Дневник-рассказ Андрея Царёва 2010г

Экстрим Лес
Дневник-рассказ Андрея Царёва 2010г.


В этом году мне удалось побывать в Непале. Пишу что увидел своими глазами.
 15 мая я прилетел в Катманду из Дели. Аэропорт и лежащий рядом город окружали по кругу синеющие в утренней дымке холмы и горы. Стояла жаркая погода, не походящая на 40 градусов с насыщенным влажным воздухом как в  Индии. Про такой кошмар в Гоа мне рассказали русские туристы возвращающиеся на родину в аэропорту Махатмы Ганди. «Ведь всё безумно дешево в не сезон». Я встретился с Кириллом, так же участником экспедиции Он специалист по кислороду и бизнесмен из Орехово-Зуева. Коренастый Кирилл сразу обнадёжил весёлым рассказом про безумную эйфорию на пяти тысячах и выше.
- Но заканчивается она отёком лёгких …
Пока мы ждали нашего организатора в глаза бросалась местная пёстрая жизнь.  Взрослые мальчики ходили за ручку, кто спал на бамбуковых строительных лесах. Кто-то сплёвывал из под языка бурую табачную слюну. Таксисты смотрели трудно передаваемым взглядом, каким-то детским. В нём чувствовалось желание помочь. Поездив на такси, уже потом, я убедился, что местные таксисты действительно неплохие представители этой профессии. Они, как и большинство непальцев доброжелательны.
Меня поразила  их способность разбираться в бессмыслице не имеющих табличек улиц и площадишек, больше похожих на скотный двор с разгуливающими самостоятельно священным коровами и мельтешащими курицами. Особенно это выделяется в таких нетуристических районах, вроде Копана. Город состоит и миллиона райончиков, имеющих кроме названия ещё и цифру. Кроме того название улиц может непредсказуемо меняется. - Ты первый раз в Азии? – спросил меня Кирилл.
- Так глубоко да.
- Ну, с почином тебя, это ещё очень культурно. Вот в Тайланде…
Его разговор прервал появившийся Валентин Михайлович Божуков. Наш загорелый  организатор в майке с российским флагом бодро приветствовал нас. Валентина воочию я увидел в первые, жилистая фигура, седая полоска бороды, идущая через подбородок и щёки, и живые светлые глаза. На широкой бежевой шляпе нарисован условный силуэт Эвереста, о чём свидетельствовала надпись  «Everest trek». Он только что прилетел из Покхары, где происходил слёт непальской ассоциации альпинистов. Мы отошли к домашнему терминалу, где я  познакомился с Кимом, другом Валентина кислородчиком-креагенщиком из Черноголовки, марафонцем, и участником нашей экспедиции. Как и Валентину ему было за семьдесят и выглядел он тоже крепко. Позже я узнал, что он – ликвидатор аварии на Маяке в 1957 году.  Познакомил он и со своей женой Викторией, весёлой мадам, преподавательницы музыки в русском культурном центре Катманду.
Мы забираемся все вместе в два маленьких судзуки мурати, похожей на нашу оку, только с четырьмя дверьми. Движение на дороги больше похоже на броуновское. Всё движется во все стороны с разными скоростями. Машины, мопеды-мотоциклы, тук-туки, велосипеды, пешеходы. Возраст некоторых машин доходит до шестнадцати и старше, некоторые уже достигли совершеннолетия. Такси Мурати собирается в Индии. Машины с правым рулём, влияние Англии, владевшей Индией  до 1947 прошлого века. Машинки весёлые, с колёсам толщиной едва не меньше мопеда лихо скачат на глубоких выбоинах и грунтовках, являющими собой набережные.
Про реки Катманду стоит сказать отдельно. Они лишены всякого романтизма. Сбрасывают туда всё что только можно, от праха умерших, сбрасываемых туда по индуисткой традиции, до самого разнородного хлама. Зловонные, окружённые свалками и зарослями тростника и марихуаны, безумно пыльные от намощенных набережных – это место где без хорошого респиратора долго не пробудешь. Поэтому очень часто можно встретить национальный местный наряд – хб повязку на лицо.
Катманду считается самым грязным городом. В мусоре он просто утопает. Я не видел не одну мусорную машину за время пребывания, в их существование верится с трудом.  Воздух, однако, не отравлен, как в наших больших городах.
Приехали мы в гостиницу, номера, которых напоминали прибранные комнаты в советском санатории. Тараканы редки, но если уж и встретятся, то поразительной величины. Национальный душ. Сделан, так что бы вода сливалась в туалет – забетонированный в пол унитаз, с рифлёной насечкой для устойчивости ног. Горячая вода была практически всегда, что бывает не во всех отелях. Как правило, она греется солнечными лучами в больших пятисотлитровых баках на крыше. Вечером, если много народа – всю воду могут слить, и нужно ждать следующего дня или освежаться холодной.
С электричеством тоже проблемы. ГЭС основные поставщики энергии -  зависят от наличия в реках воды, а её особенно мало зимой, когда ледники в горах практически не тают. Но и летом не редки отключения света после восьми. Только когда я собирался обратно в Россию, в середине июня, ледники дали столько воды, что свет в последние дни моего пребывания не отключали ни днём не ночью. Богатые люди и коммерческие службы имеют на время перебоев генераторы, бедные –керосиновые лампы и свечки.  В первое время было необычно смотреть на большой город, погружённый во мрак, с редкими островками света. Земля напоминала отражение звёздного неба. Если залезть на плоскую крышу гостиницы, то создавалась иллюзия космического пространства.
Непальская жизнь быстро затихает с последними лучами солнца, которое по южному опускается в шесть часов – многие лавки закрываются, все разбегаются по домам движение практически стихает, на улицах остаются немногие, нередко окликающие проходящих туристов «гашишь, мариуана?!». С этим здесь очень запросто. Говорят в Покхаре вообще не стесняются и накручивают косяки прямо в гостинице. Нельзя сказать, что закон на это смотрит сквозь пальцы,  совсем не смотрит в эту сторону. Здесь нет подсадных уток, как в Тайланде.
Понятие закона вообще отличается от западного понимания, Азия есть  Азия. Было бы для меня очень интересно познакомиться с местными коррупционными традициями. Может быть, у нас много общего в этом деле, по крайней мере, чиновники тоже любят джипы лексусы последней модели и мигалки. Правда в цвете дают вольность, вот рассекает весёленький бордовый лексус скопившиеся у дома правительства рыдваны, а вот чёрные машины редкость. Интересно, а какой кортеж и главы революционного государства, не ужели салатовый или жёлтый, выглядело бы очень по непальски.
