"Быть выше любви и не смей..."
А снега все не было и не было. Уже и тюльпаны наивно потянулись к солнцу, и небо смотрелось совсем легкомысленно, и воздух набирался весеннего хмеля. Но получилось почти по классику: зимы ждала, ждала природа, снег выпал только... в феврале. Вечером выхожу на улицу, а там зима. Настоящая. С сугробами. Бедные тюльпаны! И сразу вспомнилось любимое:
Куда не пойму меня ночка морозная вынесла,
Лечу в окруженьи снежинок, как прожитых лет.
Насколько все в жизни со смыслом, насколько без вымысла,
Но как же он все-таки сказочен жизни сюжет...
Одно из немногих стихотворений Николая Зиновьева о любви, исполненное пронзительной нежности. О чувстве хрупком и беззащитном, как мои тюльпаны под февральским снегом.
Я понял не вдруг со своею попутчицей,
По льдистой дороге к холодному лесу скользя:
Быть выше любви и не смей, все равно не получится,
Быть ниже любви, хоть и можно, но только нельзя...
- Мало пишешь о любви, - говорю Николаю с укоризной.
- Ну а зачем быть многословным? - возражает он, улыбаясь. - Наверное, возраст такой. Юношеская восторженность проходит с годами... А может, настоящая любовь просто не вмещается в слова?
Я в нашей комнатке прохладной,
Проснувшись рано поутру,
Ступал на солнечные пятна
На голом крашеном полу.
Она спала, нагие груди
Укрыв распущенной косой,
А я, счастливый и босой,
В постель ей нес пирог на блюде.
Спешил на кухню ставить чайник...
Все это вижу, как в кино.
Увы, мы встретились случайно.
Увы, расстались мы давно.
И жизнь, как прежде, непонятна.
И я, как нищий на балу.
Но эти солнечные пятна...
Но эти солнечные пятна
На голом крашеном полу!..
Удивительное свойство большого поэта: ни слова о любви и все же о любви. Рассказывает о своем, а мне кажется - мое! Ведь это не я, а он, счастливый, босиком бежал на кухню ставить чайник. Почему же замирает от счастья мое сердце? Да и вообще, говорит ни о чем, о каких-то пустяках: чайник, пол, солнечные зайчики,- а получается о любви, и этой солнечной любовью дышит каждая строчка.
Стихи, ставшие болью
Зиновьев из тех поэтов, стихи которых хочется обязательно выучить наизусть, чтобы они всегда были с тобой. Всегда. Где-то рядом с сердцем. Такие же живые, такие же трепетные, как оно. Приложи ладонь - стучит. Отними ладонь - болит. И уже не разобрать, то ли это сердце заходится, то ли стихи, ставшие твоей болью:
Цветут под окнами ирисы,
И ветер их пыльцу клубит.
Мечтает девушка о принце,
А он вчера в Чечне убит,
Убит не чудищем из сказки.
Лежит в пробитой пулей каске
Среди холодных, неживых
Таких же принцев... рядовых.
Это стихи из последнего сборника Николая Зиновьева
"Дни, дарованные свыше", изданного в Москве. За свои собственные деньги. Я расскажу, откуда они взялись эти деньги. Поверьте, история заслуживает того, чтобы ее рассказать. Николай с семьей - женой и дочерью - живет в старой хатке, построенной еще в начале прошлого века. Поэзия, к сожалению, не кормит. И никогда не кормила. Поэтому Николай с Ириной, чтобы накопить деньги на дом, вкалывали, как проклятые: выращивали поросят и бычков, экономили на всем: на еде, на одежде. Но когда Николаю предложили издать в Москве сборник, надо было только найти деньги, Ирина сама, безропотно, отослала все скопленные 60 тысяч в Москву.
