Предисловие к первому изданию
аннотированного каталога фильмов
(1907 – 2007)
Я царь, я раб, я червь, я Бог.
Г. Державин
Они правили страной тысячу лет - Рюриковичи и Романовы. О них сочинены романы и пьесы, в их честь изваяны статуи, им посвящены полотна живописцев, их изображения запечатлены на монетах и ассигнациях, их имена давали и дают кораблям. Об их временах снято множество кинокартин. Фильмам, в которых в главной роли или в эпизоде появляются наши бывшие монархи, посвящен этот Каталог.
Казалось бы, не столько в новейшей Истории страны, сколько в Искусстве последних лет даны почти все ответы на роль династии Романовых в становлении
государства Российского. Попутно сразу отметим, что Рюриковичи восседали на престоле более семисот лет, но на родных сценических подмостках, тем более на экране их тема звучала реже и не всегда мощно и просветленно. Так сложилось, и это закономерно, что десятая муза больше внимания уделяет самодержавным Романовым; и вот, когда собираешь фильмы, группируешь, "раскладываешь пасьянсы", рождаются некоторые наблюдения, которыми мы решили предварить наш каталог. В задачу этих заметок не входит углубленный анализ фильмов, особенно первостепенных в этом "монархическом" ряду – о них немало сказано в киноведческой литературе и несомненно будет говориться; позволим себе лишь обозначить общие тенденции и некоторые нюансы, исходя из простых, никем не опровергнутых слов: "Мы очень зависим от нашего Прошлого".
Понятно, что в дореволюционном кинематографе отношение к венценосным правителям было верноподданническим, вдобавок не всех персонажей правящей династии по тогдашним законам Империи можно было выводить на экраны игрового синема. "Пробел" поспешили восполнить сразу же после Февральской революции. Разоблачительный поток кинолент хлынул на экран - досталось и отрёкшемуся Николаю, и почти всем Романовым, предшественникам низвергнутого царя. И после 1917 года перед советским зрителем время от времени предстают монархи во всей их красе и неприглядности. Тем интереснее наблюдать, как с середины семидесятых годов прошлого столетия идеология постепенно размывается, а после трагических перемен, потрясших страну, на экран вдруг один за другим стали возвращаться наши бывшие венценосцы, а потом всё отчетливее зазвучала мысль о том, что монархия это не так уж и плохо для России, и надо заметить, что этот намек на реставрацию самодержавной власти возник сначала не на экране, но как опосредованный лозунг, который почти серьезно прозвучал в демократическом стане: "Не царево /не государево/ это дело..."
Обсуждать идею жизнеспособности монархии, тем более русской, по нынешним временам дело весьма деликатное. Между тем, сегодня в отечественном, да и в зарубежном кинематографе тема (именно - тема) русской монархии, можно утверждать, востребована: и морально-этическими проблемами, скрытыми за ее именами и сюжетами, и трагическим окрасом, что ложится почти на все правления и особенно благодаря близкому по времени - всего-то около ста лет - финала царственных Романовых, чему некоторые создатели кинокартин были современниками...
Обращаясь к истокам отечественного кинематографа, делаешь неожиданное открытие: российский кинематограф начался фактически с царской темы – 9-го и 14-го мая 1896 года в Москве были проведены документальные "кинозасъёмки" торжеств, посвященных коронации Николая II. Сколько нам известно, это была первая заснятая на пленку коронация.
По сути венчание на царство - главнейшее событие в жизни Российской империи - оказалось самым грандиозным действом уходящего XIX столетия: великолепная декорация "в исполнении" древнего града, огромная масса народа, части которой, по воле трагических обстоятельств, была уготовлена жуткая участь на Ходынском поле. Многие эпизоды коронации зафиксировала кинопленка и сохранила до наших дней, и мы можем видеть их сегодня, в XXI веке. Съемки проводил представитель первой кинодержавы - француз Камиль де ля Серф. * ) Но в данном случае нам важно то, что именно Царь и его семья оказались объектом первых киносъемок в России, и что потом эти ленты весьма мобильно стали демонстрировать по всей империи. К примеру, в январе 1897 года /!/ «Томский листок» сообщал, что на предстоящем в городе киносеансе будет показано «Священное коронование Их Императорских Величеств»; несколько позже, 18 мая, в газете «Саратовский дневник» сообщалось о сеансе синематографа, на котором программу открывал сюжет «Коронационные торжества».
*) В книге В.Михайлова "Рассказы о кинематографе старой Москвы" уточняется: "По данным французских историков кино Ж. Садуля и Буссино, съемки коронации также проводили под руководством М. Перриго операторы Франсиско Дублие и Шарль Муассон).
Таким образом, начало истории отечественного кинематографа с точки зрения идеологии таит в себе некоторую иронию. Она заключена в том, что последний русский царь словно раньше всех предвосхитил лозунг: "...из всех искусств для нас важнейшим является кино". Кстати, Николай II показал себя неплохим фотографом, своеобразным летописцем жизни родного семейства. Благодаря его снимкам (плюс достаточно обстоятельная кинохроника) мы узнаём бытовую и официальную стороны царской жизни. Эти фото- и кинокадры дают, пожалуй, самое объективное представление о последних Романовых, правивших Россией. Отметим, что на сегодняшний день документальных и научно-популярных фильмов о наших монархах набирается также на отдельное издание.
Тут подмечается одна особенность.
В игровых фильмах на историческую тему, по понятным причинам, главное внимание уделяется персонажам, их взаимоотношениям. Из поля зрения часто
выпадает бытовая жизнь - исторический реквизит не подвергается столь пристальному вниманию, как это делается в документальных или научно-популярных лентах (в "просветительском" кино, - говорил один из первых русских кинопредпринимателей Александр Ханжонков). И тут стоит признать: нынешний просветительский кинематограф нередко опережает игровой тем, что, помимо новой трактовки старых сюжетов, имеет еще возможность разглядеть "детали" истории, в игровом кинематографе остающиеся подчас фоном - будь то жест Святого на иконе, отделка царских одеяний, крестьянский плуг, колыбель княжича, деревенская посуда, чугунное кружево петербургских набережных и даже расстановка противоборствующих армий в Крымскую кампанию. Последний пример взят из телевизионного цикла Леонида Парфенова, что пользуется несомненным успехом у зрителя... В марте 2007 года телеканал «ТВ-Центр» начал грандиозный научно-популярный проект – 500-серийную экранизацию "Истории Государства Российского" Карамзина (каждая серия по 5 минут).
