8. Вторая Некрасовка
Как я уже писала выше (глава «В ожидании чуда»), я послала письмо министру здравоохранения Москвы. В конце июня мне пришел ответ, примерно такого содержания: «…полежите в 10-ой гор. Больнице в Некрасовке, там хорошая лечебная база для реабилитации, обратитесь к главврачу такому-то, вот его телефоны. А главврач – это ведущий реабилитолог (!!!) Москвы».
Ну, я подумала, что за полгода многое могло поменяться в той больнице. И уровень реабилитации, которого я вообще там не заметила, мог заметно вырасти - чего в жизни не бывает?! А уж с ТАКИМ письмом меня там примут на высшем уровне! Наивная девочка, как всегда…
Когда я позвонила по предложенным телефонам, главврач после моего приветствия очень нервно и зло крикнул в трубку: «Что Вам надо? Говорите быстрее! Мне некогда!». А ведь я не просила одолжить мне сто рублей или помочь по хозяйству. Я всего лишь следовала указаниям из письма министра и объясняла ситуацию.
Но главврачу, видимо, было совершенно некогда отвечать в рабочее время на рабочие вопросы, он просто бросил трубку, когда я только открыла рот, чтобы изложить суть своего звонка.
Может быть, его напугала моя еще корявая дикция? Видимо, он привык общаться исключительно с радиоведущими, у кого хорошо поставлен голос и отточенная дикция - кого же ему еще реабилитировать? Не бедных же бесплатных больных…
Я поняла, что надо действовать испытанным способом: записалась на «отборочную комиссию», договорилась с соцработницей, сдала все анализы и заказала социальное такси.
Комиссия проходила иначе, чем в прошлый раз. Принимала другая врач - приятная, доброжелательная женщина. Она вложила письмо министра в папку с остальными моими бумагами. Госпитализация состоялась примерно через две недели, 15-го июля.
Я надеялась, что министерское письмо будет что-то значить при разговоре с главврачом этой дурацкой больницы. Хоть я и отлежала там зимой почти 2 месяца, хороших воспоминаний от нее у меня тогда не осталось. Убогая, нищая больничка в пригороде Москвы.
Кормили нас ужасно. На ужин, например, давали такое «блюдо»: разные продукты, видимо, оставшиеся от предыдущих трапез, тщательно перемешивали, подогревали, для красоты добавляли зеленый горошек. Сверху все это мазали какими-то склизкими «соплями» и уже в остывшем виде клали на тарелку. Без кетчупа я ЭТО есть не могла. Кетчуп хоть немного придавал «блюду» вкус и скрывал «сопли».
Еще давали серого цвета пюре с очень костлявой рыбой. Часто, кроме костей и плавников, больше есть было нечего… Вероятно, поварихи считали, что именно в костях и плавниках - самое ценное, а мясо они отдавали собакам или давились им сами, несчастные…
В обед нам наливали жиденький супчик, в котором плавали кусочки капусты, и не было даже намека на мясной бульон. Спасала только хлебная котлетка с гречневой или овсяной кашкой. Чтобы наесться, я налегала на хлеб. Чаще всего брала черные горбушки.
На завтраке вареное яйцо в скорлупе шлепали прямо в тарелку с кашей, либо в эту же кашу погружали хлеб с кусочком масла и тонюсеньким кусочком колбаски или сыра. Кроме чая или какао иногда давали нечто под названием «кофе». От «какао» эта жидкость отличалась горьковатым вкусом и густым черным осадком на дне.
И вот этот «храм медицины» министр здравоохранения не постеснялся мне предложить в качестве лучшей реабилитационной клиники Москвы!!!
В больших общих палатах туалет отсутствовал, и к нему бабульки в ночнушках шлепали через коридор. Меня в прошлый раз как неходячую положили в палату из двух комнат, в каждой - по три человека, но зато с туалетом. В этот раз тоже повезло: я оказалась в двухместной (!) палате с туалетом и холодильником.
Поскольку из-за опоздания с оформлением документов на ВТЭК и задержкой получения справки об инвалидности санаторий эти летом мне не светил, я решила, что в Некрасовке позагораю и отдохну на свежем воздухе, как следует. Поэтому взяла с собой два купальника, панамку, солнцезащитные очки и большое полотенце.
Но не тут-то было!.. У меня началась полоса неприятностей. В первый же день в этой треклятой больнице обнаружилась целая толпа бабок, которые лежали со мной зимой, и они наперебой загалдели, ахая и всплескивая руками: «Ах, как хорошо ходит! Ах, как хорошо ходит! Ах, как хорошо ходит! А ведь зимой совсем не ходила!».
Одна из них даже стала рассказывать другой, что «ее (меня) собирали по кусочкам, и вот теперь она (я) уже ходит!». Я не вмешивалась в их пересуды. Эта же бабка зимой ходила простуженная, чихала, не прикрываясь, на всю столовую, меня заразила, а потом мне же советовала от насморка вставлять в ноздри чеснок. И тогда я ей сказала, что ей надо бы сначала СЕБЯ вылечить, а потом раздавать советы, так она непонимающе захлопала глазами и больше со мной не заговаривала. - А я и рада была!
