Серафима Викентьевна в деревне

Инна Морозова
Итак, Симочка Вторая воцарилась в квартире и в сердце Серафимы Викентьевны. Симочка Вторая была очаровательным карликовым кроликом с вишневыми глазками и агатовым подвижным носишкой.Внимание Серафимы Викентьевны полностью переключилось на маленькую Симочку и ее выращивание, подъезд, неизменным сторожем и ревнителем интересов которого была Серафима Викентьевна был позабыт-позаброшен, счастливая обладательница маленького пушистого существа со всей пылкостью и страстью окунулась в благородное дело воспитания карликового кролика.

 После многолетней войны с нашими собаками, после того, как она довела робкого хозяина колли со 2-го этажа до нервного тика, после визгливых скандалов с болонкой с 5-го этажа (причем болонка, как правило, выходила победительницей, но Серафима не сдавалась!), вдруг возникли какие-то разговоры о том, что Серафима хочет взять собаку…
Вечером за ужином моя семья оживленно обсуждала этот казус, и был сделан безапелляционный вывод.

— Да она просто умом поехала, — постановили дети, уплетая гречневую кашу, — ну, поглядим на ее собаку и что она будет делать в нашем подъезде… Вдруг написает, — мечтательно закатил глаза сын, — или накакает, — воодушевленно подхватила дочь, и два маленьких негодяя радостно заржали.

Через несколько дней Серафима позвонила к нам в дверь и пригласила к себе для знакомства со своим новоприобретением. Им оказалась толстая пожилая диатезная болонка с нежным именем Джульетта и довольно вздорным характером. История ее появления на самом деле, была очень трагична. У Серафимы Викентьевны умерла подруга, я ее помнила, такая полная старуха с усами, и после нее осталась сиротой эта болонка Джульетта. Наследники возиться со старой собакой не хотели, и решено было ее усыпить. Серафима (благородная женщина!) решила забрать собачку к себе, но очень нервничала, как ее воспримет Симочка. Плюс ко всему Джульетта была страшно простужена, и все время надрывно кашляла. Наследники выгнали собаку на время болезни Серафиминой подруги во двор и та заболела.

— Это же инфекция, что же делать, Симочка заболеет, — ломала руки Серафима.
— Как что делать, будем лечить.
— Что значит лечить? Вы что умеете? — осторожничала Серафима, — Я никому не доверяю!
Честно говоря, Серафима меня поразила, такого геройства я от нее не ожидала; взять собаку, да еще и больную — рушились все мои стереотипные представления о людях, и я простила ей все ее диктаторские замашки.

У Джульетты оказался бронхит, довольно запущенный, чувствовала она себя плохо, но лечиться не желала, она пребывала в стрессе, после смерти хозяйки, выкидывания во двор и переселения к абсолютно чужим людям. Ни лечиться, ни есть, ни пить, ни вообще жить она не хотела. Чтобы сделать ей укол, приходилось держать ее втроем, бедная собака! Миска с едой оставалась не тронутой, Джульетта лежала на диване (фантастика! Серафима пускала ее на диван!) и тихо погибала. И тут на помощь к нам пришла Симочка.

За всей этой суетой вокруг Джульетты, пристальное внимание с которым Серафима наблюдала за Симочкой, несколько ослабло, и Симочка, предоставленная сама себе, вольготно гуляла по квартире. Надо сказать, что Симочка была большой аккуратисткой, исправно пользовалась туалетом, ничего практически не грызла и была дисциплинированной девочкой. И вот обнаружив в доме Джульетту, и инстинктивно поняв, в каком та оказалась бедственной положении, Симочка начала робкие попытки налаживания контакта.

Прихожу как-то к Серафиме сделать укол Джульетте, вижу такую картину — Джульетта лежит с явно выраженной печалью на морде, Симочка притулилась рядом и вылизывает ее. Потом Серафима страшным шепотом говорит мне: «Смотрите, смотрите…» и протягивает Симочке кусочек яблока, а другой рукой Джульетте кусочек мяса. Симочка начинает уплетать яблочко, искоса поглядывая на Джульетту, та в это время, нехотя, но все-таки берет и съедает кусочек мяса.

— Вы видели? — потрясенно спрашивает Серафима Викентьевна.
Так и повелось, Симочка все время была рядом с Джульеттой, спали они вместе, ели вместе, Серафима их даже гулять выводила вместе (для чего приобрела шлейку для Симочки), и постепенно Джульетта обрела «человеческий» вид. Бронхит мы вылечили, есть она начала весьма даже активно, по мне так слишком активно, прошедшей за время голодания диатез, вернулся вновь, и тут радостная Серафима мне сообщила, что «сегодня девочки играли, а Джульетточка отказалась есть вареную колбасу, может купить сосиски, или свежее мясо все-таки лучше?».

