-Саша. Какими судьбами?
-Здравствуйте, тёть Валь.
-Давненько, давненько в наших краях не был.
-Да уж.
-Потапов! Потапов слышь? Санька приехал. Потапов, пьянь такая, племянник твой приехал.
-Устал чтоли?
-Третий день пьёт. Напиться не может разъети его, прости господи. – Нарочно повысив голос, протяжно простонала тёть Валя.
-А работа.
-В отпуске. В бессрочном.
-Как? Уволили? Сократили?
-Ой, долгая история. Ну, ты заходи. Я щас управлюсь, и к вам приду. Голодный, небось, с дороги то? Ты ему не наливай. Хватит нафистевалился уже.
-А у нас фиеста. - Послышалось из сеней.
-Ну, чё разоралась? Иду, иду. Доча, доча… - Тёть Валя, гремя ведрами, поковыляла по достчатому тротуару, покрытому хлюпающим навозом в сторону коровника с мудро глазеющими коровами и вечно вопящими телятами.
Запах деревенского дома щекочет ноздри. Нет ни чего приятней запаха самобытности. Дух веков, который так быстро забывается в бесконечно прогрессирующих городах. Аромат, который вдыхали наши предки. Запах пойла из кортовых очисток, молочной сыворотки и комбикорма. Благоухание сена, молока и печного, дровяного дыма. Кислый запах силоса, который охота взять в щепотку и нюхать. Запах не тронутый цивилизацией. Даже донесшийся от робы дяди Егора запах солярки и тот какой-то свой, родной, уютный.
-Кхе…кхе…кхе…кх…кх…е…йе…йе…е… … уаа..аа…кхе…хе…хе…ххгхгххх тьфу.
-Курить пора бросать дядь Егор.
-Санёк, едрить твою копалки.
Дядя Егор подняв своё шатающееся тело, с мощным деревенским торсом, бросился обниматься. Стойкий перегар и колючая недельная щетина, чуть ли не до крови раздирающая щёку вызывают лёгкое отвращение.
-Садись. Как там мать, отец.
-Да не чё вроде.
-Щас. Ща. – Дядя Егор полез за плиту.
-Не, я не пью.
-Я те дам, не пью. И я не пью. Никто не пьёт. Валька. Валька разъетит твою налево.
-Да она управляться пошла.
-Щас. – Дядя Егор открыл холодильник и стал выкладывать содержимое в тарелку. Потом он стал выкладывать содержимое кастрюль.
-Вы бы водку то спрятали. Теть Валя ворчит.
-Ах, бабы. Нарожают, блин, сами себя, мать их за ногу да об угол. Не ссы Саня, прорвёмся. Хватай сигареты, водку за пазуху пойдём в летнюю кухню.
-Эт куда же вы направились.
Краснота, растекающаяся по лицу, заставляет виновато втянуть головы в плечи. Но дядю Егора это состояние не заставляет долго напрягаться.
-Молчать, женщина. Мужики ужинать пошли. Нам не мешать.
-Племянника то хоть не спаивай, алкаш.
-А кто кого спаивает? Пошли Саня. Вперёд и танки наши быстры.
Полный стакан чистейшего как слеза самогона выглядит настолько пугающе, что от одного взгляда пьянеешь.
-Ну, вы дядь Егор даёте блин на. Я столько отродясь не пил.
-Чё мало?
-Шутите.
-Пей, это штрафная. Да не бойся ты. Это тебе не вискарь с антилёдом там в городе. Это я сам гнал. Вода, сахар, дрожжи. Ничего лишнего, понял.
Делать нечего. Как бы не захлебнуться. Рассол поближе, полувыдох и ужасной крепости влага обжигает внутренности. Не дыша, следом отправляем рассол, как огнетушитель и кучу провизии, как нейтрализатор. Да. Это первая и чувствуется что последняя. Язык заплетается, темы для разговоров нарастают. А дядя Егор напротив стал трезвей. Мне б его здоровье.
-Так вот Санька. Пью. Не охота, а пью. Куда денешься.
-А что случилось то.
-Ты не знаешь? Едрён батон. Эпидемия у нас. Вон по всем каналам показывают.
-И чё?
-Эпидемия, понимаешь. Грипп мать его, птичий.
Взгляд невольно останавливается на варёной курице.
-Не бойся. Водкой только лечится. Вот мы и прививаемся. Понял.
-Да, уж.
-Фабрика наша, одна из лучших в России Саня. Полмиллиона несушек. Мы же пол страны снабжали. А теперь виш как получилось. Нет курочек.
-Как нет?
-Так нет. Грипп. И знаешь откуда? Говорят, дикие птицы принесли. У нас озёр то вона сколь. Они же всю планету кочуют, а там сам знаешь, китайцы, японцы, негры мать их. А может, с кормами занесли. Корма дешёвые. Кто их проверял то. Пришли ветстанция и кабздец. В одном цехе несколько штук нашли. Всех на хрен, под чистую.
-И чё всех кололи?
-В начале кололи. Потом живых в ямы скидывали, солярой обливали и сжигали.
