18.5. Отдых на природе
– Слушай, выпить смерть как охота. А спирт нам теперь – худший враг... Етить колотить!..
Дэн досадливо плюнул. А ведь действительно: ни водки, ни вина, ни даже самого слабенького пива не принимал теперь наш организм. А душа просит. И что прикажешь делать русскому человеку?.. То есть, хищнику.
Мы с Дэном сидели на замковой стене, любуясь «красотами» окрестностей. Следы от бомбёжки уже слегка поросли травой, но даже став густым, зелёный травяной ковёр не скроет этих рытвин...
На солнце лишь изредка набегали облака, и в этот яркий летний день не хотелось думать ни о чём плохом. Но сквозь солнечный свет, сквозь ветер и облака пробивалась тревожная вибрация паутины, и никуда от неё нельзя было деться. Я представлял, каково сейчас Лёльке: ведь она чувствовала всё это гораздо острее меня.
– Ты не в курсе, может есть какая-нибудь хреновина, чтобы можно было прибалдеть хищнику? – спросил Дэн. – Так стресс снять охота... Чувствую, если не приму на грудь – башню снесёт.
Я пожал плечами.
– Слышал, что если сливки в кровь добавить, можно словить кайф. Но сам не пробовал.
Глаза у Дэна оживились, прищурились и засияли мыслью, уныние как рукой сняло. Соображалка включилась.
– Гм... Сливки, говоришь? – пробормотал он, потирая подбородок. – Тэк-с... Подожди, ладно? Я кое-что надумал. Я мигом!
И, сорвавшись с места, он рыжим вихрем умчался в замок. Что же он такое надумал?
Не прошло и десяти минут, как он вернулся, и не с пустыми руками. Куртка у него на животе как-то странно оттопырилась, и он придерживал её руками. Расстегнув молнию, он с торжествующим видом извлёк оттуда два пол-литровых пакета с кровью и картонный пакетик сливок, ёмкостью не больше стакана.
– Ты где сливки надыбал? – усмехнулся я.
– Да так... В холодильнике завалялись, – ответил он, воровато щурясь, как кот, слямзивший сметану. Наглый рыжий котяра.
– В чьём холодильнике? – поинтересовался я. Не то чтобы уж очень пристрастно, но не без любопытства.
– Да какая разница? – отмахнулся он. – Главное, что они у нас есть. Полетели на природу, уж больно денёк погожий!
Я с сомнением покачал головой.
– И не стыдно тебе? В мире такое творится... Вирус и до нас, между прочим, добраться может. А ты расслабуху затеваешь...
– Блин, Ник! Ну, ты как маленький, чесслово! – воскликнул он, топчась и пританцовывая на месте, как нетерпеливый конь. – При чём тут обстановка в мире? Нам это необходимо, пойми ты! Вот что плохо в том, чтобы быть хищником, – так это постоянная трезвуха... Стрессы, напряжёнка, нервы на пределе... И не расслабиться! Так и крыше съехать недолго. Короче, давай, валим на пленэр.
– Ва-ау, какие мы слова знаем, – протянул я с усмешкой. – «Пленэр»! Что живописать будешь, художник?
– Новые ощущения, – засмеялся он. – Полетели, давай! На пару часиков. Одно крыло здесь, другое – там!
– Да я, вообще-то, как бы на службе, – привёл я аргумент. – Как бы меня начальство не хватилось...
– Это жена, что ли? – ехидно прищурился Дэн. – Эх ты, подкаблучник!
– Начальство, тебе говорят! – строго повторил я. – Алекс спуску не даёт. Такой втык получу, что – мама, не горюй!
– Ничё, жена отмажет, – похлопал меня по плечу Дэн. – Она повыше Алекса стоит. Как-никак, Великий Магистр. Это не хухры-мухры!.. Ты вообще, скажу я, удачно женился, брат. С такой женой ничего не страшно.
– Да вообще-то, и Великий Магистр по самое «не могу» вставить может, – задумчиво ответил я. – Не факт, что будет отмазывать. Ты просто не знаешь Лёльку, она тоже может крутой быть. Она раньше «волками» сама командовала, ты в курсе? Вот... Дружба дружбой, а служба службой!