Однако наш каталог посвящен не документальному, но игровому кинематографу, а это иная, и для нас главная сторона имперской медали, на реверсе которой теснят друг друга августейшие профили. И здесь опять возникает нечто, похожее на закономерность: первыми русскими игровыми фильмами, которые датируются 1907 годом, значатся "царские" экранизации - "Борис Годунов" по Александру Пушкину и "Князь Серебряный" по Алексею К. Толстому. И далее весь ХХ век, почти каждый год появляются фильмы, так или иначе затрагивающие монархическую тему.
Это обстоятельство – одна из причин, почему возникла мысль собрать в едином каталоге фильмы, где в той или иной мере действуют Рюриковичи, Романовы и герои и антигерои Смутного времени, севшие (или присевшие) на российский престол. Сюда также включены картины, в которых определенную роль играют Великие князья или княгини *). Составитель стремился не упустить из виду и царских отпрысков - не только таких, как два жертвенных цесаревича Алексея, но и тех, кто буквально на несколько мгновений появляется в кадре (например, самый младший сын Александра III – Михаил - в фильме Никиты Михалкова "Сибирский цирюльник"). Подобная династическая "перенаселённость" может показаться излишней, но, заняв свою нишу в царственном ряду, эти второстепенные персоны подтверждают мысль, что внимание кинематографа к драматическим судьбам монархических особ отнюдь неслучайно. Помимо "социального заказа", возможно, в этом кроется наша потребность самоидентификации в историческом времени и пространстве. Не секрет, что множество советских людей знавало о царях и их нравах, пожалуй, больше, чем о своих прямых предках. Общая родословная советских людей шла от Ленина-Сталина, и только в более отдаленных временах проступали фигуры Александра Невского, Юрия Долгорукого, Ивана Грозного да Петра Первого; к нежелательным «родственникам» относились, вероятно, все остальные монархи.
Державинская строка, предваряющая наше вступление, является, мы уверены, ключевой не только в общечеловеческом смысле, но и в узком плане, если иметь в виду тему, которой посвящен каталог: библейская мудрость, заключенная в этих словах, как нельзя лучше являет прихотливость царских судеб - в жизни и заодно на экране.
Вслед другим видам искусства "Монархический жанр" в мировом кинематографе оказался не менее жизнеспособен, чем проклинаемый (до недавнего времени) и воспеваемый критиками вестерн. Примерно то же самое происходит с сюжетами о царях и царицах – истории о них до сих пор остаются "коронными" и легко принимают форму драмы, трагедии или комедии, и даже мюзикла, а уж мелодрама - сплошь августейшая.
*) К сожалению, в каталоге «обойдён» К. Р. /Великий князь Константин Романов/: не включены фильмы, к которым он имеет отношение: "Умер бедняга в больнице военной" и "Царь Иудейский" - первый фильм снят по его стихотворению, ставшему народной песней (производство Скобелевского комитета, 1916 г., режиссер А. Ивонин); вторая картина создана в 1918 году по одноименной драме Великого князя; первая лента дошла до нас не полностью, вторая – не сохранилась.
В 1990-е годы наши монархи несколько неожиданно, но вполне органично перекочевали в рекламную мини-серию "Всемирная история. Банк "Империалъ". Наряду с иноплеменными деспотами, правителями, цезарями до "подлого" искусства ("подлого", разумеется, в стародавнем значении этого слова) снизошли Екатерина II, Петр I, Николай I, Иван Грозный и Дмитрий Донской. Кстати, герой Куликовской битвы на тот момент всего лишь во второй раз удостоился внимания кинематографа: впервые он появился на экране в 1909 году.
К удивлению многих, серия "Империала" явилась своего рода сенсацией и получила всяческие премии за рубежом. Несомненная популярность некоторых
микро-сюжетов заключалась в том, что рекламная сущность отходила на второй план, невольно монтируясь с реалиями постперестроечной поры; например, адресованное императрице Екатерине II суворовское "Ждем-с" сразу нырнуло в толпу и пустилось разгуливать там, ёрничая и издеваясь над потугами тогдашних кормчих развернуть страну на 180 градусов (хватило, похоже, только на 40). В довершение назовем имя режиссера, рискнувшего поставить венценосцев на службу рекламному делу - Тимур Бекмамбетов.
Добавим также, что, претендуя нередко на "серьезный жанр", реклама в "монархических тонах" тяготеет более к фольклорному началу, к анекдоту или сказке. Не станем касаться царей из сказок - они, как ни странно, почти все на одно лицо. Заметим только, что в фильме "Женитьба Бальзаминова" (постановщик Константин Воинов, 1964 г.), есть эпизод: Бальзаминов – в классическом исполнении Георгия Вицина – впадает в очередное мечтание: "...Вот если бы я был царем..." Грезы оживают на экране - герой зрит себя Иваном Грозным, правда, чудоковатым и суетливым, но издающим суровый указ: "Богатым жениться на бедных", а за ослушание – смертная казнь. Народ на площади, разумеется, не безмолвствует, но ликует. Думается, в этом эпизоде на мгновение проступили контуры будущей рекламы...
Уже по тому своду кинокартин, что представлен на страницах нашего каталога, видно, сколькими кровеносными сосудами русская монархия связана и с историей государства и с его искусством. Весьма четко это проявилось в конце
80-х годов минувшего столетия, когда в нашем кинематографе - и в игровом и в документальном - начался парад императоров, продолжающийся по сей день. Но, - вполне резонно может дополнить зритель, - "монархический" экран не перестает притягательно мерцать и в зарубежном кинематографе. Достаточно упомянуть Калигул и Неронов, Людовиков, Людвигов и Наполеонов, а переведя взгляд за Ла Манш, узреть там лавину экранизаций по историческим хроникам Шекспира и другим его пьесам. Всё так.
Однако по сравнению с зарубежным российский "монархический жанр" имеет особенный оттенок и в литературе и в кино: тема "царской шинели" вышла, как ни странно, из той же - гоголевской. Возможно, наше утверждение покажется сверхсмелым, если не абсурдным, но вспомним для начала фразочку Бобчинского, обращенную к петербургскому гостю: сей персонаж просит Хлестакова при свидании с Государем обязательно упомянуть, что вот-де живет в таком-то городе Бобчинский. Маленький человек жаждет, чтобы Власть знала о нем, он хочет лучика ее сияния и могущества, кусочка от ее лакомств. Жаждуя прислониться к власти, маленький человек прельщает себя надеждой обессмертить свое имя в Истории, ибо где-то в глубинах его психики кроется "достоевщинка" – что-то вроде сверхценной идеи: уверенность, что можно топнуть ногой в бедняцкой хижине, и это отзовется крушением дворца.