Зато появилась книга стихов. Как мне хочется, чтобы эти строки прочитал тот,
кто не дрогнув ни рукой, ни сердцем, покупает в дорогом кабаке бутылку элитного шампанского за 30 тысяч долларов. Я подсчитала: ровно полбокала шампанского - цена книги большого русского поэта, кровью сердца написавшего стихи о "рядовых принцах". И еще: за эту бутылку шампанского можно было
поставить на ноги в прямом смысле этих слов шесть
мальчишек, шесть "рядовых принцев", искалеченных неправой войной.
Нет пророка в своем отечестве
Сегодня о Зиновьеве говорят все. Первый поэт России. Лауреат международного конкурса. Лучший из лучших. Восхищенные поклонники его творчества пишут ему письма, едут в гости со всех концов страны. Земляки же озадаченно качают головами, застывают в недоумении: "Как, тот самый Коля, что грузчиком в райпо работал?! Великий поэт?! Та он же мне дом клал! Каменщиком нанимался. Ну, чудеса!"
Недоверие плещется в глазах. И это так по-человечески понятно.
Не сегодня и не мною сказано: нет
пророка в своем отечестве..." Трудно поверить, что
рядом с тобой: в соседнем доме, на соседней улице, такой знакомый, такой привычный и вдруг - гений! Как простой смертный, ходит в магазин за колбасой, ковыряется в огороде, пьет чай и что покрепче... И вдруг почти небожитель? Живет в хате-завалюшке, ни хором, ни капиталов не нажил, и в одном ряду с классиками?
С этим недоверием земляки идут в редакцию районной газеты, смущаясь, просят посмотреть Колину книжку, торопливо листают страницы, и читают, читают прерывистым шепотом, украдкой утирая нахлынувшие слезы:
Не потому, что вдруг напился,
Но снова я не узнаю, -
Кто это горько так склонился
У входа в хижину мою?
Да это ж Родина! От пыли
Седая,, в струпьях и с клюкой...
Да если бы мы ее любили,
Могла бы стать она такой?!
В душе, омытой слезами, ворочается и пробуждается
что-то, чему трудно подобрать название. Тоска? Обида? А может, чувство вины, почти утраченное русским человеком в подлой круговерти, по-привычке именуемой жизнью? Чувство вины, или точнее - чувство причастности ко всему, что происходит вокруг:
Кто ангелов видел из зрячих?
Никто. Смею вас убедить.
Они из-за "точек горячих"
На землю боятся ступить.
И их миротворные крылья
Над нами уже не шумят.
Мы гибели двери открыли.
И каждый из нас виноват.
Положа руку на сердце, кто из нас готов принять на СЕБЯ вину
за погибших в Чечне или в Афганистане? Мы боимся чужой беды, мы суеверно сторонимся чужого горя. Так проще. Мы прочно укрыты броней собственного равнодушия. Но вот приходит поэт и говорит:"Так жить нельзя!" "Почему это? - удивляемся мы. - Вроде приличные люди: с соседями не ругаемся, нищим в праздники копеечки подаем. И вообще нас не спрашивали, когда войну начинали. Не мы на смерть солдатиков посылали..." Мы суетимся и горячимся, мы ищем и приводим убедительные, на наш взгляд, аргументы, не осознавая, что поэт уже коснулся души и разбудил ее. И жить нам теперь с вечным укором, с вечной и непреходящей болью, как ангелу без крыла из стихотворения Николая Зиновьева:
Ты просишь у Бога покоя,
И, жаркой молитве вослед,
Ты крестишься левой рукою,
Зажав в ней десантный берет.
И с ангельским ликом серьезным,
Неправый свой крест сотворя,
Вздыхаешь. Под городом Грозным
Осталась десница твоя.
Осталась она не в граните,
Не в бронзе, а просто сгнила...
Стоишь, и твой ангел-хранитель
Стоит за спиной. Без крыла.
"И счастье вовсе не в свободе"
- Давай поговорим о счастье! - прошу я Николая. - Чем не тема
для поэта? Короленко был убежден, что "человек создан для счастья, как птица для полета". Пушкин напротив, считал, что "на свете счастья нет, а есть покой и воля". А ты споришь с Пушкиным:
Как нету рая в шалаше,
Как нет бессмертия в природе,
Как нет гармонии в душе...