Но вот я в главном туристическом гнезде – Тамеле, множество профессиональных нищих и приставучих продавцов с национальными загнутыми ножами кухари, с бусами, дудками и прочей ерундистикой. Один малейший признак внимания и уже не отстанут до самого отеля. Единственно, что может помочь – сказать, что уже предлагаемый предмет куплен.
Купить можно дёшево множество интересных вещей если хорошенько торговаться. Прикольная одежда из шерсти и конопли, расписные рубахи, в ручную раскрашенные украшения на ёлку, сумочки с лотосом, кошелёчки. Очень много будисткого  литья из бронзы, картинки изображающие мытарства перерождения – Танки.
Вернувшись в отель, мы встретили нашу штурмовую группу, альпинистов из Санкт-Петербурга. Валеру Шамало и Сергея Кондрашкина. Ребята весёлые. Валера весело рассказывает про то как чудом выжил, провисев вверх ногами в трещине на Эльбрусе триста минут. «Тогда был юбилей у Питера – триста минут в честь трёхсотлетия Санк-Петербурга». Серёжа – скульптор.  Недавно они покорили Чоладзе, очень отвесную гору, практически стену. Валера участвовал в успешной экспедиции на К2. 
Мы ужинаем. Я пробую первый раз чай масала и вегетарианские момо, - местные пельмени с остренькой начинкой. Местный ром довольно неплох.
Город Катманду довольно древний и за моё короткое пребывание мне удалось посмотреть старую ступу, находящеюся на «обезьяньем холме» - Swoyambhunath название обозначает: «создавший сам себя из ничего миллион миллионов лет назад» , одной из самых грандиозных и древних, более 2000 лет. Как сказано в путеводителе сила молитвы здесь возрастает в тринадцать миллиардов раз. Ходит легенда, что эта ступа основана на месте падения метеорита, который был знаком основать здесь город. Обезьяны занимаются своими делами на статуях Будды, делают страшные оскалы, обнажая длинные зубы слишком назойливым туристам. На этот холм вместе с рассветом устремляются множество любителей здорового образа жизни. Непальцы взбегают на холм и на площадки со ступой делают зарядку в лучах восходящего солнца. Буддисты демонстрируют дыхательные упражнения . Худощавый лама в очках, облачённый в оранжево-красные одежды благословляет всех желающих.
  Basntapur и Ptan Durbar – это бывшие религиозно-политические центры двух государств, теперь соединённые рамками одного города. Восточный аналог нашего кремля. Пока ребята рассказываютВ Basantapure и бывшая королевская резиденция. два храма индуистских храмра  - Kat и Mandu,  из-за которых возникло название города.  Есть храм, посвящённый камасутре. Фигурки из красного дерева наглядно показывают самые изощрённые формы соития. Религиозные сооружения вообще богаты искусными элементами из красного дерева. Можно посмотреть на посуду, сшитую из листьев, которая раньше применялась повседневно, а теперь осталась исключительно для ряда религиозных ритуалов. Я взял за пятьсот рупий гида - лет восемнадцати паренька, с неплохим английским, который вызвался показать Кумари, местную живую богиню, представляющей маленькую девочку, избранную специальным обрядом. Девочка должна находиться в мрачной комнате одна, пока в определённое время луч света не сойдёт на её лицо из узкого отверстия. Богиней она может быть до первой крови – первого пореза или месячных. Раньше кумари не могла выйти за муж, теперь, говорят религиозные догмы не такие жёстки и после того как она перестаёт быть богиней, она может вести жизнь обычной женщины.
В Патане мы с Кириллом стали свидетелями ещё и праздника, посвящённому урожаю. Люди двигали грандиозные повозки с деревянными колёсами больше человеческого роста по улице. На повозке соорудили высокий зелёный конус, похожий на новогоднюю ёлку, сверху которого свисали разноцветные ленты. Высотой квадратная платформочка- макушка была выше пятиэтажного здания.
Зрелище привлекло массу народа, плоские крыши зданий тоже были заполнены.
Кумари Патана, окружённая помощницами восседая на троне встречала своих почитателей. На покрытом красной краской лбе – чёрным с золотым нарисован божественный третий глаз.  Голову венчал золотой кокошник со вставленными цветами.
Мы отошли и стали ждать, когда колесница придёт в движение.
Из двадцатилитровых прозрачных канистр стоящих на грузовике  раздавали воду всем желающим люди, называющие себя water friends, друзья улучшают свою карму.
Толпа внезапно пришла в возбуждение и дружно стала отбегать назад. Было видно, как задвигалась странная колесница. Двигалась она рывками, делая большие крены, порою прислоняясь к зданиям. Её выравнивали, некоторые забирались в качестве противовеса на конус.
Нам сообщили что это праздник был как бы промежуточным, что в очень большой праздник колесницы свозят к одной священной реке и сбрасывают в воду. Всё это для того, что бы упросить богов, число которых вероятно больше населения Непала, послать дождь.
Вскоре мы переезжаем  в мастерскую Валентина Михайловича. Там прекрасный дворик с газоном и двумя собаками – большим чёрным Тарзаном и его маленькой бежевой подругой. Красивый цветущий  дворик – с аккуратно постриженным газоном.
Утром Валера с Серёжей  готовились к восхождению. Они по очереди до пояса большой пластиковый пакет, притянутый к телу. Внутрь которого были подведены две трубки пылесоса. Воздух внутри пылесоса проходил через специальный фильтр, отбирающий СО2. Таким образом, в относительно герметичном пространстве съедался кислород, а насыщение углекислым газом не происходило – создавались условия больших высот. Чем больше человек находился в таком аппарате, тем «выше» он себя поднимал.
Такой способ дешёвая и всегда доступная замена барокамере, минус её в том, что воздух в таком ограниченном пространстве прилично нагревается и приходится попотеть.
Первую ночь мы с Кириллом решили спать на улице в мешках. Сон превратился в «ночь вампиров». Маленькие, но очень назойливые и многочисленные комары выпили у нас не мало соков. 
В Копане я посетил ещё одну замечательную ступу. Предположительно она возникла 1 400 лет назад когда тибетский король Сонгтсен Гампо принял буддизм вместе со своими жёнами. Стоит в центре круглой площади. Одна из самых больших ступ в мире. Вокруг площади – сувенирные лавки.
Моё внимание привлёк ковёр со скелетом, сплошь покрытый свастикой.
Но вот мы и наконец, основательно подготовившись – адаптировавшись к местному климату, размяв ноги на местных холмах с  отправляемся на самолёте в Луклу. Маленький самолёт хорошо протряхивает при посадке. Справа и слева горы впереди из-за голов пилотов я вижу короткую бетонную полосу аэородрома. ВПП поднимается под наклоном в горку для торможения, компенсируя тем самым длину.

