Давным-давно в старые времена жила-была одна девочка. Жила она в доме у самого леса вместе с бабушкой-знахаркой и кошкой Лукерьей. Бабушка варила целебную микстуру, делала мази, лечила людей и животных. То белке коготь полечит, то медведю занозу вытащит, то зайцу шкурку зашьёт. В лесу жизнь так и кипит - всякое случалось. К дому знахарки вело много тропинок, но каждый гость шёл по своей.
Нюся бабушке помогала – собирала смолу, сушила травы, ходила за родниковой водой. К семи годам чего только не умела! И дом уберёт, и перевязку сделает, и блинов напечёт. Словом, помощница!
Жили они не бедно и не богато. Спали на простынях, не голодали, время от времени ходили на ярмарку. То платок бабушке купят, то Нюсе игрушку, то подзор на кровать. В домике было тепло и уютно. Печь, две кровати, стол, дубовые лавки. За ситцевой занавеской висела одежда, в чулане лежали запасы, на окнах красовалась герань.
Всё было хорошо, но по родителям Нюся скучала. Бывало, плакала втихомолку. И её можно понять. Год назад ушли отец с матерью по ягоды и не вернулись. Деревенские мужики искали-искали, так Нюсиных родителей и не нашли. Куда они пропали, в какой стороне сгинули, неизвестно. В деревне решили, что видать, унесла их нечистая сила. А где она живёт, в каком обличье ходит, никто не знал. Старики говорили о лешем, старухи поминали кикимору, а кузнец твердил о карлике - бородатом, в камзоле, с шапкой на седых волосах.
- Давеча рубил я дрова, - рассказывал кузнец. - Вдруг из-под земли выскочил карлик. Сверкнул глазами, топор у меня из рук и выпрыгнул. Еле от него увернулся!
Мало кто мужику верил, но в лес стали ходить с опаской. Бог его знает, кто в чаще живёт! Может, лешак в виде карлика, а может, бандит поселился.
Бабушка в те времена ни слезинки не пролила, только морщинок на её лице стало больше. Как-то, увидев заплаканные глаза внучки, прижала Нюсю к груди и сказала:
- Чует моё сердце, вернутся твои родители.
Нюся слушала удары бабушкиного сердца, и ей казалось, оно говорит: «Тук-тук, скоро. Тук-тук, верь».
Однажды в соседнем селе развернулась крупная ярмарка. Бабушка с внучкой принарядились и отправились в путь. Они шли через поле, и их платки походили на осенние листья. Ветер колыхал ситцевые юбки, залезал в душегрейки, пулей пролетал мимо щёк.
- Зябко сегодня, как бы ни простыть, - сказала бабушка. – Может, на ярмарку не пойдём?
- Нет-нет! – воскликнула Нюся. – Пойдём обязательно!
Щёки девочки раскраснелись, белокурая прядь выбилась из-под платка, губы походили на полевую гвоздику.
«Хорошенькая! – подумала бабушка. - Вся в мать!»
Чтобы согреться, Нюся побежала по дороге. Её платок мелькал, как осенний лист – то поднимется на холм, то пропадёт в ложбине. Наконец, девочка добежала до дуба, стоявшего среди поля. Она решила подождать бабушку.
Нюся прислонилась к стволу и посмотрела вокруг. Жёлтое, со сжатой стернёй поле походило на огромное одеяло. Под ним копошились полёвки, укрепляли норы кроты, готовились к зиме жучки, паучки.
«Какая тишина!» - подумала девочка.
И в это время она услышала голос - слабый, дребезжащий, будто телега.
- Доброго тебе здоровья!
Нюся отпрянула от ствола и выбежала на дорогу. Под дубом сидел маленький старичок. Рыжий тулуп, старая шапка, нелепые башмаки. Глаза старика светились из-под бровей и напоминали пуговицы. Чёрные, блестящие, с редкими серебринками.
«Как же я его раньше не заметила?» - подумала девочка.
Она почтительно поклонилась и сказала:
- Здравствуй, дедушка!
- Здорово, девица! Глянь-ко что у меня есть!
Старичок засунул руку в тулуп. В узловатых пальцах появилась тряпичная кукла. Пёстрое платье, красный платок, из-под него выбивались пшеничные косы. Толстые, сплетённые из верёвок, они заканчивались двумя бантами и подстриженной щёточкой.
