А на южном небе не видно звезд,
И ветер бросает песок в лицо.
Дыханье плавит границы грез,
А руки сжимают твое кольцо.
День как обычно пошел вразнос,
Мысли сменяются одна другой,
Нежный запах твоих волос.
Вот все, что мне нужно, чтобы обрести покой.
Нежный твой стан обхватить и держать,
Целовать руки, вдыхать аромат твоей кожи
Видеть улыбку, от счастья дрожать,
Делить с тобой свое ложе…
Вокруг было много лиц, и лишь одно знакомое, и то совсем слегка. Парень из пригорода Парижа, приехавший в Израиль, чтобы служить в танковых войсках. Оказалось, что он слишком близко принимал все к сердцу, чем и посадил свои нервы, и тем самым лишил себя возможности служить в «крави» (боевые войска). Так что и он теперь был со мной.
Получается, что из нашей доблестной махлаки (взвод) было уже как минимум три джобника (солдат НЕбоевых частей), вместо одного, как предполагалось изначально.
Среди малознакомых лиц не было ни одного русского профиля, сплошь евреи из Марокко, да совсем забывшие корни кавказцы. Иврит бил по ушам и казалось, что каждая буква вгрызалась в твое ухо. Где же такие знакомые и родные уху: «сука бля!», «че за ****ец?» и конечно самое любимое «да ну нахуй»? где? Нет, здесь царил язык, подаренный нам украинцем. Даже Роман (с ударением на первый слог), парень с, как говорится, «рязанским лицом» абсолютно не знал мата, т.к. с мамой переехал из Белоруссии в возрасте трехлетнего ребенка.
Под бравые крики дамочек, которые были нашими командиршами, мы начали медленно загружаться в автобус на базу, где будет проходить курс молодого бойца с индексом 02. Настроение у всех было поганое, этот день так хотелось отсрочить еще ненадолго, но… двигатель ворчливо зашумел, а в отверстиях над сидениями зашумел ветер. Начиналась пора моего знакомство с обратной стороны армии, армии джобников.
Весь день мы провели на Бакуме, призывном пункте для всех молодых бойцов. С самого утра мы прошли процедуру, ставшей за несколько дней для меня уже привычной, перед входом на большую баскетбольную площадку с четырьмя баскетбольными кольцами, каждый отдавал свой хогер (удостоверение солдата с электромагнитной полосой, а хуле, XXI-ый век) в руки солдата мелуима (резервисткие сборы, около месяца раз в год), который проводил им по аппарату очень похожему на кассовый. Вместе с хогером ты получал еще и наклейку с полосковым кодом, твоим именем и номером, обычно трехзначным. После этого ты со своей сумкой присоединялся к толпе таких же ничего непонимающих ребят на трибунах.
Трибуны представляли собой деревянные ступени, выкрашенные в темно-коричневый цвет. По опыту, я знал, что действо начнется лишь через час-два, так что устроившись поудобнее, я стал и дальше читать «На западном фронте без перемен» Ремарка. А что еще прикажете читать в армии?
Гул стоял тот еще, со всех сторон галдели еще вчерашние израильские школьники, особняком стояли русские ребята постарше, каждый лелеял надежду на то, что и сегодня все отложится еще на несколько дней и все снова получат те заветные листики, на которых стояла дата следующего приезда на Бакум.