– Да ладно, не ссы, – хмыкнул Дэн. – Никто не хватится. Мы ж всего на часик.
– Ты ж вроде говорил – на два? – прищурился я.
– Можно и на два, – засмеялся он. – Ладно, полетели, служивый! А то сливки прокиснут.
Солнце светило, деревья шелестели, в отчаянно синем небе висели легкомысленные облака. Мы сидели на тёплой траве, и Дэн, сосредоточенно нахмурившись, лил сливки тонкой струйкой внутрь пакета с кровью. Это выглядело почти что ювелирной работой, так как носик пакета был очень узкий, и чтобы влить туда что-либо, не расплескав мимо, требовалось иметь твёрдую руку. Таковой Дэн обладал – пока что. Влив в один пакет половину сливок, он взболтал смесь до однородного розового цвета и протянул мне. Сделав такую же смесь для себя, он понюхал носик пакета.
– Да вроде ничего так пахнет, – одобрительно отметил он. – Ну, за что выпьем? А, знаю. За то, чтобы этот кавардак поскорее кончился!
Розовая смесь в пакете оказалась весьма недурной на вкус. Мы выпили половину, но что-то пока не ощущали ничего особенного.
– Что-то не вставляет, – озабоченно сказал Дэн. – Туфта наверно, эти твои сливки!..
– А может, у нас к ним нет чувствительности? – задумчиво предположил я. – Ну, там, особенность организма какая-нибудь.
– Ты ж у нас специалист-то, – хмыкнул Дэн. – Вот и думай, в чём причина.
– А может, концентрация не та, – продолжал я размышлять. – Может, сливок мало. Там, откуда ты их брал, только один пакетик был?
– Нет, несколько, – уныло ответил Дэн. – Эх, если б я знал, больше бы захватил!.. Тьфу ты, едрён батон! – Отпив ещё примерно половину от того, что у него оставалось в пакете, Дэн разлёгся на траве и изрёк: – Сколько сливок не бери – всё равно два раза бегать...
– Ну ладно, не расстраивайся, – сказал я. – Хоть на солнышке полежим.
– А какой кайф просто так-то загорать? – возразил он. – Ё-моё, ну надо же было так лохануться!
Я тоже выпил ещё немного коктейля и прилёг. А что? И так вполне недурно. Трава тёплая, солнце яркое, небо голубое... Птички поют. Чего ещё душе надо? Обязательно, что ли, напиваться? Прижмурив глаза, я чувствовал лицом солнечное тепло и видел красный свет сквозь закрытые веки. Благодать...
Постепенно земля начала плыть подо мной, а по телу растеклось тепло и блаженная расслабленность. На душе стало так светло и хорошо, что хотелось смеяться.
– Слушай, похоже, зря мы сливки хаяли, – послышался голос Дэна. – Кажись, что-то началось...
– Что у тебя началось? – фыркнул я. – Критические дни?
Он хрюкнул, и этот звук рассмешил меня. Вместо смеха у меня тоже вышел хрюк. Дэн хрюкнул в ответ, и мы зашлись в неудержимом, удушающем хохоте. Пакет с остатками коктейля колыхался у меня на животе, а потом от неистовых сотрясений брюшной стенки свалился на траву. Я схватил его и высосал до конца.
– Вот это я понимаю, приход... – выдохнул Дэн, перекатываясь со спины на живот. – Хорошие сливочки...
И опять хрюкнул, а я снова задохнулся от смеха. Мир заиграл фантастическими красками, солнце засияло во сто крат ярче, а от тепла травы подо мной я таял, как кусок масла на горячей сковородке. И правда, хорошо...
Мы лежали, балдели, хрюкали. И вдруг, как гром среди ясного неба – голос:
– Та-ак... Вот они, голубчики. Разлеглись тут! Хороши!
Над нами, уперев руки в бока и глядя на нас с глубочайшим осуждением, стояла Злата.
