Нарисуйте, нарисуйте наши судьбы,
Нашу осень, нашу зиму и весну.
Ничего, что мы чужие, вы рисуйте,
Я потом, что непонятно, объясню.
Булат Окуджава.
Все будет правильно, на этом построен мир.
М. Булгаков, «Мастер и Маргарита»
Алексей не был обязан присутствовать на этом собрании: его, инженера по управлению турбиной, результаты работы государственной комиссии, по идее, никак не касались. И даже знать ему о них, по-хорошему, было не положено. Но мало того, что на совещание его все же вызвали, так еще и обязали, как и всех присутствующих, подписать документ о неразглашении. Говорить о произошедшей на первом энергоблоке аварии за пределами станции строжайше воспрещалось.
А может, именно потому, что он по роду деятельности имел непосредственное отношение к турбине, его и пригласили. Из-за инерции мышления: максимальной проектной аварией на станции считался взрыв барабана-сепаратора, который неминуемо повлек бы серьезные разрушения, выброс «грязной» пароводяной смеси, возможно, человеческие жертвы. Но барабаны-сепараторы оказались не при чем, ЧП случилось с топливным каналом реактора. На первый взгляд, обошлось без катастрофических последствий — разрушилась одна из тепловыделяющих сборок, канал пришлось изолировать и вывести из эксплуатации, реактор стоял больше полугода. По слухам, произошел также выброс радиоактивных графитовой пыли и водяного пара из охлаждающего контура в атмосферу, но даже от дозиметристов по этому поводу было не добиться внятной информации. А может, они тоже давали расписку о неразглашении.
В зале было многолюдно — начальство сочло целесообразным оторвать от работы и вызвать не в свою смену не меньше сотни сотрудников. Алексею стало как-то не по себе уже в первые минуты заседания — показалось, что в зале душно. Ровный монотонный голос докладчика-представителя госкомиссии действовал усыпляюще, хотя речь шла о вещах страшных, если вдуматься. Соседи слева азартно обменивались впечатлениями о воскресной рыбалке, справа обсуждали последний футбольный матч, сзади оживленно перешептывались: «— Настоящий «Adidas»? — Ну, дык! — И почем?», впереди шуршали газетой. Алексей обернулся, украдкой обведя взглядом равнодушные лица. «Господи, — подумал он. — Неужели они и в самом деле ничего не понимают?! Город в трех километрах… »
— Китаев! — его довольно бесцеремонно потыкали ручкой под лопатку.
Алексей снова оглянулся — это была Эмма из парткома.
— У тебя взносы за два последних месяца не уплачены, — громким укоризненным шепотом сообщила она. — Я за тобой, что ли, бегать должна?
Докладчик неожиданно умолк, налил из графина воды, шумно глотая, выпил. Алексей тоже нервно сглотнул. Уйти, что ли? Не видеть бы всего этого. Все равно ничего нового он здесь не узнает.
— Чего молчишь? — требовательно осведомилась Эмма.
— Да, да… — Алексей посмотрел на нее тоскливым отрешенным взглядом. — Я забыл… Завтра зайду и заплачу…
— … в режиме, который через несколько секунд с большой долей вероятности мог повлечь тепловой взрыв, — докладчик снова запнулся, суетливо перебирая машинописные листки.
Посторонний шум в зале немного поутих, но всего лишь из-за паузы в речи докладчика, а не из-за смысла произнесенной им фразы.
«Тепловой взрыв, — повторил про себя Алексей. — Через несколько секунд… В секунде от теплового взрыва…»
Он снова обвел глазами присутствующих, надеясь увидеть адекватную реакцию на сказанное представителем госкомиссии, но не увидел — только СИУРы из первой смены, сидевшие через несколько рядов впереди, вроде бы, виновато опустили головы.
Алексея бросило в жар, глаза застилало, сердце бешено колотилось. Ребята, что ж вы делаете, что ж вы делаете?! Это же ваш город, там же ваши родные, ваши семьи, вы о них подумайте! Ваша страна, в конце концов… С ней что будет, вы подумали?.. Перед глазами промелькнули отрывочные, такие обыкновенные, эпизоды из повседневной жизни города — ставшая родной общага на окраине у лесопарка, звенящая детскими голосами спортплощадка под окнами, громкие сигналы цистерны с молоком, которые вечно поднимают спозаранку даже в выходные, многолюдные демонстрации, собирающиеся в праздники у ДК, теплые сросшиеся боками сайки по девять копеек в хлебном, очереди за билетами у кинотеатра вечерами, новенькие, пахнущие коленкором и типографской краской, подписные издания из центрального книжного…
Докладчик, видимо, разобравшись с очередностью страниц, заговорил опять, и шум в зале возобновился.
С этой минуты Алексею стало абсолютно ясно, что катастрофа в восемьдесят шестом неизбежна. Мудрые, справедливые и всепонимающие потомки из института экспериментальной исторической коррекции могут встать грудью и лечь костьми, но это ничего не изменит. Это не поможет. Потому что никаких выводов из этой аварии никто не сделает. Не захотят или поленятся. И через три с половиной года эта секундная грань, о которой сказал докладчик, будет перейдена. И корректоры не смогут каждого схватить за руку и объяснить, что нужно задуматься.
Алексей, судорожно расстегивая воротник рубашки, вскочил и стал пробираться к выходу…
Карину разбудила серия отрывистых металлических позвякиваний — звонили на коммуникатор. Она не успела ничего понять или подумать, не успела даже проснуться — совершенно рефлекторно вскинулась и уставилась на экранчик коммуникатора, скрытого в наручных часах. Часов на руке не было, и Карина с огромным облегчением осознала, что она дома, в своем времени. Конечно… вернулась позавчера с долгого выматывающего задания в 2005-ом году. Еще не акклиматизировалась.
На столе продолжал позвякивать коммуникатор.
— Черт знает что, — Карина сбросила одеяло, подскочила к столу, но кнопку приема на коммуникаторе нажать не успела.
За последний час это был уже третий звонок, первые два ее не разбудили. Номер звонившего был скрыт.