20 мая

В Лукле небо быстро затягивается туманом. Зябко после тридцати градусов. Нанимаем портеров, и после чая отправляемся путь. Скоро небо становится чистым и взору открываются террасы, обложенные по краям камнями. На них золотится пшеница цветущий картофель. Лоджии расположены здесь практически вплотную по всей дороге. Внизу кипит мыльная река. Мутный серый цвет придаёт ей грязь с ледника и растворённые горные породы, слюда. Если выпить такую воду, то слюда оставит микропорезы в желудке.
Пройдя два часа мы остановились перекусить в лоджии Namaste, слово обозначает непальское приветствие  произносится с сомкнутыми в ладонях руками, переводится оно, как «Приветствую в твоём лице бога». На улице за столиком сидела группа людей. Лица сильно обгорели до бурого оттенка. С носа и губ слезала шелушившаяся кожа. Без сомнения это были альпинисты. Валере показалось, что одно лицо ему знакомо, но он сомневался. Когда группка стала разливать виски сомнения улетучились. Действительно это оказались наши соотечественники, часть из них русские новозеландцы. Их экспедиция омрачилась смертью одного из участников, умершего вследствие гипоксии. Экспедиция принципиально не использовала кислородных баллонов. Несмотря на это, возможность помочь заболевшему товарищу у них была – на склоне они нашли баллон с кислородом. У них не было с собой редуктора, а открыть клапан, в экстремальной ситуации они не смогли.
Отведав шерпы суп или stew – густой похлёбки из овощей и мяса мы двинулись  дальше
Дорога петляет по ущелью, то опускаясь то поднимаясь. Проходим огромные валуны – mani wall, испещрённые дорожными молитвами на санскрите. Пересекаем несколько раз реки  навесными стальными покрытыми нержавеющей сталью мостами. Пролёты встречаются довольно длинные – больше пятидесяти метров. Внизу бурным потоком пенится река, отбрасывая снопы солнечных лучей. Под ногами мост начинает пружинить и слегка раскачиваться. Кирилл идёт довольно уверенно, хотя  признается, что у него боязнь высоты. «Вот вечно и на работе приходится общаться с высотными объектами». Входим в парк Эвереста, регистрируемся. По доске посещений видно, что самый сезон – в октябре, в 2008 рекорд – 9260, затишье – июль минимум посещений в миллениум – 2000 год, 39 человек, июнь тоже непопулярный месяц. В этом году был поставлен рекорд апреля – 5112 человек. Прошлый 2009 год посетило парк Сагарматха всего 1629 Надо сказать, что в эту статистику альпинисты и организованные экспедиции не включены. Может быть из-за того, что они часто летают вертолётами, минуя всякие посты. При себе у нас были трекерские карточки, оформленные в Катамнду за 20 долларов, нам дают ещё талон, который надо предъявить при выходе с зоны парка. Через реку расположен военный пост. У военных массивные карабины с пластиковыми, как у игрушечных китайских автоматов прикладами. Регистрируют наше прибытие.
Несколько небольших водопадов радужно искрятся на солнце кристально чистой водой, потеплевшей, но сохранившей свежесть ледника.
Ближе к вечеру на привале сквозь рванину облаков проявляются какие-то высокие горы.
Пейзаж постепенно меняется, лиственные деревья сменяются соснами, крепнущими с высотой. Редкие рододендроны  здесь уже отцвели. По дорогам звеня колокольчиками, лениво спускаются яки. Портеры, оперевшись на  лобную лямку полусогнуто несут плетёные из бамбука корзины. За плечами у них в среднем шестьдесят килограмм, а порою, их поклажа весит и под сто. Они тащат снаряжение альпинистов и трекеров, товары на продажу и необходимые для быта рис, муку, трубы, стальные конструкции,   Икры ног от постоянной нечеловеческой нагрузки раздуты до огромных размеров, лицо сочится потому, между зубами во рту часто зажимаю верёвку. В день получают они 10-20 долларов. 
- А вон там Эверест, - говорит Валентин Михайлович. Я хватаюсь за фотоаппарат, но поздно, - облака стягиваются.
Вечером, около шести мы добрались до Намчибазара, крупного перевального пункта, здесь можно купить недостающее снаряжение, обменять по сравнительно выгодному курсу деньги. Говорят, сюда поступает контрабанда из Китая. Тибетцы торгуют здесь на развалах дешёвым барахлом. В этом поселении есть музей, военная часть, грунтовый аэродром и буддистский монастырь.  Останавливаемся в ложии Тамерку вью.
Вечером за ужином, мы решаем разделится. Серёжа и Валера выдвигаются вперёд к Базовому лагерю, треккеры же двигаются в неторопливом режиме.
Комната в лоджии – две  сбитые из досок кровати, окно с видом на горы. Разноцветные шторки. Стены, обшитые плайвудом (прессованной древесины).
В гостиной лоджии посредине стоит чугунная печка-буржуйка. Кухня разделена прилавком.
Ужинаю далбатом, непальское блюдо, состоящее из варёного белого риса, острой бобовой  похлёбки, обжаренных овощей и мяса.

21 мая

С утра, выспавшись, мы поднимаемся к местному аэродрому. Он представляет из себя грунтовую площадку, заканчивающейся пропастью. От пропасти до служебных построек взлётная полоса поднимается для тормозящего эффекта как в Лукле. Заснеженные пики взгромоздились по сторонам от поля. Ни облачка. Заснеженные вершины гор упирались в густую синеву неба. Долинный ветер проносится над сухой травой, шевелит брезент деревянных балок.
- Дерево наши вертолёты принесли, - говорит Валентин, имея ввиду вертолёты советской конструкции, небольшое число которых имеется в распоряжении частных авиакомпаний.
Попытка найти кого-то из персонала, что бы узнать расценки на полёты – не увенчалась успехом. Работник в лоджии неподалёку с трудом смог объяснить, что сегодня никого не будет.
Поев овсяной каши и варёной картошки мы двинулись выше. На выходе из Намче  встретили казахского альпиниста, возвращающегося с экспедиции на Лходзе. Губы сильно обожжены солнцем. Поздравили с успешным восхождением
Валентин показал место, где он чудом остался жив. Приземлившись на камни в ущелье. Через редкие сосны, где-то внизу шумела река. После лёгкого обеда с ячьим сыром, мы попали в цветущий рододендровый лес, оттенками от бледно разового, до красного. Цветки здесь начинали отцветать, слегка желтея по краям. 
Забираясь на перевал, я увидел, как внизу клубятся облака. Серые языки дымки облизывали холм, постепенно наступая всей массой. 
В семь вечера, погружённые в набежавший туман  мы поднялись до Тьнгбоче с высотой 3860 метров. Остановились в доме потомков  Давы Тенсинга. Дава участвовал в экспедиции Джона Ханта 1953 года, завершившейся первовосхождением на Эверест, он руководил портерами.
Вечером мы пригласили внука Тенсинга отужинать вместе с нами.

22 мая

Утром Дава показал нам документы – старые фотографии с Давой, грамоты от Английской королевы и короля Непала. Внук был очень похож на своего деда, улыбающегося с фотографий, на клетчатой рубахе красовались три медали.
В 11:30 мы отправились в путь. Поразительным видом светился клык Амадаблан. Вдалеке облачка набегали на группу Эвереста и Нупдзе. 
По местной традиции значимые перевалы обозначались ступами, от вершины которых натянуты разноцветные флажки. На них написаны мантры. Буддисты считают, что ветер разносит их по миру, поднимая к небесам. Ветер временами усиливался, заставляя одевать меня ветровку. Встречаю практически белые цветы рододендрона.
На обед сегодня у нас были сухарики с сухим молоком, разведённом в кипятке. Получилось очень вкусно. На закуску была припасённая московская колбаса.
Тропинка то и дело зависала над обрывом, то подлезала под грозно нависающие камни. На крутых склонах паслись яки. Неужели дикие? Увеличив до предела только что сделанную фотографию я разглядел ошейники.
Более суровым стало окружающее пространство, деревья пропали. Склоны серели осыпями, прорезающих низкорослую бурую растительность. На плоских местах виднелись островки можжевельника. Белёсые террасы полей у посёлка выглядели безжизненными.   
Глаза Будды на ступе тоже будто бы стали ещё отрешеннее.
Мы добираемся до Перичи. Место это тоже важное. Расположенное в долине у подножия Тавече здесь находится японский госпиталь и два посадочных вертолётных поля.
Трудно объяснить то настроение нереальности, в котором я находился с момента прилёта в Катманду, и которое только усиливалось с высотой. Всё как будто бы жило по своим собственным не земным законам. Вспоминается легенда про Шамбалу – важнейший энергетический центр земли. Казалось, что находишься в непосредственной близости к нему.