Наш синематограф большую часть своей истории не очень-то благоговел перед августейшими семействами России. С воодушевлением воспев до 1917 года некоторых помазанников Божиих (в этом ряду были дозволены Иван Грозный, Екатерина II и, конечно же, Петр Великий) – буквально через несколько дней после того, как грянула Февральская революция, экран заполонили разоблачительные фильмы о Николае II, его немецкой супруге и о распутинщине, а за тем и о других Романовых.
Упомянутое разделение на "киногеничных" царей и цариц, с определенными оговорками, унаследует и страна победившего социализма. Только два венценосца во времена культа личности удостоятся специальных "биографических" киношедевров – всё те же Иван Грозный и Петр I (а вот тут без натяжки можно сказать, что "царские" фильмы Эйзенштейна и Петрова "вышли из сталинской шинели" - равно благодаря и вопреки общению с некоронованным самодержцем советской империи.)
Критики давно обратили внимание на то, что "признанные" в советском кинематографе монархи так или иначе – в подтексте, были "запараллелены" с образом Сталина. Давно уже отмечена своего рода полемика двух режиссеров: Сергея Эйзенштейна и его дилогии "Иван Грозный" и Михаила Чиаурели, создателя киноэпопеи "Падение Берлина".
При всём проступающем сходстве экранных биографий Грозного и Сталина есть и существенные различия в показе этих образов: пройдя через условно-бытовые подробности "биографии" Сталина (в фильмах «Великое зарево» /1938/ и «Клятва» /1946/, в киноленте "Падение Берлина" (1949 г.) высшая Власть, олицетворяемая вождем всех народов, обретает черты Божественного начала. Напрямую это показано в хрестоматийном и постоянно цитируемом финале фильма "Падение Берлина". Речь о явлении Сталина перед ликующими массами людей. Актёр Михаил Геловани, исполнитель роли вождя, несет в образе своего героя черты божества: он спускается к народу с небес (прилетев на самолете), он в белом кителе, он окружен восхищенною толпою, и в его присутствии фактически свершается чудо: разлученные войной герои фильма Наташа и Алёша счастливо встречаются. Чиаурели здесь явно обращался к семинаристской юности Сталина, уверенный, что Отец всех народов (и не только он) прочитает все религиозные смыслы. Зритель, возможно, сам того не подозревая, становился свидетелем уникального момента - на его глазах творилось откровенное мифотворчество.
Антитезой подобному подходу выступает фильм Сергея Эйзенштейна "Иван Грозный" (особенно 2-я серия). В картине наблюдаются точки соприкосновения с фактами биографии Сталина: потеря любимой супруги, козни бояр-врагов, окружение себя верной опричниной и безумные пиршества. Последнее принимает откровенно зловещий окрас - царь Иван неистово подгоняет хмельное веселие: "Жги! Жги! Жги!" На его лицо падают кровавые отблески факелов, которые больше напоминают языки адского пламени. Разумеется, такой показ "прогрессивного" царя был неприемлем - киноленту на экран не допустили.
Остальным государям в отечественном кино доставались всего-навсего второстепенные роли, эпизоды и эпизодики, о "значимости" которых мы скажем чуть ниже. А пока отметим, что своеобразно отражает кинематограф тему монархии в показе негласного и давнего противостояния двух столиц - Москвы и Санкт-Петербурга. Между этими пунктами до сих пор курсирует не люмьеровский, но наш, отечественный кинопоезд, возя туда-сюда "западников и славянофилов"...
Известно – в истории разных стран имена монархов подчас драматично переплетены с именами великих людей государства. Во многом это касается и Художников. Как ни странно, но Художник без Власти и Власть (особенно – просвещенная), без Художника как-то не очень "смотрятся". Правители, не только российские, всегда искали дружбы со служителями Аполлона, а в последующие времена - с теми же кинорежиссерами: общение с Художником, пользующемся у общества уважением и любовью, ненавязчиво подтверждало легитимность власти.
Но здесь же обозначаются непростые притяжения и отталкивания, куда сложнее "феномена Бобчинского". То, о чем мы сейчас говорим, старательно подчеркивалось в советском кинематографе: самодержцы-самодуры по собственной прихоти могли превознести известнейших сынов России, но нередко позволяли себе ими пренебречь, – тем более остальным народом, к которому, только в суровую пору испытаний вынуждены были обращаться на "Вы".
К сожалению, именно советский кинематограф, затрагивая монархическую тему, чаще напоминал "маленького человека" со своими комплексами по отношению к верховной власти, и лишь небольшой группе кинотворцов, удалось, не изменяя собственному языку, выразить понимание того, что дало стране самодержавие - сколько величия и славы, а сколько позора и крови...
Но и в искусстве, творимом "бобчинскими", - например, в литературе или в кино - имелись свои резоны "вплести" в повествование встречу или хотя бы заочное общение с государем. Словом, если рассказывалось о человеке, далеком от власти, микро-появление в его жизни самого Монарха (в фильмах о советском времени - Ленина или Сталина) "укрупняло" биографию персонажа, повышало его значимость, особенно, если Император почему-то уточнял у своего секретаря фамилию слишком прогрессивного учёного, или главного зачинщика забастовки или швейцарского эмигранта. И лишь недавно обозначился новый оттенок: в фильме "Статский советник" (2005 г.) - на аудиенции в Кремле с Их Высочеством главный герой нелицеприятно высказывает Великому князю всё, что думает о положении дел в дряхлой Москве, да и во всем государстве, что можно расценить политическим ответом на вызовы нынешнего времени: не Фандорины нуждаются во власти, а власть нуждается в таких, как Фандорин.