- Глафирой зовут, - сказал старичок. – Можно и Глашей.
Кукла смотрела на Нюсю. Рот, нос, глаза были искусно вышиты, однако было ощущение, что Глафира – настоящая девочка. Пусть очень маленькая, но девочка!
- Она и говорить умеет, и сказки знает.
- Да, ну! – воскликнула Нюся.
- Ей, Богу!
- А кукла продаётся?
- Нет, - ответил старичок. – Могу поменять.
Нюся посмотрела на дорогу. Вдалеке показалась бабушка.
- У меня есть то, на что обменять?
Старик взглянул на девочку и улыбнулся. Длинные желтые зубы закрыли нижнюю губу, и он стал похож на белку – старую, припорошённую временем.
- Пожалуй, на платок я поменяю.
Нюся не раздумывала ни минуты. Она сдёрнула с головы платок и протянула его старику.
- Возьмите!
Старик посмотрел на узор. На светлом фоне - осенние листья, в середине – ветки рябины. Красные ягоды в обрамлении причудливых завитушек смотрелись нарядно.
- Красиво!
Старик протянул Нюсе куклу и аккуратно сложил платок.
- Говорит она редко, - сказал он. – Только в луну.
Нюся смотрела на куклу и не могла оторвать взгляд.
- Как только луна станет большой, ты и услышишь Глафиру.
- Как только луна станет большой, - машинально повторила Нюся.
Она прижала к себе куклу и почувствовала тепло. Настоящее тепло! Ветер трепал волосы, задувал в затылок, однако Нюся не мёрзла. Вот удивительно! Маленькая тряпичная кукла согревала ей грудь и заставляла биться сердце так, как оно билось при беге.
- Что это ты, раскрывшись, стоишь? – послышался голос бабушки.
- Посмотри, что у меня есть!
Нюся протянула бабушке куклу, и тут впервые увидела бабушкины слёзы. Большие, прозрачные - они катились из глаз и падали на покрытые морщинами щёки. Пухлая рука гладила куклу, а рот вздрагивал от улыбки.
- Я же говорила, вернутся, - почему-то сказала бабушка.
Нюся хотела поблагодарить старичка, но тот пропал. Его не было ни на дороге, ни под дубом, ни на поле. Будто растаял! Девочка подняла голову и среди пожелтевшей листвы увидела белку. Серые уши, рыжеватый хвост, цепкие, проворные лапки. Белка застыла на ветке и посмотрела вниз. В блестящих глазах мелькнула искорка и тут же погасла.
- Пойдём домой, милая! - сказала бабушка.
Нюся кивнула. Она засунула куклу в душегрейку и взяла бабушку за руку. Та глубоко вздохнула и пробормотала:
- Хороший сегодня день! Светлый.
2
Старичок-боровичок
С тех пор, как появилась кукла, Нюся носила её с собой. Шла ли в лес, играла ли с кошкой, убирала ли дом – Глафира была рядом. С ней было ощущение тепла, безопасности, покоя. Нюся окрепла, похорошела, перестала плакать. Она часто смотрела на небо и следила за ростом луны.
«Скоро Глафира заговорит», - думала девочка.
Как-то раз, когда на небе висела половинка луны, на крыльцо вышла бабушка. Она посмотрела на звёзды, на рябину, на муравейник, прилепившийся к сосне, и сказала:
- Зима будет морозной.
О зиме Нюся не думала. Когда ещё будет! А вот Глафира может заговорить в любую минуту.
«А вдруг пропущу! Вдруг не услышу!»
- Бабушка, когда луна будет круглой?
- Думаю, дней через семь.
Тайну куклы бабушка не знала – Нюся ей не поведала. Сказала, что о такой кукле мечтала, что обменяла её на платок. Бабушка не спрашивала. Поплакала на дороге и забыла. Нравится внучке Глафира, и ладно! А платков в сундуке много.
Чтобы не пропустить разговор с куклой, Нюся стала считать дни. Вечером она брала нож, выскальзывала из дома и ставила отметину на заборе. Когда их набралось четырнадцать, Нюся потеряла покой.
- Что с тобой? – спросила бабушка. – Места себе не находишь!
- Тебе показалось!
Наконец, бабушка легла спать. Нюся смотрела в темноту и ждала чуда. По потолочным доскам пробежала дорожка света. Бледная, синеватая, она приблизилась к лежанке, опустилась на кровать и скользнула по кукольному лицу.
