Памяти моего сына Антона посвящается…
За четверть века до этого…
Третий день наша Танюшка не вставала с постели, на все наши расспросы только отворачивалась к стене и тихо плакала. Мы, четверо её соседок по общежитской комнате, своими молодыми и почти куриными мозгами понимали, что что-то случилось, но догадаться не могли – опыта жизненного было маловато.
На радость или на нашу же беду подобрались мы все в комнате № 333 пединститутовского общежития - наивные деревенские дурочки, которых мамы с папами растили в строгости, и к 19 годам мы всё ещё полагали, что дети могут родиться и после бурных поцелуев.
Или устав плакать, или обалдев от наших приставаний, Танюшка наконец-то сдалась, и прорыдала: «Я беременна! Я повешусь!». Мы же, ожидавшие чего угодно: смерти родственников, отчисления из Вуза или чего-то подобного - от свалившейся на нас неожиданности примолкли. А так как слов утешения у нас на такой случай припасено не было, рыдания Танюшки плавно перетекли в истерику.
Как и когда это могло случиться? Ведь мы же всегда вместе, всегда на виду, и кто, наконец, папа? «Совет в Филях» продолжился уже в коридоре. Но умного жизненного ответа в голову не приходило, да взяться было неоткуда. У нас, студенток физмата, практически отличниц, на уме были в основном дифференциалы и интегралы, и волновали нас со страшной силой проблемы сходимости рядов, которые предстояло выучить к наступавшей на пятки сессии. Самой опытной теперь была Татьяна… Маленькая, шустрая, с огромными навыкат глазищами, она была энергией нашей компании, заводилой, хозяйкой - но никак не тянула на роль чьей-то пассии. Хотя…Ещё по весне в компании наших друзей с факультета физвоспитания появился студент-заочник, этакий обаяшка – Женя. Женя, нам никак не показался - по нашим меркам был уже довольно стар – 25, после армии, жена, ребёнок, работа тренером в спортклубе. Всё стабильно и устаканено. Но был у Жени один большой «плюс» – он был мастером спорта по лыжным гонкам и входил в сборную края. А Татьяна лыжи обожала! Родившись в Хакасских Саянах, она стояла на лыжах практически с пелёнок, и нас «сухопутных» студенток за собой таскала, то в «Зелёную рощу», то на «Столбы», то на «Удачный» - в любимые места отдыха Красноярцев в 80-ых. Вот на этой почве они и сошлись! Но мы то думали, что их бурные разговоры про фристайл и Раису Сметанину – это всего лишь общие интересы, и искра симпатии, пролетевшая между ними, нами осталась незамеченной.
Однажды всей дружной компанией мы смело ушли в кино, оставив Танюшку и Женю готовить ужин (мы тогда дружили «комнатами»), и обсуждать перспективы развития лыжного спорта в школе. Перспективы оказались ещё те. И этого одного раза в пустующей комнате, было достаточно, что бы залететь.
Поскольку секса в нашей стране тогда не было, многим мамам, и нашим в том числе, и в голову не приходило на эти темы с дочерьми разговаривать. Тем более о мерах предохранения! И из-за этой безграмотности и большой любви к лыжам 19 января 82 года на свет появился Антошка.
Наша замечательная кураторша Анна Моисеевна, которая давно уже живёт в Израиле, всё для нас устроила. По матерински выбила Татьяне с ребёнком комнату в семейном общежитии, договорилась для нас и для неё о свободном графике посещения занятий, позаботилась о пелёнках, распашонках и ванночках. Пусть всё было б\у, но для студентки это была реальная помощь.
Как ни странно, Антошка нас сильно не обременил: сессию мы все сдали прекрасно, вот только домой на зимние каникулы съездили по очереди и ненадолго. Все, кроме Татьяны.
Её родители ни о чём не догадывались. Танюшка очень боялась отца. В её семье она была старшей из трёх дочерей и самой умной – на неё все возлагали большие надежды – вот выучиться и .. А что «и», непонятно – ведь учитель не самая доходная профессия, вернее самая недоходная. Но нашим родителям, людям послевоенного поколения, у которых не было возможности учиться самим, очень престижно было выучить кого-то из детей, хотя бы одного. «Отец меня убьёт» - сказала Таня, и мы ей поверили. Ведь случись с нами такое, нас бы ждала та же участь. Опозорить семью, родив ребёнка вне брака для наших родителей было греховно.
Месяца два мы не регистрировали Антона, ждали известий от его «папы», он в это время был на сборах, а потом и на соревнованиях где-то в Карелии. Женя уже знал, что Татьяна ждёт ребёнка, и что с абортом она припозднилась: и обещал ей всячески помочь, хотя разводиться не собирался. Да и она на это не надеялась.
