У Антона в юношестве была одна настоящая страсть – кино. "Это же такое выпало мне везение, – иногда думал он перед сном, оставаясь впервые за весь день наедине с собой, – что теперь за настоящими приключениями нет необходимости куда-нибудь ехать. Не требуется быть взрослым, просить чьего-либо разрешения на длительное отсутствие в школе, иметь заграничный паспорт и кучу денег на дальнюю поездку, а нужно только купить билет в кино и – весь мир перед тобой! За десять копеек, а именно столько стоит билет на утренний сеанс, имеется уникальная возможность реализовать мечту о таких путешествиях, страстях и фантазиях, которые невозможно не только увидеть, но и представить себе в обычной жизни".
Очень ему с этим повезло. Хотя государство, в котором он жил, по всем признакам выглядело как полицейское и наглухо закрытое от иностранного влияния, существовала уникальная возможность проникновения, лазейка в иной мир, который, несмотря на все официальные запреты, оказался все-таки слегка приоткрыт. В кино, благо у каждого фильма есть описание, можно было увидеть всё, что там, на Западе, было, есть и будет. Можно посмотреть фильм про восстание гладиаторов в Древнем Риме или про захватывающие морские сражения Великой испанской армады, можно наблюдать кровавые перестрелки гангстеров во времена Сухого закона в США, а иногда в прокате показывают современные комедии и фантастические космические путешествия в другие цивилизации. Кино – главное из искусств, было доступно для любого, даже для школьника с минимумом карманных денег!
Непонятно только одно, как можно объяснить, что билет на фильм с многомиллионным бюджетом, в котором участвуют знаменитые голливудские кинозвезды и армии сражающихся солдат, с такими масштабными съемками боев, взрывов и пожаров, от которых дух захватывает, стоит так удивительно дешево: входная цена в мир иллюзий – всего две поездки на автобусе. Как такая система оплаты могла существовать и, кроме всего прочего, приносить Голливуду, как тогда завистливо писали штатные кинокритики в журнале "Советский экран", баснословные барыши? Ответа на этот вопрос, ввиду полного отсутствия на данный момент конкретных экономических знаний, у Антона не было, но мысль о том, что ему повезло со стоимостью билетов, периодически возникала, ведь тридцать или сорок копеек на дневной или вечерний сеанс всегда были в кармане.
Сама подготовка к просмотру нового кинофильма – это особый, ни с чем не сравнимый, волнующий ритуал, где все этапы располагаются в строгой последовательности и чрезвычайно важны. Найти интересный фильм, желательно прочитать о нем критику, причем искушенному зрителю понятно, что пишут там эзоповским языком, то есть чем больше ругают, тем фильм может быть лучше. Затем нужно определить, где поблизости к дому он идет, естественно предпочтительнее всего «Эрмитаж», «Форум» и «Ударник», приехать в нужный кинотеатр, немного постоять в короткой очереди, купить билет на правильное место и зайти в полупустой утренний зал. После этого наступает основное действие, вернее, его охватывает приятное ощущение ожидаемого сюрприза: он садится на деревянное кресло с откидным сиденьем и начинает волноваться, чувствует что-то вроде стеснения дыхания в груди. Чего ожидать, что ему сейчас предстоит увидеть?
Сидит Антон, поглядывает по сторонам на других зрителей, ведь все они, хоть друг с другом не знакомы, по сути, друзья-соучастники, тут присутствует только особая порода людей, остальные работают и на утренние сеансы не ходят. Эта компания объединена неким специальным интересом или, точнее говоря, общим свойством: при виде пустого белого экрана все они испытывают трепетный зуд ожидания удовольствия. Антон медленно погружается в иллюзию, нет, он не суетится от нетерпения, а, наоборот, терпеливо ждет, ощущая, вернее сказать, предвкушая начало представления и каждый раз заново надеясь на что-то захватывающее, необычное, еще невиданное.
Предвкушение, если разобраться, – это самое приятное чувство на свете! Возможно, даже лучше воспоминания об осуществлении. Хоть обе категории эфемерны, но предвкушение – это, по сути, черта молодости, еще предстоящее, неизведанное, а послевкусие – элемент старости, уже произошедшее, испробованное, фрагмент прошлого, оставивший отпечаток в памяти.
