ХРАМ
Анри Лот
31 декабря 2010 года. Карфаген.
Я написал эту будущую дату и подчеркнул ее. А знаешь почему? Потому что в нашей с тобой жизни другого второго Тридцать первого декабря две тысячи десятого года со для рождения Христова не будет!
Ты это понимаешь?
Ты это понимаешь?
Нет, не понимаешь.
И когда я так тихо и так ласково спрашиваю тебя: "Ты приедешь ко мне?" – я это говорю, потому что понимаю: второго Тридцать первого декабря не будет!
Не будет!
И ни за какие деньги ты его не купишь!
А ты, озабоченная своей жизнью и сжатая в кулак, – я это чувствую по твоим интонациям в голосе, я тебя теперь очень хорошо чувствую, – ты отвечаешь мне молчанием таким колючим!
Я понимаю, почему ты молчишь и какие слова ты говоришь обо мне …
Но я не в силах – будь я проклят! – не в силах изменить твою жизнь…
О, взял бы я тебя и отвез за тридесять земель в свое царство и был бы у тебя свой замок и жила бы ты припеваючи, радуясь детям, которых у нас было бы много, очень много!
Нет у меня своего царства!
Нет у меня этого замка!
И ничего я не могу для тебя сделать!
И поэтому…
Меня потрясла сегодня простая истина, которая только что пришла в голову: раз я тебя не могу похитить и сделать царицей, то поэтому… ты отдала себя другому, тому, кому отдаешь все свое единственное, драгоценное время. То время, которое не вернешь.
Как не вернешь будущее Тридцать первое декабря!
31 декабря 2007 года. Рим.
И вот прошел еще один год. Еще один год нашей разлуки…
Почему я так жесток? Почему я тебе смею писать обо всем этом? Что еще один год прошел как один день?
Чтобы ты вспомнила, что есть те, кто тебя очень любят, и чтобы ты хлопнула дверью в ту минуту, когда кончается рабочий день для всех, хлопнула перед удивленным лицом того, кому ты себя отдаешь вместе со своим временем, – и оказалась дома, среди самых дорогих и близких.
Какое это счастье быть с ними!
Ты хочешь мне возразить? Ты все время хочешь сказать мне что-то резкое и обидное.
Так скажи! Нанеси свой удар! Накажи меня за мое бессилие! Ты даже не даешь мне сказать слово, пусть горькое, но слово в твое спасение.
Именно в твое спасение!
Потому что ты сама это слово знаешь. Хорошо знаешь!
Ты умница, ты все понимаешь!
Кому ты себя отдаешь и утром, и днем, и вечером, и ночью, и каждый день, и каждый час, и каждую секунду…
Ты все понимаешь!
Но ты негодуешь и в мыслях бросаешь мне: "Как ты смеешь говорить мне об этом? Как ты посмел подумать, что мою жизнь можно изменить? Пусть даже для моего блага… Да ты кто? Сегодня ты рядом – а завтра я тебя… назову пустым местом! Не тебе указывать, с кем я должна быть и кому я должна отдавать свое время!"
31 декабря 2008 года. Карфаген.
Человек тем и интересен, что он сам решает, как жить. Поэтому я и решил с сегодняшнего дня жить своей жизнью, другой жизнью без тебя! И пусть она начинается надеждой и мечтой, которая когда-нибудь станет явью.
Потому что твоим молчанием – двенадцать месяцев! – ты дала мне свободу. И я благодарен тебе за это.
«В жизни мы всегда есть Кто и очень конкретно Кто и это очень определенное Кто. Я есть тот, кто есть!» Тебе это высказывание известно.
Мы или – или: мы свободны – или мы слуги и служанки. Мы понимаем, что самое ценное у нас – это наше время. Древние греки первыми оценили это время и назвали его Досугом.
Свободным временем!
«Скажи мне, кому ты отдаешь свое время – и я скажу, кто ты».
Это карфагенская пословица. А Карфаген взял все лучшее у греков. А я – у карфагенян. Не смейся, я тебе все объясню...
Так вот. Рано или поздно приходится все называть своими именами. Я понял, что ты – чудо и волшебство, что красота твоя – истинна и неповторима. И еще я понял, что ты гораздо умнее меня, и я сам назвал тебя своей госпожой. А себя – твоим слугой. И нет больше в моей жизни ни одной минуты моего времени, которая бы не принадлежала тебе.
Только тебе!
А теперь представь: мы с тобой живем в античном городе. Две тысячи лет назад. Человек входит в Храм Юноны в городе Дугге – помнишь руины этого города, этого храма? – и направляется к статуе в глубине зала. Я всегда подхожу к ней, она теперь стоит в тунисском музее Бардо, богиня Юнона, которая так похожа на тебя, я ее обожаю..