Пришедшее известие нас ошеломило – от приёма анаболиков или допинга у Жени на трассе произошёл приступ с печенью и он умер, так и не узнав, что у него родился сын.
От пережитого стресса у молодой мамы пропало молоко и забот прибавилось: смеси бутылочки, ночные кормления, диатез. Но мы уже почему-то ничего уже не боялись - и Антон это чувствовал и только радовал нас: он рос спокойным, улыбчивым и забавным карапузом. Наша студенческая компания молодых нянек ему явно нравилась. Так прошло полгода, Антошка стал каждой из нас почти что сыном, мы исцеловывали и баловали его, как могли. Но нужно было разъезжаться на практику, а потом и на каникулы по домам. Всем, и Татьяне тоже. Ведь уже никакими письмами и причинами не оправдаешься, почему в летние каникулы не нашлось времени приехать домой. Того и гляди, как год не видевшие её родители нагрянут сами. И мы решились. Мы с подругой Леной купили билет в Абакан. С самолёта нам пришлось пересесть на поезд до райцентра, а затем на автобус до маленького леспромхозовского посёлка в Таштыпской тайге. Благо билеты в ту пору были доступны по ценам даже студентам, тем более они были «половинными».
Приехали мы на место ранним июньским утром, и пришли в дом, когда отец Татьяны ещё не пришёл с ночной смены, а сестрёнки крепко спали. Мать как водиться поплакала, но проклятий не сыпала и нас из дома не прогнала. Мужу решила сказать всё сама, и встретила его у калитки на улице. Когда дядя Паша зашёл в дом, он спросил только одно: «Пацан»?
«Ещё какой!» - хором ответили мы. И лицо его просветлело: «Ну, вот мать и счастье привалило, ведь всю жизнь о сыне мечтали, вырастим! Собирайся, за пацаном поедем. Негоже ему летом городским смогом дышать!»
Зарегистрировали Антона уже Татьянины родители. И он, полгода бывший для нас Антошкой, вдруг стал Сашей. Так захотел дед. И перечить ему Татьяна уже не стала. Вот так счастливо закончилась эта почти трагическая история. А мы, через год закончив ВУЗ, разъехались по всей Сибири, и Антошку-Сашу больше не видели. Но тот первый, неожиданно на нас свалившийся опыт материнства, не прошёл даром, и оставил в сердце, а может и в судьбе свой след. Мы очень полюбили малыша. А я для себя решила – будет у меня свой Антошка! И когда родился мой сын, проблемы с именем уже не стояло! Меня никто не смог отговорить, ни муж, ни свекровь, ни родители. Да никто особенно и не пытался!
Мой Антон родился ровно через 3 года. 19 января 1985. Но это уже другая история.
Знаки судьбы.
К числу 13 у людей отношение спорное: для кого-то оно ничего не значит, кому - то оно кажется счастливым, а мой Антон его не любил. Особенно когда 13-ое выпадало на пятницу. Ему в такие дни явно не везло. А в 19 лет, в пятницу 13-ого, он едва не погиб. Всё случилось довольно странно и нелогично, хотя, наверное, ни одну трагедию логичной назвать нельзя. Он был тогда студентом 2 курса торгово-экономического института. Вместе с друзьями-одноклассниками они снимали квартиру и жили весело и беззаботно. У меня эта беззаботность особых опасений не вызывала, потому что друзей его я знала как «облупленных», с раннего детства. Считала их хорошими и надёжными мальчишками. Я знала, что на пакости они не способны, а издержки студенческой жизни в полную меру испытала на себе, и поэтому их хорошо понимала.
Но, почему-то в жизнь сына всё время вмешивались совершенно посторонние люди.
За день до этого у них на пороге появился гость, с которым общаться, мы, родители, открытым текстом не рекомендовали ещё при отъезде в Красноярск. Колюня, слыл парнем крутым, только что окончил «Технолагу» и уже с протекции мамы ворочал вагонами леса направо и налево. «Налево» получалось лучше, и, получив деньги за одну из таких сделок, Колюня приехал в Край за машиной. Купленную «иномарку» он обмывал дня три с друзьями и после этого приехал к нашим мальчишкам. Цель была благая - отвезти их с собой на выходные домой, тем более он знал, что они туда собирались. Антон должен был проводить меня и брата во Владивосток, на школьный фестиваль команд КВН. Но благими намерениями устелен путь в ад – мальчишки заподозрили неладное: они узнали, что прав на вождение у Колюни нет. Вот уже месяца три как он лишился их за пьянку за рулём, и ехать им стало страшновато. Дав гостеприимным хозяевам на размышление ночь, и оставив машину под окнами многоэтажки, Коля вновь отвалил догуливать. Вернулся он рано утром, когда все собирались на занятия, кинул с порога ключи Антону и сказал: «Сгоняй за пивом, трубы горят».