Что может быть интереснее и волнительней медленного ожидания начала нового фильма в полутемном зале? Когда можно отключиться от скучного, привычно заурядного, до предела наполненного бесконечными условностями и обязательствами, ответственного и дисциплинированного внешнего мира, вообще забыть обо всем на свете, прикрыть на секунду глаза, внутренне улыбнуться предстоящему удовольствию и всеми фибрами жаждущей новых ощущений души почувствовать, что вскоре, уже сейчас, оно начнется. Мираж, чудо-зрелище, таинство, вызывающее непостижимый эффект присутствия, когда он, с одной стороны, спокойно сидит в зрительном зале, а с другой, уже там, скачет по прерии на потном мустанге рядом с героем. Когда прерывается дыхание и сердце замирает от ужаса безвыходного положения или, наоборот, возникает смех или наворачиваются невольные слезы от чувства острого сопереживания, ощущения сопричастности к чужой беде, к чужой судьбе, с которой, по всем жизненным законам, его ничего не связывает.
Жизнь за пределами зрительного зала ему не нравилась. Он не очень вписывался и не любил систему, в которой ему довелось родиться и жить, ее праздники, парады, суровую дисциплину, школьные линейки и обязательную форму одежды, массовые проявления любви и преданности к вождям. Многое, что человеку можно, было нельзя. Сталин давно умер, но не был похоронен, а, наоборот, вопреки испокон веков принятой людской традиции, выставлен напоказ, вследствие чего его дух не исчез, а продолжал витать над огромной страной, над любым из ее многомиллионных жителей. Идеология, как тень, неотступно следовала по пятам за каждым, любая личность, хотела она того или нет, безоговорочно подавлялась и, если в этом была хоть какая-нибудь «государственная» потребность, перекраивалась и видоизменялась по спущенным сверху лекалам.
Попасть на перевоспитание в прокрустово ложе правоохранительных органов никому не хотелось, поэтому власть Антон в душе своей побаивался, хоть никому своих страхов старался не показывать. Он слышал обрывистые, случайные разговоры старших о массовых посадках, расстрелах, об уже построенных лагерях где-то на Дальнем Востоке, поэтому, насколько мог, избегал не только столкновения, но вообще всяческого соприкосновения с окружающей общественно-политической системой. Антон всегда сидел на задней парте, никуда не лез и любую выборную должность воспринимал как наказание. Как следствие такого склада ума, настоящее, неподдельное изумление, вызывали у него разного рода пионерские и комсомольские активисты, рьяно занимающиеся общественной работой и всерьез озабоченные осуществлением своего карьерного роста.
Киножурнал перед фильмом чаще всего был "Новости дня". Он всегда начинался с официальной части: вожди на трибунах, съезды или торжественные собрания с обязательными аплодисментами, переходящими в овацию, потом шли репортажи о выдающихся успехах в сельском хозяйстве и в выплавке стали, затем показывались новостройки, счастливые новоселы, радостные колхозники и заканчивалось все медалями героев или спортсменов и особыми достижениями деятелей культуры. Вся эта сильно приукрашенная правда, полуправда и откровенная ложь воспринимались как должное, привычно и обыденно, поэтому, вне зависимости от содержания, Антон смотрит журнал вполглаза и в происходящее на экране не очень вникает. Внеплановая политинформация его сейчас не раздражает и даже не мешает сосредоточиться, а только оттягивает удовольствие и настраивает на правильную волну. Вот, наконец, положенная агитация закончилась, заиграла музыка самого фильма, в зале медленно гаснет свет, предвещая появление движущихся картинок по-настоящему настоящей жизни. Вот пошли начальные титры, и вдруг резко, без всякой подготовки, Антон переносился в мир, не знающий социализма. Там человек живет для себя, своего успеха и больших денег, там люди борются не за выполнение плана, а осуществляют совсем другие мечты. Беспартийные герои, которые не должны отчитываться перед коллективом и наверняка не являются даже членами профсоюза, и полуголые красавицы, не обремененные моралью труженицы, лихо и бесстрашно преодолевают многочисленные смертельные опасности. Вот она романтика, захватывающий мир приключений! Где такое еще можно увидеть?!
Конечно, были в его жизни и совсем другие фильмы. Медленные и тягучие, серьезные и грустные до такой степени, что не выдерживало сердце, начинало стонать и плакать от вопиющей несправедливости происходящего, непереносимой трагедии, разворачивающейся прямо на его глазах, от того, что в той жизни, как и в этой, ничего нельзя исправить и как-нибудь помочь.
