Целый день из кабинета президента «Креди марсельез» раздавались непонятные голоса. Из них один, звучный и властный, принадлежал Анри де Сентье, второй же – завораживающе низкий и как бы отстраненный – был служащим неизвестен. Казалось бы – ничего странного. Только… в кабинет с утра никто не входил, кроме самого босса и его слегка истеричной незаменимой помощницы. Наверное, Аннет вызвала бы охрану, чтобы узнать в чем дело или… вообще – скорую, решив, что шеф сошел с ума, Только этого не случилось. Выйдя из кабинета Анри, девушка приняла успокоительное, собрала свои вещи, по привычке разложила по местам бумаги, выключила компьютер, и ушла. Ушла, словно ее и не было. О существовании Аннет могло напомнить разве что заявление об увольнении, скромно лежащее рядом с факсом.
А вечером из приемной вышел сгорбленный, жалкий старик. Сотрудники банка видели, как он прошел неровной шаркающей походкой к лифту. Охранники обратили внимание, как неизвестный седой мужчина в дорогом, но явно не подходящем ему по размеру костюме, медленно пересек холл и вышел из здания. Никто его не остановил. И больше в «Креди марсельез» его никто не видел. И ни одна живая душа не узнала в этом человеке некогда грозного президента крупнейшего европейского банка, Анри де Сентье.
***
- Шеф, - Аннет смутилась, - звонит Симона…
- Ты же знаешь, что для нее меня нет, - грубо ответил Анри. – Что ей опять от меня надо?
- Она говорит, что хочет видеть Мари.
- Мало ли, что она там хочет. Передай, что девочку она увидит разве что на собственных похоронах. – Анри раздраженно швырнул трубку и, вытащив из потайного ящика коробку сигар, с наслаждением задымил.
Сизоватые струйки дыма приятно щекотали ноздри и безотказно помогали расслабиться. Нет, он не был заядлым курильщиком и к благотворному действию табачного дыма прибегал лишь для снятия нервного напряжения. Правда, в последнее время вентиляция не успевала справляться с вишневым ароматом в его кабинете.
Но черт возьми! Разве он виноват в том, что у Симоны случилось очередное обострение щенячьей нежности? Если б не ее вечные попытки выкрасть Мари и не ее пьяные истерики, разве был бы он сейчас таким нервным? Да один ее долбаный адвокатишка сколько крови попортил, подлец! И ведь до чего юркий, гад! Ни разу! Ни разу!!! Охрана его не задержала. А через эту пигалицу (Анри нажал кнопку интеркома) он вообще проходит как сквозь пустое место:
- Сварите мне кофе, Аннет.
Вошедшую с подносом девушку Де Сентье презрительно смерил взглядом.
- Что это на вас надето, мадмуазель? - на «вы» президент обращался к своей помощнице не часто.
- Брючный костюм, - недоуменно ответила та.
- Я и сам вижу. Не идиот, наверное, - сделав глоток кофе Анри продолжал, - вы работаете в солидном учреждении, а одеваетесь будто с панели сбежали! Что за манера носить вещи на два размера меньше? Брюки не должны плотно прилегать к бедрам, вы позорите меня перед посетителями.
- Я приму к сведению, шеф, - удрученно ответила Аннет, едва сдерживая слезы.
***
- Как ты попала сюда, душа? – отстраненный голос сущности времени был глух и печален.
- Я должна была.
- Но твое время еще не пришло. Найди выход, и можешь идти.
- Да, я найду его, господин!
- Зови меня Змеем.
***
- Шеф, - голос девушки дрогнул, - Мари…
- Что хочет моя маленькая принцесса?
- Мари не приедет, иии… - Аннет заскулила.
Лицо президента перекосило от ужаса:
- Что случилось, Аннет?
Девушка не смогла ответить, ее худенькие плечики содрогались от беззвучных рыданий. Анри приложил массу усилий, чтобы прояснить ситуацию. Минут через десять помощница сбивчиво рассказала, что только что позвонили из центрального госпиталя, куда Мари доставили после страшной аварии. В экскурсионный автобус врезалась фура: шофер – в лепешку, несколько детей погибли на месте, остальные госпитализированы. Бедняжку Мари пришлось вырезать автогеном.
