Мышь в ботинке

Вероника Бережнёва
Опять была слякоть, и опять были мокрыми ноги. Вот заработаю воспаление и умру, - горестно думала Соня, перепрыгивая через  лужу из снежного месива, - Никто и не заплачет. Она мысленно перебирала — что ещё  купить по списку и выходило, что план по закупкам  выполнен и пора отправляться к дедушке Василию Ивановичу.

На скамейке перед подъездом сидели в ряд бледные после долгой зимы старухи и угрюмо наблюдали за приближающейся Соней. Та поздоровалась, и они милостиво кивнули в ответ.

 - К Иванычу девчонка бегает.
 - К нему... Он у нас  бездетный, ему полагается!
 - Уж лучше бездетной, чем с таким сыночком как мой.
 - А мои что ли, лучше?

Двери открылись сразу, как будто за ними кто-то стоял.
- Красавица моя пришла! Замёрзла совсем. А ну давай скорей на кухню...
Соня разулась и, подхватив сумки, пошлёпала на кухню, оставляя на полу мокрые следы.  Сухонький старичок Василий Иванович, передвигающийся с помощью костылика, заметив следы, внимательно оглядел сонины башмаки и покачал головой.
- Чайник, говорю, ставь,- закричал он.
А Соня, ловко раскидав пакеты с покупками, уже грелась у плиты в ожидании чайника.
- Всё что просили — всё купила.
- И сердечное?
- И его...
- Умница моя. А я тут совсем  расхворался, всю ночь не спал. Хоть тебе пожалуюсь... И что бы я без тебя делал?
- Не я, так другую бы прислали...
- Мне другой не надо. Были тут до тебя. Сумки покидают - и в двери! А поговорить со стариком? Может, тебе тяжело таскать, так я Ольгу Петровну попрошу что-нибудь принести.
- Ещё чего? Это моя работа. А соседка ваша — уже старушка. Не стоит её нагружать.
- Да она сама предлагает! Никакая она не старушка... Вон как бегает! Не то, что я – инвалид безногий.

Совсем не старая Ольга Петровна каждый день бывала в гостях. Делилась свежими новостями, играли в подкидного по маленькой, пили чай и вспоминали былое.

Чайник закипал, а Соня привычно хлопотала на кухне — подметала пол, гремела грязной посудой, забрасывая всё в мойку. Дед приплачивал за дополнительную работу и Соня радовалась каждому рублю. Она напряжённо думала о своих разваливающихся ботинках. Надолго ли хватит? И, как бы подслушав её мысли, Василий Иванович заговорил именно об этом.
 - Маша-то, покойница очень любила хорошую обувь. Сколько пар после неё осталось, а отдать некому. Я гляжу, Сонюшка, у тебя тоже ножка маленькая. Посмотри из того, что поновее, может, подойдёт чего?
 - А удобно ли?
 - Ещё как удобно!

Кладовка, где хранилась обувь покойной жены Василия Ивановича, была заставлена старыми чемоданами и коробками. Пыли-то, пыли... - думала Соня, пробираясь среди старья. В углу, на полке стояли в ряд  крохотные ботиночки, туфельки и сапожки. И размерчик мой, определила она. У Сони разгорелись глаза, но вот беда – почти вся обувь на каблуках и совсем не подходила для повседневной носки.
 - Ну, что? Выбрала какие?
 - Вот...
И потянула самые обычные ботинки.
 - А другие что? Некрасивые?
 - Неудобные.
 - А ты всё равно бери. Не всю жизнь тебе с сумками бегать.

Она присела на банкетку и, расстегнув молнию, стала натягивать обувь, но что-то ей мешало. Запустив руку внутрь, вытащила какой-то тёмный маленький предмет и, вглядевшись внимательно, обнаружила на ладошке сухую мышь. Девушка вначале похолодела, потом  задрожала от ужаса и швырнув на пол страшную находку закричала задушенным голосом, тряся рукой:
 - Ма-мма-...мы-ышш...а-а-а!