23 мая

С утра я попробовал помедитировать, вспоминая упражнения из аутотренинга. Присел на белых круглых, отполированных снегом и водой,  лежащих по реке. Нирваны к сожалению не получилось.
Недалеко от лоджии стоял обелиск погибших альпинистов. Блестящий никелированный конус, состоящий из двух половинок. На двух внутренних прямоугольных пластинках были написаны имена всех погибших до 2009 года.
Самым трагическим за историю оказался 1996 год. Когда из-за резкого ухудшения погоды сильно пострадало несколько  экспедиций. Погибло 8 человек. Физик из Торонто Кент Мур по данным наблюдения с South Col Эвереста, где расположена самая высокая метеостанция, пришёл к выводу, что на альпинистов буквально «упало небо». В тот день по заключению Мура уровень тропосферы из-за сильных ветров, превышающих 110 км/ч уровень тропосферы опустился ниже нормального значения на 500 метров. Резкий перепад давления привёл к тому, что альпинисты фактически оказались за пределами воздушного пространства Земли. 
Десяток пустых табличек грустно ждали своего часа.
Около двенадцати мы отправились в путь. В Тукле мы выпили чаю вместе с русскими туристами, направляющимися в Гокио. Интересное устройство с вогнутыми зеркалами в центре которых расположилась кастрюлька нагревало воду солнечными лучами.
Дальше путь лежал через перевал. Вверх мы пробирались через раскиданные камни – маленькие и большие до пяти метров в высоту.
На вершине перевала выложенные из камня квадратные обелиски погибших. Здесь и Бабу чири шерпа, - знаменитый альпинист, поставивший в своё время рекорды по скорости подъёма на Эверест 16 часов 56 минут и по длительности пребывания на вершине 21 час без кислорода. В возрасте 36 лет он поднимался на высочайшую вершину 10 раз, в том числе два раза за неделю. На одиннадцатом разе он погиб, попав на относительно лёгком маршруте в трещину.
На большом камне выбито имя Скотта Фишера лидера одной из печально известных экспедиций 1996 года.
Когда мы спустились в долину Лубоче – небо было наглухо затянуто тучами. Стало прохладно. Я одел шерстяную шапку шерп, купленную в Периче. Небо всё набухало и ниже опускалось к скалам. Сегодня-завтра неизбежны осадки.
Справа от посёлка высокая мореная стена ледника Кхумбу уходила вверх под плавным наклоном.
Пойдя посёлок Лубоче, где активно шло строительство новых лоджий. Камень, взятый с ближайших гор. Аккуратно оттёсывали вручную до того как он не станет ровненьким кирпичиком. Основу стен оттёсывали грубо, облицовочный камень был практически идеально ровным. Звук звенящих молоточков раздавался в каждом поселении, ведь поток туристов с каждым годом возрастает.
Проходим посёлок, идём к Пирамиде. Это итальянский исследовательский центр. Раньше здесь располагался до 2007 года и дорогой отель.
Пирамидой это место назвали не зря. На вершине здания расположен прозрачный пирамидальный купол, на гранях которого размещены солнечные батареи.
Вокруг бегают тибетские ушастые крысы, похожие очень на морских свинок.
Мы пообщались с исследовательской командой. Итальянцев на станции не было, несколько шерпов вели основную работу.
- Пол года работаешь, пол года отдыхаешь, сказал один из них.
Исследования касались местного климата, состояния ледников и окружающей биосферы. Рядом со здания был поставлены ловушки-сеточки для ловли насекомых.
У нас измерили порционное содержание кислорода. 
У меня и у Кирилла было примерно одинаково – по 75 %. У Кима – 85%. У Валентина Михайловича зашкаливало – 93%, практически как на уровне моря.
Спальные места оборудованы кислородными масками для сна, ведь высота станции 5000 метров.
Нас угостили чаем.
Попрощавшись с шерпами мы решили двигаться обратно в Лубоче.
В лоджии мы встретили пожилого голландца. Приноровится к его английскому было не просто. Он рассказал, что был недавно в Афганистане с гуманитарной миссией. Раздавал слабослышащим детям слуховые аппараты. Были проблемы с получением визы, и пришлось ему выезжать в Пакистан, что бы от туда получить визу и пересечь границу на автобусе. Видеть боевые эскалации ему не пришлось. 
Приняв душ и поужинав, я отправился спать. Ночь была самой ужасной за весь поход. Сильно болела голова. Беспокоило дыхание Чейни Стокса: из-за учащенного дыхания в крови снижается содержание углекислого газа, регуляция дыхания ослабевает, во сне на несколько секунд дыхание останавливается, после чего возобновляется с удвоенной силой. В результате чего просыпаешься. Это очень неприятное ощущение.

24 мая.

С утра выпал мокрый снег. Снегопад не прекращается. Видимость упала до десятков метров.  Всё вокруг белое, лишь чёрная полоса ручья, и тёмные пятна камней на склонах. Лубоче похож на посёлок где-нибудь на Чукотке.
Ким чувствует себя плохо.
Принимаем решение – Кирилл и Валентин Михайлович движутся выше. Я с Кимом спускаюсь в Периче для акклиматизации.
Мы начинаем своё медленное движение в низ. В Тукле мы делаем короткую остановку на чай. Я знакомлюсь с молодой девушкой, идущей с гайдом в базовый лагерь. Мы разговорились. Она с пылом объяснила, что покорение Эвереста её мечта. Сейчас она идёт присмотреться к горе, но к 2014 году хочет покорить саммит.   
Несмотря на неторопливый спуск в середине дня мы уже в Периче. Снег здесь полностью растаял, тепло и влажно. Ватные облака медленно поднимаются наверх. Скоро облака опускаются до самой земли.
Отдыхаем с Кимом. Самочувствие у меня отличное. Ким еле доел тарелку жидкого супа. Существенно лучше ему не становится. Похоже, он подцепил какую-то желудочную инфекцию. Лекарства, которые мы давали - помогали слабо. 

25 мая.