И тот, глупенький, «сгонял»: не успел выехать со двора на оживлённую городскую магистраль, как в него въехала гружёная стройматериалом «Газель» известной фирмы «Пилон». Скорость той машины была не меньше сотни, и этот злополучный рейс для неё тоже был первым. «Газелька» была практически с конвейера. Уже спустя время, пережив и радость от того что сам Антон не пострадал, и все материальные затраты которые пришлось компенсировать, я спросила: «Зачем ты согласился? С какими мыслями ты садился в эту машину?». И он ответил, что ему показалось, если они все на ней домой поедут, то обязательно разобьются, пусть лучше это буду я один…
С той поры вся его жизнь пошла наперекосяк. Как будто бы кто-то невидимый перечеркнул её, а Антон не знал, как эту черту перешагнуть.
Предсказание.
Та первая авария надолго выбила нас из колеи, а переживания оставили след в организме. На щитовидке появилась опухоль, и конечно потребовалась операция. На операцию меня записывал Антон. Самой мне как всегда было некогда, даже если дело касалось собственного здоровья. С профессором они оговорили дату моего приезда и детали пребывания: мне к новогодним ёлкам очень нужно было выйти на работу, ну как же там без меня то! Собиралась я в больницу без страха, но с каким то нехорошим предчувствием. Перебрала бельё в шкафах, вычистила все углы, повыбросила всё ненужное. Где-то в подсознании мелькнула при этом мысль: « Вот будут меня хоронить, и чужим людям придётся рыться в моём шкафу, не хочется выглядеть плохой хозяйкой».
Напрасно говорят, что хороших больниц не бывает. Я попала в чудесную клинику: обстановка, персонал, качество обслуживания, комфорт – всё на высоте. Особенно профессор – таких преданных делу людей сейчас единицы! Операцию он мне переносил три раза: всё его что-то не устраивало. Я запереживала и неприятные предчувствия усилились.
За два дня до вновь определённой даты операции, в воскресенье 26 ноября, я попросила Антона сходить в церковь и поставить мне свечку за здравие. Сначала он отнекивался, говорил, что и не знает, как это делать. Но мы наконец договорились, что там есть бабушки и они ему всё подскажут. На обратном пути сын обещал вновь заехать. И обещание сдержал: приехал под конец «времени посещений», немного растерянный и напуганный.
При выходе из церкви его подозвала стоявшая в стороне женщина, и спросила: «Ты зачем здесь, милок»? Он ответил, что мама больна, волнуется перед операцией, просила свечку за себя поставить. А она ему, мол, за себя лучше свечку поставь, чёрное всё на тебе, смерть.
Мы слушали этот рассказ втроём, с соседками по палате, и по спине прошёл неприятный холодок. «Поставил?» - спросили хором, и он сказал что да. Только не сразу, будто бы денег у него с собой не было, он вернулся домой взял деньги, и приехав в церковь, поставил.
Но, видимо, рассказ про своё возвращение он сочинил на ходу, что бы меня успокоить. Как выяснилось впоследствии, никуда он не возвращался. Съездил домой, поспал, и приехал опять ко мне в больницу. Да и в первый раз он был в церкви не один, а с приятелем. Но отозвали для страшного предсказания только Антона. А кто был в качестве предсказателя, приятель Сашка так и не вспомнил: бабушка, женщина, старик? И в чём этот человек, да и человек ли, был одет - всё оказалось стёрто из памяти.
Я начала успокаивать Антона, сказала, что всё это ерунда! Конечно, на нём вся одежда чёрная от шапки до ботинок, что ж ещё-то могли тебе сказать, видно денег срубить хотели.
«Да нет, мам, я понял, что она имела в виду» - он одел шапку и засобирался. Мне не хотелось расставаться, когда он был в таком настроении, и я пошла провожать его по длинным больничным коридорам. Вдруг, откуда ни возьмись, появился медбрат с каталкой, на которой лежало обезноженное туловище мужчины. Странность в том, что в это время никаких операций и процедур уже не было, откуда и куда его везли - было совершенно непонятно. Антона эта картина шокировала, и он буквально сполз по стенке. А на носу у него выступили капельки пота. «Не бери в голову» - сказала я, и вывела его из больницы.
А надо было задуматься: судьба посылает нам знаки, но мы не придаём им значения, до тех пор, пока у нас всё в порядке. А потом…потом - уже поздно.