Мало того, Серафима настолько воспряла к жизни настолько, что отловила соседа со второго этажа и сделала ему втык, за шерсть на лестнице, а меня довольно сурово отчитала за подъездных котов: «Я все понимаю, животных, конечно, жаль (о, какой поворот в миросознании), но должна быть чистота в подъезде!».
Наступило лето, и нам вместе со всеми домочадцами пора было перебираться на дачу. Жили мы тогда в деревне в Псковской области в доме, доставшемся нам по наследству.
Это был старинный огромный дом, с прелестным запущенным садом, и мы, к удивлению наших по-деревенски рачительных соседей, не прикладывали ни малейших усилий для его «окультуривания». Сажали только какую-то ерундовину, вроде лука и редиски, а весь участок потихоньку зарастал душистыми травами и полянами диких маков.

Сам дом являл собой просто кладезь интересных и увлекательных вещиц. Дети часами играли на чердаке в искателей сокровищ, так как чердак был битком набит старым, сваливаемым туда годами,  хламом.

 В большой комнате с неправдоподобно низким потолком стоял резной буфет из сказок Андерсена, в спальне возвышалась кровать, украшенная металлическими шариками, на веранде разваливался старинный книжный шкаф, сверху до низу заполненный старыми книгами и журналами. По стенам были развешены засиженные мухами потускневшие фотографии с некими одеревенелыми бородатыми личностями.

Не дом, а восторг души для любителей старины и покоя.

Обилие свежего воздуха, солнца и простора благотворно влияло на детей и зверей и ничто не предвещало дурного.

И вот одним прекрасным утром, я на залитой солнечным светом кухне варю какую-то немудреную кашку-малашку, как вдруг замечаю бегущих ко мне со всех ног возбужденных, всклокоченных детей.

— Ты знаешь, кто к нам идет?!
— Ну, кто?  Кто там такой ужасный к нам идет? Карабас Барабас? — Наивная, я еще могла шутить!
— Хуже! — Серафима с Симочкой и Джульеттой!
— Как?! Наша Серафима? Откуда она здесь? Она даже адреса не знает! Как она нас нашла?
Кто бы мог подумать, что мое, сделанное мимоходом и совсем не всерьез, так, из вежливости, предложение: «Станет скучно и жарко, приезжайте к нам на дачу, подышать воздухом, вам полезно и Симочке…» Серафима воспримет всерьез и припрется к нам на дачу, в нашу тишину и покой, чтобы устанавливать здесь свои порядки!

Оказывается, она позвонила моей маме (и где телефон нашла!), и объяснила, что я пригласила ее на дачу, а адрес дать забыла (как же!), и мама любезно объяснила, как нас найти…

И вот красная , обливающаяся потом Серафима с Симочкой Второй и сердитой болонкой Джульеттой ввалились к нам.

Мне ничего не оставалось делать, как расплыться в сияющей улыбке.
— О-о-о! Кто это к нам пожаловал!
Сзади мерзко захихикали дети.

— Ну и глушь, ну и дом, — Серафима грузно плюхнулась на ближайший стул, — что это вы сюда забрались, кошмар какой-то! Мы чуть живы! Симочку надо срочно вынуть из переноски, она так намучилась, бедненькая, Джульетточке — срочно холодной воды, а мне уже ничего не надо, если только чашку чаю, чай-то, надеюсь, у вас есть?

— Сию минуточку, Серафима Викентьевна, — засуетилась я, напоминая себе хорошо вышколенного официанта, сейчас все сделаем!

— Дети, Симочку в вольер, быстренько, у нас прекрасный вольер в тени в саду, вам очень понравиться… — Вот они оговорки подсознания, наверное, я мечтала засунуть туда Серафиму.
Через полчаса Симочка гуляла в вольере со своими родственниками, слегка подобревшая  жирная Джульетта развалилась на диване (« Джульетточка очень интеллектуальная личность!»), а Серафима сидела в моем любимом кресле на террасе с чашкой крепкого чая и назидательно объясняла мне, что нельзя быть такой невнимательной (пока я благоустраивала Серафиму и ее подопечных, детская каша сгорела).

— Ну, что же, на даче есть свои прелести,— благодушничала Серафима, — вот только ваш туалет меня не устраивает, у вас нет другого?