Ким принимает решение спускаться ниже, уходить в Луклу и лететь в Катманду. Помогаю нанять портера до Тенгбоче. Мы прощаемся с ним.
Небо очищается, показывая широкие тёмно-синие просветы.
Из-за перевала появился вертолёт, вскоре он приземлился на площадку у реки. Из него выгрузили оранжевый спальный мешок на носилках. Позже я узнал, что в госпиталь привезли упавшую в ледопаде Кхумбу альпинистку. 
Вертолёты начали летать с интенсивностью, как на видео про вьетнамскую войну. Одни из них разгружались в Периче, брали пассажиров и летели в сторону Намче. Другие пролетали мимо с Базового лагеря. Высоко пролетел несколько раз советский вертолёт.
Пилоты действовали очень красиво. Подворачивая в воздухе, они заходили на посадку. Быстро взлетали с разворотом вверх. Видимость прояснялась с каждой минутой, но случалось так, что вертолёт вылетал прямо из-за облаков.
Безветренная погода сохранялась до десяти часов. Потом начал дуть усиливающийся долинный ветер, вертолёты перестали летать.
Я быстро миновал перевал в Тукле, миновал Лубоче и Пирамиду к часу дня. Светило яркое солнце. Летали разноцветные бабочки. Высота была больше пяти тысяч. С права от меня грозно возвышалась над мореным гребнем гигантская глыба  Нупдзе.
Долина Лубоче уперлась в перевал, перед которым стоял огромный камень.
Взойдя с отдышкой на гребень я увидел первый раз ледник Кхумбу. Это было потрясающее зрелище. Сераки, покрытые слоем камней резко обрывались, показывая фирновые снежные животы. Мутные ледниковые  озёра соединялись гигантскими пещерами, лёд которых имел оттенок насыщенного голубого цвета. Камни то и дело падали вниз, эхо отстукивало удары.
Ещё один ледник перпендикулярно вклинивался в Кхумбу. Яки цепочкой, один за другим поднимались по морене. Шерпа погонял их, громко покрикивая.
Дорога петляла то вверх, то вниз, заставляя дышать меня интенсивнее, пока из-за поворота не стали видны постройки Гроакшеп, возвышающиеся над дном в высохшего озера. В посёлке было всего несколько лоджий.
Валентин позавчера объяснил как мне попасть в лоджию Пенбы шерпы. Найти было его совсем не трудно. Сложенные с ледопада лестницы были отличным ориентиром.
В три часа я был на месте, затратив на путь от Периче до Горакшеп около пяти часов. Через час появился Валентин Михайлович. Спустившись в кафе, я увидел девушку, повстречавшуюся в Тукле, разговаривающую с ребятами, Валерой, Сергеем и Кириллом. Валера и Сергей успели обгореть в Базовом лагере. Настроены они были очень оптимистично, много шути, появление женского пола сильно оживило обстановку. 
Девушку мучила горная болезнь, болела голова и отсутствовал аппетит.  Ребята предложили подышать ей полчаса кислородом. На некоторое время ей стало лучше.
На фоне Нупдзе, клубящегося в облаках, у изрезанного трещинами ледопада, в картах обозначаемого Ice pinnacles, и ледника Кхумбу внизу я сделал несколько фотографий с оранжевым кислородным баллоном и намордником с дыхательным мешочком.
Фото получились интересными, если бы не короткая майка и оголённые руки складывалась впечатление, что я нахожусь на высоте зоны смерти.
В комнате я нашёл пакетик с арахисом, который упруго надулся из-за низкого давления. Высота Горакшеп – порядка 5140 метров.
Кирилл рассказывал, как с Валентином они сходили в Базовый лагерь. Они повстречали таких корифеев альпинизма, как руководителя казахской команды – Ильинского, знаменитого итальянского альпиниста Моро, находившегося со своей подругой. Денис Урубко, выдающийся казахский альпинист, покоривший все 14 восьмитысячников улетел до их прихода.
Перед Ильинским стояла сложная проблема спуска погибшего в прошлом году альпиниста Сергея Самойлова.
Ночью взошла луна, освещая бледным светом горы. Они казались близкими и игрушечными. Невероятное количество звёзд рассыпалось на небе. Млечный путь открывал мне невиданные раннее созвездия, которые светились ярким, невероятно отчётливым светом.
Спал я на высоте 5100 спокойно.


26 мая.

Встали часов в десять. Я и Кирилл идём на Кала Патар. Дует холодный ветер. Сквозь разрывы низовых облаков успеваем заснять маковку Эвереста. На подходе к вершине начинается снегопад. Видно ледниковые озёра в обрыве. Озеро под Пумори покрывается зыбью. На вершине метеостанция.
Множество флажков-мантр  практически укутывают камни. На пике установлен деревянный столб.
Валентин Михайлович пытается взлететь на параплане со склона Кала Патар. Сильный ветер не позволяет это осуществить.
В Горакшепе – желаем удачи Кириллу, ему надо возвращаться вниз. В Намче он обещает заснять  финиш марафонского забега, посвященному покорению Эвереста Хиллари и Тенсингом.
Чугунная печка в зале сильно натоплена. В качестве дров – сушёный ячий навоз. На гофрированном железе он подсыхает на улице.


27 мая.

Встали с Валентином Михайловичем рано. В 7 часов из-за гор появилось солнце. Вместе с портером, несущего наш груз со склада Горакшепа мы направляемся в Базовый Лагерь.
  Становятся видны жёлтые палатки, со всех сторон окружённые льдом. Светит яростно солнце, отражаемое со всех сторон, со склонов гор, с ледопадов, ледников. Становится жарко.
На подходе у ритуального камня, заставленного фотографиями встречаем траурную процессию. Упакованное в спальные мешки и пенки тело лежало на лестнице тело. За концы алюминиевой лестницы привязаны поперёк два лома. В изголовьях вырезанный из картонки крестик и фанерная табличка с надписью Sergey Samoilov Kazakhstan 1958 – 2009. Горят идуисткие ароматные палочки.
Валентин Михайлович преклоняет колени.
Рядом   стоят шерпы. Они отдыхают. В руках у них банки с пивом.
От них узнаём – тело сегодня утром было спущено с горы вертолётом.
В Базовом лагере повсеместно идёт сворачивание. Портеры вереницей выносят снаряжение и оборудование. Яки, портеры, груженые лошади идут в лабиринте камней и таящего на солнцепеке льда. 
Лагерь казахов уже свёрнут. Мы пытаемся перехватить Максуда, казахского лидера у вертолётной площадки, но он уже улетел.
Приходим в наш лагерь, оборудованный фирмой Чо-Йо. Нас встречает весёлый парень Мнигма, наш кок. Валера и Серёжа ушли в горы на акклиматизацию. Забравшись в кухонный тент мы обедаем. Мнигма приготовил макароны. С вяленым мясом – получается очень вкусно. 
Базовый лагерь (5364) произвёл впечатление – сюрреалистичностью пейзажа, количеством палаток. Это притом, что значительная часть лагерей уже свернулась. У непальской экспедиции  был натянут большой белый купол с окном обширным окном.
Кругом кальгаспоры  и сераки. Окружают кольцом горы.
Стоя к китайской границе лицом с лева на право полукругом тянутся: гигантская глыба красавицы  Пумори, (7145), острый, похожий на стамеску пик  Лингтрен (6713), Кхубудзе, покрытый осыпающимися склонами (6639), заснеженная шапка перевала в Китай Лхо-ла (6026), четырёхгранная пирамида юго-западного отрога Эвереста (7300), Нупдце (7864). С юга в Отдаление замыкают кольцо Табоче (6495), Чоладзе (6335).
Вершины Эвереста не видно, не видно отсюда и северного отрога.
Окружение таким количеством вершин сводит сознание с ума.
По облакам видно как ветер завихрятся у вершин. Вихрь делает сальто и отскакивает
 от горы вниз. 


28 мая.