Предчувствия.
Однажды, случайно, с подругой Надеждой, я попала к заезжей из Красноярска женщине экстрасенсу.
Больше всего меня волновало будущее Антона. Она, ни о чём особо не расспрашивая, наговорила таких вещей, что я ей поверила! Особенно запомнилось то, что она попросила меня мысленно проанализировать все мои успехи и достижения. И оказалось, что как только в моей жизни случался какой-то громкий успех, с Антоном в этот момент случалось какое либо несчастье. Если бы это было раз или два, можно было счесть совпадением. Но это было постоянно!
Помня всё вышесказанное, я панически боялась снимать деньги, полученные мною в качестве гранта от президента лучшим учителям России. Мне казалось, что как только начну их тратить, что-нибудь случится. Случилось страшное.
Совпадение? Закономерность? Зависть? Эти вопросы будут мучить меня до конца жизни.
…А после больницы я купалась в ощущении счастья: операция прошла успешно, дома тишь и гладь и божья благодать, вместе с мужем делаем ремонт, готовимся к Новому году, мальчишки у меня замечательные, в больнице от меня ни на шаг не отходили, все мои капризы выполняли. У Антона появилось какое никакое а дело – стал продавать дорогой парфюм.
Но вот только сны? Они были тревожные: я всё искала какую-то квартиру. Каждую ночь. Отсматривала дом за домом: кому, зачем? А потом во сне у меня выпал зуб. Здоровый. Просто так. И было очень много крови. Я пыталась и языком, и руками приставить его на место, но у меня ничего не получалось. Я проснулась в холодном поту, я знала к чему это. Кто: мать? Родственники? Кровь – значит кто- то из родных.
18 декабря мне нужно было показаться профессору Пинскому. Я приехала в Иркутск на пару дней раньше. Побыть с сыновьями, одеть обуть их в свеженькое, купить подарки к Новому году.
Анализы оказались хорошими, послеоперационный период шёл хорошо, и мы с Антоном на два дня предались шоппингу. Младшему было не до магазинов, у него шла зачётная неделя, а мы наслаждались общением друг с другом. Я благодарна богу, что он подарил мне эти два дня.
Вот только для себя Антон ничего не хотел. Все мои предложения отвергал. Я спросила: «А в чём Новый год встречать будешь, что-то нет у тебя никакого настроения к жизни?» Он, модник и любитель красивой и стильной одежды ответил: « В чём есть, в том и буду. И кому нужна моя жизнь?» Я завозмущалась: « Мне нужна! Тебе нужна! У тебя в 22 года ещё всё впереди!» «А у меня такое ощущение, что у меня впереди ничего нет» - был его ответ. Неужели он всё уже предчувствовал?
Наверно на уровне интуиции предчувствовала и я. При отъезде сыновья впихнули в купе кучу моих сумок с покупками, всё расставили по полкам и как всегда обняли, сначала Паша, потом Антон: «Ну, пока, мам!». А в моей голове опять мысль: «А вдруг это в последний раз?» Я сама испугалась! Только поезд тронулся я начала звонить Антону, и звонила за 4 часа раз 10, сама не понимая, что за тревога меня охватила. А он был спокоен: «Да мам, всё нормально, купили на 28 билеты домой, места хорошие», «Да мам, мы идём в кино», «Нет, здесь нет бури, тепло и спокойно», и в час ночи: «Мы уже дома, я голодный, и готовлю лапшу с курицей». Боже мой, как он готовил! Я могла бы многому у него поучиться, и не только кулинарии, а какой то житейской мудрости, отсутствию суетности и бесконечной доброте.
Ребёнок «индиго».
Всё в его короткой жизни было необычно. Даже родился он не как все.
Я не люблю вспоминать эту историю, потому что уже тогда он мог погибнуть. И в моей жизни не было бы 22 лет счастья. 22 года без него и 22 года с ним. Эта опять какая-то мистика цифр…
В тот далёкий субботний январский вечер мы как всегда мылись у свекрови в бане. Своего у нас ещё ничего не было кроме угла в школьном интернате и «крутой иномарки» - «Запорожца» - мужниного приданого. Домой возвращались часов около 10 вечера, мороз «давил» -43, крещение на носу. И мне уже в машине вдруг стало мокро. Роды были первые, и я не сразу догадалась, что это уже начало – воды отошли! «Скорую» вызвали уже домой, я быстренько собралась и поехала в роддом в соседний посёлок Лесогорск, местный был как всегда на каком то карантине.