– Блин, как она нас нашла? – пробормотал я, обращаясь к Дэну.
– А фиг их знает, как они всё... находят, – икнул он.
Злата спросила:
– Вы что, пьяные?
На что Дэн ответил торжественно:
– Да ты что, золотце! Какие пьяные? Ты разве не знаешь, что спиртного нам, хищникам, нельзя? (А голос-то, голос! Жуть. С головой себя выдал.)
Злата подобрала с земли пустой пакетик из-под сливок.
– А это что?
– Это? – Дэн замялся на секунду, соображая. – Это... продукт. Молочный. С него не опьянеешь.
– Да ладно тебе заливать-то, – скривилась Злата, бросая пакетик. – Я в курсе про кровь со сливками, так что не надо тут мне... Короче, вставайте оба, и домой!
Она подтолкнула Дэна носком ботинка в бок, и он недовольно заворочался:
– Раскомандовалась тут... Ты мне кто – жена, что ли? Вот когда... будешь женой, тогда и... командуй!
В прищуренных глазах Златы заблестели солнечные искорки:
– Так, интересно! И когда это я буду женой? Мм?
Дэн зажал себе рот и вытаращил глаза, но было поздно: слово не воробей. Я ухохатывался над его физиономией, а он сердито шипел:
– Чё ржёшь? Я попал, реально... Ржёт он! Лучше помоги выпутаться...
Сквозь смех я выдохнул:
– Не... Не, брат, из этого не выпутаешься! Всё...
Дэн сел и с рычанием провёл обеими руками по лицу. Похоже, весь хмель с него слетел. Злата, сложив губки в ехидную улыбочку, ждала.
– Ты, это... Не так поняла, короче, – начал Дэн, спотыкаясь. – Ты меня за язык не хватай! Мало ли, кто что ляпнет... по пьяной лавочке!
– Ню-ню, – покачала головой Злата, всё так же улыбаясь. – Всё ясно с тобой. Болтун ты, а не мужик.
– Чего это я не мужик? – обиделся Дэн, задетый за живое. – Ты это... думай, что говоришь!
– А того, – округлила глаза Злата. – Мужик за слова отвечает, хоть по пьяной лавочке, хоть по трезвой!
– Короче, совет вам да любовь, – подлил я масла в огонь.
– Ты-то хоть заткнись! – рыкнул на меня Дэн.
– Да ну вас! Болтуны вы! А как ответ держать – так сразу в кусты, – обиженно сказала Злата, развернулась и зашагала по полю...
А через несколько секунд грохнул взрыв.
Пару мгновений мы с Дэном сидели, оглушённые, не понимающие – откуда? что? как?..
А потом поняли – снаряд...
Нас как пружиной подбросило.
Злата лежала на земле, вместо ног – кровавые ошмётки, вывернутые из плечевых суставов руки неестественно закинуты за голову...
Дэн, оскалившись в беззвучном крике и подняв к лицу скрюченные пальцы, рухнул на колени.
Я стоял, глядя в забрызганное кровью и закопчённое лицо.
– НИТКАААА!!!
...Солнце над головой, шелест листьев и ветерок на лице. Дэн, сидя на траве, с ошарашенной физиономией ерошил себе волосы, рядом валялись пустые пакеты, а Злата шла по полю прочь от нас.
Это что – привиделось мне?
То есть, взрыва не было?
То есть, он...
– Стоять! – заорал я во всю мощь своего голоса.
Злата вздрогнула и остановилась. Обернувшись, спросила испуганно и чуть обиженно:
– Ты чего?
– Стой, где стоишь! – рявкнул я, вскочил и бросился вдогонку.
Злата смотрела на меня с недоумением.
– Ты чего орёшь на меня?
Вот он, зараза такая. Меньше, чем в полуметре от её ноги. Ещё бы шаг, и... та картинка стала бы явью.
– Вот чего, – ответил я, осторожно показывая носком ботинка на едва заметно торчащий из земли предмет.
Злата испуганно уставилась туда.
– Что там?..
