В тот день я чувствовал, что что-то должно произойти. Это что-то незримо витало в воздухе, и во время бритья легкий порез омрачил начало дня, но только на несколько коротких минут. Мирно блестела роса на траве, дарило тепло солнце…
Когда подошел к голубятне, замер. То, что кольнуло утром, обозначилось страшной картиной. В голубятне огромный черный кот пожирал голубя, а рядом- истерзанные, обезглавленные голубята, которым едва исполнилась неделя. Мир в моих глазах обрушился, так, по крайней мере, расценил увиденное, готовый схватиться за сердце. Ноги дрожали, лоб покрыла испарина. Кот пожирал голубя и его свежая кровь, казалось, покрыла его от головы до хвоста.
Я машинально потянулся к дверце, которая была открыта для голубей, а кот, глаза которого ослепительно сверкнули, рванулся молнией наверх к выходу. Смутно понимая, что делаю, едва успел закрыть единственный выход на свободу и ударил кулаком в сетчатую дверь. Белоснежные клыки блеснули на короткое мгновение, и с ужасом я услышал дикий, ни с чем не сравнимый крик кота, пойманного на месте преступления. Снова удар когтей о металлическую сетку, злобный визг, переходящий в протяжный вой, заставивший меня отскочить от двери и замереть. Никогда раньше я не видел ярости пойманного животного, для которого человек-враг. Не просто враг, а охотник, сумевший поймать зверя. Гортань стянуло, будто петлей, руки покрылись «гусиной кожей».
«-Исчадие ада? Это не просто кот- это что-то демоническое», -молнией мелькнула в голове страшная догадка, и вслед совершенно иная мысль:»- Нет, это просто мое богатое воображение! Обычный кот, случайно попавший в мой двор».
Мои губы постепенно растягиваются в ухмылку, а руки, обретая обычную силу готовы схватить стоявшую возле дверей голубятни лопату.
Когда стемнело, я подошел к голубятне. В глазах кота, искрившихся при свете фонарика, можно было прочесть все: гнев, ярость пойманного зверя, обида на то, что стоящий перед ним человек оказался хитрей. Едва шевеля губами, но так, что бы это смог услышать кот, я произнес:
-Не упрекай себя. Не стоит этого делать. Ты охотник и я охотник, но сегодня не твой день. Завтра или послезавтра или через неделю я тебя зарою на мусорнике. Ты понял? Я приговариваю тебя к смертной казни за то, что ты убил мою, слышишь, мою птицу.
Я вспомнил, как еще мальцом начал свой путь, не просто гонял голубей, а отдавал им часть своего сердца. Я влюблен в почтовых голубей, считая их самыми-самыми умными. И мне всегда казалось, что голуби, понимая мое отношение к себе, отдают часть своей любви мне, человеку. Сколько тысяч километров я проехал, обучая молодых почтарей возвращаться домой. Сколько тонн зерна перетаскал на своих руках. Много, очень много. Увлечение голубями было моей религией, потребностью души, очень ранимой, очень сложной и противоречивой.
Вернувшись в дом, я налил себе чаю и, ощущая, как горячий напиток обжигает пищевод, подумал о том, что же приготовить коту. Какую ему придумать смерть? Сжечь? Нет, скорей сам обожжешься. Утопить? Но его не так-то просто поймать, можно изрядно пораниться. Облить краской, обозначить «убийцу» и выпустить? А может, все-таки изловчиться и отрубить ему голову? Перелистывая страницы книг, искал что-то, что сможет вернуть мне душевный покой и потерю, которую считал невосполнимой.
Расписанное время было нарушено вторжением вот этого существа, посмевшего убить мою птицу. Повернув голову в сторону погруженной в темноту голубятни, я в который раз за сегодняшний день предался воспоминаниям.
Я помнил всех голубей, которые прошли за сорок лет через мои руки. Спортивную птицу, которую лелеял, которую покупал, отдавая порой огромные деньги. За эти годы я никогда не позволил себе убить голубя, не говоря о том, чтобы /как некоторые/ сварить и съесть. Я редко делился своими мыслями, а воображение рисовало мечты добрые, порою наивные.
«-Странная штука жизнь, -продолжал я свои невольные размышления. -Я бросаюсь из крайности в крайность, игнорируя собственное решение о мести и принимая в себе искорку христианской морали: Не убий! Плохо быть жестоким, но и добрым быть жестоко. Плохо быть бессердечным, но им проявить доброту разве это будет правильно? Как поступить? И что за мысли прозвучали в моей голове, когда я видел его взгляд?»
Не выдержав напряжения своих противоречивых мыслей, закурил. Курил молча, и посматривая на взошедшую луну, приуныл от признания собственной немощи и двойственности души.
Вернувшись в дом, обзвонил своих знакомых, попытался получить ответ, который даст мне возможность совершить наказание, но получал другое:
-Ты не охотник…Напрасно ты считаешь, что ты охотник, -втолковывал мне простую истину мой знакомый психолог. -Если ты считаешь, что ты охотник, тогда возьми, отрубай ему голову. Сможешь? Нет, не сможешь. Кот действовал, как охотник, не больше, и не меньше. Это твоя вина, что ты не сумел уберечь своих голубей от него. Но есть в этом еще одно…-он смолк. Спустя несколько секунд, задумчиво продолжил: -Если ты убьешь его, то неизвестно, что приведет его душа к тебе. Это может быть все, что угодно. Это может быть могущественная злая сила, от которой станет еще горше… А у тебя маленький ребенок, внук… И не поддавайся суевериям… Все гораздо проще.