Вскоре выяснилось, что Серафима Викентьевна пожаловала к нам в деревню, за сеном для Симочки.

— У вас же здесь экологически чистые места, не то, что под Ленинградом, там все загадили, химия, мусор… Пришлось ехать в такую даль, Ну и Джульетточке надо побегать, воздухом подышать, а то у нее проблемы с пищеварением, («Меньше надо кормить!» — сварливо подумала я, но вслух, как обычно, ничего не сказала).

— Да, да! Конечно! — Вот муж обрадуется, когда приедет на выходные!

А в том, что Серафима доживет с нами до выходных, я нисколько не сомневалась.

В это время на террасе появилась тетя Люба, наша соседка, сухонькая старушка, в любую погоду одетая в красный фланелевый халат. Тетя Люба подволакивала левую ногу и плохо владела левой рукой — последствия инсульта, но, несмотря на это, содержала в образцовом порядке свой сад-огород, еще и держала кур и кроликов.

Иногда по утрам, она по-соседски, навещала нас и, попивая кофеек с молоком и пятью(!) ложками сахара, долго, не торопясь обсуждала со мной деревенские новости. Вот и на этот раз она завернула к нам и на террасе застала королевскую особу по имени Серафима Викентьевна. Сначала общение продвигалось туго, сказывался слишком разный подход к жизни, но дело пошло быстрее, когда Серафима проявила интерес к местной фауне, а когда она узнала, что тетя Люба держит кроликов, я почувствовала себя лишней.

Проклиная Серафиму, в жутком настроении,  я поплелась на кухню готовить обед, сопровождаемая настоятельным советом, не готовить ничего жирного, так как, я же помню, что у Джульетточки проблемы с пищеварением. В течение двух с лишним часов наглые старухи оккупировали мою террасу, периодически предлагая мне подать им еще по чашечке чайку-кофейку. Через пару часов они решили, что Джульетточке пора пройтись, а им не вредно «нагулять аппетит», и я получила временную передышку…

Наутро я проснулась от каких-то невнятных звуков, несущихся из сада. Это Серафима, поднявшись в несусветную рань (долго спать вредно), обходила дозором наши владения. Как ни странно, но запущенность нашего сада и отсутствие грядок ей понравилось: « Будет где порезвиться моим девочкам!».

Прощайте мои  посиделки в любимом кресле на террасе, с чашкой ароматного чая с травами, утренней сигаретой и книжкой! Мне ведь много не надо! Полчаса, ну минут сорок полной тишины и покоя на террасе, букет мокрой сирени в стеклянной банке, чашка дымящегося чая, сигаретка (покури тут при Серафиме, попробуй!), книга или старый журнал — и вот, пожалуйста, заряд бодрости на весь день получен! Могу много и тяжело трудиться на благо родного семейства.

Отныне в моем кресле расположилась Серафима, курить меня выгоняли на крыльцо: «Как вам не стыдно, у вас же дети!», чай я пила наспех, в перерыве между стиркой и готовкой.
— Да, — с тоской думала я, — и это продлится не меньше недели. О, как я ошибалась!

Прошла неделя, за ней поспешила вторая, Серафима и не думала никуда собираться, мало того, она плотно сдружилась с тетей Любой, которая превратилась в Любашу, тетя Люба же обращалась к Серафиме исключительно по отчеству — «Викентьевна». И вот эти две веселые старушки, прихватив толстенькую Джульетту отправлялись на прогулки в поля, в поисках особо полезных для пищеварения Симочки трав. Возвращались все увешенные пучками, ветками и вениками, усталые и голодные,  завешивали весь дом травами, потом тетя Люба все-таки уходила к себе домой, спасибо ей!

Серафима же немного отдохнув, одевала на Симочку шлейку, и шла с ней «слегка поразмять ноги». Что за старуха! Мало ей было утренней беготни по лугам!
Вид царственной Серафимы Викентьевны с малюсенькой беленькой Симочкой на шлейке производил на местное население сильное впечатление. Местные бабульки вообще сначала не могли понять, что это за животное волочет Серафима на поводке, пока тетя Люба не провела среди них разъяснительную работу.

Пройдясь немного по деревне и продемонстрировав всем свою красотку, Серафима сворачивала в сад, располагалась там, в тени яблони, Симочка паслась возле нее под строгим присмотром, вздорная Джульетта же гоняла наших котов и морскую свинку (родную и любимую Симочку она не трогала).