Солнце проникает в палатку в 6:35. На улице морозно – 5 или даже поменьше. Палатка покрыта тонким слоем снега. Ручей рядом с лагерем замёрз. Чистое небо, ни облачка. Снимаю, как солнце поднимается над перевалом Лхо-ла.
Ледник искрится бриллиантами свежевыпавшего снега. На солнце становится сразу тепло, я снимаю куртку – загораю. 
Приходят ребята. Они  дошли до района Лагеря 1 за ледопадом Кхумбу, высота 6 000 метров.
Активно начинают летать вертолёты, садясь на узенькую площадочку. На фоне вертолёта начинаешь понимать реальные масштабы гор.
Отправляюсь изучать ледник. Протачивая скользкие ледяные русла текут множество оживших ручейков. Извиваясь, они огибают камни, уходят под лёд, образуя глубокие туннели. 
К полудню облака с южных долин медленно накатывают на Базовый лагерь. «Небо молочного цвета давит на горных отрогов белый гранит».
Марафонцы регистрируются. Им выдают майки и номера.
Делают старт для репортёров.

29 мая

Марафонцы после восхода солнца марафонцы стартуют. Белые майки сливаются с ледяными глыбами. Цепочка бегунов огибает камни. Шерпы сразу вырываются вперёд. Авангард взбегает на мореную стену, пока плетутся в километре  некоторые европейцы. Нельзя сказать что они слабо подготовлены, на вид они в очень хорошей физической форме, на ногах развитая мускулатура.
Разница – в акклиматизации. Поколения шерпов тысячу лет живут в горах на большой высоте. Они генетически приспособлены к такому давлению, с раннего возраста им приходится испытывать большую нагрузку.
Валентин Михайлович считает, что генетической приспособленности у шерпов нет. Европеец при специальной тренировки может показать результат не хуже. По его мнению, если бы здесь были участники забега на Эльбрус, то они, безусловно, заняли призовые места.
Забираемся на отрог Нубдзе (около6000) что бы достать заброски. Пройдя через лабиринт ледника, мы карабкаемся по осыпям и нагромождения камней. На белоснежный ледник, отходящий от Нупдзе регулярно обрушиваются камнепады.
Валентин Михайлович остаётся ждать у подножия.
На верху отрога сооружен турик. Разбирать его не стали, а зря, там оказалось должна был записка Божукова).
Видно как снизу находится базовый лагерь, Кала Патар. С юга подбираются облака.
На леднике два лагеря – наш и шерпов, собирающих лестницы с ледопада.
Вид с такой высоты захватывает дух.
В заброске кроме ледового инструмента, снаряжения есть и еда. Колбаса слегка надкусана тибетской крысой. Попробовала, надкусила пару раз с конца палки, но есть не стала. Странные вкусы у местных грызунов.
На спуске ребята уходят быстро вперёд. Мы с Валентином медленно пробираемся к лагерю.
Преодолевая крутые сераки я дышу как собака.
Мнигма на ужин готовит замечательный долбат.

30 мая.

Я осваиваю ледовые инструменты. Одеваю кошки, Серёжа меня страхует, и рассказывает что к чему. На небольших сераках я  тренируюсь лазить. Фирн на них рыхловатый но держит. Кожа чувствует, как жёстко печёт солнце.
Продолжаю исследование ледника. Нахожу точку с которой появляется маковка Эвереста.
От ледника идёт холод, пробивающийся через пенку. Спим одев пуховые вещи. Валентин Михайлович и я в одной палатке – укутываемся парапланом.

31 мая.

С Валентином Михайловичем идем на разведку. Хотим найти кратчайший путь к «языку» ледника Нупдзе, что бы ребятам при восхождении легче было бы добраться до начала маршрута.
Повсеместно на леднике встречаются обломки лестниц, проржавевшие газовые баллоны. Когда-то эти вещи были рядом с ледопадом Кхумбу, но ледник, двигаясь со скоростью до трёх метров в день отнёс их вниз.
Путь этот непрост. Приходится пробираться сквозь узкие щели между сераками, искать переходы через многочисленные ручьи. Со значительными усилиями мы подбираемся к «языку».
Этот путь явно не подходит для того что бы идти ребятам с объёмными рюкзаками.
Погода стоит отличная.


1 июня.

Ночью  Валера и Серёжа выдвинулась в горы, не став нас беспокоить. С Валентином я направляюсь в Горакшеп. Прощаюсь с Мнигмой.
У Горакшеп навещаем мемориал погибшим альпинистам. Маленькая табличка прибитая к скале посвящена Владимиру Башкирову, погибшему при спуске с Лходзе. 
Есть памятник Рендо Увукхуи – первому мастеру альпинизма Монголии, погибшему в 1961.
Валентин Михайлович распускает для просушки параплан на склоне Кала Патара.
Я обнаружил, что после горных прогулок швы на ботинках совершенно перетёрлись и разъехались с двух сторон. Ищу мастера для починки. За ужином Пенба Шерпа приводит человека, который не говорит по англиийски  но ровно и быстро латает ботинки. Гнутой иглой он здорово делает


2 июня.

Встаю в 4 часа утра, что бы забраться на Кала-Патар и заснять рассвет. С утра нет облаков, и снимок должен получиться хорошим.
Со мной на гору забираются два юных шабутных Американца, подтягивается суховатый чех. На вершине он закуривает небольшую индийскую папироску.
Вчетвером мы помогаем друг другу сделать фото и встречам рассвет.
Внизу идёт целая толпа опоздавших туристов. Сделать фото на слепящем из-за Эверста солнце им не удастся.
После завтрака. Я прощаюсь с Валентином. Впереди у меня насыщенный маршрут:
Айланд-пик, Гокио, и спуск минуя Луклы до Шивалайа.
Погода безоблачная, тепло, дует сильный долинный ветер.
Спускаюсь до Туклы, а дальше иду тропой над долиной Периче, спускаюсь в Дингбоче. Там во всю идут сельскохозяйственные работы.
В лоджиях идёт уборка – туристический сезон окончен, просушивается постельное бельё.
В пять вечера я дохожу до Чукхунга. Работают всего две лоджии, я единственный посетитель. Двое молодых парней по шестнадцать-пятнадцать лет обслуживают меня. Принимаю горячий душ и ложусь спать

3 июня.