Мне было не больно, никаких схваток - всё буднично и обычно, вот только шуба всё мокрее и уже практически примёрзла к сиденью. В той старой зелёной «скорой» в салоне было лишь чуть теплее, чем на улице. Но это было только начало. На середине пути в машине вдруг закончился бензин, и мы встали! В тайге! Шофёр по рации сообщил о происшествии, и за нами пообещали выслать другую машину вместе с бензином. В ту пору разных лесных дорог до Лесогорска было множество, а наш шофёр выбрал видимо не самую известную и нас не нашли! Мы замёрзли уже все втроём: и шофёр, вновь связавшись с базой, решил выйти на главную дорогу встретить подмогу. А нам с медсестричкой наказал: «Только не рожайте!» А мне рожать как-то сразу расхотелось. Уже замёрзли и руки и ноги, и было не до родов. Это ещё хорошо, что я не поддалась панике.
Водитель отсутствовал где-то с полчаса (они показались нам вечностью), когда медсестра приняла решение тоже пойти навстречу высланной ещё одной машине уже на другую дорогу. Было около часу ночи! Мороз ого-го! Темень хоть глаз коли! До ближайшего жилья километры! И я одна в замерзающей машине, почти рожаю! Сейчас бы, конечно, люди оказавшиеся в такой ситуации и выжившие после неё непременно подали бы в суд. Но мне и мужу тогда это и голову не пришло! Ведь всё в итоге закончилось благополучно. Нашли нас около двух часов ночи. К четырём меня приняли, раздели и отправили в палату. Палата оказалась пустой, с незастланными постелями, и температурой таяния снега! Я, в состоянии беременной Снегурочки, забралась на первую попавшуюся кровать и завернулась в одеяло. Но согреться никак не удавалась, на помощь звать и не подумала (не в моих правилах), сняла с соседской кровати матрац и завернулась ещё и в него. Сколько я так просидела не помню, возможно, и задремала. Проснулась, когда в палате было уже светло и было уже глубокое утро. Про меня забыли!!! Как говорил потом мой муж: «В нашей стране нужно ещё суметь удачно родиться»! Через какое-то время в палату заглянул доктор и спросил: «А ты что здесь делаешь?» Я ответила: «Наверное рожаю». Он сказал, что не похоже. И почему это я решила что рожаю?
«У меня воды вчера отошли!» - закончила перепалку я. И тут началось! Доктор заорал: « Да вы что здесь все идиоты что ли, ребёнок ведь погибнет!»
Меня положили прямо на грязный матрац кровати в середине палаты, в обе руки поставили капельницы и пошло: быстро, больно, страшно, внезапно. А потом… в таком состоянии меня повели в «родовую», в конец полукилометрового коридора. Уже на подходе к ней, я поняла, что ребёнок сейчас выпадет. Его поймали, когда я взбиралась в кресло! Не поверю, что такого экстрима ни с кем не случалось. Эта норма всех тогдашних российских роддомов. Ведь через несколько лет я рожала и второго: и в этом убедилась.
То, что родился мальчик, я знала и без всяких УЗИ. Их тогда не было. Просто чувствовала. Антон был синий и долго не кричал. Мне казалось, я умираю вместе с ним. Но дикий холод (по большому градуснику на стене видела +5!), делал своё дело: колени и зубы бились друг о друга крупной лошадиной дрожью и забыться не давали! Вдруг малыш закричал: его положили на огромный оцинкованный и, видимо, ледяной стол и он ожил. Куда ж тут денешься, когда тебя так неласково встречает этот мир.
Нас выписали через пять дней с маститом и отитом. Но мы были счастливы от того, что мы вместе и мы выжили!
Потом, всю недолгую жизнь, мой ребёнок мучался с больными ушами и воспалённой лимфосистемой. В его детстве мы бесконечно лежали в тесных палатах детских отделений на продавленных узких кроватях. Но мой мальчик был лёгким и жизнерадостным. Весёлым и очень артистичным. И все тогдашние трудности мы переносили легко!
Воронки для бомбы.
В городских маршрутках Антон всегда садился в кабину, рядом с шофёром. А я очень не люблю и боюсь этого места. Однажды я сказала об этом сыну, и о том, что как-то с транспортом у него не складывается, особенно с иномарками (много было мелких инцидентов по лету). Он как всегда отшутился: « бомба дважды в одну воронку не падает». Оказалось – не факт.