И счастье - вовсе не в свободе.
- Так в чем все-таки счастье? - пытаю я. Николай задумчиво пожимает плечами:
- В самопожертвовании.
- Чем же ты готов пожертвовать, чтобы стать счастливым? Или это просто красивая фраза, как про птицу в полете?
- За словами тоже что-то стоит. Живой пример: мне приходит в голову мысль, мне надо ее записать. А Ирина в это время просит меня забить гвоздь. Я иду и забиваю этот гвоздь. Пусть маленькая, но это жертва.
- И ты от этого становишься счастливей?
- Нет, но я думаю так: пусть я не написал какое-то
стихотворение, но любимую женщину не огорчил. Ведь мог сказать:
"Чего ты пристаешь ко мне с такой мелочью, когда я пишу
стихи!" Она бы конечно поняла, но в душе все равно обиделась. Как
всякая женщина она считает, что она должна быть на первом месте у
мужа, а не стихи или еще что-то. Правильно?
Конечно, правильно. Про нас, женщин, Николай понимает все правильно. Только не этих слов я от него ждала. Мы же рассуждали о самопожертвовании. При чем тут гвозди? Жизнью пожертвовать - это да. Это впечатляет. Не вдруг и не сразу до меня доходит: да ведь он принес самую большую жертву, какую только мог принести поэт: свое СТИХОТВОРЕНИЕ! Куда уж больше! И разве не целая жизнь в этих мучительных строчках:
У карты бывшего Союза
С обвальным грохотом в груди
Стою. Не плачу, не молюсь я,
А просто нету сил уйти.
Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей.
Как будто закрываю веки
Несчастной Родине моей...
- Для меня это стихотворение, как реквием. Реквием по стране, в которой мы жили все вместе, а потом, когда она распалась, мои старенькие родители в одночасье стали иностранцами. Реквием по моим родителям. Они и умерли на
чужбине, и похоронены теперь в чужой земле. И когда я читаю эти твои стихи, я не карту Советского Союза вижу, а лицо своей мамы. Ну, я - понятно, а ты почему тоскуешь по Союзу?
- Тогда было все-таки больше социальной справедливости.
- Разве? По-моему, мы только пытались строить это справедливое общество. Своего рода рай на земле. Назвали этот рай коммунизмом, но даже не приблизились к нему.
- И все-таки такой огромной пропасти, как сейчас, между нищим в массе своей народом и сверхбогатыми людьми не было. А сейчас нас всех захлестывает социальная несправедливость. Почему человек, богатство которого нажито нечестным путем, и это известно всем, почему он живет лучше меня? Разве это справедливо?
А рай мы не смогли построить потому, что строили его без Бога в душе.
"На тихий свет лампады лети моя душа"
Злою волей с малолетства
Не внушалась дедом внуку
Вера в Бога. И в наследство
Дали нам не жизнь, а муку.
Я хожу, как мор по избам.
Хоть на мне и крест нательный
Я отравлен атеизмом,
Но, надеюсь, не смертельно.
- Я даже не справшиваю, веришь ты в Бога или нет. Все твои стихи пронизаны этой верой. Ты верующий человек с детства?
- Нет! В 92-м году в какой-то передаче я услышал, что можно бесплатно получить библию. Написал письмо, мне прислали библию. Первый раз прочитал и не очень понял. А потом начал вчитываться, задумываться. Но я и сейчас не могу о себе сказать, что я истинно православный христианин. Пост я не соблюдаю, в церковь регулярно не хожу, но в глубине души, в ее тайне, у меня живет сознание, что Бог есть и в него надо верить. Верить не в то, что есть Бог, а верить Ему. С точки зрения логики, разума трудно объяснить это. У меня есть такое стихотворение: "И вдруг сердце забьется не в лад, выдавая присутствие Бога."