«Развели секреты какие-то», — недовольно пробормотала Карина и пошла умываться, гадая, кто бы это мог быть.
С работы? Практически исключено: только что вернувшегося с задания корректора по пустякам дергать не станут. Кто-то из друзей решил подшутить? Тоже вряд ли — слишком уж настойчиво пытались дозвониться. Может, у родителей что-то стряслось? Но они не стали бы скрывать номер, позвонили бы с домашнего…
Обеспокоенная этой мыслью, Карина все-таки позвонила родителям со стационарного видеофона.
На звонок ответила бабушка, которая очень обрадовалась, увидев Карину, и сразу же начала расспрашивать, как у нее дела и когда она зайдет в гости.
— Я зайду, зайду, на неделе, — пообещала Карина. — Мне же полмесяца отпуска положено. Решу текущие дела на работе и обязательно зайду. Ты-то как себя чувствуешь?
— Спасибо, внученька. Старость уже, конечно… Погода вон какая, все кости ломит… А так-то, вроде бы, все нормально, — ответила бабушка.
— А дедушка как, не болеет?
— Да тоже, тьфу-тьфу-тьфу, ничего. Лекарство принимает, и на процедуры аккуратно ходит.
— А сейчас-то он где? — спросила Карина. — Давно тоже не виделись …
— Да в парк с собакой ушел гулять. А ты в гости заходи — вот и повидаемся.
— Ладно... А у родителей тоже все в порядке? Они мне с утра не звонили?
— Да нет, не стали бы они тебя будить. Они рано сегодня встали — в лес пошли, — бабушка кивнула в сторону окна. — Я им говорю — куда в такую сырость, дождь с ночи зарядил, а они — ну, что ты, самая грибная, говорят, погода.
Карина бросила рассеянный взгляд в окно — недалекий пригородный лесок виднелся за домами. За лесом, в мутной дождевой мгле, как всегда, привычно вырисовывались неясные контуры энергоблоков и вентиляционных труб атомной электростанции.
— Да уж, их хлебом не корми, — грибники-маньяки, — задумчиво согласилась Карина.
У родителей обнаружилось железное алиби. Кто же ей звонил, все-таки?
— Смотри, Карина, как в гости к нам соберешься — позвони накануне, — сказала бабушка. — Чтобы я тесто с вечера поставила.
— Хорошо, бабушка, я предупрежу, — послушно пообещала Карина. — Пока что рассчитывайте на среду.
Жили старшие члены ее семьи всего-то в десятке автобусных остановок, в старом районе города. А вот выбраться в гости — каждый раз проблема: вечно мешают какие-то неотложные дела…
Вообще-то Карина любила бывать у родителей — все у них в квартире, где она жила в детстве, сохранилось по-старому, ничего не менялось уже лет сорок, наверное. Та же мебель, купленная при получении этой квартиры, еще до рождения Карины, — импортная «стенка», бывшая в то время страшным дефицитом, книжный стеллаж из многослойной проклеенной фанеры, забитый «Всемиркой» и подписными собраниями сочинений, журнальный столик, где в помутневшей от времени, кажется, еще довоенной, хрустальной вазе всегда стояли какие-то нехитрые цветочки, обычно гвоздики, низкие продавленные кресла с потертой матерчатой обивкой, развешенные по стенам декоративные тарелки с пейзажами городов-Героев. И дом, где они жили, был старый, девятиэтажный, так называемый «крупнопанельный», и находился во втором микрорайоне, в исторической части города, где еще лет десять назад можно было увидеть канувшие теперь в Лету «хрущевки».
Когда-то давно, еще в прошлом веке, дед и бабушка Карины жили в очень похожем городе-спутнике очень похожей атомной станции. В красивом, современном, удобном, быстро растущем «городе детей и цветов», как его тогда называли. Работали на станции, как и большинство его жителей. Отработав, как тогда полагалось, положенный по распределению срок, вместе со своей пятилетней дочкой, будущей Карининой мамой, они переехали поближе к родственникам и друзьям, стали жить в другом городе и работать на другой станции.
АЭС была видна из окна их прежней квартиры, и здесь они тоже получили квартиру с видом на станцию. Это их очень забавляло тогда и служило поводом для многочисленных шуточек на тему «стоило ли ехать в такую даль».
А потом случилось то, что случилось, — на той станции, откуда они уехали, через несколько месяцев произошел тепловой взрыв одного из энергоблоков с выбросом большого количества радиоактивных изотопов. Город-спутник на следующий день полностью эвакуировали. Вывезли и жителей других населенных пунктов в радиусе тридцати километров от станции, а всю условную тридцатикилометровую территорию, зараженную радионуклидами, на долгие годы опоясали колючей проволокой и сделали зоной отчуждения.
Карина, конечно, ничего этого не видела, она родилась через двадцать лет после катастрофы. Зато она с самого раннего детства слышала рассказы бабушки и деда о том, отселенном, городе, о другой стране — огромной сверхдержаве, которая тоже была до ее рождения, и, возможно, не распалась бы, если бы не та страшная катастрофа, пошатнувшая веру людей в правильный курс своего государства. Они говорили о потерянных после эвакуации друзьях и знакомых, о самых счастливых годах жизни и несбывшихся надеждах на будущее... Мама, наоборот, почти никогда ничего не рассказывала, — отговаривалась тем, что была маленькой и ничего не запомнила. Однако и у нее иногда вырывались фразы вроде «у нас в садике на площадке был такой же пароходик», и Карина, хоть и сама была тогда еще маленькой, понимала, что ей просто очень грустно вспоминать об этом.
Еще у них был толстый семейный альбом с фотографиями, которые Карина с раннего детства любила рассматривать и отыскивать среди разных незнакомых людей своих дедушку с бабушкой и крошечную девочку, которой когда-то была ее мама. Дедушка, случалось, вместе с ней подолгу перебирал старые фотографии, рассказывая, где в том городе находился их дом, где мамин детский садик, где кинотеатр, куда они ходили смотреть мультсборники, где парк, в котором они любили гулять по выходным, где протекала речка. Карина слушала с интересом, но многого тогда еще не понимала. Она спрашивала: «Ну и что, а наш город разве хуже?» Дедушка на это обычно только вздыхал, ничего не отвечая, а однажды сказал: «Ему повезло, а могло и не повезти».