Мы уже отмечали, что явление монарха в эпизоде обычно было кратко – на то оно и эпизод. А эпизод, сколь известно, строится "ударно": персонаж должно сыграть запоминающимся, и если это Царь (да еще в советском фильме), то лучше всего враз разоблачить его самодержавную сущность: солдафонство, нетерпимость, гневливость, сладострастие, дегенеративность и прочие отталкивающие черты, столь "присущие" всему дворянскому классу. Вот и появляются на экране - и то на мгновения - идиотический Павел I и его похотливая мамаша; очень доставалось Николаю I. И вслед героям «Народной воли» никакой пощады не было Александру II. В советском кинематографе расправа над царем Освободителем - это долгожданный приговор самодержавию и акт возмездия; это подъем человеческого духа, тем более, что нередко бомбист взрывает себя вместе с деспотом (не сегодня отмечено, что жуткое "изобретение" нынешних террористов имеет русский след).
Александр II Освободитель дал волю крестьянам и поплатился за это жизнью. До него Петр III, сумасбродный супруг Екатерины II, узаконил вольности дворянству, и его подкараулила та же участь – странная, если не фатальная закономерность, которую до сих пор по-разному трактует наше искусство, в том числе и кинематограф. Сразу же вспоминается эта наследственная черта, проявившаяся в советские времена и нашедшая отражение в фильме "Серые волки" (1993 г.). В упомянутой картине режиссера Игоря Гостева не происходит физического устранения руководителя государства, осмелившегося выступить против культа личности, но старый механизм срабатывает безотказно: Хрущева убирают с главного поста страны, отводя ему роль политического трупа.
Возвращаясь во времена наших венценосцев, отметим: что наряду с логической парой "Терроризм и самодержавие" нечасто, но всё же проступала тема "Палач и жертва". И тут резко обозначились два полюса: уже упомянутый "Иван Грозный" Эйзенштейна и - "Цареубийца" Карена Шахназарова и "Романовы. Венценосная семья" Глеба Панфилова - Царь-палач и царь-жертва. Также пристальное внимание вызывает история упомянутого Александра II. В кинобиографиях Александра I постепенно начинает главенствовать тема вольной или невольной вины за отцеубийство.
Таким образом, мы видим, в какие сложные сцепления вступает наша тема с другими: власть и обыкновенный человек, власть и народные массы, власть и насилие, художник и власть, власть и шутовство (или - в высоком смысле - юродство)...
Но в первую очередь бросается в глаза нерасторжимость темы - Власть и Смерть. Соседство Власти и хрупкости человеческой жизни обретает торжественно-зловещее звучание. Достаточно просто перечислить названия, которые у всех на слуху. Там, где события /кино/повествования касаются напрямую монарших особ, это становится или главной, или же, пользуясь музыкальным термином, неотступной побочной темой. Уже первые страницы каталога показывают, как набирают силу, вулканической лавой бурлят смертельные страсти в фильмах о временах Иоанна Грозного.
Мы уже говорили, что 2-я серия фильма Эйзенштейна «Иван Грозный» была запрещена; за 1-ю серию мастера наградили Сталинской премией, а во 2-й серии было предложено укрупнить прогрессивные деяния царя. Но Эйзенштейн находил разные основания, чтобы не заниматься переделками своего фильма; противостояние продолжалось; режиссер словно ждал иного исхода – в конце концов его сердце не выдержало, художник поплатился за свой шедевр жизнью. Выходило, что и спустя четыре века соприкосновение с таким персонажем истории, как Иван Грозный, таит в себе смертельную опасность. Вообще-то, все картины, касающиеся этого деятеля, перенасыщены пированием смерти, которая увлекает за собой и самого властителя и тех, кто попадает в поле притяжения такой фигуры.
Не проще обстоит дело и с Петром Великим.
Самый, казалось бы, "моцартианский" царь губит родного сына, противника отцовых реформ; подавив стрелецкий бунт, он собственноручно рубит головы мятежникам. Но последний пример, наверное, вряд ли с точки зрения Властителя является преступлением: насильственная смерть сотен и тысяч людей сопровождает почти любое царствование - не только в жестоких расправах во времена Разина и Пугачева, но и в войнах, которые считают своим долгом вести венценосные правители.
В тени смерти пребывают почти все фильмы, в которых появляются Павел I, Александр II, Николай II, и, так или иначе, Екатерина Великая - вспомним расправу просвещенной государыни со своим супругом Петром III, историю княжны Таракановой, а также финал смещённого с престола еще во младенчестве императора Ивана VI (свергнутого, между прочим, очень милой царицей – Елизаветой Петровной). И, наверное, самое важное и неподвластное рациональному объяснению то, что потрясением государственных основ становится уход из жизни монарха /см. сериалы - "Михайло Ломоносов" (1984 г.) и "Тайны дворцовых переворотов. Россия, век XVIII"/.
Нельзя обойти и тему - "Власть и Закон". Именно закон в народном сознании очень важен, как упование на Справедливость. Государь или государыня (чаще других - Петр Первый и Екатерина II), предстают блюстителями этого нравственного Начала - разумеется, в дореволюционной литературе (да и в фольклоре), откуда оно перекочевало в синематограф. В советское время Екатерина II лишается этой привилегии и попадает, если не в черный, то в серый список венценосцев. Единственный, за кем пока остается право олицетворять справедливость – Петр Первый (каковое царь-реформатор и "закрепляет" за собой почти во всех фильмах, сопровождая это смачным поцелуем, ставшим навязчивым штампом, что на анекдотическом уровне отозвалось в застойные времена)...
Пестовал советский кинематограф и открытое противостояние - "Власть и маленький человек", более расширительно - Власть и индивидуальная судьба, где явно наблюдается бескомпромиссность сторон и редко - достижение гармонии. Интересно, что временами сама царская персона по отношению к собственному сану может выступать в роли этого "маленького человека", когда стремление к личному счастью приводит к столкновению с интересами государства. Наглядно такое "родимое пятно" классицизма проявляется в телесериалах последних лет - "Бедная Настя", "Любовь Императора", "Адъютанты любви". А стремление Николая II к простому человеческому счастью в конце концов стоит распада Империи и жизни самой Семьи.
Все обозначенные "психологические" киноракурсы монархов неизменно ведут к темам религиозно-нравственным, которые укладываются в библейские заповеди и которые без особых терзаний (особенно в соцреалистическом толковании) преступаются именно власть предержащими: "Не убий", "Не прелюбодействуй", "Не пожелай жены ближнего", "Чти отца своего", "Не укради" (крадут - "корону", обычно отягощая эту заповедь убийством). Пожалуй, только три государя – царь Федор Иоаннович из Рюриковичей, да Алексей Михайлович и Александр III среди остальных властителей следуют сим заповедям. Но последнее проистекает скорее всего из того, что названные монархи в советском кинематографе оставались совсем уж эпизодическими персонажами. В непривычной трактовке мог предстать царь Алексей Михайлович, если бы Василий Шукшин снял свой фильм о Степане Разине.
