Такие вот страсти-мордасти. Да-да. Шпионские.
Там работают наши разведчики, тут – их шпионы. Повсеместно и в ассортименте. Сейчас – не знаю, а вот раньше…
Лодка грузится у пирса ракетами, а в ракетах привинчено сам не знаю что. Потом-то, конечно, узнал, а тогда и представить себе не мог. До школьного курса ядерной физики ещё далеко было. А мы на сопочке, в густых зарослях. Трое нас, завтрашних пятиклассников. И что мы видим? А видим мы (кроме пирса, плавкрана, чёрной подводной лодки и ракеты над ней) кряжистого дядю-грибника с лукошком плетёным, а в лукошке даже пара здоровенных белых лежит, и пара нехилых таких подосиновиков. Как этот дядя нас не заметил – до сих пор непонятно. Мы в густую пучку и крапиву так заховались, так в землю вжались, не дыша, что и сами друг друга не видели. А дядю видели. Дяде тому грибы на фиг не нужны были. Дядя поозирался, во все стороны взглядом вот так позыркал, грибы из лукошка вытащил, а следом за ними – чехол какой-то серый, а из чехла фотоаппарат со здоровенной пушкой-объективом. И давай подводный крейсер сверху обстреливать-общёлкивать. Потом зачехлился, снова поозирался и свалил, да так, что мы и не заметили куда…
Кто-то спросит, чего мы там делали. Да то же самое, что и дядя. Только вместо фотопушки-«пентакса» у нас «Смена-8» была, ещё даже и не «Смена-8М». Нам же, пацанам, тоже интересно подводную лодочку с ракетами пофотографировать. Но в тот день ничего мы не сняли, ни одного кадрика. Сидели вечером у меня дома в маленькой комнате, озирались, как тот дядя, и возбуждённо шептались, что делать дальше.
А что делать? Сфотать-то хочется... Погрузка ракетного боезапаса – дело не одного дня, и даже не трёх. Назавтра пошли туда же, благо летние каникулы; только чуть другим путём пошли. Сначала на великах, докуда можно, потом в обход часовых. Погодка – прелесть: солнышко, небо синее, комарья тучи… Залезли на сопочку, отсняли кадров десять, и – оп-па! Опять этот «дядя-грибник». Опять озирается, но уже не прямо возле нас. Метров тридцать до него.
Времена тогда были такие: фотографируемся, к примеру, с приятелем на берегу бухты; подходят зелёные пограничники с автоматами и нежно так, с улыбочкой изымают фотоаппаратик, открывают крышечку, вынимают кассеточку; плёночку – взззить! – засвечивают и всё это дело с улыбочкой обратно вручают. Молча. И дальше по бережку идут. А милиция у нас тогда только начала появляться, и функции у неё примерно те же были…
В общем, не сговариваясь, прошуршали мы вниз по шеломайнику, меж корявых камчатских берёз, и на велики – прыг! Да как рванули… Куда? В комендатуру, конечно. Она ж рядом. Двое рванули, а я остался в лесочке, потому как фотоаппаратик-то мой, мама на одиннадцатилетие свой старый подарила, поскольку себе родители купили какой-то «ФЭД». Фотик под берёзой закопал и жду. Час жду, полтора жду… надоело, и этих обормотов всё нет и нет… Вылезаю и вижу: о, ведут нашего «дядю-грибника» пятеро матросов в синих робах, с карабинами СКС ведут, и штыки примкнуты. Фотоаппарат с объективом-пушкой у «дяди» на шее висит, лукошко в руках, рожа грустная, глаза вниз. И три насупленных офицера рядом. И меня – цап-царап! «Ты такой-то?» Я чуть в штаны не напустил… В общем, приходим в комендатуру, а там мои сидят, смирненькие такие, и ещё несколько грозных офицеров с пистолетами; и говорят они нам: никому ни гу-гу, марш домой. Перед этим опросили, конечно, всё записали. И вечером домой к каждому пришли, и с родителями о чём-то недолго на кухне говорили. Типа – спасибо мальчишкам: пошли, мол, сорванцы, за грибочками (правда, в запретную зону), а бдительность проявили, но об этом никто не узнает, вот так. Ремня, конечно, получили все трое. А вот орден или медаль – шиш. И больше про то ничего не знаю я. И вообще меня там не было.
Что? Статья в «Пионерской правде»? Да ладно вам, хватит ржать.
А вообще страстей всяких разных было – у-у-у. Достаточно. То на краю Ближнего озера видали троих аквалангистов в чёрном, в воду они залазили. Залезли и не вылезли. Кто видел? Ну, пацаны, конечно. Увидели и немедленно рассказали куда следует. Я уже старшим лейтенантом был. На другом-то берегу озера – часть воинская, хранилища, а в хранилищах лежат не скажу что, и до фига. Ну просто дофигища. Чуть дальше – вторая, там ракеты. Баллистические, крылатые, зенитные… на любой вкус. И это всем известно. Я тут же к Паше-особисту: «Паш, ну расскажи»! А он: «Да я сам ни черта не знаю». И улыбается, жук. Кстати, примерно тогда же ещё одного «грибника-фотолюбителя» отловили, тоже погрузку снимал. И не только с сопки. И дальше всё то же: тс-с-с!