В один миг тяжелые тучи заволокли небо. Смолк гомон птиц за окнами. «Нет! Он не может потерять эту малышку! Как такое могло произойти? Только не с ней, не с Мари! Перед ним замелькали воспоминания. Девочке восемь месяцев. Она ползет навстречу дедушке и что-то лепечет. Ей годик. Она увлеченно рассматривает подарки, а он помогает малышке справиться с упаковкой. Ей три. Она старательно катается на маленьком велосипедике по дорожкам сада. Пять лет. Ах, какой красавицей стала внучка! Ей восемь и…»
- Шеф, - помощница испуганно трясла Анри за плечо, - Шеф, вы слышите меня? Что с вами?
- Все в прядке Аннет, - он ответил привычным строгим тоном, - Прекрати истерику. Отмени все мои встречи до… - Анри на миг задумался, - я сообщу, когда освобожусь. Ну что ты стоишь, как вкопанная? Немедленно организуй машину. Я еду к внучке. И не вздумай звонить Симоне. Ей незачем об этом знать.
***
Снова эти мальчишки. Как смеют они так близко подбираться к гнезду? Злобные, безжалостные твари! Нелюди какие-то! Ой, еще и лестницу с собой тащат! Что же делать? Ничего. Не важно. Птенцы уже вот-вот полетят. Эх, только бы отвлечь этих детей от гнезда! Я справлюсь. Я должна.
Болит крыло – это один из них, тот что с копной рыжих волос и оттопыренными ушами, вчера попал камнем. Очень сложно летать. И больно. Ах, зачем я только свила гнездо здесь, в этом страшном дворе? Но ведь тут было хорошее, тихое место. Много зелени, люди не часто проходили мимо по своим делам. И только с неделю назад все изменилось: в этом спокойном, райском уголке появилась банда мальчишек и не дает никакого покоя. Один из них все утро что-то разнюхивал, гуляя среди деревьев и постепенно подбираясь все ближе и ближе к гнезду. Сколько усилий пришлось потратить, чтобы его отвлечь! Но все бесполезно. Он нашел птенцов, долго смотрел на них… Потом ушел. И вот теперь вся их шайка собралась под деревом. О чем-то шепчутся. Только суньтесь! Только попробуйте! Выклюю глаза главарю, а там… Я люблю вас, птенчики мои! Остерегайтесь кошек и людей!
***
- Что с Мари? – массивная фигура Анри нависла над столом главврача.
- Здравствуйте, месье де Сентье, садитесь пожалуйста, - Жан Циммерман жестом предложил Анри расположится на диване, - Ирен, срочно принесите бумаги на согласие и сообщите доктору Ферье, что родственники Мари де Сентье приехали, - сказал он секретарю, и, вновь обращаясь к нервно ходящему по кабинету Анри, вздохнув, добавил – Положение очень серьезное. Девочке требуется срочная полостная операция. Нужно ваше согласие на хирургическое вмешательство.
- Операция? Нет! Только не это!
- Поймите, Анри, без операции Мари не выживет, – Циммерман пристально посмотрел на Анри, - На счету каждая минута. Операционная готова. Но мы не могли начать операцию до вашего приезда...
Анри слушал доктора молча, пристально глядя в какую-то точку на полу. Врач сыпал непонятными президенту банка медицинскими терминами, периодически путая французскую речь с латынью. Из десятиминутного монолога Анри понял только одно: если он сейчас не примет решение, то Мари ему больше не увидеть, живой во всяком случае. Но показать свою некомпетентность в вопросах медицины он не мог, поэтому, посмотрев в глаза доктору, сказал:
- Спасибо, что объяснили, Жан. Конечно, я все подпишу.
***
Как беззаботно и весело резвятся крошки-волчата на солнечной поляне, покусывают друг друга за уши, радостно визжат, катаются по зеленой травке! Глупыши! Они и не подозревают, сколько опасностей таит в себе окружающий мир. Ничего. Об этом знаю я, а потому – сумею защитить их.
Люди вышли на охоту. Тише, детки, тише. Слышите, как воют псы, почуяв нас? Дело плохо. Они взяли след. Теперь схватки не избежать. Я знаю - особый первобытный инстинкт однозначно подсказывает им, что перед ними раненый зверь.
