ГЛАВА 17. СМЕРТИЮ СМЕРТЬ ПОПРАВ
17.1. Открытия
– Блестяще, просто блестяще, – проговорил Оскар. – У неё несомненно есть талант!
В его руках была газета, и он читал написанный Светланой отчёт о посещении онкоцентра достойными. Она полностью поправилась уже через неделю и написала такой материал, что у читателя возникало ощущение присутствия и мурашки бежали по коже. В мельчайших деталях она описала свои ощущения, а к статье прилагались медицинские данные: все пациенты центра, с которыми мы работали, выздоровели в считанные дни. Материал попал и в сеть, был перепечатан многими изданиями, а за ним начали появляться другие статьи – как грибы после дождя, уж простите за избитый оборот.
После этого онкоцентра мы посетили другой, где вылечили больных лейкозом детишек, и тут уже журналисты слетелись на сенсацию сами... Слёзы благодарных родителей, броские заголовки, и вершина всей этой акции – интервью со мной. Я дала его Светлане, первопроходцу этой темы, которая уже вернулась к полноценной жизни. Хоть она всё ещё ходила в платке, но её лицо посветлело, а глаза светились осознанием... Чего? Наверно, каких-то новых истин, открывшихся ей.
Люди заговорили о нас, начали думать. И самым главным вопросом, до которого они додумались, был вопрос «А нужна ли война?»
Но, как оказалось, задумались не все.
А пока док Гермиона изготовила экспериментальную партию противовирусной сыворотки из крови достойных, в которой концентрация антител достигла достаточного уровня. По словам дока, это был эксперимент с самой большой долей неопределённости из всех, что ей доводилось когда-либо проводить. Скольким эта партия сыворотки поможет вылечиться? Как быстро? Поможет ли вообще? Будут ли какие-то побочные эффекты? Всё было очень туманно и непредсказуемо, просчитать и что-то спрогнозировать хотя бы приблизительно не представлялось возможным. Действие крови достойных (или в данном случае её компонентов) было совершенно неисследованным явлением, и приходилось идти наугад.
Сыворотка была введена десяти испытуемым. Уже на вторые сутки у них отметилась вспышка активности организма по выработке собственных антител: того небольшого количества сыворотки, что было им введено, оказалось достаточно, чтобы разблокировать у них эту функцию, парализованную вирусом.
– Это даёт основание полагать, что мы получим большее количество доноров для производства сыворотки, – сказала док. – То есть, это будут уже не только достойные, но и все, кому была введена сыворотка.
Что касается побочных эффектов, то они имели место, и весьма неожиданные. На третьи сутки у испытуемых обнаружились признаки способностей, характерных для достойных: способность к целительству и снижение потребности в крови, а также у них открылось восприятие паутины. Все эти способности (за исключением только снижения аппетита) были выражены слабее, чем у достойных, но всё же присутствовали. Интересен был ещё вот какой вопрос: если всё это сделала небольшая доза сыворотки, очищенной от большинства белков, то какой эффект могли оказать, скажем, миллилитров двести непереработанной крови?
– Очень интересный вопрос, – улыбнулась док. – Попробуем исследовать.
Но борьба с вирусом ещё не закончилась, до полного выздоровления как достойных, так и иммунизированных сывороткой обычных хищников должно было пройти ещё какое-то время... Которого у нас оказалось очень мало.
Началась Страстная неделя.
17.2. Великий Понедельник
Хоть нам и удалось заронить в человеческие умы толику сомнения в необходимости уничтожения хищников, процесс расшатывания людских стереотипов шёл не так быстро, как хотелось бы. Человеческое общество разделилось на сочувствующих нам, сомневающихся и противников. Сочувствующих было немного, и никакой реальной силы они собой не представляли; из класса сомневающихся потенциально могли выйти как сочувствующие, так и противники; противники же составляли пока, увы, большинство, и в их-то руках как раз и было сосредоточено и оружие, и власть. Пока сомневающиеся колебались, противники действовали.
В понедельник, в пятом часу утра, многие проснулись от тягостно-тревожного звона паутины. Откинув одеяло, я приподнялась на локте: поясница опять отозвалась ноющей болью. Тяжёлая рука Никиты легла мне на шею:
– Ты чего, Лёль?..
