Варвара проснулась на секунду раньше будильника. Тут же вспомнила – сегодня приезжает мать, и ей придется объяснять, почему в саду так много людей. Уже неделю она занимается сотками и документами, отрезая от огромного вишневого пирога большие и маленькие куски.
Долги-с…
Банк не станет ждать, и деньги нужны сейчас. Хотя нет, не сейчас – они были нужны еще позавчера, но мать со свойственным ей легкомыслием спряталась в Париже, прихватив с собой сестру. И вот теперь, поиздержавшись, они возвращаются. Как будто она, оставленная на хозяйстве, выращивает золотые монетки в волшебном горшочке! Если бы не эта, внезапно возникшая, мода на домики в садах, им точно пришлось бы жить на улице.
Она подошла к окну. Во дворе старый Фирс о чем-то яростно спорил с землемером. Вот кто снова нашел себя. Бездомный старик вдруг помолодел лет на двадцать, взявшись распределять участки, устанавливать очередь, показывать и рассказывать… Неделю назад, когда все это началось, она увидела его на станции. Фирс не просил милостыни, не голосил «Помогите инвалиду и ветерану», нет - он просил работы. Сидя на лавочке, рядом с табличкой «Ищу работу», он строгал какую-то фигурку. Варя тогда подумала, что начало новой жизни надо отметить чем-то необычным и предложила ему поселиться в усадьбе. Просто так. Ну сколько он протянет? Да и много ли ему надо было? Но дед заартачился и потребовал назначить ему, как он выразился, послушание. Ей с большим трудом удалось уговорить старика принять на себя почетную роль смотрителя сада. Она даже разозлилась на себя, что - вот, мол, не было печали. В первые два дня Фирс копался в саду, ничего не просил, казалось, и не ел ничего. Варя его практически не видела – ничего не понимая в садоводстве, она ни во что не вмешивалась, ей просто надо было получить деньги за эту землю с деревьями. Но, когда в среду появился первый арендатор, стало ясно - сад изменился. Вот тут-то старик и показал себя, ответив на какой-то вопрос. Дядька-арендатор согласился на все, внес деньги и уже почти отстроился.
Шесть тридцать. Она приготовила себе кофе. За эту неделю ей удалось полностью расплатиться с долгами, и теперь на счет поступали денежки на светлый день. Начитавшись умных книг, она выкинула из своего лексикона кучу лишних слов, в том числе и любимое выражение матери «на черный день». Надо заметить, что Варвара ни на секунду не забыла о тех, кто поддерживал ее в этом новом и страшном своей неизвестностью деле.
Вот дядя Гаев. Поехал в аэропорт встречать несостоявшихся парижанок, а заодно рассказать им новости и принять на себя первый удар. Только он мог всегда убедить мать в чем угодно. Она слушалась бы его во всем, если бы он только захотел. Но Леониду Андреевичу было скучно воспитывать старшую сестру. Почему он решил помочь, Варя не знала, да это и не было таким уж важным. Она просто была ему благодарна.
Кофе почти остыл. Она так и не выпила его. Скоро придет Лопахин, и они пойдут, как он говорит, на территорию. Сколько Варя себя помнила, столько помнила и «ЕрмолайЛексеича». Одно время ей грезилось, что он ее тайный отец, но, повзрослев, поняла, что они с матерью просто дружат – с детского сада.
Сад… Интересно, как им с Фирсом удалось сохранить от раздела его самую красивую часть – ту, что вокруг дома?
С точки зрения бизнеса, на самом деле все устроил Лопахин. Именно он подал идею, нашел потенциальных покупателей и уговорил Варвару не продавать участки сразу, а сдать их в аренду на определенный срок с последующим выкупом. Поначалу эту фразу Варя произносила с трудом, запинаясь и краснея, но постепенно освоилась и стала общаться с Ермолаем Алексеевичем почти на одном языке. Солидный бизнесмен, Лопахин никогда не занимался благотворительностью. Он, как Форд, считал, что надо дать голодному удочку и с выгодой для всех научить его ловить рыбу. Что он всегда и делал. Так что теперь Варя получала денежки за участки, а Лопахин получал свои проценты, причем с тех же арендаторов.
Восемь тридцать. Она услышала, как Лопахин здоровается с Фирсом.
Началась вторая неделя новой жизни…