Перепуганный Василий Иванович приблизился, и с трудом нагнувшись, долго разглядывал мышиный трупик, переворачивая его палкой с боку на бок.
 - Подумаешь – мышка! И чего испугалась? Травили, видно, или от старости умерла.
 - Но как она там оказалась? - со слезами спросила Соня.
 - Умирать, наверное, пришла. Плохо ей стало, а там тихо... А ты брось, брось ботинок то, я тебе на новые денег дам.

Соня тёрла руки чистящим средством, мыла шампунем и хлоркой. Ей всё казалось, что вся она с ног до головы пропахла дохлыми мышами. Потом на кухне пили чай с бутербродами и свежими конфетами, а Василий Иванович рассказывал про то, какая  модница была Мария Ильинична, какие шпильки, шляпки носила. И что все мужчины в доме были в неё влюблены.
 - Ну, откуда вы знаете?
 - Да разве такое утаишь? По глазам было видно... Эх, Маша....Пойдём, бывало, в концерт, так на неё одну и смотрят.

Какое святое чувство! - думала Соня, возвращаясь домой. – И как сильно любили друг друга! Он и сейчас её любит...

Соне было двадцать четыре, но, не смотря на превратности судьбы, до сих пор ждала своего принца. Ждала с детства, лет с десяти. Мечтала о том, как вырастет и станет красавицей, как приедет ОН, а Соня выбежит навстречу простоволосая, а он закутает её в шубу и скажет:  - Замёрзла, маленькая?... и поцелует.
Дальше её фантазия не простиралась, и всё было покрыто туманом.
Она ехала домой – в сырую съемную комнатку на окраине города и думала о том, что сказала на прошлой неделе Ольга Петровна. Старушка хвалилась, что скоро к ней на юбилей приедет единственный племянник, её гордость Николаша – профессиональный переводчик с монгольского языка. И что самое важное – Николаша никогда не был женат! Соня обкатывала на языке имя Николаша. Оно казалось ей мягким, сладким и даже местами шоколадным, а сам обладатель имени в её представлении имел задумчивый взгляд и доброе сердце. Что-то будет, ведь её пригласили на юбилей вместе с Василием Ивановичем!

До семнадцати лет Соня проживала в деревне Пронькино вместе с бабушкой Пашей.
Родителей своих она не знала. Папаша был залётным практикантом из Москвы, а мать после её рождения от безысходности подрядилась работать за границу, да там и сгинула.
 - Может замуж вышла за какова заграничника, - рассуждала баба Паша, утешая себя и внучку, - Так пусть живёт! А мы и сами с усами! Правда, Сонюшка?

«С усами» жилось несладко. Каждый день постные щи, каша да картошка, и одежонка никакая. Это потом уже, когда после школы уехала в город, девушка принарядилась на местном рынке и всё не могла наесться городскими деликатесами – сосисками и крабовыми палочками... Она и бабке гостинцы возила, но та вскоре умерла и Соня осталась совсем одна.

Через день Соня пришла к дедушке в новых полусапожках. Она вся светилась от переполнившей её благодарности, и когда позвонила в двери, оттуда вдруг вылетела раскрасневшаяся Ольга Петровна. Поправляя на ходу юбку и приглаживая растрёпанные волосы, она прошмыгнула мимо Сони и побежала к себе наверх.
Что это? - растерянно подумала Соня, здороваясь, - Неужели у неё с Василием Ивановичем... Не может быть! Ведь они такие старые...
Приковылявший в прихожую дедушка весело посмеивался и совсем не выглядел смущённым. Привиделось, подумала Соня.   
Всё было, как обычно и сегодня  уже весело вспоминали найденную мышь.
 - А ты как закричишь...мышь, мышь...я чуть со страху не помер.
И уже в дверях вспомнил про день рождения, попросив купить в подарок красивую сумочку.
 - Денег не жалей. Бери самую модную. Она любит!
Откуда он знает, что она любит?