На нас надвигалось что-то чёрное и тяжёлое, его приближение сдавливало мне грудь. В душу вполз холод, опутывая её щупальцами. Я передала по внутренней паутине:
«Подъём! Тревога! Максимальная боевая готовность!»
Вскочив, я стала быстро одеваться. Никита встревоженно спросил, садясь:
– Что случилось?
Я посмотрела на него, ничего не ответив, и он без лишних слов тоже начал натягивать форму. Две недели назад у него прорезались крылья, и он с поразительной быстротой научился летать – всего дней за десять, включая и сверхскоростной полёт. Это словно было у него в крови. С выбором, где служить, он определился уже давно и без колебаний надел форму «чёрных волков».
Угроза была небывалой по своим масштабам, это сразу почувствовали все. Надвигалась битва, от исхода которой зависело, выживем мы как вид или нет.
– Воздух!
Смерть летела с неба: авиабомбы. Люди решили просто разнести замок в прах, считая, что это кратчайший путь к победе над хищниками. Чьи это были самолёты? Была ли бомбёжка согласована с Бельгией, или это была бельгийская авиация? Сейчас всё это не имело значения. Все достойные объединили силы для отражения удара с воздуха, создав вокруг замка невидимый щит...
...Ни одна бомба не попадала в замок, но вокруг царил ужас. Гул, грохот, огонь, тонны взлетающей в воздух земли. Взрывы сливались в сплошной ад. Всё сотрясалось...
Налёт кончился так же внезапно, как начался. Шестнадцать минут – ровно столько он длился. За эти минуты окрестности замка были изрыты, искорёжены, изуродованы до неузнаваемости. Несчастная земля покрылась глубокими шрамами. От деревни достойных, должно быть, не осталось камня на камне. В висках шумело, сердце трепыхалось, в утреннем воздухе пахло гарью. Заметив на замковой стене Вику, я сорвалась на крик:
– А ты что здесь делаешь?! Марш в убежище!
У неё задрожали губы.
– Я вместе со всеми защищаю замок, – тихо сказала она. – Это мой долг.
– Твой долг – думать о ребёнке! – заорала я. – Беременным не место под бомбёжкой! Куда глядит твой муж?! Конрад! Ты что, не можешь уследить за своей женой?!
Я оглядывалась, как безумная. Конрад, с квадратными глазами, уже бежал ко мне по стене. Увидев Вику, он недолго думая схватил её на руки и потащил внутрь, а она возмущённо колотила кулаками по его плечам.
Ветер обдувал мне лоб, занималась заря. Кровавая заря самой главной битвы.
Может быть, последней.
17.3. Великий Вторник
Бомбёжка повторилась ещё два раза в понедельник, но мы выстояли и не дали упасть на замок ни одной бомбе. В новостях по всему миру уже звучали сообщения о бомбардировке британской авиацией «главной цитадели хищников», и во всех выпусках показывали одни и те же кадры: изрытая, перепаханная, без единого живого клочка земля и – целёхонький замок. Чудеса, да и только.
– Аврора, мы должны ответить! – требовал Каспар, подступая ко мне. – Хоть как-нибудь! Это уже ни в какие ворота!
– Кас, мы не будем отвечать, – сказала я. – После того, как мы исцеляли людей, мы не должны их убивать.
Каспар потряс сжатыми кулаками, зарычал.
– Аврора! Я... Я не могу так! Я не понимаю тебя! – вскричал он. – Почему мы должны это терпеть? Нас убивают, а мы... покорно позволяем людям это делать?!
Я положила руки ему на плечи и вздохнула.