Став старше, прочитав и пересмотрев множество материалов по катастрофе 86-ого года, Карина начала понимать чувства людей, переживших все это. АЭС, которую она каждый день видела из окна своей комнаты, стала для нее напоминанием. Напоминанием о долге и цели, которое не давало забыть и успокоиться.
И, окончив несколько лет назад ВУЗ, она, ни секунды не колеблясь, пошла работать в молодую и динамично развивающуюся отрасль науки — экспериментальную историческую коррекцию.
Это направление зародилось лет двадцать назад на волне громкого физического открытия временных макрофлуктуаций и быстрого развития квантовой вычислительной техники. Оно очень скоро сделалось обещающим широкие перспективы, вошло в категорию национальных проектов, и рейтинг долгое время переживавших кризис научно-исторических специальностей резко подскочил.
Первые полгода в институте экспериментальной исторической коррекции Карине пришлось проработать на своеобразной стажировке в оперзале, где просчитывались варианты возможного исторического развития в зависимости от условий эксперимента. Карине нравилось многократно проигрывать варианты развития событий, выбирая оптимальный, чтобы потом на его основе разрабатывать задания для оперативников, но ее целью было не это. Она с самого начала мечтала работать оперативным корректором в группе ликвидации последствий атомной катастрофы 1986-ого года или, как их называли в институте, «ликвидаторов». Но прежде ей пришлось сотрудничать с «лунатиками» — отделом, занимавшимся «лунной гонкой» шестидесятых годов, потом помогать «сталинградцам» и «блокадникам», в ведомстве которых находились соответствующие этапы Великой Отечественной войны, прорабатывать серию проектов коррекции для «реформаторов», в сферу ответственности которых входило начало девяностых годов XX века. Три месяца назад ее наконец-то перевели в отдел «ликвидаторов», но на оперативную работу пока что не назначили, все задания Карины до поры-до времени были чисто наблюдательными.
В задачи наблюдателя входило интегрироваться в социум соответствующего времени и жить там, пока необходимо, чтобы дать возможность «Центру» контролировать происходящие там события.
Последнее задание Карины было сложным и интересным — 2005-ый год, время, предшествующее первому Выбросу и образованию Зоны. Многие аномальные явления в Зоне до сих пор не были детально исследованы и доставляли «ликвидаторам», да и не только им, сплошную головную боль. Карина отлично справилась с заданием, на основании ее наблюдений отдел теоретического моделирования предложил новую модель образования Зоны, и операционисты, взяв ее за основу, уже просчитывали какие-то программы коррекции. Подробностей Карина пока не выясняла, собираясь со спокойной душой отгулять свой по праву заработанный двухнедельный отпуск.
Подумав об этом, она решила все-таки позвонить на работу — вдруг, это у них что-то стряслось, и срочно понадобилась Каринина помощь? Маловероятно, но, говорят, бывали и такие случаи, когда поднимали на ноги весь институт.
Вызов приняла секретарь руководителя группы «ликвидаторов».
— Доброе утро, Ольга, у вас все в порядке? — бодро спросила Карина, ожидая услышать в ответ, что программа продолжается в штатном режиме, приказ о Каринином отпуске начальник уже подписал, и она может следующие две недели на работе не появляться. — Меня никто не разыскивал?
— Карина, это очень хорошо, что ты позвонила, — озабоченно ответила секретарша, сейчас же спутав все ее планы. — Я полтора часа не могла до тебя дозвониться. У начальника сейчас общее собрание группы, у нас ЧП. Подъезжай срочно, как только сможешь.
— Дела-а-а, — ошарашенно протянула Карина, потерев рукой лоб. Такое на ее памяти творилось впервые. — А что случилось?
Ольга, украдкой оглянувшись на дверь и понизив голос, сообщила:
— За Китаевым посылали вертолет.
Карина тихо ахнула, прикрыв рот рукой.
«Посылали вертолет» — это означает, что случилось крупное ЧП, программа на грани срыва или уже сорвана. Это означает, что корректора пришлось спешным порядком эвакуировать с его задания.
Фразеологизм этот пришел в лексикон корректоров из какой-то классической фантастики прошлого века. Там впервые была описана сущность деятельности корректоров. Только там, кажется, они работали на других планетах с другими гуманоидными цивилизациями, и назывались Прогрессоры или как-то вроде. Остряки еще шутят насчет того, что корректоры занимаются прогрессорством, замкнутым само на себя. Смешно… Их бы сюда…
— Поняла, — быстро ответила Карина. — Уже еду.
Очевидно, отпуск сорвался. Зато, возможно, у Карины появился реальный шанс наконец-то поучаствовать в оперативной работе. Конечно, задание Китаева ей вряд ли доверят, но свободных корректоров, которым можно было бы поручить его, сейчас просто нет, а вдруг и повезет?
Рассовав по карманам непромокаемой куртки — на улице по-прежнему моросило —документы и необходимую электронику, Карина выскочила из дому и через пять минут уже была на остановке. Две переполненные маршрутки со свистом пронеслись мимо, даже не приземлившись. В третью Карина кое-как втиснулась. Эта маршрутка, как назло, ползла медленно: водитель скрупулезно соблюдал правила.