В нашем посёлке, почти что деревне, мальчишки рано садятся за руль. Но начинают все, конечно с велосипедов. Ещё в 9 лет в Антоне проснулся талант коммерсанта: он купил у какого то дедули, с которым познакомился на школьном субботнике пылившийся без надобности «взрослый» велосипед всего за 20 рублей! Сделал ему «тюнинг» и через неделю продал за 200! На эти 200 купил мопед, и понеслось! Мопеды и мотоциклы менялись у нас по 3 раза в год и становились всё мощнее и навороченнее. Следом за старшим к этому пристрастился и младший и все втроём, вместе с папой, который по большей части и ремонтировал всю ребячью технику, мои мужики пропитывались «салярой» и духом скорости. Помимо этого у нас была и машина: и «давать порулить» папа стал, как только мальчишки смогли дотягиваться до педалей. Антон ездил сам с грибов и дачи лет с 10-11. С 14 он был уже моим личным шофёром. Отец с 8 утра до 7 вечера работал на железнодорожных перегонах, дома его никогда не было, транспорт в посёлке в те времена ходил плохо и Антон возил меня по всем делам и по хозяйственным нуждам. Я не боялась с ним ездить – водил он аккуратно, с умом, без надобности не гонял. И надо сказать, что тогда никаких транспортных аварий и инцидентов с ГАИ с ним не приключалось. Хотя на краю гибели он был много раз. Но это было не связано с транспортом.
Первый раз был, конечно же, при рождении. Второй в три месяца, в марте: бабушка вывезла его гулять на коляске и остановилась у крыльца, а в это время с нагретой солнцем крыши сошли тонны снега. Ударом снега коляску вытолкнуло из рук чуть вперёд - и лавина прошла между коляской и бабушкой. Никто особо не пострадал. Но если бы снегом накрыло коляску с ребёнком – пока откапывали бы тяжёлый слежавшийся и мокрый снег - ребёнок бы задохнулся. Но в тот раз бог миловал!
Третий был совсем скоро, в .полгода - тогда ему поставили очередную прививку, и у него случился анафилактический шок! Это были первые 3 часа в реанимации. После этого иммунологическая комиссия рекомендовала ему прививки по «щадящему режиму».
Затем в 1 классе в 6 лет. Мы всей семьёй копали в огороде картошку, день был тёплый и солнечный и подсохшую ботву сразу сжигали на костре. Там же пеклась свежая картошка, и жарилось сало. Заправлял всем этим Антон. Когда уже пообедали, и костёр погас, ему вновь захотелось его разжечь. Наблюдая не раз как отец растапливает баню с помощью бензина и паяльной лампы (дурной пример заразителен) Антон налил в пластмассовую кружечку бензин, принёс его к костру и плесканул на затухающий огонь! Пламя взвилось прямо по струе и охватило его сразу. Пока он нёс бензин - наплескал и на себя. А мы стояли кверху попой и ничего этого не видели! Обернулись на дикий крик. Отец в один прыжок оказался рядом, повалил на песок и сбил пламя. Ребёнок обжёг руки и опалил волосы и ресницы. Моментально оплавившийся китайский синтетический спортивный костюмчик в некоторых местах прожёг тело. Только испуг был сильный и у него и у нас. Он потом стал кричать и подскакивать по ночам. Советы врачей «положить ему подушечку из успокаивающих трав» не помогли и зимой наши знакомые нашли нам бабушку, которая лечила детские испуги. Лечение шло с трудом. Однажды бабушка сказала, что после сеанса она очень плохо себя чувствует, что на ребёнке что то серьёзное и у неё нет уверенности сможет ли она нам помочь. Вскоре бабушка умерла…
А через несколько лет, когда ему было около 11 летом, уже у своей бабушки в деревне, на озере, во время купания у него остановилось сердце. Ребёнок нырнул и не вынырнул. Бабушка, пасшая их как курица-наседка, сразу засекла неладное, подняла крик и ребятишки-племянники вытащили Антон, уже не дышавшего, на берег. Баба Шура в панике не знала что делать, стала кричать громче, да кому? На пляже только она с ребятишками да пьяная компания бомжей. Но одна из пьянчужек видимо не совсем потеряла человеческий облик, подбежала, стала делать пацану массаж сердца и искусственное дыхание. И это помогло. Антон – очнулся. А племянник Степан не терял времени даром и уже поймал мотоцикл. Антона уложили в люльку и увезли в фельдшерский пункт. Бабушка сама тогда чуть не померла. И дальше уже откачивали бабушку. С Антоном было уже всё в порядке, и он даже не понял, что с ним случилось. Врач объяснил всё холодовой аллергией, из-за которой сузились сосуды и произошла потеря сознания, мы поверили.
А дальше - всё страшнее и тяжелее. Всё плохое, что могло быть на свете к нему так и липло. Его минули только наркотики и бандитские компании - к этому у него был стойкий иммунитет.