– Дружище... Хорошо, я скажу тебе, почему я запрещаю достойным начинать отвечать людям агрессией на их агрессию. Дело в том, что она может привести к страшным последствиям, она очень опасна. Мы соединены с миром паутиной, и любое наше действие и даже чувство отражается на ней. Нас мало, всего сто семьдесят семь, но мы можем поставить мир с ног на голову, если обрушим на него свою агрессию. В наших руках хрупкий баланс... понимаешь? Нам многое дано, Кас, и это налагает на нас огромную ответственность. Прошу тебя... не предпринимай никаких агрессивных шагов, никогда. Достойным НЕЛЬЗЯ переходить в наступление, запомни это. Просто нельзя. Если они начнут это делать... Миру конец. Нам всем – конец. Повторится то, что произошло с крылатыми. И ничего будет уже нельзя исправить.
Под конец этой речи я, пригнув его голову к себе, уткнулась своим лбом в его лоб. Мы были одни в комнате. Будь здесь Никита, я бы так, наверно, не сделала. А ладони Каспара вдруг легли на мои щёки.
– Я часто тебя не понимаю, старушка... И всякий раз просто слепо повинуюсь, принимая всё на веру. А потом оказывается, что ты была права. Не знаю, права ли ты сейчас...
– Поверь мне ещё раз, – сказала я.
Он закрыл глаза и потёрся носом о мой.
– Аврора, – начал он. – Если со мной что-нибудь случится...
– Кас, не надо, – перебила я.
Его палец прижал мои губы.
– Нет, послушай... Я долго держал это в себе, мирился с этим... Думал, что ни к чему заводить об этом разговор. У меня – Регина, у тебя – Никита. Но кто его знает, как всё обернётся, и сколько нам вообще осталось... В общем... Я люблю тебя, старушка. Всегда любил.
– Так и я тебя люблю, Кас, – пробормотала я.
– Нет, не в том смысле, – вздохнул он. – Не как друга. Да, да, сейчас неподходящий момент для подобных признаний, знаю... И это свинство по отношению к Регине. Она, наверно, чувствует... Женщины чувствуют такие вещи. Но я ничего не могу с собой поделать. Я тебя люблю.
Может быть, и правда зря он об этом заговорил... Что я могла ему ответить? На сердце легла тяжесть и печаль. Впрочем, я всегда ощущала в нём что-то необычное... Но то ли потому что он был так скрытен, то ли ещё по какой-то причине я принимала это за сильное дружеское чувство. Кроме того, у Каспара была жена, и я всегда искренне полагала, что женился он по любви. Я чуть слышно вздохнула.
– Как же тебя угораздило, Кас? А Регина? Как можно любить кого-то одного, но вступить в брак с другим?
– Регину я тоже люблю... по-своему, – ответил он. – Она всегда была рядом, поддерживала, терпела мои причуды, принимала таким как есть, родила мне троих замечательных детишек... Лучшей жены и сыскать нельзя. Но, видно, какой-то я ненормальный... И любовь у меня тоже странная.
– Любовь бывает разная, – сказала я. – И давно ты?..
Он помолчал и признался:
– Видимо, с самого Кэльдбеорга.
– Ох, Кас, – вздохнула я снова. – Чудо ты в перьях.
– Я знаю, – усмехнулся он. – Когда я вышел оттуда, я встретил Регину... Она была красавица. Я просто обалдел... Затмение какое-то накатило. Не успел оглянуться – уже кольцо на пальце, потом – ребёнок, за ним – второй... Сейчас вот – третий. Ну и... всё. А ты... Ты так и осталась мечтой.
– Чудак ты, Кас, – сказала я.
– Знаю, – вздохнул он.
17.4. Великая Среда
Нас было всего семь, а людей – казалось, несметные полчища. Из семи только Цезарь был более или менее обучен драться, а все остальные, включая меня – врачи и учёные. Казалось, мы не выстоим, хоть мы и достойные, но на подмогу нам пришёл отряд бойцов «Авроры» во главе с Альваресом. Мы прикрывали их от огня, отклоняя пули и снаряды, а они били людей.
Иоширо всех удивил: в этой схватке он неожиданно раскрылся как знаток боевых искусств. Он летал, как смерч, окружённый вращающимся роем захваченных в вихрь пуль, наводя ужас на нападающих, и столкновение с ним грозило смертельной опасностью. Лучше было не попадаться ему на пути...