- Спи, Нюся! Спи! – услышала девочка.
Голос был таким тихим, будто шёл откуда-то снизу - из глубокого подвала.
- Закрой глазки и слушай!
Нюся затаила дыхание.
- В тридевятом царстве, - начала Глафира, - в тридесятом государстве жил-был старичок-боровичок.
Нюся приоткрыла ресницы и взглянула на куклу. Та лежала на подушке и смотрела на лунную дорожку. Вышитые губки не шевелились, однако слышно было каждое слово.
- Днём – гриб, как гриб. Белая ножка, шляпка набекрень, с неё листик свисает. Однако стоит кому-то выйти на опушку, старичок-боровичок тут же оживает. Выглянет из-под шляпки и ну прятаться. Туда, сюда, за ёлку, под пенёк. Человек за ним бежит - того и гляди, поймает.
Глафира будто вздохнула.
- И белки за старичком бегали, и ежи, и серые зайцы. Всех он приводил к старому пню. Как только доведёт, тут же исчезнет – будто его и не было. Ищут его, ищут, а найти не могут. Траву разгребают, в иголках копошатся – нет никого. А тут и сучок подворачивается. Только на него наступят, как появляется дыра - и все летят в подземное царство.
- А какое оно? – тихо спросила Нюся.
- Страшное и печальное, - ответила Глафира. – Ни один луч света не проникает туда. Подземное царство освещают болотные огни, светлячки и гнилушки.
Нюсе стало не по себе. Она вспомнила свет гнилушек. Как-то после дождя девочка бродила по лесу и искала грибы. На небе висели тучи, воздух был влажным, из чащи ползли тяжёлые сумерки. И вдруг что-то засветилось. В одном месте, в другом, в третьем. Приглядевшись, Нюся увидела мерцание. Бледное, холодное – будто блуждающие огоньки. Помнится, она наткнулась на пень. Он тоже светился. Девочка ткнула его ногой. Рассыпав по траве холодный огонь, пень развалился на куски.
- А правит этим царством злой карлик, - продолжала Глафира. – Жадный, несправедливый, жестокий. Ничего его не волнует – только золото и драгоценные камни. На них он смотрит часами. Откроет свою кладовую, а там сундуков видимо-невидимо! В одном – рубины, в другом – золото, в третьем – сапфиры…. Словом, сколько драгоценных камней на Земле, столько у злого карлика и сундуков.
- Зачем ему это богатство?
- Кто ж его знает! Может, хочет стать владыкой Земли, а может - болезнь.
Лунная дорожка поползла к окну. Глафира заторопилась.
- В этом царстве полно рабов. Все они живут в подземельях и работают с утра до ночи. Одни промывают золотой песок, другие добывают драгоценные камни, третьи их очищают, четвёртые гранят. Помимо людей здесь и белки, и зайцы, и вороны, и летучие мыши…. Кого только нет! И всякий при деле. Белки складывают камни в сундук, зайцы толкают тележки, вороны роются в кучах – не оставили ли чего!
- А старичок-боровичок? – спросила Нюся. – Он кто?
- На земле – зазывала, под землёй – главный доносчик. Бегает по коридорам, к разговорам прислушивается, все новости хозяину несёт. Он под землёй в паука превращается. Шустрого такого, быстроногого. А звать его Чух. У карлика Чух - первый помощник. И считать умеет, и писать, а главное – умножать и делить. Попросит его карлик умножить триста двадцать пять на семь, тут же – ответ: две тысячи двести семьдесят пять. Вот какой умный!
Глафира замолчала. Казалось, достоинства Чуха привели её в трепет. Тряпочное лицо побледнело, глаза стали больше, рот превратился в точку.
- Никто не выходит из подземного царства, - прошептала кукла. – Никто! Только Чух и карлик поднимаются на поверхность. Остальные погребены заживо.
- Как же туда попасть?
- С волшебным пером. Только с ним.
Туча закрыла луну, и дом погрузился в темноту. Глафира замолчала и не проронила больше ни слова.
3
Серебристая ель
Потянулись ненастные дни. Ветер срывал последние листья, птицы улетели на юг, всё чаще лили дожди. Холодно, мрачно, сыро.