Теперь же, вместо того, чтобы поставить энергетическую защиту, я развесила уши и улыбалась им, принимая их «Ах, как хорошо ходит!» за искреннюю радость моим успехам. Но уже на следующий день мои способности в ходьбе как отрезало. Я не могла ступить ни шагу! В голову опять вернулись паника и неуверенность: вестибулярный аппарат не работал, руки и ноги деревенели и отказывались двигаться. Я была в отчаянии! Мне снова была нужна помощь в ходьбе. И это - после музея, театра, магазинов!!! Как же легко больные старухи могут сглазить…
Лечащим врачом у меня оказалась зав. отделением, маленькая, юркая женщина со звонкой птичьей фамилией. На нее министерское письмо подействовало, как красная тряпка на быка. Она просмотрела мои документы, анализы, дошла до письма, пробежала его глазами, усмехнулась и спросила, что оно здесь делает? Я сказала, что написала министру письмо, в котором просила совета, где полечиться. Она же язвительно передразнила меня «написала письмо», «тоже мне, писательница! ТолстАя! Е-мое»… Вот так и началось мое «лечение» во второй раз в этой «самой убогой из самых убогих!» больнице.
Уже на второй день я стояла рядом со своей палатой, вцепившись в палку и поручень, и виновато заглядывала в глаза проходящих мимо женщин. Когда мимо проходили те старухи, которые меня сглазили, я отводила глаза и делала вид, что просто отдыхаю. Некоторые женщины сами предлагали мне помощь. Я радостно соглашалась. А помощи в этот раз мне надо было всего ничего: перейти «через дорогу», т.е. к другой стороне коридора, где я могла опираться правым плечом о стену.
Боже, как же было обидно, что все мои труды пошли насмарку! Где моя самостоятельная ходьба? Где моя независимость? Естественно, ни о каком пляже и загорании уже не было речи. Если я даже по прямому коридору снова ходила с трудом, то выход на улицу стал опять моей заветной мечтой.
И снова помощь пришла со стороны мужского отделения. Приятный, опрятный мужчина средних лет, Борис, предложил мне в столовой помощь дойти до палаты. Мы обменялись номерами телефонов и стали вместе выходить гулять на улицу. Также он иногда провожал меня на процедуры.
Как же меня бесила эта зависимость! Те бабки, которые кудахтали в первый день, теперь заткнулись и сочувственно смотрели мне вслед. А я их ненавидела!!! Так мне все испортить!
Мои рассказы про то, как я сама ходила в театр, музей, продуктовый магазин в соседнем доме, про три часа (!) на ногах в огромной «Икеа» воспринимались, как фантастические истории о далеких планетах, в существование которых теоретически верят, но практически их никто не видел. Наблюдая мою беспомощность и неустойчивость, мне тоже мало кто верил. Радовало то, что Борис оказался терпеливым, и мы гуляли по территории больницы, совершая длинные походы.
Лечащая врач, проявляя «огромную заботу» о моем здоровье, каждый раз отгоняла от меня провожатых, говоря «Сама, сама, пусть сама идет!».
Как-то я ей ответила: «Я же САМА иду! Меня никто на спине не тащит». На это она взвизгнула, сверкая глазами: «Ты как со мной разговариваешь? Ишь, нашла себе девочку, так со мной разговаривать! Не надо ей помогать! Пусть сама ходит! Не подходите к ней больше!».
Женщины, у которых она была лечащим врачом, пугались ее и бросали меня посреди коридора, другие же, более сердобольные, подхватывали и провожали до места.
Однажды из столовой меня провожал, придерживая под левый локоть, Борис. Путь пролегал мимо кабинета зав. отделением. Лечащий врач стала его отгонять, на что я ей с улыбкой сказала: «Можно мне с мужчиной под ручку пройтись?». Она смутилась, что-то пробурчала, но отстала.
Этот номер «прокатил» еще пару раз. Потом, завидев ее, я сама отстранялась от провожатых и делала вид, что иду сама. После того, как опасность миновала, мы продолжали совместный путь.
Снимать с антресоли свою «драндулетину» мне не хотелось, т.к. я очень надеялась, что навык свободной ходьбы вернется. Но сглаз, видно, был слишком сильным, и я вот уже больше года с трудом удерживаю равновесие…
Спасал меня из этого гадюшника Игорь Х .Он сам или его водитель Роман каждую субботу забирали меня оттуда и отвозили домой, а в воскресенье вечером возвращали. Игорь дал мне DVD-плеер и диски, и это очень помогало отвлечься от больничной атмосферы.
Когда соседка была в палате, я смотрела фильмы в наушниках, без нее иногда смотрели с Борисом, совмещая просмотр с чаепитием. Потом гуляли и обсуждали фильмы.
По интересному совпадению, Борис хорошо знал район, где находится моя Текстильная академия - его родители жили там, на ул. Стасовой. И мы обсуждали нынешнюю судьбу некоторых тамошних строений, в частности, завода «Красный Пролетарий», который он тоже, как и мы, смешно называл «Кыр Пыр». Оказывается, вместо замечательной столовой, в которую мы часто бегали обедать во время большой перемены, теперь весь этаж занимают офисы разных фирм. Жаль…
Моей соседкой по палате была добрая пожилая женщина, после инсульта, но уже вполне восстановившаяся. В первые дни моего пребывания она ходила гулять на улицу, тепло одеваясь, а на голову водружая смешную зеленую бейсболку. Вскоре эта бейсболка без дела повисла на крючке в коридоре, потому что ее хозяйка, залезая на высокую койку (беда этой больницы!), соскользнула и всем своим немаленьким весом приземлилась на подвернутую левую ногу, получив сильнейший вывих. К ее диабету и последствиям инсульта теперь добавилась опухшая лодыжка, а мне – не выходящая из палаты соседка…
Очень редко она выползала в холл, чтобы посмотреть телевизор или измерить давление. Еду из столовой ей приносили медсестры.
Поймала себя на мысли, что 50 дней не уместятся в одну главу. Поэтому окончание будет как-нибудь потом.
2009-10.12.2010