– Ети-ить колотить... – протянул голос Дэна потрясённо. Он уже стоял рядом и смотрел на то, что торчало из земли. – Вроде же обезвреживали?..
– Обезвреживали, да видать, кое-что упустили, – сказал я.
– Что там такое? – спрашивала Злата, непонимающе переводя взгляд с меня на Дэна, а с нас – на то место, куда только что готовилась ступить её нога.
А Дэн, уставившись на меня, спросил:
– А ты откуда знал, что он там?
– Увидел, – кратко ответил я.
– Ну ни фига себе у тебя зрение!
Не знаю, что это было. Но не зрение, точно. А до Златы наконец дошло:
– Там что – мина?!
– Снаряд неразорвавшийся, – ответил я.
А Дэн, подхватив её, заявил:
– Так, ты шагу не сделаешь по этому минному полю.
Он взлетел со Златой на руках, а я воткнул вблизи снаряда палку в землю и доложил о нём Алексу по паутине.
Что это было? Я что, увидел будущее?
Вот тебе и сняли стресс...
18.6. До победного конца
Не зря Карину знобило: это было начало болезни. На следующий день она слегла с высокой температурой и дикой головной болью, и было принято решение поместить её в медицинский центр. Там была объявлена вирусная опасность, и все сотрудники ходили в защитных костюмах-скафандрах.
Она лежала в боксе с прозрачными стенами, зябко кутаясь в одеяло, бледная, с синевой под глазами. Попыталась улыбнуться мне, но улыбка вышла страдальческая. Высвободив из-под одеяла пальцы, она приложила их к губам и послала мне воздушный поцелуй. Невзирая на возражения Гермионы, я вошла в палату.
– Мам, иди, – проронила Карина чуть слышно. – Что, если вирус действует и на хищников тоже?..
– Если да, то мы уже заражены, – сказала я, склоняясь над ней. – Теперь уже всё равно. Всё будет хорошо, куколка. Мы одолеем вирус.
Она закрыла глаза на секунду, сглотнула, потом устремила на меня глубокий, спокойный и усталый взгляд.
– Мам... Если что, возьми Эйне к себе. Не знаю, сможет ли Алекс вырастить её сам. Он её, конечно, очень любит, но отец-одиночка из него вряд ли получится...
– Что ты говоришь! – перебила я. – Всё будет хорошо, не смей даже думать так.
– Мам... Давай смотреть на вещи реально, – проговорила она. – У вас может получиться, а может и нет... Я просто прошу тебя на всякий случай.
– Во-первых, Эйне – моя родная кровинка, и я её в любом случае не брошу, – сказала я. – А во-вторых, никакого «всякого случая». Всё получится, куколка.
Я поцеловала её бледный лоб. На миг представить, что её не станет, что вирус унесёт её жизнь... Нет, абсурд.
Хоть достойные не должны убивать без надобности, но с этого дня они будут это делать.
Они будут убивать вирус.
– Закрой глаза, – сказала я, кладя ладонь на лоб Карины. – Сейчас я попробую подействовать на вирус. Возможно, ты почувствуешь себя плохо. Когда не сможешь терпеть, скажи, и я остановлюсь.
Что такое вирус? Одна или несколько молекул нуклеиновой кислоты, заключённые в белковую оболочку. По сути – просто частица органического вещества, генетический материал. Воспроизводиться он может только внутри клеток живого организма, заставляя их работать на себя. Сама клетка при этом повреждается и гибнет, а армия новорожденных вирусов атакует другие клетки. Новый вид воздействия, который достойным предстояло освоить – воздействие, направленное на подавление процесса размножения вируса и повреждение структуры самих вирусных частиц. Строго говоря, мы будем не «договариваться» с ним, а просто разрушать его. Никаких переговоров, только война до победного конца.
Глаза Карины закатились под верхние веки. Вздрогнув, я отняла руку и прекратила воздействовать. Получилось ли у меня хоть что-то? Пока этого нельзя было понять. Когда это будет ясно? И это неизвестно...
Ждать и наблюдать.
Приборы показывали, что у Карины участился пульс и подскочило давление, возникла аритмия.
