Sengoku Basara, драббл, G
Исида Мицунари, Токугава Иеясу
Обрыв возникает перед парнями внезапно, как из тумана показывается. Блондин хмурится на упавшие на воротник капли дождя, перехватывает ножны поудобнее, брюнет радостно смеется и почти бегом направляется к краю, счастливо раскидывает руки, свистит, пронзительно, громко, вспугивая пару мелких птиц.
- Мицу, ты попробуй, сердце как бьется! – в приступе эйфории Иеясу хватает спутника за рукав, прижимая его ладонь к своей груди. Белесая бровь взметнулась, но излишних действий Мицунари предпринимать не стал. Честно слушает. Будь это после тренировки, Исида не преминул бы сказать несколько крайне язвительных слов про запустившего себя ровесника, да вот беда – даже подъем был довольно пологий. Не с чего Токугаве устать да сбить дыхание.
- Ты слишком глубоко и часто дышишь, - роняет блондин.
- Да ну тебя… - руку Мицунари Токугава отпускает, снова разворачиваясь к обрыву. – Да что ж ты за существо такое, что тебя и весна не берет?! Мицунари, да что – правда не берет? – со смехом вертится на месте, взрывая сырую после утреннего дождя землю.
Блондин вместо ответа подходит почти вплотную, хмурясь, ледяными пальцами ловит собеседника за запястье, отзеркаливая жест. Ладони у Токугавы горячие, обжигают – почти так же, как самого Иеясу только что обжег холод Исиды. Тот недоуменно останавливается, потом снова смеется – у блондина сердце стучит четко и ровно, словно медиатор ударяет по струнам в руках хорошего музыканта.
- А, и правда не берет. Пойдем, что ли, обратно?...
Мицунари холодно. Единственное, что в нем еще живет, еще горячее – несколько слезинок, медленно стекающих по щекам. Да и тем жить не дольше пары секунд – пока не выстудит очередной порыв ветра. Лед на белой челке, несколько шальных снежинок (и это в середине осени!) на ткани, на ножнах, на тыльной стороне ладони Токугавы, чьи немигающие глаза смотрят в небо.
- Иеясу, - без выражение произносит Мицунари. Впервые за долгие месяцы – до ужаса равнодушно. Разве имеет смысл ненавидеть уже мертвого? Или помнить о мести тому, кого уже достал клинок. Исида старательно смахивает снежинки с руки бывшего противника, недолго медлит, потом прижимает уже остывшую ладонь к своей груди. Будто Токугава может почувствовать, как рвется на свободу сердце, уставшее в клетке постоянной жажды мести. Мицунари бы очень хотел, чтобы его сейчас сгребли за воротник, опрокинули, впечатали в землю… за это, пожалуй, он отдал бы половину своей жизни. Вторую половину. Первую он уже давно пообещал богам, если дадут возможность еще хоть раз увидеть Тоетоми и Такенаку. Видимо, боги не слышат – Мицунари жив до сих пор, на воротнике не сжалась стальная хватка, а в глазах все та же пелена тумана, а не знакомые фигуры.
- Иеясу.