Карина стояла у дверей и, протерев ладонью запотевшее стекло, сквозь дождевую морось смотрела, что сегодня делается в городе. Все было как обычно — на стадионе детские футбольные команды, несмотря на непогоду, проводили тренировочный матч — мокрые и грязные футболисты носились под дождем, разбрызгивая лужи. Кучка болельщиков, состоящая, очевидно, из их родителей и друзей, обреченно мокла на трибунах. Площадка перед третьей гимназией, где Карина в свое время училась, была забита машинами и автобусами с городскими номерами — наверное, снова какой-то смотр районного масштаба. В прошлые выходные был чемпионат по бальным танцам, интересно, что на этот раз?.. На центральном перекрестке маршрутка надолго застряла на светофоре. Карина нервно взглянула на часы — до электрички оставалось десять минут, так можно и опоздать, а следующая через полчаса. Радиометр на фасаде почты снова барахлил, он барахлил всю жизнь, как Карина себя помнила, — от жары и от холода, от повышенного и пониженного давления, от магнитных бурь и лунных фаз. На этот раз, очевидно, из-за сырой погоды, он показывал минус 0,03 мкЗв/ч. Возле ДК появилась свежая и уже успевшая украситься цветными потеками афиша с анонсом концерта «Белорусских песняров» («Не забыть сказать маме», — подумала Карина). У овощного магазина бабульки под зонтиками торговали разлитым в полуторалитровые пластиковые бутылки козьим молоком, вязаными шерстяными носками и тыквами со своего огорода. Грибники в резиновых сапогах и камуфлированных плащ-палатках разложили кучками чистейшие белые, а местные алкоголики — какую-то никому не нужную металлическую мелочевку, натыренную на заводе. На щите при въезде в город рабочие в оранжевых спецовках поверх рекламы последней модели плазменного монитора одной известной фирмы наклеивали рекламу новейшего автолета другой известной фирмы.
На электричку Карина, не смотря ни на что, все-таки успела. Монорельсовый состав со свистом подкатил как раз тогда, когда Карина, проведя ладонью с имплантированным чипом личного идентификатора, на котором, в числе прочего, был закодирован сезонный проездной, взбегала на платформу. В вагоне тоже было не сказать, что свободно. Тем не менее, Карине удалось пробиться в уголок у окна, она достала наладонник и погрузилась в чтение сборника фантастики 73-его года прошлого века.
Когда Карина добралась до института, собрание уже закончилось, из кабинета начальника как раз выходили последние «ликвидаторы».
— Ребята, что там? — кинулась к ним Карина.
— А-а-а, привет, — сказал аналитик Дима Жуков. — Тяжело там все, Карин. Жаль, что ты не успела. Имей в виду — шеф тебя снова куда-то собирается десантировать.
— Значит, программу не до конца провалили все-таки? — с надеждой спросила Карина. Собирается десантировать — это хорошо. Это просто очень хорошо!
— Кто ж знает… Шефу виднее.
— Да что там, что, ты скажи толком?
— Ну, Лешу Китаева на вертолете привезли.
— Это я знаю! По сути-то что?
— Ну, что-что? Сорвался после аварии 82-ого года, на собрании по результатам работы гостехкомиссии. Пришлось срочно его эвакуировать.
Дима расстроенно махнул рукой и добавил:
— Закатил отвратительную истерику. «Вы все уже мертвы», и все такое. Как Сара Коннор в «Терминаторе-2». Знаешь этот фильм?
Карина кивнула и подумала, что лучше бы не знала. Димин вопрос был, по сути, излишним: «Терминатора-2» знали все корректоры без исключения, ведь именно из этого фильма происходила вторая знаменитая корректорская заповедь, выраженная в сентенции «no fate». Первой по праву считался эффект бабочки из классики «И грянул гром».
— Ну, вот. Короче, на станции там все в шоке, мы тут тоже не знаем, плакать или смеяться, и никто не представляет, во что это теперь выльется. В общем, Лешину часть программы начальник решил свернуть. Бросили этот участок, а непосредственно в март 86-ого Костю Белевича десантировали, нас ночью вызвали, — экстренно ему программу просчитывать. В общем, внедрили его оператором на БЩУ-4. Следить, чтобы на станции ни в коем случае не проводили никаких экспериментов, и грудью закрывать кнопку АЗ-5, если вдруг что. Не знаю уж, что из этой авантюры выйдет… Но в общем так.
— Да уж, — Карина подавленно вздохнула. — Наворотили…
Значит, задание Китаева ей точно не отдадут. Жаль, но ничего не поделаешь.
— Давай, — Дима мотнул головой в стону двери. — Иди, начальник ждет. Удачи.
Карина осторожно заглянула в приоткрытую дверь. Начальник общался с ведущим инженером из отдела теоретического моделирования. На столе перед ними светилась разноцветными значками карта Зоны, которую они сосредоточенно разглядывали.
— Доброе утро, Михаил Анатольевич. Можно? — спросила Карина.
Начальник медленно повернул голову, окинул Карину безучастно-хмурым взглядом смертельно уставшего человека.
— Проходи.
Карина вошла и присела у стола, где обычно рассаживались участники совещаний.
Инженер из отдела теормоделирования, продолжая прерванный Кариной разговор, провел пальцем по карте — из района станции на восток вдоль железной дороги, и сказал начальнику:
— В общем, на мой взгляд, особых проблем здесь возникнуть не должно. Мы уже кое-что успели просчитать. Хотя без результатов реальных наблюдений выводы делать сложно.
Начальник остановившимся взглядом смотрел в то место на карте, куда только что показывал инженер.
— Как все… — досадливо проговорил он, оборвав фразу на полуслове.
Инженер слегка развел руками и скорбно посмотрел на начальника, с пониманием покивав, как бы извиняясь.
— Монолит еще этот треклятый, будь он неладен… Кто знает, что там сейчас, внутри, после всего этого, творится?.. — начальник в упор уставился на инженера.
Тот в ответ снова развел руками:
— Никто. Пока там не будет нашего наблюдателя, ничего достоверного мы сказать не сможем.
Карина мельком взглянула на инженера. Звали его, кажется, Тимуром, и был он у себя в отделе руководителем группы и вторым замом начальника. Отдел теоретического моделирования остальные сотрудники института несколько недолюбливали и за глаза иронично называли «синоптиками», «бюро прогнозов» и даже «группой кофейной гущи».
Начальник глубоко вздохнул, устало подпер рукой подбородок и произнес свою коронную фразу:
— У меня есть мечта… — но снова не закончил, вдруг безнадежно махнув рукой: — А, да что тут говорить!
— Нужен наблюдатель, — веско повторил Тимур. — У меня все.
После этого начальник переключил внимание на Карину.
— В курсе? — устало спросил он. — Успели рассказать? — он мотнул головой в сторону двери, имея в виду сотрудников из группы «ликвидаторов», уже посвященных в детали происшествия.