А они же, Саня, как люди. Они же курочки то наши смотрят, бегают, и понимают Саня понимают, что им кранты. А мы гоняемся, ловим - и в яму.
Потом устали. Давить машинами начали. Но их же много. Они кричат, прячутся, ползают переломанные. Все колеса в крови, кишках и перьях. А мы их давим. Саня как тут не запьёшь то? Потом решили закрыть и не кормить. А вода то Сань есть. Они пьют и не дохнут. Борются, понимаешь. Да были бы крылья не обрезанные, улетели бы и всё. Ну не могут же.
Деда Архипа знаешь? Он два лагеря прошёл, фашистский и Сталинский. Дек он не смог выдержать. Поплакал и ушёл. Бились курочки за жизнь. А их пятьсот тыщ, веришь, нет. Давим, жжем, несушек, цыплят, петухов. Живьём закапываем. Тут у любого бак загремит. Потом опять устали, а время поджимает.
Дядя Егор опять налил, но теперь по капле. Видно хочет поговорить, выложить всё что накипело. Видать не может держать в себе. Мы, не чокаясь, опрокинули стаканы и зажевали хрустящими огурчиками.
-Закупорили щели, окна, двери и КАМАЗы подогнали. Шланги на выхлопные трубы надели и в вентиляцию пустили. Пол дня гудели. А потом Сань, курочек собирать начали. А половина живые. Угоревшие конечно, но живые. Когда жалеешь животину, она же долго помирает, чувствует, надеется, что пощадят, помилуют. Мы их в мешки, в кузов, а у них яички выпадывают. Как будто откупиться хотят. Дак разве могут больные то куры нестись. Петухи уже поняли, они же умней кур, прыгать стали, клеваться. Всех в яму. Всех сожгли. И всё. Избушку на клюшку, а нас по домам. Теперь охрана. Чё охранять то, господи.
-А чё здоровых то сжигать? Мяса то сколько.
-Мясо. Вот те и мясо. Это сейчас известно, что грипп то он сварил, и нет его, а недавно ещё не знали. Или не хотели знать.
-Как так.
-Да так - так. – Дядя Егор перешёл на шёпот. – Страховка понял? Застраховали фабрику и угробили. Миллионы страховки, миллионы компенсаций от государства. Курочек ещё купят, а остатки по карманам. Догоняешь.
А может и конкуренты. Соседние области. Сейчас же у нас в магазинах их мясо и яйца. Качество дерьмо, а цены бешеные. Берём, а куда денешься?!
-Да, замуты.
-Замуты. Двадцать лет проработал на цехе, а тут такое. Демократия блин. Они, соседи, свои птицефермы огородили, дезинфекцию проводят. Вокруг снайперы. Отстреливают всех приближающихся перелётных птиц.
-И что, больные есть.
-Хрен там, понял. Специально суки травонули наших.
-Времена.
-Да раньше были времена, а теперь мгновения, раньше поднимался х… , а теперь давление. Ну, давай накатим. За баб. Ты то чё, женился?
-Упаси господь. Я не нагулялся ещё.
-Женись мой тебе совет. Всегда сыт, помыт. Эх, Валька моя, золото. Другая бы давно отравила. Помню, прихожу домой, пьяный, грязный, а она сковородочку с яичками. Я мол, мясо давай, а она мне этой же сковородкой, тефлоновое покрытие не пожалела хе хе хе… М да. Не Сань, не торопись с женитьбой. Постройся, обживись. А баб их и так больше чем людей. Как петухов и кур. Кур. – Дядя Егор запричитал, видно напился. – Курочек в яму, всех, пятьсот тыщ. Ироды. Теперь ножки Буша покупаем.
Саня-я. Вона что понял? Буш козёл виноват. Как я раньше то не догнал.
-Буш то причём?
-Америкосы нам козни строят. Оранжевые революции мать их и все такое.
-Да ну. Им и так достаётся. Америкосам сейчас не до нас. У них там тайфуны. Вон весь штат с землёй сровняло.
-Вот именно. Не хрена ты Саня не шаришь в политике. Где они бабки возьмут? С России. Вот козлы то. Это же терроризм, в три попа в три бога во Христа в душу в селезёнку в сердцу мать. Терроризм Санька. У них беда, растрата, Ирак, они нам херак птичий грипп. Люди наше боятся покупать. А что покупать? Ножки Буша. Им прибыль. Понял Саня. Вот суки.
-Ну и что теперь? Пойдём войной. Щас ещё по чуть-чуть, вилы в руки и в Америку.
-Эх, Саня. Люблю тебя как сына. Эт ты хорошо придумал навестить меня. Я бы так до белочки допился. Хорошо, что глаза мне раскрыл. Даже жить захотелось. Излил душу, и легче стало. Глаза открылись. Ладно, пойдём спать. Че то ты совсем окосел. Вы Саня сегодня слабое звено, прощайте. Валька. Валька грёбаный екибастос, постелила Сане? Спит, наверное. Да и пусть спит. Устала она со мной, всё завтра пить бросаю. Кодироваться буду. Ты только не кому не говори. Закодируюсь и всё.
Пойдем, уложу тебя.
01.12.2010