– Её организм испытывает сильный стресс, – сказала Гермиона. – Нагрузка огромная, я бы рекомендовала не продолжать. Её сердце может не выдержать.
– Хорошо, подождём до завтра, – кивнула я.
18.7. Нужные слова
– Ты серьёзно насчёт жены, или так – спьяну сболтнул?
Дэн раздобыл палатку и поставил её во дворе: по его словам, стены комнат замка на него давили. Уж не знаю, было ли это истинной причиной его бзика – жить в палатке... Может, ему просто хотелось быть подальше от меня? Как бы там ни было, это не давало мне покоя. Почему-то, когда его долго не было рядом, мне становилось тоскливо, а он так и стремился от меня прочь... Вот я и попёрлась на ночь глядя к нему в палатку.
– Тебе чего? – спросил он, когда я заглянула.
– Спросить кое-что, – ответила я. – Можно?
– Залезай, – разрешил он.
Я забралась в палатку и села на матрас. В сумраке мерцали его глаза. Ну, как мне сказать, что я скучаю по его рыжей морде?.. Верите или нет, но между нами ничего не было до сих пор. Он даже пальцем ко мне не притрагивался, только называл своей Ниткой, и всё.
– Давай, что спросить-то хотела?
– Ты в палатку переселился, чтобы быть подальше от меня?
Повисла тишина, а потом он тихо усмехнулся.
– С чего ты это взяла?
Дурацкий вопрос... Влипла я с ним, конечно. Но слово не воробей.
– Не знаю... – Я пожала плечами.
– Мне нужно личное пространство, Нитка, – сказал он. – В замке слишком много народу. Вот и всё. А вовсе не из-за тебя.
По его голосу было слышно, что он улыбался. Всё это становилось «страньше и страньше» – вся эта ситуация и моя роль в ней. Смешно... А я не люблю быть смешной, знаете ли. Но уходить не хотелось тоже, хотелось спросить ещё что-нибудь.
– А ты сильно испугался за меня, когда я чуть не наступила на снаряд?
– Ещё бы. Хрен его знает, может, там ещё что-нибудь есть. Ты лучше пешком вокруг замка не ходи. Крылья есть.
Опять повисло молчание. Что ещё спросить-то? А, была не была...
– Ты серьёзно насчёт жены, или так – спьяну сболтнул?
Вот тут он молчал долго и серьёзно. Похоже, я зря это. Блин, где моя гордость? Будто я сама ему на шею вешаюсь: возьми меня замуж! А он вдруг начал опрокидывать меня на матрас, царапая щетиной мне шею.
– Эй, ты чего? – всполошилась я, вырываясь.
– А ты разве не за этим сюда пришла? – усмехнулся он.
– Вот ещё! – возмутилась я. – Пусти!
– А я думал, раз девушка пришла ко мне в палатку на ночь глядя и задаёт глупые вопросы, значит, она напрашивается именно на это, – сказал он, и в сумраке блеснули в улыбке его клыки. Держал он меня железной хваткой, придавив к матрасу.
– Ты офигел совсем! Гормоны, что ли, в голову ударили? – Я пыталась вырваться, но тщетно.
– Не в голову, – ответил он, и его губы обжигающе скользнули по моей коже.
– Маньяк! – Я, пыхтя, извивалась под ним, как змея.
– Да, я такой, – издевался он, не ослабляя хватки. – Сама пришла, так что пеняй на себя!
Из глаз вдруг брызнули слёзы. Так по-дурацки всё... И он оказался... как все.
– Нитка... Ну, вот ещё. Я пошутил, всё, успокойся. Иди спать.
Он отпустил меня и сел, спокойный и непроницаемый, будто и не строил из себя маньяка секунду назад. Только что сгорал от страсти, а сейчас стал холоден, как камень. Значит, ему на меня плевать... Только шуточки шутить со мной.
– Чего ты ревёшь-то? Я не держу тебя, иди.
– Урод ты, – всхлипнула я.
– Приехали, – усмехнулся он. – Что-то я вообще тебя не пойму, Нитка. Сама пришла, вопросы всякие... Уж прости, если что не так понял.