Это был мой первый настоящий бой. Цезарь хотел отправить меня внутрь здания, но каждый достойный был на счету, и мне, привычной командовать лишь стройными рядами пробирок, пришлось по-настоящему взглянуть смерти в лицо. Один медицинский центр люди уже уничтожили, и я не могла позволить им лишить нас и второго. Никогда. Сердце сыпало маленькими жгучими искрами гнева. Никогда...
Отряд «Авроры» дрался, как целая армия, а сам Альварес был в гуще боя, не щадя ни себя, ни своих бойцов. Не знаю почему, но мне хотелось его прикрыть, защитить, и я сунулась туда, где было страшнее всего... Цезарь кричал: «Назад!» – но я полезла. Батальоны пробирок, тишина чистой лаборатории – всё это осталось в прошлом. В настоящем были окровавленные, перекошенные от ярости лица, звериные оскалы и жгучая, как перец чили, пульсация агрессии. Цезарь кричал мне: «Назад!» – а я мчалась, чтобы отклонить от Альвареса летящие в него пули...
А пули летели в меня, и он заслонил меня от них.
Так мы и очутились в объятиях друг друга – но не в постели, а на асфальте, в луже крови. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: он не жилец. Пробиты все жизненно важные органы, а скорость регенерации... Слишком низкая, не успеть. Не успеть...
Через пропитанный жгучей агрессией ад я волокла Альвареса в безопасное место – внутрь здания. Цезарь потерялся из виду, Иоширо смерчем летал над полем боя, а мои руки были в крови Альвареса по самые плечи. Ёжик его волос щекотал мне щёку, на чистом гладком полу растекалась тёмная лужа...
Я положила на него руки. Пусть сейчас я выложусь по полной и израсходую все силы, но я заживлю хотя бы часть его ран, самые опасные из них. Это по моей вине. Это я так глупо и неумело кинулась его спасать – так глупо, что ему пришлось самому спасать меня ценой своей жизни.
Его руки легли сверху на мои и сжали их.
– Гермиона...
Он улыбался? Да, улыбался... Устало и ласково, а его руки не давали моим начать лечебное воздействие.
– Не надо, – прохрипел он. – Не трать на меня силы... Они тебе ещё понадобятся.
– Я должна... Я могу тебе помочь, – бормотала я, пытаясь высвободить руки.
Он покачал головой и на секунду устало закрыл глаза. Когда они снова открылись, мои щёки вспыхнули от их взгляда, и по всему телу пробежали горячие мурашки.
– Нет... Это мой выбор, – шевельнулись его побелевшие губы. – Нет лучшего конца... чем умереть... на руках у любимой женщины.
Слёзы? Всё моё лицо моментально стало мокрым, а Альварес улыбался.
– Уж прости за высокопарность... моих слов. Все эти сантименты... сейчас лишние.
– Мигель, позволь мне тебе помочь, пока ещё не поздно. – В горле стояла солёная боль.
Он снова качнул головой.
– Ни к чему... Я пришёл к завершению. Конечная остановка... И я рад... что доехать до неё мне удалось не самым худшим образом. Иди... Иди, ты там нужна. – Он показал взглядом на дверь. – Только будь осторожнее.
Его глаза закрылись, на лице разлилось спокойствие. Жизнь ушла, утекла из него, а я так ничего и не сделала.
– Гермиона!
Руки Цезаря стиснули меня, ощупывая.
– Красавица... Ты цела? Не ранена? Господи, ты вся в крови...
Он беспокоился за меня... Да, беспокоился и боялся, потому что любил. Я всегда это знала, но сейчас мне хотелось врезать по его испуганной физиономии. Верхняя губа приподнялась, и я прошипела:
– Какого хрена ты делаешь ЗДЕСЬ, когда ты нужен ТАМ?!
– Принцесса, я тебя искал, – пробормотал он.
Я покончу с этим. МЫ покончим. И сделаем это прямо сейчас.
Тело стало легче воздуха и само всплыло на ноги, подплыло к двери и распахнуло её. Оно было настолько лёгким, что мне приходилось держаться за косяки, чтобы не улететь, как воздушный шарик.
– ВСЕМ НА ЗЕМЛЮ! – прогрохотал над городом мой голос...