- И ты ощущаешь присутствие в себе Бога?
- Да. И вообще у человека есть два пути: либо поверить в Бога, либо сойти с ума. Так писал Шкляревский.
В степи, покрытой пылью бренной,
Сидел и плакал человек.
А мимо шел Творец Вселенной.
Остановившись, он изрек:
"Я друг униженных и бедных,
Я всех убогих берегу,
Я знаю много слов заветных.
Я есмь твой Бог. Я все могу.
Меня печалит вид твой грустный,
Какой нуждою ты тесним?"
И человек сказал: " Я - русский."
И Бог заплакал вместе с ним.
Как ребенку хочется разобрать игрушку и посмотреть, как она сделана, так и мне иногда хочется "разобрать" стихотворение Николая Зиновьева на слова, понянчить каждое на ладони, попробовать на вкус, на звук и
понять, как из соединения обыкновенных, затертых от частого употребления, самых простых слов, которые мы произносим по сотне раз на день, вдруг рождается необъяснимое для меня чудо. Я говорю: Бог, человек, русский - никто и ухом не ведет. Но вот те же слова повторяет Зиновьев - и у меня перехватывает дыхание. Да разве у одной меня! Я давно знаю, что стихи - это не просто срифмованные слова, пусть даже очень хорошие. Но тогда, что такое стихи? На днях в одной из краевых газет прочитала стихотворение о Родине. Много звонких слов, еще больше призывов любить родину, а за ними - ничего. Пусто. Прогремело, пробарабанило и даже не царапнуло. И вдруг читаю у Зиновьева восьмистишие без названия и понимаю: вот она, Родина, которую любишь до слез, хотя о Родине и любви здесь нет ни слова:
Сердцу грустно, духу нище.
Жизнь права, и смерть права.
Лето. Сельское кладбище.
Ни крестов, ни звезд. Трава.
Но среди травы могильной,
Бледен, тонок и высок,
Колосок - гербом фамильным.
Тонкий, хлебный колосок.
- Николай, ты все-таки больше поэт-гражданин. Россия - главная тема в твоих стихах. Почему? Казалось бы, не располагает наша жизнь объясняться в любви к Родине... А ты объясняешься. Очень искренне и тепло, несмотря на то, что стихи-то грустные.
- Родина - это прежде всего люди, родные люди. Недаром эти слова
одного корня. Отец, мать, жена, близкие - они для меня Родина. А может быть, только в русском человеке есть это чувство, которое заставляет его болезннно откликаться на все беды, невзгоды своей Родины.
Вспомните поэтов эмиграции, которые писали по существу только о
России. Они жили за границей, но жили только Россией. Видимо, это в крови у русского человека - такое отношение к Родине.
Я люблю эти старые хаты
С вечно ржавой пилой под стрехой.
Этот мох на крылечках горбатых
Так и тянет прижаться щекой.
Этих старых церквей полукружья
И калеку на грязном снегу.
До рыданий люблю, до удушья,
А за что, объяснить не могу.
- Есть в истории России период, за исключением советского, о котором мы уже говорили, который тебя привлекает, где бы ты хотел жить?
- Мне кажется была такая эпоха возрождения в России после свержения татаро-монгольского ига. Это был очень небольшой период великого духовного подъема. Как и после победы в Отечественной войне. Народ был голодный, холодный, но счастливый. Счастливый победой. Мне бабушка рассказывала: 47-ой год, голод, а люди веселые, каждый вечер у кого-то собирались дома. На столе кроме картошки и капусты - ничего, но пели песни под баян, танцевали. Душа пела. Не хлебом единым жив человек. Но избави Бог жить во времена реформ и потрясений.
Не сатана ли сам уже
В стране бесчинствует, неистов?
Но тем достойнее душе
В такой грязи остаться чистой.
Держись, родимая, держись.
И не спеши расстаться с телом.