Было много случаев, когда у него отбирали деньги и вещи и при этом жестоко избивали. На дискотеках, он, абсолютно миролюбивый, всегда попадал под чью-нибудь «раздачу».
Была в его жизни и психиатрическая больница. Я виню себя бесконечно, что согласилась на обследование, ради отмазки от армии. В детских диагнозах Антона был сомнамбулизм – «снохождение», «лунатизм». И какое-то повышенное «стволовое свечение». Прочитав результаты компьютерных и томографических исследований, призывная комиссия отправила парня на обследование в областную психиатрическую больницу, чтобы «исключить эпилепсию».
А я со своим «радужным» отношением к жизни даже заподозрить не могла что это такое. Теперь наверно смогу написать памятку для мам призывников под названием «Чего не следует делать при призыве в армию». Тогда мой сын впервые попал в ад. Он показал себя сильным и выдержанным, достойно снёс все унижения от отморозков которые проходили обследование перед отправкой в дисбат за преступления совершённые во время службы. То, что рассказал по приезду Антон, я не смогу до конца передать, потому что старалась забыть – так это было больно и страшно. Он неделю ходил, заложив руки за спину, не мог ни есть и не спать, хотя ещё в больнице он похудел на 8 килограммов.
Сплошные воронки от бомб, и все в одно место. Сколько же раз целилась в него судьба? Слишком уж часто… Но за что, почему он не должен был прожить долгую и счастливую жизнь? Почему она и у нас отрезала ровно половину жизни? Кто и за что её так прогневил?
Ангелы-хранители не летают со скоростью свыше 100 километров в час.
Перед самым Новым годом мы уже почти заканчивали домашний ремонт, и все мысли уже были о том, как встретим мальчишек и куда поедем в эти первые в нашей жизни «рождественские каникулы». Внезапно, захотелось каких то перемен прямо сейчас, и мы решили сменить наш старенький потёртый диван на новый и современный. Но выбрать так ничего и не удалось: мужу хотелось одного, мне другого. Ну что поделать, если вкусы у нас во всём разные. Пришли к компромиссу – приедут сыновья и выберут сами! Тем более что и денег на покупку снять тоже не смогли, в банке в эти предновогодние дни царило столпотворение. Вот с этими неосуществлёнными планами я впервые после операции пошла в школу на профсоюзный корпоративный фуршет, а муж уехал за ёлкой. Мне по старой памяти тоже дали слово для поздравления. Я пожелала всем здоровья и почему-то расплакалась и быстро засобиралась домой. Тревожило, что Антон ни разу за день на звонок не ответил, хотя телефон работал и вызов шёл. Себя успокаивала: «Может быть ушёл куда-то без телефона». Но и Паша не отвечал.
Домой мы с мужем вернулись одновременно. Ёлка, привезённая из лесу, была просто красавица: пушистая, маленькая, стройненькая. Так и захотелось сразу повесить на неё недавно купленные колокольчики и банты. Но это с давних пор было прерогативой детей, хоть им уже 18 и 21, и ёлка осталась во дворе дожидаться их приезда. Я разогревала ужин, и уже в который раз пыталась дозвониться до мальчишек. Сергей побежал к соседу в гараж, но вернулся моментально сам не свой: «Мать, звонил Паша, Антон разбился на машине под Ангарском», и снял шапку. Так просто и так страшно…Внутри всё оборвалось, и как в детские годы, когда с Антоном что-то случалось, жутко скрутило живот. Потом были паника, истерика, судорожные звонки Паше и в больницу, и быстрые сборы на поезд. Я сразу решила, что только я должна быть с ним. Никто, так как я, не знает что ему можно, а что нельзя. Он мой!!! Только бы он выжил.
Когда я уже ехала в поезде, в региональном выпуске «Дежурной части» показали эту аварию и водительские права Антона, - с комментариями, что водитель погиб на месте. Но я, слава богу, этого не знала, а только плакала и молилась в пустом холодном вагоне, а ещё мысленно была там с ним и помогала ему.
В Ангарске мы сошли вместе с Сашиным папой. Антон в той машине был не один. На перроне нас встречал полуживой от переживаний и выпавшей на него одного ответственности, Паша. Мы тоже были серо-зелёными от страха и неизвестности. Вот так в один миг может рухнуть всё счастье и сломаться жизнь. «По глупости не умирают!» - сказал младшенький, наверно для того, что бы нас утешить. Эти слова потом долго были в моей голове – когда надежд больше нет, оставалась только такая, из разряда юношеского максимализма. Тот день был самым длинным в моей жизни: вердикты врачей, обеспечение лекарствами и всем необходимым для ухода, встреча со следователем, выезд на место аварии - и между всем этим жуткое ожидание - как он? А на месте аварии ещё один шок - буквально в ста метрах висел огромный баннер ГИБДД с надписью: «Выезжая на трассу – помните: ангелы хранители не летают со скоростью свыше ста километров в час!» Действительно – не летают… Проверено на себе.