Ради кино он убегал из школы. Раз в неделю, чтоб не привлекать к себе особого внимания учителей и, соответственно, лишний раз не напрягать родителей. Кино незаметно стало его особым, личным наркотиком, который он научился правильно употреблять. Во-первых, мало кто понимает, что кино – это не танцы, а существенно другое занятие, и ходить в кинотеатр нужно одному, без приятелей и тем более без какой-нибудь девчонки, которая болтает, отвлекает и не дает полноценно воспринимать происходящее на экране. А, во-вторых, неоднократно проверено: если пришел в кино не убить время, не обниматься и целоваться в темноте, то есть не для развлечения и не для соблазнения, то любая соседка, как и любое обсуждение по ходу действия фильма раздражает и мешает получить правильное ощущение.
Так он тогда считал, такой у него был главный кинопринцип, поэтому ходил в кино в одиночку, а накопившиеся от просмотренных фильмов эмоции изливал в дневнике, который начал вести от избытка впечатлений и невозможности с кем-либо долго, всерьез и со всеми подробностями обсуждать обуревавшие его страсти. Дневник этот был особый, там не было обычных для пятнадцатилетнего возраста романтических рассуждений о друзьях, учителях, школе и первых влюбленностях, там не было даже намека на взаимоотношения с действительностью типа кто что сказал и как поступил. Там было только самое важное и сокровенное – мысли про кино!
Страницы дневника, который представлял собой обыкновенную общую тетрадь, были разделены на несколько столбцов неравной ширины. В первом столбце проставлялась дата просмотра фильма. Судя по датам в дневнике, сторонний наблюдатель мог с легкостью убедиться, что у Антона довольно часто случались удачные дни, когда ему удавалось просмотреть целых три фильма: один в кинотеатре утром и еще два дома, по телевизору. Понятно, что день без фильма считался потерянным днем. Причем следует заметить, в те годы было много качественного кино, как отечественного, так и зарубежного, то есть, выбор был, всегда находилось что-нибудь подходящее.
Кроме того, в Москве, в высотном доме на Котельнической набережной был знаменитый кинотеатр "Иллюзион", который знали и любили несколько поколений истинных поклонников киноискусства. Официально там показывали старые трофейные фильмы, которые после войны вывезли из оккупированной Германии, а также частенько неофициально, без рекламы и лишнего шума, устраивали просмотры интересных зарубежных кинорежиссеров, различные ретроспективы и тематические циклы. Только там можно было увидеть немые фильмы Чарли Чаплина и Макса Линдера, киноклассику: «Нетерпимость» Дэвида Гриффита, «Страсти Жанны д’Арк» Карла Дрейера и «Алчность» Эриха фон Штрогейма, не говоря уже о знаменитых мультфильмах Уолта Диснея. В "Иллюзионе" была представлена вся история развития кино, и там традиционно собиралась особая, искушенная публика – настоящие кинолюбители.
Во втором столбце дневника было название фильма. Если фильм имел успех и награды с какого-нибудь международного кинофестиваля, то они обязательно вписывались. Призы были для Антона очень важны, во-первых, он хотел знать обо всех значимых событиях, происходящих в мире кино, а во-вторых, в те времена фильмы – призеры кинофестивалей чаще всего были действительно чем-то интересны и обычно совпадали с его пониманием хорошего кино, поэтому он старался их не пропускать.
В третьем столбце перечислялись ключевые люди – создатели фильма: режиссеры, сценаристы, операторы, а также исполнители главных ролей. Антон в основном следил за любимыми режиссерами, точно знал перечень всех их фильмов, удачных и провалившихся, что в его глазах почти всегда выглядело как откровенное непонимание со стороны публики. Режиссеры делились на обыкновенных, любимых и выдающихся, таких как Федерико Феллини, Микеланджело Антониони и Анджей Вайда, фильмы которых нужно было смотреть обязательно.
В последнем столбце располагалась короткая рецензия на только что просмотренную картину. Понравилась или нет, сильные и слабые стороны, общее впечатление от просмотра. Обычно его суждения были сформулированы резко, с использованием сильных и категоричных утверждений, типа: "Снимите шляпы, господа. Перед вами гений!" или "Какая чушь! Режиссер в течение двух часов демонстрировал полное отсутствие таланта". Кроме того, по свежим следам, еще не остыв от очередного фильма, он выносил ему свой окончательный и бескомпромиссный приговор, выставляя оценку по десятибалльной системе. Некоторые фильмы вызывали такое возмущение и внутренний протест, что получали даже не единицу, а эмоциональный ноль, зато особо понравившиеся оценивались по максиму – десятью очками.