Крепись, душа! В России жизнь
Всегда была нелегким делом...
Пить иль не пить?
- Одно из стихотворений у тебя начинается так: "Наливай, сосед Василий, Смутно сердцу моему..." Неужели это удел всех творческих людей - заливать огонь в душе водкой? Почему талантливые люди пьют?
- Наверное, это традиция.
- Только традиция?
- Просто человек не находит возможности иначе оторваться от земного. Веры в душе нет, а от неверия люди пьют. Вместо храма идут в кабак.
- До революции народ был верующим, а все равно пили.
- Может, это национальная черта?
- Ну, да, нам это и внушают. Я понимаю, когда человек простой пьет горькую, потому что не может иначе себя реализовать. Но творческие люди, которые реализовали себя, они-то почему пьют?
- Может, они концентрируют в себе весь народ? Именно поэтому и достоинства и недостатки народа ярче проявляются у людей творческих.
- А ты относишься к пьющим людям?
- Как православный человек, которым хочу себя считать, я отрицательно отношусь к питию, но в то же время я мирянин, и как обычный человек, я не мыслю себе праздника без рюмочки, двух-трех. Если в меру, то хорошо. Правда, у русского человека мера часто становится безмерной. А вообще пьянство - не предмет поэзии и поэтизировать его не стоит.
- Говорят, Есенин, когда писал свои лучшие стихи "подхлестывал" чувства вином. А ты?
- А я - нет. В подпитии у меня стихи не получаются. Пробовал
писать. Но утром, на трезвую голову, посмотрю - белиберда. Может,
потому, что у меня все-таки больше поэзия мысли, а у Есенина - поэзия
чувств. Пьяный же человек, может, чувствует и острее, но мыслит совсем не так, как трезвый.
По одной собрались здесь причине.
Я со стопкой у стойки стою,
И в накрашенной женской личине
Вдруг кабацкую Русь узнаю...
Ты сгубила Есенина, Блока -
Самых верных твоих сыновей...
Боже праведный, как ты жестока!
И не хмурь своих тонких бровей.
"И к тайне творенья причастный..."
На мой взгляд, знаковым событием начала года стало чествование поэта Николая Зиновьева. Мероприятие это прошло в детской школе искусств. И хотя это было официальное мероприятие, по духу оно было очень теплым и трогательным. Больше всего меня и удивило, и обрадовало то, что это было именно официальное чествование. То есть в одном ряду с важнейшими и сложнейшими явлениями нашей жизни: экономическими, финансовыми, политическими - глава района поставил поэта и его творчество. В одном ряду. Сам пришел на это мероприятие, очень внимательно слушал стихи Зиновьева, а потом публично признал яркое дарование поэта, поблагодарил его за прекрасные стихи, и буквально на следующий день выделил семье поэта новый дом. Чтобы было и где детей растить, и где гостей принять, и где стихи писать.
А в глубинке моей
Нет ни гор, ни морей.
Только выгон с привязанной телкой.
Да древко камыша,
На котором душа,
Маясь, мечется сизой метелкой.
Но случается вдруг
Чувства светлые в круг,
Вопреки всем невзгодам и бедам,
Собираются все,
Как свет солнца в росе,
Как семья в старину за обедом.
- Коля, ты теперь знаменит. Ты не боишься своей славы? Говорят, медные трубы - самое тяжелое испытание.
- Нет, я не боюсь звездной болезни. Я человек, стремящийся к православию, и понимаю, что по большому счету все это - суета, земная пыль. Я не чувствую, что во мне что-то изменилось.
Спустилась ночная прохлада,
Сижу на ступеньках крыльца.
Дыханье цветущего сада
Касается нежно лица.
И к тайне творенья причастный,
Я плачу от мысли одной,
Что бывшие в жизни несчастья
Все были придуманы мной.
А месяц стекает на крыши,
И льется с небес благодать
На кроны деревьев, а выше...
Что выше? Не надо гадать.
2004г.