Двенадцать кругов ада.
Приехавшая на место аварии «Скорая» была похожей на ту, которая когда-то доставляла нас в роддом. Она была старая, убитая и холодная. Какие реанимобили в начале 21 века? Это не про нас. Всех семерых пострадавших при столкновении, независимо от степени тяжести сгрузили в это зелёное чудо техники и повезли в Ангарскую БСМП. Первыми приняли тех, кто подавал признаки жизни – с переломами рук и ног. Антона сочли мёртвым. И он с открытыми мозгами и истекающий кровью провёл в приёмном покое полтора часа. Сашка был хоть и в тяжёлом состоянии, но в сознании и помнит фразы персонала: «Эти безбашенные алкоголики и наркоманы пусть потерпят». Ну, так уж у нас принято считать всех с кем случилась такая беда – алкоголиками и наркоманами. Наркотики Антон ненавидел – считал уделом глупых. А вот алкоголь - был у него в крови: пиво с ночной компанией, приехавшей на этом злосчастном автомобиле и… страшная расплата жизнью. Хотя он всего лишь сидел на переднем пассажирском кресле.
Первые операции длились 9 часов подряд. Сначала работали нейрохирурги потом офтальмологи, но не те не другие не верили, что с такими травмами можно прожить больше суток. Так мне по приезду и сказали. А ещё сказали, что это вообще какое-то чудо, что он вообще ещё жив, что такого не бывает и они, опытные хирурги это знают. А я кричала - это не чудо, это его ангелы хранители и мои молитвы, наши молитвы и его стремление жить! Он не умрёт! Этого не может быть – он же так молод! Мой оптимизм во мне орал – чудеса бывают, если в них верить. Врачи твердили, что такое чудо, оно ненадолго. А если парень и выживет, он будет растением. При обширном поражении лобной и височной доли мозга сохранение интеллекта невозможно. А ещё был перелом шейки бедра и руки, но оперировать их сразу не стали – боялись сердце не выдержит наркоза. Он прожил ещё 12 суток – 12 кругов ада, жуткой боли, страха и безысходности. А меня к нему так и не пустили. Всё что мне было позволено - посмотреть на обёрнутое бинтами тело моего ребёнка сквозь двери реанимационной палаты, и ежедневное трехразовое общение с врачами. Я помню каждую минуту тех 12 дней, как сводку боевых событий. Я помню свой дикий страх. И с той поры я ненавижу себя: во-первых за то, что не отмолила сына у бога. Уже после всего случившегося читала о Матери, которая в подобной ситуации забыла обо всём, и день и ночь молилась у алтаря за спасение. И бог даровал жизнь её дочери. А я этого не сделала. Я молилась в мыслях и больше доверяла врачам, я строила планы на будущее, не понимая, что в этом случае решаю не я!
А ещё я ненавижу себя за «интеллигентский» характер. Мне сказали нельзя к нему - и я подчинилась! Без криков, без сандалов, без истерик. Только плакала и смотрела. Хотя понимала, если я буду держать его за руку, ему будет легче. Если он будет чувствовать меня рядом – ему будет надёжнее. Но рационализм врачей – «Любая инфекция извне ему опасна» - преобладал. И я не была с ним в его последнюю минуту.
А ещё я ненавижу Новый год, и все Рождественские каникулы - ведь всё это случилось именно тогда. Теперь каждый год в эти дни я всё переживаю заново и каждое 7 января умираю вместе с сыном. Он родился в Крещение и умер в Рождество – что это? Так на роду написано? Метаморфозы судьбы? Или последующий вечный рай за мученическую смерть, за 12 кругов ада.
Сны.
В газете «Моя семья», мать утонувшего мальчика писала: «Он не умер, он просто спрятался» и я с ней согласна. Я точно знаю, он рядом. Иногда я его просто физически ощущаю. Он приходит во сне и рассказывает обо всём, чего не может придумать мой даже спящий мозг, всё слишком правдоподобно. Правда сейчас это происходит не часто. Он сказал во сне: «Меня так редко отпускают». Но когда он приходит, он прыгает на руки, обхватывает ногами талию, так как будто ему лет семь или чуть больше, он обнимает меня, а я его не чувствую. Но радость от встречи вполне реальная и каждую ночь, засыпая, я прошу:
«Сынок, приснись!»