А потом где-то на Северном флоте нашли такую интересную штуку – с виду сухой сук, каких в лесу навалом. Вроде ничего особенного. От сука две ветки торчат. Сук – ну совсем как настоящий. Не отличишь, пока в руки не возьмёшь. Но вот внутри него – ого-го чего. А ветки – это антенны. Кто-то его положил неподалёку от дороги, по которой возят не скажу что, основание сука рукой сжал, там такая ампулка с электролитом раздавилась, и начал тот сук считать единицы автомобильной техники, которая ездит туда-сюда, да ещё и различать, гружёный «урал» едет или пустой. И если гружёный, то чем. И периодически через антенны – тю-лю-лю! – в режиме СБД на спутник, которые стаями над военно-морскими базами нашими летают, либо на «Орион», который четырьмя своими моторами гудит на самой границе наших тервод.
И поэтому ходили мы широкой тройной цепью, и внимательно рассматривали все ветки, камни и пни… Регулярно ходили. Называется: ПД ИТР – противодействие иностранным техническим разведкам. Не помню, чтобы мы хоть раз чего-то такое нашли, но мероприятие сие каждый раз отрабатывали на совесть.
Это уже потом, в 90-х, американские развед… ой, шпионы! – приезжали прямо на наши подводные лодки, в соответствии с очередным договором по ограничению: «Смотрим вашу лодку… ну, скажем, вон ту, шахта номер семь». Открывают, снимают боевой отсек и смотрят – ага-а-а! Сколько голов? Три – можно, больше трёх – нельзя. Договор-с. И не только подводные лодки проверяли, но и… стоп, хе-хе, не будем. А наши шпи… ой, разведчики!.. примерно то же самое проделывали в американских базах. Ну, вроде бы как. Договор же. Но это было уже очень даже потом.
Кстати, про то, как я (и никто другой) в 83-м году пропустил на Камчатку шпионский «боинг», который потом сбили, я уже однажды рассказывал… Ну везёт мне в жизни на шпионов, угу.
Ладно, теперь собственно история. Про шпионские-то страсти. Тоже из детства.
Собачка у нас была. И мама вечером пошла её выгулять перед домом. А дом окнами на бухту выходит. Перед ним ещё два, но вот как раз между ними двумя – пространство, и как раз на бухту Крашенинникова, которая сразу за лесочком, меньше полкилометра. Стемнело уж. Собачка делает свои дела (вот не помню, как собачку звали, да и какая разница), а мама видит, как из одного окошка среднего подъезда, третий этаж, кто-то фонариком моргает. Точки и тире. Тире и точки. Мама работала инженером-программистом на режимном гидроакустическом полигоне (он, кстати, и сейчас номинально существует), так что двоичную, восьмеричную и шестнадцатиричную систему знала назубок, а посему сразу определила, что это какой-то секретный код. Сигнал! А куда? В сторону бухты… Прямиком! Оп-паньки!
Дочь пограничника как-никак. Дед был полковником МГБ. Бдительность у нас в генах.
Комендант гарнизона традиционно жил в соседнем доме, улица Мира, дом 6, квартира 22 (коменданты менялись, а адрес оставался одним и тем же вплоть до всё тех же злосчастных 90-х). Выслушав маму, одетый в пижаму очередной комендант схватился сначала за голову, потом за телефон и завертел ручку. Усиленное дежурное подразделение с карабинами прибыло на двух бортовых «зилах» буквально через двадцать минут.
– Какое окно?
– Вон то!..
Дверь, конечно, изнутри упорно не открывали, пришлось выбивать… А там…
5-я Тихоокеанская океанографическая экспедиция, то бишь 5-я ТОГЭ, или просто «Звёздная экспедиция», а ещё проще – «шарики», в те времена не вылезала из морей. Её корабли обеспечивали телеметрию при учебных пусках баллистических ракет и связь с космонавтами, а также занимались радиоразведкой. Месяц-полтора дома – три-четыре в Тихом океане, от Камчатки до Самоа и Фиджи. Куковали среди бурных вод, что называется, «не вынимая». Поэтому некоторым жёнам было скучно. А в доме напротив жили бравые ребята – лейтенанты и капитаны строительного батальона, который строил наш посёлок. Ну, вот они и договорились, что, как стемнеет, тётки фонариком аккуратненько просемафорят: мол, всё тип-топ, давайте, можно приходить. Гарнизон-то маленький, все глазастые, каждый второй – профессиональный сплетник, открыто ж не пойдёшь… И сидели ребятки у окна, ждали вожделенное «добро». Ну и дождались. Когда дверь выломали, там как раз закончилась сверхбыстрая шыльно-котлетная прелюдия, и уже приступили к собственно апофеозу, то есть к Кама-Сутре.
Гарнизон ржал в голос, тёткам со стыда было некуда деваться, стройбатовских мачо срочно перевели куда подальше (чтоб вернувшиеся мужья из двустволок не поубивали), а маме объявили благодарность за бдительность. Неофициально, конечно.
Ибо бдительность – наше оружие. На которое наплевали всего лишь пятнадцать лет назад.
2010
Из ненапечатанного сборника «Макароны по-флотски».