В споре - должен ли один человек становится властителем судеб народов и государств? - можно вспомнить интересное на сей счет изречение, рождённое еще древними: "Цезарю непозволительно многое, потому что ему позволительно всё". У меня нет примера, что в античную эпоху это становилось руководством к действию; в нынешние времена монархи и диктаторы чаще доказывали обратное. Однако художники и философы, кажется и ныне наивно полагают, что можно "...истину царям с улыбкой говорить", и не только с улыбкой. Наверняка советский зритель 1955 года улавливал определённый политический смысл, когда в прокат вышел фильм режиссера Веры Строевой по опере Модеста Мусоргского "Борис Годунов" - в этой экранизации кипели народные и людские страсти в самом сердце Москвы – на Красной площади, у древних соборов, в кельях, а также на окраинах царства и за его пределами. Через 30 лет вновь понадобилась экранизация "Годунова" - на сей раз самой пушкинской трагедии, которая в интерпретации Сергея Бондарчука пророчествовала и народу и власть предержащим: грядут новые Смутные времена...
Феликс Разумовский в одной из своих передач на телеканале "Культура" сделал важное наблюдение: в духовные вожди нации народ выбрал себе Пушкина, Толстого, Достоевского, но никого из царей. И это очень важный вывод, который, можно сказать, решает судьбу царствования в новейшей России.
(Как это ни удивительно, но именно в наше время можно узреть трогательное и "наглядное" единение царя и народа. Речь о скульптуре Михаила Шемякина, чей Петр Великий восседает на царском троне в Петропавловской крепости в Петербурге. Словно "искупая вину" двойника с Сенатской площади пред несчастным героем "Медного всадника", шемякинский истукан великодушно позволяет устраиваться на своих бронзовых коленях любым экскурсантам - и детям и взрослым, и нашим соотечественникам и туристам со всего света, стремящимся увековечить этот момент на фото- или видеокамерах...)
Монархии поразительно жизнеспособны: в Европе, в Азии и в Африке они здравствуют и ныне и остаются важной составляющей государства, что придает стране "лица необщее выражение". Напомним также, что европейские монархи пребывают в родстве, что не помешало этому необычному "интернационалу" развязать Первую Мировую бойню. Возвращаясь к родным березам, выдвинем, сколь ни покажется странным, тезис: в России с гибелью Николая II монархия не исчезла и не исчезала. Достаточно вспомнить культ личности Сталина и последовавшие за ним хрущевские и брежневские потуги на культ; достаточно сегодня глянуть на ближнее зарубежье, где упорно "прорастают" уродливые побеги монархизма.
Наш зритель знает, что в сталинском кинематографе "легитимными " были два государя – жестокий /ради русского царства великого / Иван Грозный и – реформатор Петр I. Из Рюриковичей их опередил Александр Невский. Исполнители этих ролей стали известны и любимы народом. А вот актерам, воплотившим иных августейших особ, в кинематографе не очень-то повезло: их имен мы нередко не ведаем. Дореволюционных – за давностью лет, часть советских - по разным причинам.
Как раз время - вернуться к значению "царского" эпизода в фильме. Нами уже было сказано о кратком появлении царей или цариц в сюжете и о смысловой
нагрузке, которое оно несло. Эта "эпизодическая" участь сыграла свою негативную роль. Зритель знает, где во вступительных или заключительных титрах располагаются фамилии так называемых "эпизодников". А уж кто кого сыграл, да при том самодержца - это и вовсе не было принято обозначать. Хорошо, если актера знаешь в лицо. А коли он загримирован под одного из Романовых, спрятанных за бородой и усами? Чтобы установить фамилию для нашего каталога, приходилось созваниваться с актерами, режиссерами и другими участниками съёмочных групп. Не всегда удавалось вспомнить, кто в крохотном эпизоде в 50-е годы прошлого века сыграл дочь Петра Первого или царя, пришедшего на помощь Богдану Хмельницкому?.. В таких случаях в каталоге приходилось ставить пометку: "исполнитель роли не установлен /не указан/" *).
Необходимо упомянуть, что подчас единственное появление монарха в фильме ограничивается проходкой по дворцу или проездом по улице, а иногда роль государя в эпизоде низводится до киноприёма: присутствие монарха в кадре даётся посредством детали, как это было показано, например, в киноленте 1930 года - "Кавказский пленник" ("Гибель Лермонтова") /автор сценария Павел Щеголев, режиссер Александр Ивановский/. Фильм содержит следующий эпизод: поэт дерзнул явиться на светский бал одетым не в тот мундир. Друзья, видя гнев Бенкендорфа и стремясь предотвратить встречу поэта с Николаевм I, уговаривают Лермонтова покинуть дом по черной лестнице, что поэт и делает. На экране показывалось: ноги Лермонтова спускаются по лестнице, в то время как по парадным ступеням поднимаются ноги государя…**)
Выше мы обращали внимание читателя на то, что в фильмографии количество персонажей может показаться чрезмерным, но, следуя правилу "короля играет свита", составитель счел необходимым среди действующих лиц указать и простого пролетария, и "лукавого царедворца", и жён, и великокняжескую родню государя. Обычно августейшие родственники появлялись тогда, когда, ну, никак нельзя было вставить эпизод с монархом. Так, например, в фильме "Мусоргский" (1950 г.) чуть ли не главным антагонистом композитора становится Великая княгиня Елена Павловна, супруга младшего сына Павла I. Она выступает истинной ретроградкой, в то время, как известно, что эта Великая княгиня стояла во главе Русского Музыкального общества, активно занималась благотворительностью и настойчиво поддерживала реформы своего племянника Александра II, задолго до отмены крепостного права отпустив на волю своих 15 тысяч крестьян.
В реестре действующих лиц также могут оказаться персонажи, пути которых по ходу сюжета ни с кем из монархов никак не могли пересечься, но зато пересеклись в плане Историческом - например, император Николай II и Ленин (хотя в каталоге зафиксирован фантасмагорический эпизод прямого общения этих двух персонажей /N 209/).