В какой-то момент в городе произошло поистине невероятное событие – власти неожиданно учредили московский международный кинофестиваль. Показ конкурсных фильмов должен был проходить во вновь построенном по такому поводу широкоэкранном кинотеатре "Россия". К торжественному открытию, то есть к приему отечественных зрителей, многочисленных зарубежных гостей и иностранных знаменитостей, естественно, подготовиться не успели. Поэтому за несколько дней до начала кинофестиваля к незавершенной новостройке с разносом приехала сама министр культуры Екатерина Фурцева, которая тут же нашла простое и эффективное решение в чисто советском стиле. В спешном порядке на Пушкинскую площадь были согнаны сотни людей, которые авральным методом, работая днем и ночью, смогли сделать, казалось, невозможное: убрали тонны строительного мусора вокруг "России", всё почистили, покрасили и повесили флаги стран-участниц. Первый московский кинофестиваль удалось прилично открыть к указанному сроку!
Понятно, что на фестивале фильмы идут без цензуры, их предлагают режиссеры из разных стран по своему усмотрению, поэтому Антон сделал все, чтоб попасть в переполненный зал "России" на первый просмотр. Ажиотаж вокруг кинофестиваля был невероятный, купить билет было невозможно даже теоретически. Ходили слухи, что они распределялись среди номенклатуры, их детей и знакомых их детей. Тем, кто стоял в многочасовой очереди, хотелось верить, что какая-то часть билетов, возможно, все-таки будет продаваться в кассах, но сотни обезумевших людей, облепивших всю свободную поверхность вокруг кинотеатра, не очень на это надеялись. Все, как манны небесной, ждали и с маниакальным упорством искали "лишний билетик".
Антон, не имея нужных связей среди сильных мира сего, не смог придумать ничего лучшего, как достать билет через пожарника кинотеатра, которого нашел у запасного выхода. Пожарник должен был попросить билеты у администратора, поэтому, в полном соответствии с классическим спором Остапа Бендера с монтером Мечниковым о стульях, возникла сходная проблема: «Что раньше: деньги или билеты?» В конце продолжительных переговоров о сумме задатка стороны пришли к взаимоприемлемому решению, и пожарник, получив с переплатой, по двойной цене, передал Антону пару билетов. Лишний билет Антон, естественно, не продал, а обменял на другой фильм.
В приподнятом, праздничном настроении, волнующийся от первого в своей жизни посещения международного кинофестиваля, Антон, смакуя каждое мгновение, вошел в переполненный зал кинотеатра "Россия". Перед фильмом выступил знаменитый и очень уважаемый Антоном американский режиссер Стэнли Крамер, автор знаменитого фильма «Пожнешь бурю». "Смотрите сквозь лес, и вы увидите деревья", – сказал он и немедленно сорвал шквал аплодисментов огромного зала, тогда все хотели дружить с Америкой.
Начало американского фильма "Вестсайдская история" потрясало. Такого зрелища в Москве еще не было! Сквозь абстрактную картину из вертикальных полос медленно выплывал цветной широкоэкранный город, все явственнее проступали небоскребы Нью-Йорка. Советские зрители увидели не привычную любовь передовиков производства, а настоящие безудержные страсти, враждующие кланы бедных негров и угнетаемых пуэрториканцев, одетых в такие сногсшибательные джинсы и кроссовки, о которых невозможно было даже мечтать в Москве. Кроме того, там были невиданные доселе уличные танцы, музыка и ритмы, которые сводили с ума.
Соседом Антона оказался хорошо одетый мужчина лет сорока, с тяжелым, мясистым лицом и спокойным внимательным взглядом уверенного в себе человека. У него были белогвардейские усы, старинные карманные часы и золотой перстень на пальце. Он тоже пришел один и в течение всего просмотра не произнес ни слова, хотя до фильма они по-соседски обменялись парой ничего не значащих фраз.
– Фильм, к сожалению, оказался весьма посредственным, скучным и затянутым. Банальный мюзикл, очередная эксплуатация всегда беспроигрышной трагедии "Ромео и Джульетта", – заявил он, обращаясь к Антону, видимо, почувствовав желание высказать кому-нибудь свое мнение, – а начало было таким многообещающим: оригинальные танцы, ритмы. В общем, я разочарован!
– А я нет! – эмоционально воскликнул Антон. – По-моему, потрясающее зрелище! Какие краски, музыка! Я таких фильмов еще не видел.
– Ваша восторженность, весьма вероятно, связана с юным возрастом, – осторожно возразил незнакомец. – Я вам даже по-хорошему завидую, такое свежее, непосредственное восприятие осталось у меня далеко позади! Сейчас почти в любом произведении я, к сожалению, невольно вижу недостатки, нестыковки и, главное, отсутствие или потерю смысла, – он немного помолчал, о чем-то размышляя про себя, после чего тихо добавил: – А без поиска ответа на главный вопрос искусство – это не искусство, а ремесло развлечения.