— В общих чертах, — подтвердила Карина.
Начальник снова кивнул и без предисловий сказал:
— Извини, но сейчас ты отправишься наблюдателем в центр современной Зоны. Больше мне послать некого. Обещаю премию и неделю отгулов.
Карина задохнулась.
— Да вы что, Михаил Анатольевич?! Да я же никогда…
— Карина, не устраивай скандала, — начальник болезненно поморщился и потер ладонью висок. — Все на свете когда-то было впервые. По-другому никак, понимаешь? Нет у нас сейчас свободных наблюдателей, а оперативники тем паче… разгребают вот… спасибо товарищу Китаеву. Без вариантов, в общем. Ты уж извини.
Инженер-«синоптик» Тимур с преувеличенным сочувствием посмотрел на Карину. На секунду ее охватило бешеное раздражение — да пошли вы все к чертовой матери! — но она, глубоко вздохнув, быстро взяла себя в руки. Действительно, не хватало еще истерики. Слабонервные какие-то «ликвидаторы» пошли. Китаев вот, тоже… хотел, наверное, как лучше…
— Тимур, какие там… виды на урожай? — вяло дернув подбородком в сторону инженера, спросил начальник.
Тимур немного замешкался с ответом, и Карина поняла, что он или собирается соврать или, скорее, и сам плохо представляет ситуацию, но не хочет этого показывать
— Ничего страшного, — преувеличенно бодро ответил он. — Часа два там вполне можно продержаться. А больше нам и не надо, главное — прояснить ситуацию.
— Два часа, — ровным голосом повторил начальник Карине. — Все понятно?
— Где — два часа? — севшим от волнения голосом спросила Карина. — В центре Зоны?
Начальник перевел вопросительный взгляд на «синоптика».
— Ну, зачем же прямо так в центре? Вполне можно на окраине мертвого города. Лишь бы станция оттуда было видна. Нам бы картинку почетче.
Начальник молча посмотрел на Карину — понятно?
— Понятно, — тихо подтвердила Карина.
Вот спасибо. Благодетели — окраина мертвого города их устроит, видите ли. Тебя бы туда… Хоть бы еще оперативное что-то поручили, а то ведь опять, небось, просто наблюдателем... Ничего руками не трогать, смотреть издали, в случае чего — кричать.
— Карина, ну ты же давно просила серьезное, ответственное задание, — примирительно напомнил начальник. — Вот тебе и серьезное и ответственное… Умирать тебя там никто не заставляет. А Зону ты теперь знаешь отлично, так что тебе и карты в руки. Если сумеем сейчас программу вытянуть — человечество нам спасибо скажет…
Скажет оно, как же. Благодарное человечество и знать ничего не будет. Меньше знаешь — лучше спишь.
— Я все поняла, — сказала Карина. — Оперативное вмешательство в обстановку, надеюсь, мне разрешат? В разумных пределах?
— Нет, — решительно отрезал начальник. — Ни при каких обстоятельствах.
— Даже если на меня химера нападет? — для порядка поинтересовалась Карина.
— Ни при каких обстоятельствах, — с расстановкой повторил начальник. — Первую заповедь, надеюсь, помнишь? — он кивнул на противоположную стенку, где золотой вязью по пластиковой панели под мореный дуб было выписано: «Человек в прошлое попал, бабочку раздавил, и не того президента в Америке выбрали».
— Так точно, — мрачно подтвердила Карина.
— Ну вот. А то — целая химера!..
Начальник помолчал и продолжил недосказанную мысль насчет благодарного человечества:
— А провалим — еще два года работы насмарку… — он замолчал, тяжело задумавшись, а потом сказал, как будто вспоминая вслух: — Сколько уж мы их провалили…
— Четыре, — машинально ответила Карина, хотя ее и не спрашивали.
— Начали с корректировки проектной документации, — криво усмехнулся начальник, как будто и не услышал ее. — Думали — сразу заложим в проект безопасную конструкцию — и все будет хорошо… Внедрили в проектное бюро нашего инженера, он предложил усовершенствовать конструкцию реактора. Его идею рассмотрели, одобрили и горячо поддержали. Но мы не учли, что они гнали проект к каким-то своим срокам. Изменения в проектную документацию хотели включить, но не успели согласовать и заверить, поэтому выпустили проект РБМК-1000 в его первоначальном виде… В восемьдесят шестом четвертый энергоблок благополучно рванул…
— Да, тогда мы не доработали. Точнее не проявили достаточной предусмотрительности, — согласно вздохнул Тимур.
— Потом, когда реактор уже был запущен в серию, мы пытались исправить ситуацию — от имени инженеров-проектировщиков писали о конструктивных недостатках РБМК… Куда только не писали — даже в КГБ, только что не «товарищу Сталину, лично», — начальник снова невесело усмехнулся. — И везде наши письма замыливали. Хотя нет, не везде. Помнится, обещали некоторые и комиссии свои прислать — разобраться. Пока собирались, снова наступил восемьдесят шестой…
— Было дело, — удрученно покивал инженер. — Еще имеют место отдельные недостатки в нашей работе, — эту номенклатурно-канцелярскую фразу он произнес с таким глубоким прискорбием в голосе, что было совершенно непонятно, иронизирует он или говорит серьезно.
— Тогда мы пошли на радикальные меры, — нахмурясь, продолжал начальник. — Мы просто сорвали все сроки сдачи второй очереди, и злополучный четвертый энергоблок просто не был достроен к апрелю восемьдесят шестого. Точно в положенное время, как по часам, взрыв произошел на втором, — он нервозно хихикнул. — Прямо какая-то дурная бесконечность по Гегелю, вы не находите?
— Не вижу здесь ничего смешного, — угрюмо заметила Карина.
— Я уже начинаю верить в старые сказки о том, что время изменить нельзя, — никак не отреагировав на ее слова, сказал начальник. — Можно дергаться, можно не дергаться — все равно все будет так, как должно быть… До нас и без нас…
— Михаил Анатольевич, разрешите не согласиться, — возразил Тимур. — Во-первых, вторую заповедь корректоров никто не отменял. Несколько неудач ни о чем не говорят. Отрицательный результат — это тоже, как известно, результат. А во-вторых, просто не может такого быть. Целый институт для изучения возможностей исторической коррекции создан, что же, по-вашему, — мы зря работаем? Тысяча с лишним человек уже двадцать лет как зря получают зарплату? Извините, это нонсенс.