– Дурак...
– Ну, может, и не Эйнштейн... Но и не такой уж простофиля, чтобы не понять, к чему ты клонишь.
– Ни к чему я не клоню... Я просто...
Как всё это сказать? Как объяснить?
– Вот и я – просто. – Он снова обнял меня, но очень осторожно и мягко, будто боясь, что я оттолкну. – Не надо слов. Ты моя Нитка, вот и всё. Ты без меня не можешь, а я – без тебя. Сказать тебе, почему? Тебя обратили моей кровью. Да, тогда, на дороге, когда на нашу машину напали хищницы во главе с Пандорой. Пырнули меня ножом, а потом этим же лезвием порезали тебя. Так мы и породнились. И я чувствую себя в ответе за тебя. И всегда буду чувствовать.
Я ревела уже по другой причине, вцепившись пальцами в его спину. Он, поглаживая меня по лопатке, молчал.
– Дэн...
– Мм?
– Ты мне нужен... Очень.
Вот я и сказала это. Чувства облеклись в нужные слова, и всё вместе оказалось так просто и так сложно.
– И ты мне нужна, Нитка. Иголка без нитки только колется... А вместе они и сшить что-нибудь могут.
Я потеребила его за уши. Нежность пушистой лапой сжала сердце.
– Морда ты моя рыжая...
Кончики наших носов соприкоснулись и потёрлись друг о друга, а потом соединились и губы, и нежность заполнила меня без остатка.
18.8. Положительный признак
– Холодный, неуютный этот ваш замок, даже летом – как в погребе, вот и заныли суставы... Не надо меня в больницу, я домой хочу, – ворчала Любовь Александровна. – Там быстрее выздоровею...
Любовь Александровна и раньше жаловалась на боль в суставах, но теперь к ней добавились и другие симптомы, позволявшие заподозрить у неё заражение вирусом, который люди уже называли «крылатый ВИЧ». Вова тоже чувствовал себя неважно. Сотрудники центра прибыли за ними в тот же день, когда на карантин поместили Карину, и Любовь Александровна встретила их ворчанием и сопротивлением.
– Мама, вам с Вовой обязательно нужно в больницу, – убеждал Никита. – Это может быть вирус, а скорее всего, это он и есть. Чем раньше вам окажут помощь, тем лучше, пойми ты!
– Если вирус, то бесполезно, – сказала Любовь Александровна с какой-то упрямой обречённостью. – Пожила я на этом свете, пора и на тот отправляться... До свадьбы твоей я дожила, и будет с меня. Жаль только, внуков не успею понянчить... Ну, на всё воля Божья.
– Мама, да понянчишься ты с внуками! – возражал Никита. – Если примешь лечение. Вован, ну, скажи ей!
– Мам, Никита прав, – глухо проговорил Вова, потирая лоб. – Если у нас эта дрянь, то лучше начать лечиться как можно раньше. Может, и поживём ещё.
– Ты живи, а я уж нажилась, – вздохнула Любовь Александровна.
– Да что это такое! – Никита бросил на меня взгляд, прося поддержки.
Я подошла и поцеловала её в седую голову.
– Мама, всё, в больницу, и без разговоров, – сказала я твёрдо.
Перед отправкой Любови Александровны и Вовы в центр я провела им пробный сеанс воздействия на вирус, а достойные наблюдали и учились. На Любовь Александровну я воздействовала осторожно: если даже у молодой и крепкой Карины это вызвало скачок давления и аритмию, то у пожилой женщины побочные эффекты могли проявиться в более серьёзной форме. Ослабленный вирусом и износившийся с возрастом организм мог не выдержать нагрузки.
На следующий день состояние Карины не изменилось – то есть, лучше ей не стало, но не стало и хуже, а это было уже кое-что. Обычно болезненное состояние усугублялось быстро, день ото дня, а состояние Карины осталось на прежнем уровне.
– Ухудшения нет, а это в случае с данным вирусом можно считать положительным признаком, – сказала Гермиона.