Так весело бежали дни и на исходе четвертой недели, муж, потеряв всякое человеческое терпение, ночью страшным шепотом стал излагать мне свой план боевых действий. Надо сказать, что  из семейной спальни мы были выдворены, там воцарилась Серафима с Симочкой («Оставить ее на ночь в вольере? Да вы что?!), пукающей Джульеттой («проблемы с пищеварением») и детективом на сон грядущий.

— Давай скажем, что к нам едут пять человек родственников из Севастополя! Извините, конечно, но места нет!

— Да что ты ахинею несешь, — отбивалась я, — кто это сюда поедет из Севастополя, в нашем пруду с пиявками купаться?

— Тогда из Магадана! — раздражался он, — невозможно уже, скоро месяц как они тут живут, завесили весь дом травой, не дача, а логово колдуньи, куда ей столько сена, что ее Симочка корова что ли? Вот увидишь, мы его еще сами в город и повезем!
Забегая вперед, скажу, что он оказался прав.

— Да нет, неудобно, — с грустью говорила я, — она же не дура, догадается…
— И пусть догадается! Пусть!

— Ну, я не знаю… ну подождем еще пару деньков… может она сама уедет…
И вот в следующую  пятницу вечером из резко затормозившей возле дома машины выскочил мой муж, с сияющей улыбкой на лице,  держа в руках какую-то бумажку.
— Серафима Викентьевна вам телеграмма!

Оказалось, что какие-то дальние родственники Серафимы, которых она не видела уже 20 лет, решили, наконец-то, полюбоваться красотами Санкт-Петербурга и выезжают из Новосибирска.
— Выезжаем…поезд…прибываем 21, встречай… батюшки! — ахнула Серафима, а сегодня-то какое число?
— А сегодня 19! — с энтузиазмом выкрикнул муж, — так что давайте быстренько в машину, я вас отвезу!
— Да ты что, ошалел что ли от радости? — зашипела я, — ей же еще собраться надо.
Но обалдевшая от неожиданности Серафима уже собралась лезть в машину.

— Да что вы, Серафима Викентьевна, куда вы на ночь глядя, надо вещи собрать, тетю Любу сейчас позовем, попрощаться надо, — на радостях я собиралась закатить прощальный вечер.
— И правда, — очнулась Серафима, — с Любашей надо попрощаться.
Прощальный вечер удался на славу.

Приковыляла тетя Люба со смородиновой наливкой собственного приготовления,  в саду под кустами жасмина накрыли стол. Выпив, Серафима расчувствовалась, и начала нас благодарить за прекрасный отдых: «Спасибо вам, за то что приютили старуху, я уже сто лет так хорошо не отдыхала в семье, а то все одна, да одна… И девочкам моим так хорошо у вас было…»
Я терзалась угрызениями совести, слушая ее.

Тетя Люба выпив, разбуянилась и требовала исполнения застольной песни. Что и было исполнено нашей интеллигентной Серафимой, которая  жиденьким голосочком душевно выводила: «Зачем вы девочки, красивых любите?». Затем все поволоклись в вольер, любоваться на раздобревшую Симочку, перебудили всех кроликов, затем на террасу любоваться на похудевшую Джульетту, перебудили всех собак. Затем кончилась наливка и тетя Люба собралась «сбегать» еще за бутылочкой, но мой муж опередил ее и выудил откуда-то из недр буфета бутылку коньяка (и как это я ее раньше не видела?).
Затем Серафима долго советовалась с моим мужем о том, как ей принять родственников, куда отвести и что показать, а с тетей Любой — о том, что приготовить дорогим гостям.

— Батюшки, Викентьевна, я ж тебе сейчас огурчиков-помидорчиков принесу, грибочков соленых, и еще у меня для тебя есть сюрприз.

Пока тетя Люба ковыляла за своим сюрпризом, меня совершенно поразил мой муж, который подливая Серафиме коньячку, («Капельку можно, капелька никому не повредит»), заговорщицки придвинулся к ней, приобнял (!)  и сказал.

— А может, ну их, этих ваших родственников, Серафима Викентьевна, оставайтесь лучше у нас…

Тут перед нами возникла тетя Люба с  «сюрпризом». Им оказался довольно увесистый серый кролик с большими раскидистыми ушами и симпатичной подвижной мордочкой.
— Вот, себе на зиму берегла, на мясо, бери Викентьевна, пользуйся!

Наутро, мы с тетей Любой долго махали вслед пылившей по деревенской улице машине, нагруженной Серафимой, Симочкой Второй, Джульеттой и еще безымянным новым членом Серафиминого семейства.