Карина снова мельком взглянула на него — серьезно он или это такая странная манера шутить? И снова не поняла.
— Видишь ли, Тимур… — начальник устало подпер голову рукой. — Одно другому не мешает… У порядочных, как говорится, людей…
Карине вдруг стало жалко начальника. Немолодой, совершенно вымотанный нервной и чересчур ответственной работой человек, который поставил себе целью избавить человечество от ядерной катастрофы 86-ого года. А никто не знает, возможно ли это в принципе. Местные старожилы рассказывали байки, что давным-давно, еще до открытия временных флуктуаций и до образования института, начальник работал в Зоне, вроде бы даже командовал каким-то спецподразделением в «Долге». Документальных подтверждений тому не было, но Карине эта версия казалась вполне правдоподобной. Видимо, из «Долга» начальник притащил свою любимую фразу о Зоне: «Сколько же всякой дряни жирует на великой трагедии!» Еще он любил повторять выражение Мартина Лютера Кинга — «у меня есть мечта…», и эта мечта тоже неизменно сводилась к тому, чтобы не случилось в 86-ом никакой аварии.
— Карина, в общем, вопрос, я считаю, исчерпан, — начальник очнулся от глубокого раздумья. — Иди к снабженцам, получай экзоскелет, гаусс-пушку, ну, короче, требуй с них все, что считаешь нужным. И чтобы не позже, чем через час, была в Зоне. Обследуй окраину города, покажи нам станцию. Нужна детальная информация об обстановке в том районе. На кнопку экстренной эвакуации посажен специально обученный операционист, он глаз с тебя не спустит. В случае чего вытащит. Но лучше бы, чтобы этого «чего» не было, и ты бы продержалась там не меньше часа. Вопросы?
— Зачем мне гаусс-пушка, если мне запрещено стрелять? — не без ехидства поинтересовалась Карина.
— Для поднятия авторитета, классику надо читать, — не раздумывая, отрезал начальник и добавил, ухмыльнувшись: — «Зачем вам подорожная, вы же неграмотны». Еще вопросы?
— Нет вопросов, — вздохнула Карина.
Состязаться с начальником в остроумии было делом, мягко говоря, безнадежным. Еще до «Долга», говорят, он был капитаном институтской КВНовской команды.
Вокруг был обыкновенный сосновый лес. Тот, через который еще до аварии атомщики из города ходили на работу. На который выпало первое облако радиоактивной пыли и который после аварии стал называться «Рыжим». Тогда лес вырубили и захоронили, но через несколько десятилетий он поднялся снова. А после первого Выброса здесь почему-то сконцентрировались все известные науке аномалии. Здесь еще разбилось два или три вертолета и погибло много исследователей. Карина и представить себе не могла, что это страшное место вблизи может выглядеть так обыденно.
Под ногами кучерявились черничные кустики, пригорки устилала желтая прошлогодняя хвоя. Рядом возвышалась внушительных размеров муравьиная куча, тоже собранная из сосновой хвои. На вересковом ковре дрожали солнечные пятна. В нескольких метрах справа Карина заметила трухлявый пень в белесом лишайнике и с нарядной шапкой опят. Даже, кажется, сохранились со времен последней войны порядком заросшие воронки от снарядов.
Карина с опасением взглянула на экранчик детектора аномалий. Чисто. По крайней мере, в радиусе ста метров вокруг. Радиационный фон? Природный. Карина с сомнением щелкнула ногтем по прибору — может, испорчен? Хотя нет, проверяли же, при ней, десять минут назад… Но не может же быть в Рыжем лесу нормальный фон и ни одной аномалии! Карина на всякий случай бросила перед собой болтик, но сразу же потеряла его из виду на фоне лесной пестроты. Надо идти — от нее ждут информации. Благодарному человечеству нужна картинка станции.
И тишина здесь была обычная, лесная, совсем не мертвая. Цвиркали мелкие пичуги, волнами, в такт порывам ветра, прокатывался шелест листвы по верхушкам деревьев. Из зарослей ольхи возле заполненной темной водой оплывшей траншеи шумно вспорхнула сорока. Карина посмотрела вверх и остолбенела от неожиданности — среди колышущихся сосновых макушек, сверкнув на солнце, как мелкая серебристая рыбешка, быстро и беззвучно прочертил небо пассажирский стратоплан. Карина зажмурилась и потрясла головой. Стратоплана уже не было, но за ним осталась быстро тающая полоска инверсионного следа. Откуда над Зоной стратоплан, да еще пассажирский? Ни одна аваиалиния над Зоной давно уже не проходит — здесь же полно комариных плешей, вполне добивающих до стратосферы… «Летучий голландец» какой-нибудь, стратоплан-призрак. Или мираж, или искажение пространства, вызванное какой-нибудь аномалией. Карину утешало одно — в «Центре» тоже это видели, вот пусть они голову и поломают, а у нее сейчас другая задача.
Вдруг откуда-то издалека донеслось эхо нарастающего гула. Очень-очень знакомого. Карина замерла, вслушиваясь. Шум все усиливался, гулким эхом раскатываясь по лесу. Сомнений не оставалось, — где-то за лесом, совсем недалеко, на полной скорости шел монорельсовый экспресс.
«Дурдом», — прошептала Карина. У нее противно засвербело под ложечкой и бешено заколотилось сердце. Электричка-призрак — это, пожалуй, не жиже химеры будет. И гаусс-пушка никакая от нее не спасет. В голову полезли навязчивые воспоминания о сборных червяках и прочих блюдах на паучьих лапах. Карина отчаянно боролась с непреодолимым желанием прыгнуть в ближайшую воронку, вжаться в землю и закрыть голову руками.
Электричка прошла, эхо стихло, отдаляясь. Карина перевела дыхание и осторожно огляделась. Все было по-прежнему.