Встал в пять утра, взяв с собой две шоколадки и воду.
Рассвет чётко высвечивает зуб Амадаблан. Иду по моренной стене, потом спускаюсь в долину, по которой течёт речка. Яки невозмутимо пасутся. На меня они не обращают никакого внимания. Со спокойствием медитирующего буддиста они продолжают жевать траву. После огромного камня дорога идёт по высохшему озеру. Дно усыпано небольшими камушками. Маленькие пучки травы борются с ветром  за право существования.
Провозившись в поисках базового лагеря в 12 я нахожу его. Он совершенно пуст. Остались только написанные краской на камнях призывы «не сорить» и будисткие флажки.
Забираюсь на небольшое плато, усыпанное небоольшими камнями – Высотный лагерь. Подъём занял час. Места где стояли палатки – расчищены.
Дальше путь идёт через углубление, покрытое осыпями. Пороги через которые сочится тоненькие струйки ручейка. На них приходится вскарабкиваться, вспоминая чему меня учили на тренировках по скалолазанию.
Постоянно встречается мусор, обёртки, разломанные альпинистские ботинки, потерянные колья от палаток, пробитые фляжки.
Через два часа я достигаю ледника. Возвышающийся край покрыт глубокими трещинами. Перебравшись через огромные камни, я нахожу протоптанную по подтаявшему снегу тропу. Небольшой отрожек заканчивается квадратной ступкой.
Открывается вид на стену Лходзе. Вершину практически не видно. Рваные облака закрывают её от меня.
Сделав несколько фотографий, я пытаюсь пройти дальше. На снегу очень скользко без кошек. Не достигнув макушки, решаю не подвергать себя излишнему риску и начинаю спуск.
Добрался я наверное до высоты 6000 не больше. Дышу через рот. Даже фотографии получились с приоткрытым ртом.
Время спуска по разъезжающимися под ногами камнями оказалось практически одинаковым с подъёмом – около трёх часов. Восхождение отняло много сил. Ходко идти уже не получается.
В шесть вечера я был у базового лагеря. Налетели низкие облака. Прямо передо мной длинные вихри делали удивительные превращения. Они то прыгали, касаясь земли, то вертелись кругами, медленно переворачиваясь. Ветер был очень слабый. Было очень тихо.
Дымка съедала редкие звуки. Людей не было в окружности по крайней мере пяти километров.
Пустынные зачарованные ландшафты вокруг, магическое движение воздуха – создавали впечатление, что я нахожусь в своём сновидение. Казалось, что именно в таких странных местах на человека может снизойти какое-то откровение или пророчество.
Мне стало понятно, почему в этих странных местах, закрепились филосовско-созерцательныя религия как бон и буддизм.
В этот день мне открылась раннее не замечаемая грань души.      
Пришёл в Чукхунг я ещё за светло. Там я встретил ещё одного постояльца – датчанина. Это уже был худощавый пожилой человек с аккуратной бородкой. Действия китайцев в Тибете возмущали его.
- Они расстреляли там совершенно мирную демонстрацию.
Сергей мне рассказывал что там действительно очень неспокойно. То оцепят какой-нибудь район, то в монастыре найдут склад оружие.
По его словам китайская армия подавила оружием мирную демонстрацию. Разговор был у нас вполне европейский – о правах и свободах.   
- Так же их религия призывает к ненасилию.
- Религия религией, а борьба за суверенитет другое дело, - говорил  он мне в Базовом лагере.

4 июня.

С утра я отправился в сторону Чо-ла (ла по местному означает перевал). Двигался я умеренно, ведь вчера я затратил много сил на восхождение. В Дингбоче я позвонил Валентину.
- Как там наши, спустились? – Валера и Сергей должны были  спуститься, что бы отдохнуть и взять с собой дополнительные баллоны с кислородом. Но ребята не спустились.
Шёл знакомой дорогой над Периче. Сильный ветер теперь дул мне в спину.
Погода работала по привычному графику, с утра ясно и отсутствие ветра, с 10-11 часов начинал дуть долинный ветер и появляться облака. К 12-14 часам небо заволакивало подошедшими облаками.
Перейдя через перевал а Тукле, забравшись на горку над озером  Taujng Tsho, я оказался в налетающих облаках. С собой они с собой прохладу, что пришлось утеплиться.
Дорога шла по не высокой горе, спускаясь в живописные зелёные долинки. Кричали и бегали парами гималайские куропатки. Самец имел чёрную головку с красно-белым пятном у глаз. Слетали с горы они стремительно, на бреющем полёте. Человека они практически не боялись, подпускали близко.
Встречались горные голуби, с сине-зеленоватой шеей и белой грудкой. Они летали только парами, довольно пугливые, увидев человека - стремительно набирали высоту.
К вечеру я дошёл до Деревушки Дзонгла. Внизу тёк горный поток. На противоположной стороне от деревни находился выгон ячей фермы.
Телята резвились, как собаки виляя хвостом.
В лоджии было много туристов. Группа из Новой Зеландии, и мексиканка с весёлым гидом.
Гид взял на себя обязанности проводить меня в комнату и переводить мои слова молодым шерпам, которые очень туго понимали английский.
Я заказал далбат. Во время традиционной добавки мне положили столько риса, что его хватило бы на десять человек.
Я говорил пацану с кастрюлей:
- Slowly.  Stop! Stop! А он всё клал, пока весь чан не оказался у меня в тарелке.
Осилить всё я конечно не смог. Что бы не переводить зря продукт, я попросил оставить его на завтрашнее утро.
Мексиканка рассказала, что её здесь все принимают за непалку, в городах нигде не спрашивают оплату в музеях. По правде говоря, я сам принял её сначала за местную. Мексиканка познакомилась с Непальцем, который рассказал обратную историю, - в Америке все пытаются заговорить с ним по испански, принимая его за латиноса.
Новозеландец подытожил сходство рас переселением народов через Берингов пролив.
«И все являются сейчас странами третьего мира, подумал я».
Новозеландцы стали уверять меня, что переход через Чо-ла очень опасен, предлагали скинуться деньгами и присоединиться к гиду мексиканки.
Подумав, что такая процессия будет больше обузой и бессмысленной тратой денег – я отказался.
- Встретимся в Гокио, - улыбнувшись сказал я.


5 июня.

На следующий день, доев свой долбат я отправился в путь. Турики вышли практически одновременно со мной. Они постепенно отставали. На крутом вертикальном подъёме, состоявшем из как будто лежавших один на другой камней я ещё видел их. Поднявшись на ледник я потерял их из виду.
Ледник горкой стекал «стекал» с горы, наклон становился затем более плавным, образуя  площадку в несколько 3-4 километра вдоль горы. В ширину он был около пятьсот метров и заканчивался обрывом с трещинами. Камни опасно срывались с крутых мест. Оптимальный маршрут был посередине ледника в дали от двух опасностей.
Небольшое озерцо с неподвижной водой застыло в каменной чаше. 
Спускаться с перевала было легко – крепко примёрзшие камешки ещё не оттаяли, на них можно было смело ступать, не боясь укатиться.
После перевала открывалась большая долина с рекой. Гигантские серо-коричневые валуны разбросаны по всей её длине. Под наваленными камнями текла река, вырываясь голубой змеёй на солнечный свет. Облака хлопковые облака укутывали горы южнее.
Я пересёк долину. Вниз открывался вид на ледник Ngozba. Лазурными пятнами светились озёра Гокио.
В посёлке сушились ковры. Женщины подметали и стирали бельё. Ни одного туриста не было.
Тропинка на Гокио вела через мореный гребени и ледник Ngozba. Пройдя пятьдесят метров, я обнаружил, что тропинку размыло мощным грязевым потоком, несущимся вниз.
Пришлось пробираться вдоль мореного гребня севернее. Увидев табличку со стрелкой и надписью «Гокио» я вклинился вглубь ледника. Тропинки не оказалась, но я увидел несколько туриков на сераках ориентируясь по ним и пошёл. Было трудно, но увлекательно идти по одному из самых больших горных ледников в мире. Несколько раз приходилось огибать мутные ледниковые озёра. Забираясь на крутые и осыпающие гребни, затем съезжать с них.
В многих местах ледника наносило ветром землю и росли какие-то растения.
На серой гранитной крошке выросло что-то непонятное. Похожее на кактус розетка, закутанная в паутиобразную нитку, серое растение.
Пройти ледник было интересно, но потребовало немало сил. Позже я узнал, что если бы двигался севернее, то попал бы на лёгкую тропу.   
Взобравшись на морену, я увидел Gokyo Tso «третье озеро» на высоте более 4700 метров было 43 метров глубиной.
Старуха, выгуливавшая яков, поприветстовавла меня. Знаками она объяснила, что из туристов кроме меня никого нет.
Посёлок Гокио был безжизненен. Темнело. Я ходил от одной закрытой лоджии к другой. Городок будто бы вымер. Не было ни людей не животных. Наконец я нашёл открытую дверь. Вошёл, позвал хозяев. Никто мне не ответил.
Я заглянул в кухню. Никого.
Подождав немного я хотел было уходить, когда наконец послышались шаги и молодой парень с улыбкой приветствовал меня.
Разместил он меня в комнате с шикарной двуспальной кроватью. Из окна выходил вид на озеро. 
Ужинаю и сладко засыпаю. 