Рано радуетесь! Рано. Я еще дышу. Силы меня не покинули. Что ж, хотите почувствовать дружеское пожатие моих клыков. Вперед! Я жду вас. Чего стоит ваша жизнь? Чего стоит моя? На карте будущее моих детенышей. Разве есть для меня хоть что-то, дороже них? Вы пришли ради забавы, я же – защищаю детей и не могу проиграть. Не важно, что вчерашняя схватка с вепрем оставила на моем боку страшные отметины. Он стал добычей, так необходимой растущим детям. Не важно, что моя рана кровоточит до сих пор. Эх, вылежаться бы денек другой. Этот бой мне не пережить. Но все же рана не сможет мне помешать защитить детей.
Никуда не уходите с полянки, дети. Я скоро вернусь!
***
Владеть ситуацией – вот что важно. Да! Это, пожалуй, самое главное. Он всегда, сколько себя помнил, владел ею. Или же мог как-то управлять. Хотя однажды Анри оказался бессилен. Тогда он потерял дочь.
Ах, Симона! Маленькая красавица, предмет гордости и восхищения своего отца. Ей, и никому другому он мечтал некогда передать бразды правления. А что она? Взяла и спустила с рельс паровозик его надежд, заявив, что хочет стать художницей, что у нее талант. Хм, талантливая художница, тоже мне! Втемяшила же себе такое! И вообще, что это за профессия – картинки малевать? Чушь собачья! Кому нужны ее картинки? То ли дело – банки. Без них не обойтись.
Анри пытался возразить: умолял, уговаривал. Даже проводил разъяснительную работу, мол, что такое «хорошо» и что такое «плохо» – все бесполезно. В итоге Симона ушла из дома, хлопнув дверью. А он вычеркнул дочь из своей жизни.
Прошло несколько лет, Симона со слезами и огромным животом вернулась, словно собака побитая. Ну а куда ей деться: картинками сыт не будешь, а тут еще ребенок. Анри был непреклонен. Дочь назад не пустил: прошлого не вернешь, сама виновата – раньше надо было думать. Но в помощи не отказал: и квартирой обеспечил, и деньги выделил при условии, что от ребенка откажется в его пользу. Так в его жизни появилась Мари.
Симона с завидным упрямством пыталась вернуть Мари – но это были лишь слабые потуги. Она сама подписала отказ. Никто не виноват.
Анри потерял дочь, но приобрел внучку. И вновь владел ситуацией на сто процентов. Владел вплоть до сегодняшнего дня. И потому словно зверь ходил из угла в угол по коридору в ожидании чуда. Он ничего не мог сделать, чтобы помочь девочке, и это выводило из себя.
***
- Месье де Сентье, - обратился доктор Ферье к Анри, - операция прошла успешно. Мари переводят в палату интенсивной терапии.
- Она… - Анри умоляюще посмотрел на врача, - с ней все в порядке. Она будет жить?
- К сожалению, месье, я ничего не могу вам сейчас обещать. Нужно время.
- Какое еще время? Неужели так сложно ответить на простой вопрос?
- Увы, месье. Я сделал все зависящее от себя, чтобы ваша внучка поправилась. Теперь остается только молиться.
Анри промолчал в ответ.
- Видите ли, - продолжал врач, словно не замечая презрения собеседника, - у девочки очень… очень серьезные травмы. Обычно в подобных случаях жизнедеятельность пациента поддерживается аппаратно. Мари находится в глубокой коме, но дышит самостоятельно. Остается только ждать. К ней до утра вас не пустят, может лучше поехать домой, отдохнуть?
Анри не ответил. Он нашел в себе силы не устроить скандал. И даже поехал домой. Только не прилег ни на минуту. Он всю ночь мрачно ходил по террасе взад-вперед, медленно, но верно опустошая солидный запас гаванских сигар. Каждый нерв в его стройном атлетическом теле был натянут струной. Казалось, что даже воздух вокруг него гудел от напряжения.
Ночь, незаметно растекшаяся густым чернильным пятном, постепенно растворялась в вымученных лучах рассветного солнца. Незаметно светало, и серая пасмурность затягивала своими крохотными щупальцами дома, деревья и людские сердца.