«Надо идти», — снова подумала Карина, порывисто вздохнула и, сверившись с картой на КПК, осторожно двинулась в сторону города. Ей надо выйти на окраинную улицу. Или на шоссе, ведущее к станции. Оттуда можно будет что-то разглядеть. Лучше всего, конечно, подняться на крышу высотки.
Лес неожиданно кончился, и Карина оказалась на шоссе. Шоссе было гладко заасфальтировано, и пунктир свежей разметки делил его на две ровные полосы. За деревьями впереди виднелись современные небоскребы, а чуть в стороне, на ровно подстриженной лужайке, тренировались подростки-флаеристы.
Карина почувствовала себя так, как будто попала в глупую юмористическую телепередачу. «А теперь улыбнитесь, вас снимает скрытая камера!»
Она еще раз посмотрела на карту — точка, обозначавшая ее местонахождение, стояла в правильном месте. И тут до Карины начал медленно доходить юмор ситуации. А что, если у них все получилось?! Что, если они все же смогли предотвратить аварию?! Ведь тогда все так и должно быть!.. Эта догадка была настолько нереально прекрасной, что Карина суеверно запретила себе думать о ней.
Она нерешительно направилась к ребятам, совершенно не подумав, как она сейчас выглядит — в экзоскелете, похожем на космический скафандр, и с гаусс-пушкой за плечом — на окраине современного наукограда.
— Ребята, извините, а какой сейчас год? — совершенно по-идиотски спросила она.
— Две тысячи тридцать третий, — недоуменно ответили мальчишки, с открытыми ртами разглядывая ее.
— Понятно, — сказала Карина. Все было правильно.
— А вы, наверное, на встречу ролевиков приехали? — спросил самый маленький мальчик, который в тренировке не участвовал, а только наблюдал, как летают старшие. — Вы из «Звездных войн», да? А ролевики не здесь собираются, а в парке напротив ДК…
— Я корректор, — пояснила Карина, чтобы не пугать ребят. — Вот смотрю и думаю — может, ошиблись, не туда забросили… Очень уж у вас тут… неожиданно…
— А что неожиданно-то? — удивились мальчишки. — У нас как всегда. А вы из будущего, значит?
— Из совсем недалекого, — призналась Карина, — Два часа разницы.
— А-а-а, — разочарованно протянули ребята. — А что вы у нас корректируете? У нас тут все обычное, и ничего интересного.
— А атомная станция у вас есть? — осторожно спросила Карина.
— Есть, конечно. Там, — белобрысый паренек из старших кивнул в сторону шоссе.
— А она никогда э-э-э… не взрывалась? Ну, раньше… Давно?
Ребята озадаченно переглянулись и пожали плечами.
— У меня отец там всю жизнь работает, — сказал белобрысый. — Ничего такого не рассказывал.
— И у нас тоже, — поддакнули другие.
— А тысяча девятьсот восемьдесят шестой год, двадцать шестое апреля? Не знаете, что в этот день произошло? — осторожно спросила Карина.
— Не-а, — беспечно ответили мальчишки.
Они явно не понимали, чего она добивается.
— Ладно, — задумчиво сказала Карина. — Спасибо.
— Мы тогда пойдем, у нас гонки завтра, тренироваться надо, — ребята уже потеряли к ней интерес, поэтому сделали вид, что им очень некогда, и убежали к своим машинам.
Белобрысый чуть задержался, и Карина успела окликнуть его:
— И Зоны тут никогда никакой не было?
— Какой Зоны? — удивился паренек, потом засмеялся и предложил: — Хотите, я вас над городом прокачу, сами все увидите?
— Хочу! — обрадовалась Карина. — Спасибо, это именно то, что мне нужно!
Полет на флаере — это получше любой самой высокой крыши!
— Залезайте, — белобрысый мотнул головой в сторону своей спортивной машины.
— Она у тебя самодельная? — осторожно поинтересовалась Карина.
— Да не бойтесь, я не все сам делал, а вместе с папой, — признался парнишка. — И мы не с нуля собирали, а переделывали заводскую модель. Лишнее сняли, нужное поставили.
— Смотря что считать лишним, — пробормотала Карина, забираясь на место пассажира.
— Я на прошлом соревновании на ней второе место занял, — обиженно заявил белобрысый. — А завтра рассчитываю на первое, чтоб вы знали.
Флаер уверенно взмыл над поляной и сделал над лесом несколько витков крутой спирали, набирая высоту.
— Вот наша станция, — небрежно кивнув в западную сторону, сообщил мальчишка. — Вот те три первых очереди уже не работают, но мой папа их еще застал. Там сейчас типа музея, что ли. Теперь просто рядом четыре новых энергоблока построили, ну, новую станцию, в общем. По современным проектам.
Карина во все глаза смотрела в иллюминатор. Наверное, с таким же изумлением следили сейчас за передаваемой картинкой и в «Центре». Зрелище и вправду было фантастическое. Сколько раз Карина видела четвертый энергоблок, накрытый «Саркофагом», сколько раз зловеще прорисовывались на фоне неба навсегда застывшие ажурные контуры подъемных кранов над недостроенной третьей очередью, но никогда ей и не мечталось увидеть штатно выведенные из эксплуатации шесть первых энергоблоков и огромные новые корпуса построенной по соседству современной АЭС.
Мальчишка заложил крутой вираж, и перед Кариной раскинулся цветущий современный город-спутник благополучно здравствующей атомной электростанции. Новые районы по окраинам, с отливающими синевой, почти сплошь остекленными многоэтажками, исторический центр со знакомым рисунком улиц, столько раз виденным на карте, в старых кинохрониках, в отчетах оперативников, и никогда еще — вживую.
— Проспект Героев… — пробормотала Карина.
— Ага, — согласился парень. — Мы тут раньше жили в старом доме, а потом нам в двенадцатом микрорайоне квартиру дали.
— А у меня тут дедушка с бабушкой жили…— нерешительно сказала Карина, вовремя проглотив само собой напрашивающееся «до аварии». — Давно уже… Вот бы дом их посмотреть…
— А там все старые дома давно уже снесли и тоже новых понастроили, — небрежно бросил белобрысый. — Но я вас могу высадить, если хотите. Без проблем.
