Джазовые композиции просто так

Николай Семченко
Джазовые композиции  просто так

Монолог девушки: Большой плюшевый медведь с голубым бантом
(Под аранжировку  «Godchild» Джерри Маллигэна, когда за окном идёт дождь и молчит телефон)

Ты хорошая девочка, очень-очень…  Передёргивая худенькими плечами, ты умеешь  снисходительно усмехнуться,  небрежно махнуть: «Досвидос!»  и выпорхнуть, не оборачиваясь, чтобы никто, а главное – он, не видел твоих глаз. Если дома кто-то есть,  ты говоришь скороговорку «всемприветвсёнормально» и  уходишь в свою комнату. Падаешь на диван, покрытый клетчатым пледом, весь в подушечках и плюшевых игрушках, самый главный – медведь с большим голубым бантом. И ты обнимаешь его, и начинаешь плакать – сначала беззвучно, чуть-чуть, шмыгаешь носом и наманикюренным ноготком зачем-то выколупываешь пуговичный мишкин глаз; тебе жалко и себя, и медвежонка, и ту недопитую чашку кофе, от которой было б больше пользы, если бы её содержимое оказалось на его равнодушном лице. Но ты хорошая девочка, тебе так нельзя. Ты рыдаешь всё громче, с таким надрывом, что  твоя деликатная мама не выдерживает и стучит в дверь. Ты на всякий случай  бросаешь взгляд в зеркало, видишь свой покрасневший носик, потекшую тушь вокруг глаз – и  добавляешь надрыва рыданьям. Мама вбегает, бросается к тебе и, полная состраданья,  рыдает вместе с тобой.
А я – плохая, может, и не очень, но всё равно плохая. Я не говорю ни «досвидос», ничего другого, я просто встаю и ухожу, а на пороге оборачиваюсь и, например, показываю язык и весело смеюсь, а, может, не оборачиваюсь, чтобы ты ничего такого о себе не возомнил и увидел, как ступаю – от бедра, свободно и непринужденно. А дома могу пнуть свою любимую кошку, выдернуть телефонный шнур, отключить мобильник и запереться в ванной. Пусть льётся вода! Включается душ – больше воли чувствам. И можно впиться зубами в полотенце,  а если не в него, то в собственную ладошку – никто не услышит ни малейшего всхлипа. Просто шумит вода! Потом – сигарета, вдох-выдох-вдох, отравленный воздух приносит спокойствие. Я плохая, знаю! Ни слезинки не уроню. И в зеркало смотреть не стану. Зачем? С тушью всё в порядке, ведь я не рыдала.
Мама, пока я в ванной была, включила телефон.
- Представляешь, эта плутовка Муська опять шнур как-то выдернула, егоза! Кстати, тебе звонил он…
- А кто это? Не знаю.
- Он! – мама смотрит удивлённо. – И просил позвонить…
- Я не звоню тем, кого нет, мама. Пойдем лучше пить чай.
- Господи! – мама качает головой.
Знаю, мама, знаю: я – плохая. И у меня никогда не было большого плюшевого медведя с голубым бантом.

Монолог девушки: ВСЕГО ЛИШЬ ФОТОГРАФИЯ
(Слушая дуэт Эллы Фитцджеральд и Луи Армстронга «Summertime» Гершвина)


Фотография на полке – ты и я. Смешной такой!  И я – смешная, взъерошенная дождём внезапным. От него мы укрылись в этой фотобудке (или как она там называется?), и, чтобы ливень переждать, ты бросал монетки в прорезь: вспышка – фотка, вспышка – фотка…  Кто-то тоже хотел попасть в эту будку-автомат, и нам стучали даже, а ты весело отвечал: «Подождите! Птичка ещё не вылетела…» Это правда: мы всего лишь фотографировались.  А я хотела прикоснуться губами к твоей щеке – просто так. Но – вспышка, но – фотка, но - всего лишь…
Фотография на полке, она одна.  Ты и я. А из других  снимков мы делали лодочки и, дурачась, пускали их в Фонтанку. А эта – осталась.
И пятно на кофточке осталось.  Ничем его не отмыть.  Въелось, и всё тут.   Пусть! Это тоже ты, вернее, воспоминание о том кафе и этой противной прекрасной кукумарии. Я её теперь люблю. Но это неважно.
В прихожей – тапки: одни – мои, другие – новенькие, в прозрачной упаковке. Они твои. Но ты пока о них не знаешь.
А хочешь ли узнать?
Или тебе нравится  ходить по полу босиком?
Я не знаю. Ничего. О тебе.
А есть ли ты? Тот, который на фотографии, может, остался там, на Аничковом мосту?
А может, я себя не знаю тоже. Как ты считаешь?
Алло!
Почему ты недоступен?
- «Абонент вне зоны досягаемости…»

Не вслух, про себя: ЛАСТИК
(Dave Brubeck, « Take Five» - то, что сам не люблю, но  всё-таки слушаю, когда особенно грустно: лучше ничего нет!)

У меня есть черный маркер, но я вычёркиваю  тебя из записной книжки карандашом.   На моём мобильнике есть «Чёрный список», и в «Моём мире»  он есть тоже, но я почему-то не удаляю тебя даже из списка друзей.
Может быть, затем, чтобы когда под твоим аватаром возникнет надпись"on-line", подумать: а не купить ли ластик, чтобы стереть зачёркивание?
Но я ни за что не войду в твой «Мир» первым, потому что гордый.  Но отчего я забываю об этом, когда вижу  значок: ты -  "on-line"?
И  мышка тянет курсор к надписи «Послать подарок пользователю…», но  вспоминаю:  для отправленных подарков нет ластиков.
Но…
Но всегда есть это  «но». Оно сидит на плече, неслышимое и невидимое. Ждёт своей минуты. И когда тебе не хочется принимать решение, тут как тут: «Но!»
И спасает.
Но…
Почему вдруг сжалось сердце? Холодная серебряная иголка изогнулась в нём крючком.
Но…
Не придуман  такой ластик, который сотрёт все банальности, повторы, всё, как у всех, прописные истины,  и эту серебряную иголку  - тоже.
Ладно, пусть сотрёт. А что останется?
Ты меня не любишь.
Вот – истина!
Но…