*) Составитель еще раз выражает признательность коллеге Петру Багрову, который помог раскрыть инициалы, установить фамилии ряда дореволюционных и советских актёров, а также иных работников кино, что помогло вернуть эти забытые имена в киноведение.
**) Фильм "Кавказский пленник" не включен в каталог по двум причинам: подобный "детальный" показ присутствия монарха на экране мы даём на других примерах; вдобавок названная кинолента о Лермонтове, к сожалению, не сохранилась, а по оставшимся монтажным листам невозможно достоверно утверждать: появление государя даётся только "деталью" или с переходом на "полнофигурный" кадр?
Справедливости ради должно признать: сегодня во всех фильмах отходят от советских штампов изображения и государей и членов их семей. Реабилитируют почти каждого. Это хорошо видно на примере телесериала "Бедная Настя", в котором император Николай I предстает не столько лицом, занятым государственным поприщем, сколько домашним человеком. Он - глава многочисленного семейства, у него острый ум, он обеспокоен вольнолюбием Наследника; император вдобавок недурственно рисует, ведя государственные, полугосударственные и интимные разговоры со своей августейшей супругой, и не только с нею. Можно, правда, посетовать, что по сравнению с "советскими" Николаями Первыми, наш телевизионный император смотрится не столько царственным львом, сколько, пожалуй, котом, воспитанным в Эрмитажных залах. Любовь самодержца к художествам сказывается в том, что, отправляя на казнь двух юных участников дуэли /героев фильма/, государь, не желая упоминать способ расправы, показывает адъютанту свой рисунок виселицы, после чего остается лишь повторить: "Бывают странные сближения." Но, может быть, это намек на то, что главный цензор Пушкина внимательно изучал его рисунки? (Весьма благородное занятие для царей)...
В некоторых современных фильмах, где персонажами оказываются наши российские венценосцы, огорчительно видеть, как режиссера и актера вполне устраивает относительное сходство с царем, об историческом сходстве не упоминается. И это в то время, когда тему российской монархии в той или иной степени разрабатывали такие мастера кинематографа, как Сергей Эйзенштейн, Игорь Савченко, Элем Климов, Сергей Бондарчук, Андрей Тарковский, Глеб Панфилов, Карен Шахназаров, Сергей Соловьев, Светлана Дружинина, Никита Михалков, Александр Сокуров... Среди исполнителей царских ролей актеры знаменитой русской психологической школы: Федор Шаляпин, Леонид Леонидов, Николай Черкасов, Михаил Яншин, Николай Симонов, Борислав Брондуков, Олег Янковский, Александр Галибин, Иннокентий Смоктуновский, Олег Борисов, Владислав Стржельчик; в ролях цариц запечатлены Ольга Жизнева, Светлана Крючкова, Вия Артмане, Наталья Гундарева, Нонна Мордюкова, Инна Чурикова и многие другие, предложившие собственное понимание своих венценосных подопечных...
Хотелось бы обратить внимание читателя на одно интересное, на наш взгляд, обстоятельство - на то, кто в отечественном кино сыграл роль первого из Романовых, венчанных на царство - юного царя Михаила Федоровича. В 1913 году к знаменательной дате известные фирмы-конкуренты, во главе которых стояли Ханжонков и Дранков, на одну и ту же тему снимают два фильма. 16 февраля Дранков выпускает в прокат ленту "Трехсотлетие царствования дома Романовых (1613-1913)". В тот же день Александр Ханжонков представляет публике свою киноверсию тех же событий - "Воцарение дома Романовых". У Дранкова шестнадцатилетнего царя играет Михаил Чехов, у Ханжонкова - молодая актриса Софья Гославская. Сохранились иронические воспоминания М.Чехова и патетические – Гославской – о съёмках царских эпизодов. Но, как бы там ни было, в этом своеобразном "единстве и борьбе противоположностей" можно усмотреть определенный и во многом основополагающий смысл - подход к тому, как не только показывают, но и понимают значимость для Отечественной истории династии Романовых. Оба подхода представляются равноправными, и последующая "романовская киносерия" доказала, что тени этого случайного противопоставления, на глубинном, почти подсознательном уровне проступают во многих картинах и по сей день – не только в содержании фильмов, но и в трактовке ролей наших монархов.
Мы не затронули тему того, как зарубежный - в основном, американский и европейский - кинематограф представляет русскую монархию. А на этом направлении отметились далеко не последние актеры и режиссеры. В какой-то мере восполняет эту информацию присутствие в нашем каталоге нескольких зарубежных картин (одно из оснований было поместить их в справочник –совместное производство с Россией и участие русских актеров в фильме). При всём старании зарубежных мастеров показать достоверно реалии российской истории, у нашего зрителя всё равно остается впечатление перевода с русского на иностранный, а с иностранного снова на русский. Остается пожелать зарубежным коллегам прилежания и успехов на этом пути и не чураться русской натуры во всех смыслах.
Вот еще какой момент приоткрывается в предлагаемом справочнике: среди актеров, исполнителей царских особ, редко, но просматривается династический принцип - например, в упомянутой экранизации Сергея Бондарчука "Борис Годунов"; роль Николая I после Бориса Ливанова спустя 25 лет вдохновенно сыграл его сын - Василий Борисович; исполнением наших коронованных особ отметились Марис и Илзе Лиепа...
Вполне возможно, виновата та самая "харизма", без которой, политик уж точно ничто, а актера, обладающего ею, она наверняка ведет к роли Самодержца (или Юродивого - см., например, N 223). Мыслим ли Черкасов без ролей Александра Невского и Ивана Грозного? Или же Николай Симонов без роли Петра Первого? Прекрасным актерам Анатолию Ромашину и Андрею Ростоцкому, вероятно, "на роду" было написано исполнить роль Николая II и закончить прежде времени свои жизни...
Но мы снова коснулись "непостижных уму" явлений, а потому вернёмся к наблюдениям, которые в нашем каталоге лежат на виду. Вот еще одно. Каждому известно, что во все времена истинной хозяйкой Истории оставалась Цензура. Однако, если вдуматься, можно обнаружить, что в каких-то случаях эта всесильная особа оказывалась в положении унтер-офицерской вдовы. Создаваемые в годы культа личности биографические картины "Суворов", "Лермонтов", "Белинский", "Мусоргский", "Глинка", "Тарас Шевченко" – при всей их выверенности Цензурой и правки знаменитым Синим Карандашом - обязательно имеют сцены чуть ли не открытого столкновения героя фильма и самодержца. И происходит удивительное: Синий Карандаш не может вычеркнуть из сценария дерзких слов Художника или саморазоблачительных тирад государя. Получалось, что труженики соцреализма в столь необычной форме высказывают свое отношение к мудрому Сталину (и это еще до ХХ съезда, который "узаконил" смерть вождя).