– Главный вопрос искусства – это, конечно, любовь, – тут же предположил Антон, с удовольствием поддерживая разговор с неожиданно хорошо образованным любителем кино. – Вокруг нее всегда все крутится…
– Не угадали, – засмеялся сосед, – хотя неудивительно, что вы так думаете. Это, я полагаю, в вашем возрасте, вполне естественное ощущение. Кстати, у Льва Толстого есть практически идентичное рассуждение, мол, любовь – это винт, вокруг которого все вертится, – с некоторой иронией произнес он.
– Но любовь воспевали все поэты, без любви нет ни литературы, ни кино. Это всем известно…
– Многие люди склонны думать именно так, но это, мне кажется, для настоящего, подлинного искусства не вполне верно. Для иллюстрации давайте на секунду представим себе такую картину, чисто гипотетически, конечно. В прошлом, ну скажем год назад, вы влюбились в девочку, а потом что-то расстроилось в ваших отношениях, она вас чем-то разочаровала, и вы ее разлюбили. Обычное, в сущности, явление, в науке это называется: «метод проб и ошибок». Тогда, если следовать вашей логике, получается, что та мимолетная даже не любовь, а в данном контексте – легкая влюбленность, могла занять доминирующее место, стать центральной темой вашей жизни. Чувство, про которое вы сейчас с трудом вспоминаете, – незнакомец сделал весомую паузу. – На мой взгляд, объяснение безудержной эксплуатации любовной тематики связано прежде всего с тем, что любовные отношения оказались, применительно к искусству, весьма ходовым товаром, который легче всего продать примитивным и необразованным людям, а их в мире большинство. Кстати, разрешите представиться, меня зовут Ярослав. Можно без отчества.
– Антон, – смутившись, произнес Антон, не зная, что можно на это рассуждение возразить.
– Давайте разомнем ноги, до начала следующего фильма еще полчаса, поэтому предлагаю немного пройтись. Нет на свете ничего лучше спокойной беседы двух разумных людей. Кстати, я тут вдруг подумал, что если одолжить человеку деньги, то через некоторое время захочется взыскать долг, если поделиться с кем-нибудь своими чувствами, будь то любовь или дружба, то обязательно захочется взаимности, а вот обмен мыслями ни к чему друг друга не обязывает, следовательно, это самое лучшее и бескорыстное общение в мире. По-моему, доказано! Составите мне компанию?
– Конечно, – немного растерявшись, неожиданно для себя промямлил Антон, с благодарностью оценив скрытый комплимент, ведь разумным человеком его еще никто не называл.
Они поднялись со своих мест и спустились в просторное фойе, которое оказалось до отказа забито бурлящей толпой. За всем, что можно было съесть или выпить, стояли огромные нетерпеливые очереди.
– Не люблю большое скопление людей, – произнес Ярослав, рассеяно взглянув на возбужденную массу проголодавшихся кинолюбителей, плотно облепивших все ларьки и буфеты.
После чего Антон неожиданно осознал, что человек этот, образно говоря, из его культурного круга, его мнения ему важны и интересны, и они, судя по всему, будут дружить, даже несмотря на разницу в возрасте. Следующий фильм был откровенно слабым, поэтому уже минут через пятнадцать они оторвали взгляд от экрана и многозначительно переглянулись.
– Пошли! – тихо предложил Ярослав. – Плохие фильмы смотреть нельзя – это портит душу, а человек с испорченной душой безнадежен, он не в состоянии видеть красоту.
– Пошли, – в тон ему прошептал Антон. – Я с плохих фильмов тоже ухожу, – как бы оправдываясь за то, что не предложил уйти, добавил он.
Они дружно встали и согнувшись, чтоб не мешать остальным, начали медленно пробираться к выходу. За ними, как по сигналу, потянулись другие зрители. Московская публика хоть не имела доступа к заграничной культуре и не была сильно избалована свободой выбора, в искусстве все же разбиралась неплохо.
– Меня всегда удивляют люди, которые обязательно досматривают любой фильм до конца, даже если он им совсем не нравится, – произнес Антон, продолжая тему. – Почему не уходят? Их же никто не заставляет досиживать…
– Наверное, из жадности. Деньги заплачены, а товар недополучен, – улыбнулся Ярослав. – Экономят на себе! Это, кстати, самый распространенный в мире вид экономии.