Ночь с ее странными сновидениями, где главным действующим персонажем стал огромный черный кот…С замиранием сердца и ужасающей историей которую рассказал мой бодрствующий мозг…Он напичкан разными душещипательными историями, но все они сводятся к одному: Отпусти.
Проснувшись, я чувствовал себя несвежим, потрепанным от дурмана тревожной дремы.
В замедленном движении я подошел к дверям голубятни, и отворил ее настежь.
-Выходи! Но если еще раз…
Кот проскользнул между ног и, отбежав несколько метров, остановился. Я могу поклясться, что видел его направленный прямо мне в глаза взгляд: мертвый, остекленевший. Я не помню, чтобы кто-то вот так смотрел на меня. Что было в его взгляде? Гнев от того, что его поймали, или просто презрение от того, что я не смог его убить? Что?
-Я пришел и убил то, что ты любил. Твой сосед приходит и убивает твой сон. Зять приходит и убивает счастье твоей дочери, а значит и твое. Ты способен только рассуждать о возвышенном, о том, что можешь, но не делаешь ни-че-го. Ты- слаб. Потому что не кормишь голодных котов, не поставишь на место зарвавшихся соседей, не способен утихомирить зятя…И вообще, что ты знаешь о том, как мы живем, выброшенные людьми.
Я ощущал себя в этот момент робким, заблудившимся в собственной жалости человеком, который сожалел о своей попытке стать справедливым и понимал, как будто выплеснувшиеся наружу мысли кота…
Что я мог ему ответить? Ничего. Банальная покорность. Безоговорочное восприятие событий. Диалога двух судеб не вышло.
В быстрой реакции кота я нисколько не сомневался, но не успел заметить его исчезновение. Его просто не было. Он исчез, растворился прямо на глазах, не притронувшись к воде и кусочкам хлеба. Я осматривал кустарник, металлический забор, каменные глыбы, приготовленные для строительства бани, но кота не видел. Некоторым утешением стали слова, произнесенные женой: «Ты поступил разумно. Не взял грех на душу…»
…Каждый новый день почти в одно и то же время кот приносил убитую им птицу: голубя, серенького воробышка или обезглавленного цыпленка и исчезал. Каждая моя попытка застать кота приносила разочарование. Я ненавидел кота и его «подарки». Я устраивал засады, но ничего из этого не получалось- кот не попадался на глаза. Каждый день я брал в руки ружье, взводил курок и был готов отменить свой благородный поступок. За потраченные нервы-смерть. За все «подарки», издевательства- смерть. За допущенную жалость-смерть. Душа жаждала мести и теперь в ней нет места жалости.
В том месте, где кот оставлял для меня убитую птицу я ставил капкан, разбрасывал отравленное мясо, но…
Кот, затаившись среди кустов пионов, изучал меня. Трудно понять, что витало в его побитой старостью и людьми черной голове, когда смотрел на существо, которое сумело поймать его и, спустя день, отпустило на свободу. Ему, как истинному охотнику, трудно расстаться с добычей, но он приносит ее человеку не просто так. Ему понравилось, сидя в засаде наблюдать за человеком, за его бегающим взглядом, за его глупыми попытками снова его перехитрить. Убитые им голуби, цыплята и воробьи- это не просто дань, это нечто большее, это знак уважения или сознательный ритуал демонстрирующее усердие слуги перед господином /как наивны мои мысли/. Это первая попытка, когда добрый поступок делает злую силу слугой или я снова обманываюсь. Возможно, он издевается надо мной, возможно, он приносит убитую им птицу, чтобы показать мне, что он силен, что убивал и будет убивать...
Кот не станет менее кровожадным, не станет жалеть птиц/?/, но он с паническим нетерпением будет приносить человеку дань и, наблюдая, изучать человека. Он прожил достаточно долго, чтобы понять, что человек для него враг, но впервые, поступок человека что-то в нем изменил и заставил его преклониться перед человеком. Наверное, коту, как и мне, пришлось выбирать между любовью и ненавистью.
Прошло два месяца.
Повернув измученное, уставшее за эти непростые месяцы лицо к супруге, я с грустью произнес:
-Вот и все…Его уже нет второй день…Второй день нет убитой им птицы, а значит и кота больше нет.
-Коты долго не живут, -обмолвилась жена. -Они гибнут под колесами, их травят.
-Но этот не мог вот так просто исчезнуть. Мы с ним будто связаны…
Я не стал продолжать, озвучивая свою мысль, просто молча, наблюдал за проплывающими надо мной облаками и рассуждал сам с собою, то горестно, то вспыльчиво, но не безразлично.
«-Это всего лишь одна из историй в моей жизни, которую когда-то я расскажу внуку. Мы с ним квиты. Но, в конце концов, и котам однажды приходиться платить по счетам. За убитую ими птицу, за радость и печаль, подаренную людям…Как, впрочем, и нам».
2010