   *    *    *

В субботу Соня сделала модную стрижку и надела любимое платье в горошек.
Выбрать сумку оказалось непростым делом. И что значит модная? В её понимании сумка должна быть удобной и ёмкой, чтобы продуктов побольше влезало и разных полезных мелочей. Потому обратилась за помощью к продавщице отдела. Та предложила сумку молочного цвета с яркими клёпками и кармашками на боку. От себя же Соня приготовила в подарок берет того же цвета, связанный вручную и горшочек с живыми фиалками.
Захватив по дороге букет хризантем, явилась к Василию Ивановичу. Тот уже ждал её принаряженный и постукивал палкой от нетерпения.
 - Ну, где ты ходишь! Ольга Петровна уже звонила!
 - Не ругайтесь! Между прочим, без цветов на юбилей к даме не ходят!

Квартира юбилярши была полна народа и Соня, обведя взглядом присутствующих, почему-то не обнаружила Николаши. Были всё люди преклонного возраста, старики да старушки. Она расстроилась, но виду не подала и, как всегда, ринулась помогать на кухню. Позже приедет, - думала она, укладывая на блюдо закуски. И тут нарядная Ольга Петровна вошла под руку с лысым толстым дядькой.
 -  Это и есть наша Сонечка! Познакомься, Николаша!
 -  Николай, - представился толстяк, деловито осматривая девушку. - Наслышан, наслышан от тётушки. Рад знакомству!
И потряс маленькую Сонину ручку.
Застенчивая и такая милая в своём гороховом платье, она подавала руку увальню с глазами навыкат и думала, что ничего страшного, может, он весёлый и славный, душа компании, другие вон совсем уж старики...
За столом  оказались рядом. Предполагаемый жених громко сопел и всё время как-то странно крутился, подскакивая на месте. Что-то с ним не так, - думала Соня. -  Что-то с нервами. Наверное  из-за работы...
 - Позвольте за вами поухаживать, Сонечка! Вам бы побольше кушать. Какая же вы маленькая, прямо как мышка...

С большим опозданием, шумом и криками явилась ещё одна гостья – крестница Ольги Петровны, дама критического возраста с ярким макияжем.
 - Надюша, милая... А я уж не ждала....Где твой Виктор?
 - Где ему быть? Опять нажрался как скотина в своём гараже. Ой! Извините...- заулыбалась Надюша и уселась рядом с Николаем.  И тут началось настоящее веселье, потому что Надежда оказалась большой выдумщицей и любительницей произносить весёлые тосты.
 - Дорогую крёстную поздравляю... будь всегда такой же энергичной и молодой!

 - А я и так молодая! - кокетничала юбилярша, поглядывая на сидящего рядом Василия Ивановича подведёнными глазками и встряхивая ярко-рыжей чёлкой.
 
Гости радовались, слушая говорливую Надю, а та лихо пила, ела с аппетитом, хохотала, заигрывая с Николашей. Соня ни капельки не ревновала. Пусть себе смеются, она всё равно так не сможет, она ведь совсем не такая, тихая мышка в горошек.
Объявили перекур и тамада утащила Николашу на балкон.

Воцарилась благодатная тишина.
 
 - Какой хороший вечер! - заговорила Зоя Владимировна - родственница Ольги Петровны. - Стоило ехать такую даль! Надюша нас развеселила, а так бы сидели по-стариковски, ели, да пили. А тут - столько радости!

 - Женщина с огоньком! Я ведь потому и звала её, - призналась Ольга Петровна.- С ней в любой компании не соскучишься.

 - Немного нам нужно для радости, - вздохнул муж Зои Владимировны, судя по всему, человек учёный. На лацкане его пиджака красовался ромбик о высшем образовании, - Дай старику выпить, закусить и он уже счастлив!

 - Ну, уж!... прям уж!...только выпить,- возмутилась соседка Марья Ильинична, -  Раньше-то как тяжело жили... Не до выпивки было. А соберёмся, бывало, во дворе, да запоём...Вот это радость была! - И она затянула:  - Ромашки спрятались, поникли лютики-и...
Песню подхватили дребезжащими голосами, дотянули до конца и стихли. В наступившей тишине было слышно прерывистое дыхание стариков да громкое тиканье дешёвых китайских часов.