Анри уже больше часа беседовал с главврачом, пытаясь выяснить мельчайшие подробности вчерашней операции.
- Анри, - Жан Циммерман смотрел на де Сентье сочувственно, - может, вам все же переговорить с лечащим врачом? Я знаю о состоянии девочки в целом, он же пытается вернуть ее к жизни.
- Нет уж, увольте! – с жаром возражал Анри, - Знаю я лечащих врачей! Знаю Ферье и знаю себя. Я в сердцах отвечу ему грубо, а он потом на Мари отыгрываться будет. Не нужно мне такого. Я жизнь готов отдать за нее! Я готов к любым расходам, но разговаривать о ее самочувствии и ходе лечения буду только с вами. Ясно?
- Да, месье, - вздохнул врач, - как вам будет угодно, - он не раз общался с Анри, который неоднократно привозил свою принцессу на обследование по поводу и без. Можно было бы поставить этого сноба на место, но больница постоянно нуждалась в финансировании, а де Сентье не скупился, когда речь шла о здоровье Мари.
***
- Пойдем со мной, я помогу тебе, - послышался в темноте чей-то спокойный нежный голос.
- Я боюсь, - пропищал в ответ другой голосок.
- Но я же рядом.
- Я не вижу тебя.
- Тогда возьми меня за руку и ничего не бойся.
- Хорошо, - пискнул голос, - а нам далеко идти?
- Не знаю, но нам надо спешить.
- Ясно. А ты давно здесь?
- Никогда не задумывалась над этим. Хватит болтать. Пойдем скорее, пока есть выход.
- Выход? - недоверчиво спросил тоненький голосок.
- Да, - подтвердил другой голос, - если мы успеем, то все будет хорошо.
- Нет, я не могу. Я боюсь.
- Возьми меня за руку, - настойчиво повторял первый голос, постепенно растворяясь в липкой темноте, - возьми, возьми, возьми…
***
- Я не могу идти дальше. Нет сил.
- Ну же… еще немножечко, последнее усилие.
- Нет. Я лучше останусь здесь!
- Пойми же, в этой пустоте нет ничего!
- Мне уже все равно!
***
- Мы пришли, вот он – проход. Давай, всего лишь пара шагов…
- Нет, нет! – пискнул тоненький голосок.
- Теперь уж точно глупо оставаться здесь, самое страшное позади, - возразил голос.
- Я останусь здесь, там неизвестность, она пугает меня.
- Но здесь пустота!
- Куда ты толкаешь меня? Я же хочу остаться тут! Нет! Отпусти меня! А-а-а…
***
- Ой, где же ты? – раздался испуганный тоненький голосок.
- Я осталась там, где пустота.
- Тогда иди ко мне! Тут хорошо и совсем не страшно, - пропищал тоненький голосок.
- Не могу, выхода больше нет…
***
Мари по-прежнему пребывала в коме, жизненные показатели в норме. Темная широкоплечая фигура Анри перестала наводить ужас на медсестер и санитарок, снующих по этажам – к нему привыкли. Он почти не спал и не ел, а в палату заглядывал только для того, чтобы поздороваться с Мари утром и пожелать ей спокойной ночи вечером. Все остальное время Анри бесцельно бродил по бесконечным коридорам больницы, не видя ничего вокруг, или же тиранил главврача, в очередной раз справляясь о состоянии внучки. Сил смотреть на бледную, бесчувственную крошку у него не было, в тоже время покинуть пределы больницы он не решался.
Какой, интересно, идиот придумал оснащать палаты телефонами? Допотопный аппарат трезвонил каждые пять минут. Иногда Анри все же снимал трубку, когда находился в палате:
- Да…
- Шеф, Симона…
- Если ты еще раз упомянешь ее имя всуе, считай, что я подписал твое заявление об увольнении.
- Но шеф, она в больнице…
- Тем лучше для всех. Я не желаю слышать о ее бесконечных липоксациях!
- Но она без сознания. Врачи не знают, что с ней, но уверяют, что это никак не связано с ее болезнью, - пролепетала девушка в трубку, но Анри не слышал ее. О болезни дочери он также ничего не знал. Последние несколько лет она пыталась вытягивать из него достаточно крупные суммы, но он ни разу не помог ей. Впрочем, сейчас ей не смогли бы помочь никакие деньги мира. Симоне оставалось жить в лучшем случае около пяти лет.