Сейчас с высоты своего небольшого опыта, я понимаю, что самым страшным местом в армии является именно база рядом с Тель-Авивом. Бакум – это страшный сон, когда ты не понимаешь, что тебя ждет, кто за тебя отвечает. Место, где рушатся твои надежды на то, что эту ночь ты сможешь провести дома, палатки, раскладушки и матрасы еще более страшные и непритязательные, чем на тиронуте, и советы временных мефакедов (командиров), о том, чтобы выставить охрану ночью, мол воруют здесь жестко. И действительно, сегодня тот человек, который спит с тобой на соседней кровати, завтра окажется в каком-нибудь Химуше (род войск, занимающихся ремонтом собственности ЦААЛЯ) рядом с Эйлатом (самый южный город Израиля), а ты будешь в Миштаре (обычная полиция) в Метуле (самый северный город Израиля). Эта временность всей окружающей тебя обстановки и людей очень напрягает. Ты не знаешь, что ждет тебя и когда это тебя настигнет, кто будет рядом, а кто останется здесь. Но самое главное, что никто этого не знает. Самое страшное место на Бакуме - это «Мисрад аТнуа» (может быть и не «мисрад» правильное название стерлось из памяти, переведу как «Управление Движением»). Это место мне очень напомнило мне билетную кассу возле стадиона Блюмфельд в Тель-Авиве, зарешеченные окошечки, в которые ведут коротенькие железные заборчики, дабы очередь к окошкам не смешивалась. Стоит ли говорить, что из всего множества оконц работает лишь их считанное количество. Здесь оказываются те, кто потерялись и не знают, что с ними должно происходить дальше, причем нередко тебя отправляют туда твои же мефакеды, т.е. реально никто толком не знает, что с тобой делать. Страшное это место, потому что здесь царит полный хаос из призывников, старослужащих, людей, покидающих ряды IDF по самым разным причинам. Бюро находок человеческих душ. Программа «Жди Меня» Israel’s Army Version. Не зря израильтяне так часто говорят «потерялся» вместо «запутался», а учитывая, то огромное влияние, которое оказывает военный жаргон на современный слэнг, то я всерьез подозреваю, что это пошло именно из «Мисрад аТнуа»…
Самое интересное, что даже после того, как ты пробился к окошку, где сидит солдат с компьютером, он не объясняет, что тебя ждет и чего ждешь ты, а лишь сообщает, что скоро здесь появится солдат. который выкрикнет твое имя и поведет туда, где ты должен находится. Многие из этих солдат приходят с мегафонами (сотовый оператор здесь не причем), это, чтобы вы поняли какой гвалт творится в этом Мисраде под палящим солнцем, «мисрад», как и билетные кассы Блюмфилда находится под открытым небом и огорожен забором и стенами соседних зданий.
Пока я объяснял вам про Бакум, «кассовые аппараты» для хогеров укатили (они стоят на таких тумбах на колесах), а на сцену вышел мелуимник лет сорока, может больше, с длинными волосами под кепкой, аль бэт (в форме одежды номер 2, рабочей). После продолжительных попыток отдать приказ построится в огромный хэт (построение квадратной скобкой, открытой к мефакеду), толпа призывников все-таки начинает слезать с трибун (кто-то с сумками, кто-то предпочитает оставить их там) на холодный асфальт, который от солнца укрывает такая же как и трибуны деревянная крыша. Под ней висят знамена различных родов войск: водители (Тувала), военная полиция (МемЦадики, кто-то даже пытался доплюнуть до их эмблемы), Войска Связи (Тикшув). Боевых подразделений среди них нет, и это вселяет в меня грусть.
Многие получили форму лишь сегодня, а потому понятий о том, что такое хэт в несколько рядом, даже не смотря на пройденную гадну (неделя для школьников, которую они проводят на специальных военных базах), они не имеют никакого. Солдаты Гивати и Голани (причем действующие солдаты, обычно самали (сержанты) я так и не понял, что они там делали) ходят по периметру скобы и выравнивают цаирим (от слова цаир ;;;; – молодой, «дух») На это уходит еще около получаса, за это время подтягиваются опоздавшие, и зачастую только что правильно построенное звено снова рушится, чтобы обняться с только что прибывшим знакомым.
Наконец хэт более-менее построен, и тут появляются еще более неожиданные гости. Мемцадики (военная полиция, следят за тем, чтобы ты не нарушал уклады армии на эзрахуте (гражданке), как то, правильно ношение формы, со всеми ее непостредственными атрибутами, чисто выбритое лицо (обычно относится к мальчикам), коротко подстриженные волосы (на этом меня ловили дважды) и т.д. ясное дело, что все солдаты «обожают» их больше всего). Они так же ходят по периметру хэта и нестрого следят за «разговорчиками в строю». Среди мемцадиков нас «обхаживают» как парни, так девушки.
Миздар (построение) по традиции начинается с исполнения гимна Израиля, включается музыка и все начинают петь слова «аТиквы» (Надежда), получается даже почти красиво. Я вспоминаю уроки пения еще в российской школе. Кто знал, что спустя столько лет, я буду стоять в хэте и петь аТикву в форме солдата Армии Обороны Израиля….