 - Меня ждёте? - раздался голос Надежды, возвратившейся под ручку с Николаем. Тот заметно побледневший от непривычного курева, присел было рядом с Соней, но не тут то было! Надюша стоя махнула рюмку водки, закусив огурчиком, включила музыку и затеяла танцы. Она вертела вокруг себя Николашу и тот тяжело топтался возле неё, пытаясь повторять мудрёные движения.
 
 - Ручку правую назад, а потом её вперёд, а потом её назад и немножко потрясём...- пела Надюша, зазывая всех в круг.
 
 - Мы танцуем буги-вуги, заворачиваем руки, - бубнел Николаша, невпопад  дрыгая то ногой, то рукой. От усердия пуговицы на его рубашке расстегнулись и Соня смотрела снизу на его выпирающий мохнатый живот.

 
   *   *   *

Уже стоял сентябрь, когда Соня пришла навестить Василия Ивановича. Она бывала у него ежедневно и у неё давно был свой ключ. На этот раз в квартире как-то особо остро пахло лекарствами, а приоткрытая форточка сиротливо поскрипывала на ветру. Дедушка лежал непохожий на себя, бледно-жёлтый, с тяжёлой одышкой и у Сони сжалось сердце от предчувствий.

 - Опять «Скорая» была?
 - Была...и сплыла. Ты, дочка, переселяйся ко мне. Чего в такую даль мотаться! Бросай свою работу, будешь меня караулить. Не дай Бог одному окочуриться.
 - Ну, что вы! Ещё поживёте...
 - С тобой и поживу, а без тебя мне каюк! Супчик будешь мне варить. Мне много не надо.
 - Хорошо, Василий Иванович. Вечером поеду – предупрежу хозяйку и вещи возьму.
 - Я вот что хотел сказать... Я тебе дарственную на квартиру сделал. Так что прощайся со своей хозяйкой. Теперь ты тут главная.
 - А как же ваши родственники?
 - Нету никого. Ты - моя наследница.
 - Спасибо вам за царский  подарок! - кивнула Соня и неловко обняла старика за худенькие плечи, - Даже не знаю что сказать...
- А ты не говори. Мне слова не нужны, а сама ты, ручки твои золотые.
Соня помолчала и, погладив его по плечу, сказала:
- Вы тут полежите, а я пойду кушать приготовлю...

И пошла на кухню. Там она включила радио и стала мыть посуду.
Зачем топтать мою любовь?...- пел обиженно молодой голос, а Соня молча плакала, вытирая чашки.

Ближе к вечеру пришла Ольга Петровна, которая работала в канцелярии института и каждый день приносила новости о бывших коллегах Василия Ивановича.

 - Ты как приходишь, так мне сразу легче становится! - заулыбался Василий Иванович, целуя ей руку.

 - Сказал ей?

 - Сказал, - и, перейдя на шёпот: - Как там у неё с твоим Николашей? Сладили они? Я - то стесняюсь спросить.

 - Какое там! Эта Надька, крестница моя... помнишь на юбилее?

 - Та, что буги-вуги плясала?

 - Она!... Повисла на Николаше,  с тех пор от себя не отпускает. Старая, старая, а в парня вцепилась, при живом-то муже...

 - А мы - то с тобой... Мы-то что вытворяли?... Помнишь?

 - Как же...- зарделась подруга,- Только твоя Машка за порог, а ты уже у меня. И что тебя так тянуло ко мне? Неужели, Машку не любил, такую красавицу?

 - И Машку любил, и тебя... У Машки своя красота, а ты была рыжая да горячая, как печка. Вот и сейчас на месте не посидишь.
 
- А что мне как тем старухам, на лавочке сидеть, смерти дожидаться?

Она баюкала в маленьких ладонях холодную руку Василия Ивановича.

 - Вот так, Васечка! Ничего, побегаем ещё, поживём.