Авроровцы поняли и повиновались, а люди остались стоять в недоумении. Паутинные связи зазвенели и натянулись между нами, и то, что просилось наружу из моей груди, вырвалось и у остальных достойных единым взрывом...
И всё. Все люди лежали без чувств, разбросанные как попало, а бойцы «Авроры», «ожив», потихоньку подползали к зданию. Похоже, во всём городе вырубилось электричество.
Альварес лежал спокойный, будто уснувший. Если бы не кровь, можно было бы подумать, что он устал и прилёг отдохнуть.
17.5. Великий Четверг
«Прекратите обстрел замка!»
«Хищники и люди могут жить в мире!»
«Достойные – достойны жизни!»
«Война – неправильное решение!»
С этими лозунгами люди вышли на улицы. Их разгоняли и арестовывали. Начались массовые беспорядки. Всё это мы узнавали из интернета по мобильным телефонам.
Вокруг замка творилось чёрт-те что, а я отсиживалась в убежище. Меня затолкал сюда Дэн, а сам ушёл драться, сказав:
– Я за тебя в ответе, Нитка. Ты должна выжить.
Вообще-то, мне бы хотелось, чтобы он тоже выжил, потому что... Ну, не знаю, почему. Просто хотелось и всё. Просто эта наглая рыжая физиономия с белыми поросячьими ресницами стала мне родной... хоть помирай без него. Что нитка без иголки? Только петелькой завязать и повеситься.
Карина кормила из бутылочки ребёнка, Регина баюкала своего младшего, то и дело подзывая к себе старших детей, норовивших забиться в дальний угол убежища – как клуша своих цыплят. В убежище собрались в основном небоеспособные обитатели замка: мамаши с детьми, молодые девушки, подростки. Удобнее всех была устроена Вика – на надувной кровати, остальные довольствовались стульями и скамейками.
И в этом курятнике мне приходилось торчать, несмотря на то, что я была вполне боеспособной. А может, плюнуть на всё и пойти в бой? Схлестнуться с людишками, которые обрекли нас с Дэном на уничтожение... Скамейка уже жгла задницу. Сколько можно отсиживать её здесь?
Я обдумывала эту идею, когда Вика вдруг громко застонала, схватившись за живот. Так, ещё родов тут не хватало. Опытные мамаши сразу насторожились:
– Что? Схватки?
– Не знаю... – Вика, морщась, пыталась улечься удобнее. – Может, ложная тревога... Рано ещё, полтора месяца до срока...
На несколько минут она вроде успокоилась, но потом снова застонала – ещё громче.
– Ой-ой-ой, мамочки!..
Карина, встав, подошла ко мне:
– Так... Ну-ка, подержи, пожалуйста.
Я машинально взяла у неё ребёнка, не сводя взгляда с испуганного лица Вики. Карина извлекла из-под стула серебристый чемоданчик, достала оттуда флакончик с резко пахнущей жидкостью и протёрла ею руки до локтей, обсушила салфеткой и надела перчатки.
Через пять минут Вика лежала с раздвинутыми ногами и стонала, а Карина, как готовый ловить мяч голкипер, примостилась перед ней.
Ребёнок кряхтел и похныкивал у меня на руках, и я, успокаивая его, покачивалась из стороны в сторону. Уже шёл второй час мучений: убежище превратилось в родильный зал, опытные мамаши давали Вике советы, как дышать, как тужиться, а она кричала всё громче.
Господи, ну когда же всё это кончится?..
Да, теперь я понимала мужчин, которые брякаются в обморок, присутствуя при родах. Меня саму уже начало потряхивать. Ужас... Когда же ребёнок выберется из Вики?
Убежище было наполнено криками, и напряжение звенело в воздухе. У всех болели похолодевшие спины, а у меня затекли руки, держа ребёнка; самой спокойной и деловитой была Карина, и все слушались её беспрекословно, бегая по поручениям. Вода, полотенца, ширма – всё приносилось по одному кивку её изящной темноволосой головки. Кровать с роженицей отгородили ширмой, но мне с моего места было видно почти всё. Впрочем, я старалась смотреть пореже...