Они вышли из кинотеатра, с удовольствием прошлись по скверику, миновав возбужденную толпу в основном безбилетных любителей кино, ожидающих следующего сеанса, немного задержались, любуясь знаменитым пушкинским фонтаном, затем не торопясь пошли по улице Горького.
– Мне необходимо срочно выпить, – неожиданно объявил его новый знакомый, невольно прибавляя шаг. – Выпивка – это единственное легальное средство для сглаживания раздражающего противоречия между эфемерным добром собственной души и реальным злом, которым до предела заполнен мир, – он многозначительно поднял указательный палец. – Иначе никак невозможно справиться... Вам, по причине юного возраста, не предлагаю.
"Думал, культурный человек, а он… сейчас напьется, начнет буянить. Что тогда я буду с ним делать?" – не вполне понимая замысловатую философию своего высокообразованного приятеля, невольно подумал Антон. Он ощутил неприятное чувство опасливого беспокойства, которое, как выяснилось, спокойно уживалось с заинтересованностью в дальнейшем продолжении разговора с новой, неожиданной для него разновидностью советского хомо сапиенс – сильно выпивающим интеллигентом. "Интересно, чем он занимается? Какая у него специальность?"
Они зашли в Елисеевский магазин, где Ярослав после некоторого раздумья, несколько раз с вожделением окинув взглядом шеренгу пол-литровых бутылок водки, все же взял четвертинку, в другом отделе – булочку и после довольно длинной, нервной и крикливой третьей очереди – сто пятьдесят грамм любительской колбасы. В ближайшей подворотне он в один присест, залпом выпил всю водку, затем с силой выдохнул воздух, закусил булочкой с колбасой и, расплывшись в удовлетворенной улыбке, неожиданно сказал:
– Сейчас мне хорошо, я люблю весь мир и готов обсуждать любые философские проблемы. Давайте, мой юный друг, пройдемся по старой Москве, поговорим… о смысле жизни, который, насколько мне известно, пытались хоть как-то определить или сформулировать лучшие умы человечества! Увы, безуспешно! Неисчерпаемая, в сущности, тема для русского дворянства и интеллигенции. Сколько чудесных, благороднейших людей погибло в процессе его поиска. Скажите, как вам кажется, у вас есть смысл в жизни?
– Есть! – не задумываясь, ответил Антон, пораженный способностью обычного человека выпить двести пятьдесят грамм водки не отрываясь, прямо из горлышка, и при этом продолжать последовательно и здраво рассуждать о высоких материях.
– В самом деле? – искренне удивился Ярослав. – Я, честно говоря, слышу такое прямое и смелое утверждение первый раз, то есть нам, естественно, на каждом шагу вдалбливают в голову, что смысл жизни в служении народу, обществу, прогрессу и прочее, но для меня, не скрою, было бы странно услышать такое от вас.
– Почему? Вы спросили, я ответил. Что тут удивительного?
– У вас есть смысл в жизни, и вы молчите? – не скрывая иронии и глядя на собеседника благожелательным и веселым взглядом уже немного опьяневших глаз, но, тем не менее, четко произнося каждое слово, спросил Ярослав. – Люди тут с ума сходят в поисках смысла жизни, а у вас он уже есть, готовый! И это в пятнадцать лет! В таком случае – вы достигните многого! Не томите душу, откройте секрет, я никому его не выдам…
– Не скажу, – с некоторым упреком произнес Антон насупившись. – Вы смеетесь…
– А что, у вас действительно есть отличный от того, что я сейчас перечислил, нетривиальный смысл жизни, способный выдержать элементарную критику и воспринимаемый без смеха?
– Есть! – повторил Антон. И я не вижу здесь ничего смешного…
– Well! O.K., – резко меняя тональность разговора, произнес Ярослав почему-то по-английски. – Я извиняюсь за фривольность, на тему смысла жизни не пристало шутить уважающим себя людям, поэтому сейчас спрашиваю со всей серьезностью: вы можете поделиться со мной вашей тайной?
– Хорошо, – вынужден был согласиться Антон. – Могу вам рассказать, хотя это вовсе не тайна. Я хочу за свою жизнь посмотреть тридцать тысяч фильмов. Это моя цель!
– Тридцать тысяч фильмов? – Ярослав резко остановился, и, казалось, оторопел от неожиданности. – Потрясающе! В это просто невозможно поверить! Это ваш смысл жизни!? А почему не двадцать или пятьдесят? Откуда вы взяли эту цифру?
– Я сделал расчет!
