«Our 666 has got a name
we burn in its flames again and again
for it is our
Dark Secret Love…» HIM
Черные рыбы и черный кофе. Черные бархатные рыбы в аквариуме. Черный кофе по утрам, черный кофе вечером. Сваренный в кастрюльке или в турке. Кофе из автомата в провинциальном городке, где живут люди с лицами мутантов, вампиров и зомби. Вот они проходят мимо тебя, не смотрят обманчиво, полулюди-полудухи. Но нет, они все-таки смотрят. Исподтишка. Делают вид, что они просто умственно отсталые. Мунлайт энд вотка тэйкс ми эвэй. Не ведись на это ни в коем случае. Да, детка, у тебя совсем нет времени. Никто тебя не любит, никто не понимает. Никто тебе ничего не должен. Хорошо, что тебе это известно. Ночью они становятся собой. Но надо выпить черного кофе, и все будет хорошо. Как видишь, на этот раз все работает, они еще не успели сломать эти новые блестящие автоматы. Они не любят исправные машины и блестящий металл, а мы любим золото и сталь.
Летом Федор уже проезжал тем же маршрутом. Тогда, в жемчужно-серой дымке за окном автобуса, зеленые холмы чередовались с кудрявыми островками картофельных полей. В сочной темной зелени посверкивали бледные желтоватые и сиреневые звездочки цветов.
Сейчас же, в пору беззимнего, бесснежного, хрустально-темного мрака, Федор спал, тихо прислонившись к окну, ровно дыша приоткрытым ртом. И что проплывало там, в неясном и непроявленном океане предутреннего мира за окнами старого ПАЗика, было неведомо пассажиру, погруженному в темные воды собственного сна.
Тетка Федора жила на улице Антона Валека. Она рассказывала, что Антон Валек был знаменит тем, что ему отрезали голову в лесу, на горе, названной за много лет до этого именем человека, загрызенного волками. Гора эта была в городе, но совсем в другом месте, не там, где находилась улица, на которой жила тетка. Один склон горы подходил к Западному тракту, а другой к мусульманскому кладбищу, а на самой горе стоял кинотеатр «Комсомолец», в котором Федор ни разу не смотрел кино. Но потом ему рассказали, что все было не так, и Антон Валек умер от разрыва сердца, еще до казни, потому что его заставили наблюдать за гибелью своих товарищей, изрубленные тела которых сбросили в болото.
У бывшей девушки Федора дома стоял аквариум, в котором обитала стайка небольших пестрых рыбок и пара больших – похожих на вальяжные бархатно-черные треугольники с волнистыми плавниками. Федора всегда умилял процесс кормления – сначала Дина стучала длинными ноготочками по стеклу – рыбы сплывались на условный сигнал не хуже собачек Павлова, а потом медленно крошила между пальцами остро пахнущую сухую импортную смесь, по крошкам ссыпала в аквариум, и обитатели подводного мира жадно хватали свой обед. Большие бархатно-черные треугольники тоже проявляли в этом деле изрядную прыть, казалось бы, им несвойственную. Аквариум нравился Федору, и он не раз говорил об этом родителям Дины. Потом Дина стала бывшей, вышла замуж и переехала, а ее родители подарили аквариум Федору – вместе со всеми рыбками и баночкой немецкого корма.
Место рядом с Федором оставалось свободным. Один из пассажиров, волоча свои баулы по проходу, едва не рухнул на пустое сиденье. Он произнес свои извинения так, как будто доставил неудобство живому человеку, как будто не видел, что на соседнем с Федором сиденье никого нет.
Но из живых здесь был только Федор, который спал. Неровный ход автобуса, трясущегося на плохой дороге, постепенно порождал глухую вибрацию зубной боли. Во сне Федор дернул щекой. Снилась ему какая-то муть, люди с отрубленными головами, черные треугольники, плавающие в прозрачном сером воздухе. Лохмотья мрака лежали на асфальте, чернильные обрывки блестящих афиш, инсталляций Темного Бога. Строки стихов всплывали с трудом, как будто кто-то нарочно топил их, снова и снова погружая в осклизкую мутную воду. Но они всплывали, теплые и терпкие, похожие на летние дождевые капли. И строки Перо Зубаца всплывали по тьме:
«И всю ночь шли синие дожди
над Мостаром.
Не было ни птиц, ни солнца - ничего.
Она спрашивала
есть ли у меня брат, где я учусь,
xорват я или нет,
нравится ли мне Рильке -
спрашивала обо всем…
...И по нижним кварталам тиxо
струилась ночная песня.
Гей, вырастила мать Сулеймана.
Она рассыпала свои годы по паркету,
Ее губы были полными, как спелые персики,
а груди теплыми, как маленькие щенята...»
А где-то на горе стоял новый автомат, от которого далеко разносился запах черного кофе – тепло, безопасность, яркий свет. Они еще не успели его сломать. Они не любят исправные машины, черный кофе, золото и сталь. В отличие от нас.