Нюся сидела у лежанки и вязала носок. Пальцы путались в пряже, спицы выскальзывали из рук, работа продвигалась медленно. Кошка то и дело вскакивала с половика и бежала за клубком. Подталкивая лапами, она катила клубок к хозяйке, затем ложилась на половик и закрывала глаза. Всполохи огня освещали чёрную шерсть, и на неё опускались блики.
Нюся отложила вязанье и достала листок. На нём было нарисовано двадцать одна палочка.
«Ещё неделя, - подумала девочка. – Потом Глафира заговорит».
Кукла лежала на лавке и смотрела на огонь. Берёзовые дрова потрескивали, и временами над ними поднимались искры.
- Правда, красиво? – спросила Нюся.
Она обращалась к кукле.
Лицо Глафиры оставалось неподвижным. Казалось, кукла спала с открытыми глазами.
- Вот и ватрушки!
В комнату вошла бабушка. В одной руке - блюдо, в другой – кринка с молоком.
- Поедим у лежанки. Здесь веселей.
Нюся налила молока, взяла ватрушку и посмотрела в окно. За ним шла борьба. Ветер согнул старую ёлку и попытался её сломать. Ель сопротивлялась. Она отбивалась большими ветками и тревожно скрипела.
- Выдержит, - взглянув в окно, сказала бабушка.
Ветер взвился вверх и с воём опустился в трубу. Он свистел, гудел, жаловался на судьбу, однако ни дом, ни бабушка ему не сочувствовали. Ветер и есть ветер, от него - одни неприятности!
- Как странно! – воскликнула Нюся. – Ветер сорвал все листья в лесу! А ёлка, как прежде, зелёная.
- Она заслужила подарок, - ответила бабушка.
- Подарок? Какой?
Нюся оживилась. Она почуяла сказку. Та стояла у двери и дожидалась приглашения.
- Так и быть, расскажу тебе одну историю.
Бабушка прислонилась к лежанке и начала свой рассказ.
- Это было давным-давно. В те времена не было ни деревень, ни сёл, а люди жили, как волки – в больших холодных пещерах. Только что было лето, и вдруг наступила осень. Она пришла так неожиданно, что к ней не были готовы ни звери, ни птицы. Ещё не опали листья с деревьев, ещё не пожухла трава, а холод опустился на землю. Большой, беспощадный он обхватил землю ледяными руками и выпустил на неё снежную тучу.
Птицы заторопились на юг и стали сбиваться в стаи.
- Скорей, скорей! – кричали вожаки. – Надо улетать!
Зайцы попрятались под кусты, медведи забрались в берлоги, ежи закопались в листву, и только маленький бельчонок сидел на пне, стоявшем посреди опушки. Утром он прыгнул с высокой сосны и упал. А потом заблудился – ведь в лесу много деревьев. Нога болела, бельчонок промок и продрог. Снег падал на рыжую голову, ветер трепал хвост, от пня поднималась сырость.
«Что же мне делать? – подумал бельчонок. – Где спрятаться?»
Он посмотрел вокруг. Большая берёза, дуб, осина, на берегу ручья – старая ива.
«Ничего! Кто-нибудь приютит», - решил бельчонок и заковылял к берёзе.
Большая, стройная, кудрявая - берёза стряхивала капли дождя и приводила в порядок листья.
- Здравствуй, берёзка! – пропищал малыш. – Пусти меня к себе.
- Вот ещё! – сказала берёза. – У меня и так много хлопот.
Бельчонок пошёл к дубу. Тот выпятил грудь и загремел желудями.
- Дуб-батюшка, спрячь меня от холода.
- Иди отсюда, - пробурчал дуб.
Он тряхнул веткой, и крупный жёлудь полетел вниз. Ударив бельчонка, он тут же закопался в листву и затих.
Заплакал малыш и пошёл к осине. Та дрожала от холода.
«Даже просить не буду. Осина сама замёрзла».
Бельчонок повернул назад и заковылял в лес. Он брёл мимо лощины, олешника, рябины, но больше никого ни о чём не просил. Ему было больно, одиноко и холодно. Никому не нужен, никто не поможет….
- Эй, малыш! – послышался звонкий голос. – Куда ты идёшь?
Бельчонок вздрогнул. Впервые за день он почувствовал тепло и живое участие.
- Не знаю. Мне бы от холода спрятаться да шёрстку посушить.
- Иди сюда, милый. У меня есть дупло. Там когда-то жила сорока.
Большая ель опустила ветку и, сев на неё, бельчонок поднялся к дуплу. В нём было тепло и сухо.