— Не надо, — ответила Карина. — Спасибо…
Она чувствовала, что еще немного — и она разревется от счастья. Получилось! Надо же — получилось! Аварии восемьдесят шестого года здесь не было.
Со стороны города к железнодорожной станции подошла серебристо-голубая электричка монорельса, вышедшие из нее пассажиры цепочкой потянулись к пешеходному мосту, прокинутому над путями. Карина со стыдом вспомнила, как полчаса назад в лесу ее напугал шум электрички. Интересно, в «Центре» поняли, что она испугалась? Да уж наверняка — какие только данные телеметрии туда не передаются…
— Ну, а так — что у нас смотреть? — продолжал мальчишка, которому, кажется, уже понравилось играть роль экскурсовода. — ДК вон, напротив — городской парк, аттракционы там, то-се… Краеведческий музей есть, детские площадки всякие интересные, бассейн, стадион. Что вам еще показать?
— Спасибо, больше ничего не надо, — сказала Карина. — Ты мне и так очень сильно помог. Точнее, нам. Нам всем, — от волнения она говорила путано. — Спасибо, большое спасибо. У нас все получилось. Мне пора возвращаться.
— Пожалуйста, — дернул плечом подросток. — Мне это ничего не стоит, — и повел флаер на посадку.
Карина вбежала в центральный зал наблюдения и замерла на пороге, от волнения не зная, что спросить, и стараясь прочесть ответ на еще не заданный вопрос в обращенных к ней взглядах коллег.
— Ну? — в абсолютной тишине прошептала она. — Ура?
— Ура, — так же тихо и серьезно подтвердил начальник, вынув из уха наушник и шагнув к Карине, чтобы пожать ей руку. — Молодец. Поздравляю!
Карина зажмурилась и радостно воскликнула:
— Да! У нас получилось! Наконец-то!
— Уважаемые товарищи ликвидаторы, поздравляю! — объявил начальник во всеуслышание. — Всем спасибо за отличную работу!
Сотрудники зааплодировали, радостно зашумели, бросились обниматься.
— Отзывайте Белевича из восемьдесят шестого, — нажав кнопку коммуникатора, распорядился начальник. — У него все по плану? Ну и отлично. Возвращайте его, задание успешно завершено.
— Михаил Анатольевич, и у Кости все нормально? — спросила Карина, как будто все еще не могла до конца поверить в успешное завершение программы.
— У Кости все отлично, — ответил начальник. — Его вмешательство не потребовалось: никаких экспериментов не проводили, станция работала в штатном режиме, 26 апреля прошло как обычный рабочий день.
Карина прерывисто вздохнула. Господи, неужели все бывает так замечательно?
Начальник, похоже, с ног валился от усталости, но радовался не меньше сотрудников, хоть и не показывал виду. В зале наблюдения, во всяком случае, он оставался до последней минуты, бдительно следя, как складывается ситуация.
— Всех людей, занятых по программе «ЛПА-86», вернуть на базу, — продолжал отдавать распоряжения начальник. — Аналитической группе проверить архивы на предмет нашей темы. Окрестность нулевой точки исследовать с особым вниманием. О любых непредусмотренных явлениях докладывать мне лично.
«Надо позвонить дедушке с бабушкой, — вспомнила Карина. — Пусть тоже порадуются! А то живут себе, неверное, и не знают, что в 86-ом году их станция не взорвалась, и их город не отселили… И родители, наверное, из леса уже вернулись, вот будет маме приятный сюрприз!»
Она подошла к ближайшему видеофону и, почти не глядя на кнопки, автоматически набрала свой домашний номер. Экран непривычно долго оставался темным, а потом вежливый женский голос произнес: «Ошибка при наборе номера. Набранный вами номер не существует».
— Что за ерунда? — Карина нахмурилась, нажала сброс и стала набирать номер заново, на этот раз более внимательно.
В этот момент в зал влетел инженер из группы аналитиков, бледный, как полотно. Он еще не успел сказать ни слова, но «ликвидаторы» мгновенно заметили его появление и, как один, повернулись в его сторону. Аналитик, смущенный таким повышенным вниманием, побледнел еще больше, опустил глаза и мучительно медленно, от волнения растягивая слова, произнес:
— Мы просмотрели архивы. С ЛАЭС и Сосновым Бором все действительно в порядке. Но в ночь на двадцать шестое апреля… авария… катастрофа произошла на Чернобыльской атомной электростанции.
Зал ахнул в изумлении и ужасе.
— Где? — сорвавшимся голосом переспросила Карина. — Где?..
— На ЧАЭС, — с запинкой повторил аналитик. — Эвакуирован город Припять и другие населенные пункты в радиусе тридцати километров.
— Дайте материалы, — бесцветным голосом произнес начальник и тут же, потеряв самообладание, грохнул кулаком по столу и выкрикнул: — Материалы! Картинку на монитор! Быстро!
Вконец смешавшийся аналитик убежал, на центральном экране появилась архивная запись выступления тогдашнего президента СССР: «Нас постигла беда…», только вместо привычной Ленинградской атомной станции в сообщении о катастрофе фигурировала Чернобыльская. Карина остановившимся взглядом смотрела в экран. Проплыли кадры старой кинохроники — развороченное взрывом дымящееся жерло реактора, вертолеты над четвертым энергоблоком, дозиметристы в химзащите, бесконечная вереница автобусов, увозящих жителей из зараженного города. Ее родного города. Среди промелькнувших зданий Карина узнала свою школу, ДК и магазины, мимо которых проезжала сегодня утром.
Пришел пожилой физик из группы теормоделирования, который всегда все «так и знал», и стал объяснять что-то насчет сохранения информации, неуменьшения энтропии и связи всего этого с временными макрофлуктуациями.
Карина уже не слышала этого. Дрожащими пальцами она набирала все подряд, какие помнила, номера — друзей, соседей, даже городской библиотеки — и слышала в ответ один и тот же равнодушный голос: «Набранный вами номер не существует».