– Расчет чего? – не понял Ярослав.
– Ну, я рассчитал, что если каждый день буду смотреть в среднем по два фильма, то за неделю получится, скажем, пятнадцать, то есть шестьдесят в месяц и чуть больше семисот в год. Что дает семь тысяч за десять лет, вследствие чего получается, что больше тридцати тысяч фильмов мне, по-видимому, за жизнь посмотреть не удастся.
– Потрясающий, великолепный, совершенно уникальный смысл жизни! – рассыпался в комплиментах Ярослав. – Единственный неясный момент: как можно такую уйму фильмов сосчитать? Как вы узнаете, сколько уже посмотрели?
– А я обо всех просмотренных фильмах пишу в специальном кинодневнике.
– Замечательная идея! Поражен до глубины души, но, как я только что понял, главная цель вашей жизни – это смотреть кино, а как же все остальное?
– Остальное мне неинтересно!
– Черт побери, мне нравится, что вы излагаете сложные категории просто и с прямотой римлянина! Но как же быть с извечной проблемой человечества, с хлебом насущным? Как вы на него собираетесь зарабатывать?
– Но я вовсе не отказываюсь учиться и где-то потом работать, просто главное для меня – это кино!
– Смелый и по-своему честный подход, однако, должен вас предупредить, наверняка найдутся люди, которые объяснят и не просто объяснят, а докажут вам, что настоящий смысл жизни должен быть совершенно иным! В этом вопросе в нашем обществе есть специалисты, которые всегда имеют четкие и недвусмысленные рекомендации для остальных! Они точно знают, что другому нужно, а что нет. Причем, хочу подчеркнуть, я имею в виду даже не всяких там идеологов, а простых советских людей.
– По-моему, это никому не мешает…
– Не мешает? – повторил Ярослав. – Я предвижу и могу с легкостью привести их возражения и основные доводы. Хотите услышать? Я могу озвучить их прямо сейчас.
Антону стало любопытно. Он заинтересованно посмотрел на Ярослава, утвердительно кивнул головой и приготовился выслушать предполагаемые критические замечания по поводу своего увлечения.
– Смысл жизни, будут утверждать они, это быть не зрителем, а участником представления! Каждый появляется на этот свет только для того, чтоб как-то себя реализовать! Нельзя отсидеться в нише кинотеатра, наблюдая за чужими судьбами, за взлетами и падениями киногероев, придуманных для развлечения толпы, это будет несправедливо, в первую очередь по отношению к самому себе. Каждый появившийся на этот свет должен сыграть свою уникальную роль в предложенном нам свыше спектакле. Нужно участвовать в человеческой комедии или трагедии, это уж кому как повезет. Нужно смеяться и плакать над зигзагами собственной судьбы, ведь другой возможности прожить отпущенные вам годы не будет, – он пристально взглянул на Антона, который напряженно слушал, пытаясь понять смысл витиеватых рассуждений. – Если вам еще не довелось услышать этот текст, я имею в виду, конечно, не слова, а дух вышеизложенного, то у вас все впереди, – не скрывая саркастической улыбки, добавил Ярослав.
– Я не понял, – с трудом переварив сказанное, спросил Антон, – вы это серьезно или наоборот?
– А это вы должны определить для себя сами. Никто не может сказать, что в этой жизни серьезно, а что наоборот, как вы очень остроумно заметили. К примеру, у моей бывшей жены было сильно развито чувство юмора, однако ее смысл жизни заключался в том, чтобы всерьез заставить меня, окружающих, а также всех, кто случайно попадал в зону ее влияния, много и тяжело на себя работать!
– Вы с ней разошлись? – в качестве попытки морально поддержать своего нового знакомого, участливо поинтересовался Антон.
– Нет, она сама меня бросила, – жестко ответил Ярослав и отвернулся. – Мне необходимо добавить, – после короткого раздумья вдруг объявил он. – Тут неподалеку есть магазин…
– Я уже должен идти, – сразу среагировал Антон, которому стало некомфортно и даже как-то неприятно от необузданной алкогольной зависимости его нового друга.
– Вы считаете меня алкоголиком? – посмотрев на него пристальным взглядом, спросил Ярослав.
– Нет, что вы, – замявшись, неуверенно произнес Антон. – Просто меня уже родители ждут, – добавил он извиняющимся тоном.