- Спасибо!
Бельчонок улегся на сухую траву и закрыл глаза. Тёплая постель, крепкие стены, верный друг – что ещё надо маленькому зверьку?
Бабушка встала и, взяв кочергу, помешала угли. Они вспыхнули и заискрились. Нюся смахнула слезинку.
«Хорошая ёлка, - подумала она. – А дуб – противный. Ишь, как сказал: «Иди отсюда!»»
Бабушка села и продолжила сказку.
- Через несколько дней ветер усилился. Он носился по лесу, ломал ветки, кувыркался в траве. Желая показать силу, он набросился на дуб, но тут послышался окрик:
- Охлонись-ка маленько!
Ветер поджал хвост и опустился на землю. На опушке показалась Зима. В шубе до пят, в соболиной шапке – она шла по опушке, как грозная барыня.
- Я что, - пролепетал ветер. – Поиграл немного.
Зима посмотрела вокруг и нахмурила брови.
- Дам я тебе работёнку, - сказала она. – Сорви неопавшие листья.
- Все? – переспросил ветер.
- Кто сказал, все? Ёлку не трогай!
- Это почему же не трогать? – спросил ветер.
Он уже представил, как будет трясти ель, а тут – внезапный запрет.
- Она приютила бельчонка, - сказала Зима. – Ей от меня - подарок.
Зима подошла к ели и подняла ледяной посох.
- Подарю тебе блёстки, - сказала она. - Пусть иголки сверкают на солнце.
На ёлку опустилось облако блёсток, и каждая иголка стала серебряной.
- Теперь ты – серебристая ель. Рядом с тобой я и разобью свой дворец.
Зима махнула рукавом, и оттуда вылетел дворец. С башенками, резными наличниками, высоким крыльцом – он был необычайно красив. Массивная дверь распахнулась, и Зима вошла в ледяные хоромы. Она опустилась на постель и накрылась снежным одеялом.
- Пожалуй, посплю, - пробурчала она. – Рано ещё.
Ветер сделал круг над опушкой и обрушился на деревья. Те стонали, просили, умоляли, но всё было напрасно. Дня не прошло, как земля была усыпана разноцветными листьями. Ветер ворошил их, кружил над лесом, швырялся ими в ручей – словом, развлекался, как мог.
- Матушка-Зима! – крикнул он. – Сыпани-ка мне снега.
Зима повела плечом и нахмурилась. Она и без ветра знала, когда сыпануть снега, когда выпустить вьюгу.
- Ишь, разгулялся, бродяга!
Бельчонок ничего не слышал. Ни ветра, ни скрипа ели, ни ворчания Зимы. Уткнувшись в хвост, он спал и видел во сне маму.
- Хорошая сказка! – сказала Нюся.
Бабушка встала и закрыла заслонку.
- Как бы тепло не ушло, - сказала она.
Нюся о чём-то задумалась.
- Ты видела серебристую ель? - наконец, спросила она.
- Видела, - ответила бабушка.
- Правда-правда?
- А чего мне придумывать? В нашем лесу растёт.
- Где?
- Недалеко от болотца. Помнишь, за клюквой ходили?
Нюся помнила клюкву, болотце, густой, тёмный лес, но ёлку не видела.
- Серебристая ель чуть в стороне. Она стоит на опушке.
«Обязательно посмотрю! - решила Нюся. – Как только наступит весна».
4
Клад
Глафира заговорила, когда в лес пришла первая метель. Тучи закрыли небо, не видно было ни звёзд, ни луны. Однако Нюся уже знала: полная луна появляется через четыре недели, а на листочке стояло двадцать восемь палочек.
«Значит, сегодня кукла проснётся», - подумала девочка.
Так и случилось. Ровно в полночь, когда бабушкины часы пробили двенадцать, Нюся услышала тихий голос.
- Эта история произошла давно – в те времена ещё жгли лучину, - начала Глафира новую сказку.
- Жили в одной деревне мать с сыном. Избёнка у них была старой, того и гляди развалится. Крыша – в дырах, крыльцо покосилось, в щелях гуляли сквозняки.
Пошёл как-то сын репу копать. Выкопал, в корзины сложил, а лопату в сторону бросил. Таскал-таскал в сарай, весь умаялся - в тот год репы уродилось на удивление много. Вернулся к лопате, а её нет. Туда посмотрел, сюда – пропала лопата. Будто её чёрт утащил!