6 июня.

Встаю в 4 утра чтобы забраться на Гокио Ри до рассвета. Гора на сто метров выше Кала Патара. Успеваю снять Эверест, пока шапка из облака не накрывает его и лежит там практически неподвижно.
Лоджии компактно разместились у озера Dudh Pokhahi на высоте 4750 метров.
Спустившись я отправился в путь на Намче.
First lake -  Longoponga, совсем маленькое озеро глубиной не больше полутора метров. В прозрачной воде плавали густые зелёные водоросли. Берег был заставлен каменными туриками.
За озером ледник обрывался, превращаясь в стремительно несущийся поток реки Dudh Koshi Nadi. В бурлящую муть водопадом примыкала чистая вода, текущая с озёр.
На небе пролегли ровные борозды облаков, предвестники ухудшения погоды с усиливающимся ветром.
Я шёл по ущелью в Намче со странным чувством, будто выполнил какую-то важную миссию.
Природа стала оживать всё ярче с каждыми ста метрами вниз. Стало больше цветов, зелени.
Резко снизившись практически до дна ущелья, я попал в рододендровый  лес. После суровых гор густые замшелые заросли воспринимались как рай. Цветы были необыкновенного лимонного цвета.
Текли родники, множество водопадов билось со скал на дорогу.
Поднявшись из ущелья к семи часам вечера я оказался в Кумджунге. Здесь я решил переночевать, что бы с утра осмотреть школу Хиллари.
Молодая симпатичная хозяйка, предложила мне отведать тибетский чай.
Чаёк был прозрачно-белёсового цвета. Вкус был непривычный, солёный. Кроме соли шерпы кладут туда сливочное масло. Жажду утоляет отменно.
Вместе со мной ужинали несколько портеров. Они если странные манты. Я попросил и мне принести попробовать.
В густое тесто заложены были дико острая начинка из листьев. Это национальное блюдо шерпов.

7 июня.

В восемь часов утра я осмотрел местную high school имени Хиллари. Во всю шло строительство нового корпуса. Старые корпуса были размером со среднюю лоджию, с двух сторон. В центре стоял памятник Хиллари. Изображён он с улыбкой и в шляпе. На шее шею почитатели накинули десяток шелковых бежевых шарфов. Что бы не кашлял.
Путь в Намче лежал через самую большую в регионе mani wall, уложенных в ряд табличек с придорожными молитвами. Эту стену завершала ступа с всевидящими глазами.
Размышления привели меня к мысли, что народы повсеместно придают глазам мистический, духовный смысл. В христианской традиции бога обозначают треугольником, с всевидящим оком. Индуисты ставят на лоб себе точку, «третий глаз». По глазам пытаются «пробить» намерения человека. 
Спускался через знакомый аэродром в Намче. Открылся вид на лоджии. После пребывания в горах, Намче показался мне большим городом.
На тибетском базаре тибетцы  разложили китайское барахло. Что удивительно, среди всего этого были тельняшки.
На груди одного из них – бусы с несколькими камнями. Мне они понравились, предложил их купить и начал торговаться.
Наконец, за пятьсот рупий он отдал мне бусы с просаленной потом верёвкой. Обменяв деньги я направился вниз.


От Намче до Шивалайя я дошёл за четыре дня.
Не доходя до Луклы я свернул по указатели на Жири и оказался в густом туманном лесу. Дорога в последующие выходила на рисовые поля но поднималась в ароматно пахнущие сосновые боры. Температура выросла до 30 градусов. Облачность в середине дня скрывала жарящее солнце.
У Джумбеси я встретил русских буддистов, идущих на горное озеро. Беседа получилась очень весёлой. В тот день я хотел дойти до Шивалайя. Девушки в этом сомневались.
Я прошёл действительно много, но до сумерек так и не достиг цели. Оставалось не больше пяти километров, я надел налобный фонарик и решил додавить километры в темноте, что бы с утра сесть на автобус.
Чех и владелец лоджии, сидя в кафе, отговаривали меня, пугая тигром. Я рассмеялся потому что видел как весь скот спокойно гулял ночью по лугам. Неужели местные жители настолько щедры, что не жалеют для тигра почитаемой говядины.
Отправился в путь по пустой тропе. У крестьянских домов фонарь высвечивал светящиеся в темноте глаза коров. Земляные тонкие пиявки ползали под ногами. Стоял недвижно теплый и душноватый воздух от насыщенного пара. Дождичек покрапывал редкими капельками, потом перестал вовсе. 
Я легко дошёл до Бондара, а дальше свернул не туда. Чувствуя, что я ухожу от нужного места, одел пуховку и сладко заснул в поле, под открывшимися звёздами, подложив под голову рюкзак.
Проснулся я от того, что на меня кто-то смотрит. Семья шерпов смотрела на новоявленное чудо природы – отдыхающего на траве туриста.
Я встал и подошёл поздороваться. В ответ мать семейства пригласила меня на чай.
Меня напоили великолепным тибетским чаем и предложили позавтракать варёной картошкой.
Семья была интересная. Жили они только полем на котором я и заснул. Выращивали рис и кукурузу. Туристический трек находился от них в отдалении.
Самым младшим был падцанчик лет 6 с серёжками, братец был постарше на два года, две сестры, 17 и 11 лет. По английски говорила только младшая сестра.
Она спросила меня, арийского  ли происхождения я или монголойд. Меня это улыбнуло.
- Я не думал об этом.
- А какая у тебя фамилия?
- Царёв.
- Тогда монголойд.
Вот так я стал тибетцем.
За радушное гостеприимство я подарил матери семейства треккерскую палку.
Днём я быстро нашёл дорогу. Маленький мальчик недалеко от школы на приличном английском объяснил, что мне надо идти в Deurali, там находится ближайшая остановка и касса.
В пути я разговорился со школьным учителем. В отличие от просто одетых жителей и учеников он носил брюки и аккуратную жилетку. На шее красовался шарф. От него пахло какими-то приятными, но немного приторными духами. Он решил взять надо мной шефство, поселил за свои средства в гостинице, и показал местную достопримечательность, храм Шивы, которого символизировало множество трезубцев.    
С утра я увидел через  облаков, освещённых золотистыми лучами восходящего солнца макушку Эвереста.
Гора говорила мне «до свидания».
В Катманду шёл небольшой автобус Tata. Первые три часа прыгали по грунтовму серпантину, подсаживая и высаживая местных. В Жири подсели жених и невеста с большими пятнами на лбу.
Кондуктор отважно забирался во время движения над обрывом на крышу автобуса что бы собрать плату с ехавших там. В зубах он зажимал увесистую пачку денег.
Грунтовка перешла в асфальт, сначала растрескавшийся и узкий, потом укрепляющийся с каждым километром.
Через десять часов я был на въезде в пятничном Катманду.