***
Темнота, окружающая молодую женщину, с грацией кошки растворилась в свете факелов. Она находилась на огромной каменной площадке. Рядом с ней на небольшом возвышении стоял Хранитель времени. Черный его балахон колыхался на ветру, а мудрые темные глаза горели красным огнем.
- Ты должна была мне сказать, что пришла сюда спасти дочь, - прозвучал отстраненный, завораживающе низкий голос.
- Я не могла, Змей, - печально ответила Симона.
- А ты умна. Пожалуй, тебя я могу отпустить. Хоть ты и осталась на стороне смерти, но Мари…
- Что Мари? – спросила Симона, - Она ведь теперь на стороне жизни.
- Не имеет значения. Ее время прошло.
- Но почему?
- У нее нет сил бороться. Она сдалась.
Эти слова, словно бритвой полоснули материнское сердце, Симона глухо застонала:
- Нет! Пожалуйста, возьми меня вместо нее, Змей! Пусть она живет! – по лицу женщины текли слезы, - Она… она еще не видела жизнь. Пусть она проживет ее за меня. Помоги мне, кто вправе отказать матери в подобной просьбе?
- Я никому не мешаю и не помогаю, моя позиция нейтральна. Но равноценный обмен возможен. На моей памяти люди не часто отказывались от своей жизни, но чтобы кто-то просил забрать его жизнь вместо чужой… Пожалуй, хватит пальцев на человеческой руке, чтобы подсчитать, - он задумался. - Не пожалеешь?
- Никогда.
- Как знаешь.
- Скажи, я смогу увидеть дочь?
- Нет.
- Но почему?
- Этого не желает твой отец. Ты сильна, но твоя сила ничто по сравнению с его.
***
Солнце светило как-то по-особому ярко. Его мягкий теплый свет играл с молодой листвой, создавая причудливые тени на дорожках сада. Анри не был на работе со страшного дня аварии. Сегодня же утром произошло чудо: очнулась Мари. Его душа ликовала, сердце смеялось и пело – он снова владел ситуацией. И, несмотря на свои шестьдесят с хвостиком, выглядел где-то на сорок.
- Ах, Аннет, - улыбнулся он помощнице, - Теперь жизнь Мари вне опасности. Подготовь бумаги на подпись.
В то утро он даже улыбнулся швейцару у дверей банка и охранникам в холле, поинтересовался здоровьем одной из сотрудниц, пока ехал в лифте, чем шокировал своих подчиненных. Таким беззаботным и радостным де Сентье не видели уже лет десять.
Когда Аннет вошла в кабинет, протянув Анри кипу документов, он бросил на девушку пренебрежительно-брезгливый взгляд и грубо спросил:
- Что это на тебе надето?
- Юбка с блузкой.
- Аннет, ну сколько можно тебя учить? Если из-под юбки у девушки торчат коленки, всем мужчинам ясно, что это за девушка и зачем она ходит на работу. Соответственно, о месте ее работы у них также складывается определенное представление.
- Но шеф…
- Что?
- Мой костюм соответствует всем нормам делового этикета. Узкая приталенная юбка чуть выше колен, блузка с длинным рукавом…
- Он не соответствует моим нормам, это более чем достаточно. Я позову тебя, если будет нужно.
Аннет вышла. В приемной раздался телефонный звонок. Звонили из больницы…
***
Девушка впервые вошла к шефу без стука, подбородок ее предательски дрожал:
- Иии, - сдавлено всхлипнула Аннет.
- Что, сломала ноготок? – съязвил Анри.
- Симона… - начала Аннет.
- Ну что ты как заезженная пластинка? Симона… Симона… Симона, ей срочно нужны деньги на очередную липосакцию?
- Ей ничего не нужно, - выдохнула Аннет, - она умерла сегодня в десять пятнадцать утра, - Аннет выбежала из кабинета, закрыв лицо руками. Девушка не смогла справиться с эмоциями – слезы душили ее.
Анри оторвался от бумаг:
- Сегодня ровно в десять пятнадцать проснулась Мари…