Или человек входит в Храм Аполлона. Аполлон стоит теперь в том же музее, вверху, к нему ведет лестница, ты ведь все это помнишь… Ты помнишь? Как входишь в музей, то поверни налево, потом направо…
Помнишь мою экскурсию по залам этого музея?
И вот, подойдя к богине Юноне, этот человек торжественным голосом заявляет:
"Клянусь служить верой и правдой своей Богине и Прекрасной…", а потом имя твое называет и добавляет к нему все самые проникновенные слова и говорит комплименты в твой адрес и, конечно, славит Юнону, покровительницу, и произносит:
"Клянусь отдать Любимой все свое время и выполнить то, что…"
– Что? – замер Храм. Все застыли, прекратив свои молитвы. Каждый только просил Богиню что-то дать, только дать… Все были удивлены новым словам, произнесенным в Храме.
– Что? Все свое время? – зашептали люди. – Все-все?
– А я и не знаю, – смутился человек. – Ну, предположим, все время!
– Как это все? – спросил Храм. Верующие с интересом ждали подробностей.
– Если бы я знал, как это можно сделать, – еще больше смутился человек.
И тогда к нему медленно, пристально вглядываясь в его лицо, подошел главный священник:
"Ты произнес свои слова перед образом божественной Юноны. Отныне… отныне нет тебе ни свободы, ни времени. Ты раб богини! Подойди ко мне, ее служителю, и сам отдай свою свободу".
Человек помялся на месте, но с места не сдвинулся. Он смотрел вверх, на прекрасное лицо Богини.
– Моя свобода, – вдруг раздался его голос помимо его воли, – моя свобода неделима, неотъемлема и непередаваема. Она есть я! И мое время принадлежит только мне, а отдать его я могу только той, кто будет в это время со мной.
Храм замер. Все смотрели на главного священника. Никто не смел ему перечить. И вдруг нашелся смельчак, который…
Все ждали его решения и его слов. Он должен, он обязан был найти мудрое решение или наказать этого дерзкого человека.
– Ну что ж, – медленно сказал он. – Твое время, как и твоя свобода, всегда останется при тебе. Ты его можешь положить в карман, в ларец, закопать в землю, выбросить в море. Или просто завернуть в тряпку. И высморкаться. Но…
Все знали, что у священника есть чувство юмора, но все ждали, что же он скажет после "но", так грозно прозвучавшего в тишине. Все знали, что он был не только остроумным, но и очень умным человеком.
– Но, – его слова прозвучали в полной тишине, – все свое единственное свободное время ты обречен отныне и навеки любить одну женщину, потому что ты сам пришел в Храм, где Боги слышат нас и правду от лжи отличают, и клятву скрепишь своей кровью, потому что правду ты сказал: теперь ты обречен желать только ее, быть ее верной слугой, исполнять ее волю и желания, высказанные и не высказанные, услышанные тобой и не услышанные, и ты будешь проклят в тот день и превратишься в пепел в тот день, когда не сможешь выполнять ее желания и подчиняться ее воле. Когда иссякнет твое время. Время, отпущенное тебе на Любовь! Время, равное твоей земной жизни. И да будет на то воля Богов!
Храм одобрительно загудел. Такого умного священника ни в каком другом городе не было. Только в городе Дугга!
Когда поздно вечером, после всех молитв, которые я посвятил тебе в этот день, я вышел из Храма, думая, куда же теперь мне пойти, одинокому и несчастному, то увидел черную колесницу.
В черной ночи покрытая черной вуалью колесница, в которую были запряжены два черных коня!
Сколько людей исчезло, сколько не вернулось тех, кто увидел ночью черную колесницу!
Я медленно подошел к ней, прощаясь с жизнью, подумав с горечью, как быстро кончается то время, которое дано нам для Любви, и вдруг длинные женские пальцы, которые отвели вуаль в сторону и ласковым жестом пригласили меня внутрь.
31 декабря 2009 года. Рим.
И вот целый год я не расставался с этой женщиной и она ни на минуту не оставляла меня одного. Я выполнял все ее желания, а она мне отвечала тем же. И кто был из нас нежнее в сладострастных пытках любви, одна прекрасная Юнона знает!
Счастливые влюбленные были во все времена и во все эпохи. И если их было так немного, то только потому, что редко кто так ценил каждый прожитый день и редко кто так считал его невозвратным, как мы.
Как счастливы влюбленные, у которых до конца Тридцать первого декабря остается еще целый час.
Еще целый час я могу быть вместе с моей возлюбленной! Но...
…Не спрашивай меня, почему в этот час я снова пишу письмо тебе. Украдкой. Спрятавшись от этой женщины…
Ты же все понимаешь…
Не иссякнет мое время, пока я думаю тайно о тебе и готов исполнить любое твое желание! Тогда, когда ты позовешь меня!
Такова воля Богов!
Они услышали мою молитву в Храме!
Дугга – Карфаген – Бардо – Париж
Перевод с французского Николая Сологубовского