– Наверное, вы правы, ведь если посмотреть на эту проблему трезвыми глазами, – задумчиво произнес Ярослав и невесело улыбнулся, – то придется согласиться, что меня, судя по всему, ожидает проблемное будущее, однако быть алкоголиком, по моему мнению, все-таки предпочтительнее, чем сойти с ума. В освященном Вакхом древнейшем занятии человечества есть все-таки какой-то стабилизирующий смысл! Вы как считаете?
– Я не знаю, но пить днем, в одиночку…
– Понимаю вашу озабоченность, – не дал ему договорить Ярослав. – Вы, видимо, намекаете на то, что подобный уход от реальности для человека обычно опасен и плохо кончается. Готов согласиться, но, с другой стороны, следует заметить, что это состояние позволяет хотя бы временно забыть то, что вас мучает, и отключиться от всего, что вам претит. А это, по нынешнем временам, не так уж мало!
– А что же будет потом?
– Будущего – нет! – довольно резко произнес Ярослав. – И чем раньше вы поймете эту парадоксальную истину, тем честнее и осмысленнее будет ваша жизнь. Жить нужно только сейчас, сегодня, теперешним днем, а поклонение будущему – страшная глупость. Да будет вам известно, что именно будущее является главным заказчиком всех видов преступлений, и все свои подлости люди тоже совершают во имя него, кроме того, оно, так или иначе, в конце концов, приканчивает нашу собственную жизнь. Кому оно нужно, это будущее?
– Но как же без него жить? – изумился Антон.
– А как, позвольте вас спросить, можно жить без смысла? – в тон ему спросил Ярослав. – Однако люди живут и не очень от этого беспокоятся и переживают.
– Но будущее есть, – убежденно провозгласил Антон, – это, извините, для меня очевидный факт. Вы, по-моему, хотите меня просто разыграть.
– Понятно, что у вас на этот счет существует иное мнение, для вас будущее интересно, желанно и рисуется только в розовых тонах, но, поверьте на слово опытному человеку, реальность способна разрушить самые радужные надежды и мечты. Смысл жизни – это совсем не то, что мы о нем думаем. Настоящий, подлинный смысл жизни – в разочаровании! Человек за свою жизнь должен постепенно разочароваться во всех своих идеалах, он должен разлюбить все, что когда-то любил и чему поклонялся. Поэтому в конце концов вы разлюбите кино и незаметно для себя забудете про ваш очаровательный, великолепный и неповторимый смысл жизни, тридцать тысяч новых фильмов останутся невостребованными, и отзывы о них никогда на попадут в ваш кинодневник!
– Нет! – эмоционально воскликнул Антон. – Не будет этого, не может быть! Я никогда не разлюблю кино!
Ярослав понимающе улыбнулся, протянул ему свою разгоряченную алкоголем руку, которую Антон, испытывая какое-то внутреннее облегчение, с готовностью пожал. Еще раз наблюдать сцену вливания в себя неимоверного количества алкоголя он больше не хотел, да и пьяное общение ему претило и вызывало чувство брезгливости. Интересный разговор с новым знакомым себя исчерпал.
– Желаю вам не успеха, который в нашем мире не всегда хорошо пахнет, а благополучия. Вы обо мне, вернее о моем предсказании, еще вспомните, – в завершение сказал Ярослав, – убедитесь, что я прав.
После чего он повернулся к Антону спиной и твердой целенаправленной походкой выпившего человека, который хочет выглядеть трезвым, пошел «добавлять» в ближайший магазин.
"Никогда такому не бывать, – подумал про себя Антон, с некоторым сожалением глядя на удаляющуюся фигуру своего несостоявшегося друга. – Умный человек, как можно так себя растрачивать? Причем главную вещь, что кино необратимо вошло в мою жизнь, он так и не понял! Как это чудо можно разлюбить?"
Он недоуменно пожал плечами, вспоминая недавнюю странную беседу «двух разумных людей», затем на его лице появились признаки явного раздражения и недовольства.
– Чушь! – прошептал он. – Пьяный бред! Как такое человеку может в голову прийти?
Он резко развернулся, как бы окончательно прекращая всякую связь со своим недавним собеседником, и торопливо зашагал домой…
* * *
Дневник Антону надоело вести через несколько месяцев, смысл жизни на протяжении времени у него несколько раз менялся. Вначале – окончить институт, затем – защитить диссертацию, после чего – сделать карьеру и наконец, – разбогатеть. В конце концов смысл жизни вообще бесследно и безвозвратно потерялся, совсем исчез, о чем Антон совершенно не жалеет, так жить спокойнее. Кино он, в сущности, больше не любит, смотрит в основном телевизор, а кинотеатр посещает очень редко, примерно раз в год, по случаю.