Пошёл искать. Луг прошёл, пруд миновал, смотрит, около рябины лопата торчит. Пряменько так - словно кто-то поставил. Подивился парень, головой покачал, однако обрадовался. Нашёл!
Стал он лопату тянуть, а она не даётся. Вросла в землю, и всё тут. Походил парень вокруг, подумал и решил на неё надавить – будто копает. Только ногу поставил, как лопата в землю вошла. Делать нечего, стал копать. Вот уже яма – по пояс, а остановиться не может. Вот уже в человеческий рост, а лопата копает. Наконец, что-то звякнуло. Остановилась лопата, а парень стоит в яме и дивится.
«Чудеса, да и только! И выкопал в пять минут!»
Стал разгребать руками. Видит, сундук. Да такой большой, что не поднять.
«Эка, мне повезло! Видно, клад нашёл!»
Вылез парень из ямы, и домой.
- Так мол и так, - говорит. – Клад нашёл.
Мать и не верит.
- Нешто здесь клад? Да откуда?
- Мне-то какое дело! Главное – его достать!
Дождались сын с матерью ночи, пошли клад доставать. Тянут сундук, тянут, а тот сидит в земле – ни туда, ни сюда.
- Ладно, - говорит мать. – Ты это место заметь, а завтра в церковь пойдём. Может, Господь нас услышит.
Засыпали яму, дёрн положили и пошли домой. Легли спать, а уснуть не могут - думу думают.
«Ишь, какое счастье привалило! И дом можно купить, и корову».
Сын о женитьбе думает, мать о новой печи.
Наутро новые лапти обули, и в церковь пошли. Помолились, свечку поставили, Господу о потаённом поведали. Вернулись домой, стали разуваться, и глазам не верят. Лапоть у парня так и светится.
- Что это, маманя, за свет?
- Сама не пойму.
Глянула мать на лапоть и всплеснула руками.
- Эко, какое чудо!
Наклонился парень, а на лапте – лепесток. Маленький, а свет от него, словно от печки.
- Услышал Господь наши молитвы! – запричитала мать. - Видно, дал нам своё благословенье.
Побежал парень в сарай за лопатой и поспешил к рябине. Раскопал он прежнюю яму, ухватился за сундук и поднял его, как тростинку.
Не успел удивиться, как слышит голос:
- Эй, погодь-ка, милой!
Парень обернулся, смотрит, из ямы вылезает старуха. Лохматая, грязная, с кривыми руками и ногами.
- Здесь, - говорит старуха, - только половина клада.
- А где же всё остальное?
- В болотине под пнём.
Поставил парень сундук, голову почесал и задумался. И здесь золота много, а если ещё найдёт, станет всем богачам богач.
- Как же мне пень отыскать? – спрашивает.
Старуха усмехнулась.
- Беги к старой сосне, от неё повернёшь налево, дальше по кромке болота до большого пня.
Схватил парень лопату, да и побежал по тропинке. Старуха рассмеялась ему вслед и провалилась в яму. Тут налетел ветер, подхватил землю и кинул её обратно. Пошёл дождь, и на месте, где был сундук, выросла высокая трава. Словно и не было здесь никого.
Тем временем, парень добежал до болота. Туда-сюда, нету большого пня! Искал он день и целую ночь. Попытался копать, да лопата помогать не хотела. Да и чего копать, если волшебство испарилось.
Так ни с чем и вернулся. Выслушала его мать, погоревала, и говорит:
- Дурень ты, дурень! Нет бы старуху поблагодарить! Глядишь, и разбогатели бы.
Поник парень головой, да делать нечего. Снял лапти, стал их от болотной грязи чистить. Все щелочки между лыком просмотрел, а лепестка не увидел. Видно, в погоне за золотом и его потерял.
- А если бы «спасибо» сказал? – спросила Нюся.
- Всё было бы по-другому, - ответила Глафира.
Девочка прижала куклу и, отодвинув красный платок, прошептала в самое ушко:
- Верно, что старуха та – ведьма?
- Кто её знает? – сказала Глафира. – В сказке об этом ни слова.
На девочку опустилась дрёма. Глаза слипались, спрашивать ни о чём не хотелось.
«Спать, спать! – баюкала дрёма. – Пришла ночь. Поздно».
- Каков голосок, таков отголосок, - прошептала Глафира и замолчала.