, кто его никак не обидел. Отец сильно избивал его, однажды хотел выкинуть в окно – мать не дала. Правда, мальчишка был чересчур энергичный и неуправляемый. Родителям не хватило мудрости направить его энергию на что-нибудь полезное. Когда отец погиб, он, как мне показалось, был этому рад.
- И что с ним было потом?
- Кое-как окончил школу; через год его посадили за хулиганство. Потом еще раз. Бирюков во многом похож на него. Судя по всему, у него с детства возник комплекс неполноценности: маленький, щуплый, трусливый. В классе его не любили, считали доносчиком. Он начал заниматься боксом – упорства хватило, озлобленность подталкивала. Он стал наглым, научился давать сдачи. Вот и превратился в монстра.
- Давай не будем о нем – противно.
- Да… послушай, Ира, ты помнишь тот урок – в октябре? Надя тогда всех просто поразила.
Любой учитель всегда помнит свои самые удачные уроки. Ирина Михайловна раз в месяц проводила придуманный ею « вечерний урок » с добровольным посещением. Тогда, осенью, это был скорее спектакль, посвященный поэзии. Ребята сами выбирали стихи и читали их под музыку, которую помогала подобрать Ирина Михайловна. Она и пригласила на урок Нину Ивановну – знала, что при ней ребята волноваться не будут. В классе были занавешены окна, горели свечи. Некоторые стихи сопровождались слайдами. Были и комические моменты. Паша Генералов нашел у Джонатана Свифта стихотворение « Утро», в котором некоторые строчки насмешили ребят, а когда парень со вздохом и выражением безнадежности произнес последнюю строчку: « И школьники тащатся к первым урокам», класс разразился смехом. Прозвучавшая вслед за этим « Шутка» Баха удачно поддержала ребячье веселье.
Когда вышла Надя, все удивились. Обычно заученные стихи она читала после уроков. Ирина Михайловна разрешала это, зная, как Надя волнуется. Учительница сумела убедить девочку: « Надо учиться выступать перед аудиторией. Как же ты будешь в институте, а потом в школе?» Надя всегда ходила на необычный урок, но только слушала других, поэтому сейчас все с любопытством на нее уставились. Конечно, ей стоило больших усилий – преодолеть себя.
Ирина Михайловна кратко объяснила, что Надя приготовила стихи поэтессы
Надежды Львовой, современницы Пушкина, ныне малоизвестной.
Зазвучала музыка. Грустная, с трагическим оттенком, тихая мелодия плавно заполнила комнату. Это был концерт Моцарта для фортепиано с оркестром, который Нина Ивановна хорошо знала и любила. У нее всегда щемило сердце, когда она слушала эту совсем не характерную для солнечного композитора музыку. Что-то пророческое, тревожное слышалось в ней. Слушатели замерли. Нина Ивановна заволновалась: сможет ли Надя с ее тихим голосом соединиться с такой выразительной музыкой?
Ирина Михайловна убавила звук, и девочка произнесла первые строчки:
Я была в каких-то непонятных странах:
В небесах, быть может. Может быть в аду.
Я одна блуждала в голубых туманах
И была бессильна… В жизни – как в бреду.
« Получилось», - успокоилась Нина Ивановна. Голос у Нади был довольно низкий, очень приятный, бархатный – она была неузнаваема. Видно было, что глубокий смысл стихов ей понятен, эмоциональный настрой прочувствован. В этот момент Надя, которая была не самой красивой в классе, удивительно похорошела. Лицо ее, освещенное свечами, походило на портрет девушки девятнадцатого века. Светлые, пушистые волосы были распущены, белая блузка с кружевами усиливала впечатление, что Надя – гостья из прошлого.
Завершилось стихотворение оптимистично:
Но теперь мне в безднах солнце засверкало.
Солнце! Солнце! Снова! Снова – ты со мной!
Надя закончила; музыка еще какое-то время продолжалась, продлевая романтическое настроение. « Молодец», - шепотом произнесла Нина Ивановна. Ребята вокруг тоже одобрительно заговорили, а Генералов сказал: «Ну, Надька – удивила!»
Надя покраснела и тихонько уселась на свое место.
После нее должна была выступать Анжела, но она внезапно отказалась. Ирина Михайловна не стала настаивать. Она сама прочла несколько стихотворений. Ученики любили ее слушать, - умела молодая учительница донести до слушателей музыку стиха. В это время ученики всегда любовались ею. Некоторые парни были тайно в неё влюблены. Вообще Ирина Михайловна считала, что учителя литературы должны обладать музыкальными способностями. Ее старшая сестра тоже преподаватель литературы, обладая хорошим голосом, часто пела на уроках романсы и песни на стихи известных поэтов.