Нет, я не выдержу, я сейчас сползу на пол. Но ребёнок! Куда я его дену? Карина доверила его мне... Вот наказание... А там, за ширмой, похоже, что-то шло не так.
– Положение плода неправильное, попытаюсь исправить, – сказала Карина.
Она забралась рукой прямо ТУДА... Нет, на это лучше не смотреть.
Дикий крик Вики надорвал всем перепонки.
– Всё, всё, – успокаивал голос Карины. – Всё хорошо, теперь всё правильно. Продолжаем...
Уфф... Я просто вся окаменела от напряжения. И не одна я. Господи, ну пусть всё это побыстрее кончится!..
На двенадцатом часу этого кошмара раздался писклявый крик. Нет, это уже не Вика... Кто же? Неужели? Неужели всё?!
– А вот и мы, – сказала Карина с улыбкой в голосе. – Вика, поздравляю с дочкой.
Всё...
Перед глазами всё затянулось мутной дымкой. Нет, только не падать, я же уроню малыша! Упираясь обеими ногами в пол и прижимая к себе ребёнка, я изо всех сил держалась в вертикальном положении. На лице расползалась улыбка. А что же я всю дорогу не выпускала кроху из рук? Можно было б, конечно, на стул положить... Даже в голову не пришло. Ну да ладно...
17.6. Великая Пятница
Даже у достойных, наверно, есть предел...
Бой не прекращался третьи сутки. Атака за атакой, и людей не становилось меньше. Без отдыха, без пищи, на пределе возможностей мы защищали замок, но людям удалось пробить ворота, и нам пришлось выйти за стены, чтобы не допустить противника внутрь.
Моё видение стало явью. Горящая земля, смерть и кровь, красные кусочки обожжённой глины.
Никита, лежащий на этой обожжённой земле с вывернутыми наружу кишками.
Нет, это не он, это просто поразительно похожий на него парень, совсем пацан... Человек. Страдание в его глазах. Он не хотел умирать. У него мама... Младший брат. Девушка в белой юбке... Маленькая жизнь, зародившаяся в её чреве. Кого малыш назовёт папой?..
Я опустилась возле парня на колени и заправила вывалившиеся кишки внутрь, приложила сверху руки и закрыла глаза.
И в поясницу мне ворвался ад.
Солдатик, решивший, что я убиваю этого парня, стоял с победным видом. Это он всадил мне пулю в спину. Мои руки всё ещё лежали на ране, силы вытекали из меня, процесс исцеления шёл... Если я оторвусь, парень умрёт. И у малыша не будет папы.
Ещё одна пуля – в лопатку. Третья – в бедро. Я отключаю боль, её нет. Нельзя отрывать рук, нельзя тратить силы на удар невидимой волной, ничего нельзя. А солдатик выхватил у меня мой меч. Взмах...
Парень жив? Да, он жив. Рана исцелена, у малыша будет папа. Я вижу всё поле боя сверху, не чувствуя тела, вижу Каспара – он летит ко мне, крича. Выстреливший в меня солдат уже лежит на земле, а исцелённый мной отползает.
Рядом Леледа, она обвивает меня, переплетаясь со мной. А из груди обезглавленного тела с ослепительным золотым сиянием вылетает жук. Он вьётся и кружится, танцует в воздухе, а к нему уже летят кошачьи глаза. Огромная чёрная кошка с седым ухом материализуется из ниоткуда, прыжок – и жук исчезает в её пасти.
Каспар стоит на коленях над телом. Подбирает голову, гладит её лоб, пропускает между пальцами седую прядь волос, и по его лицу струятся слёзы. Стиснув зубы, он рычит... БОЛЬ. Боль и горе ослепляют его. Паутина стонет и кричит, и все достойные чувствуют это... А я чувствую их боль. Они устали, смертельно устали, но то, что произошло, поднимает их... Призыв Каспара, его крик по паутине, страшный клич – и они готовы... По команде все хищники вжимаются в землю, и из груди достойных рвётся их гнев и горе, распространяясь волной по всему полю. Все люди лежат, техника убита, а беззвучная волна идёт дальше – по миру...
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2010/09/28/1526