Заглянув в список кинолент, помещенных в этом каталоге, помимо явно "царских", можно найти и следующие названия: "Концерт на экране", "Разбудите Мухина!" "Спорт, спорт, спорт", "Иван Васильевич меняет профессию", "Есть идея!", "Анекдоты" и даже "Ералаш" N 179 (он едва не замкнул наш каталог). В этих кинолентах тоже - временами в "травестированой" ипостаси, - действуют наши герои. Вот где царские особы иногда смотрятся куда живее, нежели в иных кинополотнах...
В последние два-три года зритель смог увидеть сразу несколько фильмов-сериалов, в которых явились: Николай I ("Бедная Настя", "Сатисфакция"), Павел I и его наследник Александр I ("Адъютанты любви"), Елизавета Петровна и Екатерина Великая ("Фаворит"), Николай II ("Счастье ты мое...", "Столыпин... Невыученные уроки" и др.).
С появлением названных фильмов можно отметить, что в монархической теме более отчетливо проступили две основных тенденции - откровенная апокрифичность повествования ("Бедная Настя", "Адъютанты любви") и стремление к исторической правде в изображении персон и событий. И в том и в другом случае заметны свои плюсы и минусы.
Легче воспринимаются апокрифы, и от них только наивный человек может требовать достоверности. Например, в фильме "Адъютанты любви" правдоподобие рассказа о событиях российской истории начала XIX века заканчивается убийством Павла I. Не отрицая того, что авторы сериала хорошо знакомы с предметом изображения, отдадим должное тому, как сценаристы стремились совладать с тем, чтобы на протяжении восьмидесяти с лишним серий удерживать зрительское внимание, предоставляя своим историческим персонажам действовать в придуманных для них "предлагаемых обстоятельствах", заставляя их переживать невероятные, совершенно авантюрные приключения, что выпадают на долю не только простых "смертных", но и царственных особ - юного императора Александра I и его брата Константина, раздираемого маниакальными страстями... Если бы авторами фильма не была найдена верная жанровая тональность, если бы не актёрские искренность и старательность молодых исполнителей, то зритель остался бы равнодушен к фильму, чего не произошло, если судить по страстным отзывам почитателей сериала, которые ринулись в Интернетовскую паутину высказывать на сайте фильма свои впечатления, бурно полемизируя о коллизиях каждой серии, а прекрасная половина посетительниц форума своими восторгами доказала суровым критикам, что, пожалуй, вера в романтические чувства в трепетных сердцах наших юных дев никак не иссякла со "времен Очакова и покоренья Крыма"...
По-иному обстоит дело с фильмами, в которых авторы ставят цель объективно отразить личную жизнь и государственные деяния монархов. В этом случае нам фактически заранее известны (разумеется, для человека, интересующегося отечественной историей) координаты, в которых действуют герои. И поэтому, например, интересными становятся не только сам факт покушения на Александра II, но психологический мотив поведения в этой ситуации персонажей - царя, террориста, нас интересует документальность трагических событий. И вот тут интересно, наверное, сравнить, как по-разному могли подать сцену рокового покушения на Александра II. Например, показ подрыва кареты с царем в фильме "Софья Перовская" /1970 г./ весьма разнится с таким же эпизодом в телевизионном сериале "Любовь императора" /2003 г./ - отличается он, разумеется, не тем, что замечательный актер Георгий Тараторкин в первом фильме играл цареубийцу, а во втором - его жертву (на этот удивительный факт творческой биографии актера уже указывали). Интересно, что первый фильм говорит полуправду, изображая покушение на царя-деспота. Полуправда в том, что умалчивается гибель случайных прохожих. В фильме "Любовь императора" это не утаивается, и делается особый акцент: среди убитых и корчащихся от смертельных ран людей кинокамера задерживает взгляд на убитом мальчике-разносчике, распластанном на снегу (гибель невинного ребенка, соответствуя исторической правде, приводит на память известную фразу Достоевского).
На этом пути к исторической правде встречаются свои парадоксы. Например, Екатерине II «не везет» в экранизациях "Капитанской дочки": в 1928-м году ее изобразили старой похотливицей; в экранизации 1957 года показан лишь эпизод приема во дворце Маши Мироновой - ненависть ли к "развратной государыне", идеологический ли запрет на изображение монаршей особы (или любовь к "детали") , но в этом фильме мы видим только край пышного платья Екатерины и довольствуемся голосом царицы за кадром.
"В русском бунте" (1999 г.), снятом по той же повести, с императрицей обошлись несколько учтивее: в пролог картины привнесли эпизод, отсутствующий в "Капитанской дочке", а встреча Маши Мироновой с императрицею в Царском селе при минимальном сохранении пушкинского текста удивляет вмешательством в хрестоматийную ситуацию /это при том, что весь фильм сделан достойно и не подобострастно к автору, которому исполнялось 200 лет/. Однако почему всем трем экранизаторам так не нравится почти сказочная развязка истории любви Петруши Гринева и Маши Мироновой - этот "феномен" не поддается объяснению.
Если говорить о зрительской реакции на фильмы, в которых авторы стремятся серьезно анализировать отечественную историю, то здесь всё много сложнее. В последнее время любой уважающий себя сериал или актер заводит в Интернете собственный сайт (мы уже упоминали об этом), на который можно зайти и не только прочесть глубокие или поверхностные отклики на фильмы и роли, но и оставить собственное мнение. Интернетовские форумы клокочут эмоциями. Вот где кипят сверхэмоциональные и сверхинтеллектуальные бои! Стоит авторам фильма предложить новую концепцию, ломающую наши мифологизированные представления об отечественной истории, или же, не дай Бог, создатели фильма допустят какую-либо фактологическую ошибку, - на головы кинотворцов обрушивается беспощадная "критическая масса" брани (чаще всего совсем не кинокритиков). Но позволим себе напомнить, что никто еще не отменял спасительную пушкинскую мысль о том, что "Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным". Мы же не удивляемся тому, что в своих исторических хрониках Шекспир весьма свободно обращается со временем, пространством и героями. Поэтому не станем удивляться тому, что и в будущих фильмах, где нам явятся российские монархи, в трактовке их значимости в российской и мировой истории, в их человеческих судьбах откроются еще неведомые нам повороты. Хотя, повторюсь, большинство зрителей чаще не готово воспринять непривычное толкование знакомых событий,.