В заключение урока, как всегда, слушали музыку. В этот раз звучала пьеса из « Времен года» Вивальди. Нина Ивановна во время слушания взглянула на сидевшую у окна Надю. Девочка была где-то далеко – так слушают музыку только страстные ее любители: раскрываются совершенно.
- А можно послушать музыку, под которую читала Надя? – попросила Наташа Белых. Некоторые девочки поддержали ее. Ирина Михайловна посмотрела на часы:
- Вообще-то уже поздно. Кто хочет, может уйти. Вышло несколько человек, в том числе Анжела. Надя осталась. Дома она не могла слушать музыку – у них не было магнитофона. Да и отчим не признавал классики.
Если бы учительницы знали, что в тот вечер, такой счастливый для Нади, ее накажут дома за опоздание на ужин – оставят без еды. Об этом на суде расска-зала Ольга. Надя была в отчаянии – не от голода: от обиды и непонимания. На предложение сестренки тайком принести ей что-нибудь поесть, она ответила:
- Не надо. Пусть подавится.
Начало темнеть. Ирина Михайловна поднялась.
- Пора. Скоро мои домой придут.
Она проходила мимо дома, где жила Надя. В окнах квартиры Безлесовых свет не горел. Женщина постояла, глядя на темные окна. Жила девочка - хорошая, талантливая, непохожая на других – и нет ее. Стала жертвой нелюдя.
Ну почему? Почему мы не остановили его? Ведь догадывались, что Наде плохо. Вечно у нас ни на что нет времени - уроки, тетради и совсем ненужные для учителя обязанности, выдуманные и возложенные на педагогов чиновными дамами, сбежавшими из школы. Когда это кончится? Ее всегда возмущала эта несправедливость. Вот Нина Ивановна убеждена, что предметники не должны быть классными руководителями: у них неравные возможности. Надо, чтобы с детьми работали воспитатели, специально для школы подготовленные. Это была мечта каждого учителя, пока неосуществимая.
Ирина медленно пошла дальше. Надино светлое лицо возникло в ее памяти. Это происходило часто. Сердечная боль не оставляла ее. И не оставит никогда. Около самого дома она увидела идущего навстречу мужа. Оказывается, он позвонил Нине Ивановне и, беспокоясь за жену, вышел встречать ее.
Несчастная квартира Безлесовых долго оставалась непроданной. Покупателей останавливало то, что в ней погибла девочка. Ее купили приезжие из южных краев.
В апреле к Нине Ивановне пришла Ольга, которая приехала с матерью из деревни, где они теперь жили. Жизнь в деревне явно пошла на пользу девочке. Она рассказала, что у матери со здоровьем стало лучше. Школа там хорошая. Места красивые.
- Вы были у Нади? – тихо спросила Нина Ивановна. Ольга кивнула.
- Я вот вам тетрадку привезла – Надину. Там стихи. Мама сказала, что вам надо передать и Ирине Михайловне.
- Спасибо, Оля. За доверие.
- Я пойду, автобус скоро.
Перед дверью Ольга оглянулась:
- Вы знаете, там у Нади два красивых букета стоят. Не знаете, кто принёс?
- Это одноклассники.
- Мы так с мамой и подумали. А второй ваш?
- Да, от учителей.
Девочка ушла. Нина Ивановна не сказала Ольге, что вчера Ирине Михайловне позвонили студенты Игорь, Наташа и Лиза и попросили принести Наде цветы. Сами они не смогли приехать. Две учительницы добавили и свои букеты.
Нина Ивановна взяла старенькую тетрадь, открыла первую страницу.
Монотонный скрип качелей,
Заунывный стон качелей,
Журавлиный крик качелей
Долетает со двора.
За неделями недели,
Год за годом пролетели.
Детство, юность пролетели –
Все осталось во вчера.
А качели-колыбели
Не смогли вослед подняться –
От оси не оторваться,
И они все пели, пели…
Ведь они должны остаться
Постоянным верным местом:
Кто поможет раскачаться,
Чтобы выпрыгнуть из детства?
По дате выходило, что эти стихи Надя написала в двенадцать лет. Круглый,
старательный, детский почерк. Нина Ивановна глубоко и часто задышала, стараясь сдержать прорвавшиеся рыдания.
Женщина подошла к окну, открыла форточку. День был ясный, небо по-весеннему – звонкого, иконного, голубого цвета. Двор полон ребятишек, которые бегали, кричали, спорили, смеялись, играли со своими собаками. Громко насвистывали синицы. Голуби, которых кормили дети, шумно ворковали.
Качели высоко взлетали, унося к небу двух девчонок. У одной из них развевались за спиной концы белого, длинного шарфа. Как крылья. Железный скрип и вправду был похож на крик журавлей.
Надя-надежда, где твоя светлая душа?
2008
.