Карина устало и нежно улыбалась Алексу, который смотрел на неё, прислонившись к прозрачной стене палаты лбом, с сурово сжатым ртом и тревогой в глазах. Дотронувшись до его плеча, я сказала:
– Попробуй сегодня ты применить воздействие. Но следи за её состоянием, смотри, чтобы не было передозировки.
Он сглотнул.
– Даже не знаю... Боюсь я что-то. Всё-таки – первый раз...
– Пора переходить от теории к практике, – сказала я. – Нам ещё кучу народа лечить предстоит. Давай.
– Боюсь сделать ей больно, – пробормотал он. – Это же моя пушинка...
– Ничего, зато спасёшь ей жизнь, – ответила я. – Иди. Приступай.
Алекс вошёл в палату, сел на стул возле кровати, осторожно и нежно взял высунувшуюся из-под одеяла бледную руку Карины.
– Потерпи немного, малыш... Сейчас будет не очень приятно.
– Я знаю, – ответила она. – Я готова.
Алекс бросил на меня взгляд. Я кивнула ему, и он положил руку на лоб Карины.
18.9. Просьба о помощи
Карина неплохо переносила воздействие, и после процедуры, проведённой Алексом, началось улучшение. Вова тоже благополучно перенёс две процедуры и пошёл на поправку, а вот с Любовью Александровной всё обстояло сложно. Противовирусное воздействие само по себе являлось большим стрессом, и применять его на полную мощность в случае с ней было опасно. Мы пытались укреплять её организм, но эффекта от этого почти не наступало. Мешал вирус – он нарушал все жизненные процессы, и тело почти не откликалось на обычное лечебное воздействие. Нужно было сначала уничтожить вирус, но противовирусный тип действия был для Любови Александровны небезопасен. Получался замкнутый круг.
– Бросьте вы меня, ребята, не мучайтесь, – задыхаясь, выдавила она. (У неё начинался отёк лёгких.) – Отжила я своё. Говорила же я вам... Бесполезно...
Если честно, то в последние несколько часов у меня тоже появилось тягостное безнадёжное чувство, и оно, увы, крепло с каждой минутой. Но Никита смотрел на меня с надеждой, и я не смела высказывать этого вслух. Сердце рвалось на части.
– Мама, всё будет хорошо, мы вытащим тебя, – повторял Никита, взглядом прося меня укрепить его в этой уверенности.
А я не могла. И не знала, что сказать.
– Живите счастливо, ребятки, – прошептала Любовь Александровна. – А я буду наблюдать за вами оттуда...
– Мама, нет, – сказал Никита дрогнувшим голосом. – Даже не думай об этом!
Ещё одна процедура, проведённая в щадящем режиме. Любовь Александровна забылась сном, а Никита сидел в холле, неподвижно уставившись в пол. Я обняла его за плечи, погладила по голове.
– Лёль, ведь вы вытащите её? – спросил он. – Вытащите, да?
Могли ли сейчас слова о том, что умирает только её тело, а не душа, успокоить его? Он и сам это понимал – он, помнивший свою смерть, но как перенести разлуку? Больше не услышать родного голоса, не обнять, не увидеться. Больно, очень больно...
– Ник, я не буду тебя обнадёживать, – сказала я. – Я ничего не обещаю.
Мы не смогли спасти Любовь Александровну. Этой ночью её жизнь угасла.
Утром позвонил Эттингер.
– К нам обратилась Всемирная организация здравоохранения, – сообщил он. – Они просят нас о помощи. Если мы готовы сотрудничать, то представителей достойных ждут в штаб-квартире ВОЗ в Женеве.
Каспар усмехнулся:
– Я же говорил, что люди ещё приползут к нам.
– Не время злорадствовать, – сказала я.
– Да я не злорадствую, – проговорил он. – Думаешь, я рад всему этому? Ничуть.
– Тогда вылетаем в Женеву сегодня же.
На счету был каждый день. Задача перед нами стояла сложная, и было ясно, что спасти мы сможем не всех.
Но мы должны были сделать всё, что в наших силах.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2010/10/06/897