Нечто подобное произошло с фильмом "Столыпин... Невыученные уроки". Режиссера обвинили чуть ли не во всех смертных грехах, ему разом приписали бездарность и гениальность, не очень-то пытаясь понять, что герои фильма – интеллектуал Столыпин, мистик Николай II, их противники, - все они не картинки
из учебника истории. Но в восприятии зрителя подчас происходит странное смещение: зная все сломы и надломы истории XX века, наш современник хочет видеть и Николая II и Столыпина и остальных персонажей этих запутанных и кровавых событий носителями наших сегодняшних знаний - людей XXI века, вдобавок мы хотим их видеть только такими, как мы их себе представляем.
Но авторы фильма о Столыпине находят, на наш взгляд, новый ракурс в показе очередного трагического героя российской истории - судьба Столыпина в основе повторяет судьбу древнегреческого царя Эдипа: ища главного виновника надвигающихся на Россию потрясений, Столыпин – и это проясняется только к концу сериала - постепенно осознает, что сам вольно или невольно является носителем зла. Благие деяния Петра Аркадьевича затмеваются его жёсткими и жестокими государственными мерами; заботясь о благе России, Столыпин мог бы повторить вслед самому известному шекспировскому герою:
…Из жалости я должен быть суровым.
Несчастья начались, готовьтесь к новым.
Но главным носителем зла является Государь (из-за плеча которого выглядывает Распутин), ибо он олицетворяет собой самодержавную Власть. Сами по себе и Столыпин, и Николай II - "добрые люди", как говорил герой другого произведения, также обретший недавно "телевизионную плоть": они мучимы страстями, слабостями, опасениями за судьбу близких, они могут бесстрашно смотреть в лицо опасности, но они приговорены Историей за то, что оказались на самом верху иерархической лестницы... Нелицеприятный вывод, и это при том, что нынешний интерес к теме монархии иногда скрывает под собой единственный и весьма доходчивый символ: "России нужна крепкая рука"...
Подводя черту под множеством разговоров об истине в Истории и на Экране, обратимся к словам Владимира Хотиненко, чей фильм "Гибель империи" (2005) вызывает у зрителя ощущение безукоризненной достоверности. Когда в 2006 году режиссер приступил к съёмкам фильма о Смутном времени ("1612"), на вопрос репортёра "Не боитесь критики со стороны ученых, или разговоров о том, что участвуете в мифотворчестве?" - режиссер ответил: "...не боюсь, потому что знал, за что берусь. /.../ ни самый авторитетный историк, ни сто академиков, вместе взятые, не выразят единую точку зрения на эти события..."
Таким образом можно суммировать: много чего показал, наговорил о монархах за свою столетнюю историю российский кинематограф. Еще больше не договорил, не допоказал. Но не будем брать на себя роль обличителей или слишком снисходительных рецензентов. Скажем только, что своеобразный фестиваль фильмов о русских монархах, начавшийся в позапрошлом веке, продолжается и по сей день - в игровом, документальном, в научно-популярном кинематографе, и каждодневно - на телеэкране. И по всему видно, еще долго не кончится.
Юрий Лотман в беседах о русской культуре приводит запись из дневника юного участника Бородинского сражения Александра Чичерина: "Я всегда жалел людей, облеченных верховной властью. Уже в 14 лет я перестал мечтать о том, чтобы стать государем".
Безвременно погибший юноша имел в виду не российский престол, но судьбу Наполеона, однако в нашем случае его слова можно воспринять как совет из 1812 года, который представляется вполне актуальным применительно к новейшей российской Истории и который можно продолжить: настало время не власть делить, но действительно радеть о родном Отечестве - идея, которая всё отчетливее воплощается в нашем кинематографе и не только в тех фильмах, что посвящены бывшим монархам...
В завершение небольшое лирическое отступление.
В начале 90-х годов автору этих строк в составе киногруппы Центральной студии документальных фильмов довелось принять участие в съёмках фильма о путешествии по России семьи зарубежных Романовых. Паломничество совершали Великие княгини Леонида Георгиевна, Мария Владимировна и ее двенадцатилетний сын - Великий князь Георгий, которого в то время прочили в наследники Российского престола. Наследник является пра-пра-правнуком Александра II. В то лето августейшие гости повторяли скорбный путь семьи Николая II - по Сибири в нынешний Екатеринбург.
Из отснятого киноматериала более всего запомнились кадры: в Томске к основному пассажирскому составу был прицеплен специальный "царский" вагон – обычный, купейный, наверное, спешно прибранный по случаю поездки в нем столь необычных пассажиров. В узком коридоре вагона оператор не сводил объектива камеры с Романовых и их "свитского" окружения. Поначалу все оживлённо обменивались впечатлениями о посещении очередного города. Но сказывалась усталость, вдобавок надвигалась гроза – словно орудуя невидимой гигантской кистью, тучи замазывали огненный закат. Проникая в открытые окна, ветер не приносил прохлады, захлёбываясь в специфическом "вагонном" аромате.
Неожиданно свита, словно уловив незаметную команду, разошлась по купе. В коридоре осталась только семья. Две женщины и мальчик долго смотрели в окно. Оператор, соблюдая дистанцию, не прекращал съёмку. Это был заведомо невыигрышный кадр, такие вставляют в фильм "для перебивки". Но оператор не сводил кинообъектива с семьи, и происходящее вдруг стало наполняться неким очень важным смыслом: было слышно, как настойчиво стучат колёса, о чем-то в небесах рокотал гром. В вагоне зажёгся свет, а сосредоточенное молчание пассажиров продолжалось. Это /без/действие длилось минут пять-семь.
Семья всё смотрела и смотрела за окна, к стеклам которых приклеилась тоннельная чернота. Ни дальнего, ни ближнего огонька, ни светящихся фар автомобиля на переездах... Поезд, казалось, гнал себя над черной бездной. И только на мгновенья всполохами молний освещалось за окнами огромное и загадочное пространство - Россия...
Из книги «На троне и на экране»
Автор-составитель Евгений Барыкин
- /с/ Госфильмофонд РФ - 2007
- /c/ РИД «Интерреклама» - 2007